Алиб Александр : другие произведения.

Слово О Полку Игореве

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  СЛОВО О ПЛЪКУ ИГОРЕВЕ,
  ИГОРЯ, СЫНА СВЯТЪСЛАВЛЯ,
  ВНУКА ОЛЬГОВА
  
  (пересказ)
  
  
  
  Предшествие Слову
  * * *
  Направляюсь в старый мир, слышу: "Прежде, в древние времена летописцев, мысль чувств выписывалась гладкой строкой. Как тропа, она вилась между событий в чаще лет. И чем вернее, чем яснее с этой тропы обозревалась жизнь люда, и были видны следствия дел человеческих, тем меньше заботилась молва об имени первого путника. То давняя примета, и особенность тех ветхих дней. За бесконечной чередой веков, плывущих вслед облакам, седовласый лик и душу нашего автора Слова еще возможно разглядеть, а имя его в вечность упорхнуло, что неведомая птица. Однако кто бы ни был он - белобородый монах, грамотный холоп, просвещенный муж - имя ему есть, имя это - Русич! Он тот, кто болеет о благе своей отчизны и, как власть имущий, мыслит об этом смело".
  
  Костлявые персты единою строкою
  В пергамент песнь души вплели,
  С мятежною надеждой бессмертье обрели.
  
  * * *
  Вижу: "Из плеска волн, скрипа телег, да взмахов крыльев лебединых сложилось о старом времени Слово. В гуле ветра лет неспокойных многое слышится. Тут вздыхает грусть и смеется радость, а за всем этим явственно и мелодично журчит ручей человечности".
  
  И будет откровенье!
  И полыхнут страдания распятых!
  И час придет цветенья почек сучковатых!
  
  * * *
  Далее: "Память о былом есть особая нить, из которой ткутся времена. Порвётся, её узелком соединяют. Она похожа на стрелой летящий призыв и его эхо, плетущееся обратно. Она - поводырь для блуждающего люда; в ней наши, из былого прорастающие, зыбкие ростки надежды, и потому-то мы не потерялись в пространстве бытия".
  
  Как со златом в сундуки,
  Мыслью жадно окунулся
  В ветхие сказанья о Руси.
  
  
  Слово первое к братьям
  
  * * *
  Читаю: "Не лепо ли ны бяшети братие.... Не красно ли нам похваляться братьям, начинать старыми слогами трудные повести о полках Игоря, Игоря Святославича? Начаться же этой песне по былям нашего времени, а не по замыслам Баяновым".
  
  Как новые травы покроют луга,
  Новые птицы слетятся туда,
  Новые песни споют.
  
  * * *
  Далее: "Баян, ибо вещий, если кому хотел песнь творить, то растекался - мыслями по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками; помнил, как говорят, время первых усобиц".
  
  И рекут о нем: " Бывало
  Баян 10 соколов на лебедей пускал;
  Лебедь, ускользнувшая, песнь запевала".
  
  * * *
  Слышу: "Было ли, не было ли того, что Баян 10 соколов на стадо лебедей пускал; было ли, не было ли того, что
  во время княжьих пиров ловчих птиц выпускали, и которого князя сокол первым настигал добычу, тому гусляр возводил хвалу. Песнь жизни пелась старому Ярославу, храброму Мстиславу, который зарезал Радею пред полками касожскими, да красному Роману Святославичу! Было ли, не было ли того, а видится иное".
  
  На живые струны воскладал
  Вещие свои персты Баян.
  Струны сами князю славу рокотали.
  
  * * *
  Читаю: "Начнем же, братья, повесть эту от старого Владимира до нынешнего Игоря, иначе истощатся - ум крепостью своей и острые сердца своего мужества; наполнившись ратным духом, последуем за своими храбрыми полками на землю Половецкую за землю Русскую".
  
  Раздоров властных крепнет дух. Могучая дружина, но одна Пойдет грозою на врага.
  
  Слово о предзнаменовании
  
  * * *
  Читаю: "В тот год Игорь взглянул на светлое солнце и увидел - от него тьмою все войско прикрыто. И молвил Игорь дружине своей:
  - Братья и дружинники! Лучше же будет порубленным быть, нежели плененным быть; а сядем, братья, на своих резвых коней, да посмотрим синий Дон".
  
