Аннотация: Ни один человек не ответил мне, кого она полюбила
МАРИА
Мариа брела по белому песку раскаленного пляжа. Ее ногам было горячо, невыносимо горячо, горячо до слез, и она их не прятала. Капли текли по ее щекам, шее, набухшей ноющей груди, испаряясь, жгли темные соски.
Несмотря ни на что, она сохранила свое прекрасное тело, шоколадно-темное тело, слегка грубоватое, словно высеченное из глыбы и ни разу не отшлифованное.
Так она будет поступать еще семь лет кряду. День за днем. И люди привыкнут к этой обезумевшей женщине. И дети, которые тыкали в нее пальцем, забудут о ней и встретят своих любимых. Ее будут пытаться лечить, но у врачей ничего не получится, потому что она будет здорова, и будет отдавать себе отчет во всех поступках, которые совершает, но никто и никогда не узнает, почему она делает то, что делает.
Мариа родилась в очень бедной семье, состоящей из двух человек. В день ее рождения матери исполнилось пятнадцать. Отца своего Мариа никогда не знала. Других родственников тоже.
Ее мать снимала комнату в доме старого рыбака в небольшом прибрежном сицилийском поселке. Работала основную часть года на пристани - вязала сети для рыбаков, куда она стала водить Марию, лишь ей исполнилось пять, а в пору, когда по всей Италии созревали апельсины, она оставляла свою дочь на попечение старухи и уезжала на заработки.
Марию все детство преследовал странный сон: она видела красивую женщину, вокруг которой много шикарно одетых молодых мужчин, засыпающих ее подарками. Лет до десяти она не понимала, что эта женщина есть она. Но, когда в одиннадцать в ней стали происходить странные, совершенно непонятные вещи, она стала замечать, что приобретает черты той самой женщины. В двенадцать она поняла, что это и есть она, и увидела в своем сне предсказание будущей жизни. Два года она вынашивала план ухода из родного дома, потому что знала совершенно точно, что ни в их деревне, ни в деревнях вокруг таких мужчин нет. Она должна была накопить денег, много денег, чтобы добраться до большой Италии, куда приходят красивые белые корабли, где ветер солеными потоками шелестит шикарными платьями сеньор, где все едят мороженое, а на ужин не бывает рыбы семь дней в неделю.
Поначалу задумка показалась ей сумасшествием. Что накопить столько денег не получится никогда. Но время шло. Сентаво за сентаво превращались в лиры, лиры в сотни лир, сотни - в тысячи. Она прятала деньги под матрацем, и от этого ее сон становился все реальнее.
В тридцатилетие своей матери она получила в подарок новое платье. Красивее в ее жизни еще ничего не было. Сверху оно было белым (таким, каким, наверное, бывает только что выпавший снег), юбка же до колен лилась перламутром, а к полам цвела сиренью.
Увидев себя в зеркале, она поняла, что стала, наконец, взрослой и ей пора покинуть дом матери, чтобы исполнить в явь свой сон.
Прошло еще два месяца после того, как однажды ночью она собрала в мешок свои вещи и пешком отправилась в Вилла де Реве. Там она (в первый раз в своей жизни) сама купила билет на автобус, в первый раз отправилась в Вилла ла Валидит, куда так никогда и не попала.
Сидя на жестком сидении, она глядела на белую пыль Сицилии, которой остров был покрыт практически круглый год. Виляя по серпантинам, среди виноградников и апельсиновых рощ, задевая каменные осыпи, автобус иногда поворачивался своим боком к спокойным голубым, иногда пенным водам Медитерранны.
Всем своим видом она пыталась изобразить спокойствие и привычность картин, но неповторимость каждой деревни, в которую они заезжали, каждой плантации, каждой скалы заставляли ее тело мелко дрожать. Внутри все сжималось от ощущения подступающего к ней счастья.
"Лишь бы не раздавило. Лишь бы все получилось. Лишь бы не пришлось возвращаться в эту деревню. Такого позора я не вынесу". - Думала она.
