Alexander Pushkin. Boris Godunov in English

Борис Годунов ДРАГОЦЕННОЙ ДЛЯ РОССИЯН ПАМЯТИ НИКОЛАЯ МИХАЙЛОВИЧА КАРАМЗИНА сей труд гением его вдохновенный с благоговением и благодарностию посвящает АЛЕКСАНДР ПУШКИН	Boris Godunov IN MEMORY, PRECIOUS FOR RUSSIANS, OF NIKOLAI MIKHAILOVICH KARAMZIN ALEXANDER PUSHKIN dedicates this work inspired by his genius, with reverence and gratitude Translated from the Russian by Alec Vagapov
КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ (1598 года, 20 февраля.) КНЯЗЬЯ ШУЙСКИЙ И ВОРОТЫНСКИЙ В о р о т ы н с к и й Наряжены мы вместе город ведать, Но, кажется, нам не за кем смотреть: Москва пуста; вослед за патриархом К монастырю пошел и весь народ. Как думаешь, чем кончится тревога? Ш у й с к и й Чем кончится? Узнать не мудрено: Народ еще повоет, да поплачет, Борис еще поморщится немного, Что пьяница пред чаркою вина, И наконец по милости своей Принять венец смиренно согласится; А там - а там он будет нами править По прежнему. В о р о т ы н с к и й Но месяц уж протек, Как, затворясь в монастыре с сестрою, Он кажется покинул всё мирское. Ни патриарх, ни думные бояре Склонить его доселе не могли; Не внемлет он ни слезным увещаньям, Ни их мольбам, ни воплю всей Москвы, Ни голосу Великого Собора. Его сестру напрасно умоляли Благословить Бориса на державу; Печальная монахиня-царица Как он тверда, как он неумолима. Знать сам Борис сей дух в нее вселил; Что ежели Правитель в самом деле Державными заботами наскучил И на престол безвластный не взойдет? Что скажешь ты? Ш у й с к и й Скажу, что понапрасну Лилася кровь царевича-младенца; Что если так, Димитрий мог бы жить. В о р о т ы н с к и й Ужасное злодейство! Полно точно ль Царевича сгубил Борис? Ш у й с к и й А кто же? Кто подкупил напрасно Чепчугова? Кто подослал обоих Битяговских С Качаловым? Я в Углич послан был Исследовать на месте это дело: Наехал я на свежие следы; Весь город был свидетель злодеянья; Все граждане согласно показали; И возвратясь я мог единым словом Изобличить сокрытого злодея. В о р о т ы н с к и й Зачем же ты его не уничтожил? Ш у й с к и й Он, признаюсь, тогда меня смутил Спокойствием, бесстыдностью нежданой, Он мне в глаза смотрел, как будто правый: Расспрашивал, в подробности входил - И перед ним я повторил нелепость, Которую мне сам он нашептал. В о р о т ы н с к и й Не чисто, князь. Ш у й с к и й А что мне было делать? Всё объявить Феодору? Но царь На всё глядел очами Годунова, Всему внимал ушами Годунова: Пускай его б уверил я во всем; Борис тотчас его бы разуверил, А там меня ж сослали б в заточенье, Да в добрый час, как дядю моего, В глухой тюрьме тихонько б задавили. Не хвастаюсь, а в случае конечно Ни кая казнь меня не устрашит, Я сам не трус, но также не глупец И в петлю лезть не соглашуся даром. В о р о т ы н с к и й Ужасное злодейство! Слушай, верно Губителя раскаянье тревожит: Конечно кровь невинного младенца Ему ступить мешает на престол. Ш у й с к и й Перешагнет; Борис не так-то робок! Какая честь для нас, для всей Руси! Вчерашний раб, татарин, зять Малюты, Зять палача и сам в душе палач, Возьмет венец и бармы Мономаха... В о р о т ы н с к и й Так, родом он незнатен; мы знатнее. Ш у й с к и й Да, кажется. В о р о т ы н с к и й Ведь Шуйский, Воротынский.... Легко сказать, природные князья. Ш у й с к и й Природные, и Рюриковой крови. В о р о т ы н с к и й А слушай, князь, ведь мы б имели право Наследовать Феодору. Ш у й с к и й Да, боле, Чем Годунов. В о р о т ы н с к и й Ведь в самом деле! Ш у й с к и й Что ж? Когда Борис хитрить не перестанет, Давай народ искусно волновать, Пускай они оставят Годунова, Своих князей у них довольно, пусть Себе в цари любого изберут. В о р о т ы н с к и й Не мало нас наследников Варяга, Да трудно нам тягаться с Годуновым: Народ отвык в нас видеть древню отрасль Воинственных властителей своих. Уже давно лишились мы уделов, Давно царям подручниками служим, А он умел и страхом и любовью И славою народ очаровать. Ш у й с к и й (глядит в окно) Он смел, вот всё - а мы. .... Но полно. Видишь, Народ идет, рассыпавшись, назад - Пойдем скорей, узнаем, решено ли. КРАСНАЯ ПЛОЩАДЬ НАРОД О д и н Неумолим! Он от себя прогнал Святителей, бояр и патриарха. Они пред ним напрасно пали ниц; Его страшит сияние престола. Д р у г о й О боже мой, кто будет нами править? О горе нам! Т р е т и й Да вот верховный дьяк Выходит нам сказать решенье Думы. Н а р о д Молчать! молчать! дьяк думный говорит; Ш ш - слушайте! Щ е л к а л о в (с Красного Крыльца) Собором положили В последний раз отведать силу просьбы Над скорбною Правителя душой Заутра вновь святейший патриарх, В Кремле отпев торжественно молебен, Предшествуем хоругвями святыми, С иконами Владимирской, Донской, Воздвижится; а с ним синклит, бояре, Да сонм дворян, да выборные люди И весь народ московский православный, Мы все пойдем молить царицу вновь, Да сжалится над сирою Москвою И на венец благословит Бориса. Идите же вы с богом по домам, Молитеся - да взыдет к небесам Усердная молитва православных. (Народ расходится.) ДЕВИЧЬЕ ПОЛЕ. НОВОДЕВИЧИЙ МОНАСТЫРЬ НАРОД О д и н Теперь они пошли к царице в келью, Туда вошли Борис и патриарх С толпой бояр. Д р у г о й Что слышно? Т р е т и й Всё еще Упрямится; однако есть надежда. Б а б а (с ребенком). Агу! не плачь, не плачь; вот бука, бука Тебя возьмет! агу, aгу! . . . не плачь! О д и н Нельзя ли нам пробраться за ограду? Д р у г о й Нельзя. Куды! и в поле даже тесно, Не только там. Легко ли? Вся Москва Сперлася здесь; смотри: ограда, кровли, Все ярусы соборной колокольни, Главы церквей и самые кресты Унизаны народом. П е р в ы й Право любо! О д и н Что там за шум? Д р у г о й Послушай! что за шум? Народ завыл, там падают, что волны, За рядом ряд.... еще... еще.... Ну, брат, Дошло до нас; скорее! на колени! Н а р о д (на коленах. Вой и плач). Ах, смилуйся, отец наш! властвуй нами! Будь наш отец, наш царь! О д и н (тихо). О чем там плачут? Д р у г о й А как нам знать? то ведают бояре, Не нам чета. Б а б а (с ребенком). Ну, что ж? как надо плакать, Так и затих! вот я тебя! вот бука! Плачь, баловень! (Бросает его об земь. Ребенок пищит.) Ну, то-то же) О д и н Все плачут, Заплачем, брат, и мы. Д р у г о й Я силюсь, брат, Да не могу. П е р в ы й Я также. Нет ли луку? Потрем глаза. В т о р о й Нет, я слюней помажу. Что там еще? П е р в ы й Да кто их разберет? Н а р о д Венец за ним! он царь! он согласился! Борис наш царь! да здравствует Борис! КРЕМЛЕВСКИЕ ПАЛАТЫ БОРИС, ПАТРИАРХ, БОЯРЕ Б о р и с Ты, отче патриарх, вы все, бояре, Обнажена моя душа пред вами: Вы видели, что я приемлю власть Великую со страхом и смиреньем. Сколь тяжела обязанность моя! Наследую могущим Иоаннам - Наследую и ангелу-царю!..... О праведник! о мой отец державный! Воззри с небес на слезы верных слуг И ниспошли тому, кого любил ты, Кого ты здесь столь дивно возвеличил, Священное на власть благословенье: Да правлю я во славе свой народ, Да буду благ и праведен, как ты. От вас я жду содействия, бояре. Служите мне, как вы ему служили, Когда труды я ваши разделял, Не избранный еще народной волей Б о я р е. Не изменим присяге, нами данной Б о р и с Теперь пойдем, поклонимся гробам Почиющих властителей России - А там, сзывать весь наш народ на пир: Всех от вельмож до нищего слепца; Всем вольный вход, все гости дорогие. (Уходит, за ним и бояре.) В о р о т ы н с к и й (останавливая Шуйского). Ты угадал. Ш у й с к и й А что? В о р о т ы н с к и й Да здесь, намедни, Ты помнишь? Ш у й с к и й Нет, не помню ничего. В о р о т ы н с к и й Когда народ ходил в Девичье поле Ты говорил - Ш у й с к и й Теперь не время помнить, Советую порой и забывать. А впрочем я злословием притворным Тогда желал тебя лишь испытать, Верней узнать твой тайный образ мыслей; Но вот - народ приветствует царя - Отсутствие мое заметить могут - Иду за ним В о р о т ы н с к и й Лукавый царедворец! НОЧЬ. КЕЛЬЯ В ЧУДОВОМ МОНАСТЫРЕ. (1603 года) ОТЕЦ ПИМЕН, ГРИГОРИЙ СПЯЩИЙ П и м е н (пишет перед лампадой). Еще одно, последнее сказанье - И летопись окончена моя, Исполнен долг, завещанный от бога Мне грешному. Недаром многих лет Свидетелем господь меня поставил И книжному искусству вразумил; Когда-нибудь монах трудолюбивый Найдет мой труд усердный, безымянный, Засветит он, как я, свою лампаду - И, пыль веков от хартий отряхнув, Правдивые сказанья перепишет, Да ведают потомки православных Земли родной минувшую судьбу, Своих царей великих поминают За их труды, за славу, за добро - А за грехи, за темные деянья Спасителя смиренно умоляют. На старости я сызнова живу, Минувшее проходит предо мною - Давно ль оно неслось событий полно, Волнуяся, как море-окиян? Теперь оно безмолвно и спокойно Не много лиц мне память сохранила, Не много слов доходят до меня, А прочее погибло невозвратно..... Но близок день, лампада догорает - Еще одно последнее сказанье. (Пишет.) Г р и г о р и й (пробуждается). Всё тот же сон! возможно ль? в третий раз! Проклятый сон!... А всё перед лампадой Старик сидит, да пишет - и дремотой Знать во всю ночь он не смыкал очей Как я люблю его спокойный вид, Когда, душой в минувшем погруженный, Он летопись свою ведет; и часто Я угадать хотел, о чем он пишет? О темном ли владычестве татар? О казнях ли свирепых Иоанна? О бурном ли новогородском Вече? О славе ли отечества? напрасно. Ни на челе высоком, ни во взорах Нельзя прочесть его сокрытых дум; Всё тот же вид смиренный, величавый Так точно дьяк в приказах поседелый Спокойно зрит на правых и виновных, Добру и злу внимая равнодушно, Не ведая ни жалости, ни гнева. П и м е н Проснулся, брат. Г р и г о р и й Благослови меня, Честный отец. П и м е н Благослови господь Тебя и днесь и присно и во веки. Г р и г о р и й Ты всё писал и сном не позабылся, А мой покой бесовское мечтанье Тревожило, и враг меня мутил. Мне снилося, что лестница крутая Меня вела на башню; с высоты Мне виделась Москва, что муравейник; Внизу народ на площади кипел И на меня указывал со смехом, И стыдно мне и страшно становилось - И, падая стремглав, я пробуждался.... И три раза мне снился тот же сон Не чудно ли? П и м е н Младая кровь играет; Смиряй себя молитвой и постом, И сны твои видений легких будут Исполнены. Доныне - если я, Невольною дремотой обессилен, Не сотворю молитвы долгой к ночи - Мой старый сон не тих и не безгрешен, Мне чудятся то шумные пиры, То ратный стан, то схватки боевые, Безумные потехи юных лет! Г р и г о р и й Как весело провел свою ты младость! Ты воевал под башнями Казани, Ты рать Литвы при Шуйском отражал, Ты видел двор и роскошь Иоанна! Счастлив! а я, от отроческих лет По келиям скитаюсь, бедный инок! Зачем и мне не тешиться в боях, Не пировать за царскою трапезой? Успел бы я, как ты, на старость лет От суеты, от мира отложиться, Произнести монашества обет И в тихую обитель затвориться. П и м е н Не сетуй, брат, что рано грешный свет Покинул ты, что мало искушений Послал тебе всевышний Верь ты мне: Нас издали пленяет слава, роскошь И женская лукавая любовь. Я долго жил и многим насладился; Но с той поры лишь ведаю блаженство, Как в монастырь господь меня привел. Подумай, сын, ты о царях великих. Кто выше их? Единый бог. Кто смеет Противу их? Никто. А что же? Часто Златый венец тяжел им становился: Они его меняли на клобук. Царь Иоанн искал успокоенья В подобии монашеских трудов. Его дворец, любимцев гордых полный, Монастыря вид новый принимал: Кромешники в тафьях и власяницах Послушными являлись чернецами, А грозный царь игуменом смиренным. Я видел здесь - вот в этой самой келье (В ней жил тогда Кирилл многострадальный, Муж праведный Тогда уж и меня Сподобил бог уразуметь ничтожность Мирских сует), здесь видел я царя, Усталого от гневных дум и казней Задумчив, тих сидел меж нами Грозный, Мы перед ним недвижимо стояли И тихо он беседу с нами вел. Он говорил игумену и братьи: "Отцы мои, желанный день придет, Предстану здесь алкающий спасенья. Ты Никодим, ты Сергий, ты Кирилл, Вы все - обет примите мой духовный: Прииду к вам преступник окаянный И схиму здесь честную восприму, К стопам твоим, святый отец, припадши". Так говорил державный государь, И сладко речь из уст его лилася - И плакал он А мы в слезах молились, Да ниспошлет господь любовь и мир Его душе страдающей и бурной А сын его Феодор? На престоле Он воздыхал о мирном житие Молчальника. Он царские чертоги Преобратил в молитвенную келью; Там тяжкие, державные печали Святой души его не возмущали. Бог возлюбил смирение царя, И Русь при нем во славе безмятежной Утешилась - а в час его кончины Свершилося неслыханное чудо; К его одру, царю едину зримый, Явился муж необычайно светел, И начал с ним беседовать Феодор И называть великим патриархом. И все кругом объяты были страхом, Уразумев небесное виденье, Зане святый владыка пред царем Во храмине тогда не находился. Когда же он преставился, палаты Исполнились святым благоуханьем И лик его как солнце просиял - Уж не видать такого нам царя. О страшное, невиданное горе! Прогневали мы бога, согрешили: Владыкою себе цареубийцу Мы нарекли. Г р и г о р и й Давно, честный отец, Хотелось мне спросить о смерти Димитрия царевича; в то время Ты, говорят, был в Угличе. П и м е н Ох, помню! Привел меня бог видеть злое дело, Кровавый грех. Тогда я в дальний Углич На некое был послан послушанье, Пришел я в ночь. На утро в час обедни Вдруг слышу звон, ударили в набат, Крик, шум. Бегут на двор царицы. Я Спешу туда ж - а там уже весь город. Гляжу: лежит зарезанный царевич; Царица мать в беспамятстве над ним, Кормилица в отчаяньи рыдает, А тут народ остервенясь волочит Безбожную предательницу-мамку..... Вдруг между их, свиреп, от злости бледен, Является Иуда Битяговский "Вот, вот злодей!" раздался общий вопль, И вмиг его не стало. Тут народ Вслед бросился бежавшим трем убийцам; Укрывшихся злодеев захватили И привели пред теплый труп младенца, И чудо - вдруг мертвец затрепетал - "Покайтеся!" народ им завопил: И в ужасе под топором злодеи Покаялись - и назвали Бориса. Г р и г о р и й Каких был лет царевич убиенный? П и м е н Да лет семи; ему бы ныне было - (Тому прошло уж десять лет... нет больше: Двенадцать лет) - он был бы твой ровесник И царствовал; но бог судил иное. Сей повестью плачевной заключу Я летопись мою; с тех пор я мало Вникал в дела мирские. Брат Григорий, Ты грамотой свой разум просветил, Тебе свой труд передаю. В часы Свободные от подвигов духовных Описывай не мудрствуя лукаво Всё то, чему свидетель в жизни будешь: Войну и мир, управу государей, Угодников святые чудеса, Пророчества и знаменья небесны - А мне пора, пора уж отдохнуть И погасить лампаду.... Но звонят К заутренни... благослови, господь, Своих рабов!... подай костыль, Григорий (Уходит) Г р и г о р и й Борис, Борис! всё пред тобой трепещет, Никто тебе не смеет и напомнить О жребии несчастного младенца - А между тем отшельник в темной кельи Здесь на тебя донос ужасный пишет: И не уйдешь ты от суда мирского, Как не уйдешь от божьего суда. ПАЛАТЫ ПАТРИАРХА. ПАТРИАРХ, ИГУМЕН ЧУДОВА МОНАСТЫРЯ. П а т р и а р х И он убежал, отец игумен? И г у м е н Убежал, святый владыко. Вот уж тому третий день. П а т р и а р х Пострел, окаянный! Да какого он роду? И г у м е н Из роду Отрепьевых, галицких боярских детей Смолоду постригся неведомо где, жил в Суздале, в Ефимьевском монастыре, ушел оттуда, шатался по разным обителям, наконец пришел к моей чудовской братии, а я, видя, что он еще млад и неразумен, отдал его под начал отцу Пимену, старцу кроткому и смиренному; и был он весьма грамотен; читал наши летописи, сочинял каноны святым; но знать грамота далася ему не от господа бога... . П а т р и а р х Уж эти мне грамотеи! что еще выдумал! буду царем на Москве! Ах, он сосуд диавольский! Однако нечего царю и докладывать об этом; что тревожить отца-государя? Довольно будет объявить о побеге дьяку Смирнову али дьяку Ефимьеву; эдака ересь! буду царем на Москве!.... Поймать, поймать врагоугодника, да и сослать в Соловецкий на вечное покаяние. Ведь это ересь, отец игумен И г у м е н Ересь, святый владыко, сущая ересь. ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ. ДВА СТОЛЬНИКА. П е р в ы й Где государь? В т о р о й В своей опочивальне Он заперся с каким-то колдуном. П е р в ы й Так, вот его любимая беседа: Кудесники, гадатели, колдуньи. - Всё ворожит, что красная невеста. Желал бы знать, о чем гадает он? В т о р о й Вот он идет. Угодно ли спросить? П е р в ы й Как он угрюм! (Уходят) Ц а р ь (входит) Достиг я высшей власти; Шестой уж год я царствую спокойно. Но счастья нет моей душе. Не так ли Мы с молоду влюбляемся и алчем Утех любви, но только утолим Сердечный глад мгновенным обладаньем, Уж охладев, скучаем и томимся?... Напрасно мне кудесники сулят Дни долгие, дни власти безмятежной - Ни власть, ни жизнь меня не веселят; Предчувствую небесный гром и горе. Мне счастья нет. Я думал свой народ В довольствии, во славе успокоить, Щедротами любовь его снискать - Но отложил пустое попеченье: Живая власть для черни ненавистна. Они любить умеют только мертвых - Безумны мы, когда народный плеск Иль ярый вопль тревожит сердце наше! Бог насылал на землю нашу глад, Народ завыл, в мученьях погибая; Я отворил им житницы, я злато Рассыпал им, я им сыскал работы - Они ж меня, беснуясь, проклинали! Пожарный огнь их домы истребил, Я выстроил им новые жилища. Они ж меня пожаром упрекали! Вот черни суд: ищи ж ее любви. В семье моей я мнил найти отраду, Я дочь мою мнил осчастливить браком - Как буря, смерть уносит жениха..... И тут молва лукаво нарекает Виновником дочернего вдовства - Меня, меня, несчастного отца!.... Кто ни умрет, я всех убийца тайный: Я ускорил Феодора кончину, Я отравил свою сестру царицу - Монахиню смиренную.... всё я! Ах! чувствую: ничто не может нас Среди мирских печалей успокоить; Ничто, ничто... едина разве совесть. Так, здравая, она восторжествует Над злобою, над темной клеветою - - Но если в ней единое пятно, Единое, случайно завелося; Тогда - беда! как язвой моровой Душа сгорит, нальется сердце ядом, Как молотком стучит в ушах упрек, И всё тошнит, и голова кружится, И мальчики кровавые в глазах...... И рад бежать, да некуда.... ужасно! Да, жалок тот, в ком совесть нечиста. КОРЧМА НА ЛИТОВСКОЙ ГРАНИЦЕ МИСАИЛ И ВАРЛААМ, БРОДЯГИ-ЧЕРНЕЦЫ; ГРИГОРИЙ ОТРЕПЬЕВ МИРЯНИНОМ; ХОЗЯЙКА Х о з я й к а. Чем-то мне вас подчивать, старцы честные? В а р л а а м Чем бог пошлет, хозяюшка. Нет ли вина? Х о з я й к а. Как не быть, отцы мои! сейчас вынесу. (Уходит) М и с а и л. Что ж ты закручинился, товарищ? Вот и граница Литовская, до которой так хотелось тебе добраться. Г р и г о р и й Пока не буду в Литве, до тех пор не буду спокоен В а р л а а м Что тебе Литва так слюбилась? Вот мы, отец Мисаил, да я грешный, как утекли из монастыря, так ни о чем уж и не думаем. Литва ли, Русь ли, что гудок, что гусли; всё нам равно, было бы вино.... да вот и оно!... М и с а и л. Складно сказано, отец Варлаам Х о з я й к а (входит). Вот вам, отцы мои. Пейте на здоровье. М и с а и л. Спасибо, родная, бог тебя благослови. (Монахи пьют; Варлаам затягивает пecню: Как во городе было во Казани...) В а р л а а м (Григорию). Что же ты не подтягиваешь, да и не потягиваешь? Г р и г о р и й Не хочу. М и с а и л. Вольному воля.... В а р л а а м А пьяному рай, отец Мисаил! Выпьем же чарочку за шинкарочку. Однако, отец Мисаил, когда я пью, так трезвых не люблю; ино дело пьянство, а иное чванство; хочешь жить, как мы, милости просим - нет, так убирайся, проваливай: скоморох попу не товарищ. Г р и г о р и й Пей, да про себя разумей, отец Варлаам! Видишь: и я порой складно говорить умею. В а р л а а м А что мне про себя разуметь? М и с а и л. Оставь его, отец Варлаам. В а р л а а м Да что он за постник? Сам же к нам навязался в товарищи, неведомо кто, неведомо откуда - да еще и спесивится; может быть кобылу нюхал..... (Пьет и поет: Молодой чернец постригся.) Г р и г о р и й (хозяйке). Куда ведет эта дорога? Х о з я й к а. В Литву, мой кормилец, к Луёвым горам. Г р и г о р и й А далече ли до Луёвых гор? Х о з я й к а Недалече, к вечеру можно бы туда поспеть, кабы не заставы царские, да сторожевые приставы. Г р и г о р и й Как, заставы! что это значит - ? Х о з я й к а. Кто-то бежал из Москвы, а велено всех задерживать, да осматривать. Г р и г о р и й (про себя). Вот тебе, бабушка, Юрьев день. В а р л а а м Эй, товарищ! да ты к хозяйке присуседился. Знать не нужна тебе водка, а нужна молодка, дело, брат, дело! у всякого свой обычай; а у нас с отцом Мисаилом одна заботушка: пьем до донушка, выпьем, поворотим и в донушко поколотим. М и с а и л. Складно сказано, отец Варлаам... Г р и г о р и й Да кого ж им надобно? Кто бежал из Москвы? Х о з я й к а. А господь его ведает, вор ли, разбойник - только здесь и добрым людям нынче прохода нет - а что из того будет? ничего; ни лысого беса не поймают: будто в Литву нет и другого пути, как столбовая дорога! Вот хоть отсюда свороти влево, да бором иди по тропинке до часовни, что на Чеканском ручью, а там прямо через болото на Хлопино, а оттуда на Захарьево, а тут уж всякой мальчишка доведет до Луёвых гор. От этих приставов только и толку, что притесняют прохожих да обирают нас бедных. (Слышен шум.) Что там еще? ах вот они, проклятые! дозором идут. Г р и г о р и й Хозяйка! нет ли в избе другого угла? Х о з я й к а Нету, родимый Рада бы сама спрятаться. Только слава, что дозором ходят, а подавай им и вина и хлеба, и неведомо чего - чтоб им издохнуть, окаянным! чтоб им..... (Входят приставы) П р и с т а в Здорово, хозяйка! Х о з я й к а Добро пожаловать, гости дорогие, милости просим. (один пристав другому) Ба! да здесь попойка идет; будет чем поживиться. (Монахам.) Вы что за люди? В а р л а а м Мы божии старцы, иноки смиренные, ходим по селениям да собираем милостыню христианскую на монастырь. П р и с т а в (Григорию.) А ты? М и с а и л. Наш товарищ.... Г р и г о р и й Мирянин из пригорода; проводил старцев до рубежа, отселе иду восвояси. М и с а и л. Так ты раздумал...... Г р и г о р и й (тихо). Молчи. П р и с т а в Хозяйка, выставь-ка еще вина - а мы здесь со старцами попьем да побеседуем. Д р у г о й п р и с т а в (тихо). Парень-то, кажется, гол, с него взять нечего; зато старцы..... П е р в ы й Молчи, сей час до них доберемся. - Что, отцы мои? каково промышляете? В а р л а а м. Плохо, сыне, плохо! ныне христиане стали скупы; деньгу любят, деньгу прячут. Мало богу дают. Прииде грех велий на языцы земнии. Все пустилися в торги, в мытарства; думают о мирском богатстве, не о спасении души. Ходишь, ходишь; молишь, молишь; иногда в три дни трех полушек не вымолишь. Такой грех! Пройдет неделя, другая, заглянешь в мошонку, ан в ней так мало, что совестно в монастырь показаться; что делать? с горя и остальное пропьешь; беда да и только. - Ох плохо, знать пришли наши последние времена... Х о з я й к а (плачет). Господь помилуй и спаси! (В продолжении Варлаамовой речи, первый пристав значительно всматривается в Мисаила.) П е р в ы й п р и с т а в Алеха! при тебе ли царский указ? В т о р о й При мне. П е р в ы й Подай-ка сюда. М и с а и л. Что ты на меня так пристально смотришь? П е р в ы й п р и с т а в А вот что: из Москвы бежал некоторый злой еретик, Гришка Отрепьев, слыхал ли ты это? М и с а и л. Не слыхал. П р и с т а в Не слыхал? ладно. А того беглого еретика царь приказал изловить и повесить. Знаешь ли ты это? М и с а и л. Не знаю. П р и с т а в (Варлааму). Умеешь ли ты читать? В а р л а а м. Смолоду знал, да разучился. П р и с т а в (Мисаилу) А ты? М и с а и л Не умудрил господь. П р и с т а в Так вот тебе царский указ. М и с а и л На что мне его? - П р и с т а в Мне сдается, что этот беглый еретик, вор, мошенник - ты. М и с а и л Я! помилуй! что ты? П р и с т а в Постой! держи двери. Вот мы сей час и справимся. Х о з я й к а Ах, они окаянные мучители! и старца-то в покое не оставят! П р и с т а в Кто здесь грамотный? Г р и г о р и й (выступает вперед). Я грамотный П р и с т а в Вот на! А у кого же ты научился? Г р и г о р и й У нашего пономаря. П р и с т а в (дает ему указ) Читай же в слух. Г р и г о р и й (читает). "Чюдова монастыря недостойный чернец Григорий, из роду Отрепьевых, впал в ересь и дерзнул, наученный диаволом, возмущать святую братию всякими соблазнами и беззакониями. А по справкам оказалось, отбежал он, окаянный Гришка, к границе Литовской.." П р и с т а в (Мисаилу) Как же не ты? Г р и г о р и й "И царь повелел изловить его..." П р и с т а в И повесить. Г р и г о р и й Тут не сказано повесить. П р и с т а в Врешь: не всяко слово в строку пишется. Читай: изловить и повесить. Г р и г о р и й "И повесить. А лет ему вору Гришке от роду..... (смотря на Варлаама) за 50. А росту он среднего, лоб имеет плешивый, бороду седую, брюхо толстое....." (Все глядят на Варлаама) П е р в ы й п р и с т а в Ребята! здесь Гришка! держите, вяжите его! Вот уж не думал, не гадал. В а р л а а м (вырывая бумагу) Отстаньте, сукины дети! что я за Гришка? - как! 50 лет, борода седая, брюхо толстое! нет, брат! молод еще надо мною шутки шутить. Я давно не читывал и худо разбираю, а тут уж разберу,как дело до петли доходит.