Аннотация: содержит ненормативную лексику и пессимизм, так что, думайте сами, решайте сами читать или не читать
СНАРУЖИ ТИГРА.
Среда. 22 сентября.
Звонок от редактора. "Все очень симпатично" - внутренне напрягаюсь, включаю компьютер, - "но у меня болит голова, обсудим детали завтра". Вешаю трубку и отключаю компьютер. Закуриваю. Руки предательски дрожат. Холодильник пуст. Надежд на скорое получение денег - ноль. Зимних ботинок не будет. Спасибо, хоть родители кормят.
Переживем. Прорвемся.
Надо писать синопсис. Там тоже, скорее всего, не заплатят. Но жить дальше надо. Дышать дальше надо.
- Ёбаный педераст. Сука мочальная. Мудила блядущая, - Наташка разливает вино и кивает головой. Она только что приехала с работы, ей тоже нехорошо, выговариваться будем по очереди, - полгода носился "придумайте - принесите", а теперь из-за двух-трех поправок я за ним должна бегать. С топором.
Мы чокаемся:
- Ну, за рожи, на фоне которых мы еще смотримся людьми.
Мы пьем без закуски. Первую бутылку, вторую... если бы Наташки не было, я бы, наверное, сидела сейчас, читала "Декамерон" и пыталась не думать. Точнее, бессмысленно пытаться придумать синопсис, который должна сдать через три дня. Сериал будет полное дерьмо: иголки в детских колыбелях, слащавые персонажики и цитаты из псевдо интеллектуальной жвачки Коэльо. Короче, жрите, дорогие зрители, сами напросились. Но это мой единственный шанс поправить семейный бюджет.
Я, ведь, всегда мечтала стать писателем, дура в детстве ремнем недобитая.
Мы говорим о разном в такие вечера. О кино, о музыке, о книгах. Мы стараемся не прислушиваться к тем двадцатилетним, которые сидят на лавочке под моими окнами, пьют дешевое пиво и общаются на языке поколения "Бригады" и "Бумера".
Впрочем, чем мы отличаемся от них?
Только тем, что еще помним, сколько Иродов в Заветах, и нам еще не все равно, в каком подвале разливали наше вино.
Потому что для людей, живущих в пределах Садового Кольца, мы все "с улицы". Тараканы из подворотни. Наши родители не богаты и не известны, а то, что они просто хорошие люди, мы можем засунуть себе до гланд.
После второй бутылки мы засыпаем. Жизнь кажется почти чудом. Алкоголь - великое противоядие от танатофобии.
Четверг. 23 сентября.
В девять мы просыпаемся и полчаса травим анекдоты. Допиваем то, то было недопито вчера.
В десять мы разглядываем женский журнал.
Это сродни украшению новогодней елки - помогает родить в душе чувство, что пусть на одну ночь, но нас ждет праздник. И, возможно, мы увидим Деда Мороза.
Я не взрослая. Я совсем не взрослая. В отличие от Наташки я никак не в силах справиться с окружающим миром.
В двенадцать Наташка начинает звонить на работу, рассказывать сказки начальству, что сегодня не выйдет на работу, потому что ей надо поехать за холодильником для бабушки.
Я смутно собираю в зазеркалье свою тень.
Осколок первый - "алкоголичка".
Осколок второй - "лентяй".
Осколок третий - "бездарь". С большой буквы "Б" и с добавлением лестного прилагательного "сволочной".
Мне сегодня они не нужны. Мы сегодня будем шляться по улицам. Мы сегодня будем заглядывать в лужи. Мы сегодня просидим полдня в дешевой тошниловке. Мы сегодня будем искать людей.
Цель найдена.
Наташа отпрошена с работы.
Ключ на старт.
Ноги - ноги - ноги - ноги!
Двинули!
В тошниловке.
Деньги - это не главное. Я смотрю на Ирку, и мне хочется объяснить ей это. Выблевать это в ее безумно красивое лицо, черты которого заставляют вспомнить манекенщиц сороковых годов прошлого века. Встряхнуть ее, чтобы тоска в глазах, обведенных тенями усталости, сменилась на изумление и страх. Я хочу, чтобы она испытывала другие чувства. Я не хочу сегодня так близко видеть собственную ловушку.
Прости меня, мама, что я не могу купить тебе новое пальто.
Прости, что я не могу стать твоей опорой.
Несмотря на то, что ты делала и делаешь для меня все эти годы.
Я даже не могу попросить у тебя прощения за это. Боюсь задохнуться. Я никогда не умела разговаривать с людьми, особенно с теми, кого люблю больше всего на свете.
