Если ты делаешь то, что тебе по вкусу, да еще гребешь за это бабло, считай, что нашел свое место в жизни. С недавних пор я тоже поймал удачу за хвост. То, чем я занимаюсь, многих привлекло бы на мое место. Я - вагинатор. Массирую интимную зону у женщин. Специалист по влагалищу. Есть мастера по коленному суставу, я же - виртуоз похотливого коридора в святая святых.
Пока я был врачом общей практики, это не приносило мне сносного дохода. Да и особой радости от бытия я не ощущал. Но однажды на меня напало прозрение. Так бывает. К каждому приходит такой момент, который нельзя упустить. Это словно свет, исходящий с небес. Беда в том, что многие не обращают на него внимание, и шанс изменить что-то к лучшему пропадает. Но я в тот вечер решил не воротить носа от подарка.
Помнится, мы с моей подружкой баловались в кроватке. И я, чтобы завести ее, проделывал рукой все те штуки, которые мужчины часто делают у женщин между ног.
- У тебя волшебные пальчики, Лаки, - выгнувшись, словно мостик через бурную речку, сказала посланница судьбы, - они возбуждают меня сильнее, чем твой член.
Последнее замечание было не очень лестным для меня, но общий смысл заставил призадуматься.
- Ты мог бы заработать ими кучу денег, - добавила девушка, и в тот же миг в комнате будто бы ярче загорелся свет.
Я испытал то, что йоги называют самадхи. У меня появилась идея, и я точно Гете готов был кататься по земле от прилива вдохновения.
На следующий день я подстроил встречу с гинекологом Жупатановым. Это был крупный мужчина, с львиным, как при проказе лицом, и толстыми, но мягкими пальцами. По крайне мере мои пальцы были тверже и проникновеннее, я это почувствовал при рукопожатии. Когда в обеденный перерыв он расположился в больничной забегаловке и уже раскинул локти, будто перед операцией, я сел к нему за стол.
- Привет, Тимур.
- Привет, Лаки, - он был слегка недоволен, как бывает недоволен всякий человек, когда во время физиологического процесса появляется посторонний.
Я дал ему возможность съесть пару кусочков говядины, чтобы он малость подобрел. Когда уровень гликемии нормализовался и депрессивные складки на лбу Тимура исчезли, я спросил:
- Верно ли, что есть толика женских болезней, которые лечатся массажем...изнутри?
- Да, - он покрутил вилкой, словно шпагой и вонзил ее в картофелину, - по крайней мере вреда не будет. Это как бы естественная манипуляция.
- Я бы хотел этим заняться.
- Что же, дерзай, Лаки. Я не против.
- Ты бы не мог рекомендовать меня своим пациенткам?
- Конечно. У меня до черта любительниц всякой альтернативы.
Я заручился поддержкой еще трех врачей, и подготовил свой кабинет для приема. Посредине я поставил гинекологическое кресло и смягчил его внешний вид пледом с цветочками. Разве что воздушных шариков не привязал. Из радиоприемника лилась 'Ода к радости' Бетховена, та часть, которая особенно вдохновляет. Я ходил взад-вперед, словно подросток в ожидании первой проститутки. И когда раздался стук в дверь, я распахнул ее будто ворота в райские кущи. Передо мной стояла жирная старушенция с лицом, ярко размалеванным косметикой, как у покойницы перед погребением. Она была в сером костюме, в шляпке и с маленькой собачонкой на руках.
- Это вы делать аллес массаж? - спросила она почему-то с немецким акцентом.
- Да, - я робко кивнул, моя жизнерадостность улетучилась.
- Это крепко стоять? - она подошла к креслу и ткнула в него.
- Не беспокойтесь. У вас есть направление?
Старушка вынула квадратный листок из сумочки и подала его мне. Судя по диагнозу, у нее было выпадение матки. Ее членопринималка плохо держалась на полочке.
- Хорошо. Приступать. - Она ловко скинула костюм и мгновенно оказалась в чем мать родила. Потом она лихо взобралась на кресло и раздвинула ноги.
- Ну же, док. Вперед! Форвертс! - призвала она меня, точно перед штурмом крепости, которую, честно говоря, не очень-то и хотелось завоевывать.
Ее собачка снизу проворчала что-то грозное.
Я надел перчатку и смазал руку гелем. Затем я прицелился и вонзил два пальца, точно ствол пистолета в заросли, свисавшие наподобие высохших лиан с древнего замка. Моя рука провалилась в никуда, в пустоту. Если влагалище моей девушки было плотным и всасывающим, будто головка цветка-людоеда, то здесь я просто-напросто улетел в космос. Я блуждал в пространстве, как потерявшийся звездолетчик, и никак не мог найти подходящего пристанища. Наконец, я зацепился за какой-то крючок на небосводе и принялся его наглаживать.
