|
Атака флота, стоявшего на рейде должна была начаться утром 14-го знойня налетом имперских дирижаблей, за которыми должен был бы последовать массированный удар со стороны Студеного моря объединенного российско-тевтонского флота в составе четырех ударных дирижабленосцев, восьми линкоров при поддержке пятнадцати крейсеров - легких и тяжелых - и около двадцати семи эскадренных миноносцев с приданным им Балтийским отрядом тральщиков.
Перед объединенным флотом была поставлена задача уничтожить сиберийскую эскадру, стоящую на рейде Петрограда Невского, а после успешного завершения означенной операции подвергнуть бомбардировке верфи в Светлых Водах.
Эскадра Кайзеркригсмарине прибыла к месту рандеву в ночь с 13-го на 14-е знойня, и командующий ею вице-адмирал Эрих фон Дёниц, пользуясь темнотой ночи, приказал отряду тральщиков скрытно, с погашенными огнями, выдвинуться по направлению к Петроградскому рейду, разведать подходы к нему среди минных полей и расставить буи. Риск преждевременного обнаружения был велик, но обеспечение безопасного подхода на дистанцию орудийного выстрела стоило того - так рассудил вице-адмирал.
Российская эскадра под командованием адмирала Алексея Горшкова запаздывала. Ночь была достаточно теплой, лишь к часу с открытого моря подул холодный, пронизывающий до костей ветер, принесший с собой сырость и легкий туман. Вице-адмирал все это время не покидал палубы, обшаривая в бинокль юго-западный горизонт. Русской эскадры все не было. Это, правда, ничего не означало. В такой тьме, усугубленной неожиданным туманом, корабли могли подойти едва ли не на расстояние в полукабельтов, и при этом слабые стояночные огни были бы незаметны. Фон Дёниц ждал также вестей и со стороны Петроградской бухты, в волнении покусывая губы и ощущая на них соль. Такой же привкус имеет и кровь, подумал вице-адмирал, и вынужден был признать, что в данный обстоятельствах это сравнение оказалось как никогда более уместным. Новый день обещал принести на землю новую войну, новую кровь, и адмирал полагал, что его умелые действия на своем посту, равно, как и умелые действия других военачальников Альянса смогут ограничить пролитую кровь лишь ручейками и не дать превратиться ее потокам в реки. Стратеги и политики в один голос твердили, что Сиберийский Союз в одиночку не сможет противостоять могучему Альянсу четырех государств, а отрезанный от коммуникаций в Студеном море уже через два-три месяца запросит мира.
По данным разведки, которыми располагал вице-адмирал, в Петроградской бухте находились два линкора "Тобольск" и "Адмирал Колчак", а также тяжелые крейсера "Варяг", "Амур", "Байкал" и легкий крейсер "Звезда". Эта эскадра могла рассчитывать на помощь со стороны светловодской эскадры в составе еще трех линейных кораблей и полудюжины крейсеров. Но подобного случиться не должно. Флот Его Величества Короля Польского по договору обязался блокировать светловодскую эскадру.
Тем не менее, петроградская эскадра представляла собою мощную силу - ведь сиберийские корабли были защищены бронепластом, что делало их трудноуязвимыми для тевтонских орудий - и это была главная причина, по которой фон Дёниц так ждал прибытия российской эскадры - ведь корабли Империи тоже были защищены бронепластом, секрет которого так ревниво сохранялся и россиянами и сиберийцами.
Перед отплытием корабли тевтонской эскадры были загружены новыми снарядами - нойбрандкугелями - которые, как утверждалось, способны эффективно разрушать бронепласт. Принцип их, как было сообщено фон Дёницу, основывался на термическом разложении бронепласта. Вице-адмирал не был вполне уверен в блестящих свойствах новых снарядов, но, тем не менее, отдал крейсерам эскадры приказ зарядить первые залпы главного калибра нойбрандкугелями. С линкорами он подобного риска позволить не мог: как и всякий военный моряк, он прекрасно понимал всю важность первого залпа.
Перед рассветом вернулся с петроградского рейда и встал на якорь отряд тральщиков, и его командир, корветтенкапитан Олаф Эрлих просемафорил, что разведал весь путь на расстояние до семи кабельтовых от берега, снял девятнадцать мин и расставил сигнальные буи числом пять, за что получил выговор за чрезмерную беспечность. "Поставить мины на место?" - спросил семафор головного тральщика. Фон Дёниц чертыхнулся, вспоминая отца молодого шутника - Уго Эрлиха - и думая о том, что характер отца, очевидно, передался сыну во всей полноте. "корветтенкапитану Эрлиху пять суток ареста по окончанию операции, - передал флагман, - конец связи".
В молочно-белом тумане рассвет остался незамеченным. С борта флагмана были видны лишь размытые силуэты эсминцев сопровождения в трех кабельтовых по штирборту. Именно на них флагман просемафорил по эстафете флоту начать движение в кильватерной колонне. Головным в сопровождении группы тральщиков должен был идти "Кайзер Вильгельм II", за ним с дистанцией в два кабельтовых линкоры "Кайзер Фридрих Великий" и "Кайзер Вильгельм III", затем - флагман, "Канцлер Бисмарк", за "Бисмарком" должен был следовать "Кайзер Оттон II". В середине колонны должны были следовать три эскадренных дирижабленосца - "Ольденбург", "Гамбург" и "Ганза", за ними крейсера сопровождения "Магдебург", "Контр-адмирал Баренц", "Штеттин", "Ютланд", "Генерал Людендорф", "Нюрнберг", "Кенигсберг", "Фрайбург", "Канцлер Гитлер", "Любек" и "Кёльн", а замыкать колонну должен был "Адмирал Шеер", на котором поднял свой флаг контр-адмирал Конрад Айзенау. Корпус линкора "Канцлер Бисмарк" слегка завибрировал - заработали двигатели - и огромная стальная махина на малых оборотах сдвинулась с места. Фон Дёниц находился на мостике с трех часов утра, не смыкая глаз. Два обстоятельства тревожили его: во-первых, отсутствие российской эскадры. Правда, в таком тумане адмирал Горшков мог выбрать другой путь подхода к порту - очень рискованный, но в то же время кратчайший и свободный от мин проход прямо под носом у фортеции на Лучной Косе. Во-вторых, туман, хоть и служил прекрасной маскировкой для эскадры, был настолько плотен, что чрезвычайно замедлял продвижение вперед. Эскадра, построенная в кильватерную колонну, ползла, как черепаха, едва не натыкаясь носом на расставленные тральщиками буи. Если туман скоро не рассеется, фон Дёниц вполне мог опоздать к расчетному времени выйти на боевую позицию. Атака дирижаблей начнется в шесть - через час с небольшим, а до выхода на дистанцию стрельбы - еще одиннадцать с половиной миль. Любой существенный разрыв во времени между атакой дирижаблей и эскадры грозил неминуемо привести к тому, что, еще не успев перестроиться для ведения стрельбы, эскадра рисковала навлечь на себя огонь со стороны уже полностью приведенного в боевую готовность неприятеля.
Вице-адмирал всматривался в бинокль в надежде распознать тот момент, когда туман начнет рассеиваться и стараясь погасить тревожное чувство того, что все пошло наперекосяк. Туман в Студеном Море поутру - не редкость даже в середине знойня. Теплые воды Флю де Мистраль, текущие в Студеное море через многочисленные проливы Тысячи островов, смешиваются у побережья Готского залива с местным холодным течением, что и является источником зарождения туманов. Но Бог с ними, с туманами, но в такой ответственный момент вице-адмирал даже не мог запросить Главный Морской штаб по сверхсовременной коротковолновой ферн-связи из-за четких указаний со стороны вышеуказанного штаба соблюдать молчание близи неприятельской базы из-за опасений, что эскадра может таким образом выдать свое местонахождение.