(Читает по складам.) "А-лет е-му от-ро-ду..... 20". - Что брат? где тут 50? видишь? 20. В т о р о й п р и с т а в Да, помнится, двадцать. Так и нам было сказано. П е р в ы й п р и с т а в (Григорию). Да ты, брат, видно забавник. (Во время чтения, Григорий стоит потупя голову, с рукою за пазухой) В а р л а а м (продолжает) "А ростом он мал, грудь широкая, одна рука короче другой, глаза голубые, волоса рыжие, на щеке бородавка, на лбу другая". Да это, друг, уж не ты ли? (Григорий вдруг вынимает кинжал; все перед ним расступаются, он бросается в окно.) П р и с т а в ы Держи! держи! (Все бегут в беспорядке) МОСКВА. ДОМ ШУЙСКОГО ШУЙСКИЙ, МНОЖЕСТВО ГОСТЕЙ УЖИН Ш у й с к и й Вина еще. (Встает, за ним и все) Ну, гости дорогие, Последний ковш! Читай молитву, мальчик. М а л ь ч и к Царю небес, везде и присно сущий, Своих рабов молению внемли: Помолимся о нашем государе, Об избранном тобой, благочестивом Всех христиан царе самодержавном. Храни его в палатах, в поле ратном, И на путях, и на одре ночлега. Подай ему победу на враги, Да славится он от моря до моря. Да здравием цветет его семья, Да осенят ее драгие ветви Весь мир земной - а к нам, своим рабам, Да будет он, как прежде, благодатен, И милостив и долготерпелив, Да мудрости его неистощимой Проистекут источники на нас; И, царскую на то воздвигнув чашу, Мы молимся тебе, царю небес. Ш у й с к и й (пьет). Да здравствует великий государь! Простите же вы, гости дорогие; Благодарю, что вы моей хлеб-солью Не презрели. Простите, добрый сон (Гости уходят, он провожает их до дверей) П у ш к и н Насилу убрались; ну, князь Василий Иванович, я уж думал, что нам не удастся и переговорить. Ш у й с к и й (слугам). Вы что рот разинули? Всё бы вам господ подслушивать. - Сбирайте со стола да ступайте вон - Что такое, Афанасий Михайлович? П у ш к и н Чудеса да и только. Племянник мой, Гаврила Пушкин, мне Из Кракова гонца прислал сегодня. Ш у й с к и й Ну. П у ш к и н Странную племянник пишет новость. Сын Грозного.... постой (Идет к дверям и осматривает.) Державный отрок, По манию Бориса убиенный... Ш у й с к и й Да это уж не ново. П у ш к и н Погоди: Димитрий жив. Ш у й с к и й Вот-на! какая весть! Царевич жив! ну подлинно чудесно. И только-то? П у ш к и н Послушай до конца. Кто б ни был он, спасенный ли царевич, Иль некий дух во образе его, Иль смелый плут, бесстыдный самозванец, Но только там Димитрий появился. Ш у й с к и й Не может быть. П у ш к и н Его сам Пушкин видел, Как приезжал впервой он во дворец И сквозь ряды литовских панов прямо Шел в тайную палату короля. Ш у й с к и й Кто ж он такой? откуда он? П у ш к и н Не знают. Известно то, что он слугою был У Вишневецкого, что на одре болезни Открылся он духовному отцу, Что гордый пан, его проведав тайну, Ходил за ним, поднял его с одра И с ним потом уехал к Сигизмунду. Ш у й с к и й Что ж говорят об этом удальце? П у ш к и н Да слышно он умен, приветлив, ловок, По нраву всем. Московских беглецов Обворожил. Латинские попы С ним заодно. Король его ласкает, И говорят, помогу обещал. Ш у й с к и й Всё это, брат, такая кутерьма, Что голова кругом пойдет невольно. Сомненья нет, что это самозванец, Но, признаюсь, опасность не мала, Весть важная! и если до народа Она дойдет, то быть грозе великой П у ш к и н Такой грозе, что вряд царю Борису Сдержать венец на умной голове. И поделом ему! он правит нами, Как царь Иван (не к ночи будь помянут). Что пользы в том, что явных казней нет, Что на колу кровавом, всенародно Мы не поем канонов Иисусу, Что нас не жгут на площади, а царь Своим жезлом не подгребает углей? Уверены ль мы в бедной жизни нашей? Нас каждый день опала ожидает, Тюрьма, Сибирь, клобук иль кандалы, А там - в глуши голодна смерть иль петля. Знатнейшие меж нами роды - где? Где Сицкие князья, где Шестуновы, Романовы, отечества надежда? Заточены, замучены в изгнаньи. Дай срок: тебе такая ж будет участь. Легко ль, скажи! мы дома, как Литвой, Осаждены неверными рабами; Всё языки, готовые продать, Правительством подкупленные воры. Зависим мы от первого холопа, Которого захочем наказать. Вот - Юрьев день задумал уничтожить. Не властны мы в поместиях своих. Не смей согнать ленивца! Рад не рад, Корми его; не смей переманить Работника! - Не то, в Приказ Холопий Ну, слыхано ль хоть при царе Иване Такое зло? А легче ли народу? Спроси его. Попробуй самозванец Им посулить старинный Юрьев день, Так и пойдет потеха. Ш у й с к и й Прав ты, Пушкин Но знаешь ли? Об этом обо всем Мы помолчим до времени. П у ш к и н Вестимо, Знай про себя. Ты человек разумный; Всегда с тобой беседовать я рад, И если что меня подчас тревожит, Не вытерплю, чтоб не сказать тебе. К тому ж твой мед, да бархатное пиво Сегодня так язык мне развязали.... Прощай же, князь. Ш у й с к и й Прощай, брат, до свиданья. (Провожает Пушкина) ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ ЦАРЕВИЧ, ЧЕРТИТ ГЕОГРАФИЧЕСКУЮ КАРТУ. ЦАРЕВНА. МАМКА ЦАРЕВНЫ. К с е н и я (цалует портрет). Милый мой жених, прекрасный королевич, не мне ты достался, не своей невесте - а темной могилке, на чужой сторонке. Никогда не утешусь, вечно по тебе буду плакать. М а м к а. И, царевна! девица плачет, что роса падет; взойдет солнце, росу высушит. Будет у тебя другой жених и прекрасный и приветливый Полюбишь его, дитя наше ненаглядное, забудешь своего королевича. К с е н и я Нет, мамушка, я и мертвому буду ему верна. (Входит Борис) Ц а р ь Что Ксения? что милая моя? В невестах уж печальная вдовица! Всё плачешь ты о мертвом женихе. Дитя мое! судьба мне не судила Виновником быть вашего блаженства. Я может быть прогневал небеса, Я счастие твое не мог устроить. Безвинная, зачем же ты страдаешь? - А ты, мой сын, чем занят? Это что? Ф е о д о р Чертеж земли московской; наше царство Из края в край Вот видишь: тут Москва, Тут Новгород, тут Астрахань. Вот море, Вот пермские дремучие леса, А вот Сибирь. Ц а р ь А это что такое Узором здесь виется? Ф е о д о р Это Волга. Ц а р ь Как хорошо! вот сладкий плод ученья! Как с облаков ты можешь обозреть Всё царство вдруг: границы, грады, реки. Учись, мой сын: наука сокращает Нам опыты быстротекущей жизни - Когда-нибудь, и скоро может быть, Все области, которые ты ныне Изобразил так хитро на бумаге, Все под руку достанутся твою - Учись, мой сын, и легче и яснее Державный труд ты будешь постигать. (Входит Семен Годунов) Вот Годунов идет ко мне с докладом. (Ксении.) Душа моя, поди в свою светлицу; Прости, мой друг. Утешь тебя господь. (Ксения с мамкою уходит.) Что скажешь мне, Семен Никитич? С е м е н Г о д у н о в Нынче Ко мне, чем свет, дворецкий князь-Василья И Пушкина слуга пришли с доносом. Ц а р ь Ну. С е м е н Г о д у н о в Пушкина слуга донес сперва, Что поутру вчера к ним в дом приехал Из Кракова гонец - и через час Без грамоты отослан был обратно. Ц а р ь. Гонца схватить. С е м е н Г о д у н о в Уж послано в догоню. Ц а р ь. О Шуйском что? С е м е н Г о д у н о в Вечор он угощал Своих друзей, обоих Милославских, Бутурлиных, Михайла Салтыкова, Да Пушкина - да несколько других; А разошлись уж поздно. Только Пушкин Наедине с хозяином остался И долго с ним беседовал еще. Ц а р ь. Сейчас послать за Шуйским. С е м е н Г о д у н о в Государь! Он здесь уже. Ц а р ь Позвать его сюда. (Годунов уходит) Ц а р ь Сношения с Литвою! это что?.... Противен мне род Пушкиных мятежный, А Шуйскому не должно доверять: Уклончивый, но смелый и лукавый... (Входит Шуйский) Мне нужно, князь, с тобою говорить. Но кажется - ты сам пришел за делом: И выслушать хочу тебя сперва. Ш у й с к и й Так, государь: мой долг тебе поведать Весть важную. Ц а р ь Я слушаю тебя. Ш у й с к и й (тихо указывая на Феодора). Но, государь..... Ц а р ь. Царевич может знать, Что ведает князь Шуйский Говори. Ш у й с к и й Царь, из Литвы пришла нам весть... Ц а р ь. Не та ли, Что Пушкину привез вечор гоц Ш у й с к и й Всё знает он! - Я думал, государь, Что ты еще не ведаешь сей тайны. Ц а р ь. Нет нужды, князь: хочу сообразить Известия; иначе не узнаем Мы истины. Ш у й с к и й Я знаю только то, Что в Кракове явился самозванец, И что король и паны за него. Ц а р ь. Что ж говорят? Кто этот самозванец? Ш у й с к и й Не ведаю. Ц а р ь. Но.... чем опасен он Ш у й с к и й Конечно, царь: сильна твоя держава, Ты милостью, раденьем и щедротой Усыновил сердца своих рабов. Но знаешь сам: бессмысленная чернь Изменчива, мятежна, суеверна, Легко пустой надежде предана, Мгновенному внушению послушна, Для истинны глуха и равнодушна, А баснями питается она. Ей нравится бесстыдная отвага. Так если сей неведомый бродяга Литовскую границу перейдет, К нему толпу безумцев привлечет Димитрия воскреснувшее имя. Ц а р ь. Димитрия!.... как? этого младенца! Димитрия!.... Царевич, удались. Ш у й с к и й Он покраснел: быть буре!... Ф е о д о р. Государь, Дозволишь ли..... Ц а р ь. Нельзя, мой сын, поди. (Феодор уходит.) Димитрия!.... Ш у й с к и й Он ничего не знал. Ц а р ь Послушай, князь: взять меры сей же час; Чтоб от Литвы Россия оградилась Заставами: чтоб ни одна душа Не перешла за эту грань; чтоб заяц Не прибежал из Польши к нам; чтоб ворон Не прилетел из Кракова. Ступай Ш у й с к и й Иду. Ц а р ь. Постой Не правда ль, эта весть Затейлива? Слыхал ли ты когда, Чтоб мертвые из гроба выходили Допрашивать царей, царей законных, Назначенных, избранных всенародно, Увенчанных великим патриархом? Смешно? а? что? Что ж не смеешься ты? Ш у й с к и й Я, государь?... Ц а р ь Послушай, князь Василий: Как я узнал, что отрока сего... Что отрок сей лишился как-то жизни, Ты послан был на следствие: теперь Тебя крестом и богом заклинаю, По совести мне правду объяви: Узнал ли ты убитого младенца И не было ль подмена? Отвечай Ш у й с к и й Клянусь тебе..... Ц а р ь. Нет, Шуйский, не клянись, Но отвечай: то был царевич? Ш у й с к и й Он Ц а р ь. Подумай, князь. Я милость обещаю, Прошедшей лжи опалою напрасной Не накажу. Но если ты теперь Со мной хитришь, то головою сына Клянусь - тебя постигнет злая казнь: Такая казнь, что царь Иван Васильич От ужаса во гробе содрогнется. Ш у й с к и й Не казнь страшна; страшна твоя немилость; Перед тобой дерзну ли я лукавить? И мог ли я так слепо обмануться, Что не узнал Димитрия? Три дня Я труп его в соборе посещал, Всем Угличем туда сопровожденный Вокруг его тринадцать тел лежало, Растерзанных народом, и по ним Уж тление приметно проступало, Но детский лик царевича был ясен И свеж и тих, как будто усыпленный; Глубокая не запекалась язва, Черты ж лица совсем не изменились. Нет, государь, сомненья нет: Димитрий Во гробе спит. Ц а р ь (спокойно). Довольно; удались. (Шуйский уходит) Ух, тяжело!.... Дай дух переведу - Я чувствовал: вся кровь моя в лицо Мне кинулась - и тяжко опускалась.... Так вот зачем тринадцать лет мне сряду Всё снилося убитое дитя! Да, да - вот что! теперь я понимаю. Но кто же он, мой грозный супостат? Кто на меня? Пустое имя, тень - Ужели тень сорвет с меня порфиру, Иль звук лишит детей моих наследства? Безумец я! Чего ж я испугался? На призрак сей подуй - и нет его. Так решено: не окажу я страха - Но презирать не должно ничего... - Ох, тяжела ты, шапка Мономаха! КРАКОВ. ДОМ ВИШНЕВЕЦКОГО САМОЗВАНЕЦ И PATER ЧЕРНИКОВСКИЙ С а м о з в а н е ц. Нет, мой отец, не будет затрудненья; Я знаю дух народа моего; В нем набожность не знает исступленья: Ему священ пример царя его. Всегда, к тому ж, терпимость равнодушна. Ручаюсь я, что прежде двух годов Весь мой народ, вся северная церковь Признают власть наместника Петра. P a t e r. Вспомоществуй тебе святый Игнатий, Когда придут иные времена. А между тем небесной благодати Таи в душе, царевич, семена. Притворствовать пред оглашенным светом Нам иногда духовный долг велит; Твои слова, деянья судят люди, Намеренья единый видит бог. С а м о з в а н е ц. Аминь. Кто там! (Входит слуга) Сказать: мы принимаем. (Отворяются двери; входит толпа русских и поляков) Товарищи! мы выступаем завтра Из Кракова. Я, Мнишек, у тебя Остановлюсь в Санборе на три дня. Я знаю: твой гостеприимный замок И пышностью блистает благородной? И славится хозяйкой молодой - Прелестную Марину я надеюсь Увидеть там. А вы, мои друзья, Литва и Русь, вы, братские знамена Поднявшие на общего врага, На моего коварного злодея, Сыны славян, я скоро поведу В желанный бой дружины ваши грозны. - Но между вас я вижу новы лица. Г а в р и л а П у ш к и н Они пришли у милости твоей Просить меча и службы. С а м о з в а н е ц. Рад вам, дети. Ко мне, друзья. - Но кто, скажи мне, Пушкин, Красавец сей? П у ш к и н Князь Курбский С а м о з в а н е ц. Имя громко! (Курбскому) Ты родственник казанскому гepoю? К у р б с к и й Я сын его. С а м о з в а н е ц. Он жив еще? К у р б с к и й Нет, умер. С а м о з в а н е ц Великий ум! муж битвы и совета! Но с той поры, когда являлся он, Своих обид ожесточенный мститель, С литовцами под ветхий город Ольгин, Молва об нем умолкла. К у р б с к и й Мой отец В Волынии провел остаток жизни, В поместиях, дарованных ему Баторием. Уединен и тих, В науках он искал себе отрады; Но мирный труд его не утешал: Он юности своей отчизну помнил И до конца по ней он тосковал. С а м о з в а н е ц. Несчастный вождь! как ярко просиял Восход его шумящей, бурной жизни. Я радуюсь, великородный витязь, Что кровь его с отечеством мирится. Вины отцов не должно вспоминать; Мир гробу их! приближься, Курбский Руку! - Не странно ли? сын Курбского ведет На трон, кого? да - сына Иоанна.... Всё за меня: и люди и судьба. - Ты кто такой? П о л я к. Собаньский, шляхтич вольный С а м о з в а н е ц. Хвала и честь тебе, свободы чадо! Вперед ему треть жалованья выдать. - Но эти кто? я узнаю на них Земли родной одежду. Это наши. Х р у щ е в (бьет челом). Так, государь, отец наш. Мы твои Усердные, гонимые холопья. Мы из Москвы, опальные, бежали К тебе, наш царь - и за тебя готовы Главами лечь, да будут наши трупы На царской трон ступенями тебе. С а м о з в а н е ц Мужайтеся, безвинные страдальцы - Лишь дайте мне добраться до Москвы, А там Борис расплатится во всем. Ты кто? К а р е л а Казак. К тебе я с Дона послан От вольных войск, от храбрых атаманов, От казаков верховых и низовых, Узреть твои царевы ясны очи И кланяться тебе их головами. С а м о з в а н е ц Я знал донцов. Не сомневался видеть В своих рядах казачьи бунчуки. Благодарим Донское наше войско. Мы ведаем, что ныне казаки Неправедно притеснены, гонимы; Но если бог поможет нам вступить На трон отцов, то мы по старине Пожалуем наш верный вольный Дон П о э т (приближается, кланяясь низко и хватая Гришку за полу). Великий принц, светлейший королевич! С а м о з в а н е ц. Что хочешь ты? П о э т (подает ему бумагу). Примите благосклонно Сей бедный плод усердного труда. С а м о з в а н е ц. Что вижу я? Латинские стихи! Стократ священ союз меча и лиры, Единый лавр их дружно обвивает. Родился я под небом полунощным, Но мне знаком латинской Музы голос, И я люблю парнасские цветы. Я верую в пророчества пиитов. Нет, не вотще в их пламенной груди Кипит восторг: благословится подвиг, Егож они прославили заране! Приближься, друг. В мое воспоминанье Прими сей дар. (Дает ему перстень) Когда со мной свершится Судьбы завет, когда корону предков Надену я; надеюсь вновь услышать Твой сладкий глас, твой вдохновенный гимн Musa gloriam coronat, gloriaque musam. Итак, друзья, до завтра, до свиданья. В с е. В поход, в поход! Да здравствует Димитрий, Да здравствует великий князь московский! ЗАМОК ВОЕВОДЫ МНИШКА В САНБОРЕ. (Ряд освещенных комнат. Музыка.) ВИШНЕВЕЦКИЙ, МНИШЕК. М н и ш е к. Он говорит с одной моей Мариной, Мариною одною занят он.... А дело-то на свадьбу страх похоже; Ну - думал ты, признайся, Вишневецкий Что дочь моя царицей будет? а? В и ш н е в е ц к и й Да, чудеса... и думал ли ты, Мнишек, Что мой слуга взойдет на трон московской? М н и ш е к. А какова, скажи, моя Марина? Я только ей промолвил: ну, смотри! Не упускай Димитрия!... и вот Всё кончено. Уж он в ее сетях. (Музыка играет Польской Самозванец идет с Мариною в первой паре.) М а р и н а (тихо Димитрию). Да, ввечеру, в одиннадцать часов, В аллее лип, я завтра у фонтана. (Расходятся. Другая пара.) К а в а л е р Что в ней нашел Димитрий? Д а м а Как! она Красавица. К а в а л е р Да, мраморная нимфа: Глаза, уста без жизни, без улыбки.... (Новая пара) Д а м а. Он не красив, но вид его приятен И царская порода в нем видна. (Новая пара) Д а м а Когда ж поход? К а в а л е р Когда велит царевич, Готовы мы; но видно, панна Мнишек С Димитрием задержит нас в плену. Д а м а. Приятный плен К а в а л е р. Конечно, если вы..... (Расходятся. Комнаты пустеют.) М н и ш е к. Мы, старики, уж нынче не танцуем, Музыки гром не призывает нас, Прелестных рук не жмем и не цалуем - Ох, не забыл старинных я проказ! Теперь не то, не то, что прежде было: И молодежь, ей-ей - не так смела, И красота не так уж весела - Признайся, друг: всё как-то приуныло. Оставим их; пойдем, товарищ мой, Венгерского, обросшую травой Велим отрыть бутылку вековую, Да в уголку потянем-ка вдвоем Душистый ток, струю, как жир, густую, А между тем посудим кой о чем. Пойдем же, брат. В и ш н е в е ц к и й И дело, друг, пойдем. НОЧЬ. САД. ФОНТАН С а м о з в а н е ц (входит). Вот и фонтан; она сюда придет. Я кажется рожден не боязливым; Перед собой вблизи видал я смерть, Пред смертию душа не содрогалась. Мне вечная неволя угрожала, За мной гнались - я духом не смутился И дерзостью неволи избежал. Но что ж теперь теснит мое дыханье? Что значит сей неодолимый трепет? Иль это дрожь желаний напряженных? Нет - это страх. День целый ожидал Я тайного свидания с Мариной, Обдумывал всё то, что ей скажу, Как обольщу ее надменный ум, Как назову московскою царицей - Но час настал - и ничего не помню. Не нахожу затверженных речей; Любовь мутит мое воображенье.... Но что-то вдруг мелькнуло.... шорох... тише.... Нет, это свет обманчивой луны, И прошумел здесь ветерок. М а р и н а (входит). Царевич! С а м о з в а н е ц. Она!... Вся кровь во мне остановилась. М а р и н а Димитрий! Вы? С а м о з в а н е ц. Волшебный, сладкий голос! (Идет к ней) Ты ль наконец? Тебя ли вижу я, Одну со мной, под сенью тихой ночи? Как медленно катился скучный день! Как медленно заря вечерня гасла! Как долго ждал во мраке я ночном! М а р и н а Часы бегут, и дорого мне время - Я здесь тебе назначила свиданье Не для того, чтоб слушать нежны речи Любовника. Слова не нужны. Верю, Что любишь ты; но слушай: я решилась С твоей судьбой и бурной и неверной Соединить судьбу мою; то вправе Я требовать, Димитрий, одного: Я требую, чтоб ты души своей Мне тайные открыл теперь надежды, Намеренья и даже опасенья - Чтоб об руку с тобой могла я смело Пуститься в жизнь - не с детской слепотой, Не как раба желаний легких мужа, Наложница безмолвная твоя - Но как тебя достойная супруга, Помощница московского царя. С а м о з в а н е ц. О дай забыть хоть на единый час Моей судьбы заботы и тревоги! Забудь сама, что видишь пред собой Царевича. Марина! зри во мне Любовника, избранного тобою, Счастливого твоим единым взором - О выслушай моления любви, Дай высказать все то, чем сердце полно. М а р и н а Не время, князь. Ты медлишь - и меж тем Приверженность твоих клевретов стынет, Час от часу опасность и труды Становятся опасней и труднее, Уж носятся сомнительные слухи, Уж новизна сменяет новизну; А Годунов свои приемлет меры... С а м о з в а н е ц. Что Годунов? во власти ли Бориса Твоя любовь, одно мое блаженство? Нет, нет. Теперь гляжу я равнодушно На трон его, на царственную власть. Твоя любовь... что без нее мне жизнь, И славы блеск, и русская держава? В глухой степи, в землянке бедной - ты, Ты заменишь мне царскую корону, Твоя любовь... М а р и н а Стыдись; не забывай Высокого, святого назначенья: Тебе твой сан дороже должен быть Всех радостей, всех обольщений жизни, Его ни с чем не можешь ты равнять. Не юноше кипящему, безумно Плененному моею красотой, Знай: отдаю торжественно я руку Наследнику московского престола, Царевичу, спасенному судьбой С а м о з в а н е ц. Не мучь меня, прелестная Марина, Не говори, что сан, а не меня Избрала ты. Марина! ты не знаешь, Как больно тем ты сердце мне язвишь - Как! ежели..... о страшное сомненье! - Скажи: когда б не царское рожденье Назначила слепая мне судьба; Когда б я был не Иоаннов сын, Не сей давно забытый миром отрок: Тогда б.... тогда б любила ль ты меня?.. М а р и н а Димитрий, ты и быть иным не можешь; Другого мне любить нельзя. С а м о з в а н е ц. Нет! полно: Я не хочу делиться с мертвецом Любовницей, ему принадлежащей Нет, полно мне притворствовать! скажу Всю истину; так знай