Аннотация: Черновик, пока не знаю, что выйдет. Эпилог приключений эльфийки Мирриэль для тех кто ждет ХЭ.
В огромном воздушном зале было мало места. Собравшиеся бессмертные тихонько перешептывались, не желая применять ментальную речь. В этом зале обычно проходили занятия с несколькими юными, но сегодня... Сегодня были вызваны все, все, кто смог добраться до Вечного дворца вовремя. Многие из них уже давно не появлялись в этом прекрасном месте и не виделись с подобными себе. Все были изолированы, каждый в своем мире, и теперь, совершенно не отдавая себе отчета в том, что они делают, просто радовались возможности пообщаться с такими же, как они сами, поделиться своими достижениями, погоревать о своих промахах. Они жужжали, словно растревоженный улей. Но все звуки смолкли, все головы склонились, все умы очистились, едва открылась резная дверь и вошел Вестник.
- Дорогие друзья, мы собрали вас...
Гул возобновился, творились небывалые дела. С начала времен никогда не собирали в Вечном замке несколько групп, обучавшихся отдельно.
- Я прошу тишины!
- Вестник, что происходит? По какой причине мы все здесь? Такого никогда прежде не бывало... Где Всемогущий?
- Он сейчас прибудет. Успокойтесь. Я все вам объясню.
В огромном зале с ажурными колонами повисла тишина.
- Итак, вы здесь для того чтобы присутствовать на судебном разбирательстве. Это первый суд, который пройдет в таком... расширенном составе. Я бы сказал, что это показательный процесс. Дело в том, что был нарушен запрет, с которым вас всех отправляют в бесконечность, по окончании обучения.
- Падшие, - прозвучал взволнованный шепоток.
- Именно так.
- Но это не такая уж и редкость, в каждом выпуске находится один-два безумца, готовых пожертвовать всем ради минутной слабости...
- Это дело не совсем обычно тем, что были нарушены сразу оба запрета. Их было трое в одном мире.
Толпа взволнованно выдохнула, бессмертные стали переглядываться и перешептываться. Творились небывалые дела. Такого не было никогда. Иногда нарушали один из запретов, но так чтобы оба одновременно.
- Тишина, тишина... Уважаемые, будьте внимательны. Я пришел сюда, именно для того. Чтобы ввести вас в курс дела и предотвратить нарушение тишины, когда процесс начнется. Я дам вам некоторое время, чтобы вы обсудили между собой эту новость и подготовились. Когда в эту дверь войдет Всемогущий, хотелось бы рассчитывать, что никто из вас не станет выказывать каких-либо эмоций и нарушать тишины. Не хотелось бы, чтобы этот процесс затянулся.
Вестник поклонился слушателям и покинул зал.
- Раньше такого не было, - раздавались приглушенные голоса по всему залу.
- А как обычно наказывают падших? - спросил кто-то из юных.
- Обычно, - поморщился опытный бессмертный. - Обычно их приговаривают к длительному заключению, после которого, их... стирают, все стирают: эмоции, мысли, знания, жизнь. Создают другую личность и начинают обучение сначала. Так поступают обычно...
- Какой ужас, - воскликнула юная, стоящая рядом. - Зачем подвергать себя такому наказанию, ради того, чтобы... просто пасть? Я не могу понять... Зачем они это делают? Они безумны... Я уверена, что стирание - это лучшее, что можно для них сделать. Они явно страдают, им нужна помощь...
- Помощь? Им? Не проявляем ли мы излишнего милосердия к ним? Это дурное племя, их надо искоренять, вырывать с их гнилыми корнями и топтать ногами, чтобы они никогда не могли возродиться в колесе Жизни.
- Нас учили снисходительности и пониманию, и такой процесс, должен послужить наукой всем. Мы должны с благодарностью принять этот урок Всемогущего.
- И сделать выводы.
Некоторое время еще продолжалось обсуждение. Но к моменту, когда открылись створки резных дверей, в зале уже царила тишина, бессмертные уже вернули свою невозмутимость и общались ментально, разбившись на небольшие группы.
Высоко подняв голову в зал вошел Всемогущий. В едином порыве склонились все до единой головы. Для любого из присутствующих, этот старец - был отцом, наставником, примером. Его авторитет был непререкаем, никто не смел даже взглянуть на него, без его на то позволения. И сейчас, они действовали в едином порыве, каждый из них вспомнил, свой первый урок, вспомнил первый промах, первую удачу, первый экзамен, первое задание. Все они снова были просто Юными, впервые стоящие перед своим Всемогущим учителем. Смущенные, благодарные, полные надежд, страхов и мечтаний. Вечность назад это было... Вечность...
