Аннотация: Авиакатастрофа при странных обстоятельствах занесла героев в прошлое почти на четыре тысячи лет. Надо выкручиваться. Тем не менее, уже ясно: Аркаиму и Стране Городов - быть! Только в нашем ли мире? Обновление от 16.01.23
Твою мать! Говорили мне всегда: свяжешься с вояками - хлопот не оберёшься. Не поверил! Да хрен бы с ней, с подготовкой к дню рождения. Всё равно придёт человек пять: дети (если заняты не будут), Димка, соседка тётя Настя да Лизка заскочит на пять минут, чтобы её благоверный от ревности дуба не дал. Ну, опоздал на свой рейс, ну, завтра бы улетел. Нет же, повёлся на провокацию случайно встреченного одноклассника Женьки (пардон, полковника Евгения Ивановича Золотухина), который воспользовался своими погонами и впихнул меня на этот грёбаный попутный борт. Лучше бы с ним по поллитре вечерком раздавили, про жизнь после школы покалякали! Он же сам предлагал. Нет, упёрся, как баран: 'к дню рождения надо подготовиться...'
Бортинженер проверил, как я застегнул парашют, хлопнул по плечу, показал поднятый вверх палец и проорал на ухо:
-Запомни: кольцо дёрнешь только через секунд пять после того, как с трапа спрыгнешь. И парашют постарайся отцепить сразу, как на земле окажешься.
Я кивнул и крикнул в ответ:
-Может, ещё всё обойдётся?
-Может, и обойдётся!
И бортинженер отправился в сторону молоденького пацана-срочника, сопровождающего свою БМД-3, за каким-то хреном срочно перебрасываемую из Ленинградского военного округа в Приволжско-Уральский. У того на груди уже красовался значок 'Парашютист', ему прыгать уже доводилось, а вот мне в свои сорок без двух дней, такое сомнительное удовольствие, как колыхание между небом и землёй, предстояло впервые. Правда, бортинженер ещё не потерял надежды, что всё обойдётся.
Впрочем, наш грузовой Ил-76М швыряло всё сильнее, и надежды обойтись без экстремального приземления таяли на глазах. Опять что-то шваркнуло по обшивке, и самолёт заметно накренился. Что значит 'неожиданный ураган'? У нас что, во втором десятилетии двадцать первого века спутники погоды перевелись? Предсказывать последствия чрезвычайных по силе вспышек на солнце они, блин, не умеют! Давно уже пора научиться!
Ого! Самолёт тряхнуло так, что и я, и солдатик, и бортинженер кубарем покатились по полу, а боевая машина десанта, заскрипела гусеницами по металлу, пытаясь вырваться из креплений. А сквозь иллюминаторы с частотой блицев фотокамер при встрече какой-нибудь звезды засверкали вспышки молний. Кое-как добравшись до своего откидного сиденья, я глянул сквозь стекло.
Это было нечто! Стрелы молний окружили самолёт, пронизывая воздух, кажется, через каждый метр. Если мне придётся писать материал об этом жутком полёте, то так и напишу: 'мы летели в сплошном кольце из молний'.
Накаркал, блин! Дольше рассказывать, чем видеть. Молнии действительно слились в одно сплошное электрическое кольцо, сжимающееся вокруг нас. Самолёт резко опустил нос, и БМД снова заскрипела гусеницами, накренилась стоящая за ним груда зелёных ящиков, туго перетянутых крепёжными стропами, а я вцепился в первую попавшуюся неровность борта. И лишь спустя минуту до меня дошло: хрен мне, а не сороковой день рождения! При пикировании на таких скоростях от удара о землю никто не выживает!
Как я ни рвал глотку, поливая матом экипаж, меня не услышал даже посерьёзневший солдатик возле противоположного борта. Но пикирование прекратилось, самолёт задрал нос, гася набранную скорость, и меня вжало в моё хлипкое сиденьице. То ли оно не было рассчитано на мой центнер живого веса, утяжелённый парашютом, то ли пилот допустил чрезмерную перегрузку, но сиденье хрястнуло, и я кубарем покатился в хвост. Удивительно, но солдатик катился следом по другому борту. А потом был удар головой обо что-то твёрдое...