  Желанью ум князя уступил,
  Обиды знамение закрыли:
  Отведать славы он решил.
  
  * * *
  Далее: "Хочу ибо, - говорит, - копьем очертить конец поля Половецкого, с вами, русичи, хочу главу свою сложить, а лучше напиться шлемом из Дона".
  
  Войско есть и битве быть!
  Что сказать сегодня?
  Под стягом славы вольно жить.
  
  
  Слово к Баяну или Элегия
  
  * * *
  О Баяне соловию
  стараго времени абы
  ты сиа плъкы
  ущекоталъ скача славию
  по мыслену древу летая
  умомъ подъ облакы свивая
  славы оба полы
  сего времени
  рища в тропу Трояню
  чресъ поля на горы
  пяти было пяснь Игореви
  того внуку:
  не буря соколы
  занесе чрезъ поля широкая
  галицы стады
  бяжать къ Дону великому
  чи ли въспяти было
  вящей Баяне:
  Велесовь внуче
  комони ржуть за Сулою
  звенить слава в Кыевя
  трубы трубять в Новяградя
  стоять стязи въ Путивля(*).
  (*)Буква "ять" заменена в тексте на букву "я"; пунктуация переписчиков удалена умышленно.
  
  * * *
  Слышу: "О, Баян, соловей! Если старого времени ты те бои превозносил трелями соловьиными, над мыслей деревом летая, умом под облака свивая славы обе половины, то настоящего времени песнь, взойдя тропой Трояна сквозь поля на горы, пропел бы Игорю, Тора внуку: "Не буря - соколы занесут сквозь поля широкие: галочьи стаи убегают к Дону великому".
   Или запел бы вещий Баян: "Велесов внук, кони ржут за Сулою, звенит слава в Киеве, трубы трубят в Новгороде, стоят стяги в Путивле".
  
   * * *
  О, Баяне, соловушка!
  Дней старинных если ты
  те славные бои
  восхвалял трелями соловушки,
  над мыслей деревом летая,
  под облака умом свивая
  обе нити славы,
  и в нынешние дни,
  рыща по тропе Трояна
  сквозь поля на горы,
  пел бы песнь Игорю,
  Тора внуку:
  "Не буря - соколы
  заведут за поля широкие:
  галок-то стаи
  бегут к Дону великому".
  То ли запел, как бывало,
  вещий Баяне:
  "Велесов внуче,
  кони-то ржут за Сулою,
  звенит слава в Киеве,
  трубы трубят в Новгороде,
  стоят стяги в Путивле".
  
  
  Слово о начале похода
  
  * * *
  Вижу: "Игорь ждет милого брата Всеволода. И говорит ему славный витязь Всеволод: - Один брат, один свет светлый - ты, Игорь! Оба мы - Святославичи. Седлай же, брат, своих резвых коней, а мои для тебя готовы, оседланы у Курска давно!
  - А мои для тебя воины - опытны бойцы: под трубами рождены, под шлемами взлелеяны, на конце копья вскормлены, пути им ведомы, овраги им знакомы, луки у них снаряжены, тулы отворены, сабли наточены, - сами скачут, как серые волки в поле, ища себе чести, а князю славы! - Ответил и вступил Игорь князь в златое стремя, и поехал по чистому полю".
  
  В поход, Герой, в поход!
  С надеждою освобожденья ждет
  От тяжкой доли русичей народ!
  
  * * *
  Читаю далее: "Солнце ему тьмою путь преградило; ночь, стеная ему, грозою птиц будила. Свист зверский издал взбешённый див, зовет с верхушки древа, - велит послушать землю незнающей Волге и Поморию, и Посулию, и Сурожу, и Корсуню, и тебе, Тьмутороканский идол! И половцы нехожеными тропами побежали к Дону великому. Кричат их телеги в полуночи, как лебеди разлетевшиеся: "Игорь к Дону войско ведет! Уже беды его гнездятся птицами по дубам; волки грозу вздымают по оврагам; орлы клекотом на кости зверей подзывают; лисицы лают на красные щиты".
  
  Нет, туманы не помеха -
  Меч при воине в пути:
  Битву ждет он впереди.
  