Старец занял свое место на мягких подушках в центре зала. В звенящей тишине, даже в самом дальнем углу бесконечного зала, был слышен шорох его белоснежных одежд. Он поднял свои бесцветные глаза на учеников, обвел их строгим, но любящим взглядом. Все они были его учениками, его детьми. Он помнил каждого из них, знал все их слабые и сильные стороны. Знал кто из них сейчас добрый и мудрый правитель, кто стал кошмаром для целого мира. Кто наслаждается своим всемогуществом, кого оно тяготит. Он видел это все в них, еще когда они были его учениками, когда он видел их в первый раз. Но даже он не мог предугадать, кто из них решиться пасть. Этого он не мог в них видеть, не мог понять. Он прикрыл глаза вспоминая тех троих, что сейчас будут введены в этот зал, закованными в кандалы. Он вспомнил как первый раз увидел Элирию. Она не была ослепительно красива, но среди равных она выделялась лишь одним, глазами. Но не это стало причиной, по которой он сразу выбрал ее из десятка других Юных. Она была одной из немногих, кто, даже склоняя перед ним голову, умудрялся смотреть ему в глаза. Да, таких было немного. Он улыбнулся своим воспоминаниям. Он сразу понял, что она станет его любимицей. Такая упрямая, такая целеустремленная, такая настырная, такая любопытная... Из тех сотен юных, что он обучал, она выделялась всегда. Он вкладывал в ее буйную голову знания, но она никогда не была лучшей. Она всегда спорила и сопротивлялась. Она всегда хотела чего-то большего. Он тысячи раз заставал ее уснувшей в библиотеке над каким-нибудь томом, которого не было в программе изучения, но совершенно пренебрегала обязательными заданиями. Вскоре ему пришлось защищать ее от других юных, ибо она никогда не лезла за словом в карман и легко выходила из себя, не стесняясь применять тайные знания и забытые заклинания в поединках. Она легко справлялась с тремя-четырьмя противниками, тогда они объединились против нее все. На следующий день она пришла на занятия с высоко поднятой головой, чем вызвала, недовольное гудение группы, она высокомерно прошла мимо них всех, даже не глядя в их сторону. Но от его глаз не укрылось заклятье, которое поддерживало ее. Быстро распутав хитросплетение чар, он увидел, все ее раны, он увидел, что она едва смогла наколдовать свое выздоровление, он увидел ее в луже ее собственной крови и услышал насмешки и издевки окружавших ее юных. Он не подал вида. Так и повелось. Она лезла на рожон, но не сгибалась, не сдавалась. Так прошли годы ее обучения. Она всегда была одна. Одиночка. Ему было так грустно смотреть на нее... Но никогда он не увидел в лучистых бирюзовых глазах даже намека на раскаянье или сожаление. Она говорила, что думала, и поступала, как считала нужным, несмотря ни на что, вопреки всему, даже здравому смыслу. Любому общению с другими бессмертными она предпочитала неподъемные тома в библиотеке. Она ела за книгами, она спала за книгами, она познавала жизнь по книгам. То и дело, он советовал ей те или иные книги и с радостью вступал с ней в рассуждения после прочтения их. Она разговаривала только с ним. После десятков лет обучения, она так и не смогла найти общего языка с другими Юными, она разговаривала только со своим старым учителем, когда он находил для этого время. Его это и радовало, и огорчало. Ее перестали замечать, она стала изгоем, но это ее ничуть не угнетало, ей было все равно, она была выше этого, она была другой. Когда обучение их группы было завершено, их ожидал лишь последний бал, Всемогущий принял единственно верное решение: он провел последнее занятие, а после, попросил ее задержаться... и сделал то, что должен был сделать... он стер ее... Стер и решил, что ей потребуются совсем другие воспоминания об обучении, и он дал ей радужные и счастливые воспоминания. Теперь она помнила лишь, что ее все любили, поддерживали и угождали. Он никогда не забывал о ней. Таких учеников у него было так мало. За всю вечность, среди сотен Юных, таких было не больше десятка. И вот теперь трое из этого десятка ожидают его суда. Он вспомнил Орлена, его доблесть, честность, уравновешенность и стремление к справедливости. Чистый взгляд голубых глаз, живой ум и уверенность в собственной правоте. Он тоже никогда не отводил взгляда. Теперь он понимал, как были похожи эти двое. Только его дружелюбие, сделало его любимцем всего курса. Ему не пришлось стирать память, его воспоминания и так были очень радужными. А еще была Калисто. Жгучая брюнетка. Яркая, живая, вызывающе надменная и в то же время безупречно женственная. Она была тонким манипулятором. Постепенно ей подчинился весь курс. За все время обучения, даже ему Всемогущему, так и не удалось ни разу ее уличить в каких-либо проказах и выходках, ее вину всегда брали на себя другие. Она была тайным лидером, и ее устраивала такая роль, она упивалась своим могуществом. Она привыкла получать все и сразу, она не терпела неповиновения или инакомыслия. Все должны были быть ее верными слугами и последователями. Другого выхода у них не было. Она была той, по указу которой издевались над другими, приводя их к общему с ней знаменателю, ломая и подчиняя, к концу курса она была всеобщей королевой.