Болело всё: руки, ноги, спина, грудь. Ну, и понятное дело, моя многострадальная башка. Почему-то было темно и... сыро. Ну, снизу понятно, там лужа. А сверху почему каплет? Тьфу ты! Да это же дождь. И только после того, как до меня дошло, что я лежу в луже, а на меня каплет дождик, я понял: Я ЖИВ!!! Я УЦЕЛЕЛ!!!
Коллеги из отдела экстремальной журналистики учили: если после переделки пришёл в себя, не вскакивай сразу. Сначала проверь, целы ли руки-ноги. Вроде целы. И даже голова поднимается. А в темноте какие-то силуэты вижу. Вон там - вроде деревья проглядывают. Там - то ли куст, то ли камень.
Закружилась голова, и снова пришлось ткнуться мордой в грязь. Хорошо хоть не в реку какую-нибудь шлёпнулся! Захлебнулся бы, как не хрен делать, пока без сознания валялся. Ничего, к утру оклемаюсь, а там с рассветом и спасательные работы начнутся: как-никак, летели над густонаселённой частью России, найдут быстро.
Правду мне говорила бабушка: во сне человек выздоравливает. Даже если спит мордой в луже.
Нет, руки-ноги болеть после сна меньше не стали, а вот голова прояснилась. Да и желание шевелиться появилось. Которым я сразу и воспользовался, попробовав сначала сесть, а потом и встать.
Последнее упражнение далось с трудом, но всё же удалось. И, поднявшись на ноги, я сделал массу открытий. Во-первых, всё обошлось без переломов. Количеством ссадин и гематом, конечно, я мог бы легко посостязаться с количеством блох на дворняге, но это, слава богу, быстро заживёт. Во-вторых, своей жизнью я обязан огромному прегустому кусту, смятому мной, как бумажный стаканчик гусеницами трактора. Причём, летел я в него практически вертикально вниз. В-третьих, нахожусь я всего метрах в тридцати от опушки небольшой рощицы, зацепившейся за подножье холма. В-четвёртых, где-то неподалёку журчит ручеёк, так что от жажды я не погибну. Да и с голоду не помру, буду жрать вон те плоды со сломанного куста, похожие на орехи. Ну и что, что я не знаю их названия. Я - технарь по образованию, а не ботаник. Не отравлюсь!
Для начала неплохо было бы забраться на холм и осмотреться. Вдруг деревня какая поблизости, так что ни голодать, ни напрягать спасателей поисками своей драгоценной особы не придётся. Но сначала - снять этот чёртов парашют, который так и не понадобился.
Я бросил его прямо под спасший мне жизнь куст с торчащими, как у пальмы, длинными заострёнными листьями и поплёлся в горку, раздвигая достигающую мне пояса густую жёсткую траву, цепляющуюся крошечными крючочками за мои драные камуфляжные 'ментовские' штаны. Такой я никогда раньше не видел: прямые, как копья, широкие плоские стебли, увенчанные наверху зонтиком трубочек с острыми крючьями на конце. Но самым непривычным был её цвет: зелёно-синяя, какой когда-то была моя гордость, семейный автомобиль 'Соболь' цвета 'мурена'. Впрочем, я уже говорил, что я технарь, а не ботаник, и мало ли чего из растительного мира я никогда не видел раньше.
Вершина холма оказалось лысой, как макушка полковника Золотухина. Правда, не сияла в лучах солнца (поскольку небо было затянуто серыми облаками), а шелушилась, как псориазная, выходами серого плитняка, пересыпанного серой же намокшей от ночного дождя землёй. Расцвечивал эту серость фиолетовый лишайник, прилепившийся к камням.
Удивительно, но я не запыхался, поднимаясь в гору. Дышать, конечно, стал чаще, но прежнего 'лошадиного' дыхания от такого подъёма не было. Правда, приходилось останавливаться по другой причине: несколько глубоких вдохов, и от кислородного переобогащения начинала кружиться голова. Вот что значит долгое время не выезжать на природу!