  * * *
  Читаю: "О, Русская земля, уже за холмами осталась.
  Долго ночь меркнет. Вечерняя заря свет звезд зажгла - туман поля покрыл, трель соловьиная улеглась, говор
  галок уснул. Русичи великие поля червлеными щитами перегородили, ища себе чести, а князю - славы".
  
  Не костры вдали горят,
  Со щитами витязи стоят,
  И над ними вьется стяг.
  
  
  Слово о первом бое князей
  
  * * *
  Далее: "Спозаранок, в пятницу, потоптали они поганые полки половецкие и, рассеявшись стрелами по полю, помчали красных девок половецких, а с ними золото и паволоки, и дорогие аксамиты. Покрывалами и плащами, и кожухами стали мостить мост по болоту и по топким местам, и всяким урочьям половецким".
  
  А белая хоругвь с древком серебряным,
  Червленая челка со стягом червленым:
  Святая добыча - храброму Святославичу!
  
  * * *
  Читаю: "Дремлет в поле Олегово храброе гнездо. Далеко залетело! Не было оно для обид порождено ни соколу, ни кречету, ни тебе, чёрный-пречёрный ворон, нечестивый половчанин!"
  
  Победы первой звуки улеглись,
  Радость в ожиданье битвы новой
  С грустью светлою слились.
  
  * * *
  Далее: " А хан Гзак бежит серым-то волком, Кончак ему след правит к Дону великому. Второго дня очень рано кровавые зори миру возвестили: "Черные тучи с моря идут, хотят прикрыть-то 4 солнца, а в них трепещут синие молнии. Быть-то грому великому, идти дождю стрелами с Дона великого".
  
  Здесь копьям ломаться, саблям тупиться -
  У реки Печали с половцем биться.
  О, Русская Земля, уж далеко осталась ты!
  
  
  
  Слово горькое о сражении на Каяле
  
  * * *
  Читаю: "Вот ветры, Стрибожьи внуки, веют с моря стрелами на храбрые полки Игоревы, земля гудит, реки мутно текут, пыль и смрад поля прикрывают. Стяги говорят: "Половцы идут от Дона и от моря, и со всех сторон Русские полки обступили". Дети бесов криком
  поля огородили, а храбрые русичи - перегородили красными щитами".
  
  Не умыться им серебряной росою: близок враг.
  Зной, безводные поля и далек родной очаг.
  Вся надежда на уменье да на красный стяг!
  
  * * *
  Слышу: "Яростному витязю Всеволоду стоять в обороне, брызгать на войска стрелами, греметь о шлемы мечами булатными! Куда витязь поскачет, своим золотым шлемом слепя, там лежат нечестивые головы половецкие!
  Раскалывают саблями каленными шлемы аварские для тебя, яростного витязя Всеволода! Жалея раны дорогим братьям, ты забыл почет и богатство и града Чернигова отца золотой престол, и своей милой возлюбленной, прекрасной Глебовны привычки и обычаи".
  
  Не дождь, а стрелы раны омывали;
  И половцы, крича, волною за волной
  На строй щитов червленых набегали.
  
  
  Междусловие
  
  * * *
  Читаю: "Были века Трояна, минули годы Ярославля, были походы Олега, Олега Сятославича. Тот Олег, мечем крамолу ковавши и стрелы по земле сеявши, ступая в золотое стремя, звенит им в граде Тьмуторокании; тот же звон, слыша, древний великий Ярослав, да сын Всеволода, Владимир, каждое утро закрывали уши в Чернигове. Бориса же Владиславича слава на суд привела и на Каина реке зеленую попону постелила за обиду Олега, храброго и молодого князя. С той же плача реки Святополк повелел везти отца своего меж угорских иноходцев к святой Софии в Киев. Тогда, при Олеге Гориславиче, сеют и растят усобицы, погибает достояние Даждьбога внука, в княжеских крамолах век человеческий сокращается. Тогда на Русской земле редко землепашцы крикивали, чаще вороны каркали, трупы меж себя деливши. А галки свою речь говорили, желая полететь на обедню".
  
  Не те ли вороны на пир спешат,
  Не те ли нас усобицы разнят,
  И галки ныне речи говорят?
  