Они все были из разных курсов. И вот как сложилось. Что же их побудило? Он сдержал тяжелый вздох. Нет, пора заканчивать этот затянувшийся эксперимент с обучением бессмертных богов, пора закрывать лабораторию, больше никаких Юных. Все это потеряло смысл. Видимо, не суждено ему воспитать достойного приемника, не осуществиться его мечте. Придется так все и оставить. По окончании этого суда, он отнимет у них всех все их могущество, вернет себе все частицы своей души, которые он вкладывал в каждого из них, создавая. Он не смог, не справился. Из сотен, лишь десяток был достоин, все остальные - просто... бездушные големы, хорошо обученные, наделенные силой, но пустые. А из этого десятка, осталось лишь трое. Трое последних. Которых сейчас введут в этот зал. Что же... Он останется единственным Всемогущим и Вечным. Может быть потом, когда эта боль пройдет, он попробует еще раз. Но сейчас пора заканчивать.
- Введите их, - спокойно произнес он недрогнувшим голосом.
Дверь открылась. Первая в зал вплыла Калисто, блистая своей жестокой красотой и смертельной опасностью. Даже сковывающие ее движения оковы, не делали ее менее привлекательной. Старик внимательно смотрел на реакцию окружающих его учеников. Мужчины едва сдержали возгласы восхищения. Он даже стал опасаться, что может подняться бунт, когда он объявит свой приговор этой красавице, но быстро успокоился, даже их совокупного мастерства не хватит, чтобы противиться ему, да и умертвить их будет делом простого щелчка пальцами.
За Калисто должен был идти Орлен. Но, к удивлению, Всемогущего, он шел не один. Мальчишка посмел ослушаться его приказа. С легкой усмешкой на губах он бодро шагал вперед, держа под руку, улыбающуюся Лири. На их руках не было оков. Они были свободны. Но спокойно шли к месту своего суда, он не видел в их глазах страха или раскаянья, он не видел их глаз. Они смотрели друг на друга, при каждом шаге соприкасались их тела, и с каждым шагом они ближе прижимались друг к другу, не обращая внимания на окружающих. Когда они подошли к возвышению в центре, Орлен нежно обнял Элирию за плечи.
Его голубые глаза обратились к Всемогущему, и он добродушно произнес:
- Прости, нас, отец, за нашу вольность. Но, я думаю, всем в этом зале понятно, что нам осталось не долго, а я не хотел оставлять Лири одну, я хотел быть рядом с ней все оставшееся нам время, мы и так потеряли столько времени. Не будь строг. Лири легко сняла с нас оковы, она много раз это делала во время обучения, так что для нее это не составило большего труда. Я не смог отказать себе и ей в удовольствии, быть рядом, чтобы нам не было вами уготовано, мы с радостью примем наказание, но только вместе.
Орлен озорно улыбнулся, привлекая к себе девушку. Лири светилась от счастья. Ее необычные глаза на мгновенье встретились с глазами учителя, но вместо почтительного поклона, она лишь слегка склонила голову, и вновь, с обожанием смотрела на обнимающего ее мужчину. Орлен же склонил голову в поклоне, но потом тут же прикоснулся к бледной щеке Лири и что-то прошептал ей на ухо, она улыбнулась ему. Они встали рядом с закипающей от гнева Калисто.