- Какой чудный пейзаж, сеньорита, Вы не находите? - Неожиданно спросил ее мужчина, сидевший ближе к окну. Он вырвал ее из переживаний и насторожил своим поведением. Мать учила, что незнакомых мужчин следует остерегаться.
- Ничего особенного, - ответила она, - Сицилия вообще очень красива.
- Вы любите путешествовать? - Спросил он ее и улыбнулся так мягко, что Мариа супротив своей воли тоже улыбнулась. - Вы, наверное, дочь какого-нибудь местного рыбака, у Вашей семьи, скорее всего, не одна лодка, раз вы столь красивы, и руки у Вас такие нежные.
Мариа раскраснелась.
- Давайте поменяемся с Вами местами, сеньорита. Вам так будет удобней.
Мариа рдела все больше и больше.
- Ах, право же не стоит, сеньор. Вы так любезны.
- Куда же направляется столь милая особа? Да еще и без сопровождения? Наверное, у Вас есть любимый паренек, с которым вы вот-вот обвенчаетесь и Вы... едете выбирать себе платье?.. Вы выглядите столь самостоятельно.
Мария знала, что она уже не просто красная, а красная, словно мякоть перезрелого апельсина.
- Нет, сеньор, Вы не угадали. Моя мать отпустила меня в Вилла ла Валидит искать работу. И наша семья не так богата, как это могло Вам показаться. И отца... у меня никакого нет... - Она осеклась, подумав, что говорит слишком много сеньору, которого совсем не знает.
- Ах, моя милая девушка, Вы столь взрослы... Вам, наверное, уже восемнадцать, раз уж Ваша матушка отпустила Вас так далеко. Или Вы едете к какому-нибудь родственнику? Вилла ла Валидит очень милая деревушка. Кстати, меня зовут сеньор Суре Тентатор. Но Вы зовите меня просто: Дебош. Терпеть не могу всех этих дурацких официозов.
- Мариа Кариос Хернандес, - Мариа не знала, что означает слово официоз, и назвалась полным именем, как учили ее в школе, - сеньорита Хернандес. - повторила она еще раз, словно заучивала новое имя, а про себя подумала, что с сегодняшнего дня она больше никогда не представится Марией.
Сама не зная почему, Мариа не стала опровергать предположение о том, что ей восемнадцать. Ей очень польстило и то, что она выглядит совсем как взрослая девушка, и то, что она столь красива, что у нее уже мог бы быть жених. Вскоре они разговорились настолько, что она позабыла об этой неспециальной лжи.
Когда их автобус остановился в Вилла де Кассе Реве, сеньор Тентатор вышел и на некоторое время пропал из виду. Мариа очень боялась отстать от автобуса, поэтому, не смотря на нужду, терпела уже больше полутора часов.
Сеньор Тентатор вернулся в автобус, с собой он принес небольшую бутылочку местного молодого вина и вафельный рожок с тремя шариками мороженого: шоколадным, карамельным и фисташковым.
- Это Вам, Мариа, все девушки любят мороженое.
Она оторопела настолько, что не только не отказалась от мороженого, но даже не сразу вспомнила, что нужно поблагодарить сеньора, за столь приятную любезность. Съев мороженное, Мариа пришла в себя и, поняв, что ее поведение не является подобающим для приличной девушки, поблагодарила сеньора за обходительность. Ответом на благодарность было предложение глотка вина. Она отказалась.
Время шло. В их разговоре возникали неловкие паузы. Потом сеньор, улыбнувшись, рассказывал ей о Неаполе, о других городах Италии, о Европе. А Мариа рисовала себе все те картины, которые он озвучивал, представляя, что когда-нибудь увидит своими глазами и Рим, и Венецию, и Каталонию, и Париж.
Между делом сеньор Дебош Суре Тентатор превратился в просто Дебоша. Между делом он рассказал ей, что, несмотря на то, что Вилла ла Валидит место гораздо более лучшее, чем Вилла де Реве, ехать нужно в Неаполь, город великих людей, больших денег, где много красивых парней, которые ищут себе невест, чтобы жить с ними до самой старости, рожать детей и вместе их воспитывать в большом загородном доме. Между делом он уговорил ее поехать с ним в Неаполь, пообещав работу.