  
  Слово о конце битвы на Каяле и известиях о ней
  
  * * *
  Читаю: "То было в те сечи и в те походы, а сечи такой не видано! От утра до вечера, от вечера до утра стрелы летят каленые, сабли лязгают о шлемы, трещат копья железные в поле неведомом средь земель половецких".
  
  Волна стремится за волною;
  Они на скалы набегают,
  А, сокрушив, их в море увлекают.
  
  * * *
  Далее: "Черна земля под копытами; костьми она была посеяна, а, кровью политая, горечью взойдет по Русской
  земле".
  
  Когда еще на тех полях жнива пройдет,
  Когда еще жнец спину разогнет
  И без тревоги пот со лба сотрет?
  
  * * *
  Читаю: " Но что мне шумит, что мне звенит утром ранним перед зорями? Игорь беглых в полки возвращает: жаль так ему милого брата Всеволода. Бьются день, бьются другой; третьего дня к полудню пали флаги Игоря. Тут и
  братья разлучились на берегу быстрой Каялы. Тут вина кровавого не хватило, тут пир закончили храбрые русичи - сватов напоили, а сами полегли за землю Русскую".
  
  Что же шумит,
  Что поныне звенит,
  Бедою грозит?
  
  * * *
  Видели: "Ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось". Слышали: "Гнется трава жалобами, а древо с горечью к земле наклонилось". Чувствовали:
  
  Никнет трава от скорби,
  Дерево вновь от печали
  Преклонилось к земле.
  
  * * *
  Далее: "Таково, братья, невеселое время настало: погребли уже пустоши войско. Встала обида в войсках Даждьбога внука, вступила девою в земли Трояна, всплеснула лебедиными крыльями на синем море у Дона; плескаясь, отпугнула обилья времена. Усобица князей на нечестивых погибла, ибо изрек брат брату: "Вот мое, а то мое же". И начавши, князья про малое - "это великое" сказали, да сами на себя крамолу сковали. А поганые со всех стран приходили с победами на Русскую землю".
  
  Уж звуки гуслей золотых
  Слились со стоном волн седых;
  Перун огнь вложил в уста баянов.
  
  * * *
  Читаю далее: "О, далеко зайдет сокол, птиц бья, - к морю, -а Игоря храброго полка не воскресит! За ним кликнут Печаль и Скорбь, те поскачут по Русской земле, о горе людям трубя в пламенные рога. Жены русичей, рыдая, станут взывать: "Уже нам своих милых лад ни мыслью смыслить, ни думой удумать, ни глазами повидать, а золота и серебра ни малости потрогать". И застонет, братья, Киев от горя, а Чернигов напастями; тоска разольется по Русской земле".
  
  В неведомых полях средь ковыля,
  Скорбя, стать древности храня,
  С тех пор в походах бродят времена.
  
  Междусловие
  
  * * *
  Вижу: "Печаль обильная течет среди земли Русской, да князья сами на себя крамолу сковали, а поганые сами победно наскакивали на Русскую землю, взимая дань по
  белке со двора, которую два храбрых Святославича, Игорь и Всеволод, уже несправедливостью пробудили. Гордыню усмирял отец их, Святослав грозный великий киевский, грозой; спесь сгонял своими сильными полками и булатными мечами, напав на земли Половецкие, затоптав холмы и овраги, взмутив реки и озера, иссушив потоки и болота, а поганого Кобяка из седла моря, от больших железных полков половецких, словно вихрь выбросил. И упал Кобяк в городе Киеве, в горнице Святослава. Потому немцы и венедицы, потому греки и моравы поют славу Святославу, жалеют князя Игоря, наоборот, погрузившего достаток на дно Каялы, реке половецкой русского злата насыпавши".
  
  Вот так в седло раба
  Из витязя седла
  Не одного еще усадят князя.
  
  
  Слово тихое о сне Святослава
  
  * * *
  Читаю: "Уныли городские забралы, а веселье-то поникло. И Святослав мутный сон видит в Киеве на горах. "В ту ночь с вечера одевают на меня, - произносит, - накидку черную на кровати тисовой; черпают мне синее вино, оно с желчью было смешано; сыплют мне плоскими колчанами в
  гадких раковинах крупный жемчуг на ложе, и ласкают меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом.
  Всю ночь с вечера Буса вороны прокаркают у Плясъка, на пустоши хуля лес Кийя, и уносятся к синему морю".
  