Спустя двадцать минут туман начал редеть, и "Кайзер Вильгельм II" просемафорил по эстафете, что поднял на борт четвертый буй. Со стороны "Ольденбурга" долетали приглушенные звуки. У серевших силуэтов причальных мачт проступали сквозь дымку угрожающе-огромные туши боевых дирижаблей. Туман все больше редел. На палубе "Ольденбурга" стали видны фигуры матросов из обслуживающего персонала. Наступал ответственный момент монтажа бомб на турели боевых рубок. Все флотские дирижабли были полужесткой конструкции, что делало их относительно устойчивыми к ветру, безопасными для монтажа бомб и легко разборными, давая возможность дирижабленосцу брать на борт до восьми цеппелинов.
Подготовительные работы были уже проведены, каркасы дирижаблей, обшитые снизу тонкими алюминиевыми листами, смонтированы на изогнутых подставках причальных мачт, обтянуты легчайшей, но прочной пленкой шаумрезине - главным секретом, столь бережно оберегаемым фирмой "Цеппелин Штаатсгемайншафт". Матросы в голубых куртках летной команды выкатывали тележки со стокилограммовыми бомбами, осторожно перегружали их на платформы кранов-подъемников. Под отрывистые команды унтеров, команды крановщиков вращали кабестаны барабанов. Тросы скрипели на колесах блоков, гудели сигналы подъемников, возвещая о конце подъема груза; стучали о стальной палубный настил подошвы матросских ботинок, гудел ветер, овевая серебристые сигары летательных аппаратов; шипел водород, вырываясь из клапанов заправочных баллонов - все эти звуки хлынули наружу сквозь прорехи в ослабевшем тумане, клочья которого развеивались в рассветных сумерках.
Фон Дёниц теперь четко мог видеть корпусы эсминцев, находящихся в полутора кабельтовых по штирборту и бакборту. Впереди, прямо по курсу, в трех кабельтовых от флагмана вырисовался гигантский корпус "Кайзера Вильгельма III".
- Машинам - полный вперед, - просемафорил флагман. - Комендорам - занять места согласно боевому расписанию.
Вице-адмирал повернулся к командиру "Бисмарка", капитану первого ранга Карлу фон Бюлову:
- Карл, сколько времени осталось до начала атаки дирижаблей?
Фон Бюлов взглянул на часы.
- Дирижабли должны были вылететь из аэродромов в Данциге и Штеттине в час тридцать ночи. Если ветер на их высоте был попутный, то по моим расчетам, до их захода для атаки осталось... двадцать восемь минут.
- В таком случае, Карл, пожалуйста, передайте Вайссе на "Ольденбург", Мюнцеру на "Гамбург" и Штилике на "Ганзу", что на поднятие всех дирижаблей в воздух у них осталось одиннадцать минут.
"Принято", - просигналил спустя минуту "Ольденбург", - "Первая волна - готовность одна минута, вторая волна - готовность десять минут. Капитан второго ранга Вайссе. Полковник фон Цвик. Конец связи".
Повинуясь приказам командующего, эскадра ускорила ход. Первая волна эскадренных дирижаблей оторвалась от причальных мачт. По флотской традиции, в отличие от своих сухопутных собратьев, морские дирижабли вместо номеров носили имена - в основном, женские.
Звено дирижаблей с "Ольденбурга", жужжа двумя моторами "Мессершмитт ZX-1M65", проплыло на высоте пятидесяти метров над мачтами "Бисмарка". На серебристых боках гигантов чернели гордые имена: "Грета", "Лора", "Бравый гауптман Штайер" и "Надерем им задницу!".
Первые лучи солнца осветили обрывистый, поросший сосновым лесом берега по бакборту. Фон Дёниц в последний раз осмотрел в бинокль береговую линию на юго-западе, но никаких признаков, свидетельствовавших о близости российской эскадры, не обнаружил. Черти подрали б этих русских, в сердцах выругался он и переключил свое внимание на юго-восток. Линия моря прерывалась бетонным волноломом Петроградской бухты в двух милях от "Бисмарка". Серебристой дорожкой отсвечивало среди серых нагромождений зданий города устье Невы. Слепили расплавленным золотом купола храма Спасителя и шпили Шлиссельбурга, ощетинившегося береговыми орудиями. Корабли неприятеля уже снялись с якоря и спешили занять позиции внутри бухты. Ближайшим из них, у самой оконечности пирса разворачивался носом к подходящей эскадре крейсер "Варяг".
Эскадра была обнаружена. Фон Дёниц усмехнулся - что ж, он другого не ожидал, но он надеялся, что у него еще хватит времени развернуть флот в соответствии с согласованным с командирами накануне планом.
Дирижабли первой атакующей волны вынырнули из-за соснового леса внезапно. Огромные сверкавшие серебром на солнце, сигары с двумя гондолами снизу шли на низкой высоте, стараясь скрыть свое присутствие как можно дольше. Фон Дёниц насчитал сорок цеппелинов, несшихся с попутным ветром к гавани. За ними возникали силуэты цеппелинов второй волны. Спустя полминуты, вымпелы, взвившиеся на реях флагмана, отдали приказ цеппелинам эскадры присоединиться к воздушной атаке.
Двадцать три дирижабля, едва слышно стрекоча моторами, заскользили над морем к Невской бухте. План атаки был рассчитан с чисто немецкой педантичностью - до секунд. По этому плану сухопутные цеппелины первой волны должны были атаковать форты Шлиссельбургской крепости, стараясь подавить воздушную оборону сиберийцев. По данным разведки, Шлиссельбург насчитывал около полусотни зенитных орудий, еще несколько дюжин были разбросаны на скрытых позициях на восточных подходах к порту, а суда для обороны от воздушных налетов имели только лишь пулеметы БТК-14, которые, по мнению стратегов тевтонского Генерального штаба, не представляли почти никакой угрозы для цеппелинов. Целями для второй волны, несшей на борту начиненные магнием и нефтью брандбомбы, были выбраны постройки судоверфи, морской порт и артиллерийские позиции фортов Шлиссельбурга, а также линкоры сиберийской эскадры. Задачей эскадренных дирижаблей, которые должны были подойти к бухте как раз одновременно со второй волной, было подвергнуть бомбардировке суда на якорной стоянке у входа в бухту и, тем самым, выиграть время для того, чтобы основная эскадра заняла огневые позиции.
Внешне вице-адмирал был спокоен, только желваки, плотными валиками перекатывающиеся под кожей, выдавали его волнение. Часы показывали пять пятьдесят. До боевого соприкосновения оставалось десять минут.
Накануне, 11 знойня, по графику плановых учений эскадра проводила учебные стрельбы, так что командующий мог лично проверить качество подготовки комендоров. В тот момент он еще даже не подозревал о секретном приказе, пакет с которым ему перед выходом из Данцига был вручен ему фельдъегерем Генерального штаба с указанием вскрыть его сразу по окончанию учений. Стрельбы прошли в целом удовлетворительно, однако ни один экипаж не смог поразить всех плавучих мишеней с расстояния трех кабельтовых. Лучше всего в стрельбах показала себя команда комендоров башен главного калибра линкора "Кайзер Вильгельм II", что впоследствии, и решило вопрос о том, какой корабль возглавит атакующий строй эскадры.
