Земную жизнь пройдя до половины,
похожим на дурного Одиссея
моряк становится. И веские причины
ему не требуются больше, чтоб рассеять
свои мечты по волнам океана
и возвратиться - поздно или рано -
домой, забыв про сказочные страны. 

И про цариц, конечно, и про дочек
цариц, оставленных у дальнего причала
и ставших сонмом чёрточек и точек,
летящих роем к самому началу
волшебной сказки - стать заглавным словом
в речении, заведомо условном,
для целей однозначно промысловых.

Заглавным словом дышит каждый шорох.
Рассказанное с самого начала
до самого конца - как старый порох
в пороховнице древнего мочала,
взыскующего мига возвращенья
героя удивительных сражений
к началу упоительных видений.

Рукой лаская волны океана,
моряк лелеет главную удачу
и оправданье - выйдя из тумана,
ступить на берег, чувствуя богаче
себя, чем был. И, словно заклинанье,
он примеряет к сдавленной гортани 
волшебной сказки новое названье.
  
Ещё одно последнее преданье.