- Что же, - всемогущий сдержал негодование. - У меня нет причин вас наказывать за этот проступок, мы здесь будем судить вас за другие деяния. Итак, начнем с Калисто. Объясни мне, дитя, почему ты пренебрегла моими наставлениями и, вопреки запретам, пала, приняв образ хоть и бессмертного, но видимого существа в одном из миров? Разве забыла ты мои уроки, о том, что боги должны оставаться богами: великими, могучими, бессмертными и безликими?
Калисто хотела что-то сказать, но грозным взглядом, учитель приказал ей молчать.
- Это лишь один вопрос, Калисто. Второй вопрос, почему ты выбрала именно тот мир, в котором уже был один из моих учеников? Или ты не знала, что мир занят? Ты не почувствовала присутствия Элирии?
- Я знала, учитель, что она там. Я спустилась в тот мир за ней. Я хотела уговорить ее вернуться, отказаться от своей губительной затеи. Я хотела ее спасти, - Калисто смиренно склонила голову, отвечая на вопрос Всемогущего. - Но она... она обманула меня, она смогла столкнуть меня с дороги благодетели, по которой я шла, наставленная тобой. Я была смущена и напугана, она угрожала мне... Я осталась лишь под воздействием ее силы и странной магии.
Лири и Орлен переглянулись улыбаясь, мужчина прижался губами к волосам девушки и опять ей что-то прошептал. Всемогущий же, закатил глаза и нетерпеливо прервал говорившую.
- Хватит лжи, Кали. Я прекрасно знаю все. Не забывай, что я воспитал каждого из вас и мне известны все ваши способности. Элирия никогда не обладала даром убеждения, ей и простое общение-то с трудом давалось. Так зачем ты ступила на ту землю?
Калисто сверкнула глазами.
- Осознанно, учитель. Я увидела Лири и решила с ней поиграть, как было во время обучения. Мне так нравилось играть, учитель, но вы были непреклонны: "Двое бессмертных в одном месте - это слишком много", так вы нас учили, а мне хотелось вновь ощутить это упоение, когда ты подчиняешь себе другого, равного, а не этих безмозглых, мелких, ничтожных тварей, которые населяют эти малюсенькие мирки. Я знала, что я способна подчинить себе кого угодно, вот я и решила...
- Ты всегда была одержима жаждой власти, Кали. Я знаю это, - кивнул учитель. - Ну и как? Получилось?
- Не совсем, учитель. Я не успела, мне помешал он, - она кивнула в сторону Орлена. - Он появился и все испортил. Точнее, я потеряла интерес к Лири, он стал моей навязчивой идеей.
Учитель кивнул, в знак того, что он понимает и обратился к Орлену:
- А что мне расскажешь ты? Как ты оказался в том же мире, ведь ты был уже третьим бессмертным, почему тебя это не остановило?
Орлен улыбнулся, ничуть не смутившись.
- Все просто, Всемогущий. Я знал, что в этом мире двое бессмертных и мне стало просто интересно, чем их так привлек этот мир, что они нарушили оба строжайших запрета. Это было стремление все исправить, образумить их, пока не случилось беды. Я приблизился, чтобы рассмотреть происходящее и увидел лесное озеро. На берегу лежала девушка, я сразу понял, что она одна из бессмертных, она читала книгу, с упоением переворачивая страницу за страницей. Легкий ветер трепал ее распущенные светлые волосы, а она, то и дело отвлекаясь, поправляла выбивающиеся пряди, закладывая их за уши. Я долго наблюдал за ней, и понимал, что никогда не видел ничего подобного. Ничего такого простого и в то же время захватывающего. Дочитав, она отложила толстый том и легла на спину. Она сорвала свежую зеленую травинку и стала ее жевать, наслаждаясь моментом. От удовольствия, она прикрыла глаза и улыбалась. Тогда я понял, что мне не понять ее, не понять того блаженства, которое она испытывает, и, внезапно, я ощутил, непреодолимое желание понять. Она открыла глаза и улыбаясь обратилась к небу: "Где же ты? Я так тебя жду. Ты так нужен мне". Она не могла меня почувствовать, она говорила с небесами. У меня по телу побежали мурашки, когда я увидел ее удивительные глаза. Цвета океана. Я готов был в них тонуть. Уже в тот момент я принял решение, я хотел присоединиться к ней на этом берегу, я хотел слушать, как она читает, я хотел дотронуться до нее. Я понял, Всемогущий, что, обращаясь к небу, она звала меня, я не мог не откликнуться на этот зов, это было сильнее меня. Я все еще любовался ею, когда на поляне появились эльфы, она приветственно им помахала и поднялась с травы. Забросила на плечо свой лук и колчан, прижала к груди тяжелый том и скрылась в тенистом лесу, окруженная улыбчивыми, дружелюбными спутниками, которые, похоже, ее боготворили. Я не смог улететь. Я наблюдал за всем происходящим в том мире некоторое время. Я видел их ссоры, я видел, как Лири пыталась образумить кровожадность Кали, видел, как она помогала всем обитателям того мира, как она учила их. Я понимал, что она не сможет противостоять хитрости и безжалостности Кали, и я решил ей помочь. Я пал, Всемогущий, чтобы быть рядом с Лири, я откликнулся на ее зов.
