Годов Александр. Не жить

Не жить

И к вздрагиваниям медленного хлада

Усталую ты душу приучи,

Чтоб было здесь ей ничего не надо,

Когда оттуда ринутся лучи.

Александр Блок

Дмитрий

- Ты точно хочешь найти гору? - спросил дед.

Дмитрий кивнул и бросил взгляд на окно. Стекло было измазано грязью и еще чем-то коричневым. Смотреть деду Юре в глаза не хотелось. Может, дед и старый, но не дурак. Далеко не дурак. Хоть и живет в тайге.

- Сколько мы с тобой не виделись? - вновь задал вопрос дед Юра, но тут же на него ответил: - Где-то лет восемь? Ну, точно не меньше пяти. И вот ты вдруг появляешься перед моим домом и с порога заявляешь, что собираешься найти Монарум. Неправильно это. Не по-людски. Не пущу тебя. Я на душу грех не возьму.

Солнце насаживалось на зуботычины-сосны. Пройдет пол часа, и оно коснется линии горизонта. Еще пол часа - и стемнеет. Тьма станет настолько плотной, что можно будет кожей ощутить ее прохладное прикосновение. Ночь в тайге - не просто ночь.

- Не молчи, Димка.

- Дед, надо мне попасть на эту гору, - собственный голос показался Дмитрию жалким и визгливым. - Очень надо.

Дед Юра ловко схватил бутылку водки со стола, беззвучно открутил крышечку и разлил спиртное по алюминиевым кружкам. К горлу Дмитрия подкатил комок, желудок напрягся. Пить не хотелось. И вообще не хотелось быть в этом богом забытом месте, в этом покосившемся доме. Лучше бы вообще не видеть морщинистое лицо старика. Дед походил скорее на пугало, чем на живого человека.

Но Дмитрий пересилил отвращение, поднял кружку и изрек:

- Чтобы ты, дед, не хворал.

- И за твое здоровье, Димка.

Водка обожгла горло, раскаленной кометой ворвалась в желудок и растеклась блаженным теплом по телу. Сморщившись, Дмитрий запихал в рот бутерброд с копченной колбасой. Хлеб оказался черствым, а колбаса - пересаленной.

- Зачем тебе Монарум? - спросил дед и сощурился.

С трудом проглотив бутерброд, Дмитрий выпалил:

- Надо, дед. Очень надо. Я тебя прошу.

- Не скажешь зачем?

Дмитрий тяжело вздохнул и замотал головой. Чувство стыда жгло грудь. Он приехал с Питера в такую глубокую глухомань, что даже люди здесь не жили. Лишь только дед.

Старик поднялся с табуретки и засеменил к печке. Левая нога прихрамывала, а шажки были настолько маленькими и частыми, что он напоминал заводного зайца.

Открыв маленькую металлическую дверцу, дед Юра закинул палено в пылающую глотку печки.

- У меня сын есть, - сказал Дмитрий как можно более спокойным голосом.

- Это из-за него ты направляешься на Монарум?

- Нет.

- Из-за жёнки?

- Нет.

- Ладно. - Голос деда наполнился болью. - Не хочешь говорить - не говори. Твои это дела. Но знай: я предупреждал тебя, Димка. Я расскажу тебе, как добраться до горы. Но не поведу тебя. Чай не забыл здешние леса?

- Я вспомню, - ответил Дмитрий.

- На грех ты меня ведешь. Мне уж помирать скоро. Вот встану я перед Богом. И что скажу? Что сам, вот этими руками. - Дед вытянул руки вперед. - Вот этими самыми руками внука удавил? Неправильно это. Не по-людски.

Большая серая муха, сердито жужжа, ползала по столу. Дмитрий смотрел на нее и мечтал быть на ее месте. Вот так бы жужжать и не париться.

- Когда собираешься идти? - спросил дед Юра.

- Завтра рано утром, - сказал Дмитрий и потянулся к бутылке водки.