Первым огонь открыл "Варяг", который успел развернуться правым бортом к подходящему "Кайзеру Вильгельму II" и дать залп из башенных орудий правого борта. Залп трехдюймовок для "Кайзера Вильгельма II" был подобен комариному укусу, а вот "Варягу" пришлось несладко. Линкоры тевтонской эскадры еще только разворачивались бортами к бухте, а эскадренные дирижабли уже тучей налетели на крейсер и сбросили на него бомбы, огненные шары вспухли на палубе "Варяга": взрывы сметали палубные надстройки, мачты и команды орудийной прислуги. Палуба злосчастного крейсера, первым принявшего на себя удар, на несколько мгновений превратилась в пылающий ад. Эскадренные дирижабли скользнули над его палубой, сбросили бомбы и понеслись к другим целям, оставляя право добить израненный крейсер кораблям эскадры. Вице-адмирал успел еще заметить, как вспыхнул в воздухе один из дирижаблей и горящими лохмотьями рухнул в воду, но счел это удачным выстрелом одинокого орудия. Три линкора уже стояли на позиции и затеяли артиллерийскую дуэль с "Тобольском" и "Адмиралом Колчаком". Волна эскадренных дирижаблей вот-вот должна была нахлынуть на них, чтобы принести на их палубы огненный смерч. Позади них, пылающий и израненный, все еще огрызался огнем "Варяг". Снаряды семнадцатидюймовых орудий "Кайзера Вильгельма II" перепахивали палубу, вгрызались в броневые листы обшивки, рвали в клочья надстройку, но мужественный крейсер продолжал вести огонь из главного шестидюймового калибра по врагу.
"Еще немного, еще совсем немного", - шептал про себя фон Дёниц. Сейчас дирижабли накроют "Адмирала Колчака", все линкоры выстроятся в боевой порядок, и дело можно будет считать сделанным. "Тобольск" не продержится долго в одиночку против всей эскадры. Крейсера вице-адмирал в расчет не брал.
"Сосредоточить весь огонь на "Адмирале Колчаке", - просемафорил флагман. Первый пристрелочный залп нойбрандкугелями пришелся сиберийскому линкору в борт на сажень выше ватерлинии, еще пара снарядов угодило в надстройку пониже рубки, но большая часть подняла фонтаны перед сиберийским линкором. "Адмирал Колчак" содрогнулся, но ответил залпом по второму в ряду "Кайзеру Фридриху Великому" выведя из строя две башни правого борта; а огонь "Тобольска" добавил разрушений к залпу сиберийского флагмана. "Кайзер Вильгельм III" тоже начал получать первые попадания - заговорили пушки Шлиссельбурга. "Что ж, пора нашему воздушному флоту показать себя", - спокойно подумал фон Дёниц. Как только началось огневое соприкосновение, командующий тевтонской эскадрой совладал с нервами, и теперь спокойно наблюдал за ходом сражения. Каждый залп орудий главного калибра сотрясал мостик, но "Канцлер Бисмарк" пока еще не получил ни единого попадания, в то время, как палубы остальных линкоров уже превратились в огненный ад. С момента начала боя прошло всего две минуты, но эти две минуты показались фон Дёницу вечностью. Закусив губу, смотрел он в бинокль, как рой эскадренных дирижаблей приближается к "Адмиралу Колчаку", еще немного, и...
Флагман сиберийской эскадры, казалось, не замечал опасности, грозившей ему сверху, молотя из всех калибров по "Кайзеру Фридриху Великому", а ведь у него на борту находились четыре специальных зенитных орудия - фон Дёниц прекрасно знал это. Передовое звено дирижаблей было уже на расстоянии полукабельтового от него - еще несколько секунд, и бомбы начнут сыпаться на обреченный линкор. "Ну же, ну!", - шептал вице-адмирал.
В следующее мгновение он увидел, как воздух пунктиром рассекли пулеметные очереди. "Неужели он пытается отбиться от моих дирижаблей своими жалкими БТК?", - подумал фон Дёниц, и в следующее мгновение первый в звене дирижабль вспух огненным шаром. Не прошло и секунды, как взорвался второй, затем третий. Теперь фон Дёниц видел пунктиры очередей, протянувшиеся от сиберийских крейсеров, еще не вступивших бой, эскадренных миноносцев и с берега. Две огненные стрелы взвились в небо с борта "Адмирала Колчака" и еще два дирижабля, рассыпаясь на куски, пылая синим пламенем, рухнули в воду со стометровой высоты. Ракеты, с отчаянием подумал вице-адмирал - и ведь, сколько о них говорили русские, а для него все равно их применение стало сюрпризом. Весьма неприятным. Ударная группа эскадренных дирижаблей перестала существовать за одну минуту.
Вице-адмирал направил свой бинокль в воздушное пространство над городом и успел увидеть финальный акт драмы с участием воздушного флота Тевтонии - вернее, того, что от него осталось. Последние звенья второй волны - что-то около пятнадцати цеппелинов пытались увернуться от смертоносного огня, который велся по ним из ракетных установок и пулеметов БТК-14 из фортов Шлиссельбурга, со скрытых береговых батарей, спрятанных в сосновом лесу на северо-западном берегу, с эскадренных миноносцев сиберийской эскадры. Цеппелины уже более не пытались прорваться к целям - нет, они просто сбрасывали бомбы на жилые кварталы и, надрывая моторы, пытались выйти из-под обстрела. Этого не удалось сделать ни одной воздушной машине. Пылающие обломки одного воздушного гиганта за другим рушились на постройки города, грозя поджечь его. Фон Дёниц уронил бинокль. Даже в самом страшном сне не предполагал он такого поворота событий.
События на море теперь развивались в ускоренном темпе. С начала огневого соприкосновения прошло чуть более пятнадцати минут, а в бой уже вступили все суда с обеих сторон. Несмотря на полный провал воздушной атаки, а также на то, что обещанная российская эскадра адмирала Горшкова на место рандеву не прибыла, на стороне тевтонского флота оставалось подавляющее преимущество в количестве кораблей и орудий - тридцать три пятнадцатидюймовые орудия против четырнадцати главного калибра, сто тридцать шесть шестидюймовок против шестидесяти шести среднего калибра. На вооружении эскадры имелись также более ста сорока трехдюймовых орудий - большей мерой - вооружение эсминцев. Но чистая арифметика здесь не работала - фон Дёниц прекрасно знал это. Во-первых пушки так и не уничтоженного Шлиссельбурга добавили к огневой мощи защищавшей порт сиберийской эскадры по крайней мере восемь пятнадцатидюймовых орудий и вдвое большее количество шестидюймовых пушек. Во-вторых, линейные суда, для того, чтобы использовать и задние башни главного калибра, расположились к бухте бортами, исключив из боя пятьдесят шесть шестидюймовых орудий. В-третьих, немаловажным фактором являлась бронепластовая защита сиберийских кораблей, подобной которой у тевтонцев не было.
Теперь фон Дёниц уже не отрывал глаз от окуляров бинокля. Каждый раз при залпе "Бисмарк" вздрагивал. Клубы желто-коричневого порохового дыма заволокли все вокруг, и комендоры практически не видели цели. С "Вильгельма II" сообщили, что попаданием снаряда с "Варяга" заклинило плутонг правого борта, а разрыв снаряда с одного из сиберийских линейных кораблей частично уничтожил орудийные расчеты передней строенной башни главного калибра, а остальная орудийная обслуга получила контузии и ранения разной степени; существуют серьезные повреждения в борте ниже ватерлинии, течи устранены, но корабль плохо слушается рулей. Фон Дёниц покивал головой - плохая новость! Сообщения о повреждениях стали поступать по ферн-связи с других кораблей, но пока все они были не настолько значительными.