- Двадцать пять лет, - прошептала старуха, - двадцать пять лет я не чувствовать ничего подобного.
Затем у нее началась одышка, и я подумал, что она сейчас даст дуба. Но не тут-то было. Ее ноги сорвались с подставок и сомкнулись на моей шее. Она притянула мою голову к своему лицу и сказала со свистом:
- Это так чудесно, дружок! - и она всосалась в мои губы с такой силой, что ее вставные челюсти унесло в глотку.
Старушка захрипела, тут же ее собачонка с лаем вцепилась в мои гениталии, и я присоединился к их ансамблю тонким евнухоидным голоском.
В жизни всегда так. Ничто плохое не может длиться вечно. Всему наступает свой предел. И когда, казалось бы, нет уже терпежа, появляется просвет. В моем случае он явился в виде молоденькой девушки, второй пациентки. У нее была аноргазмия, то есть она не получала того наслаждения от секса, каким наделила природа женщин. Девушка, ее звали Анель, обнажила интимное место, легла на кресло и закатила глаза, видать, чтобы не встречаться взглядом с моими. Я начал массаж под залихватскую музыку 'Рамштайн'. Свободной рукой я дирижировал в воздухе, и минут через пять, когда таз девушки стал приподниматься от возбуждения, она схватила мою руку и крепко сцепила наши пальцы. Это было чертовски больно, откуда только силы у нее взялись. Я думал, она все косточки мне переломает.
- Все, - прошептала Анель и села. Руку мою она отпустила, и та повисла, как засохшая куриная лапка. Девушка оделась, натянула сапоги с высокими каблуками и встала передо мной.
- О, доктор, -сказала она, - это было славное лечение.
Она слегка прикоснулась губами к моей щеке и ушла. Господи, я люблю свою работу! В зеркало я увидел клоуна со счастливым взором и скрюченными в параличе пальцами.
Глава 2
Вечером я и Игорь, мой коллега-окулист из городской больницы, сидели в местном кафе. Зал едва освещался лампами с фиолетовыми колпаками, что придавало лицам мертвенный оттенок. В дверях стояли какие-то типы в кожаных куртках и разглядывали публику. Атмосфера была гнетущая, несмотря на забойную музыку. Того и гляди, начнется поножовщина, что в общем-то часто и бывало. Тут не привечали тех, кто излишне радостно предавался жизни. Это казалось нарочитым и вызывало раздражение. Народу было немного, и потому я сразу увидел Анель, входившую в зал с какой-то подружкой. Они сели за столик неподалеку от нас. Если вы думаете, что в подобные заведения приходят отдыхать, то заблуждаетесь. Отдыхать в таком месте, то же, что принимать лечебные ванны с серной кислотой. Сюда приходят только с одним намерением - кого-нибудь подцепить. И навряд ли у девушек были другие планы. Просто так побеседовать они не могли, грохот стоял неимоверный.
Когда заиграла музыка поспокойнее, я подошел к ним и пригласил Анель на танец. Видно было, что она узнала меня. Мы вышли на середину площадки, и она положила руки мне на плечи. Для того, чтобы заинтересовать девушку, надо вывести ее на эмоции. Не важно какие, плохие или хорошие. Лучше хорошие. Если топтаться возле нее молчком, то через пару минут вы ей осточертеете.
- Что это за духи? - спрашиваю, - приятный запах. Я бы хотел подарить сестре такие же.
Она назвала марку, которую я тут же забыл.
- Странно, - говорю я, - вот вы тут появились, и сразу это гиблое место будто бы преобразилось. Бывают люди, как листья, падают и исчезают, а бывают, как звезды, они сияют и светят другим. Вы как звезда.
- Спасибо, - сказала она и прижалась чуток поближе.
Я нарочно не упоминал о нашем лечении, думаю, ей было бы неловко трепаться о нем. Мы только договорились о завтрашнем сеансе и расстались.
Этот мужчина подкатил к нам, когда я и Игорь вышли на улицу перекурить.
- Привет, парни, - сказал он, и это было неплохо для начала, если учесть, что нам с Игорем вскоре должно было стукнуть по полтиннику.
- Привет, - ответили мы дружелюбно.
Мужчина внушал доверие. Он был в темном костюме и водолазке. В крепкой фигуре чувствовалась сила. Лицо неприметное, как у шпиона, впрочем так оно и вышло.