же: твой Димитрий Давно погиб, зарыт - и не воскреснет; А хочешь ли ты знать, кто я таков? Изволь; скажу: я бедный черноризец; Монашеской неволею скучая, Под клобуком, свой замысел отважный Обдумал я, готовил миру чудо - И наконец из келии бежал К украинцам, в их буйные курени, Владеть конем и саблей научился; Явился к вам; Димитрием назвался И поляков безмозглых обманул. Что скажешь ты, надменная Марина? Довольна ль ты признанием моим? Что ж ты молчишь? М а р и н а О стыд! о горе мне! (Молчание) С а м о з в а н е ц (тихо). Куда завлек меня порыв досады! С таким трудом устроенное счастье Я, может быть, навеки погубил. Что сделал я, безумец? - (Вслух) Вижу, вижу: Стыдишься ты не княжеской любви. Так вымолви ж мне роковое слово; В твоих руках теперь моя судьба, Реши: я жду (бросается на колени). М а р и н а Встань, бедный самозвац Не мнишь ли ты коленопреклоненьем, Как девочке доверчивой и слабой, Тщеславное мне сердце умилить? Ошибся, друг: у ног своих видала Я рыцарей и графов благородных; Но их мольбы я хладно отвергала Не для того, чтоб беглого монаха... С а м о з в а н е ц (встает). Не презирай младого самозванца; В нем доблести таятся, может быть, Достойные московского престола, Достойные руки твоей бесценной.... М а р и н а Достойные позорной петли, дерзкий! С а м о з в а н е ц Виновен я; гордыней обуянный, Обманывал я бога и царей, Я миру лгал; но не тебе, Марина, Меня казнить; я прав перед тобою. Нет, я не мог обманывать тебя. Ты мне была единственной святыней, Пред нейже я притворствовать не cмел. Любовь, любовь ревнивая, слепая, Одна любовь принудила меня Всё высказать. М а р и н а Чем хвалится безумец! Кто требовал признанья твоего? Уж если ты, бродяга безъимянный, Мог ослепить чудесно два народа; Так должен уж по крайней мере ты Достоин быть успеха своего И свой обман отважный обеспечить Упорною, глубокой, вечной тайной Могу ль, скажи, предаться я тебе, Могу ль, забыв свой род и стыд девичий, Соединить судьбу мою с твоею, Когда ты сам с такою простотой, Так ветрено позор свой обличаешь? Он из любви со мною проболтался! Дивлюся; как перед моим отцом Из дружбы ты доселе не открылся, От радости пред нашим королем, Или еще пред паном Вишневецким Из верного усердия слуги. С а м о з в а н е ц Клянусь тебе, что сердца моего Ты вымучить одна могла признанье. Клянусь тебе, что никогда, нигде, Ни в пиршестве за чашею безумства, Ни в дружеском, заветном разговоре, Ни под ножом, ни в муках истязаний Сих тяжких тайн не выдаст мой язык. М а р и н а Клянешься ты! итак должна я верить - О верю я! - но чем, нельзя ль узнать, Клянешься ты? не именем ли бога, Как набожный приимыш езуитов? Иль честию, как витязь благородный, Иль может быть единым царским словом, Как царский сын? не так ли? говори. Д и м и т р и й (гордо). Тень Грозного меня усыновила, Димитрием из гроба нарекла, Вокруг меня народы возмутила И в жертву мне Бориса обрекла - Царевич я. Довольно, стыдно мне Пред гордою полячкой унижаться. - Прощай навек. Игра войны кровавой, Судьбы моей обширные заботы Тоску любви, надеюсь, заглушат - О как тебя я стану ненавидеть, Когда пройдет постыдной страсти жар! Теперь иду - погибель иль венец Мою главу в России ожидает, Найду ли смерть, как воин в битве честной, Иль как злодей на плахе площадной, Не будешь ты подругою моею, Моей судьбы не разделишь со мною; Но - может быть, ты будешь сожалеть Об участи, отвергнутой тобою. М а р и н а А если я твой дерзостный обман Заранее пред всеми обнаружу? С а м о з в а н е ц Не мнишь ли ты, что я тебя боюсь? Что более поверят польской деве, Чем русскому царевичу? - Но знай, Что ни король, ни папа, ни вельможи - Не думают о правде слов моих. Димитрий я, иль нет - что им за дело? Но я предлог раздоров и войны. Им это лишь и нужно, и тебя, Мятежница! поверь, молчать заставят. Прощай М а р и н а Постой, царевич. Наконец Я слышу речь не мальчика, но мужа, С тобою, князь - она меня мирит. Безумный твой порыв я забываю И вижу вновь Димитрия. Но - слушай Пора, пора! проснись, не медли боле; Веди полки скорее на Москву - Очисти Кремль, садись на трон московский, Тогда за мной шли брачного посла; Но - слышит бог - пока твоя нога Не оперлась на тронные ступени, Пока тобой не свержен Годунов, Любви речей не буду слушать я. (Уходит.) С а м о з в а н е ц Нет - легче мне сражаться с Годуновым, Или хитрить с придворным езуитом, Чем с женщиной - чорт с ними: мочи нет. И путает, и вьется, и ползет, Скользит из рук, шипит, грозит и жалит. Змея! змея! - Недаром я дрожал. Она меня чуть-чуть не погубила. Но решено: заутра двину рать. ГРАНИЦА ЛИТОВСКАЯ (1604 года, 16 октября) КНЯЗЬ КУРБСКИЙ И САМОЗВАНЕЦ, ОБА ВЕРЬХАМИ. ПОЛКИ ПРИБЛИЖАЮТСЯ К ГРАНИЦЕ. К у р б с к и й (прискакав первый). Вот, вот она! вот русская граница! Святая Русь, Отечество! я твой! Чужбины прах с презреньем отряхаю С моих одежд - пью жадно воздух новый: Он мне родной!.... теперь твоя душа, О мой отец, утешится и в гробе Опальные возрадуются кости! - Блеснул опять наследственный наш меч, Сей славный меч, гроза Казани темной, Сей добрый меч, слуга царей московских! В своем пиру теперь он загуляет За своего надёжу-государя!.... С а м о з в а н е ц (едет тихо с поникшей головой). Как счастлив он! как чистая душа В нем радостью и славой разыгралась! О витязь мой! завидую тебе. Сын Курбского, воспитанный в изгнаньи, Забыв отцом снесенные обиды, Его вину за гробом искупив - Ты кровь излить за сына Иоанна Готовишься; законного царя Ты возвратить отечеству..... ты прав, Душа твоя должна пылать весельем. К у р б с к и й Ужель и ты не веселишься духом? Вот наша Русь: она твоя, царевич. Там ждут тебя сердца твоих людей: Твоя Москва, твой Кремль, твоя держава. С а м о з в а н е ц Кровь русская, о Курбский, потечет - Вы за царя подъяли меч, вы чисты. Я ж вас веду на братьев; я Литву Позвал на Русь, я в красную Москву Кажу врагам заветную дорогу!... Но пусть мой грех падет не на меня - А на тебя, Борис-цареубийца! - Вперед! К у р б с к и й Вперед! и горе Годунову! (Скачут. Полки переходят через границу) ЦАРСКАЯ ДУМА ЦАРЬ, ПАТРИАРХ И БОЯРЕ Ц а р ь Возможно ли? Расстрига, беглый инок На нас ведет злодейские дружины, Дерзает нам писать угрозы! Полно, Пора смирить безумца! - Поезжайте Ты, Трубецкой, и ты, Басманов: помочь Нужна моим усердным воеводам. Бунтовщиком Чернигов осажден Спасайте град и граждан Б а с м а н о в Государь, Трех месяцев отныне не пройдет, И замолчит и слух о самозванце; Его в Москву мы привезем, как зверя Заморского, в железной клетке. Богом Тебе клянусь (Уходит с Трубецким) Ц а р ь Мне свейский государь Через послов союз свой предложил; Но не нужна нам чуждая помога; Своих людей у нас довольно ратных, Чтоб отразить изменников и ляха. Я отказал. Щелкалов! разослать Во все концы указы к воеводам, Чтоб на коня садились и людей По старине на службу высылали - В монастырях подобно отобрать Служителей причетных. В прежни годы, Когда бедой отечеству грозило, Отшельники на битву сами шли - Но не хотим тревожить ныне их; Пусть молятся за нас они - таков Указ царя и приговор боярский Теперь вопрос мы важный разрешим: Вы знаете, что наглый самозванец Коварные промчал повсюду слухи; Повсюду им разосланные письма Посеяли тревогу и сомненье; На площадях мятежный бродит шопот, Умы кипят.... их нужно остудить - Предупредить желал бы казни я, Но чем и как? решим теперь. Ты первый, Святый отец, свою поведай мысль. П а т р и а р х Благословен всевышний, поселивший Дух милости и кроткого терпенья В душе твоей, великий государь; Ты грешнику погибели не хочешь, Ты тихо ждешь - да пройдет заблужденье: Оно пройдет и солнце правды вечной Всех озарит. Твой верный богомолец, В делах мирских не мудрый судия, Дерзает днесь подать тебе свой голос. Бесовский сын, расстрига окаянный, Прослыть умел Димитрием в народе; Он именем царевича, как ризой Украденной, бесстыдно облачился: Но стоит лишь ее раздрать - и сам Он наготой своею посрамится. Сам бог на то нам средство посылает: Знай, государь; тому прошло шесть лет - В тот самый год, когда тебя господь Благословил на царскую державу - В вечерний час ко мне пришел однажды Простой пастух, уже маститый старец, И чудную поведал он мне тайну. "В младых летах, сказал он, я ослеп "И с той поры не знал ни дня, ни ночи "До старости: напрасно я лечился "И зелием и тайным нашептаньем; "Напрасно я ходил на поклоненье "В обители к великим чудотворцам; "Напрасно я из кладязей святых "Кропил водой целебной темны очи; "Не посылал господь мне исцеленья. "Вот наконец утратил я надежду, "И к тьме своей привык, и даже сны "Мне виданных вещей уж не являли, "А снилися мне только звуки. Раз "В глубоком сне, я слышу, детский голос "Мне говорит: встань, дедушка, поди "Ты в Углич-град, в собор Преображенья; "Там помолись ты над моей могилкой, "Бог милостив - и я тебя прощу. " - Но кто же ты? спросил я детский голос. " - Царевич я Димитрий Царь небесный "Приял меня в лик ангелов своих "И я теперь великий чудотворец! - "Иди старик. - Проснулся я и думал: "Что ж? может быть и в самом деле бог " Мне позднее дарует исцеленье. "Пойду - и в путь отправился далекий "Вот Углича достиг я, прихожу "В святый собор, и слушаю обедню "И, разгорясь душой усердной, плачу "Так сладостно, как будто слепота "Из глаз моих слезами вытекала. "Когда народ стал выходить, я внуку "Сказал: Иван, веди меня на гроб "Царевича Димитрия. И мальчик "Повел меня - и только перед гробом "Я тихую молитву сотворил, "Глаза мои прозрели; я увидел "И божий свет, и внука, и могилку". Вот, государь, что мне поведал старец. (Общее смущение. В продолжение сей речи Борис несколько раз отирает лицо платком.) Я посылал тогда нарочно в Углич, И сведано, что многие страдальцы Спасение подобно обретали У гробовой царевича доски. Вот мой совет: во Кремль святые мощи Перенести, поставить их в соборе Архангельском; народ увидит ясно Тогда обман безбожного злодея, И мощь бесов исчезнет яко прах. (Молчание) К н я з ь Ш у й с к и й Святый отец, кто ведает пути Всевышнего? Не мне его судить. Нетленный сон и силу чудотворства Он может дать младенческим останкам, Но надлежит народную молву Исследовать прилежно и бесстрастно; А в бурные ль смятений времена Нам помышлять о столь великом деле? Не скажут ли, что мы святыню дерзко В делах мирских орудием творим? Народ и так колеблется безумно, И так уж есть довольно шумных толков: Умы людей не время волновать Нежданою, столь важной новизною. Сам вижу я: необходимо слух, Рассеянный расстригой, уничтожить; Но есть на то иные средства - проще. - Так, государь - когда изволишь ты, Я сам явлюсь на площади народной, Уговорю, усовещу безумство И злой обман бродяги обнаружу. Ц а р ь. Да будет так! Владыко патриарх, Прошу тебя пожаловать в палату: Сегодня мне нужна твоя беседа. (Уходит. За ним и все бояре) О д и н б о я р и н (тихо другому) . Заметил ты, как государь бледнел И крупный пот с лица его закапал? Д р у г о й Я - признаюсь - не смел поднять очей, Не смел вздохнуть, не только шевельнуться. П е р в ы й б о я р и н А выручил князь Шуйский Молодец! - РАВНИНА БЛИЗ НОВГОРОДА-СЕВЕРСКОГО (1604 года, 21 декабря) БИТВА В о и н ы (бегут в беспорядке). Беда, беда! Царевич! Ляхи! Вот они! вот они! (Входят капитаны Маржерет и Вальтер Розен) М а р ж е р е т. Куда? куда? Allons.... пошоль назад! О д и н и з б е г л е ц о в Сам пошоль, коли есть охота, проклятый басурман М а р ж е р е т. Quoi? quoi? Д р у г о й Ква! ква! тебе любо, лягушка заморская, квакать на русского царевича; а мы ведь православные. М а р ж е р е т Qu'est-ce Ю dire pravoslavni?... SacrИs gueux, maudite canaille! Mordieu, mein herr, j'enrage: on dirait que Гa n'a pas des bras pour frapper, Гa n'a que des jambes pour foutre le camp. В. Р о з е н Es ist Schande М а р ж е р е т. Ventre-saint-gris! Je ne bouge plus d'un pas - puisque le vin est tirИ, il faut le boire. Qu'en dites-vous, mein herr? В. Р о з е н Sie haben Recht. М а р ж е р е т Tudieu, il y fait chaud! Ce diable de Samozvanetz, comme ils l'appellent, est un bougre qui a du poil au cul. Qu'en pensez vous, mein herr? В. Р о з е н Oh, ja! М а р ж е р е т HИ! voyez donc, voyez donc! L'action s'engage sur les derriИres de l'ennemi. Ce doit Йtre le brave Basmanoff, qui aurait fait une sortie. В. Р о з е н Ich glaube das. (Входят немцы) М а р ж е р е т. Ha, ha! voici nos Allemands. - Messieurs!.. Mein herr, dites-leur donc de se rallier et, sacrebleu, chargeons! В. Р о з е н Sehr gut. Halt! (Немцы строятся.) Marsch! Н е м ц ы (идут). Hilf Gott! (Сражение. Русские снова бегут.) Л я х и. Победа! победа! Слава царю Димитрию. Д и м и т р и й (верьхом). Ударить отбой! мы победили. Довольно; щадите русскую кровь. Отбой! (Трубят, бьют барабаны.) ПЛОЩАДЬ ПЕРЕД СОБОРОМ В МОСКВЕ. НАРОД О д и н Скоро ли царь выйдет из собора? Д р у г о й Обедня кончилась; теперь идет молебствие. П е р в ы й Что? уж проклинали того? Д р у г о й Я стоял на паперти, и слышал, как диакон завопил: Гришка Отрепьев - Анафема! П е р в ы й Пускай себе проклинают; царевичу дела нет до Отрепьева. Д р у г о й А царевичу поют теперь вечную память. П е р в ы й Вечную память живому! Вот ужо им будет, безбожникам. Т р е т и й Чу! шум. Не царь ли? Ч е т в е р т ы й Нет; это Юродивый (Входит Юродивый в железной шапке, обвешенный веригами, окруженный мальчишками) М а л ь ч и ш к и Николка, Николка - железный колпак!.. тр р р р р....... С т а р у х а Отвяжитесь, бесенята, от блаженного. - Помолись, Николка, за меня грешную. Ю р о д и в ы й Дай, дай, дай копеечку. С т а р у х а Вот тебе копеечка; помяни же меня. Ю р о д и в ы й (садится на землю и поет). Месяц светит, Котенок плачет, Юродивый, вставай, Богу помолися! (Мальчишки окружают его снова.) О д и н и з н и х Здравствуй, Николка; что же ты шапки не снимаешь? (Щелкает его по железной шапке.) Эк она звонит! Ю р о д и в ы й А у меня копеечка есть. М а л ь ч и ш к а. Неправда! ну покажи. (Вырывает копеечку и убегает) Ю р о д и в ы й (плачет). Взяли мою копеечку; обижают Николку! Н а р о д Царь, царь идет. (Царь выходит из собора. Боярин впереди раздает нищим милостыню. Бояре.) Ю р о д и в ы й Борис, Борис! Николку дети обижают. Ц а р ь. Подать ему милостыню. О чем он плачет? Ю р о д и в ы й Николку маленькие дети обижают... Вели их зарезать, как зарезал ты маленького царевича. Б о я р е. Поди прочь, дурак! схватите дурака! Ц а р ь. Оставьте его. Молись за меня, бедный Николка. (Уходит) Ю р о д и в ы й (ему вслед). Нет, нет! нельзя молиться за царя Ирода - богородица не велит. СЕВСК САМОЗВАНЕЦ, ОКРУЖЕННЫЙ СВОИМИ С а м о з в а н е ц Где пленный? Л я х Здесь. С а м о з в а н е ц Позвать его ко мне. (Входит русский пленник) Кто ты? П л е н н и к. Рожнов, московский дворянин С а м о з в а н е ц Давно ли ты на службе? П л е н н и к. С месяц будет. С а м о з в а н е ц Не совестно, Рожнов, что на меня Ты поднял меч? П л е н н и к. Как быть, не наша воля. С а м о з в а н е ц. Сражался ты под Северским? - П л е н н и к. Я прибыл Недели две по битве - из Москвы. С а м о з в а н е ц Что Годунов? П л е н н и к Он очень был встревожен Потерею сражения и раной Мстиславского, и Шуйского послал Начальствовать над войском. С а м о з в а н е ц А зачем Он отозвал Басманова в Москву? П л е н н и к Царь наградил его заслуги честью И золотом. Басманов в царской Думе Теперь сидит. С а м о з в а н е ц Он в войске был нужнее. Ну что в Москве? П л е н н и к Всё, слава богу, тихо. С а м о з в а н е ц Что? ждут меня? П л е н н и к Бог знает; о тебе Там говорить не слишком нынче смеют. Кому язык отрежут, а кому И голову - такая право притча! Что день, то казнь. Тюрьмы битком набиты. На площади, где человека три Сойдутся - глядь - лазутчик уж и вьется, А государь досужною порою Доносчиков допрашивает сам. Как раз беда; так лучше уж молчать. С а м о з в а н е ц. Завидна жизнь Борисовых людей! Ну, войско что? П л е н н и к. Что с ним? одето, сыто, Довольно всем. С а м о з в а н е ц. Да много ли его? П л е н н и к. Бог ведает. С а м о з в а н е ц. А будет тысяч тридцать? П л е н н и к. Да наберешь и тысяч пятьдесят. (Самозванец задумывается. Окружающие смотрят друг на друга) С а м о з в а н е ц Ну! обо мне как судят в вашем стане? П л е н н и к А говорят о милости твоей, Что ты-дескать (будь не во гнев) и вор, А молодец. С а м о з в а н е ц (смеясь) Так это я на деле Им докажу: друзья, не станем ждать Мы Шуйского; я поздравляю вас: На завтра бой ( Уходит) В с е Да здравствует Димитрий! Л я х На завтра бой! их тысяч пятьдесят, А нас всего едва ль пятнадцать тысяч. С ума сошел. Д р у г о й Пустое, друг: Поляк один пятьсот москалей вызвать может. П л е н н и к Да, вызовешь. А как дойдет до драки, Так убежишь от одного, хвастун Л я х Когда б ты был при сабле, дерзкий пленник, То я тебя (указывая на свою саблю) вот этим бы смирил. П л е н н и к Наш брат русак без сабли обойдется: Не хочешь ли вот этого (показывая кулак), безмозглый! (Лях гордо смотрит на него и молча отходит. Все смеются.) ЛЕС ЛЖЕДИМИТРИЙ, ПУШКИН (В отдалении лежит конь издыхающий) Л ж е д и м и т р и й Мой бедный конь! как бодро поскакал Сегодня он в последнее сраженье, И раненый как быстро нес меня. Мой бедный конь. П у ш к и н (про себя) Ну вот о чем жалеет? Об лошади! когда всё наше войско Побито в прах! С а м о з в а н е ц Послушай, может быть От раны он лишь только заморился И отдохнет. П у ш к и н Куда! он издыхает. С а м о з в а н е ц (идет к своему коню). Мой бедный конь!.... что делать? снять узду Да отстегнуть подпругу. Пусть на воле Издохнет он (Разуздывает и расседлывает коня. Входят несколько ляхов) Здорово, господа. Что ж Курбского не вижу между вами? Я видел, как сегодня в гущу боя Он врезался; тьмы сабель молодца, Что зыбкие колосья, облепили; Но меч его всех выше подымался, А грозный клик все клики заглушал. Где ж витязь мой? Л я х Он лег на поле смерти. С а м о з в а н е ц. Честь храброму и мир его душе! Как мало нас от битвы уцелело. Изменники! злодеи-запорожцы, Проклятые! вы, вы сгубили нас - Не выдержать и трех минут отпора! Я их ужо! десятого повешу, Разбойники! - П у ш к и н Кто там ни виноват, Но всё-таки мы начисто разбиты, Истреблены. С а м о з в а н е ц А дело было наше; Я было смял передовую рать - Да немцы нас порядком отразили; А молодцы! ей-богу, молодцы, Люблю за то - из них - уж непременно Составлю я почетную дружину. П у ш к и н А где-то нам сегодня ночевать? С а м о з в а н е ц Да здесь в лесу. Чем это не ночлег? Чем свет, мы в путь; к обеду будем в Рыльске. Спокойна ночь. (Ложится, кладет седло под голову и засыпает) П у ш к и н Приятный сон, царевич. Разбитый в прах, спасаяся побегом, Беспечен он, как глупое дитя: Хранит его конечно провиденье; И мы, друзья, не станем унывать. - МОСКВА. ЦАРСКИЕ ПАЛАТЫ. БОРИС, БАСМАНОВ. Ц а р ь Он побежден, какая польза в том? Мы тщетною победой увенчались. Он вновь собрал рассеянное войско И нам со стен Путивля угрожает - Что делают меж тем герои наши? Стоят у Кром, где кучка казаков Смеются им из-под гнилой ограды. Вот слава! нет, я ими недоволен, Пошлю тебя начальствовать над ними; Не род, а ум поставлю в воеводы; Пускай их спесь о местничестве тужит; Пора презреть мне ропот знатной черни И гибельный обычай уничтожить. Б а с м а н о в Ах, государь, стократ благословен Тот будет день, когда Разрядны книги С раздорами, с гордыней родословной Пожрет огонь. Ц а р ь. День этот недалек; Лишь дай сперва смятение народа Мне усмирить. Б а с м а н о в Что на него смотреть; Всегда народ к смятенью тайно склонен: Так борзый конь грызет свои бразды; На власть отца так отрок негодует; Но что ж? конем спокойно всадник правит, И отроком отец повелевает. Ц а р ь. Конь иногда сбивает седока, Сын у отца не вечно в полной воле. Лишь строгостью мы можем неусыпной Сдержать народ. Так думал Иоанн, Смиритель бурь, разумный самодержец Так думал и - его свирепый внук. Нет, милости не чувствует народ: Твори добро - не скажет он спасибо; Грабь и казни - тебе не будет хуже. (Входит боярин) Что? Б о я р и н Привели гостей иноплеменных. Ц а р ь. Иду принять; Басманов, погоди. Останься здесь: с тобой еще мне нужно Поговорить. ( Уходит) Б а с м а н о в Высокий дух державный Дай бог ему с Отрепьевым проклятым Управиться, и много, много он Еще добра в России сотворит. Мысль важная в уме его родилась. Не надобно ей дать остыть. Какое Мне поприще откроется, когда Он сломит рог боярству родовому! Соперников во брани я не знаю; У царского престола стану первый.. И может быть..... Но что за чудный шум? (Тревога. Бояре, придворные служители в беспорядке бегут, встречаются и шепчутся.) О д и н За лекарем! Д р у г о й Скорее к патриарху. Т р е т и й Царевича, царевича зовет! Ч е т в е р т ы й Духовника! Б а с м а н о в Что сделалось такое? П я т ы й Царь занемог. Ш е с т о й Царь умирает. Б а с м а н о в Боже! П я т ы й На троне он сидел и вдруг упал - Кровь хлынула из уст и из ушей (Царя выносят на стуле; всё царское семейство, все бояре) Ц а р ь. Подите все - оставьте одного Царевича со мною. (Все удаляются.) Умираю; Обнимемся, прощай, мой сын: сей час Ты царствовать начнешь... о боже, боже! Сей час явлюсь перед тобой - и душу Мне некогда очистить покаяньем. Но чувствую - мой сын, Ты мне дороже Душевного спасенья... так и быть! Я подданным рожден и умереть Мне подданным во мраке б надлежало; Но я достиг верховной власти... чем? Не спрашивай Довольно: ты невинен, Ты царствовать теперь по праву станешь, Я, я за всё один отвечу богу... О милый сын, не обольщайся ложно, Не ослепляй себя ты добровольно - В дни бурные державу ты приемлешь: Опасен он, сей чудный самозванец, Он именем ужасным ополчен.. Я, с давних лет в правленьи искушенный, Мог удержать смятенье и мятеж; Передо мной они дрожали в страхе; Возвысить глас измена не дерзала - Но ты, младой, неопытный властитель, Как управлять ты будешь под грозой, Тушить мятеж, опутывать измену? Но бог велик! Он умудряет юность, Он слабости дарует силу... слушай: Советника во-первых избери Надежного, холодных, зрелых лет, Любимого народом - а в боярах Почтенного породой или славой - Хоть Шуйского. Для войска нынче нужен Искусный вождь: Басманова пошли И с твердостью снеси боярский ропот. Ты с малых лет сидел со мною в Думе, Ты знаешь ход державного правленья; Не изменяй теченья дел. Привычка Душа держав. Я ныне должен был Восстановить опалы, казни - можешь Их отменить; тебя благословят, Как твоего благословляли дядю, Когда престол он Грозного приял. Со временем и по немногу снова Затягивай державные бразды. Теперь ослабь, из рук не выпуская... Будь милостив, доступен к иноземцам, Доверчиво их службу принимай Со строгостью храни устав церковный; Будь молчалив; не должен царский голос На воздухе теряться попустому; Как звон святой, он должен лишь вещать Велику скорбь или великий праздник. О милый сын, ты входишь в те лета, Когда нам кровь