Сиберийцы, видно, почувствовали, что "Вильгельм II" превратился в призовую мишень, и вся их эскадра сосредоточила свой огонь на переднем линкоре. Командующий тевтонской эскадрой, закусив губу, наблюдал за тем, как на его глазах гибнет один из мощнейших кораблей его флота. Он понимал, что бессилен что-либо изменить именно сейчас, когда по его приказу эскадра ввязалась в бой, теперь все зависело от каждого из командиров кораблей, от выучки комендоров, от удачи, наконец! От удачи - фон Дёниц выругался. Удача отвернулась от них в тот самый момент, когда запылали в небе воздушные корабли. Нет, тевтонский вице-адмирал нисколько не думал о поражении, скорее о том, какой может оказаться цена победы - слишком велико было преимущество его эскадры. И все же, червь сомнения стал подтачивать его уверенность, с самого начала гнетущее чувство того, что все идет не так, не покидало его. Узкая горловина Невской бухты шириной всего в две мили была как будто нарочно приспособлена для обороны, лишив его суда возможности маневрировать и сгрудив их практически борт к борту на рейде Петрограда-Невского, превратив их тем самым в прекрасные мишени, узость водного пространства помешала также большинству крейсеров занять свои места для огневой стрельбы, превратив второй крейсерский отряд под командованием контр-адмирала фон Файзенхоффа, в сущности, в наблюдателей. План оказался хорош только на бумаге. Именно сейчас фон Дёниц понял, как ему не хватает лоцманов, которых должна была доставить эскадра Горшкова. Только знающий эти воды моряк мог бы провести крейсера по протоке между островом Белым и северным берегом бухты, как это и предполагалось планом. Один из крейсеров 2-го отряда "Кенигсберг" попытался на свой страх и риск прорваться, но, судя по всему, сел на мель, и вызволить его оттуда под огнем противника не было никакой возможности. Фон Дёниц даже не подозревал, что присутствие в тылу у него не задействованного в битве 2-го крейсерского отряда спасает его линкоры от еще одной угрозы, о существовании которой он даже не подозревал.
Однако мрачные предчувствия тевтонского командующего начали оправдываться в тот самый момент, когда командир крейсера "Варяг" кавторанг Владимир Руднев-младший, видя, что его крейсер, получив несколько мощнейших пробоин ниже ватерлинии, и приняв на борт несколько сотен тонн забортной воды, сильно завалился на левый борт - еще чуть-чуть, и правый гребной винт обнажится из-под воды, дал команду: "Полный вперед". Обреченный крейсер, который из-за вышеупомянутого сильного крена не мог задействовать плутонги левого борта, пыхтя от натуги, словно раненый кит, огрызаясь огнем двух носовых орудий, двинулся навстречу своему бессмертию.
Руднев понимал, что крейсеру отведена уже недолгая жизнь, и в именно этот момент он принял главное в своей жизни решение - решение, к которому его готовила судьба всю его жизнь; решение, на которое его, потомственного моряка, подвигли примеры из жизни его отца, деда и прадеда; и решение это было не дать его кораблю просто так опуститься на дно там, где его застигли первые залпы неприятеля, где упали на него первые бомбы, нанесшие крейсеру смертельные раны. Еще в первые минуты боя молодой тридцатитрехлетний кавторанг распорядился всем плутонгам левого борта дать залп дымовыми снарядами, и под спасительной, но, увы, недолговечной дымовой завесой отдал приказ кондукторам и санитарам переместить раненых из корабельного лазарета на спущенные кормовые шлюпботы. Крейсер еще несколько раз ставил дымовую завесу, содрогаясь от разрывов вражеских снарядов - раненных оказалось очень много - едва ли не треть личного состава. Трехдюймовки правого борта большей частью были уже разрушены, из покореженных башен изредка доносились стоны раненных, но по большей части, спасать там было уже некого. Снаряды падали все чаще, в слепой ярости разя людей то здесь то там. На глазах командирского вестового Стася Чаплинского шестидюймовый снаряд, разворотив фальшборт, разорвал на куски двух санитаров и носилки с раненым, которые те несли, а через несколько минут после этого корабельный хирург Вергилиус Хомис был убит осколком снаряда прямо у операционного стола. Из двух носовых шестидюймовок одна еще стреляла, но корабль был уже обречен. Течь у левого борта остановить не удавалось, левобортные переборки были смяты и воды не держали, из машинного отделения сообщили, что вода уже поступает к ним, помпы не справляются. "Восемь, максимум - двенадцать минут, - подумал Руднев, глядя на чудовищный борт тевтонского линкора в двух кабельтовых перед ним. И в этот миг он понял, что должно совершить. - Не пропадать же зря! Простите, братцы!"
И прокричал в трубку:
- Машинному отделению - полный вперед!
В разгар битвы бывает, что время течет по-разному: то заставляет стрелки часов мчаться во весь опор, спрессовывает минуты в несколько быстро умирающих мгновений, а то превращает мгновения в медлительных долгожителей, не желающих сгорать в горячке боя, рвущей на части плоть и металл. Время замедляет свой бег, и кажется, что проходит целая вечность между двумя ударами сердца, рвущегося вперед. Медленно, слишком медленно полз "Варяг" вперед, из последних сил напрягая свои гаснущие силы в своем последнем рывке, затянувшемся, казалось, на целую вечность. Обездвиженный левиафан под названием "Вильгельм II" обрушил на дерзкий крейсер всю оставшуюся у него огневую мощь, вполне еще достаточную, чтобы сокрушить сиберийский корабль, но крейсер уже ничто не могло остановить. Владимир Руднев до последней своей секунды оставался на капитанском мостике, торопя тянущееся, словно черепаха, время, кусая губу и вперив свой взгляд в вырастающий перед ним гигантский серый борт вражеского линкора; возможно, в последнее свое мгновение он увидел несущуюся на него неотвратимую гибель в неистовом, всепожирающем пламени залпа кормовой башни главного калибра; он погиб через полминуты после того, как отдал свой приказ, как и все, кто находился с ним на капитанском мостике, сметенном снарядами "Вильгельма II", но он успел еще отдать приказ рулевому направить нос корабля прямо в стык между броневыми листами в средней секции корабля.
Никто из тевтонских линкоров и крейсеров 1-го отряда, занятых перестрелкой с двумя сиберийскими линкорами, даже не сделал попытки помочь своему собрату. Оставшиеся до столкновения сорок пять секунд тянулись для посторонних наблюдателей так же медленно, и вместили в себя целую гущу индивидуальных драм и локальных событий, предопределивших исход сражения: командир отряда сиберийских эсминцев, кавторанг Сергиус Подниекс, наблюдая за самоубийственной атакой "Варяга", увидел в этом акте крейсера свой единственный шанс проскользнуть по фарватеру, который все это время загораживал собою "Варяг", во фланг отряду тевтонских линейных кораблей и отдал по беспроволочному телеграфу приказ начать движение минным катерам; в это же время на "Адмирале Колчаке" был смертельно ранен осколком контр-адмирал Борис Извольский, а "Бисмарк" получил свои первые попадания - снаряды легли в надстройку невдалеке от капитанского мостика, убив одиннадцать матросов и двух мичманов, уничтожив рубку ферн-связи и на некоторое время лишив фон Дёница связи с остальными кораблями; в Пулково, взяв на борт зажигательные бомбы, оторвались от причальных мачт три дирижабля 2-го Воздушного Крыла - единственное воздушное прикрытие города - и взяли курс на бухту.
За несколько секунд до столкновения одна из носовых шестидюймовок "Варяга" выстрелила в упор в борт "Вильгельма II". Взрыв покорежил броневые листы и, очевидно, ослабил конструкцию, потому что, когда нос "Варяга" на скорости десять узлов протаранил борт линкора, его усиленный форштевень вошел в недра линкора, словно нож в масло. Масса крейсера, помноженная на его скорость, толкала его все дальше вглубь тевтонского линкора. Очевидно, именно в этот миг, нос крейсера, разрушив перегородки крюйт-камеры, стал причиной детонации артпогребов плутонгов шестидюймовых орудий правого борта.
Взрыв был настолько сокрушителен, что разметал надстройку "Вильгельма II", куски которой его силой разлетелись на расстояние в три мили; разломил корпус линкора пополам, которые в течение полуминуты вместе с тем, что осталось от "Варяга", исчезли под водой.