- Меня зовут Арман, - он протянул нам руку.
Мы пожали ее и сами представились.
- Не буду ходить вокруг да около, - сказал Арман, - мне надо поговорить с вами, Лаки.
Игорь с усмешкой отдал честь и зашел в кафе.
- Та девушка, с которой вы танцевали, очень красивая, - сказал мужчина.
- Ну, да, - согласился я.
- Вы неплохо с ней общались.
- Да, - я не мог понять к чему он клонит.
- Не всякий может вот так запросто расположить к себе незнакомого человека.
Я не стал говорить, что мы с Анель вобщем-то знакомы, и я даже удосужился внедриться в ее сокровенную норку одним из своих органов, пусть даже пальцем.
- Угу, - отвечаю, - главное найти тему для разговора и по-настоящему интересоваться собеседником.
- Вот-вот. И такие навыки надо использовать себе во благо. Не хотите подзаработать?
- Каким образом?
- Я могу посодействовать, чтобы вас взяли на уникальную службу. Всего-то и надо: знакомиться с теми, на кого покажут. Вам понравится.
- Разведка? - спросил я.
- Вроде того. Государство в долгу не останется, - он выпрямился и, казалось, сейчас щелкнет каблуками.
- Сколько вы получаете? - он сочувственно прикоснулся к моему плечу.
Я назвал сумму, достаточную для покупки двухкамерного холодильника.
- А там вам предложат...- и он назвал сумму, на которую за год я мог бы скопить на небольшой автомобиль-рефрижиратор.
У психологов есть один совет: принцип сперматозоида, соглашайся со всем, что тебе предлагают. Отказаться всегда успеешь.
- Можно попробовать, - говорю я.
Если жизнь измеряется не числом прожитых дней, а тем, насколько они были интересны, то это был шанс поменять все, согласно этому правилу. Да, и опять же я поддался ощущению озарения. Эти фонари, что тускло горели на улице, на мгновение вспыхнули поярче.
Глава 3
Столица встретила меня высоченными зданиями, обляпанными цветным стеклом. В этом было что-то декоративное, как на съемках фильма. Не было той уютности и основательности, какие чувствуешь в старинных городах. К тому же дул холодный пронизывающий ветер. Совсем не то место, где хотелось бы провести старость
Я сел в такси и доехал до комитета безопасности. Охраннику я назвал себя, и он вызвал Армана. Тот не заставил себя долго ждать и вскоре пожимал мне руку.
- Не тушуйся, - сказал Арман, глядя в мое, видать, не очень радостное лицо, - как говорят китайцы, именно в тот момент, когда хочется все бросить, начинается праздник.
Я на самом деле малость поддался отчаянию. Тут везде стоял запах краски и отвратительного парфюма, словно перед нами только что прошлась ватага надушенных толстух. И мне это не понравилось, потому что отношение к любому месту я определял своим носом. Может быть в прошлой жизни я был собакой.
Мы поднялись на второй этаж и зашли в кабинет с массивной дверью. За столом сидел мужчина в костюме и с лицом, таким же непримечательным, как у Армана. Но вот глаза у него были те еще; когда он посмотрел на меня, я сразу стал припоминать не убивал ли кого-нибудь в прошлом и не пора ли в этом сознаться.
- Вы умеете разгадывать японские кроссворды? - спросил человек-рентген. Несомненно, что он видел людей насквозь, но усматривал в них не то, что есть на самом деле, а всякие неблаговидные вещи, к примеру, склонность к педофилии или ковырянию в носу.
- Да, - отвечаю. Я решал такие кроссворды, можно сказать, что я помешан на них. Вначале мне попадались рисунки всяких животных, а потом что-то случилось, и все время выходили непонятные фигуры, в которых можно было увидеть тайный смысл, предсказание и даже апокалипсис.
- Заведете страницу в социальной сети, и мы будем присылать вам задания в игровое приложение.
- Понятно, - кивнул я с такой серьезной миной, словно мне предстояло оперировать опухоль мозга.
- В стране появились плохие люди, - продолжал проницательный человек, - они вербуют молодежь, втолковывают им радикальные идеи и отправляют на юг, воевать. Мы хотим внедрить к ним своего человека, вас. Для этого вы соблазните девушку лидера экстремистов и с ее помощью познакомитесь с главарями. Соберете доказательства, листовки, аудиозаписи, и тогда мы сможем предъявить им обвинение.
Они включили кинопроектор и показали кадры, на которых люди в черном перерезали глотки людям в оранжевом.
Арман достал из папки фотографию и подал ее мне:
- Вот эта девушка.