  Обнимет поле мглою тайны ночь;
  А слух о бедах уж дорогой мчится,
  Но прежде нам виденьем отразится.
  
  * * *
  Далее: "И объявили бояре князю: "Уже, князь, беда ум пленила, как те два сокола слетели с отца стола золотого поискать города Тьмутороканьего, всласть испить шлемом Дону! Уже соколам крылья подсекли поганые саблями, а самих опутали в железные путы. Темно стало на 3-ий день: два солнца померкли, оба столпа погасли и с ними молодые месяцы, - Олег и Святослав, - тьмою покрыты и в море погружены. И великое буйство досталось ханам хиновским. На реке, на Каяле, тьма свет покрыла - русские земли устрашили половцы, как гепарда гнездо. Уже слетела хула на славу, уже грянула нужда на волю, уже ввергся див на землю. От этого готские красные девы пляшут на берегу синего моря, звеня русским златом, поют время Бусово, лелеют месть Шаруканью. А мы уже, дружина, лишены веселья".
  
  Ах, молодость, увидит ли она,
  Где вьется мудрости тропа
  И седина отцов по ней ступает?
  
  * * *
  Слышу: "Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное: "О, мои сыновья, Игорь и Всеволод! Рано еще стали Половецкую землю мечом ослаблять, а себе славы искать. Не с честью одолели, без чести кровь неверную пролили. Знаю, храбрые сердца в крепчайший булат выкованы, да в буйстве закалены. Да то ль сотворить моей серебряной седине? Я уже не вижу власти сильного и богатого, и многовоя брата моего Ярослава с черниговскими слугами - с былями, с могутами и с катранами, и с шельбирами, и с топчаками, и с ревутами, и с ольберами. Эти то без щитов, с засапожными ножами, криком полки побеждают, звеня в прадедовскую славу. Мои решили: "Возмужаем сами! Былую славу сами затмим, а будущую сами поделим". А случалось диво, братья, старому помолодеть? Когда сокол с птенцами бывает, далеко птиц отгоняет - не даст гнезда своего в обиду! Но не это зло - князья мне не пособники: вспять времена обращаются".
  
  Веками, издревле через порог
  За ночью знойный день бредет,
  А жизнь из вечности течет.
  
  
  Слово грозное о надеждах Русичей
  
  * * *
  Далее: "Вот у града Рымова кричат под саблями половецкими, а Владимир под ранами; горе и тоска сыну Глебову!"
  
  В защитники из всех властителей бездушных,
  Святая Русь, кого в час горький призовешь?
  Иным окраиной уж стала...
  
  * * *
  Слышу: "Великий князь Всеволод, не мыслишь ты прилететь издалёка отца престол соблюсти? Ты то можешь Волгу раскропить веслами, а Дон вычерпать шлемами, Если бы ты был, то была бы девка по полтине, а раб по четвертине. Ты то можешь посуху живыми камнеметами стрелять - с удалыми сынами Глебовыми".
  
  По прутику кусты ломают.
  А кто их с корнем вырывает,
  Забыв про будущий приплод?
  
  * * *
  Читаю: "Ты, буйный Рюрик, и Давид! Знаю ли иных воинов, с золочеными шлемами по крови плававших? Знаю ли иных: храбрая дружина - рычат, как туры; в шрамах - ранены саблями каленными на поле неведомом? Вступите, господины, в золотое стремя за обиду сего времени, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича!
  
  И малы, и велики в одночасье все:
  Мал, ограждающий надел,
  Велик - защитник общих дел.
  
  * * *
  Далее: "Галицкий многомыслящий Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом троне, подпер горы Угорские своими железными полками, королю путь заградив, Дунаю ворота затворив, меча сквозь облака камнями, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отчего золотого стола в султанов за землями. Стреляй, господин, Кончака, поганого кощея, за землю Русичей, за раны Игоревы, буйного Святославича!
  
  Походам за удел и слава такова.
  Потомки злато из могилы разгребут,
  А будет мало, то и проклянут...
  