Опаньки! А на вершине меня уже ждали. Ярко-оранжевая в чёрную полоску ящерка сантиметров сорока длиной пристально наблюдала за моим подъёмом, жадно облизываясь, словно кот на кусок говяжьей отбивной. Я, конечно, из мяса сделан, но тебе, красавица, несмотря на то, что ты коронована костяным наростом по всей голове, не по зубам. Великоват несколько.
Но ящерка, похоже, посчитала иначе. Она упорно пыталась перехватить мой взгляд, мерно раскачивая хвостом, будто метрономом. Тик-так, тик-так, тик-так. В такт этим покачиваниям хвоста расширившиеся глаза ящерицы стали плавно, от зрачков к краям, переливаться разноцветными кольцами. 'Ни хрена себе!' -мелькнуло в голове, и я замер, боясь спугнуть это чудо природы. Тем временем пресмыкающееся, ещё с полминуты помахав хвостом и построив мне глазки, снова облизнулось и по-деловому двинулось в мою сторону.
Одна моя знакомая, люто ненавидящая собак, делила их на хороших и плохих. Причём, хорошими она считала тех, которые хорошо летают, если их пнуть, как следует. Если бы встретившееся мне существо было собакой, она бы отнесла его к хорошим собакам, потому что отлетела длиннохвостая нахалка метров на пятнадцать. Но только после того, как, оскалив пасть, мигом вскарабкалась по моей ноге на грудь и явно прицелилась впиться в лицо. Сбив её с себя, я от всей души отвесил гадине славного пенделя своим командировочным берцем.
Проследив траекторию и отметив низкую высоту полёта твари, я сделал вывод, что снова будет дождь. Ну, а теперь можно было и осмотреться.
Местность оказалась холмистой с широкими долинами и небольшими рощицами преимущественно в ложбинках, где, похоже, было побольше воды. Остальное пространство занимала травянистая степная растительность с различной примесью голубого в зелени. Где-то на горизонте проглядывали то ли более высокие возвышенности, то ли невысокие горы. Но, самое неприятное, никаких признаков цивилизации: ни дорог, ни троп, ни линий электропередач. Не говоря уже о жилье. Куда ж это меня занесло?
Стоп-стоп! А это что? По склону соседнего холма, примерно в километре от меня, что-то двигалось. Чуть более светлое на фоне сине-зелёной травы пятнышко медленно продвигалось вперёд, оставляя за собой полоску примятой травы.
-Эге-ге-гей! -заорал я, сколь было сил, и закашлялся от боли в рёбрах.
Пятнышко спустя несколько секунд остановилось, и я разглядел в нём человека, принявшегося махать мне руками.
-Эй-эй-эй! -донёсся его слабый голос.
Я тоже помахал руками, и мы двинулись навстречу друг другу.
Ещё метров с двухсот я различил шустро шагавшего ко мне десантника, с которым мы летели на злосчастном борту. Приблизившись, я рассмотрел, что выглядит он намного приличнее меня. Хоть десантный камуфляж и порван в паре мест, но не висит клочьями.
-Жив, значит, попутчик! -радостно протянул руку парень. -А я думал, что кирдык тебе, когда ты сквозь дыру в фюзеляже вывалился. Тоже парашют успел открыть?
Но когда боец узнал, что я рухнул на землю, так и не успев воспользоваться парашютом, он внимательно осмотрел меня и снова протянул ладошку:
-Слушай, я всего пару случаев знаю, когда человек без парашюта падал с такой высоты и оставался невредим! Поздравляю: считай, что ты заново родился! Как зовут-то тебя, пресса?
Ну, да. Моя журналистская 'разгрузка' с надписью PRESS во всю спину и на всю грудь - самое первое, что бросается в глаза.
-Владимир Васильевич Строгачёв, специальный корреспондент газеты 'Комсомольская правда - Екатеринбург'.
-Так ты и есть Владимир Строгачёв? Класс! Я же, пока в армию не загремел, постоянно твои статьи читал! И восхищался: умеют же люди доступными словами объяснить сложные проблемы! А я - Ренат. Велкам!
Видно, поторопился я посчитать, что парень при падении пострадал меньше моего...