Там был человек в парандже. Это мог быть кто угодно, женщина, мужчина, самка орангутанга. Я посмотрел на шпионов, их лица были невозмутимы.
- Хорошо, - говорю, - когда приступать?
- Завтра. Каждое утро эта девушка, ее зовут Мария, бегает по набережной, на восточной стороне. Может быть встречает рассвет, она, похоже, сентиментальная натура. Мы отвезем вас туда пораньше, и вы познакомитесь с ней. Кстати, она увлекается американской литературой.
- Ясно, - сказал я.
- Кто вы по профессии? - спросил человек-рентген.
- Я - вагинатор.
- Навигатор?
- Вагинатор...я как бы лечу изнутри.
- Ну, что ж, в этот раз вам тоже предстоит лечение изнутри. Из гнезда смерти.
Я почему-то вспомнил старушку с ее злобной собачонкой, и мои причиндалы между ног сжались в маленький испуганный комочек.
Глава 4
На следующий день Арман разбудил меня спозаранку и отвез к реке. Я облокотился на парапет и уставился на зарождавшуюся утреннюю зарю. У той девушки, что бежала по пустынной дорожке в мою сторону, была отличная фигурка. Лицо ее наполовину было прикрыто легким кисейным шарфиком. Краем глаза я следил за ней, и когда между нами оставалось шагов пять, я со стоном повалился на землю. Может быть даже я сказал: - Помогите,- и протянул руку, чтобы Мария, а это, наверняка, была она, не прошмыгнула мимо.
- Что с вами? - встревожено спросила она. Первый этап был пройден - мы установили контакт.
- Сердце, - прошептал я. Понятное дело, что не печень или селезенка, нужен был какой-нибудь романтический орган.
- Вы больны?
- Можно и так сказать, - обреченно ответил я, - моя девушка погибла два дня назад. И теперь только это утреннее солнце не дает мне уйти из жизни.
Надеюсь, я не переборщил, фраза звучала, как в заурядном индийском фильме. Моя голова покоилась на ее колене. Она погладила меня по плечу. Я нарочно одел мягкую кофту из мохера, чтобы вызвать желание погладить. Я был похож на пушистого одинокого котенка, которого она, надеюсь, не оставит на произвол судьбы. Мария улыбнулась. Если бы Леонардо да Винчи увидел ее улыбку, он не заморачивался бы три года над своей Джокондой, а нарисовал бы то, что я видел сейчас перед собой.
- Где вы живете? Я могу отвезти вас, - предложила она.
- Не надо, не хочу вас затруднять, - говорю я и тем не менее выдаю свой адрес. И добавляю: - Меня зовут Лаки.
- Мария, - представилась она.
Я поднялся. Она поддерживала меня, и я шел рядом с ней прихрамывая, точно у меня вдобавок к разбитому сердцу была прострелена нога. Мы сели в ее новенькую машину, это был 'Форд' седан, и тронулись с места. Я думаю, те ребята, что следили за нами в бинокль, могли быть довольны.
Мы подъехали к моему дому и вошли в квартиру. Мария провела меня в комнату и увидела на журнальном столике книгу Чарльза Буковски.
- О, Буковски! - воскликнула она.
- Да, - говорю я с горечью, - такой же отверженный и несчастный.
Мария стояла рядом, и я как бы невзначай опустил голову на ее плечо и выдавил пару слезинок. Если честно, я почти не притворялся. Девушка мне нравилась. У нее был приятный голосок. Я всегда вычислю стерву по интонации, это невозможно подделать. Никогда бы не доверился девушкам с тонкими мяукающими голосами. Меня тошнит от таких звуков.
- Странно, - сказал я, - вы так похожи на нее. Почти одно лицо. И запах.
Я повел головой и слегка прикоснулся губами к ее горячей щеке. Мария стояла неподвижно, потупив взор. Я медленно взял ее за руку.
- И руки..
Мария подняла лицо и посмотрела на меня широко открытыми и, можно сказать, доверчивыми глазами. И мы поцеловались. Понимаете, когда вы целуетесь, и если это настоящий искренний поцелуй двух человек, которые нашли друг друга, то ваши руки слаженно делают все остальное с одеждой и телом. Это как бы составные части единого танца, мало-помалу подводящего вас к сексу, к тому в чем вы полностью сплетаетесь и растворяетесь. И ничего похабного в этом не было.
Глава 5
Через час Мария уехала. Я подарил ей книгу Буковски, и мы условились встретиться вечером в ее апартаментах. Она представит меня своим друзьям, как дальнего родственника.