Диана

- А кто у нас самый хороший? А кто самый умный?

Диана надула щеки и вытаращила глаза. Сережик растянул пухлые губки в улыбке. Ребенок лежал в кроватке в окружении мягких игрушек. Мишки, слоники, зайчики, лягушата, жирафики - все они были или чуть больше, или чуть меньше маленького Сережика.

Диана вот уже вторую неделю находилась в неоплачиваемом отпуске. Просыпалась вместе с сыном, завтракала вместе с сыном, гуляла вместе с сыном. И с одной стороны все было хорошо: ребенок находился под ее присмотром. Но с другой: Дима пропадал вот уже неделю у деда. Он о чем вообще думает? Оставил жену и сына и умчался на другой конец света. Зачем? Почему? Диана догадывалась. У Димки начались проблемы с психикой. Как-то неожиданно он перестал с ней - собственной женой! - общаться. Начал мало есть, мало спать. Диана боялась доверять ему Сережика. Она записала Димку сначала к психологу, потом - к психотерапевту. Доктора вынесли вердикт ("депрессия") и повыписывали гору лекарств, от которых её муж еще больше замкнулся в себе...

...И вот теперь Димка уехал к деду и оставил ее одну с годовалым ребенком. Вертись, мамаша, как можешь. А она и вертелась.

- Скажи "мама". Ма-ма. Мама.

Сережик заулюлюкал, задрыгал ручками и ножками. Он, не моргая, следил за лицом мамы. Диана вновь надула щеки и надавила на них ладонями. Воздух с "пуканьем" вырвался изо рта. Диана вместе с сыном рассмеялась.

- Гулять пойдем? - спросила она. - На улице сейчас хорошо. Тепло-тепло, мой дорогой. Заодно и к бабушке заскочим. Хорошо?

Диана взяла Сережика на руки. От сына пахло молоком и чистым подгузником. Она одной рукой потянулась к шкафчику, в котором лежали детские вещи. Вытащив красные шорты и белую футболку, Диана подошла к их с Димкой кровати и положила ребенка.

Памперс? Есть.

Одежда? Есть.

Носочки? Есть.

Ничего она не забыла? Ах да! Деньги. Надо будет купить детскую смесь и помидоры для салата.

Вроде бы все. Одеваться и гулять!

Дмитрий

Кусты кедровника резко сменились мягким мхом. Послышались неуверенные удары дятла. Вспорхнув, проворно полетел тетерев. Посыпалась кора с веток. Из-за туч выглянуло солнце, и лучи, пронзая хвою, озолотили мох.

Лес жил своей жизнью. Как Дмитрий ни старался, но разглядеть четкую систему в этом скопище сосен и елей не удавалось. То на пути встретится речка, которой быть не должно, то лес уступит место болоту. И хотя Дмитрий вырос в тайге, из-за жизни в большом городе забылись навыки, позволявшие чувствовать лес. Он уже два раза сбивался с пути. Каждый раз чудом удавалось возвращаться на намеченную тропу. Рюкзак натер плечи, ноги подгибались, а сердце стучало так сильно, что биение отдавалось в висках.

Дмитрий плюхнулся на мох и облокотился спиной о сосну. Крупные капли пота скатывались по лицу. Он полез в карман куртки и вытащил карту. Вчера дед обозначил путь, который должен вывести к Монаруму. По прикидкам еще необходимо было пройти около тридцати километров. Не хрен собачий.

Дмитрий закрыл глаза. Прежде он никогда не видел гору. Мало было людей, которые вообще слышали про Монарум - живую гору, исполняющую желания. Дед вот знал. Боялся гору, но и любил ее. И именно из-за Монарума в свое время он перебрался в тайгу и стал отшельником.

- Хватит валяться мешком, - подначил сам себя Дмитрий. - Пора идти.