волнует женский лик. Храни, храни святую чистоту Невинности и гордую стыдливость: Кто чувствами в порочных наслажденьях В младые дни привыкнул утопать, Тот, возмужав, угрюм и кровожаден, И ум его безвременно темнеет. В семье своей будь завсегда главою; Мать почитай - но властвуй сам собою - Ты муж и царь - люби свою сестру, Ты ей один хранитель остаешься. Ф е о д о р (на коленях) Нет, нет - живи и царствуй долговечно: Народ и мы погибли без тебя. Ц а р ь. Всё кончено - глаза мои темнеют, Я чувствую могильный хлад.... (Входит патриарх, святители, за ними все бояре. Царицу ведут под руки, царевна рыдает.) Кто там? А! схима... так! святое постриженье...... Ударил час, в монахи царь идет - И темный гроб моею будет кельей.... Повремени, владыко патриарх, Я царь еще: внемлите вы, бояре: Се тот, кому приказываю царство; Цалуйте крест Феодору... Басманов; Друзья мои... при гробе вас молю Ему служить усердием и правдой! Он так еще и млад и непорочен Клянетесь ли? Б о я р е Клянемся. Ц а р ь Я доволен Простите ж мне соблазны и грехи И вольные и тайные обиды..... Святый отец, приближься, я готов. (Начинается обряд пострижения. Женщин в обмороке выносят.) СТАВКА БАСМАНОВ ВВОДИТ ПУШКИНА Б а с м а н о в Войди сюда и говори свободно. Итак, тебя ко мне он посылает? П у ш к и н Тебе свою он дружбу предлагает И первый сан по нем в московском царстве. Б а с м а н о в Но я и так Феодором высоко Уж вознесен Начальствую над войском, Он для меня презрел и чин разрядный, И гнев бояр - я присягал ему. П у ш к и н Ты присягал наследнику престола Законному; но если жив другой, Законнейший?... Б а с м а н о в Послушай, Пушкин, полно, Пустого мне не говори; я знаю, Кто он такой П у ш к и н Россия и Литва Димитрием давно его признали, Но впроччем я за это не стою. Быть может он Димитрий настоящий, Быть может он и самозвац Только Я ведаю, что рано или поздно Ему Москву уступит сын Борисов. Б а с м а н о в Пока стою за юного царя, Дотоле он престола не оставит; Полков у нас довольно, слава богу! Победою я их одушевлю, А вы, кого против меня пошлете? Не казака ль Карелу? али Мнишка? Да много ль вас, всего-то восемь тысяч. П у ш к и н Ошибся ты: и тех не наберешь - Я сам скажу, что войско наше дрянь, Что казаки лишь только селы грабят, Что поляки лишь хвастают, да пьют, А русские..... да что и говорить... Перед тобой не стану я лукавить; Но знаешь ли чем сильны мы, Басманов? Не войском, нет, не польскою помогой, А мнением; да! мнением народным. Димитрия ты помнишь торжество И мирные его завоеванья, Когда везде без выстрела ему Послушные сдавались города, А воевод упрямых чернь вязала? Ты видел сам, охотно ль ваши рати Сражались с ним; когда же? при Борисе! А нынче ль?..... нет, Басманов, поздно спорить И раздувать холодный пепел брани: Со всем твоим умом и твердой волей Не устоишь; не лучше ли тебе Дать первому пример благоразумный, Димитрия царем провозгласить И тем ему навеки удружить? Как думаешь? Б а с м а н о в Узнаете вы завтра. П у ш к и н Решись. Б а с м а н о в Прощай П у ш к и н Подумай же, Басманов. (Уходит) Б а с м а н о в Он прав, он прав; везде измена зреет - Что делать мне? Ужели буду ждать, Чтоб и меня бунтовщики связали И выдали Отрепьеву? Не лучше ль Предупредить разрыв потока бурный И самому..... Но изменить присяге! Но заслужить бесчестье в род и род! Доверенность младого венценосца Предательством ужасным заплатить - Опальному изгнаннику легко Обдумывать мятеж и заговор - Но мне ли, мне ль, любимцу государя.... Но смерть.... но власть.... но бедствия народны.... (Задумывается) Сюда! кто там? (Свищет) Коня! трубите сбор. ЛОБНОЕ МЕСТО ПУШКИН ИДЕТ ОКРУЖЕННЫЙ НАРОДОМ Н а р о д Царевич нам боярина послал. Послушаем, что скажет нам боярин Сюда! сюда! П у ш к и н (на амвоне) Московские граждане, Вам кланяться царевич приказал. (Кланяется) Вы знаете, как промысел небесный Царевича от рук убийцы спас; Он шел казнить злодея своего, Но божий суд уж поразил Бориса. Димитрию Россия покорилась; Басманов сам с раскаяньем усердным Свои полки привел ему к присяге. Димитрий к вам идет с любовью, с миром. В угоду ли семейству Годуновых Подымете вы руку на царя Законного, на внука Мономаха? Н а р о д Вестимо нет. П у ш к и н Московские граждане! Мир ведает, сколь много вы терпели Под властию жестокого пришельца: Опалу, казнь, бесчестие, налоги, И труд, и глад - всё испытали вы. Димитрий же вас жаловать намерен, Бояр, дворян, людей приказных, ратных, Гостей, купцов - и весь честной народ. Вы ль станете упрямиться безумно И милостей кичливо убегать? Но он идет на царственный престол Своих отцов - в сопровожденьи грозном. Не гневайте ж царя и бойтесь бога. Цалуйте крест законному владыке; Смиритеся, немедленно пошлите К Димитрию во стан митрополита, Бояр, дьяков и выборных людей, Да бьют челом отцу и государю. (Сходит. Шум народный) Н а р о д Что толковать? Боярин правду молвил. Да здравствует Димитрий наш отец. М у ж и к н а а м в о н е. Народ, народ! в Кремль! в царские палаты! Ступай! вязать Борисова щенка! Н а р о д (несется толпою). Вязать! топить! Да здравствует Димитрий! Да гибнет род Бориса Годунова! КРЕМЛЬ. ДОМ БОРИСОВ. СТРАЖА У КРЫЛЬЦА. ФЕОДОР ПОД ОКНОМ Н и щ и й Дайте милостыню, Христа ради! С т р а ж а. Поди прочь, не велено говорить с заключенными. Ф е о д о р. Поди, старик, я беднее тебя, ты на воле. (Ксения под покрывалом подходит также к окну) О д и н и з н а р о д а. Брат да сестра! бедные дети, что пташки в клетке. Д р у г о й Есть о ком жалеть? Проклятое племя! П е р в ы й Отец был злодей, а детки невинны. Д р у г о й Яблоко от яблони недалеко падает. К с е н и я. Братец, братец, кажется, к нам бояре идут. Ф е о д о р. Это Голицын, Мосальский Другие мне незнакомы. К с е н и я. Ах братец, сердце замирает! (Голицын, Мосальский, Молчанов и Шерефединов. За ними трое стрельцов) Н а р о д Расступитесь, расступитесь. Бояре идут. (Они входят в дом) О д и н и з н а р о д а. Зачем они пришли? Д р у г о й А верно приводить к присяге Феодора Годунова. - Т р е т и й В самом деле? - слышишь, какой в доме шум! Тревога, дерутся - Н а р о д Слышишь? визг! - это женской голос - взойдем! - Двери заперты - крики замолкли. (Отворяются двери. Мосальский является на крыльце) М о с а л ь с к и й Народ! Мария Годунова и сын ее Феодор отравили себя ядом. Мы видели их мертвые трупы. (Народ в ужасе молчит.) Что ж вы молчите? кричите: да здравствует царь Димитрий Иванович! Народ безмолвствует. КОНЕЦ	KREMLIN CHAMBERS (February 20th, 1598) GRAND DUKES SHUISKY AND VOROTINSKY V o r o t i n s k y Together we are authorized to rule the city But there is nobody to care about, it appears: Moscow is empty; all people, Following the Patriarch, have left for Monastery How do you think alarm will end? S h u i s k y How will it end? It's plain to see: The people will yet cry and howl, Boris will wince a little bit Like drunkard over a cup of wine And graciously, he will agree To humbly take up Crown in the end. And then- He'll rule the country as before. V o r o t i n s k y But it's a month since he Has left all secular concerns And stays locked up in monastery with sister And neither Patriarch nor Duma boyars Have managed to persuade him. He wouldn't heed their admonition and requests Nor hear the prayers and howls of Muscovites Nor would they listen to the Council. His sister was beseeched in vain To bless Boris to mount the Throne. The grieved Tsarina is as firm as he It seems Boris himself imbued her with this spirit; What if the Ruler is really bored With state affairs and cares And doesn't mount the Throne? What will you say to that? S h u i s k y Well, I should say, the little prince's blood Was shed in vain; if so Our Dimitry could have lived all right. V o r o t i n s k y An outrageous deed! Say, could Boris Have really killed the prince? S h u i s k y It can't be otherwise. Who bribed Chepchugov, vainly? Who sent both Bitiagovskys surreptitiously And Kachalov? I was sent to Uglich To look into the case on-site: I ran across the recent tracks; The city witnessed the atrocities, All citizens like one provided evidence; And on return I could expose the villain Without wasting words. V o r o t i n s k y Then why did not you crush him? S h u i s k y I must admit, I was confused By his tranquillity and unexpected shamelessness He looked at me as if he was quite right: He kept interrogating me, demanding details I would talk nonsense and repeat What he had knocked into my head. V o r o t i n s k y A foul thing, my friend. S h u i s k y And what was I supposed to do? Should I have told everything to Fyodor? But our tsar saw eye to eye with Godunov, He'd listen to him with the villain's ear: Should I convince the tsar of something, Boris would argue out of it right off, Then and then I'd be confined , and like my uncle, End up decaying in a sombre prison cell. I am no boaster, but if it comes to that, No punishment will frighten me I'm not a coward nor am I a fool And I shall never run my head into the noose V o r o t i n s k y A terrible misdeed!! I say, the villain Is feeling deep remorse, no doubt. The infant's blood will certainly prevent him To mount the throne and rule the country. . S h u i s k y He'll overcome; Boris is not so humble! It's honour for us all and for the whole of Russia! The former slave, the tartar, Malyuta's son-in-law, The son-in-law of butcher, and executioner himself at heart, Will grab the throne and chasuble of Monomakh... . V o r o t i n s k y He is not a worthy man by birth; we're more deserving. . S h u i s k y I think we are. . V o r o t i n s k y Well, Shuiskys, Vorotinskys... They're really noble princes. . S h u i s k y By origin, and blood of Ruriks. . V o r o t i n s k y Now listen, prince, we were entitled To succeed to Fyodor. . S h u i s k y Yes, and To a greater extent than Godunov . V o r o t i n s k y O yes, indeed! . S h u i s k y Well, If Boris keeps being cunning We'll skilfully start agitating people And tell them to abandon Godunov They have their own princes, so the can Choose any of them for the throne. . V o r o t i n s k y There are enough of heirs of the Varangian among us It's true, it's hard to rival and contend with Godunov: For people do not see us as an ancient branch Of their militant defending rulers. We have been serving as tool rests since long ago While he, with fear and love, has managed to enchant the people. . S h u i s k y (looking out of the window) He's brave, that's it! While we are... That's enough. You see, the people are returning, all dispersed. Come on. We will find out if it's settled. . THE RED SQUARE PEOPLE F i r s t M a n Relentless! He's sent us all away Boyars, prelates, the patriarch... They kiss the ground before him, and in vain; He fears the radiance of throne. S e c o n d M a n My God, whoever will be our ruler? Oh woe is us! T h i r d M a n Well, there's the highest clerk, He's coming out tell us decision of the Duma. P e o p le Shut up! The duma priest is there to speak Hush - listen! S h e l k a l o v (Standing on the Red Porch) 'The Council has decided To try the power for the final time Of the request over the Ruler's heart. After the morning service in the Kremlin Held by the Holy Patriarch again We'll march with holy gonfalons And icons of Vladimir and Donskoy Along with boyars and elected people And crowds of nobles and sinclits people, all Moscow's faithful Christians, We'll go again to pray our tsarina To have compassion upon Moscow And bless Boris to mount the throne. Go home, for goodness sake And pray, and may your zealous prayers Rise up to Heaven. God be with you! (people disperse) MAID FIELD. NOVODEVICHY CONVENT PEOPLE F i r s t m a n They're going to Tsarina at her cell, Boris and Patriarch are now in there. .With crowd of boyars. T h e S e c o n d M a n What is the news? T h i r d M a n He balking But there is room for hope. W o m a n (with a child) Don't cry! Don't cry or else a monster Will take you off!.. Tu-tu... Don't cry! O n e m a n Cannot we get beyond the fence? S e c o n d M a n Oh no, we can't! Not only there. Is it easy? The Whole Moscow Has clustered here together; look: railings, roofs, The tiers of Cathedral's Belfry, The domes of churches and the crosses - All powdered with people. F i r s t О n e It's really great! O n e M a n What is the noise up there? A n o t h e r O n e I say! Why all this noise? The people howl, they're falling down like waves, One row after another... there... there again... Well, brother, now it's our turn; be quick! Now down on your knees! P e o p l e (On their knees. Howling and weeping) Have mercy on us, father! Rule over us! Be our Father, our Tsar! O n e m a n (In a low voice) What are they crying there for? A n o t h e r O n e Well, how do we know? the boyars are unaware We are no match for them. W o m a n (With a baby) You see? When he's to cry, he's quiet! You'll get it hot! There, you little devil! Cry, cry, you naughty one! (She throws him down. The child squeaks) That's i). O n e m a n Everybody's crying, Let's cry also, brother. A n o t h e r M a n I try to, brother. But I can't F i r s t M a n Neither can I. Have you got onion? Let's rub our eyes. S e c o n d M a n No, I'll moisten them with saliva Well, what else? F i r s t M a n Who knows what's up there? P e o p l e He's got the Crown! He's the Tsar! He has agreed! Boris is our Tsar! Long live Boris! THE KREMLIN PREMISES BORIS, PATRIARCH, BOYARS B o r i s You, Father Patriarch, and all of you, boyars, My soul is naked before you: You saw that I accept the power Great power, in fear and submissively. How hard my duty is! Which I inherit for the sake of Johns And Tsar, the Angel! You righteous one! You Father Sovereign! Look at your faithful servants down from above And send you holy blessing for the crown To one whom you adored, And whom you have amazingly exalted, So may I rule my people for the glory And may I be as righteous as you are. I do expect good offices from you, boyars, Serve me the way you used to serve Him When I had not been chosen by your will And shared your efforts and endeavours. B o y a r s We will not break the oath which we have taken. B o r I s Now let us go and bow to relics Of the reposing governors of Russia - And then we'll call all people to a feast: All nobles, beggars and blind men; Free entry for our dear guests. (departs, followed by the boyars) V o r o t y n s k y (stops Shuisky). You are right S h u is k y What do you mean? V o r o t y n s k y It was the other day. Remember? S h u is k y I don't remember anything. V o r o t y n s k y When people were entering the Convent You said... S h u is k y It's not the time to remember it now, I recommend you that you forget some things at times. But cursing you pretentiously then I only wanted to assay and test you And see your hidden thoughts; Now you can see the people hail the Tsar They follow him, And they can see my absence there V o r o t y n s k y Sly ruler, I should say! NIGHT. A CELL IN CHUDOV MONASTERY (1603) FATHER PIMEN, SLEEPING GREGORY P i m e n (writing by the icon-lamp) I've got one final thing to say - And that's the end, my chronicle is over, I've done my duty left by God to me, the sinner. It's not for nothing, God let me witness long and lasting years And made me understand the art of books; Some day the diligent hard-working Monarch Will find my work, industrious and nameless, And burn, like me, the icon-light, And, shaking off the dust from charters, Will copy out the words of truth And let young Orthodox believers Know bygone times of our dear land And bear in mind their outstanding Sovereigns For their labour, glory and good will; But for the sins and vicious deeds Beseech and beg the Saviour humbly. I am old, but now I live anew, The past is going by - Was it so long ago, it rushed along full of events, Disturbed and agitated, like a sea and ocean? It's calm and silent now Not many faces now I keep in mind, Not many words now rich my ear, And all the rest is gone and lost for ever... But it's the break of day; the lamp is dying out... I've got one final thing to say. (writes). G r e g o r y (wakes up) The same old dream! How can it be? Third time! Damn sleep! ... Sitting by icon-lamp The man is writing , drowsy, It seems he hasn't slept all night Oh how I love his quiet look, When with his soul absorbed in bygone years, He writes his chronicle, and often I tried to guess: what is he writing? Is it about the dark dominion of tartars? Is it about Ivan's fierce executions? Or stormy Novgorod assembly, known as Veche? Or glory of the Motherland? No use. The same appearance, so humble and majestic. Just like a gray-haired deacon in the office Sits watching all those innocent and guilty, And contemplating with indifference the good and bad Not knowing anger or compassion. P i m e n You have awoken, brother. G r e g o r y Bless me, Devout father. P i m e n God bless you always To the end of time. G r e g o r y You have been writing and have kept awake, While some demonic dream Disturbed my peace and quiet, The enemy gave me no rest perturbing me. And in my dream I saw a staircase That lead me to a tower; from the top I saw the whole of Moscow, like anthill, And down there people surged, They pointed at me with a laugh, And I was seized with shame and fear, - And tumbling headlong down I'd awake... Isn't it wondrous? P i m e n Young blood is playing, Restrain yourself with prayer, and the dreams You see at ease will certainly come true. And up to now once I am weakened by a reluctant dream I shall not say my lasting prayer by night My old dream is neither quiet nor sinless For now I seem to see a noisy feast Now battle field, now fierce fighting, Those crazy revels of green years! G r e g o r y Your years of youth were so merry! You fought under the towers of Kazan, Repulsed Lithuanian army under Shuisk You saw the court and luxury of Ivan! You lucky man! While I, poor coenobite, From boyhood years have strayed about hermit's cells, Why shouldn't I enjoy myself in battles And feast at table sharing a meal with Tsar? Like you, I could have kept aloof. in my old age, From all that bustle, and the world, Taking the vows of a monk, And shut myself in a tranquil and quiet cloister. P i m e n Do not feel sorry, brother, That you have left this sinful world too early And God had sent you few temptations. Believe me: we were tempted from a distance We all are captivated from a distance By fame and luxury, and crafty love of ladies I have lived long but I have only known joy since God Almighty brought me to the monastery. Think, son, about the outstanding tsars. Who is above them? Only God. Who dares Counter them? No one. So what? Too often The golden crown would become too heavy for them And they would change it for a hood of monk. The Tsar sought consolation in The images of the monastic writings. His palace, full of proud pets, Was changing and becoming like a monastery: With the adherents in scull-caps and monastic shirts Being obedient coenobites, And the terrific tsar was like a humble abbot. I saw it, in this very cell, (Long-suffering Cyril, a righteous man, Resided in it. God had convinced me , too, Of insignificance of secular concerns) I saw the Tsar in here, Tired of wrathful thoughts and executions The Tsar would sit among us, quiet, lost in thought. We'd stand before him, motionless, And he would talk with us in a low voice He would say this to Father and community: "The long-awaited day will come for certain brothers. And I'll appear here, You, Nikodim, you Sergy, you, Cyril And all of you - remember my spiritual vow: Damned villain, I will come to you, And going down on my knees before you, Holy Father I'll take an honest schema here". That's what the powerful sovereign said, And sweet was the oration coming from his lips He wept, as we were praying all in tears, May Good Almighty send out love and peace To his tormenting boisterous soul. Fyodor, his son? When on the throne He sighed and yearned for quiet life Of silent monk. He turned the tsarist halls Into a prayer cell; the hard majestic woes Did not disturb his holy soul. God venerated Tsar's humility, And Russia was comforted in untroubled glory, And at the instant of his death A grand, unheard-of wonder happened: A man, extraordinarily bright Came up in private to his bed And started talking with Tsar Fyodor Calling him stately Patriarch. And all those present were seized with fear On seeing the unearthly vision. The holy sovereign wasn't there Before he tsar in house of God And when he passed away, the chambers Wire filled with holy fragrance His face began to shine like the sun , We'll never have such a good Tsar, Oh what a terrible unheard-of grief! We had provoked God's wrath and made a sin: By calling regicide Our ruler G r e g o r y I'd like to ask you , honest Father About the death of young Prince Dimitry They say you were in Uglich at that. P i m e n Oh yes, I do remember! God let me see the evil deed, The bloody sin. Then I was sent To Uglich for obedience; I came there at night. And in the morning At breakfast time I heard a peal, they rang the tocsin. I heard a noise and shouts. They were running to Tsarina's court. I hurried there to see huge crowds of people I looked and saw the stabbed young prince; His mom, beside herself was grieving over him The nurse was weeping in despair, Now raging people dragged the mom, The godless traitor... All of a sudden Judas Bityagovsky Appeared among them, furious and pale from anger. "Ah, there he is, the villain!" - shouted the crowd. He disappeared in a flash, and people Dashed after the running killers, three of them; They got the hidden villains caught And brought them to the body of the young one And suddenly -good gracious - the corpse begin to palpitate. "Confess! -the crowd yelled The villains did confess under the axe, And... Godunov was chosen. G r e g o r y How old was the assassinated Prince? P i m e n I think, about seven, (It's ten, no, more than ten, twelve years Have passed since then). He would be your coeval, And he would reign. But God decided otherwise. With this unhappy story I'll conclude My chronicle; I didn't care much about worldly matters ever since Gregory, brother, you have enlightened Your mind with reading, I hand over My work to you. When you are free From your spiritual feats write down unpretentiously All that you'll witness in your life: War, peace, the rule of sovereigns, The holy miracles of saints, The prophecies and signs of heaven - And I will go, it's time for me to rest And put out the icon-lamp... But they call For morning