Аннотация: Безвестному самураю посвящается... заодно - историческая альтернатива - не только история войн
Девич
В последнее время близка идея музыкального творчества. Флейты, шаманские бубны, тамтамы и барабаны. Всё деревянное или глиняное - природное, никакого железа или пластика. Неуклюжие, но гармоничные в природе своей звуки - среди переведённого Конфуция, Дао Де Дзина, Горана Петровича и чайных церемоний с имбирным привкусом. Японо-индейская музыка и индийские благовония и ароматические сигареты. Обострённое ощущение света - влитого в кожу мимолетящих (и ползущих) усталых людей. Тонкоколготочные девочки с тоскливыми глазами. Задыхающиеся в пыли деревья у дорог - и упорно пробивающийся сквозь гарь ёлочный запах. Редкие, и какие-то полуслучайные, колокольные перезвоны - среди бесконечья ржавеющих машин, отхаркивающих грязь. Солнце и луна - одновременно видимые днём. Вижу, ощущаю.
Ну... а как у вас?
Сед
Здорово! Что же у тебя за манера писать эти оборвыши, недоговаривать до конца. Впрочем, оставляю на твоей совести. Что же до нас - война войной. Несмотря на катастрофическую слабость позиции, по-прежнему держимся. Шапками никто никого не закидал, так что пришла пора окапываться и посверкивать друг на друга оптикой. На днях пробовали было прорваться - да не вышло. Так и сидим, проедаем паёк:)
Что же до культурной жизни, хм... передовая... В общем, старенькая книжка Юкио Мисимы без обложки (кажется, "Золотая маска"), зачитанная всеми офицерами и многими рядовыми - "Тихоокеанская премьера" Переслегина, помнишь? - из той серии, военно-исторической; ещё, пожалуй, за литературу сойдёт странный сборник - Набоков, Коэльо, Аксёнов и даже Брешко-Брешковский. Это - из моей личной библиотеки, которая по совместительству ещё и общая. Впрочем, упомянутый тобой Петрович у меня тоже есть ("Осада церкви Святого Спаса") - его я, правда, никому не даю. Слишком уж сакрально, интимно даже. Всё равно, что играть на твоей флейте в бэтэерном грохоте. Не идёт.
А остальное, как водится, изредка баня (где даже пиво выдают), гитарки и коллективные политбеседы.
Пиши.
Девич
Знаешь, люблю музыку, но абсолютно не грамотен в плане всех этих нот. Играл в чём-то вроде БТРа, точнее - в трамвае. Сухонькая старушка дала десятку, да парочка пьяненьких ещё подкинула. Купил... пиво. У нас его бесплатно нет. Но это было давненько. Ещё хожу в университет, группы с начала войны сильнейшим образом сократились. Из двадцати осталось семеро, держат тех, кто подаёт слишком уж большие надежды. Мы - те, кто учится - относимся к этому неоднозначно. Вам на передовой это должно быть ясно и отчётливо, а у нас сплошные споры. Все, даже герои, хотят жить - и этому мы несколько стыдливо радуемся. Мы также понимаем, анализируя опыт прошлых войн, отношение к ветеранам. Оказываются многочисленными такие события, когда не успевший окончить ВУЗ человек уходил на войну, а потом не мог предъявить никакого вразумительного документа о своём учебном состоянии, вынужден был либо расставаться с образованием, либо начинать всё сначала. Поэтому мы решили закончить. Наверное, ты будешь осуждать. Или тебе просто станет неприятно. А ещё - я, кажется, люблю одну милую девчушку из компании своих друзей. Она не переносит войны...
Сед
Везёт, а у нас не до любви. Одна ожесточённость. Разумеется есть те, кто любят - я в том числе. Но тут мы заняты выживанием. Как правило - собственным, но в какие-то моменты приходится думать лишь о выживании страны, забывать о себе. Люблю я девчонку из нашего города. Студентка, вряд ли ты её даже видел - вы с разных факультетов. Но здесь нет даже фотографии. Худо. Иногда утешаюсь сам с собой. Ладно, вызывают...