Но подняться не было сил. Дмитрий убедил себя, что отдохнет еще минут пятнадцать и продолжит путь. Все равно до Монарума он доберется лишь завтра. И уже не так важно когда - утром, днем или вечером. Дмитрий достал флягу с водкой, сделал три глотка. Хмель легко пробрался в голову и окутал тело горячей тканью. Острее начал ощущаться холод. Дмитрий слушал, как в полной тишине беззвучно текло время, где-то поблизости текла река, текла кровь в жилах. Его сердце - единственная искорка тепла во вселенной. Навалилась тоска. Он знал, что попросит у горы. Чтобы из сердца навсегда ушла тяжелая грусть, что мучила его многие месяцы. Монарум поможет.

Дмитрий прикинул, сколько же он находился в депрессии. Получалось, что с того самого момента как родился Сергей. Поначалу удавалось скрывать свое состояние от Дианы, пока боль не прорвала плотину. Однажды утром Дмитрий проснулся и понял, что не может ничего делать. Хотелось лишь лежать и смотреть в одну точку. Мир потерял краски.

Дмитрий убеждал себя, что тоска, сдавливавшая грудь, - мелочь. Ерунда. У него есть сын и жена, которых нужно одевать и кормить. И обращать внимания на собственную меланхолию - глупо. Но Дмитрий недооценил противника. Закончилось все тем, что он потерял работу. Потерял вкус к жизни. Чувства к сыну и к жене остыли. Дмитрий боялся признаться себе, что ему наплевать на семью. Наплевать, что Диана думает о нем. Наплевать на то, как Сергей растет. Наплевать...

Но теперь все изменится. Он добрался до деда. Он доберется до горы. И ничто не сможет ему помешать. Монарум излечит душу.

Монарум...

Все получится.

Дмитрий отхлебнул из фляжки. Водка лишь царапнула горло. В голове прояснилось. Пора вставать и идти. Еще километров пятнадцать, потом можно будет поставить палатку и забыться сном.

Диана

На улице припекало. На асфальте можно пожарить бекон или яйцо. Люди, гуляющие по парку, лениво брели по каменным дорожкам в безнадежной попытке найти место на скамейках. Самые отчаявшиеся садились прямо на газон, спрятавшись в тени деревьев.

Из ларьков доносилась музыка. Приторным сладким голосом девица пела о несчастной любви и о том, что она хочет "всё выше и выше".

Возле деревянных мостиков, связывающих островки парка, потели продавцы ватой. По иронии судьбы продавцы были лысеющими мужчинами за сороковник с большущими животами. Вату никто не покупал.

На берегу игрались дети. Они кидали мякоть хлеба в воду, чтобы привлечь уток, а когда несчастные птицы подплывали к берегу, малолетняя зондеркоманда пыталась их поймать. За тем, чтобы дети не забрались в воду, следил паренек лет восемнадцати. Может, чей-то брат.

Диана сидела на скамейке и качала коляску. Сережик спал всю дорогу от дома до парка. Вот уж кто не знал забот. Диана достала из кармана шортов платок и вытерла слюни у сына. Сережик наморщил носик, приоткрыл глазки и снова их закрыл.

Завибрировал мобильник. Диана бросила взгляд на экран телефона. Звонила мама, а не Дима.

- Алло.

- Привет, дочь. - Голос матери был злорадным. - Не появился еще твой обормот?

- Нет, мам.

- Наверное, по бабам шляется и пьет беспробудно твой муженёк.

- Перестань, - защищала Диму Диана. - Он у деда.

- Ага. Это он тебе сказал, что у деда. А сам развлекается. В семье денег нет, а Дима твой умчался к черту на кулички. - В телефоне зашумело. - Вот видишь! Правду говорю. Я вон даже чихнула.

Диана ничего не ответила. Ей хотелось оказаться вместе с Сережиком где-нибудь за тысячу километров от всех проблем.

- Ладно, не обижайся на меня, - смилостивилась мама. - Я просто волнуюсь за тебя, Диан. Ты сегодня к нам придешь?

- Да, наверное. Дома все равно как-то пусто без Димы, - сказала Диана.