Я открыл свою страницу в паблике и нашел новый японский кроссворд. Он был средних размеров, и я довольно быстро его разгадал. Это было слово: Хопо-поно. Не знаю, что оно значило, но на всякий случай запомнил.
В шесть часов вечера я вызвал такси и поехал по адресу, указанному Марией. Это был такой же броский и аляпистый дом, как и прочие здания в столице. На первом этаже сидел консьерж, старичок в фуражке с красным околышем. Он куда-то позвонил и, получив разрешение, пропустил меня внутрь.
На пороге квартиры меня встретила Мария. Она была в черном облегающем платье, с колье на шее, и вообще вся такая неприступная и светская, что я начал сомневаться в недавней близости между нами. Мы прошли через громадную прихожую в зал. Там было несколько человек, все мужчины, и Мария подвела меня к одному из них. Внешностью он походил на выходца с Ближнего Востока, чернявый, носатый, в белой рубашке навыпуск. Он был примерно моего возраста и другие относились к нему, как к главному.
- Вот, Малик, это мой дядя, - сказала Мария, - я тебе о нем говорила.
- Ох уж, эти казахи..- улыбнулся Малик, но глаза его оставались холодными, - все люди поделены на нации. Так казахам мало этого, они умудрились поделиться на три жуза, и в их пределах еще на роды и племена. И если вы с одного племени, то считаетесь родственниками, даже не повидав друг друга ни разу.
- Я не думаю, что эта особенность генетическая. Наши ДНК совпадают с японцами, но ведь у них нет такого разделения.
- Генетически казахи, скорее всего, разнородны. Я три года живу в вашей стране, - сказал Малик, - но до сих пор не вывел для себя типичный облик аборигена. Вы не похожи. Западные отличаются от восточных. Почему? Потому что вы появились только в пятнадцатом веке, придя из разных мест?
- Может быть. Точно также африканские евреи отличаются от израильских.
- По крайней мере, есть то, что их объединяет - религия.
- Но ведь тот же японец может исповедовать три разные религии: христианство, синтоизм и буддизм - и не видит в этом ничего странного, - возразил я, - Утром он крестит сына в православной церкви, а вечером проводит погребение отца по буддистским обычаям.
К нашему разговору присоединился невысокий мужчина в черном костюме со злобным выражением лица.
- Есть только одна правильная религия - ислам, - сказал он.
И видно было, что говорил не он, а маленькая черная коробочка в его маленьком черепе. В этой коробочке были записаны фразы из ортодоксальных фильмов и лекций каких-нибудь бесноватых типов. У самого-то парня, похоже, собственных мыслей не было. Над всем взяли власть чужие сентенции.
- Самое привлекательное в исламе - это рай, - сказал я, - Семьдесят девственниц, которые ублажают тебя заодно со служанками, да еще потчуют вкуснятиной. Вот, наверное, почему многие ребята не прочь подорвать себя в людном месте, чтобы отправиться к девочкам.
Пожалуй, я рисковал. Этот коротышка, по-моему, готов был меня разорвать. Понимаете, до сих пор в его жизни не было ничего особенного, кроме того, что он сидел на корточках на заднем дворе школы и курил травку. А теперь в его жизни появился смысл. Ему дали в руки автомат, и сказали, чтобы он убивал тех, кто входил в туалет с правой ноги.
- Вы немного упрощаете, - примирительно сказал Малик, - я готов убедить вас, что у нас совсем другие цели.
Глава 6
Было около девяти часов вечера, когда я выходил из этого помпезного дома. Рядом со мной внезапно нарисовался коротышка. Он был в длинном пальто и в шляпе.
- Давайте я вас подвезу, - он взял меня под локоток и потянул к черной машине.
- Не надо. Я пройдусь. Подышу свежим воздухом. Это знаете ли, очень полезно,- я упирался, как баран, которого волокли на бойню. Но этот парень был дико силен. Знаете, есть такие казахские ребята, невысокие, но крепкие, как железо. Именно они становятся олимпийскими чемпионами по боксу в легком весе. Я катился по асфальту, точно на коньках.
- Это услуга Малика, - сказал коротышка.
Он открыл заднюю дверцу и впихнул меня на сиденье. Там уже сидел громадный парень, в пальто и кепке. Коротышка сел за руль, и я назвал адрес.
- Знаю, - ответил тот, и дальше мы ехали молчком.
Я не разбирался в городских улицах, но, похоже, мы ехали на окраину. Появились маленькие домишки, и наконец машина остановилась у какого-то сарая. Коротышка вышел наружу и открыл дверь строения. Мы втроем вошли внутрь. Громила включил тусклую лампочку. Помещение было, вероятно, складом, в глубине виднелись пустые коробки. Эти двое стояли передо мной, словно гангстеры из старых голливудских фильмов. Они усадили меня на стул и связали веревками.