Фон Дёниц внешне не выказал того шока, который испытал, видя гибель своего передового линкора. Через запасной пункт ферн-связи он попросил командующего 2-м крейсерским отрядом контр-адмирала Файзенхоффа подойти к месту гибели с целью подобрать выживших. Место гибели линкора было скрыто от глаз клубами дыма, и вице-адмирал не заметил, что сиберийский легкий крейсер "Звезда" начал постановку дополнительной дымовой завесы у места потопления "Вильгельма II" и "Варяга". Воспользовавшись замешательством среди тевтонцев, под эту завесу дыма метнулись, словно тени быстрые остроносые минные катера, за которыми вслед начали выдвигаться эсминцы под прикрытием орудий "Амура" и "Звезды", которые продолжали ставить дымовую завесу.
Первой жертвой флотилии миноносок, внезапно вынырнувших из дыма на расстоянии всего в двух кабельтовых от 2-го крейсерского отряда, стал "Канцлер Гитлер", который, получив две самодвижущиеся мины в правый борт, за две минуты набрал воды, перевернулся и затонул, увлекая за собою в пучину, барахтавшихся на поверхности воды людей. Крейсерский отряд, который в основе своей дрейфовал с застопоренными машинами, оказался просто-таки великолепной целью для минной атаки. На крейсерах пронзительно заорали ревуны, пена вздыбилась белым из-под гребных винтов. Крейсера, каждый сам по себе, пытались выйти из-под удара. Контр-адмирал Файзенхофф, однако, был опытным офицером, и принял в сложившейся ситуации, пожалуй, единственно верное решение. Он понимал, что лишенные маневра в узком горлышке бухты, крейсера станут легкой добычей для артиллерии противника и будут мешать друг другу вести прицельный огонь, и поэтому приказал своему отряду, развернуться в две кильватерные колонны в соответствии с заранее оговоренным планом и отступить в открытое море, где и завязать бой. Эсминцам охранения было приказано вести арьергардный бой и уничтожить прорвавшиеся к отряду легкие суда противника. Он не учел одного важного обстоятельства, да он и не мог учесть его. Тевтонский морской штаб попросту оказался неготовым к ведению настоящей войны, которая предполагала целый ряд технических новинок, а следовательно - тактических сюрпризов, и первая же морская битва подтвердила этот факт. Знакомый с тактикой подводной установки мин, Файзенхофф, тем не менее, имел весьма смутное представление о моторных минах, как и подавляющее большинство других моряков не видел их действия не то, что в боевых, а и в учебных условиях, и поэтому не мог серьезно относиться к их силе. И поэтому, отводя эсминцы, он поставил под удар главную группировку эскадры, и это сыграло решающую роль в поражении тевтонского флота.
Эсминцы открыли по торпедной флотилии плотный огонь, несколько вертких суденышек было уничтожено на подходе, но начальный момент атаки был упущен. Моторные торпеды, не так давно появившиеся на вооружении флотов нескольких стран, были еще несовершенны, как и аккумуляторные батареи, питавшие их моторы, и поэтому для успешного из запуска, катерам нужно было приблизиться к цели не менее, чем на полтора кабельтовых. Развернувшиеся в полукольцо, катера быстро преодолели оставшееся пространство, выплюнули серые сигары в море и пошли на разворот.
Что происходит с коршуном, рискнувшим поживиться из гнездовий дроздов? Быстрая в чистом небе птица, оказавшись в хитросплетении ветвей дроздовой рощи, не может использовать преимуществ своей скорости, не может легко маневрировать среди ветвей, атакуемая со всех сторон маленькими быстрыми и храбрыми птичками, которые защищают своих птенцов. Оканчивается это для крупного хищника зачастую трагически. Свергнутый с небес, незадачливый мясоед, падает на земляную подстилку, а сверху его обливают пометом рассерженные победители, поливают кучно и весьма метко, стараясь намочить перья и лишить возможности летать, а после этого и сам охотник рискует превратиться в жертву других охотников - теперь уже наземных. Эсминцы, сгрудившиеся у входа в бухту, легкие, быстрые и маневренные в открытом море, в узких водах увернуться от такого "подарка" не могли. Торпедные катера не промахнулись, и двадцать две из двадцати шести торпед нашли свою цель.
От попадания одной-единственной торпеды, один из новейших эсминцев - V-14 "Киль" раскололся пополам и затонул в считанные мгновения, другой получил в левый борт аж четыре, и погиб во всеуничтожающем взрыве артпогребов. Еще одиннадцать эсминцев получили попадания и были выведены из строя: на V-27 "Росток" в трюмах вспыхнул сильный пожар, корабль застопорил машины и выбросил белый флаг; V-33 "Рюген" медленно тонул, но все еще огрызался огнем; VM-11 "Везер" потерял управление, и пошел на циркуляцию, V-56 "Альтенбург", получив попадание торпеды в носовой отсек, быстро набирал в трюм воды и стал зарываться носом в воду. Но этим кораблям еще повезло: семь остальных эскадренных миноносцев лишились не только управления, но и хода, и уже видели, откуда к ним приближается беда. Отряд сиберийских эсминцев во главе с крейсером "Звезда", пользуясь тем, что скалистая гряда острова Белого скрывает этот их маневр от тевтонских линейных кораблей, прошел по фарватеру мимо выбросившего белый флаг "Кенигсберга", и теперь нацеливал свои орудия на обездвиженные эсминцы противника. Уцелевшие остатки эсминцев заградительного отряда никак помешать тому, что должно было произойти, не могли. Они поспешно улепетывали вслед за 2-м крейсерским отрядом, командир которого даже не подозревал, какой опасности он подверг основные силы эскадры.
В суматохе морской битвы, когда порой трудно разобрать, где свои, а где чужие; когда не сразу можно определить, к чему приведет тот или иной маневр; когда командир подбитого корабля зачастую сам еще не может оценить серьезность повреждений, пытаясь собрать воедино разрозненные и противоречивые сведения с боевых постов, а командир более высокого уровня в попытке решить сразу несколько задач маневра соединения, выбора для него позиции, установления связи между кораблями, выпадает на некоторое время из боя - в такой ситуации нарушается связь, бой теряет всяческую осмысленность и перерастает в яростное истребление друг друга в десятках мелких схваток. Поэтому неудивительно, что Файзенхофф узнал о поражении сторожевого отряда эсминцев только через десять минут и отдал приказ развернуть крейсера, чтобы встретить неприятеля. Но было уже поздно.
Массированная торпедная атака была тем, новшеством в военно-морском искусстве, какого еще до этого история не знала. Ее успеху способствовало само место ее проведения, как будто специально уготованное для нее, ее неожиданность, выучка матросов торпедных катеров и, наконец, элементарная неготовность противника к отражению подобной атаки.
У катеров, уже рассеявших первым залпом, сторожевой отряд тевтонских эсминцев, оставалось еще по одной торпеде, и, сделав новый поворот, они понеслись к новой цели - линейным кораблям эскадры фон Дёница. Фон Дёниц выдел уничтожение своих эсминцев, видел он и заходящие с левого фланга торпедные катера, но действия его на этот раз были неуверенными. Его приказа было ненужно, чтобы молчавшие до сих пор орудия левого борта открыли огонь по появившемуся в поле видимости противнику, но он так и не отдал приказа своей эскадре отойти.
Огонь линейных кораблей, чрезвычайно плотный, тем не менее, на большой дистанции оказался неэффективным, и только на подходе торпедные катера начали нести потери. Свинцовая, подернутая легкой рябью вода Невской бухты вскипела фонтанами вокруг атакующих катеров. Шесть превратились в летящие во все стороны обломки еще на подходе, так и не успев выпустить торпеды, еще три - сразу же после того, как серебристые цилиндры вырвались из трубообразных аппаратов, закрепленных над каждым из бортов. Остальные же, благополучно миновав зону обстрела, сблизились на расстояние пуска. Промахнуться с такого расстояния было просто невозможно. "Вильгельм III" получил в штирборт одинадцять торпед, "Фридрих Великий" - четыре, флагманскому кораблю - "Бисмарку" - достались две, еще две пришлись на "Оттона II", разворотив линкору носовую часть.