- Ночевать собираешься?

- Нет.

- Я могу взять Сережу к себе, если хочешь? - спросила мама.

- Спасибо, не надо.

- Ладно, горе ты мое. Приходите уже быстрее. А то я и отец соскучились по внуку. Специально для тебя приготовила пирожки с мясом, как ты любишь.

Попрощавшись с матерью, Диана вскочила со скамейки и, держась за коляску, направилась к выходу из парка.

Телефонный разговор вновь оголил проблемы в ее с Димкой отношениях. Долго ли она еще должна терпеть частые перепады настроения мужа? Насколько ее хватит? Рано или поздно, но болезнь мужа отразится на Сережике. Диана тяжело вздохнула. Что ей делать, когда тоска и боль будут жить в ее семье рука об руку? Столько вопросов, что голова идет кругом.

Все само разрешиться, решила она. Нельзя бросать Димку в такой сложный момент. Ведь его болезнь - это проверка на прочность. Да, точно. Проверка на прочность. Всё будет хорошо. Надо лишь набраться терпения.

С этими безрадостными мыслями Диана вышла из парка. Она совершенно не обратила внимания на трещину в асфальте, что змейкой расползалась под ее ногами. Что-то скрипнуло, а потом затрещало. Коляску наклонило. Диана подумала, что это колесо отвалилось, и впилась в ручку коляски, чтобы Сережик не вывалился.

Земля под ее ногами разошлась. Перед глазами все завертелось.

А потом в спину ударила боль.

Диана хотела закричать, но из горла вырвала лишь сдавленный хрип. Тогда она попыталась вздохнуть, но в нос попало нечто горячее. Боль теперь перекинулась на все тело. Она была настолько сильной, что казалось - кости размалываются в труху.

Сережик!! Что с Сережиком?!

Диана попробовала пошевелить руками, но ничего не получилось. Она больше не ощущала своего тела.

Ребенок! Где ребенок?!

Диана открыла рот, чтобы вздохнуть, но оттуда, как ей показалось, вырвались красные языки пламени. Она поперхнулась, огненный валун прокатился по горлу, ворвался в желудок. Как же так получилось, что воздух превратился в пламя?

Наплевать-наплевать-наплевать!!

Она должна спасти своего ребенка.

Слух исчез вместе со зрением. Теперь слабая-слабая боль была той ниточкой, что связывала с реальностью.

В ад, озарило Диану. Она угодила в ад.

Дмитрий

Дмитрий не верил собственным глазам. Он дошел до Монарума, но... Но увидел то, что не ожидал увидеть. Он тер глаза, жмурился, даже отхлебнул из фляги. Морок не уходил. Гора была в буквальном смысле живой. Никакой щербатой поверхности камней, никаких деревьев. Гора представляла собой гигантскую фалангу пальца. Словно некогда великана затянуло в землю, а на поверхности осталась лишь часть его тела.

Невероятно. Невозможно. Дмитрий двинулся к горе. Коленки подгибались, ладони вспотели. Дед не говорил о том, что Монарум... выглядит столь необычно. Кожа горы наощупь оказалась теплой. Видимо, кровь или какая-нибудь другая жидкость циркулировала внутри. Дмитрий облизал обветренные губы и сделал два шага назад. По коже горы не бегали насекомые, не было никакой растительности.

- Вот это я попал, - прошептал Дмитрий и ущипнул себя за щеку.

Гора оказалась не высокой. Метров двадцать в высоту. Но удивительно: стоило отойти от Монарума на сотню шагов, как он исчезал. Был - и нет. Дмитрий поймал себя на мысли, что если бы наткнулся на гору ночью, то пустил бы струю или навалил в штаны. Вид Монарума давил на психику. Казалось, что даже сердце бьется редко, чтобы не выдать себя.