Девич
Руками? Когда я дрочу, то думаю обо всех девушках сразу - иногда о девственницах, порой и о шлюхах. Впрочем, если на глаза попадётся картинка или фотография знакомой девушки, то можно зацепиться по конкретной. Что же до девочки, то она меня ужас как боится. Да и я в её присутствии как-то торможусь. Я понимаю сейчас это. Вам на фронте смерть является непосредственно, в формах физического разрушения. Вот почему и любовь проявляется в физической мастурбации. Девушки рядом нет, а желание чего-то нежного, несмертного остаётся. В тылу же, то есть в месте, где люди всё ещё умирают только вследствие страшной болезни или старости, мужской онанизм воспринимается как слабость. Дескать, прогнил человек. Ни к душевной близости не стремится, ни телесной добиться не в силах. А меж тем сексуальные переживания есть неотъемлемая часть бытия. Да и что делать, когда хочешь? Насиловать любимую девушку - и, добившись сиюминутности, её потерять? Или же никогда не осмелится пойти на близость - и так не познать её в полной мере, не ощутить всей её цельности - и просто не прикоснуться к её прекрасной коже? Страшнейшая проблема. Дрочу.
Сед
Мда. Нда. Как тебя почитаешь, так всё - тушите свет, на сцене - фундаментальные проблемы. Но коль уж речь зашла о них, то хотел бы добавить. Действительно, ты как-то верно подметил - когда в паре метров от тебя бушует верная смерть, то желание любви, за отсутствием женщины, превращается в конкретные движения тела. Но я же прекрасно помню себя до войны! Я почти никогда не заострялся на сексе, мне, в конце концов, было интереснее почитать ей свои неуклюжие стихи и остаться довольным одной её улыбкой, нежели говорить о чем-то и только и думать о шелковистости её кожи под трусиками. О! Солнышко выглянуло! Секс не делает отношения полными, он их дополняет. Ну да, это классно - почитать вместе книжку или просто поболтать, а потом ласкать друг друга. Гармонично, что и говорить. Но если девочка ещё не осознала именно этой гармоничности - тогда достаточно и того, к чему она готова. Секса в этом случае ищи хоть сам с собой, хоть со шлюхами. А вот ежели она вообще не хочет секса, а, в какой-то мере, секса с тобой - тогда отваливай, ваши отношения будут действительно неполными. К чему мучаться, когда красивая во всём девушка, может прикасаться к тебе лишь какой-то одной своей частью, в то время, как ты готов на всё.
Так что я, тоскуя о девчонке, думаю не о её прелестных грудках, а о её непосредственной реакции на мiр.
Девич
Ну и ладно. Успокоил. Сессия подходит к концу и скоро я вступлю в ряды поредевшей, но славной российской армии. Правда пошлют не на Алтай, как тебя, а куда-нибудь на Памир, где затевается безнадёжная, но красивая операция. А вообще, грустно и пусто. Никогда не знаю, что делать, когда в душе пусто. И что такое вообще - душевная пустота?
Во всяком случае, такое ощущение, что некая часть внутреннего мира просто сгорела, оставив по себе лишь призрачный остов, который будет унесён любым эмоциональным ветерком. Но ветра нет, и я, словно одинокий цветок на марсианской пустыне, молча внимаю своей участи. До утра. А утром ещё хуже, очищенный душевный мир начинает наполняться всякими впечатлениями, так что в разгар дня носишься, улыбаешься, удивляешься жизни.
Но ночь - снова время пустоты, время ровно гудящего шнельденкера, готового ко всяческим услугам - от прокачки эротики из всё ещё работающего Рунета до написания стихов - эпоха одинокой грусти.
Ничего не хочу.
За балконным окном поздний вечер (или ранняя ночь), а если дать себе труд встать и глянуть вниз, то можно обнаружить там Се, Дижа, Ойву, Байсу и Нэйтику. Они частью пьют, частью ждут меня - и поют разудалые песенки. Первые двое - беспечные студиозусы известного тебе Ижеградского Императорского Университета (далеко не столь громкое учреждение, как кажется иным), а три прелестных девочки - студенточки женского отделения названного образовательного заведения. На самом деле все они изучают одно и то же, то бишь - несколько западноевропейских языков с сопутствующим умственным хламом. Третий курс, что и говорить. Ну, а моя персона обретается на четвёртом курсе От-Коллеж-де-Сосиаль-Политик-Сиянс, если ты не забыл. Есть такая богадельня всё в том же Ижеградском, место для которой любезно предоставлено университетом, благодаря чему я, растеряв прежних товарищей и подруг, познакомился с этой маленькой сумасбродной толпой.