Ставший теперь передовым, "Вильгельм III" недолго удержался на этой позиции. Одиннадцать, пусть и несовершенных, торпед сделали свое дело.
Долгих три минуты длилась агония титана: за первую минуту, забортная вода затопила все отсеки штирборта и мощным потоком хлынула в машинное отделение, служебные помещения, кубрики, выгоняя паникующих людей на верхнюю палубу. "Вильгельм III" стал отчетливо крениться на левый борт. Похожие издали на муравьев, люди карабкались вверх по вздыбившейся вверх палубе к спасительному фальшборту. Многим это не удавалось, и они, увлекая за собой тех, кто, к несчастью своему, оказались прямо под ними, рушились на заграждение штирборта, кувыркались, словно тряпичные куклы через него, и летели в воду. Те же, кто ухватился за реллинги, переваливались на борт, ставший горизонтальным, и ползком пробирались к килю, который вместе с рулями и все еще вращающимися гребными винтами уже обнажился из-под воды. Линкор лег на штирборт, мачты ушли под воду и потянули за собой надстройку. Еще через десять стремительных мгновений "Вильгельм III" перевернулся. Его носовая часть ушла под воду, корму приподняло, и в таком положении его нос зарылся в илистое дно Невской бухты. Корма торчала над водой еще около минуты, пока не набрала достаточно воды, не отяжелела, и в пузырящейся воде не ушла под воду.
Фон Дёниц, вцепившись в поручни так, что побелели костяшки его пальцев, наблюдал за гибелью еще одного корабля своей эскадры. Это был конец - теперь он отчетливо понимал это. Шок оказался слишком велик. Ведь не прошло еще и тридцати минут, как он считал себя хозяином положения, но самоубийственный рейд "Варяга" и внезапная атака торпедных катеров кардинально изменили ситуацию. Значительная часть сил эскадры была разгромлена или рассеяна. Два линкора уничтожены, все остальные так или иначе лишились большей части своей огневой мощи. Как доложили по ферн-связи, "Фридрих Великий" набрал в трюмы воды и глубоко осел, его машины, работая на полную мощность не могли обеспечить корабль прежней подвижностью; "Оттон II" плохо слушался рулей, и под градом сиберийских снарядов дал задний ход, отстреливаясь на ходу; "Бисмарк" пострадал много меньше, но тоже сильно осел в воду, в результате чего его подвижность была снижена. Сиберийские снаряды начали регулярно рваться на палубе и дырявить броню - противник пристрелялся. Держать эскадру в бухте теперь представлялось вице-адмиралу не только нецелесообразным, но и опасным.
Это было поражение. Фон Дёниц гнал эту мысль из головы - он еще был не готов признать это, но мысль эта упорно возвращалась обратно, требуя ответа на то, где же все-таки он - фон Дёниц - совершил ошибку. Он обернулся к фон Бюлову.
- Карл, сообщите, будьте добры, мой приказ кораблям. - Голос его вздрогнул. - Приказ следующий: всем кораблям общий отход. "Фридрих Великий", "Бисмарк", "Оттон" и "Шеер" - в кильватерную колонну. В голове "Оттон", замыкает "Шеер", который обеспечит прикрытие отхода линейного отряда как наименее пострадавший. 1-ому крейсерскому отряду - прикрывать отход линейного отряда. Отряду тральщиков - обеспечить расчистку проходов в море. 2-му крейсерскому отряду обеспечить прикрытие правого фланга отходящего линейного отряда. Все! Выполняйте!
Фон Бюлов с удивлением посмотрел на своего друга и начальника, который, произнеся эти слова, как будто осунулся, стал меньше, сжался, словно сдутый мяч.
Море равнодушным плеском волн приняло потрепанную тевтонскую эскадру. Линейный отряд, отстреливаясь из кормовых башенных орудий, миновал маяк и вышел в открытое море. Канонада позади не утихала, но, похоже преследовать эскадру сиберийцы не собирались. Они и не могли этого сделать в силу недостаточности своих сил. Тевтонский левиафан был тяжело ранен, но все еще оставался опасным.
Передышка была как нельзя кстати, и фон Дёниц постепенно стал приходить в себя. Он позвал своего вестового и начал составлять рапорт в Морской штаб. Одновременно с этим, он отдал приказ ферн-телеграфистам связаться с командованием в Скопине-на-Двине и выяснить причину задержки российской эскадры.
В голове командующего роились тысячи вопросов, и ни на один из них он не находил ответа. В Морском штабе его заверили, что сиберийская эскадра окажется легкой добычей, что адмирал граф Горшков отлично знает воды Невской бухты, что тевтонский воздушный флот разгромит береговые батареи, военные склады и портовые сооружения, создаст панику, и разгром сиберийцев, не смотря на броню их кораблей, неминуем. Ни один из пунктов плана эскадре выполнить не удалось. Почему? Не пришла российская эскадра? Воздушный флот был странным образом уничтожен? Противник атаковал торпедами? Да, все разрозненные части, собери их воедино, давали частичный ответ на вопрос, но тогда выходило, что данные разведки оказались абсолютно лживыми. Выходило, что следствием этих непростительных просчетов стала гибель кораблей, офицеров и матросов, провал операции, которая должна была стать первым шагом в вытеснении сиберийцев из побережья Восточного моря, которое здесь называли Студеным. Адмирал пока еще не подозревал, что и сам совершил просчет, не доверившись новым снарядам - нойбрандкугелям. Тевтонские крейсера, выстрелив первые залпы, в следующий раз заряжали орудия уже обычными бронебойными снарядами, так как не получили от адмирала соответствующих указаний. Если бы адмирал узнал, какие повреждения сиберийским кораблям нанесли эти залпы, и вовремя отдал бы соответствующие указания на сей счет, сражение в Невской Губе могло сложиться совсем иначе. Не знал адмирал и о том, что тевтонская разведка еще за три недели до вторжения сообщала о самовозгорающейся смазке для зарядов БТК, но сообщения эти были проигнорированы тевтонским генштабом при планировании боевых действий, что предопределило гибель атакующих дирижаблей.
Было девять часов утра, когда командующему принесли донесение от Олафа Эрлиха о том, что протралена часть фарватера, ведущего в открытое море в обход островов Луусики и фортов Лучной Косы, простреливавших весь участок прибрежных проливов. Не меняя порядка, эскадра легла на курс норд-вест. Небо было ясным, море спокойным, видимость достигала девяти миль. В девять сорок два марсовый сообщил, что видит блики по курсу сорок восемь на расстоянии девять миль. Информацию подтвердили с "Кайзера Фридриха", добавив, что видят облака белого пара, вырывающиеся из труб. Через семь минут в оптику вице-адмирал смог отчетливо увидеть абрисы боевых кораблей. Надежда на то, что это может оказаться эскадра графа Горшкова, странным образом проскочившая бухту Невы, рассеялись как дым буквально через минуту, когда стали различимы красные кресты-триглавы на белом поле - цвета военно-морского флота Сиберийского Союза.
Фон Дёниц сразу узнал флагман светловодской эскадры "Генерал Константин Рокоссовский". Могучий линкор, разрезая мощным тараном пенящуюся воду, на всех парах мчался наперерез тевтонской эскадре, вслед за ним на расстоянии в два кабельтовых следовали "Конституция" и "Новосибирск", окруженные со всех сторон роем легких крейсеров и эсминцев. В арьергарде сиберийской эскадры виднелась громадная туша дирижабленосца "Победа", окруженного тяжелыми крейсерами "Пшеслав", "Ермак", "Генерал Шум" и "Енисей".