Дмитрий поставил палатку, набрал в лесу сухих веток и развел костер. Неизвестно сколько торчать здесь придется - перестраховаться не помешает. Предстояла тяжелая работа. Наверное, самое сложное еще впереди. Дмитрий постоянно оглядывался на гору. Что ожидал он увидеть? Гулей, вылезающих из земли, или вампиров? Черт его знает. Но стоило отвернуться от горы, как возникало чувство, будто бы кто-то пялился на него, Дмитрия.

Наступал полдень. Небо радовало глаз лазурным цветом. Ни одного облачка не было видно. Но солнце казалось холодным. Словно не лето на дворе, а зима. Еще и от горы исходил леденящий сквозняк.

Дмитрий вытащил флягу, сделал несколько глотков из нее. Можно ведь напиться. Нет разницы как просить у Монарума - пьяным или трезвым. Но ведь... Дмитрий мысленно одёрнул сам себя. Нет уж! Нельзя пить! Он столько сил потратил, чтобы добраться до живой горы. Он возвратиться домой только здоровым. Либо сгинет в лесу.

Надо собраться, выудить из памяти все наставления и истории деда и приступить к работе.

На языке хантов, коренных жителей здешних таежных лесов, слово "Монарум" переводится как "гора нежити". По легендам злой дух Карша похищал младенцев у племени. И прежде чем утопить малышей в болоте, дух сдирал с них живьем кожу и съедал её. Чтобы остановить Карша, шаман племени превратился в медведя и убил нежить. Но злые духи прознали, что одного из их собратьев убили, и захотели расправиться с хантами. Племя, чтобы хоть как-то ублажить нежить, укокошили шамана. Однако их это не спасло. Духи перебили всех хантов и остались обитать в здешних лесах. Однако солнечные лучи умерщвляли духов, поэтому они создали гору Монарум, чтобы днем прятаться, а ночью выходить на охоту.

Вот такая невеселая легенда. Дмитрий хлебнул из фляги.

Дед Юра в шестидесятых годах прошлого века уехал вместе с женой в Сибирь ради хорошей жизни. Он устроился прорабом и принялся клепать дома с такой скоростью, с какой пекут пирожки. Все у него было хорошо ровно до того момента, пока жена не слегла с... с чем слегла история умалчивает. Дед всегда говорил, что баба Люба заболела из-за "своего женского". В общем, про Монарум деду рассказал его приятель по работе - узкоглазый хант с казахским именем Аянбек. Мол, есть с лесах волшебная гора. Найдешь ее, призовешь духа и тот исполнит одно желание. Дед с Аянбеком нашли Монарум, и через несколько дней баба Люба выздоровела. Пройдет десять лет и дед Юра уедет с женой отшелничать поближе к волшебной горе.

Дмитрий бросил взгляд на наручные часы. Без четверти час. Пора уже. Хватит сидеть. Он поднялся с рюкзака, хрустнули колени. Вытащив нож, Дмитрий двинулся к горе. Дед говорил про то, что на камне Монарума необходимо нарисовать лицо, чтобы вызвать духа. Но вот только не было камня. Это же, блин, кожаная гора, подумал Дмитрий и усмехнулся.

Вообще между легендой и рассказами есть одно расхождение: почему злые духи исполняют желания? Как-то это алогично. Дмитрий откинул подлые мыслишки и подошел вплотную к Монаруму.

Он поскреб кожу горы. Нож оставлял царапины, распухавшие прямо на глазах.

Ну же! Давай! Чего ты ждешь?!

Крикнув, Дмитрий с размаху воткнул нож в Монарум. Лезвие вошло в кожу с чавкающим звуком. Вот видишь как просто, зашептал внутренний голос. Дорогу осилит идущий.

Из разреза потекла вязкая, липкая кровь. Сначала она скапливалась на лезвии, пожирая металлическую поверхность, а потом хлынула на землю. К горлу подступила тошнота. Дмитрий часто-часто задышал, чтобы не расстаться с завтраком. Казалось, что слюни были такими же вязкими как эта кровь. Пересиливая себя, он попытался сделать разрез больше. Мышцы напряглись, на висках вздулись жилы. С трудом, но кожа поддалась.