- Что это был за зов, Орлен? - удивленно поднял бровь Всемогущий.
- Я не знаю, учитель, - Орлен улыбнулся. - Но противостоять этому было выше моих сил. Я знал, что должен быть рядом с ней. Всегда. А что это было, как я это понял - я не знаю. Но мне жаль всех тех, кто никогда не слышал подобного зова, чем бы это не закончилось для нас, Учитель, я ни на секунду не сожалею о том, что тогда сделал. Каждое мгновение, проведенное с ней, - он нежно прикоснулся ладонью к щеке Лири. - Стоит моего падения, стоит тысяч любых наказаний.
Его голубые глаза светятся нежностью, встретившись с глазами Лири. По залу проносится робкий гул непонимания. Учитель тоже удивлен, он знает, о чем говорит его ученик, когда-то очень давно он испытывал нечто подобное к одной из смертных, но своим ученикам, он никогда не прививал этого чувства, они не должны были понимать и испытывать любви к противоположному полу, потому что это больно. Ему было больно, он хотел оградить своих учеников от такой участи. Видимо, это еще одна ошибка, видимо, совсем искоренить это чувство у него не получилось, или получилось, но не во всех. Впрочем, любопытства, жестокости и стремления к справедливости он им тоже не прививал. Они должны были быть бесстрастны и отстраненны, должны наблюдать, но не вмешиваться. Все это он задумывал лишь для того, чтобы получше разобраться во всех хитросплетениях, составляющих жизнь. С его стороны это была жажда познания. И вот теперь все вышло из-под контроля.
- Элирия, ты была первой в том мире. В отличии от двоих других, ты нарушила лишь один запрет, ты пала. Что заставило тебя? Почему, зная, о неминуемости наказания, ты пошла на это?
Лири смотрела прямо на него. Она не улыбалась, казалось, что она отстранилась от всего, вернулась в далекое прошлое, пытаясь вспомнить.
- Я увидела то самое озеро, на берегу, которого потом увидел меня Орлен. Это было чудесно. После долгих странствий, мне так захотелось почувствовать твердь под ногами, ощутить прохладу воды, прикосновения нежного ветра. Я захотела вспомнить, что значит быть живой...
- Вспомнить? Лири, никто из моих учеников никогда не был живым, в том понимании этого слова, которое ты вкладываешь в него. Вы лишены возможности чувствовать, все вы.
Она сверкнула на него глазами, а потом рассмеялась.
- Ты истинный отец, Всемогущий. И как любой родитель, не можешь почувствовать момент, когда твои дети, вдруг изменяются и перестают быть просто детьми, и начинают выбирать сами свой путь. Ты пытался нас оградить, защитить, но... Стремление к познанию взяло верх. Вспомни, как много книг в нашей библиотеке, вспомни, сколько времени я там проводила... Я нашла их. Нашла, те книги, что ты скрывал от других, книги о людях, о чувствах. Нежность, доброта, любовь... Ты считал, что мы этого не поймем, что нам это не дано? Почему? Почему ты посчитал, что мы не должны чувствовать? Когда я увидела тот мир, то озеро, когда к моей чешуе прикоснулась его холодная гладь, я поняла, как многое мы теряем, отказываясь от эмоций, не зная чувств. Но я решила остаться там, лишь когда увидела эльфов, которые мною любовались, когда я прочла в их глазах восхищение. Я решила, что они достойны того, чтобы получить наши вековые знания, я хотела им помочь, научить их тому, что знала сама и научиться у них... Научиться тому, от чего ты нас ограждал. И они научили меня, - она лучезарно улыбнулась. - С ними я все поняла, я смогла смотреть на все другими глазами, я познала дружбу, преданность, мною восхищались, не зная, что я среди них. Они научили меня ценить тепло огня, вкус еды, красоту природы, а еще меня научили принимать неизбежность смерти. С ними мне было и весело, и грустно, я была счастлива охотясь в лесу, я плакала, слушая их песни. Они дали мне многое, но кое-чего я не могла найти и познать, а мне этого так хотелось. Но я не могла полюбить никого из них, ведь они были просто одними из существ, каких многие тысячи. Именно поэтому, я тогда обратилась к небесам, я ждала любовь. И любовь меня нашла. И тогда я поняла, что я действительно стала живой. Настоящей... Понимаешь, всемогущий.