У фон Дёница не было времени рассуждать о том, каким образом удалось светловодской эскадре вырваться из польской блокады - для того, чтобы что-то предпринять, у него оставались считанные секунды. Взять круто влево эскадра не могла из-за риска наскочить на неразведанные минные поля. Неизменный же курс означал неминуемое столкновение в следующие десять минут, как только головные корабли обеих эскадр сблизятся на расстояние орудийной стрельбы. Потрепанная тевтонская эскадра, которую тянул назад еле ползший на тринадцати узлах и плохо слушавшийся руля "Оттон II", уйти от свежих сиберийских сил не могла. Оставалось одно - попытаться силой прорваться сквозь узкий коридор в минном поле - а это еще полторы мили - и, выйдя на открытую воду, попытаться уйти под прикрытие островов Луусики, где огневая мощь, а не маневренность и скорость, станет решающим фактором, а там дождаться ночи и воспользоваться ее спасительным покровом.
По тевтонской эскадре разнесся рев авральной сирены, расчеты занимали боевые места. Шедший в голове эскадры "Фридрих Великий" развернул носовые орудия главного калибра, еще только готовясь сделать пристрелочные выстрелы, а "Рокоссовский" уже окутался дымом первого залпа. Поторопились. С расстояния в почти милю попасть с первого раза в движущуюся мишень непросто. Командующий тевтонской эскадры спокойно ждал результатов залпа, и они не заставили себя ждать. Свист снарядов вырос до пронзительного воя, и в полукабельтове от "Бисмарка" взметнулись ввысь фонтаны воды. Флагман стрелял по флагману. Оказалось, что вице-адмирал ошибался, и следующий залп "Рокоссовского" это доказал. Несущийся на скорости в двадцать семь узлов сиберийский флагман правильно рассчитал дистанцию, но неверно - упреждение. Два из пяти семнадцатидюймовых снарядов разорвались на носу "Фридриха Великого", сея разрушение, смерть и панику. Трехорудийную носовую башню тевтонского линкора заклинило. "Фридрих" выстрелил из оставшихся четырех орудий главного калибра - двух носовых и двух кормовых. Мимо. Плутонги штирборта пока молчали - слишком велика была дистанция для стрельбы из шестидюймовок.
Эрих фон Дёниц выдел, как с причальных мачт "Победы" отчалили пять дирижаблей и с попутным ветром понеслись на его эскадру. Остальные два сиберийских линкора тоже открыли огонь по "Фридриху Великому".
Вице-адмирал, хмуро наблюдал за событиями, на ход которых он уже никак повлиять не мог. Сбывались наихудшие кошмары. Теперь у него уже было время начать подозревать невероятное предательство, жертвой которого он оказался - ведь второй раз за сегодняшний день его кораблям навязывался бой в условиях, когда он был лишен свободы маневра, а противник, казалось, свободно читал его планы. Нет, отсутствие эскадры Горшкова теперь ясно вписывалось в схему предательства, а появление светловодской эскадры в совокупности с первым предположением наводило на мысль, что источник предательства находится в Великороссийском Главном Морском Штабе. Теперь ясно - его эскадру подвели под заклание новые ненадежные союзники, еще недавно бывшие непримиримыми врагами. Его и его людей списали в расход в угоду неясным политическим замыслам, но почему? Почему? И кто?
Вице-адмирал приник глазами к окулярам бинокля. Теперь замысел противника читался ясно. Вся сиберийская эскадра, двигавшаяся по вытянутой дуге курсом наперерез курсу тевтонской, сосредоточила весь свой огонь по "Фридриху Великому", оставаясь в то же время практически недосягаемой для ответного огня остальных тевтонских линкоров. Учитывая скорость "Рокоссовского", становилось ясно, что едва плетущийся на двенадцати узлах "Фридрих", даже выйдя на свободную воду, окажется отрезанным от спасительных проливов архипелага Луусики и попадет в зону, простреливаемую с обеих сторон - настоящий ад для любого моряка. Да, замысел вице-адмирала де Витта становился ясен, но от понимания этой ясности, у командующего тевтонским флотом на душе легче не стало. Только теперь фон Дёниц стал осознавать, в какую ловушку дал себя загнать. Шансов у его флота не было. Никаких. Сиберийские линкоры расстреляют его и без того израненные корабли один за другим в этом узком проходе.
Откуда-то из глубин детской памяти выплывало морщинистое лицо деда Карла фон Дёница - обветренное, смуглое лицо старого моряка с пронзительными голубыми глазами, обрамленное седой - практически белой - длинной бородой, с рыжей табачной полоской на седых же усах. Дед одет был в черный адмиральский мундир с галунами и золотым шитьем, с рыцарским крестом на шее. Он держал на коленях маленького Эриха, который все норовил ухватить деда за кончик бороды, и рассказывал морские байки о сражениях, в которых участвовал самолично, или в которых участвовали фон Дёницы еще до него. Обычно под конец рассказа, голос деда прерывался, глаза мутнели, и он заканчивал очередную историю нравоучением примерно следующего содержания: "Помни, Эрих, ты станешь моряком, как твой отец, я, мой отец и отец моего отца. Выполняй свой долг до конца, служи Отечеству своему на совесть, заклинаю тебя именем твоего рода. Рода великих рыцарей. И коль выпадет тебе судьба горькая - умри, но умри с честью и не посрами имени своего!" На маленького мальчика, которого воспитывали в духе настоящего тевтонского дворянина, слова эти неизменно производили глубочайшее впечатление, ведь ему ставился в пример его прадед, геройски погибший во время Ютландского сражения.
Спустя годы, взошедший почти на самый верх лестницы флотской карьеры, Эрих фон Дёниц, тем не менее, не утратил благородных представлений о судьбе истинного рыцаря. Хотя...
Да, он не верил в благородную смерть. Еще молодым офицером, в русскую кампанию, видел он смерть, и благородства в ней не находил. Нет благородства в том, что еще несколько минут назад дышавший, мысливший, мечтавший о чем-то человек, любивший кого-то или любимый кем-то, превращается в ничто - иной раз, и похоронить-то нечего. Что благородного в том, что творение Господне превращается в экспонат мясной лавки?
Однажды, еще маленьким мальчиком, возвращаясь вместе с родителями домой с сельской ярмарки в Вюмице во время празднований Октоберфеста, мальчик впервые воочию увидел безобразное лицо смерти. Напившийся пива бауэр имел неосторожность свалиться с ярмарочного помоста под праздничную повозку торговца сосисками. Упал он прямо под крупы двойки лошадей, и передние колеса тяжело груженой повозки переехали через его живот, размалывая внутренности, дробя о булыжную мостовую позвоночник. С высоты экипажа любопытный мальчик успел заглянуть за спины толпившихся людей. Этого ему хватило, чтобы ощутить припадок тошноты. Испуганная фрау Филиппа фон Дёниц, сжимая в руках бьющегося в судорогах рвоты сына, велела кучеру торопиться скорее домой. Несколько часов спустя Эрих как будто бы успокоился, но оставался бледен и молчалив. К счастью, он быстро оправился от потрясения, но однажды задал вопрос духовнику своего отца епископу Адольфо Личетти вопрос, а есть ли у Господа кишки - такие, как у коровы, или, скажем, барана, разделку которых мальчик видел неоднократно на заднем дворе поместья. Падре Адольфо попросил мальчика не богохульствовать, а потом поинтересовался, что навело Эриха на подобные мысли, на что тот заявил, что Книга Бытия говорит, что человек был создан по образу и подобию Божию, а раз так... Святой отец терпеливо объяснил мальчику, что "образ и подобие" должны трактоваться как ум и бессмертная душа, которые соответствуют Всесилию Творца и Его Духу Святому, а вообще рано еще ему, Эриху, забивать голову высокими материями. В тот день Эрих впервые был самолично выпорот отцом в припадке праведного гнева.