Ренат заметил мой настороженный взгляд и пояснил.
-Да не поехал я крышей! Это фамилия у меня такая: Велкам. Дедушка маленький был, когда их пароходик в Белом море немцы торпедировали. Ну, а подобрали его из моря, еле живого, американцы с одного из союзнических конвоев. Вот он и решил поменять свою фамилию Гиндулин на первое слово, услышанное на американском эсминце. В знак благодарности.
-Ты татарин, что ли?
-Нет, башкир. Точнее, тептярь. Но прадедушку при первой советской переписи башкиром записали, так потом все и писались в анкетах башкирами.
-Слушай, у тебя телефон работает? Мой айфон вдребезги разлетелся при падении.
-Да я его с дуру в укладку БМД положил, чтобы не мешался: всё равно в полёте звонить нельзя. А у тебя курева, случайно, нет? Я своё вытряс, пока кувыркался в воздухе, когда вслед за тобой в дыру в обшивке вывалился.
-Не курю уже лет пять.
-Вот чёрт!
-Меня другое беспокоит. Куда это мы залетели? Ни людей, ни дорог. Трава какая-то... синяя. Ящерицы оранжевые бегают с собаку ростом.
-Это те, у которых глаза переливаются?
-Тоже видел?
-Видел! Уходить не хотела, хвостом махала. Но я в неё камнем попал, и она сбежала. Может, в Китай занесло? Ни в Поволжье, ни в Казахстане таких мест нет.
-Вряд ли. До Китая мы никак не могли долететь. Ни топлива, ни времени не хватило бы. Кстати, а что с самолётом?
Ренат погрустнел.
-Похоже, ему точно кирдык. Я, когда вслед за тобой вывалился, едва успел парашют раскрыть, как уже земля под ногами. Метрах на ста пятидесяти летели. Точнее к земле шли после того, как молнией обшивку пробило и двигатели скисли. Там такое творилось! Я когда выпал, видел, что у самолёта крылья от электрических разрядов сияли. Такие пучки сияния на крыльях, на хвосте, на моторах, на пилотской кабине... Но вспышки от взрыва не было! Я вон в той стороне дымок видел, когда на предыдущий холм поднимался. Километрах, наверное, в пяти отсюда.
Это по шоссе можно протопать пять километров за час. А вот по пересечённой, заросшей травой местности да с двадцатью килограммами лишнего веса мы плелись часа два.
Останки самолёта увидели с ближайшего холма. 'Ил-76' зацепил его опущенным хвостом, после чего хвост отлетел в сторону, а фюзеляж машины, оставив на земле огромную борозду, проехал на пузе добрых полкилометра, разбрасывая в разные стороны клочья обшивки.
Удивительно, но пожара при этом не возникло, а дымилась трава, попавшая на раскалённые турбинные лопасти оборвавшегося от удара о камень правого крайнего двигателя.
Сколько мы ни кричали, подойдя поближе, никто нам не ответил. Поэтому пришлось царапаться внутрь сорокаметровой громадины. Но в живых никого из семи членов экипажа не осталось. Причём, почти все погибли, пока самолёт ещё полз брюхом по земле. Не успело остыть только тело штурмана.
Мы молча курили на одном из разбросанных по вспаханной полосе земли ящиков, которые вместе с БМД вёз самолёт. Сигареты то и дело вспыхивали от глубоких затяжек, но ни Ренат, ни я не проронили ни слова. Просто тушили пламя пальцами и снова затягивались.
-Там, в укладке БМД, лопата есть и ломик. Надо ребят похоронить по-человечески, -наконец проронил десантник.
-А спасатели как же?
-Васильич, когда ещё эти спасатели появятся?!
До конца дня с похоранами управились. Я вырубил зубилом прямоугольный кусок обшивки из обрывка, подобранного на 'посадочной полосе', и выцарапал имена и фамилии членов экипажа, прочитанные в найденных при них документах.
-Когда-то на могилах лётчиков пропеллер устанавливали. -вспомнил Велкам, втыкая в свежую землю обломок штурвала. -Пропеллера нет, придётся обойтись другим самолётным аксессуаром.