Идём гулять.
На самом деле у всех вышеперечисленных имеются приличные имена, да только я такие обыденности говорить не стану. Так что взял за руку Нэйтику (она, как всегда, улыбнулась, зарделась, отвернулась с одновременным взглядом вверх-вниз и вновь вернулась в привычный режим импульсивной загадочности) и мы все отправились куда глаза глядят. При этом одновременно начинается обсуждение достойного заведения с хорошими винами, размышления над бедственным положением автохтонного населения Северной Америки и забавным прононсом какого-то их общего преподавателя. О войне говорим редко. К чему - если отношения с ней давно уже всем известны.
Ночное небо впервые показывает звезды, многочисленные даже сквозь городской смог. Впрочем, холодно, и небо не прельщает. Надоевшие стены уродливых пятиэтажек вяло продвигаются мимо. Не такие уж и множественные, как звёзды, они невероятно надоедают своим потрясающим умением стоять повсюду. Изредка среди них проглядывают старинные, по меркам некогда фронтирного Урала, здания, доведённые по большей части до ручки отсутствием хозяйских рук. Наиболее удачным образом выглядит появившийся наконец-то пред взором квартал отремонтированных зданий раннесталинской эпохи. Задушенные почти на корню попытки готических изысков и арочные дворовые переходы, приводящие, в отличие от питерских "колодцев", к очередным замусоренным просторам. Одинаково сорят почти все, кроме патологических типов, родившихся без России внутри. Прекрасные незнакомки сплёвывают семечную шелуху и отработанные жвачки. Беспечные незнакомцы отравляют воздух недоношенными пьяными песнями, усеивая поверхность асфальто-земли осколками бутылок, банками всмятку или просто собой. Иные жаждут любви, но всё-таки дальше making love никто не продвигается. А мы пьянствуем в гулком подъезде, наполняя воздух переливами флейт и аккордами гитар (великолепный резонанс!) и сбивчивыми студенческими спорами о Вечном, то бишь - о геополитике и женщинах. В промежутках между глотками портвейна и травяными пыхами. Девчонки уходят на поиски подходящих кустиков... Так и живём.
Сед
Не хило. Что ж, если описывать мне, то будет так:
Аааа! Бляяя! - неслышно вопит моё измученное сознание, в то время как тело судорожно сглатывает загустевшую слюну. Очередная контузия, стало быть. В ушах вата, в мозгу крик. Всё из-за того, что рядом взорвался бензовоз - прямое попадание реактивным снарядом. В который раз командование искренне пытается вызволить из окружения нашу сводно-сбродную мотострелковую группу. Несколько дней назад мой отряд пересекся с вражеским - случайно для обеих сторон - среди холмов алтайского предгорья. Бронетехника, что не была взорвана, обездвижела по недостатку горючего, и использовалась в качестве стационарных оборонительных узлов. В итоге начался "аннигиляционный процесс" - классическое окопное месилово, то бишь. По условиям местности, однако ж, противник обладает большими возможностями по подвозу боепитания. Этого наше командование уяснить всё ещё не может и уже второй раз послало колонну с подкреплениями на убой. Я как раз должен был показывать им дорогу...
Меня относят в укрытие, дабы очухался и скорее шёл на внешние позиции, раз уж подмога превратилась в угольки. В выглушенном состоянии ещё успеваю подумать о том, сколько народу погибло просто так, оставив свободными кучу девчонок...
Повалявшись в траншее с полчаса я встаю, беру свой автомат, противно шершавый от покрывающей его грязи, и отправляюсь по переходам задать кому нужно перцу. Вечером раздолбали уже только половину третьей колонны. Какие-то трогательные дураки в штабе не забыли послать на смерть специального курьера с почтой. Два сообщения мне. Одно о предоставляемом отпуске. Другое - письмо от тебя. Скажи, верно ли я тебя понял?
Девич
Увы, но совершенно верно. Нэйтик - это именно та Н., о которой ты мне писал... Завтра я ухожу в армию...