- Что это значит? - спросил я.
Коротышка ударил меня в челюсть, и я понял, что отвечать он не намерен. Он вытащил пистолет и передал его напарнику:
- Все, Мара, кончай его.
Тот приставил ствол к моей голове.
- Я так не могу, - сказал он и опустил пистолет.
- О, слюнтяй! Нажми на курок - и все дела. Как на кнопку в кофейном автомате. Проще, чем клитор пощекотать.
Странно, что он привел такое сравнение. Оно напомнило беспечные дни моей работы.
- Это очень смахивает на убийство, Баха.
- Или на игру в пейнтбол. Если мы его не уберем, у нас будут проблемы. Хочешь, чтобы нас в лесу закопали?
- Я не о том. Давай по-другому все обставим. Сейчас мы похожи на фашистов. Я в кино видел. Они ставили пленных на колени и стреляли им в затылок.
- Ну, накинь ему на голову платок.
- Все равно не то.
- Хорошо. Нарисуй на платке черный круг. И представь, что стреляешь в мишень. А что там, за черной дырой, наплевать. Это как бы в другой вселенной.
- Платок маленький. Видно, что за ним человек.
- Мне его что, в простынь завернуть?
- А если надеть на него коробку?
- Ладно, сосунок! Пусть будет по-твоему. Только поскорее заканчивай.
Мара пошел в угол сарая и принес коробку из-под холодильника. Вдвоем они подняли ее и опустили на меня. Я оказался в маленьком темном домике.
- Ну, и куда ты будешь стрелять? - спросил Баха, - так ведь и промахнуться недолго. А потом придется стрелять еще раз. Это ведь настоящее издевательство. Мы будем хуже фашистов.
- Может мне что-нибудь говорить, - сказал я, - цельтесь по голосу.
- Нет, - ответил Мара, - тогда это все равно похоже на убийство. Я бы не смог, даже если бы там кто-нибудь мяукал или кукарекал.
- Нет, - закричал Баха, - убийство - это когда ножом в тело, как овцу. А когда в руках пистолет, то ты просто жмешь на курок. И тебе нет дела, куда полетит пуля. В консервную банку или в чьи-то мозги.
- И что он будет говорить? - спросил Мара.
- Я могу петь, чтобы не было пауз, - говорю и начал напевать: 'Тихо месяц плывет над уснувшей рекой, мы по лесу идем с ненаглядной моей...'
- Что это за песня? - спросил Баха, - никогда не слышал.
- Грустная песня, - сказал Мара, - если я когда-нибудь услышу ее, места себе не найду. Не хочу стать психом.
- Я могу другую песню спеть. Я их много знаю. 'Где-то в дальних горах меня пуля найдет, мать моя у окна слезы горькие льет...'
- Ты что, сука, нарочно такие песни поешь? - заверещал Баха, - разжалобить хочешь? У тебя есть что-нибудь повеселее?
- Хотите, чтобы я перед смертью веселые песни пел? Сволочи вы!
Мы помолчали. Потом я говорю:
- Ребята, дайте выкурить последнюю сигарету. И тогда совесть у вас будет чиста, что не отказали мне перед смертью.
Наверное, это был неплохой довод. Они подняли коробку, и Мара всунул мне в губы сигарету. Он поднес огонь зажигалки, и я сделал пару затяжек. Сигарета была крепкая и вонючая. Я выплюнул ее и закашлялся.
- Хопо-поно, - говорю хрипло.
Эти двое посмотрели друг на друга и затем на меня, как на пророка.
- Что ты сказал? - спросил Баха.
- Хопо-поно, - повторяю. А что мне еще оставалось?
Баха приложил ручку пистолета к синяку на моей скуле:
- Это заживет, брат.
Громила развязывал меня и что-то напевал.
Глава 7
- Если на улице лежит фантик от конфетки, и вы поднимете его и бросите в урну, это будет естественный поступок добропорядочного гражданина, - сказал Малик и отхлебнул из чашки.
Мы сидели в его резиденции и пили чай. По лицу хозяина я не мог догадаться, знал ли он о том, что произошло со мной ночью или нет.
- Если насилуют ребенка, то насильника приговаривают к смерти. И это тоже не подлежит сомнению, - продолжал Малик, - Когда падают нравы, всевышний позаботится о том, чтобы Содом и Гоморра были сожжены. Мы своеобразные мусорщики. Только уничтожаем мы не фантики, а тех, кто живет развратно и других вовлекает в непотребство. Блудницу мы побиваем камнями. А скверное государство взрываем.