  * * *
  Далее: "А ты, всесильный Роман, и Мстислав! Храбрая мысль носит ваш ум на дело. Высоко плаваете на дело в отваге, как тот сокол, на ветрах качаясь, желая птиц одолеть в буйстве. Стоят ведь, знаю, железные молодцы
  под латинскими шлемами. Под ними дрожала земля; и многие страны - Хинова, Литва, Ятвяги, Дромела, - и половцы оружие свое сложили, а головы свои склонили под их мечи булатные".
  
  Беду сведет к нам прежнюю дорога,
  Когда, забыв, и что есть жизнь народа,
  Себя иной и всяк почтит за бога.
  
  * * *
  Читаю: "Ныне уже, князь Игорь, укрылся солнца свет, а дерево не к добру листву сронило, по Рось реке и по Суле города поделило".
  
  А Игорю храброго полка не крестить.
  Дон тебя, князь, кличет, и зовет князей на победу.
  Олеговичи, храбрые князья, готовы на брань...
  
  * * *
  Читаю: "Инвар и Всеволод, и все три Мстиславича, соколы не от худого гнезда. Не победами - жребием власть себе расхитили! На что ваши злотые шлемы и сулицы польские, и щиты? Затворите ли полю ворота своими острыми стрелами за землю Русичей, за раны Игоревы, буйного Святославича?"
  
  Замашки те укоренились,
  Суд безысходно жребий заменил,
  Как прежде, ныне меченых на троны усадил.
  
  * * *
  Далее: "Уже вот Сула не течет серебряными струями к граду Переяславлю и Двина болотом течет этим грозным половчанам под криком поганых. Один же Изяслав, сын Васильков, позвонил своими острыми мечами о шлемы литовские, утратил славу деда Всеслава, а сам под красными щитами на багровой траве поражен литовскими мечами, и, кровью истекая, произнес: "Дружину твою, княже, птиц крылья накрыли, а звери кровь полизали. Не было тут брата Брячислава, ни другого - Всеволода. Одному изронить жемчужную тут душу из храброго тела
  сквозь золотое ожерелье".
  
  Уныли голоса,
  Веселье сникло,
  Затрубили трубы городские...
  
  * * *
  Читаю: "Ярослава все внуки, и Всеслава! Уже склоните флаги свои, спрячьте свои мечи износившиеся. Уже ли выскочите из дедовской славы? Вы, ведь, своими крамолами начали наводить поганых на землю Русскую, на богатство Всеслава, которые поруганы насильем от земель Половецких".
  
  И вот с тех пор народ свободный
  В шутов, в лохмотья все рядят,
  И крест, взвалив, крестом крестят.
  
  Слово тревожное о былом и новом
  
  * * *
  Слышу: "На седьмом веке Трояна кинул Всеслав жребий о девице милой ему. Он клюками оперся о коней и скачет к граду Киеву; и коснулся древком золотого престола киевского, но отскочил от него лютым зверем. Полночью, из Белгорода, объятый синей мглой, утратив власть, с третьего приступа отворив ворота Новгороду, разбивши славу Ярославову, скачет волком до Немиги с Дудутком. На Немиге снопы они стелют головами, молотят их цепами
  булатными, на токе живот кладут, веют душу от тела. Немиги кровавые берега не добром, молвят, посеяны, - посеяны костьми русичей сынов".
  
  Любовь и ненависть предела не имеют.
  Сколь любят нас, ликуя.
  Столь ненавидят, как врага.
  
  * * *
  Далее: "Всеслав князь, людом судим, князьями из городов гоним, а сам в ночи волком рыскавший, из Киева добежал до куреней Тьмуторокани, великому Хорсу путь пересекши. Ему в Полоцке звонят ранью заутреннюю у Святой Софии в колокола, а он в Киеве звон слушает. Хотя и вещая душа в дряблом теле, но часто от бед страдала. Ему вещий Боян и спел припевку, вразумляя: "Ни хитрому, ни быстрому, ни птиц обгоняющему суда божьего не миновать".
  
  Стремленье к власти, власть сама -
  Медаль на обороте шубы воровства:
  Грехом она всегда омрачена.
  