Прости меня за твою лучшую подругу. За то, что я так и не смогла осуществить свою мечту и отправить отдыхать вас на месяц в санаторий. За то, то она умерла от рака, так и не дождавшись этого.
Прости меня, Дюшка, за то, что постоянно использую твою любовь в корыстных целях. За то, что ты вынужден везде и всегда платить за меня.
Я просто не смогла родиться другой. Видимо, сперматозоид яйцеклетке не тот попался.
Это и есть ловушка.
Думать об этом - разновидность сумасшествия. После этого придется просить прощения на Красной Площади у прохожих за Беслан (я же тоже верила той лжи, которую забивали гвоздями в черепушку мне по телевизору; я же тоже не смогла даже ста долларов выделить в качестве помощи пострадавшим; я же тоже не смогла присутствовать на добровольно-принудительном митинге в Москве) и за сожжение Коперника.
Не думать об этом - стать паразитом.
Это просто усталость.
Это пройдет.
Завтра я выйду из личного сумрака.
Завтра что-нибудь изменится.
Тост.
- Я тебе дам двадцать штук, - утром сказала Наташка, - будь другом, съезди, заплати за меня кредит на будущей неделе.
- О чем вопрос? Конечно.
Мы идем к ней.
Несколько секунд ожидания в прихожей и в мои руки попадает пачка пятисотенных купюр. Ровно двадцать штук.
Я пересчитываю деньги и кладу их в сумку.
- Однажды я держала в руках почти девяносто штук, - мне стыдно и я вру, чтобы расслабиться, - и единственный раз в жизни я пожалела о собственной честности.
- Это были твои деньги?
- Нет.
- Если бы ты их взяла, тебя могли поймать за руку?
- Нет.
Наташка отводит глаза.
Я очень люблю ее и восхищаюсь ею.
Сраная, уродливая сука-жизнь.
Теперь деньги лежат в сумке под столом. Я просто физически ощущаю их. Не дай, Господь, мне сегодня быть трезвой. Дай мне Духа умереть от вина прямо здесь, прямо сейчас. Я же знаю: "ежегодно более тридцати тысяч россиян работоспособного возраста умирают в результате алкогольного отравления". Пусть сегодняшний день для меня никогда не закончится. Пусть он плавно перетечет в вечность. Видишь ли Ты, как я усиленно смазываю пятки жиром, чтобы было легче соскользнуть туда?
Посмотри на меня хоть раз. Не отводи своих глаз.
Тост.
У меня порваны брюки. Я возвращаюсь домой по узкой линии тротуара. Ирка увела Наташку спать.
Когда-то я мечтала просто стать хорошей девочкой.
В шестнадцать лет я уже мечтала о первых джинсах. Это было всего восемь лет назад.
Сколько же лет моей жизни прошло сквозь рабочие часы? Если считать, что уже в тринадцать я работала по чужой трудовой книжке уборщицей. Сто двадцать квадратных метров два раза в день.
Почему я до сих пор не могу сводить маму хотя бы на рынок и сказать ей:
- Купи себе, что захочешь. Купи себе, сколько захочешь.
Осуществить для нее свои детские мечты.
Ключ в замок.
Тело в туалет.
Ботинки под вешалку.
Тело на диван.
Спать.
Мне снится, что на моем теле стоят два сосуда с бумажками внутри. Один из них постоянно соскальзывает с ноги. Я просыпаюсь от страха, что он упадет на пол и разобьется.
До пяти утра я успеваю прописать синопсис на первую серию сериала.
Добро пожаловать в заслуженный рай, Господин Зритель.
Кушать подано.
И, если спонсор платит за иголки, подложенные в детскую колыбель, и за натуралистичное изнасилование главного героя двумя гомосексуалистами в притоне, я пропишу это.
Мелко?
Мелко.
Тост.
Пятница. 24 сентября.
Поэпизодный план двухсерийного сериала дописан. Клавиатура состоит из непонятных символов и знаков. Я никак не могу найти последнюю букву в слове "конец". Мне кажется, злобные клавиши перемешались и нарочно издеваются надо мной.
Мама плачет на кухне.
Мы живем в панельном доме, стены у нас полые, слышимость отличная, иногда не спасают даже наушники.
Шестьдесят. Когда-то узкие запястья превратились в широкие и узловатые. Если бы я еще могла, я бы любила каждое пигментное пятно на твоих руках. Мама, давай я тебя хотя бы покрашу. Я боюсь твоей седины.
Я практически еще ничего не успела сделать для тебя.
Не надо так, пожалуйста.