prayer... God bless your slaves!.. Pass me the crutch, Gregory. (departs) G r e g o r y Boris, Boris! Everything trembles before you, Nobody dares to remind you On poor child's unhappy end. Meanwhile, a hermit in the dark cell here Is writing dreadful information against you, So you will not escape the public trial Nor get away from Judgement Day PATRIARCH'S PALACE PATRIARCH, FATHER-SUPERIOR OF CHUDOV MONASTERY. P a t r i a r c h And has he run away, Father Superior? F a t h e r S u p e r i o r He has, Your Holiness. It's been three days P a t r i a r c h Damned scapegrace! Is he of noble birth? F a t h e r S u p e r i o r He's one of the Otrepyevs, Galitsin's boyar children. God knows where and when he was admitted to religion He lived in Suzdal, in Yefim Monastery, He left it, roamed about different convents, And finally came to my Chudov brethren, And seeing that he was young and muddle-headed I gave him under supervision of Pimen, A humble and submissive elder. He was well- read He read our chronicles wrote canons for saints His must have got his competence from God P a t r i a r c h Oh my, those literates! What an idea! He'll be the Tsar in Moscow! The devil of a man! There is no use, however, to report the Tsar on that. Why bother Father Sovereign? To tell deacon Yefimov, or Smirnov, about the escape will be enough. Oh what heresy! He'll be the Tsar in Moscow! .... Catch him! Catch enemy's accomplice! Exile him To Solovki to perpetual penitence. It's heresy, Father Superior. Don't you think? F a t h e r S u p e r i o r Heresy, your Holiness, is sheer heresy PATRIARCH'S PALACE TWO PALACE BUTLERS F i r s t B u t l e r Here is the Tsar? S e c o n d B u t l e r In his bedchamber He is locked up there with а sorcerer. F i r s t B u t l e r Now here's his favourite conversation: Magicians, fortune-tellers, witches. - They all tell tales like pretty brides. I wonder what Would like to know what his prediction is. S e c o n d B u t l e r Now there he comes. May I ask? F i r s t B u t l e r He's so morose (both depart) Enter T s a r I have attained to highest power; It's now six years since I have reigned in peace. But I'm not happy. Don't you think, We fall in love from our youth And thirst for pleasure of amorousness, But once we quench our heart's desire We suddenly cool down and get bored? Magicians vainly promise me Long days of power, untroubled and serene, But neither power nor my life do cheer me; I feel presentiment of distress and roll of thunder I am not happy. I thought about appeasing people With glory and well-being and win their love with generosity But put off for a while the useless care: The mob detests the living power For they can only love the dead - We are mad, when people's splash Or ardent cry disturbs our hearts! God sent us hunger to our land, And people started howling and dying I opened barns scattered gold I found work for them , They cursed me raging for all their worth! The fire devastated their homes, I built new houses for them, They blamed the fire on me! That is the Judgment of the mob Do not expect their love. I thought I would be happy in my family, And wished to make my daughter happy By marrying her off. But, like a blizzard , Death took the groom away. And here again The rumour blames my daughter's widowhood On me, ill-fated father! Whoever dies, I am the covert killer. I hastened Fyodor's death, I poisoned the Tsarina, that is my own sister As well as the submissive Nun It's I who's done it all. My goodness! Nothing can relieve our pain Amidst the worldly sorrows; Nothing at all... The only thing is conscience. It's sensible and it will triumph Over the spite and wicked slander But if, by any chance, one single spot appears One single spot, Then it's an awful plight! Like pestilential ulcer The soul will die and poison fill the heart The blame is ringing like hammer in my ear; It makes me sick, and I feel giddy, With bleeding little boys before my eyes... I would be glad to flee... But where to? Oh my! Yes, miserable is he whose conscience is not clear. TAVERN ON THE LITHUANIAN BORDER MISHAEL, AND BARLAAM, BOE-MONK, GRIGORY OTREPIEV LAYMAN; MISTRESS H o s t e s s What shall I treat you to, my honest elders? V a r l a a m Whatever God will send us, mistress. Have you got wine? H o s t e s s Why not, of course we've got it! Just a minute. (departs) M i s s a i l What are you sad, my friend? Now there's the border of Lithuania, which you were so anxious to get to. G r e g o r y I won't calm down until I am in Lithuania. V a r l a a m Why do you like Lithuania so much? We Missail and I, the sinner, have fled the Monastery, and do not care at all. Lithuania or Russia, they're damn the same to us. As long as we have wine... Now there it is! M i s s a i l You said it well, Father Barlaam. Enter H o s t e s s Now there you are, my fathers. Drink to health. M i s s a i l Thank you, my dear, God bless you! (The monks drink; Barlaam starts singing the song: "It happened in Kazan-city...") В а р л а а м (to Gregory) Why don't you sing along and do not drink? G r e g o r y I do not want to M-i s-s- a-i-l To each his own... V a r l a a m And paradise to drunken, Father Missail! Let's drink to our pretty hostess... But when I drink I don't like sober people, Father Drinking one thing and swagger is another; Well, If you want to live the way we do, Then, you are welcome, and if not Get out of here. A joker is no friend to priest. G r e g o r y You drink but don't forget yourself, Father Varlaam! You see, at times I, too, can speak expressively. V a r l a a m What should I not forget about myself? M i s s a i l Leave him alone, Father Varlaam. V a r l a a m Come on! Is he a posting monk? A nowhere man, he has imposed himself on us, And now he's arrogant, may have been whipped... (Drinks and sings: "A monk has got a haircut") G r e g o r y (to the hostess) Where does this road lead? H o s t e s s To Lithuania, my benefactor, to the Luyev mountains. G r e g o r y Is it a long way to the Luyev mountains? H o s t e s s Not far; you can be there by night , you do not encounter sentry posts and guards G r e g o r y The sentry posts! What do you mean?.. H o s t e s s Someone has run from Moscow, and they have ordered to detain and check. G r e g o r y (to himself) That's Yuri's Day for you, Granny. V a r l a a m Hey, brother! I see, you've got tied up with hostess. You obviously need a girlie not vodka, good for you, brother! Well, everyone has got his habits; say Father Missail and I have just one care: we'll empty our glass, then turn it over and beat against the bottom. M i s s a i l You said it well Varlaam. G r e g o r y Whoever needs him? Who has run from Moscow? H o s t e s s God knows who's there, a robber or a thief - not even decent people, cannot pass the this gate - so what? Well, nothing; they will not catch any devil here: aren't there any other ways except for the main road?! You just turn left, go through the wood along the path up to the chapel by the Chekansk brook, and there right beyond the swamp at Khlopin, and thence up to Zakharyev, and any little boy will lead you to the Luyov mountains. These guards are only good at keeping down passers-by and robbing us, the poor (Noise).Well, what`s up there? Oh, there they are, God damn it! They're going the rounds. G r e g o r y Mistress! Is there an extra corner in the house? H o s t e s s No, my dear,. I myself would gladly get out of sight. They say they go the rounds, it's only words. But all what they want, in fact, is bread and wine and all - God damn, I wish they were dead! I wish... (Enter thief-takers) T h i e f-t a k e r Hello, hostess! H o s t e s s Welcome, dear guests, you are welcome. (One guardsman to the other) Oh my! They are carousing here. So we can make good at their expense. (to the monks) Whoever are you? V a r l a a m We are God's elders, humble monks; We walk around the villages collecting alms for Christian Monastery. T h i e f-t a k e r (to Gregory) And you? M i s s a i l He is a friend of ours... G r e g o r y A layman from the suburb, I've seen the elders to the border, And now I am going home, away from here. M i s s a i l So you have changed your mind... G r e g o r y (in a low voice) Keep silent. T h i e f - t a k e r Hostess, put out some more wine - We'll drink and chat here with the elders. O t h e r T h i e f - t a k e r (in a low voice) The fellow seems to be dog-poor, there's nothing to take out of him; but the elders... F i r s t T h i e f - t a k e r Hush, we'll get to them this moment - So, fathers? How are you doing? V a r l a a m Too bad my son, too bad! Well, Christians are stingy now, they love and hide their money. They don't give much to God. Big sin has fallen on the earth. All started trading and imposing taxes thinking of wealth, not of salvation. You walk around and pray and all you get within three days is just three coins. Oh, what a sin! A week, two weeks will pass, you look into the bag and see so little money that you're ashamed to show up at the cloister; what will you do? You'll spend what you have got on drinks; too bad... It seems our final days have come... H o s t e s s (cries) Oh Lord, have mercy and save us! (As Varlaam speaks, the first guardsman stares at Missail) F i r s t T h i e f - t a k e r Alexey! Have you got the Tsar's decree about you? O t h e r T h i e f - t a k e r Yes, I have... F i r s t T h i e f - t a k e r Will you give it to me? M i s s a i l Why are you staring at me like that? F i r s t T h i e f - t a k e r Here's why: Grishka Otrepyev, a wicked heretic, ran away from Moscow, do you know it? M i s s a i l No. T h i e f - t a k e r So, you don't know? All right. And do you know that the Tsar has ordered to catch and hang that fugitive heretic? M i s s a i l I don't know. T h i e f - t a k e r (to Varlaam) An you read? V a r l a a m I could in my youth, but I have forgotten. T h i e f - t a k e r (to Missail) And you? M i s s a i l God has not taught me. T h i e f - t a k e r Here is the Tsar's decree for you. M i s s a i l What do I need it for? T h i e f - t a k e r It seems to me that this fugitive heretic, thief, swindler is... you. M i s s a i l I?! Good gracious! Are you crazy? T h i e f - t a k e r Wait! Hold the door. We'll make it this minute! H o s t e s s Oh, these damned torturers! The will not leave alone anyone, even an elder! T h i e f - t a k e r Which of you can read? G r e g o r y (comes out) I can. T h i e f - t a k e r Here you are! And who has taught you? G r e g o r y Our sacristan. T h i e f - t a k e r (gives him the Order) Now read it aloud. G r e g o r y (reads) "Grigory, Otrepyev by birth, the monk unworthy of Chudov Monastery, has fallen into heresy, and had the nerve, at evil's instigation, to disturb the holy brotherhood with all sorts of temptations and transgressions. But the inquiries showed that this damned Gegory ran away towards the Lithuanian border..." T h i e f - t a k e r (to Missail) Isn't it you? G r e g o r y "And the tsar ordered to catch him..." T h i e f - t a k e r And hang him. G r e g o r y It doesn't say "hang him". T h i e f - t a k e r You're lying: not every word has to be written. Read: "ordered to catch and hang him..." G r e g o r y "And hang him. As for his age, thief Grishka, (looking at Varlaam) is over 50... He is of medium height, has a bald forehead, gray beard and fat belly..." (All look at Varlaam) F i r s t T h i e f - t a k e r Fellows! Grishka is here! Hold him, bind him! I never thought, I couldn't really fancy. V a r l a a m (snatching out the paper) Leave me alone, you sons of bitches! Am I Grisha? Nothing of the kind! - 50 years old, gray beard, fat belly! No, brother! You're too young to play jokes on me. I haven't read anything for a long time, and don't make out things well. But now I see it clearly for it has to do with hanging (speaks to rapping out the words). "He is a-bout ...twen-ty - Well, brother, where is the age of 50 here? It's twenty. You see? S e c o n d T h i e f - t a k e r Yes, I remember, twenty. They told us so as well. F i r s t T h i e f - t a k e r (to Gregory). And you are a joker, brother, as far as I can see. (as he reads, Gregory stands hanging his head, with his hand in his bosom) . V a r l a a m (goes on reading) "He is short, with a broad chest, one arm shorter than the other, has blue eyes, red hair, a wart on his cheek, another on his forehead." Isn't it you by any chance, my friend? (Gregory suddenly withdraws the dagger, all those in front of him step aside; he dashes into the window.) T h i e f - t a k e r s Hold him! Hold him! (All run in disorder) MOSCOW. HOUSE OF SHUISKY SHUISKY, MANY GUESTS. SUPPER. S h u i s k y Give us more wine. (he stands up, and all stand up) Well, dear guests, The last cup! Read the prayer, boy. B o y To Tsar of Heaven, who's everywhere at all times Please, listen to the prayer of your servants, Let's pray for our sovereign, The pious autocratic Tsar of all the Christians. Save him in Palace and on battle field, While on the road and in his bed, Give him the victory over the foes, May he be glorified from sea to sea, And may his kindred bloom with health, And may its dear branches Overhang the world - and may he be Benevolent to us, his humble servants, May he be kind and ever patient, And may the springs of his interminable wisdom Flow on us; And setting up the royal cup upon it We pray for you , the Tsar of Heaven S h u i s k y (drinks) Long live the greatest sovereign! Excuse me, dear guests; Thank you for not detesting my bread and salt Excuse me, and good night. (Guests depart, he sees them to the door.) P u s h k i n At last they've gone away; well, Prince Vasily, I thought there won't be any chance to have a talk. S h u i s k y (to footmen) Why the hell are you gaping? - All you do is overhear. Just clear the table and get out of here Gathers from the table, so go away. - What's that, Afanasy? P u s h k i n Miraculous, isn't it?. Gabriel Pushkin, my nephew, has a messenger to me from Krakow. S h u i s k y Well? P u s h k i n Strange news the nephew writes. Ivan the Terrible's son... no, wait a minute. (He goes to the door and looks around.) The Sovereign's boy, Killed by Boris's wish... S h u i s k y Oh yes, it isn't new. P u s h k i n No, wait a minute: Dimitry is alive. S h u i s k y That's a pretty kettle of fish! What news! Tsarevich is alive! Oh what a wonder! Well, is that all? P u s h k i n Now let me finish. Whoever he may be, the rescued prince , A ghost or spirit in his image Or daring rogue, a bold pretender, In any case, Dimitry has turned up. S h u i s k y Impossible. P u s h k i n Pushkin himself happened to see him As he arrived at the Tsar's Palace for the first time And through the ranks of Lithuanians walked Straight into the secret room of King. S h u i s k y Whoever is he? Where is he from? P u s h k i n Nobody knows.They only know He was Vishnevetsky's servant. He was bed-ridden for some time. And he confided in his ghostly father, That proud Pole, learning his secret, Pursued him, took him out of bed And went to Sigismund with him. S h u i s k y What do they say about the daring man? P u s h k i n I hear, he is smart, dexterous and friendly, And everybody likes him. He fascinated Moscow fugitives. The Latin priests keep company with him, The King caresses him, He promised him support, they say, S h u i s k y All this is such a bustle, brother, It makes me dizzy willy-nilly. No doubt, he is a pretender, But it's big danger, I should say It is important news! And if it reaches people There maybe great disaster. P u s h k i n Such a disaster that Boris Will hardly hold the crown on his clever head. It serves him right! He rules us like the Tsar, Ivan the Terrible (excuse me for mentioning the fact towards the night). There are no public executions, any more, so what? We don't sing canons to our Lord, as they impale us, We don't get burnt alive on squares any longer, The Tsar is raking up coals with sceptre, well, so what? Do we feel confident in our poor life? We now expect disfavour every day, Siberia, prison, shackles and what not, And then - starvation or a noose in God forsaken place. Where are the noblest families among us? Where are the Sitsky princes, where are the Shestunovs?, Where are they, the Romanovs, the hope of Motherland? They are imprisoned, and fatigued in exile. Just wait? And : you will suffer the same fate! Like by Lithuania, we are beset, By faithless slaves. The vicious tongues, The thieves suborned by government Are ready to betray one any time. We are dependent on the first of servants Whom we will want to penalize. Now he decided to abolish Yuri's Day We have now power in our own lands We cannot fire a lazy man! We have to feed him willy-nilly, and We cannot gain over a labourer, Or else we shall be brought to Civil Court. Well did you hear any thing like that under the Tsar Ivan? Is life now any easier for people? Ask him. Should the pretender try To promise them old Yuri's Day There will be such amusement. S h u i s k y You are right, Pushkin. But you know what? We shan't Complain about it for some time. P u s h k i n That's clear. Think for yourself. You are a man of reason. I'm always glad to talk with you. If something worries me at times, I cannot wait to tell you that. Besides, your mead and mellow beer Have loosed my tongue to-day Now farewell, my friend. S h u i s k y Farewell, see you, my brother. (he sees Pushkin out) THE ROYAL CHAMBERS TSAREVICH, DRAWS A MAP. PRINCESS. HER NURSE. K s e n y a (kisses the portrait) My dear bridegroom, my lovely son of king, It isn't me, your bride, that you belong to now, But to the pitch-dark grave. I'll never be consoled, and I will always cry for you. . N u r s e Tsarina! A girlie's tear is like dew The son will rise and dry it up, You'll have another bridegroom, both cheerful and friendly You'll fall in love with him, our dear child, And you'll forget your Prince. K s e n y a No, mom, I shall be faithful to him though he's dead. (enter Boris) T s a r What is it, Ksenya, my dear? You are a bride, and you're already widow! You are still crying over your killed bridegroom. My child! I wasn't fated to be guilty of your bliss. I may have made the Heaven angry, And failed to make you happy. Why do you suffer, innocent and guiltless? And you my son, what are you doing? What is this? F y o d o r It is the drawing of our Moscow land. Our realm from end to end. You see: Here is Moscow, here's Novgorod, And here's Astrakhan. Here is the sea, Here are primeval forests And here's Siberia. T s a r And what is this, Looking like winding pattern? F y o d o r It is the Volga. T s a r So good! Sweet fruit of learning! You see the whole of Tsardom here Lying all spread before you: borders cities, rivers. Learn, sonny; science shortens Experience of our fast flowing life - Some day the regions you have now So shrewdly drawn on paper Will come in handy. Learn, my son It will be easier and clearly for you To comprehend the state affairs and work. (Enter Boris Godunov) There comes Boris to me with his report. (to Ksenia). Go to your room I'm sorry dear friend. And may God comfort you; (Ksenia and Nurse depart) What will you say to that, Semyon Nikitich? S e m y o n G o d u n o v This early morning at daybreak The butler of Prince Shuisky And Pushkin's servant brought me their reports. T s a r Well? S e m y o n G o d u n o v First Pushkin's man reported That early morning yesterday A messenger arrived from Krakow And was sent back without any answer. T s a r Arrest the messenger S e m y o n G o d u n o v Pursuers are in chase of him already. T s a r And what about Shuisky? S e m y o n G o d u n o v Last night he entertained his friends; Both Miloslavskys, the Buturlins, Mikhail Saltikov and Pushkin plus some others. They parted late. Pushkin remained Alone with host and talked with him for a long time yet. T s a r Send somebody for Shuisky S e m y o n G o d u n o v Your Majesty! He's here already. T s a r Call him here. (Godunov departs) T s a r Affairs with Lithuania! What's that? I hate the nasty kin of Pushkin, And Shuisky can't be trusted, For he's evasive, but courageous and insidious... (Enter S h u i s k y) Prince, I must talk to you, I seems to me you came here on business, And I should like to listen to you first. S h u i s k y Your Majesty it is my duty To tell important news to you. T s a r I'm listening to you. S h u i s k y (pointing to Fyodor quietly) Your Majesty... T s a r The prince may know What Shuisky knows. Deliver. S h u i s k y Your Majesty, we've got news from Lithuania. T s a r Is it the news which our messenger brought to Pushkin yesterday? S h u i s k y He's in the know!- Your Majesty, I thought You were not aware of this secret. T s a r There is no need, prince; I want to figure out What it is all about; Or else we'll never know the truth S h u i s k y The only thing I know That a pretender has appeared in Krakow, And that the king and nobles are on his side. T s a r What do they say? And who is this pretender? S h u i s k y I do not know. T s a r But... why is he dangerous? Ш у й с к и й Your state is strong of course, your Majesty, You've won the hearts of your good servants With mercy, generosity and care. But you're aware: the senseless mob Is changeable, rebellious and superstitious Obedient to instantaneous impulse And credulous to futile hopes with ease. Deaf and indifferent to common truth, They live on fairy tales and fables They like the shameless boldness. If this unknown vagabond, Should cross Lithuanian border The crowd of madmen Will take advantage of Dimitry's resurrected name. T s a r Dimitry!.. What? - This child? Dimitry!.. Price, go out S h u i s k y He's blushing: there'll be a tempest! F y o d o r Your Majesty, let me... T s a r No, sunny, go, please (Fyodor departs) Dimitry! S h u i s k y He didn't know anything. T s a r Now listen prince: we should do something right away; We must shut off with outposts Lithuania from Russia So that not a living soul Might cross the Russian border, That not a hare might run to us from Poland, And not crow fly here from Krakow. Go! S h u i s k y I'm on my way. T s a r Wait. This idea is fascinating, don't you think? Can a dead man get out of the coffin And start interrogating lawful tsars, Appointed and elected publicly And crowned by the great patriarch? How can it be? It's funny, isn't it Why don't you laugh? S h u i s k y Do you mean me, Your Majesty? T s a r I say, Prince, when I first learned That he had been... That had somehow lost his life You were sent to investigateу the case: And now I beg you by the Cross and God Do tell me honestly the truth: Did you recognize the murdered boy, And wasn't it a substitution? Tell me. S h u i s k y I swear... T s a r No, Shuisky, do not swear Just answer: was it really the Prince? S h u i s k y It was the Prince. T s a r Think. Prince, I do not promise much, I will not punish with disfavour for the bygone lie. But if you're dodging now, I swear by my son, you will be executed It will be such a cruel execution That Tsar Ivan will shudder in his coffin. S h u i s k y I do not fear execution; It's your disfavour that I fear; How can I dare lie to you? Could I have been so blind As not recognise Dimitry? I went to see his body in the Temple, Accompanied by crowds of Uglich people. There were thirteen bodies murdered by the mob, With traces of decay on them The face of Prince, however, was so clear, So quiet and fresh - as he were asleep; The gash was deep but didn't clot, His features hadn't changed at all. Oh, no, Your Majesty, no doubt: It is Dimitry, who's lying in the tomb. T s a r (quietly) That's all. Now you may go. (Shuisky departs) It's hard! I'm gasping ... Let me catch my breath! I felt it: blood would rushed up to my face, And heavily come down.