Она крепче сжала руку Орлена в своих руках и одарила его нежным взглядом. Старец хотел что-то сказать, но она не дала ему начать.
- У меня тоже есть вопросы. Почему ты решил, что мы сможем быть богами, если мы не умеем любить и ненавидеть? Как можно решать чужие судьбы, если у нас нет опыта жизни? Как можем мы ценить то, чего никогда не имели? Ты выпустил в бесконечность жизни всемогущих, но совершенно пустых богов! Ты сделал ошибку! Все мы никудышные боги! Мы сможем быть праведными только когда испытаем на себе все тяготы и лишения жизни, мы сможем ценить жизнь, только когда будем знать, что такое смерть! Мы сможем дарить любовь, только познав, что это такое! Ты жестокий и недальновидный, замкнувшийся на собственном горе старик. Мне жаль тебя! - Она вырвала свою руку, из сжимавших ее рук Орлена и в мгновение ока оказалась на возвышении в центре зала, рядом с разбросанными по нему цветными мягкими подушками. - Мне жаль вас всех, несчастные! Вы все, словно калеки в мире полном живых и здоровых людей, вы слепцы среди зрячих, вы безумцы, наделенные великой силой, не умеющие ее правильно применять, не знающие куда ее приложить! Мне жаль вас! В своем пустом бессмертии, вы никогда не познаете смысла жизни, вы никогда не сможете постичь ее ценности и никогда не поймете почему ни я, ни Орлен не жалеем ни о чем, для вас это так и останется загадкой, вечной тайной...
- Хватит, - резко остановил ее старец. - Прекрати! Ты говоришь о вещах, в которых ничего не понимаешь! Что ты можешь знать о смысле жизни, девчонка? Ты же...
Она вскинула бровь и бросила на него уничтожающий взгляд.
- Кто? Ну, давай, скажи им правду, наконец! Всем им! Скажи им кто они!
Он поднял на нее бесцветные глаза. Обвел взглядом собравшихся вокруг него учеников и прошептал несколько слов. Лири смотрела на него в упор, а когда она сморгнула и оглянулась, замерла.
- Что ты сделал? - она нахмурила брови.
- Я остановил время. Им не нужно слышать, то, о чем я хочу поговорить с тобой. Когда мы окончим, я запущу время.
- Что тебе нужно? - она зло прищурилась, занимая более выгодную позицию для атаки.
- Мне нужна ты, - он устало прикрыл глаза. - Я наконец-то смог добиться результата, ты... Ты именно то, что мне было нужно, именно такого результата я ждал, кто бы мог подумать, что я получу это в последний момент...
- Ты еще ничего не получил!
- Ты не понимаешь? Я объясню!
Он порывисто поднялся с мягких подушек с неестественной для такого возраста ловкостью. Уже через мгновение рядом с ней стоял смуглый, привлекательный, черноволосый мужчина лет 30-35 не более того. Она прищурилась, рассматривая его. Он был молод и силен, это не было иллюзией, его выдавали только глаза, они так и остались бесцветными и бесчувственными.
- Ты все вспомнишь! Я дождался. Я смог. Я обещал, что верну тебя! Теперь уже навсегда!
Он схватил ее за тонкое запястье и привлек к себе, он попытался ее поцеловать, но она ударила его и вывернулась из хватки.
- Вспомню??? Я вспомнила все, что касалось моего существования, когда пала. Твое стирание не подействовало. А вот то, что касается ее жизни я не могу вспомнить, идиот! Я не она. Она умерла! Давно умерла! Я другая! Ты не понимаешь! Ты так и не понял ее... Вспомни ее письма, она писала тебе, что приняла решение, она писала, что познала тайну тайн. Она писала тебе о смысле жизни... а ты так и не смог этого понять! Она хотела умереть, потому что единственным смыслом жизни является смерть! Только она насыщает жизнь, придает ей вкус. Лишь осознание конечности делает ценным каждый день, каждый миг! Лишь зная, что ты все потеряешь, ты можешь истинно наслаждаться каждым моментом. Бессмертие делает тебя пустым, ничтожным и бесчувственным... Она отреклась от бессмертия, она предпочла умереть, она выбрала не тебя, а смертного, а что сделал ты? Ты струсил, ты просто трус! Ты хотел ее воскресить, создавая ее клоны, а мужчины, зачем ты создавал их?