Через пятнадцать минут на поверхности Монарума Дмитрию удалось вырезать глаза и кривой рот.

Вопросы вертелись по кругу, как карусель. Рисовать ли овал лица? Как призывать духа? Дожидаться ли ночи?

- И что же делать дальше? - спросил Дмитрий.

Просто прокричи то, что сказал дед Юра. Вот и все.

- Я вызываю духа, - прошептал он. Ничего не произошло. - Я вызываю духа! - уже прокричал Дмитрий.

Ничего.

Скажи более уверенно.

- Я вызываю духа, чтобы он исполнил мое желание!

Увереннее!

- Я вызываю духа, чтобы он исполнил мое желание!!

Не произошло ровным счетом ничего. Господи, как же глупо.

Но вот по поверхности Монарума прошла волна. Она добралась до вырезанного скорее смайлика, чем лица. Кровь из ран потекла еще обильнее, обагряя мох и ботинки Дмитрия.

Тишина.

Липкая, пугающая, невозможная...

Тишина.

Дмитрий не двигался, почти лишившись чувств. А если ничего не получится? Он не сможет жить с этой болью в груди. Уж лучше утопиться в болоте, чем возвращаться домой душевным уродом.

В следующее мгновение из вырезанного рта донесся голос. Сначала он был таким тихим, что слов разобрать не удавалось, но с каждой секундой он креп:

- О'рзул накокрех, о'рзул накокрех, о'рзул накокрех, о'рзул накокрех, - повторял голос.

Прочь!

Скорее прочь!

Скорее!..

Нет, нельзя. Дмитрий сильнее сжал рукоятку ножа. Он должен попросить Монарум излечиться. А может... Нет! А может, попросить не ради себя, а ради Дианы и Сережи? Чтобы у них жизнь стала лучше. Чтобы не знали проблем с деньгами. Чтобы счастье свое имели и не отпускали. Ведь у любого человека должно быть свое счастье.

...Нет! Дмитрий оскалился. Если он вылечится, то сможет дать своей семье все, что они пожелают.

- Я хочу, чтобы грусть, давящая мою грудь, исчезла. Чтобы депрессия исчезла, - сказал Дмитрий.

И гора ответила.

Диана

Где Сережик?!

Она пытается крикнуть - громко, с хрипом, с фальцетом, но ничего не получается.

Где Сережик?!

Она пытается открыть глаза, однако тьма не исчезает. Где ты, сын? Она идет. Она уже близко... Диана готова отдать жизнь, чтобы почувствовать в руках маленький розовый комочек теплой плоти. Мысли пульсировали, бились гулкими толчками, как кровь в воспалившейся ране - голодные, злые, безнадежные, нечеловеческие.

Диана пыталась понять, что же с ней произошло. Она прокручивала и прокручивала в голове прогулку по парку. Вот она поговорила с мамой, вот пошла к выходу, вот что-то шумит и крошится у нее под ногами. А потом - обволакивающая и жгущая чернота. Нет, до черноты ее обожгло... Вот только что?

Сережик, где ты, родненький?

Она пытается услышать хотя бы шуршание, но, видимо, барабанные перепонки порваны.

Кругом лишь чернота и тишина.

Один томительный удар сердца сменяется другим томительным ударом.

Хоть бы почувствовать Сережика. Пусть холод мертвого тела обожжет её. Пусть. Лишь бы знать, что же случилось с ребенком.

Диана даже не знает, умерла ли она. Вроде бы нет, но девушка не уверена. Озноб еще вцеплялся ледяными пальцами в трясущееся тело.

Сережик, мама тут, мама рядом.

А в ответ - все та же вселенская тишина.

Больно.

Как же все-таки больно.