- That's why for thirteen years I've seen the murdered boy in dreams Yes, yes, that's it! Now I understand. But who is it, my dreadful enemy? Who is against me? An empty name? A shade? Can a shade really tear the porphyry off me, Or sound deprive my children of inheritance? Oh silly me!! Whatever do I fear? Blow on this phantom - and it's gone. So, I am fast resolved; I'll show no sign But I must hold in scorn. You are so heavy, the cap of Monomakh! KRAKOW. VISHNEVETSKY'S HOUSE PRETENDER AND CATHOLIC PRIEST CHERNIKOVSKY P r e t e n d e r No, father, it won't be very hard; I know the spirit of my people; Their devotion knows not outburst: The Tsar's example is divine for them. And tolerance is always apathetic, I'm confident that in a year or two The Northern Church and all my people Will recognize the power of Peter's heir. Priest So help you God and Saint Ignatius With the arrival of new times. Meanwhile, keep in your soul the seeds of godly grace. Are always tolerant. I warrant you, Our spiritual duty often bids us finger Before the open world; The public judges all your words and deeds And only God can see your good intentions P r e t e n d e r Amen. Who is there? (Enter Servan.) Say: we will receive them. (The doors open; enter a crowd of Russians and Poles) My friends! Tomorrow we are setting out from Krakow. I'll stay with you, Mnishek, at Sanbor for three days, I know your hospitable castle It's radiant with noble splendour, and I hope And famous for the youthful hostess, I hope to see lovely Marina there And you, my friends, Lithuania and Russia, You've raised fraternal banners Against your common foe, My vicious treacherous villain, Slavonic brothers, I will lead Your menacing detachments to the battle. But I can see new faces among you. G a b r i e l P u s h k i n They've have come to ask your Worship For sword and service. P r e t e n d e r I'm glad to see you, boys. Come here, friends. But tell me, Pushkin, Who is this handsome fellow? P u s h k i n Prince Kurbsky. P r e t e n d e r. A famous name! (to Kurbsky) Are you a relative of the Kazan hero? K u r b s k y I am his son. P r e t e n d e r Is he alive? K u r b s k y No, he is dead. P r e t e n d e r Great mind! A man of war and counsel! Since he, the furious avenger of insults, Turned up under the ancient town of Olga with the Lithuanians, The talk of him had stopped. K u r b s k y My father spent his last remaining life At the Volynian estates Presented to him by Batory; Alone and quiet, He looked for joy in sciences; But peaceful work did not console him: Remembering the homeland of his youth, He yearned and languished for it to the end. P r e t e n d e r Unlucky leader! So brightly beamed The uprise of his noisy, stormy life! I'm glad, oh noble knight, That his hot blood gets on with Motherland. The guilt of fathers shouldn't be remembered. So may they rest in peace! Come here, Kurbsky. Give me your hand! Is it not strange? Whom does the son of Kurbsky Is leading to the Throne? - The son of Ivan. All are for me: both fate and people. And who are you? Pole Sobyansky, a free warrior. P r e t e n d e r Honour and praise to you, good freedom child! Give him a third of his full pay in advance. And who these? I see they're wearing the dress of our Motherland. They're our people. K h r u s t c h o v (bows low.) Yes, Father. We are your diligent disfavoured fellows We are from Moscow, and we ran To you, your Majesty, and we are ready To lay our heads for you, and may our bodies Be stairs to your royal throne. P r e t e n d e r Take courage, guiltless sufferers. Just let me rich to Moscow, Boris will have it out with them Well, who are you? K a r e l a I am a Cossack and I've been sent to you right from the Don They sent me on behalf of free armed forces, From Cossacks of the upper the lower Don, To see our Sovereign's clear eyes And bow to you on their behalf. P r e t e n d e r I knew the Cossacks of the Don, I didn't doubt to see Cossack's horses in my lines. We`re grateful to our Cossacks Army. We know that Cossacks are oppressed And persecuted nowadays unjustly; But if God helps us to ascend the throne of our fathers We will, as in old days, bestow the whole of free and faithful Don to them. P o e t (Approaches bowing low to Gregory, and taking him by the flap of his garment) Great Prince, most graceful son of King! P r e t e n d e r What do you want? P o e t (gives him the paper) Please, highly take This poor fruit of my hard work. P r e t e n d e r What do I see? Verses in Latin! Blessed is the holy unity of sword and plough, One laurel friendly twines them round. Under the midnight heaven I was born, The voice of Latin Muse, however, Is familiar to me. I love the flowers Parnassus And I believe in prophecy of poets. It's not in vain, delight boils in their flaming chests: Blessed is the feat: they've glorified it in advance! Come here, my friend. Accept this gift and you'll remember me. (Gives him a ring) When covenant of my fate is done for me When I put on the crown of my fathers, I hope to hear your sweet voice and your inspired hymn again. Musa gloriam coronat, gloriaque musam. And so, friends, till tomorrow, goodbye. E v e r y b o d y March out, march! Long live Dimitry! Long live the greatest prince of Moscow! CASTLE OF THE GOVERNOR MNISHEK IN SAMBOR (Some lit rooms. Music.) VISHNIVETSKY, MNISHEK M n i s h e k Marina is the only one he talks with He deals exclusively with her... But the whole thing looks dreadfully like marriage. Tell me, Vishnevsky truly, did you think My daughter will be a princess one fine day? V i s h n e v s k y Well, well, it's such a wonder... Did you think My servant would ascend the throne of Moscow? M n i s h e k Now tell me, what's my Marina like? I only told he: "You take care Not to slip Dimitry, now It's over. He is in her trap.. (The band plays a Polonaise. The Pretender and Marina lead the row of dancers) M a r i n a (to Dimitry in a low voice) Tomorrow evening at eleven, I'll be in lime-tree alley by the fountain (They separate. Second couple) G e n t l e m a n P a r t n e r What has Dimitry found in her? L a d y P a r t n e r You don't say so! She is a beauty. G e n t l e m a n P a r t n e r Yes, she is a marble nymph: Her eyes and lips are quite devoid of life, no smile... (A new couple) L a d y P a r t n e r He is not handsome, but he appears pleasing, And one can see he is of royal birth. (A new couple) L a d y P a r t n e r When is the march? G e n t l e m a n P a r t n e r It's Prince's will. We are prepared; but it appears That Mnishek and Dimitry Will keep us prisoners here. L a d y P a r t n e r A pleasant durance. G e n t l e m a n P a r t n e r Oh yes but if... (They separate; the rooms become empty) M n i s h e k We old ones do not dance any more, The sound of music does not appeal to us, У do not kiss lovely hands of charmers Oh yes, I still remember the old pranks! It's different now from what it used to be: The youth are really not so bold As they once used to be, Nor is the beauty so good-humoured,,, You will admit that all is gloomy now. Leave them alone my friend; Lets crack a bottle Hungarian wine And drink the fragrant stream, as thick as fat, There in the corner, you and I, And talk about this and that Now come along, my brother. V i s h n e v s k y A good idea, my friend, let's go. NIGHT. THE GARDEN. THE FOUNTAIN. Enter P r e t e n d e r Here is the fountain; she will come here. It seems to me, I'm not a coward; I have seen death quite close to me, My spirit didn't creep in face of death. Captivity has threatened me eternally, I've been pursued, but I remained collected And I escaped captivity displaying insolence. What makes my breathing heavy now? And why these insurmountable tremors? Why this intensive tremble of desire? Oh no, it's fear. All day I have been waiting For this desired secret meeting with Marina, I have been thinking over what to tell her And how to tempt her haughty mind, How I will call her Moscow Princess... The time has come, I don't remember anything. I cannot find the words I learnt by heart, Love makes my fancy dull and murky... Something has gleamed now over there... Rustle.. Hush... No, it's the moon's deceitful light, The breeze has made a bit of noise. Enter Marina M a r i n a Tsarevitch! P r e t e n d e r It's she! Now all the blood stands still in me. M a r i n a Dimitry! Is it you? P r e t e n d e r Enchanting, sweet, amazing voice! (Comes up to her) It's you, at last! Do I see you, Alone with me, Under the canopy of quiet night? How slow the tedious day has been! How slowly has the dusk been fading! How long I have been waiting in the gloom of night! M a r i n a The hours run, and I am short of time. I didn't make a date with you To listen to a lover's tender speeches. I don't need words. For I believe You love me, but you see: since I Decided to unite my fate With your unfaithful, stormy life I have the right to claim one thing, Dimitry: I think you should disclose The hidden hopes you have at heart Your expectations and even your misgivings; In order that I, hand in hand with you, Start a new life courageously, Not blindly, like a child, not like a slave Of husband's feeble-minded wishes, Nor like your silent concubine, but your deserving spouse, A helper of the Tsar of Moscow. P r e t e n d e r Please let me, for an hour at least, Forget the cares and troubles of my life! Don't see me as a Prince before you, Just think of me as someone you have chosen, A loving man, delighted with the sight of you Please listen to my prayers of love, And let me tell you All that fills my heart. M a r i n a No time for that. You take your time, Meanwhile the loyalty of minions of yours Is cooling down and with every passing hour The dangers and the works deteriorate. There are already dubious rumours, One novelty replaces other, While Godunov is taking measures. P r e t e n d e r That Godunov! Has he got power Over your love, my only bliss? Oh no. I look indifferently Upon his throne and regal power now. Your love...What is my life without you, What are the shine of glory and the Russian state? In god forsaken steppe, in an infirm dugout You'll substitute me for the Tsarist Crown Your love... M a r i n a For shame! Do not forget Your highest holy mission: Your holy dignity should be More valuable to you, than all the joys And all the baits of life. It is beyond compare. I'll tell you this: it's not to an excited youth enchanted madly by my beauty That I am giving solemnly my hand But to the heir of Moscow Throne, The prince who has been saved by destiny. P r e t e n d e r Don't torture me, Marina, sweetie, Don't say you haven't chosen me But dignity, Marina! You don't know How painfully you hurt my heart. Now tell me - what a dreadful doubt! - If my royal birth had not been fated By the unseeing destiny, and if I weren't Tsar Ivan's son , a world forsaken boy: Then... tell me, would you love me still? M a r i n a You, can be no one else, Dimitry, And I just cannot love another. P r e t e n d e r Enough! I do not want to share my beloved one, With a dead man who owns her. No! I shall stop pretending! And I will tell the truth: Dimitry Is dead and buried and will not arise; And do you want to know who really I am? Now let me tell you, I'm a poor monk; Bored with monastic servitude, And putting on a thinking cap of monk, I thought my daring idea over; I prepared A real wonder to the world And ran away from cell to the Ukranians To stormy camps of Zaporozhe I learnt to handle horse and sword; I turned up here, called myself Dimitry, Having deceived the stupid Poles. What will you say to that, proud Marina? Are you not pleased with my confession? Why are you silent? M a r i n a Oh what a shame! Oh woe is me! (Silence) P r e t e n d e r (in a low voice) Wherever has the fit of disappointment led me? I may have ruined happiness I hardly gained What have I done, oh silly me? (Aloud) I see it's not your Prince's love That you're ashamed of. Now say the fatal word to me; You have my love now, so decide: I'm waiting (falls down on his knees). M a r i n a Get up, you poor pretender. Do you intend By going down on your knees To please my proud heart As if I were a weak confiding girl? You are mistaken, I have seen Both noble knights and prices at my feet But I rejected coolly their entreaties And not because a fleeting monk... P r e t e n d e r (gets up) Do not despise the young pretender; Perchance he's got unknown bravery inside And valour worthy of the Moscow Throne As well as your invaluable hand... M a r i n a Deserving a disgraceful noose, you saucy thing! P r e t e n d e r I am to blame; carried away by pride I have deceived both God and the tsars, I lied worldwide, but never lied to you I must be executed; but I am right, Marina. No, I have never dared to cheat you You've been my only sacred person, And I could not pretend before her, really. Love, only blind and jealous love, Has made me tell you all I had to say. M a r i n a Oh what a thing to boast of, crazy man! Who asked you for confession, tell me. Once you, a nameless vagabond, Could wonderfully blind two nations, then You should at least be worthy of your triumph, Securing your daring lie With stubborn, deep and everlasting secrecy. Say, can I give myself to you, Forgetting all my kin and maiden shame, Unite my life with yours While you yourself expose your infamy So thoughtlessly and simply? He blabbed it out for the love of me! I wonder why you haven't opened up Before my father's eyes For friendship's sake, Or out of joy before the King, Or, say, before Vishnevsky, To show you servant's loyalty to him. P r e t e n d e r I swear, you alone Have managed to extort my heart's confession I swear, that never and nowhere at all, Neither at festive table over a cup of madness Nor during a friendly chat or private conversation Under the knife or in the throes of torture Shall I disclose such weighty secrets. M a r i n a You say you swear! And I am to believe... Oh yes I do believe! But let me know: What are you swearing on? God's name? Just like a pious foster-child of Jesuits? Or, maybe, on a word of Tsar? Or like a son of Tsar? Do tell me. Di m i t r y (proudly) Tsar Ivan's phantom has adopted me, And named me Dmitry from the sepulchre, It has stirred up the people all around, And sacrificed Boris to me I am the Prince! Enough! I am ashamed Of grovelling to the proud Polish lady, Farewell for good. The game of bloody war, Big cares of life, I hope, Will soothe the pangs of love for you. Oh my, how I shall start despising you When this disgraceful heat of passion ends! I`m going now! A crown or perdition Expect my head in Russia, Shall I find death like warrior in honest fighting Or mount a scaffold on a square like a villain? You will not share my fate Nor will you be a friend of mine But , maybe, you'll regret My lot, which you turned down. M a r i n a But what if I expose your cheeky lie To everybody in advance? P r e t e n d e r Do you believe that I'm afraid of you? That they will rather trust a Polish maid Than to the Russian Prince? Remember: Neither the King nor Pope, nor a grandee Think of the truthfulness of my words They do not care if I am really Dimitry That's all the want and they will make You keep your mouth shut, believe, me, Mutineer! Farewell. M a r i n a Tsarevich, wait! At last I hear an adult not a youngster speak Which makes me, Prince, put up with you. So I forget your senseless outburst And see Dimimitry once again. But listen: The time has come! Wake up, and don't delay, Lead regiments to Moscow right away Clear up the Kremlin, mount the Moscow throne Then you can send the nuptial messenger to me God hears me, however, not until You, Prince step foot upon the steps of Throne Until you overthrow Boris I shall not listen to your words of love. (departs P r e t e n d e r I see it's easier for me to fight with Godunov, Or dodge with a court circle Jesuit, Than do it with a woman - To hell with them: - I hust can't make it. She'll puzzle you, she'll twist and crawl, Slip from your hand, hiss, bite and. threaten The serpent! It was not for nothing That I was trembling. She has almost ruined me. I have decided: I'll take the field at dawn. THE LITHUANIAN BORDER (October 16th, 1604) PRINCE KURBSKY AND PRETENDER, BOTH ON HORSEBACK. THEIR TROOPS APPROACH THE BORDER. K u r b s k y (first one to arrive at a gallop) Oh here it is! Here is the Russian border! Oh holy Russia, Fatherland! I'm yours! I shake off with contempt The foreign ashes off my clothes And drink the air, new and fresh: It's near and dear to me! And now your heart Will be consoled, and in his tomb His down and out bones will be complacent! Our heredotary sword is glitterimg again, This glorious sword, the dread of dark Kazan, Good sword, the servant of the tsars of Moscow! Now it will feast for hope inspiring Sovereign. P r e t e n d e r (moves silently, hanging his head) He is so happy! How his soul is running joyfully, with glory! My knight, I envy you! The son of Kurbsky, Who was brought up in exile, Forgetting all the wrongs borne by his father, Redeeming his transgression in the grave: You're getting ready to shed blood for Ivan's son, You will return the lawful Tsar to Mothrland... You'right: your soul should burn with rapture. K u r b s k y Don't you rejoice in spirit? Now here is our Russia; it is yours. The hearts of people wait for you: Your Moscow, your dominion, your Kremlin. P r e t e n d e r Oh Russian blood, oh Kurbsky who will flow: You raise the sword for Tsar, you're clear. I'll lead you all against your brothers, I call Lithuania against the Russian land; I'll show the enemies the the way to lovely Moscow! And may my sin not fall on me But on Boris, the regicide. Come on! . K u r b s k y Come on! Advance! Woe is Boris! (They gallop. The troops cross the border) THE COUNCIL OF THE TSAR The TSAR, the PATRIARCH and BOYARS T s a r Is it possible? The figitive unfrocked monk! Leads outrageos ous troops against us And dares write us threats! Enough! It's time to curb the crazy man! Now go, You Trubestskoy and you Basmanov, Go help my zealous commandant. Chernigov is besieged by an insurgent Go save the city and its people. B a s m a n o v Your Majesty, It won't take three short months Until the roumours of prender cease and fade I swear to God. We'll bring the crook to Moscow Like ailen beast, in iron cage. (departs with Trubetskoy) T s a r The Head of Sweden, through his envoys, Suggested unity to me; But we don't need an ailen help; We have enough of our own warriors To parry traitors and those Poles. So I refused. Shchelkalov! Send orders to the commandants everywhere And let them saddle horses and, like in old days, Call out people to the service- in Monasteries choose volunteers as well. In bygone years when Russia was in danger The hermits went to fight at wll - But we don't want to bother them; For they will pray for us - Such is the order of the Tsar and boyar's verdict. Now let us settle one important issue: Now outrageous rumours have spread out; The letters which they sent around Have sowed alarm and doubt; Rebellious whisper wanders on the squares So people's minds are seething.... we must cool them - I wish I could prevent death penalties. But how? Now let's decide. Speak Holy Father. Tell us what you think. P a t r i a r c h Blessed is Almighty, who instilled The spirit of benevolence and patiece Into your soul, your Majesty; You do not wish perdition to a sinner, You're waiting quietly - delusion will be gone: For it will pass, the sun of the eternal Truth, Will light up all. Your faithful devotee, Is not a prudent judge in worldly matters, He has the nerve to speak to you. Son of the devil, despicable monk, To pass for tsar Dimitry he has managed; He put on Prince's chasuble Like stolen icon frame: But once it's broken up He'll be discgraced with shame. Good Lord himself is sending means to us: Your Majesty, six years have passed Since God Almighty Blessed you with reign over the State - One night a simple Sheppard, A venerable man, approached me And told me an amazing secret. "When I was young, he said, I lost my sight, and couldn't Tell day and night apart Until old age they treated me in vain With herbs and secret spells; To no avail I went to cloisters To bow to outstanding wonderworkers; In vain I sprinkled my black eyes From holy wells with healing water; God wouldn't send me healing, not at all. And in the end I lost all hope, And I got used to darknes, and I could Sea nothing even in my dreams. I only dreamed about sounds. Once, As I was fast asleep, I heard a youngster say: "Get up now, granny, go To the Cathedral of Transfiguration; Which is in Uglich-city And say your prayer on my grave, For God is merciful - and I will pardon you". "But who are you?' - I asked the childish voice. I'm Prince Dimitry. God canonized me. And I'm the greatest wondermaker now. Now go, old man!" I woke up there and thought: "Well, maybe, God some day Will grand recovery to me. I'll go" And I set out on my journey. I came to Uglich , and I went To hear the liturgy. My zealous soul aflame, I