Итак, наступает момент истины. Готов ли он, вице-адмирал фон Дёниц умереть сейчас? Готов ли он позволить бессмысленно умереть людям, которые доверились его команде? Вот оно ключевое слово - "бессмысленно"! Имеет ли смысл продолжать битву, которую он, вице-адмирал фон Дёниц заранее считает проигранной? Или уберечь людей от - верной? - гибели, предпочтя позорный плен почетной смерти? Возможен ли другой выход? Вице-адмирал покосился на фон Бюлова.
Вице-адмирал все еще терзался сомнениями, когда у "Фридриха Великого" удачным залпом оказались выведены из строя рули. Линкор, лишившись управления, пошел на циркуляцию. Коридор, свободный от мин, был узок, и "Фридрих Великий" протаранил носом первую мину, едва выйдя за пределы условной зоны безопасности. Мощный взрыв сотряс корпус корабля до основания, но огромная его масса все еще толкала линкор вперед. Еще два взрыва. "Фридрих Великий" дважды содрогнулся, и словно соглашаясь со своим неизбежным концом, стал торопливо заваливаться на бакборт. Матросы прыгали за борт десятками, времени на то, чтобы спустить на воду шлюпки попросту не оставалось.
- Карл! - позвал фон Дёниц внезапно охрипшим голосом. - Передайте приказ по флоту. - Машины, самый полный назад! Эрлиху ставить минные заграждения по курсу отступления эскадры. Командирам отобрать из экипажей самых обстрелянных матросов из мотористов, кондукторов, вспомогательных служб, и сформировать из них штурмовые роты.
- Что вы задумали, Эрих? - В голосе фон Бюлова послышались нотки удивления.
- Разве вам еще не ясно, Карл? Прорваться мы не сможем - нас попросту расстреляют поодиночке. Вернуться под орудия Невской эскадры и фортов Шлиссельбурга мы тоже не можем. Нас предали, Карл! Нам остается одно - прорываться через форт Лучной Косы.
- Вы хотите взять форт штурмом? - Фон Бюлов покачал головой. - Форт хорошо защищен, его прикрывает пехотный батальон, с сухопутной стороны установлены пулеметные гнезда. Это невозможно!
- У вас есть иные предложения, капитан-цур-зее фон Бюлов? - Вице-адмирал вложил в свой голос всю сухость и лед, заставляя слова прямо трещать от мороза. - Наши мины дадут нам фору до ночи. Воспользуемся темнотой, высадим часть ударного сводного полка у кромки леса, другую посадим на шлюпки. Перед атакой дадим несколько мортирных залпов по тыльной стороне форта - возможно, удастся повредить или даже частично разрушить укрепления. Дальше штурм. Передайте приказ по кораблям.
Фон Дёниц мало верил в то, что сам говорил, но попытался придать своим словам максимум убедительности. Он хотел увидеть реакцию своего заместителя. Итак, есть ли у него выбор, или этого выбора его лишат? В любом случае, попытаться стоит.
Вахтенный офицер издал восклицание, и фон Дёниц, устремив взгляд вперед, увидел, как неторопливо уходит под воду его передовой линкор, скрипя металлом конструкций; и стоны эти и скрипы походили на вопль живого существа, в предчувствии собственной гибели не желавшего расставаться с привычной ему средой обитания,.
- Карл! - Позвал фон Дёниц. - Немедленно исполняйте!
Фон Бюлов не шелохнулся, устремив свой взгляд на командира. Он вытянул из-за спины правую руку, и в ней блеснул вороненый ствол "парабеллума MarineVX-67". Веский аргумент. Специальная флотская модификация, приспособленная под стандартный 9-мм боеприпас с безоболочечной пулей, рвущей плоть и размалывающей кости, но не дающей рикошета.
- Вице-адмирал фон Дёниц, вы отстраняетесь от командования на основании некомпетентности и превышения полномочий. Подчинитесь и следуйте в свою каюту под домашний арест.
Фон Дёниц все это время пытался заглянуть ему в лицо, пытаясь прочесть хоть что-нибудь на нем, но на лице капитана первого ранга не дрогнул ни единый мускул. Слева прошуршало, послышался стон. Вице-адмирал метнул в ту сторону взгляд. Рулевой матрос сползал по штурвалу, на его лице застыло удивленное выражение. Фигура вахтенного офицера капитан-лейтенанта Максимилиана Штайгера выступила вперед, с рукоятки его "парабеллума" капала кровь.
Фон Дёниц в последний момент сдержался от необдуманного поступка и взял себя в руки.
- Вот уж не думал, Карл, что предательство пустило корни в Главном морском штабе. Карл, я знал, что вы изворотливый карьерист - не зря ведь вас смогли протолкнуть на такую должность без необходимой выслуги - но все же не думал, что вы зайдете так далеко. Сколько вам заплатили, Карл?
Укол подействовал, и Эрих фон Дёниц увидел, как дернулась щека фон Бюлова - как от полученной оплеухи.
- Нет времени вам объяснять, барон. Все не так, как вы думаете. - Он кивнул головой Штайгеру. - Капитан-лейтенант, уведите вице-адмирала.
- Погодите! - Фон Дёниц постарался придать своему лицу спокойное выражение, не смотря на бурю, бушевавшую внутри. - И что же вы собираетесь делать, Карл?
Фон Бюлов усмехнулся, и фон Дёниц внезапно обнаружил тонкую белую ниточку шрама, пересекавшую его левую щеку. Странно, он никогда не замечал этой детали.
- Что делать? Выбросить белый флаг, конечно.
Как бы в подтверждение его слов, мостик тряхнуло от недалекого разрыва снаряда, треснуло стекло бокового иллюминатора. Неприятель пристрелялся или шальной снаряд?
- Мразь! И после этого ты пытаешься убедить меня, что ты не предатель? - Фон Дёниц с неожиданной ловкостью рванулся вперед и схватил капитана первого ранга "за грудки".
Указательный палец правой руки укололо, и тонкая струйка крови потекла по внешней стороне ладони вице-адмирала. Карл фон Бюлов не утратил присутствия духа, хотя лицо его внезапно побледнело. Он сильно ткнул стволом "парабеллума" фон Дёницу в солнечное сплетение, вышибив из него на мгновение дух. Фон Дёниц отшатнулся, и тут же сильный удар по голове поверг его на колени. Штайгер очевидно был хорошо натренирован в подобных приемах.
Фон Дёниц сознания, однако, не потерял. Он качался, стоя на коленях и уставившись на сочившуюся между пальцев кровь. Голова отказывалась работать, но перед глазами все еще стоял блеск металла на внутренней части клапана нагрудного кармана командира "Кайзера Бисмарка".
- Вы желали смерти героя, барон? - Послышался над головой насмешливый голос фон Бюлова. - Смею вас, однако, разочаровать. Фатерланд ждет от вас отнюдь не этого. Макс, отведите вице-адмирала в его каюту и позаботьтесь о нем.
Фон Дёница подхватили сзади подмышки и поставили на ноги. Ноги же его совершенно отказывались слушаться. Штайгер помог ему, поддерживая за бок. Вице-адмирал, словно кукла, послушно переставлял ноги. Фон Бюлов прятал золотую заколку на тыльной стороне нагрудного кармана. Крошечные рубины усеивали отчеканенную в желтом металле головку розы, покоившейся на золотом же кресте-трезубце. Знак, который увидев единожды, невозможно забыть.
Знак Тайного Ордена Храма Господня в Горе Сионской. Его помощник, капитан первого ранга Карл фон Бюлов был храмовником!
|