- Я хотел обрести приемника, я хотел все исправить, я хотел...
- Исправить, - Лири улыбнулась, в ее глазах полыхал безумный огонь. - Так ничего не исправишь. Единственное, что ты можешь сделать - это умереть!
- Ты говоришь, как она.
- Она понимала это. Она ждала тебя недолго, но ждала. Я не она, Бран, не она. Я лишь читала ее письма. Я нашла твой тайник в библиотеке, я все знаю о тебе и о ней. Знаю, как ты любил, знаю, как страдала она. Ты же предложил ей бессмертие, но она отказалась и предложила тебе смерть. Но ты испугался. И потом лишь наблюдал, как она живет и умирает без тебя. Ты же так больше никогда и не показался ей. Она прожила свою жизнь, без тебя, а ты мучился от ревности и все равно не сожалел о своем малодушном решении. Ты видел, как она вышла замуж, видел, как родились их дети. Ты ненавидел его, за то, что он делит с ней ложе, а не ты... Но даже тогда ты не решился. Ты видел, как выросли ее дети. Видел, как она состарилась. Видел, как она умирала. Но даже тогда, даже слезы не смыли пелену с твоих глаз! Ты видел, как ее хоронил ее смертный муж, ты видел, как он умер спустя год, не перенеся разлуки с возлюбленной, ты завидовал ему и ненавидел, но даже такого доказательства их любви тебе было мало, ты всегда считал, что придет время и она одумается и позовет тебя, но даже на смертном одре она думала о муже и детях, она забыла тебя, а ты... Ты продолжал читать ее письма. Письма, которые ты писал себе сам... от ее имени! Ведь она написала тебе всего три первых письма, и больше она никогда не вспомнила о тебе! А потом их прочитала я. Я все правильно говорю, учитель! Ведь такова была твоя судьба? А потом ты решил все повторить. Ты решил, дать себе и ей еще один шанс и создавал нас. Женщины, одна из нас, рано или поздно должна была напомнить тебе ее и тогда... Ты бы оставил приемника вместо себя и наконец решился прервать свое бренное, бессмысленное, пустое, тоскливое вечное существование и прожить обычную жизнь, начать все с начала. Безумец, ты пытался бежать от любви, но от нее нет спасения! Теперь ничего не исправить! Она не любила тебя, не она была твоей судьбой, но, чтобы это понять, нужно почувствовать, что у тебя нет вечности. Нужно рискнуть. И тогда тебе повезет! Но не со мной! Моя любовь меня уже нашла, и никто не сможет нас разлучить, никогда! Я всегда буду любить только его! А ты, - она высокомерно смотрела на мужчину, возвышающегося над ней. - Попытай счастья с кем-нибудь другим.
- Лири, я... - он взял ее за локоть и сжал пальцы, так что у нее на руке появились его отпечатки. -Я оставлю его своим наместником. Ты спасешь его. Ты же знаешь, что иначе, вы оба умрете, навсегда, Лири. Спаси его. Будь со мной! Давай проживем смертную жизнь вместе, а потом ты сможешь вернуться к нему.
Она с силой ударила его в сгиб локтя и освободила руку.
- Ты не понимаешь? Ты такой же как Кали... Уже не имеет значения умрем мы или нет... Мы уже нашли друг друга, и теперь, сколько бы оборотов не сделало колесо жизни, мы найдем друг друга и снова будем вместе. У тебя нет ни возлюбленной, ни приемника, у тебя нет ничего, Бран! Ты не можешь мне предложить что-то, потому что у тебя ничего нет из того, что мне нужно! Ты проиграл! Равновесие бесценно. Даже ты, Всемогущий, не можешь спорить с ним.
- Но я ведь убью вас, обоих... - он терял уверенность на глазах, и вместе с уверенностью, его тело покидали силы, он вновь превращался в дряхлого старца.
- Ты думаешь меня этим напугать? Я умирала сотни, тысячи раз, и я помню каждый раз. Для меня смерть станет желанным облегчением, когда я вернусь в колесо жизни, моя память наконец-то будет очищена и я смогу не думать о всех своих рождениях, смертях, взлетах и падениях. Я стану истинно свободной! Смерть освободит меня и его! Ты думал я буду молить о прощении, ради твоего благородного дара бессмертия? Подавись! Мне это не нужно! А теперь, давай продолжим этот бессмысленный фарс!