- Где же та мера, которая позволит отличить распутника от человека заблудшего, не ведающего, что хорошо и что плохо? - спросил я.
- На тот случай есть Коран. Те у кого нет собственных мозгов, пусть читают мудрую книгу. Там все расписано. Начиная с того, как правильно мыть руки, вплоть до того, как верно мыслить. Некоторые эзотерики призывают отказаться от размышлений. Живите, мол, как птички и дети, наблюдайте природу, и будет вам счастье. Это трусость. Страх, что твое самокопание доведет до депрессии. Может быть аллаха и нет, но когда человек молится пять раз на дню, он возвращается к себе, осмысливает свое место в жизни, и ему становится легче. И не важно какие слова он произносит во время молитвы. Хотя бы и детские считалки. Главное, что в этот момент он отходит от суеты и соединяется с космосом, с первозданным. Там настоящий покой.
- Может быть оставить право человеку жить так, как он хочет?
- Наша религия - это ответственность за каждого на планете. И если кто-то вредит себе или другим, надо вразумить его. Там на юге создается новая страна, подобие рая. И когда все увидят, насколько ее жители счастливы, мы раздвинем границы и объединим всю землю.
Когда он говорил, его глаза не были живыми. Зрачки узкие, ни разу не расширились. Мне казалось, что это и не глаза вовсе, а протезы. И поэтому он походил на робота. Робота, который транслирует чьи-то привнесенные слова. Может быть каких-нибудь инопланетян.
- Мы никого не вербуем. Да, и не очень-то удается, - обреченно сказал Малик и посмотрел на наружный карман моего пиджака, где я спрятал диктофон, - Знаете почему?
- Почему?
- Казахи миролюбивы, не склонны воевать. Их женщины, если судить по обыденной жизни, более агрессивны. Мне кажется, что когда джунгары нападали на ханство, то мужчины продолжали как ни в чем не бывало сидеть в юрте и пить чай. А женщины выходили навстречу врагам, потрясали руками и кричали так, что у тех уши закладывало. Этакие амазонки-сирены. Армии разворачивались и убирались восвояси, чтобы не слушать этого вопля.
Он не жил в нашей институтской общаге. Там стычки возникали на ровном месте, от того, к примеру, что кто-то не туда поставил ботинки.
В комнату вошла Мария. Она вкатила тележку с фруктами и села на диван. На ней было желтое одеяние, вроде сари. Я опять отметил, как она красива, и почувствовал ту грусть, которую всегда ощущаешь при виде красивой девушки. Тем более, когда она тебя игнорирует.
- Через пару дней я еду к своим братьям, на юг, - сказал Малик, - хотите меня сопровождать? Это будет интересно.
- Пожалуй, да. Я никогда не был в тех краях. А... трусы надевать?
- Что?
- Я слышал, что салафиты не носят нижнего белья. И снимают штаны с чужаков, чтобы выявить неверных.
Малик смутился:
- Нет. Одевайтесь, как обычно.
Вечером на моей странице был новый кроссворд. Когда я разгадал его, получилась цифра 4.
Глава 8
Мы вылетели в Анкару на самолете 'Эйр Астана'. Мое место было у борта, и я вглядывался в иллюминатор, ожидая, что сейчас из облаков вынырнет остроносая морда ракеты. Боялся, что нас нечаянно собьют, спутав с каким-нибудь истребителем. Рядом со мной сидел Малик, а позади маячили головы двух гангстеров, Бахи и Мары. Эти двое вели себя так, словно я приходился им кровным дядюшкой, и они вовсе не пытались прикончить меня три дня назад. Не знаю, как они прошли досмотр, представить их без пистолетов было также трудно, как младенцев без соски.
- Прежде-то я был учителем математики, - сказал Малик, - и мне нравилось, что есть физические законы и они общепризнанны. К примеру, есть закон всемирного тяготения, и всякому, кто захочет его игнорировать, грозит смерть. Поэтому никто в пропасть не прыгает, иначе свернет себе шею. Спустя время меня стал мучить вопрос, а нет ли подобных абсолютных законов и в духовном мире. Таких законов, нарушение которых тоже ведет к гибели. Пытался, как Пушкин, поверить гармонию алгеброй.
- Декалог, десять заповедей, - говорю я.
- Может быть. Но что это за предписания не работать в седьмой день и не упоминать имени господни всуе. А сколько раз в день можно его упоминать. Если закон требует толкования, он теряет свою абсолютность.