Дмитрий

Дмитрий нажал на кнопку. Звонок, едва слышный, отозвался в недрах квартиры. За дверью послышалось шарканье тапок. Воображение Дмитрия нарисовало, как заспанная Диана сейчас взглянет в глазок и не поверит собственному счастью. Обязательно улыбнется, откроет дверь и прыгнет ему на шею. А он будет целовать ее в щеки, в губы. Скажет, что с депрессией покончено.

Дверь с протяжным скрипом открылась.

- Елена Александровна? - спросил Дмитрий. Он не верил собственным глазам. Сердце заныло в ожидании плохих новостей.

- Дима, заходи.

Одета Елена Александровна была в черное платье до колен. На голове - черный платок.

- Что случилось? - выдавил Дмитрий.

Лицо матери Дианы исказила гримаса боли, из глаз брызнули слезы.

- Это ты во всем виноват, - вынесла приговор Елена Александровна. - Если бы ты не уехал черт знает куда, то Дианочка, доченька моя, и Сережа были бы живы.

Дыхание у Дмитрия перехватило. Он оперся на косяк двери. Ноги подгибались.

- Что с моей женой?

- Я знала, что моя дочь вышла не за того замуж...

- Что с моей женой?! - закричал Дмитрий. - Отвечай, ебаная баба!

Елена Александровна вздрогнула, сделала два шага назад от тестя.

- Отвечай! - Дмитрий схватил свекровь за плечи, сжал их.

- Умерла Диана. И Сережик... - Мать Дианы на мгновение замолчала. - Тоже умер. Нет их. Диана выходила с Сергеем из парка, когда асфальт провалился. Трубу с горячей водой прорвало, и они угодили в кипяток. Сережа сразу умер, а вот доченька моя была еще жива, когда ее вытащили. Но вчера и она умерла.

Елена Александровна зарыдала с новой силой.

Дмитрий сполз на пол.

Не дождалась Диана...

***

Дмитрий приставил пистолет к виску. Дуло приятно холодило кожу.

Все кончено. Он не сумел спасти семью и должен понести наказание. Должен. Как рассказала вчера Елена Александровна у Дианы было обожжено девяносто процентов кожи. Девяносто! Даже если бы жена выжила, то она навсегда осталась бы слепой и глухой.

Дмитрий тяжело вздохнул. Кое в чем он все-таки оказался прав: Монарум оправдывает свое название. Желания исполняет нежить. Исполняет и требует что-то взамен.

Но даже это неглавное.

Его, Дмитрия, душевная боль была искусственная. Она не шла ни в какое сравнение с той убивающей морально и физически болью, что пережила Диана.

Диана, Дианочка, Диа...

Дмитрий пытался представить, что он должен был почувствовать, когда его ребенок умирал бы на глазах. Пытался, но не мог. Он вообще не ощущал ничего. Не мог осознать, что Диана и Сережи нет больше на свете.

Какой же глупый конец.

Монарум исполнил желание: сердце Дмитрия больше не корежило от тоски. Депрессия исчезла. Но исчезла и его семья.

Все кончено.

Простите.

Дмитрий нажал на спусковой крючок...

Оставить комментарий © Copyright Годов Александр (tyasergej@narod.ru) Размещен: 13/06/2013, изменен: 08/04/2014. 26k. Статистика. Рассказ: Фантастика, Хоррор Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: - Ты точно хочешь найти гору? - спросил дед. Дмитрий кивнул и бросил взгляд на окно. Стекло было измазано грязью и еще чем-то коричневым. Смотреть деду Юре в глаза не хотелось. Может, дед и старый, но не дурак. Далеко не дурак. Хоть и живет в тайге. - Сколько мы с тобой не виделись? - вновь задал вопрос дед Юра, но тут же на него ответил: - Где-то лет восемь? Ну, точно не меньше пяти. И вот ты вдруг появляешься перед моим домом и с порога заявляешь, что собираешься найти Монарум. Неправильно это. Не по-людски. Не пущу тебя. Я на душу грех не возьму.

Годов Александр : другие произведения.

Не жить