Она подошла к Орлену и прикоснулась губами к его щеке.
- Скоро все окончится, любимый. Мы будем свободны!
Старец занял свое место на подушках и позволил времени течь. Он понял, что снова проиграл. Ничего не вышло. Лири - не та, кого он хотел вернуть. Она другая, их нужно отпустить. Он склонил голову, позволяя горечи наполнить его душу.
- Калисто, - вновь, заговорил он. - Ты не только приняла облик смертного, ты не только стала второй бессмертной в том мире, кроме всего прочего, ты лишила Элирию бессмертия, на некоторое время сделав ее простой смертной. Такого не бывало прежде, и я надеюсь, после сегодняшнего суда, никогда больше и не будет.
- Учитель, это все из любви к Орлену. Я лишь хотела, чтобы он полюбил меня.
- Возможно. Но это не оправдывает тебя. Ты была создана бессмертной и всемогущей, для того чтобы править мирами, а не жить в них и убивать себе подобных. Я признаю тебя виновной. Ты знаешь, что достойна наказания, я дам тебе возможность выбрать самой кару для себя. Но, выбирая, ты должна знать, что ты, как личность должна быть уничтожена.
Красавица Кали упала на колени и разрыдалась. Она заламывала руки и преклонялась на нижней ступени пьедестала с подушками.
- О, Всемогущий! Молю, оставь мне это тело. Сотри мою память, дай мне возродиться в твоем величественном сиянии, но только в этом теле... Молю...
- Тебя не волнует, что я сделаю с твоей душой? Тебя волнует лишь твое тело?
- О, Всемогущий, душа - это такая малость, я смогу прожить и вовсе без нее, а вот прекрасное тело - это большая редкость. Посмотри же, я прекраснее любой в этом зале, мне нет равных, я - само совершенство...
Она могла бы еще долго продолжать, но ее остановил злой оклик учителя.
- Мне жаль, Кали, что даже спустя столько лет, ты не поняла, что ты и так живешь без души, мне нечего у тебя отнять, кроме одного, - он задумчиво пригладил белоснежную бороду. - Будь, по-твоему. Я лишаю тебя искры жизни, но оставляю тебе твою красоту. С этих пор - ты станешь недосягаемым идеалом красоты и женственности, ты никогда не умрешь, но никогда не будешь жить. Тебе будут поклоняться во всех мирах, но... В наказание за свои поступки ты никогда этого не узнаешь и не почувствуешь ничего, кроме той ненависти, которая переполняет тебя. Тобой будут восторгаться, а ты будешь лишь ненавидеть. Я приговариваю тебя к вечности в камне.
Калисто не успела даже осознать, на что она обрекает себя. Всемогущий не повел даже и бровью, а перед ним уже стояло каменное изваяние прекраснейшей женщины со злыми бесчувственными пустыми глазами. Ее губы так и застыли в презрительной усмешке, она считала себя победительницей, не заметив в своем триумфе, поражения.
- Что же касается вас, - он печально посмотрел на крепко держащихся за руки влюбленных. - Вы умрете. Умрут ваши тела. Я лишаю вас бессмертия, лишаю сил и памяти, я возвращаю чистые души в колесо жизни. Вы не достойны вечности. Да будет это наукой всем и каждому!
Он поднял руку и замер на мгновение, наблюдая как слились в поцелуе их губы, он видел слезы на ее щеках, видел, как Орлен вытирает их, шепча ей на ухо.
- Не бойся, любимая, я не оставлю тебя. И совсем скоро я найду тебя! Мы снова будем вместе, как тогда, ты помнишь? Помнишь Калена и Мирру? Помнишь их поляну? Теперь у нас будет своя поляна, уже в следующий раз, когда мы встретимся. Я обещаю тебе, любовь моя, жизнь моя.
- Я не боюсь смерти, Орлен. Меня страшит лишь разлука с тобой. Но тем приятнее будет новая встреча! Люблю тебя!
Он обнял ее и прикрыл ей глаза своей ладонью, чтобы яркая вспышка смертельного света не помешала их поцелую, чтобы она не испугалась, чтобы не дрогнула ее душа.
Она не почувствовала боли, она ничего не почувствовала, лишь на губах осталось тепло его губ...