Я стараюсь не думать, сколько денег, твоих денег, уходит на мои сигареты и мое вино.
Она никогда ничего не сможет доказать, правда, мама? Она сама мне говорила, что мне нужно проснуться. Мне нужно выйти из своего вакуума.
Нельзя. Нельзя.
У нас все получиться и так.
Мы выложились в синопсис.
Все будет хорошо.
Одно маленькое предательство.
Все рано или поздно делают это.
Да и ты тоже делала, что ж ты корчишь из себя святошу?
Дюшка и я стоим у стеллажа с дисками. Мы выбираем фильм. Он купит его, а я буду доброй и ласковой весь вечер.
Она - моя лучшая подруга. Она вытаскивала меня из депрессий, она нашла кардиолога за десять минут, когда моему деду стало плохо с сердцем. Она поит и кормит меня и ничего не требует взамен.
Хотя бы пятьсот рублей.
Мы были пьяны, когда она давала деньги. Она всегда может ошибиться в этом состоянии.
Дюшка тоже достоин лучшей жизни.
Вспомни, что он делает для тебя.
Вспомни, что ты уже год мечтаешь купить ему хотя бы свитер. Вспомни, что у него рваные ботинки.
- Я люблю тебя, слышишь?
Малодушное быдло, вот кто ты, девочка.
Ночью мне хочется дышать его дыханием. Мне хочется вжаться в его подмышку и спрятаться среди светлых и мягких волос во впадине.
Но я слишком сильная.
И я привычно засыпаю спиной к нему, чувствуя шероховатость его ладоней бедрами.
Суббота. 25 сентября.
Синопсис "чуть-чуть надо подправить". Заключать контракт со мной пока не хотят. Давать аванс тоже.
В пятнадцать лет я увлекалась гороскопами. Согласно им я - "обезьяна в ожидании".
Господь мой, боль сердца моего, любовь и ненависть моя, два года назад все было по-другому. Я пишу лучше, чем тогда. Но почему теперь мной пользуются так бесплатно?
Пусть, деньги - это мелочи жизни.
Но ты сам знаешь, зачем мне они.
Я так устала от клетки собственной комнаты. Клетка чистого листа уже, но я хотя бы могу пролить на нее кофе, я могу изменить ее.
В реальности я бессильна.
Можно, я хоть раз возьму эти деньги? Или хотя бы часть?
- Ты чего-нибудь хочешь, дорогая? - я не знаю, что страшнее этот вопрос или любовь в глазах Дюшки. Я киваю головой:
- Пива.
Воскресенье. 26 сентября.
Дюшка уехал на курсы. Я веду маму на рынок. В ее глазах - радость, в ее глазах - гордость за меня.
- Купи себе, что хочешь. Купи себе, сколько хочешь.
Она недоверчиво щупает вещи, разложенные на прилавках, и недоверчиво смотрит на меня:
- Полторы тысячи.
Я достаю из кармана деньги и расплачиваюсь.
Вечером Дюшку ждет сюрприз. Сейчас я куплю маме эклеры и духи, дам ей денег на маникюр и прическу, потом отвезу ее домой на такси, и поеду за тем, что действительно Дюшка хотел получить месяц назад в подарок на день рождения, за специальным фонарем для спелеологов.
Пусть, это мелочи жизни. Но я еще помню, что именно из них строится жизнь. Именно они помогают долго-долго прятаться от смерти.
Не правда ли?
Тост.
Понедельник. 27 сентября.
Ничего не помню из того, что было вчера. Слава Богу, Дюшки не было дома, и он не видел меня такой.
На цыпочках я подкрадываюсь к маме сзади и как когда-то в детстве закрываю ей глаза ладонями. Нежно целую в затылок.
- Я очень-очень люблю тебя, мамуля, - я протягиваю ей дешевый детектив в мягкой обложке, - Это тебе.
- Новый? - она улыбается. Наверное, впервые за неделю. Забавно, как редко я решаюсь посмотреть в ее глаза.
- Ага, - я провожаю глазами деньги, ныне воплотившиеся в стопку листов под розовой обложкой, с фотографией какой-то счастливицы, которой платят за то, что она пишет. Деньги, на которые я могла купить себе сегодня сигареты.
Остался один телефонный звонок. Я иду в свою комнату и подмигиваю двадцати пятисотенным купюрам, лежащим на письменном столе.
- Алло? Нат, привет. Знаешь, я никак не могу выбраться на этой неделе и заплатить за тебя кредит. Давай я тебе сейчас занесу деньги.
- Не хочешь их взять в долг?
- Нет, большое спасибо. Мне тут должны заплатить за одну халтуру...