cried so sweetly As if my blindness Was falling from my eyes like tears. When people started going out I told my grandchild: "Take me To Prince Dimitry's tomb". He did - and standing by the coffin I said my prayer quietly. My eyes Regained the sight. I saw the godly light, My dear grandson and his grave." That's what the old man told me, Sire (General agitation. In the course of this speech Boris wipes his face with his handkerchief several times) I used to send the multitude to Uglich then, And found that many sufferers Had found deliverance likewise Before the Prince's grave. Now here is my advice: transfer The sacred relics to the Kremlin And place them in Cathedral of Archangel; And then the godless villain's fraud And devil's might will disappear like dust. (Silence) P r i n c e S h u i s k y Who knows the ways of God Almighty, Holy Father? I am not the one to judge Him. He can donate imperishable sleep and power of wondrmaker to young remains But people should impartially investigate The roumours; in stormy disarray of times We shouldn't think about Such an important matter, should we? Won't people say that we defiantly In worldly matters Create a relic with a piece of ordnance? The people hesitate like anything In stormy times of insurrection, anyway: It's not the time to bother people's minds With unexpected, such important news. It's obvious: we should cut off the roumour spread by wretched monks; Bot there are simple ways of doing it - Your Majesty, when you call on I'll turn up on the public square, Convince and win the madness over Disclosing the malicious lie of vagrant T s a r Amen! Lord Patriarch I ask you to come over to the chamber: I have to talk with you to-day. (He departs; all the boyars follow him) F i r s t B o y a r (to another boyar, in a low voice) Did you see how pale the Sovereign was And how his face was sweating? S e c o n d B o y a r I must admit I didn't dare raise my eyes, Nor breathe or sigh, let alone move. F i r s t B o y a r Prince Shuisky helped you out! Good for him! A PLAIN NEAR NOVGOROD-SEVERSKY (December 21st , 1604) BATTLE S o l d i e r s (Run in disorder) Woe be to him! Woe! Prince! There they are! The Poles! There they are! (Enter captains: Marzheret and Walther Rozen) M a r z h e r e t Where to? Where? Allons! Come back! O n e of f u g i t i v e s You come yourself , damned infidel. M a r z h e r e t Quoi, quoi? A n o t h e r f u g i t i v e s Kva! kva! You like, you alien frog, To croak at Russian Prince; but we are Orthodox believers, don't you know?! M a r z h e r e t Qu'est-ce a dire "orthodox"? Sacres gueux, maudite canaille! Mordieu, mein Herr, j'enrage; on dirait que ca n'a pas de bras pour frapper, ca n'a que des jambes pour fuir. W. R o z e n Es ist Schande. M a r z h e r e t Ventre-saint gris! Je ne bouge plus d'un pas; puisque le vin est tire, il faut le boire. Qu'en dites-vous, mein Herr? R o z e n. Sie haben Recht. M a r z h e r e t Tudieu, il y fait chaud! Ce diable de "Pretender," comme ils l'appellent, est un bougre, qui a du poil au col? - Qu'en pensez-vous, mein Herr? R o z e n. Oh, ja! M a r z h e r e t He! Voyez donc, voyez donc! L'action s'engage sur les derrieres de l'ennemi. Ce doit etre le brave Basmanov, qui aurait fait une sortie. W. R o z e n M a r Ich glaube das. (Enter Germans) z h e r e t Ha, ha! Voici nos allemands. Messieurs! Mein Herr, dites-leur donc de se raillier et, sacrebleu, chargeons! W. R o z e n Sehr gut. Halt! (Germans draw up) Marsch! G e r m a n s (They march) Hilf Gott! (Fight is on. The Russians flee again) P o l e s Victory! Victory! Glory to Tsar Dimitry! D i m i t r y (On horseback) All clear! We have conquered. Enough! Spare Russian blood. All clear! (Pipes are playing, drums are beating) OPEN SPACE IN FRONT OF THE CATHEDRAL IN MOSCOW PEOPLE. O n e of the p e o p l e When will the tsar come out of the Cathedral? A n o t h e r One The mass is over; now Te Deum is going on. F i r s t M a n What? Have they already cursed him? S e c o n d M a n I was sranding on the porch and heard the deacon cry out: "Grishka Otrepyev! Anathema!" F i r s t M a n Let them curse if they wish; Tsarevich doesn't care about Otrepyev. S e c o n d M a n But they are now singing eternal memorial to Tsarevich. F i r s t M a n Eternal memorial to Tsarevich? They'll get their due, the godless wretches! T h i r d M a n Hist! A sound. Is it not the tsar? F o u r t h M a n No, it is God's fool . (enters God's fool, in an iron cap, hung round with chains, surrounded by boys) B o y s Nick, Nick, iron nightcap! Tr-r-r-r... O l d w o m a n Leave the Fool alone, you young devils. And you Nick, pray for me, a sinner. G o d 's F o o l Give, give, give a kopeck. O l d w o m a n Here you are; and remember me. G o d 's F o o l (Seats down on the ground and sings) The moon is shining, The kitten is crying Get up, Nick, And pray to God. (The boys surround him again) O n e of t h e m. How do you do, Nick? Why don't you take off your cap? (Raps him on the iron cap. Listen how it rings! G o d 's F o o l And I have got a copeck. B o y s That's not true! Will you show it? (snatches the copeck and runs away) G o d 's F o o l (Weeps) They have taken my kopeck, they are offending Nick! P e o p l e The tsar, the tsar is coming! (The Tsar comes out from the Cathedral; a boyar in front of him scatters alms among the poor. Boyars.) G o d 's F o o l Boris, Boris! The boys are hurting Nick. T s a r Give him alms! What is he crying for? G o d 's F o o l The little children are offending Nick. Let your butcher slay them, like you slayed the little Tsarevich. B o y a r s Get out of here, you fool! Seize the fool! T s a r Leave him alone. Pray for me, poorNick. (Departs) G o d 's F o o l (calling after him) No, no! I cannot pray for tsar Herod; the Blessed Virgin forbids it. SYEVSK PRETENDER SURROUNDED BY HIS SUPPORTERS P r e t e n d e r Where is the prisoner? P o l e Here. P r e t e n d e r Call him. (enter Russian prisoner) Who are you? P r i s o n e r Rozhnov, Moscow nobleman P r i s o n e r Have you long been on? P r i s o n e r About a month. P r e t e n d e r Aren't you ashamed, Rozhnov, that you have taken up arms against me? P r i s o n e r What could I do? It was not my will. P r e t e n d e r Did you fight under Seversk? P r i s o n e r I arrived two weks after the battle... From Moscow. P r e t e n d e r How's Godunov? P r i s o n e r He was very worried About the loss of battle And Mstislavsky's wound, And he sent Shuisky to take command of the army. P r e t e n d e r But why did he recall Basmanov back to Moscow? P r i s o n e r The tsar rewarded him with honour And with gold. Basmanov sits in Duma now . P r e t e n d e r There was more need of him in the army. Well, how are things in Moscow? P r i s o n e r All is quiet, thank God. P r e t e n d e r Well, are they waiting for me? P r i s o n e r God knows; They do not dare talk too much there now. Some have their tongues cut off, and others Their head - such is the state if things! An execution each and every day. The prisons are all crammed. Two or three men Need only get together on the square - Behod! -there he is, a spy poking about As for the tsar he personally hears out Informers at his leisure time . It's trouble; so they'd better hold their tongues. . P r e t e n d e r An enviable life for people of Boris! Well, what about the army? P r i s o n e r The army? All are clothed and fed And quite content. . P r e t e n d e r How big it is? P r i s o n e r God only knows. P r e t e n d e r Will it come up to thirty thousand? P r i s o n e r Yes, it can be fifty up to thousand or so. (The pretender thinks; those around him exchange glances) P r e t e n d e r Now! What do they say about me there in your camp? P r i s o n e r They talk about your gracefulness They say you're both (don't judge severely) a thief and a good man. P r e t e n d e r (Laughing) Well, I will prove it in deed My friends, we shall not wait for Shuisky Congratulations: Tomorrow is the battle. (departs) E v e r y b o d y Long live Dimitry! A P o l e Tomorrow is the battle! They are up to fifty thousand. And we are hardly fifteen thousand in all. He is mad! A n o t h e r o n e So what, my friend? A single Pole can challenge Five hundred Muscovites. P r i s o n e r Yes, you will challenene. And when it comes to fighting, boaster, You'll run away pursued by one. . A P o l e If you had got a sword, you cheeky prisoner, I would (pointing to his sword) restrain you with this thing. P r i s o n e r A Russian man can do without a sword: Whould you like this (shows his fist), You dunderhead? (The Pole looks at him haughtily and departs in silence. All laugh.) A FOREST PRETENDER and PUSHKIN (A dying horse lies in the background) P r e t e n d e r My poor horse! How cheerfully he galloped To the last battle, and when wounded, How fast he carried me. My poor horse! P u s h k i n (To himself) Well, what is he feeling sorry for? His horse! When all our army Is turned to dust! . P r e t e n d e r I say! Perchance he's just Exhausted from the wound And will relax. P u s h k i n Oh no! He is dying. P r e t e n d e r (Goes to his horse) My poor horse!.. What shall I do? Take off the bridle and undo the girth. At least he will die freely. (He unbridles and unsaddles the horse. Enter some Poles) Good afternoon, gentlemen! Why don't I see Kurbsky among you? I saw the way he made a rush Into the thick of fight, a lot of swords Besieged the fine youngman like swaying ears of corn; His sword was rising higher and higher His threatening cry suppressed all other cries. Where is my knight, I wonder? P o l e He fell in battlefield. P r e t e n d e r A man of honour, may he rest in peace! How few of us were spared in the fight. The traitors! Outrageous Cossacks! Damned villains! The have ruined us - Unable to to withstand three minutes of rebuff! I'll show them! I'll hang up every tenth! The rogues! P u s h k i n Whoever is to blame, We're beaten through and through, Wipe out! P r e t e n d e r We nearly conquered; Had almost smashed the front array, - But German troups repulsed us utterly; Well, good for them! By God, they're great! I like them, and I will Make up an honourable troop, no doubt. P u s h k i n And where shall we spend the night? P r e t e n d e r Why, here, in the wood. A proper place for the night quarters, isn't it? We'll be on our way at dawn, And get to Rilsk by dinner-time. Good night! (He lies down, puts a saddle under his head, and falls asleep) P u s h k i n Good night, Tsarevich. Reduced to ashes, took to flight He's careless like a silly child: Thouh Providence protects him; And we will not lose heart, my friends, MOSCOW. PALACE OF TSAR BORIS. BASMANOV T s a r He is defeated, what's the use of that? We've celebrated victory in vain. He's gathered scattered forces once again And threatens us from ramparts of Putivl now. Meanwhile what are our heroes doing? They stand at Krom, where a group of Cossacks Laugh at the crook behind the rotten fence. Oh what a glory! I am displleased with them, I'll send you to command the men; I'll give authority to brains, not kin; And may their conceit Grieve over local interest; It's time to disregard The grumble of the noble mob, And ruin the pernicious habit. B a s m a n o v Your Majesty, So may that day be blessed a hundredfold When fire devours the official books With records of discord and pride of pedigree. T s a r That day is not far off; But let me first subdue The disarray of people. B a s m a n o v Why is this bother? The mob are always prone to secret disarray: That is the way a steed will gnaw the reigns; And son will be indignant with his father's power. So what? The rider quietly controls the steed, The father rules over his son. T s a r Sometimes the horse throws off the rider Likewise, the son is not invariablyfully free. We only can restrain the people By being vigilantly strict. That's what the reasonable Sovereigh, Thу storm subduer Ivan thought. His ruthless son was of the same opininon No, people don't feel kindness: Do people good - they will not thank you; Rob, execute them - it won't be any worse. (Enter a boyar) What is it now? B o y a r They've brought some alien guests. T s a r I will receive them; you Basmanov wait. Stay here: I need to talk to you. ( departs) B a s m a n o v High sovereign spirit! God grant that he persuades the curst Otrepyev, He'll do a lot of good in Russia. He has a great idea in his mind Which shouldn't be cooled down. Oh what a field will open up for me When he subdues the patrimonial clan of boyars! I have no rivals in the fiery debates; I'll be the first one by the Throne... And, maybe... What is that queer sound? (Alarum. Boyars and court-attendants run in disorder, meet one another and whisper) O n e M a n Call a doctor! A n o t h e r To Patriarch. Be quick! A T h i r d M a n He calls Tsarevich, yes, Tsarevich! A F o r t h M a n Confessor! B a s m a n o v What's up? A F i f t h a n d S i x t h M a n The tsar has fallen ill. S i x t h M a n The tsar is dying. B a s m a n o v Good Gracious! F i f t h M a n He fell as he was sitting on the throne - Blood gushed both from his mouth and ears. (They carry the Tsar out on a chair; the Tsar's all household; all boyars) T s a r Everybody out. Leave the prince alone. (All depart) I am dying; Let us embrace, farewell, my son; this hour You will begin to reign.... oh God, my God! I shall appear before you now, and I Have got no time to clear my soul with shrift. And yet I feel, my son, You are dearer to me Than my salvation - let it be! Born as a subject, I was supposed to die in darknes as a subject; But I have reached thу highest power... how? Don't ask me. That's enough: You are not guilty. Now you'll reign by right. And I alone will answer before God... My son, do not beguile into a lie, Don't blind yourself at will - You take the state upon yourself On stormy days. He's dangerous, that odd pretender, He's got an aweful name... Experienced ruler, I've restrained Perturbation and revolt; They shook with fear before me; The traitors didn't dare raise their voice... But you, such inexperienced sovereign, How will you rule under the thunderstorm, How will you quell a mutiny, ensnare treason? But God is great! He will give wisdom To youth and strength - to weakness. Now listen: first, select a steadfast counsellor, Of cool, mature age, Loved by the people, and amongst the boyars Chose someone dignified by birth or glory, Say, Shuisky, for the army needs A skillful leader like Basmanov, And firmly bear the grumbling of the boyars. You have been sitting next to me In Duma since green years, you know The course of sovereign government. Don't change the course. For custom Is the soul of states. I thought about Restoring executions and disfavour, You may abolish them, and you'll be blessed Just like your uncle who was blessed When he received the Throne of Ivan. With time Start tightening slowly reins of government... Be merciful, available to foreigners, Accept their service trustfully. Consistently observe the Church's rules; Be taciturn; the Sovereign's voice Should not be waisted blowing in the air; But, like a sacred chime, it must inform Of some deep greif or a great day. Dear son, you're entering the age When a female's face stirs up our blood Keep up your sacred purity Of innocence and proud prudency: He who is used to roll in sinful pleasure In youthful days, becomes bloodthirsty And morose in manhood, His prudent mind untimely darkens. Be always head of family Respect your mother - but control yourself - You're man and sovereign - love your sister' You'll be the only guardian of hers. F y o d o r (On his knees) No, no; live on, my father, reign forever: The folk and we will die without you. T s a r Now that's thend ny eyes are growing dark, I feel the cold of death... (Enter Patriarch and clergymen followed by all boyars. They lead Tsarina by the hand; she is weeping) Who's there? Ah, schema...so! The holy tonsure... The time has come, the Tsar becomes a monk, And the dark coffin will be my cell... Just take your time, lord Patriarch, I am still the Tsar: listen to me, boyars: This is the one whom I entrust state power; Basmanov, Do homage to Tsarevitch Feodor; My friends, I ask of you here by the coffin To serve with diligence and truthfulness! He is yet so young and chaste.You swear? B o y a r We swear. T s a r I am content. Forgive me my temptations and my sins, My open and my secret injuries... Come nearer, my holy father, I am ready. (The rite of the tonsure begins. The fainted women are taken out) HEADQUARTERS BASMANOV BRINGS IN PUSHKIN B a s m a n o v Come in, speak freely. So he is snding you to me? P u s h k i n He offers you his friendship and The highest rank in Moscow realm. B a s m a n o v But he has raised me high enough already, I am commander of the army; He scorned the noble rank for me. As well as wrath of boyars - I swore to him. P u s h k i n You swore to the successor of the throne, A lawful one. But what if there's another, More lawful heir? B a s m a n o v Now listen, Pushkin, Stop talking nonsense, I know what sort of man he is. P u s h k i n Lithuania and Russia Acknowledged him to be Dimitry long ago, Tough I do not vouch for it. Maybe, he is the real Dmitry; Maybe, he's a pretender; The only thing I know is that the son of Boris Some day will let him rule over Moscow B a s m a n o v While I am on the side of youthful Tsar He won't give up the throne; We have enough of troops, thank God! I will enliven them with victory, And whom will you, I wonder, send against me, The Cossack Karel? Or, maybe, Mnishek? How many are you? Eight thousand in all. P u s h k i n You are mistaken: They even won't amount to that. But I myself should say That our troups are lousy, our cossaks Rob villages, and as for Poles They only boast and drink . The Russians... well, what should I say?.. I will be frank with you; You know, Basmanov, where our strength lies? Not in the army, no.Nor in the Polish aid, but in the minds of people -yes! Do you remember the triamph of Dimitry, His peaceful victories, when cities Would easily surrender while the mob Caught hold of their subborn leaders? You saw it, did our warriors fight willingly? They did, but when? Under Boris! And now?.. Oh no, Basmanov, it's too late To argue blowing the cold ashes of the battle: With all thy wits and firm belief You won't hold out; hadn't you better Set an example and proclaim Dimitry Tsar of Russia And do him a good turn by doing that? What do you think? B a s m a n o v You'll know tomorrow. P u s h k i n Decide. B a s m a n o v Good-bye P u s h k i n Just think about it, Basmanov. (departs) B a s m a n o v He's right! Treason is impending everywhere. What shall I do? Just wait till mutineers Get hold of me and hand me over to Otrepyev? Hadn't I better stop The stormy onset of the flood and do... Oh my! To breake the oath I took?! And wing dishonour for my kin?! To pay the trust of the young Sovereign With horrible betrayal? - It's easy for a disgraceful outcast To think about mutiny and plot - Should it be me? A Sovreign's favourite... But death... but power... people's miseries... (pondering) Come here! Who is there? (Whistles) The horse! Now sound the assembly. PULPIT ON RED SQUARE IN MOSCOW ENTER PUSHKIN, SURROUNDED BY PEOPLE P e o p l e Tsarevich has sent forth a boyar to us. Let's hear what he will tell us. Come here! Here! P u s h k i n (On the platform) People of Moscow! Tsarevich ordred me to bow you. (He bows) You know how Providence of Heaven Has saved Tsarevich from assaasination; He wished execute the villain, But Godly Justice struck Boris. And Russia has resigned itself to Dmitry; Basmanov, with repentance, Has sworn his army in Dmitry is coming now with love and peace. Would you uplift a hand against the Lawful Tsar, The grandson of Vladimir Monomakh, To please the kin of Godunov? P e o p l e Surely not. P u s h k i n People of Moscow! The world is in the know How much you have endured Under the rule of vicious stranger; Disgrace, dishonour, executions, taxes, Hard work and hunger - you have known all. As for Dimitry he intends To show you favour, Courtiers, boyars, state-servants, soldiers, Guests, merchants - and every honest man. Would you be stubborn with no reason, And flee conceitedly from his benevolence? But he is coming to the regal throne of fathers Accompanied by threat and danger. Don't make the Sovereign angry.Fear God. Bow to the lawful ruler; Resign yourself. Send boyars, deacons and some chosen people To Dmitry at Archbishop's quarters right away. And let them bow to Father and the Sovereign. (Comes down. Clamour of people) P e o p l e No use to talk! The boyar tells the truth. Long live Dimitry, our father! A m a n on t h e p l a t f o rm People! To the Kremlin! To the Palace! Go bind Boris, the whelp! P e o p l e (carried by the crowd) Bind him! Drown him! Long live Dimitry! Let Boris Godonov's kin perish! THE KREMLIN. HOUSE OF BORIS. GUARD ON STAIRCASE. FYODOR STANDS BY THE WINDOW B e g g a r Please give me alms, for Christ's sake. G u a r d s m a n Go away; it is forbidden to speak to the prisoners. F y o d o r Go, old man, I am poorer than thou; you are free. (Ksenia, veiled, also comes to the window.) O n e of the p e o p l e Brother and sister! Poor children, like birds in a cage. S e c o n d p e r s o n Are you going to pity them? Goddamned family! F i r s t p e r s o n Their father was a villain, But the children are innocent. S e c o n d p e r s o n Like parents, like children. K s e n i y a Brother! Dear brother! I think some boyars are coming to us. F y o d o r Golitsin and Mosalsky. I do not know the others. K s e n i y a Oh brother, dear, my heart just sinks. (Golitsin, Mosalsky, Molchanov and Sherefedinov; followed by three soldiers) P e o p l e Step aside, step aside. Boyars are coming. (They go into the house) O n e of the p e o p l e Why have they come? S e c o n d m а n Obviously, to attest Fyodor Godunov. T h i r d p e r s o n Really? Do you heare the noise in the house? There's agitation, they are fighting... P e o p l e Do you hear? A scream! A woman's voice. Let us go up. The doors are locked. The cries have stopped. (The doors fling open. Mosalsky appears on the porch) M o s a l s k y People! Maria Godunov and her son Fyodor have poisoned themselves. We saw their dead bodies. (The crowd is silent, terrified) Why are you silent? Cry: long live Tsar Dimitry Ivanovich! People are silent THE END