Мариа стала проституткой.
Ей повезло: она никогда не работала в порту, а, почти сразу попав в дорогой салон, которым заправляла мадам Маитрес, осталась там на семнадцать лет.
Она написала за это время матери лишь однажды, сообщив, что у нее все хорошо, и она нашла работу, и теперь сможет помогать ей деньгами, регулярно высылала деньги почтой, никогда не сообщала где она и чем занимается. Мариа так и не узнала, что мать умерла через пять лет после ее отъезда, подавившись рыбной костью.
За это время у Марии было столько мужчин, что она не только не пыталась запомнить всех, но часто просто не спрашивала их имен. Она достигла высот в своем ремесле и со временем стала помогать мадам Маитрес заправлять делами борделя.
У нее было достаточно денег, чтобы раз и навсегда покинуть это место, но она все время отодвигала свой отход от дел. Ей нравилась ее работа.
Беспокоило только одно - она никого не любила.
Мариа не знала, кто привел его к ней. Когда он появился, она испугалась. Не могла представить себе, что сможет навсегда связать свою жизнь с человеком.
Поначалу она решила отказаться от него, сославшись на то, что она проститутка. И такая ему не нужна. Что он будет страдать оттого, что женщины Неаполя будут тыкать в них пальцем и рассказывать своим подругам, что она - продажная, посмела испортить ему жизнь, что ее никогда не примут в круг нормальных людей, и перед ним закроются двери приличных домов. Мужчины, глядя на них, будут думать, что когда-то у них с этой женщиной была связь, и она чертовски хороша в постели.
Но он победил. Она покинула салон, оставшись в добрых отношениях с мадам Маитрес, которая предлагала ей в любой момент вернуться и, даже если она никогда больше не станет этим заниматься, двери салона останутся для нее открытыми.
Они сняли небольшую квартиру. Теперь все делали вместе. Вместе ели. Вместе спали. Гуляли тоже всегда вместе.
Она читала ему вслух книги. Они слушали музыку.
У них было достаточно денег, чтобы купить небольшой дом в пригороде Неаполя. Мариа мечтала о том, что когда они это сделают, она, наконец, сможет забрать свою мать из этой глухой деревни и показать ей своего Любимого, показать Неаполь. Может они втроем отправились бы куда-нибудь в Европу.
Она показала бы матери то платье, которое хранила уже много лет. Она бы смогла теперь купить ей сто платьев.
Мариа представляла, как три любящих человека заживут вместе под одной крышей, не зная нужды и бедности.
Она была поистине счастлива с ним. Хотела насладиться им. Ей казалось, что они растворяются друг в друге. Что никогда больше не смогут расстаться.
Их любовь росла и росла.
Счастье продлилось 283 дня, когда Марии однажды ночью стало плохо, а он, хотя и был рядом, ничего не мог сделать.
Она начала кричать. Крик превратился в рев. Они вызвали скорую.
Врачи погрузили их в машину. Она родила его прямо в ней. Роды были тяжелыми и ребенок, лишь коротко вскрикнув, умер.
Она осталась наедине со своей любовью. Через неделю, покинув больницу, Мариа брела по белому песку раскаленного пляжа. Ее ногам было горячо, невыносимо горячо, горячо до слез, и она их не прятала. Капли текли по ее щекам, шее, набухшей ноющей груди, испаряясь, жгли темные соски.
Несмотря ни на что, она сохранила свое прекрасное тело, шоколадно-темное тело, слегка грубоватое, словно высеченное из глыбы и ни разу не отшлифованное.
Так она будет поступать еще семь лет кряду. День за днем. И люди привыкнут к этой обезумевшей женщине. И дети, которые тыкали в нее пальцем, забудут о ней и встретят своих любимых. Ее будут пытаться лечить, но у врачей ничего не получится, потому что она будет здорова и будет отдавать себе отчет во всех поступках, которые совершает, но никто и никогда не узнает, почему она делает то, что делает.
Однажды в день рождения своего любимого, в праздник, который она поливала слезами, она все же решится. Она развернет свое тело от этого мира и воды Медитерранны смоют, наконец, ее слезы...