- Но вот шестая заповедь: не убий, она ведь понятна и ребенку.
- Это скорее не заповедь, а здравый смысл. Закон самосохранения. Биологический, но не духовный. Никто ведь не стреляет в себя или в соплеменника. Это противоестественно.
- Я слышал о людях, которые вывели золотую истину. Правило усложнения. Хорош тот поступок, который ведет к развитию цивилизации. А то, что ведет к ее деградации, то и плохо. Разрушать что-то - плохо, создавать - прекрасно.
- Нейтронную бомбу тоже создали, и это была не простая игрушка. Но готов согласиться с тем, что она ведет к уничтожению, и следовательно аморальна.
По монитору над креслом было видно, что самолет приближается к точке прилета. Малик коротко помолился. Потом он глянул на меня и спросил:
- Вы почитаете аллаха?
- Да, - ответил я, - почему бы и нет. Когда мне показывают цветок розы и предлагают возлюбить его, я соглашаюсь. Но это не значит, что мне не нравятся другие цветы. Если кто-то восхищается 'Бугатти', я могу быть заодно с ним, но и другие машины тоже неплохи. Мне странно, когда предлагают поклоняться чему-то одному. Моей любви на всех хватит. Это ведь не трудно, любить и равиоли и манты. Почитать аллаха - нет проблем.
- Это похоже на беспринципность.
- По мне так, чем любить одно и ненавидеть другое, лучше уж получать удовольствие от всего сразу.
- Понимаете, Лаки. Солнце одно, и аллах один. Нельзя выдумывать и любить то, чего нет. Это шизофрения.
- Даже если я что-то выдумал, вреда от этого никому нет. А вот нетерпимость тех, кто якобы разумен, к инакомыслящим, несет агрессию и, значит, против цивилизации.
- Ислам - чистая вера и ничего не разрушает, - оставил Малик за собой последнее слово. Если судить по тому, что мусульмане целый день омывают руки и ноги, то он прав.
Глава 9
В аэропорту наша четверка получила багаж и вышла на привокзальную площадь. Пиджаки Бахи и Мары оттопыривались, видать, они снова обзавелись пушками. К нам подкатил старенький пикап, за рулем которого сидел водитель с изможденным лицом. Он был настолько безучастен, что, казалось, ему все равно кого везти, шайку громил или стриптиз-группу. Но когда мы заняли салон, он рванул с места, будто на заездах 'Формулы 1'. Я вопросительно посмотрел на Малика.
- В городе обосновалось множество разведок, восточных и западных. Делать им нечего, кроме того, как следить за вновь прибывшими. На всякий случай, надо избавиться от любопытных.
За нами вроде увязалась парочка машин. Но мы покружили по улицам и остановились в таком узком месте, что там и с мотоциклом не разминуться.
- Идемте, - сказал Баха.
Мы выскочили на тротуар, пробежали между домами и забрались в видавший виды пустой джип. Он ждал нас, как верный пес, одолевший пустыню. Похоже, на нем и предстояло добираться до границы волшебной страны. Мара сел за руль и уверенно двинул по маршруту, который, очевидно, был ему хорошо знаком.
Где-то на середине пути мы остановились у придорожного кафе. Был теплый вечер, и воздух ласкал наши лица нежнее пальчиков гурий. Веранда освещалась желтым светом неярких лампочек. Мы сели за стол, и Малик заказал официанту четыре порции супа с красной чечевицей.
- Бисмилля Ал-Рахмани Ал-Рахим, - сказал Малик и приступил к трапезе.
Я повторил то же самое и взялся за ложку. Какая-то залетная муха спикировала в тарелку Мары и забила лапками в бульоне. Мы молча смотрели на ее потуги выбраться.
- Утопи ее, - сказал Малик, - если на одном крыле таится болезнь, на другое аллах ниспосылает лекарство.
Мара пальцем притопил муху в супе, затем вытащил ее и выкинул за перила веранды в темноту. По-моему, на его пальце микробов было больше, чем на лапках несчастной мухи, и ему не мешало бы засунуть в бульон вторую руку.
Утолив голод, мы молча ковыряли во рту зубочистками.
- Знаете, что такое параллельные миры? - спросил Малик.
- Ну, это как бы в точности наша жизнь, только в другом измерении, и со своими законами. И туда можно попасть через некие порталы, - ответил я.
- Так вот. В нашем времени тоже бывают параллельные миры. И в один из них мы попадем с вами, когда пересечем границу. Не советую нарушать правил, которые там установлены. Вы их толком не знаете, и если сваляете дурака, головы вам не сносить.