  * * *
  Читаю: "О, стонать Русской земле, помянувши первую годину и первых князей. Того старого Владимира нельзя пригвоздить к горам Киевским: его стали стяги - Рюриковы, а друзья - Давыдовы. Но врозь им полотнища вьются, копья поют".
  
  Едва князьки пирог едят,
  Все нас усобицы разнят,
  А галки речи говорят.
  
  
  Слово о плаче Ярославны
  
  * * *
  Вижу: "Не разглядеть конец поля половецкого: там заря разгорается, а в Путивле ночь царствует. Далеко за горы забрел с войском милый Ярославны, но брошенная летней радугой нить их сердца мужеством соединяет, не обрывается. Их сердца о том, что с каждым случается, ведают и в такт едино бьются, и пробивают безводную пустошь, как ручейки, соединяясь".
  
  Кого молить не зная,
  Вновь предчувствуя беду,
  Ярославну сердце будит поутру.
  
  * * *
  Слышу: "На Дунае Ярославны голос раздается, птицей незнакомой ранью кличет. "Полечу, - вещает, - птицей по Дунаю, омочу шелков рукав в Каяле, утру князю кровавые его раны на огрубевшем его теле".
  
  До рассвета через вал на стену поднялась, На забрале встала, опечалилась: На дороге - ни гонца, ни флага.
  
  * * *
  Читаю: "Ярославна ранью плачет в Путивле на забрале, взывая:
  - О ветер, ветрило! Почему, господин, изо всех сил веешь? Почему несешь хиновских стрелков на своем легковесном крыле на моего милого войско? Мало ли ты,
  похваляясь, волны под облака вздымал, качая корабли на синем море? Почему, господин, мое веселье по ковылю развеял?
   Ярославна ранью плачет, Путивлю городу на забрале возвещая:
  - О Днепр, Славутич! Ты пробил каменные горы сквозь землю половецкую, ты лелеял на себе Святославля ладьи до стана Кобякова. Верни, господин, моего милого ко мне, чтоб не слала слез к нему на море ранью.
   Ярославна ранью плачет в Путивле на забрале, взывая:
  - Светлое и пресветлое солнце, для всех тепло и красно! Почему, господин, простер горячие свои лучи на
  милого войско, в полях безводных жаждою им луки скрутил, нуждою им тубы закрыл?"
  
  Глаза тоской утомлены,
  Глаза с надеждой в даль устремлены,
  Глаза - печать слезы.
  
  
  Слово о побеге Игоря
  
  * * *
  Вижу: "Брызжет море полуночью. Кроют смерчи небо мглою. Игорю бог путь дарит из земли Половецкой на землю Русскую, к отца золотому престолу. Погасли вечерние зори. Игорь спит, Игорь бдит, Игорь мыслями поле мерит от Великого Дона до Малого Донца. Коня в полуночи Овлур свистнул за рекою, велит князьям уразуметь: "Князю Игорю не быть! Отравят. Крикну, топну по земле - зашумит трава, тропы половецкие сплетутся, а Игорь князь помчит горностаем к тростнику и белым гоголем - на воду. Вскочит на борзого коня и поскачет на нем серым волком. И потечет к луке Донца, и полетит соколом под тучами, избивая гусей и лебедей к завтраку, к обеду и ужину". Когда Игорь соколом полетел, Овлур волком потек, труся собой студеную росу: путал след так своим борзым конем".
  
  Теплые туманы прячут путь беглеца;
  Путь туда, где стекается войско,
  Вьются флаги и вольно гуляют ветра.
  
  * * *
  Читаю: "Донец-река молвит: "О, князь Игорь! Будет тебе величье, а Кончаку нелюбье, а Русской земле веселье!" Игорь молвит в ответ: "О, Донче! Будет тебе величие, лелеявшему князя на волнах, стелившему ему зелёну траву на своих серебряных берегах, одевшему теплым туманом его под сенью зеленых дубрав, стерегущему его гоголем на водах, чайками на струях, чернядью на ветрах. Не такова была, - сказал, - река Стугна: худую струю имея, пожравши чужие ручьи и притоки, разлившись к устью, судьбу князю Ростиславу затворила. Днепр темными берегами скорбит с матерью Ростислава по судьбе князя Ростислава. Приуныли и цветы, сожалея, и дерево с печалью к земле приклонилось".
  