Translator's Notes

-- Tsar - head of state in old Russia

-- Tsarevich - son of Tsar, prince

-- Tsardom - territorial unit ruled by a sovereign (a tsar).

-- Duma - council, any of various representative assemblies in Russian history.

-- Vladimir II Monomakh (1053 - May 19, 1125) a Grand Prince of Kievan Rus. You are so heavy, the cap of Monomakh! - Russian popular saying which means it's so hard to be the ruler of a country.

-- Grishka, also Grisha - common Russian name , short for Gregory

-- Zaporozhe - a Cossack camp in the Ukraine.

-- Pulpit- platform on Red Square in Moscow, which in old times was a tribune for proclaiming laws and official decisions (it is said to have also been used as place of ecxecution. It has been preserved as a historical site.

-- Yuri's Day - a phrase dating back to early days of Russian history, which is still widely used (roughly translated, it means "there you have it, Granny, Yuri's Day", referring to a promise that is not kept). Yuri's Day is the Russian name for either of the two feasts of Saint George celebrated by the Russian Orthodox Church.

-- Grishka, also Grisha - common Russian name , short for Gregory

-- Tsardom - territorial unit ruled by a sovereign (a tsar).

-- Zaporozhe - a Cossack camp in the Ukraine.

-- Duma - council, any of various representative assemblies in Russian history.

-- Pulpit- platform on Red Square in Moscow which in old times was a tribune for proclaiming laws and official decisions (it is said to have also been used as place of ecxecution. It has been preserved as a historical site.

Комментарии: 2, последний от 21/07/2019. © Copyright Alexander Pushkin (vagalec@rambler.ru) Размещен: 26/02/2012, изменен: 26/02/2012. 261k. Статистика. Пьеса; сценарий: Поэзия		Ваша оценка:
Аннотация: Boris Godunov IN MEMORY, PRECIOUS FOR RUSSIANS, OF NIKOLAI MIKHAILOVICH KARAMZIN ALEXANDER PUSHKIN dedicates this work inspired by his genius, with reverence and gratitude Translated from the Russian by Alec Vagapov

Alexander Pushkin : другие произведения.

Boris Godunov in English