  Князь мудрость и степенность проявил,
  Величие свое он от стихий вдруг отделил,
  Но тут же их и укорил.
  
  * * *
  Слышу: "То не птицы всполошились - по следу Игоря едет Гзак с Кончаком. Тогда вороны не каркали, галки помалкивали, сороки не стрекотали, полозы ползали только. Дятлы стуком путь кажут к реке, соловьи веселыми песнями рассвет предвещают. Молвит Гзак Кончаку: "Если сокол к гнезду улетит, то соколика расстреляем своими золочеными стрелами". Молвит Кончак Гзаку: "Если сокол к гнезду улетит, соколика опутаем красною девицей". Ответил Гзак Кончаку: "Когда опутаем его красною девицей, не будет нам соколика, не будет нам красной девицы, тогда начнут нас птицы бить в поле Половецком".
  
  В беде и зверь бросается на клетку:
  Когда надежды нет настигнуть беглеца,
  Как в путах, так в интригах вязнут без конца.
  
  Слово об исходе Игорева похода
  
  * * *
  Читаю: "Пел Баян, слывший у Святослава песнотворцем старого времени Ярославля, Олегова рода любимец: "Тяжко той голове, потерявшей плечи, зло тому телу, потерявшему голову". Так и Русской земле - без Игоря".
  
  Но вот с коленей жнец встает, Устало спину разгибая, Взор, на Восток свой обращая.
  Далее: "И Солнце засветилось на небесах: Игорь князь в Русичей земле! Девицы поют на Дунае, вьются голоса через море до Киева. Игорь едет по Боричеву к святой богородице Пирогощей".
  
  Земли рады,
  Веселы грады.
  Затрубили трубы городские...
  Слышу: "Пели песнь старым князьям, а теперь молодым поют: "Слава Игорю Святославичу, буйным витязям Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравия князьям и дружине в борьбе за христиан с нечестивыми полками! Князьям слава да дружине"!
  
  Аминь.
  Аминь.
  Аминь!
  
  
  
  Послесловие
  
  * * *
  Покидаю былое, восклицаю: "Вот откуда он - мой Мир!" И рассуждение о странном пути перехода из старого мира в мир нынешний первоначально ведёт моё сознание к представлению о медленном всплытии из-под воды, из ужасающего мрака и неизвестности, где мои движения затруднены или пучиной скованы. А дело обстоит иначе.
  
  От века в век, поныне,
  Незримо грозный путь прошел:
  Отличий мало я нашел.
  
  * * *
  Далее: вновь вижу свой мир. Да от чего из прошлого сочится тревога? Что же шумит, что мне звенит утром ранним перед зарею? Представляется сердцу: как же не сделаться тому, что безумством определено? Ощущается: тянутся жадные руки к пирогу, да крошки собирают; не заботятся они более ни о чем, и об иных. Уму видится: некому уже беглых в полки возвращать; как не оживить на Киевских горах того Владимира, так не поднять на Воробьевых горах другого Владимира. Уже нажива разум пленила, уже не воссоединить мечту и быль: золотой телец ныне идолом стал. И есть третий Владимир, и дело не обстоит иначе: из Славянска набат заслыша, он уши затыкает: всё обещанья раздаёт, шлейф газовый в другие страны тянет, утомится - отдохнёт на лаврах Крыма, а встанет - жонку замуж выдаёт.
  
  Забыли прошлое народы,
  Рек тихих помутнели воды,
  Колокола звонят: "Аминь... Аминь... Аминь...".
  
  * * *
  Заканчиваю: и вот на мгновенье отвернулся я от Мира, и вижу ясный сон: будто поднимаюсь на зеленый пригорок, а там, под ветвистым дубом вековым, сидит в белых одеждах вещий Баян, легкими перстами к живым струнам прикасается. И говорю с ним, и спрашиваю его, и он отвечает:
  
  - Когда всех разорителей к позорному столбу сведут?
   Когда вновь христиане еще единство обретут?
  - В 7 колене страх исчезнет, и собиратели придут.
  
  
  2014 год.
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"