-Но прощальный салют мы всё-таки дать сможем, -поднял вверх я ствол пилотского пистолета.
Ренат достал второй пистолет, и мы нестройно по три раза выстрелили в воздух.
Ужинали неприкосновенным запасом, добытым из самолётных глубин шустрым десантником. Поглядев на полагающуюся мне порцию, я скис:
-Не жирно. Так к тому времени, когда нас найдут, я явно от лишних кило избавлюсь. Я сегодня так ни разу и не заметил, чтобы где-нибудь самолёты пролетали.
-А что ты увидишь, если небо тучами затянуто? Радуйся, что солнце не жарит. Это было бы намного хуже. Занесло меня как-то на юг Оренбургской области в это время, так шкура пузырями даже на пальцах ног пошла!
И то верно. Воды, конечно, у нас пока достаточно, но, судя по ландшафту, прижарило бы нас среди дня очень основательно. Впрочем, с наступлением сумерек тучки стали рассеиваться, и сквозь них кое-где начали проглядывать редкие звёзды.
-Ты, Васильич, поострожнее с этими ящиками! -предупредил Ренат, увидев, как я ногами подпинываю поближе к костерку летевшие с нами зелёные армейские сундуки. -В них боекомплект для моего зверя.
-Не понял.
-Снаряды, патроны, гранаты...
-Слушай, а какого хрена понадобилось эту танкетку, да ещё с полным боезапасом, переть через полстраны?
-Не танкетку, а боевую машину десанта - 3. Не с полным, а с десятикратным боекомплектом. Мулька какая-то новая у военного ведомства. Проверяют боеспособность боевой техники. Берут наугад по заводскому номеру какой-нибудь вид техники. Прямо из строевой части. Везут её на полигон вместе с десятикратным боекомплектом. Там гоняют, пока не выкатают определённый моторесурс и не израсходуют эти десять боекомплектов. Ну, а под конец испытывают на заявленную бронепробиваемость. Прошла машина все тесты - оставляют на вооружении. Не прошла - списывают ко всем чертям всю партию, поставленную вместе с контрольной машиной. Вот на мою старушку и выпал жребий.
-Так ты бы на ней и катался, если бы долетели?
-Не. Моё дело - передать её представителям полигона. А поскольку от Екатеринбурга до моего родного Кургана рукой подать, то я бы после передачи в заслуженный отпуск домой закатился.
-То есть, прощальное турне у тебя было с машиной.
-Ага. Жаль зверя: ни за что, ни про что на убой отправили.
-Думаешь, не справилась бы с испытаниями?
-Васильич, хоть серийный номер жертвенной машины до дня отправки и в секрете держится, но не зря же я в разведроте числился! Движок мы ей за ночь перебрали, пушку с пулемётами пристреляли и в порядок привели. Даже в гранатомёте заедание подачи устранили. Так что я за машину спокоен в этом плане. Только всё равно после этого её бы расхреначили из пушек. Кстати, а чего это мы будем сидеть и ждать спасателей? У нас же колёса... то есть, гусеницы есть!
-Ага! Ты попробуй-ка ещё её выгнать наружу! Не видел, что ли, как её заклинило между передней переборкой и бортом при падении?
-Да похрену! С четрьмяста пятидесятью лошадями!... А это что такое?
Поразиться было чему: в просвете между тучами появилась половинка луны. Необычно крупной, я бы её сравнил с кофейным блюдцем. И по затенённой стороне этого блюдца ползла половинка пятирублёвой монеты...
Я не ботаник, не зоолог, не геолог, не географ и даже не астроном. Я - технарь-электронщик по образованию, волей судеб ставший журналистом. Но я твёрдо знаю, что у Земли всего лишь одна луна, а не две, из которых дальняя побольше, а ближняя поменьше. Что сине-зелёными бывают только водоросли, а не огромные массивы степной растительности. Что про оранжевую в чёрную полоску сорокасантиметровую ящерицу, пытающуюся гипнотизировать людей, давно бы писали в популярной литературе. Что образцы серого шестигранного плитняка наверняка лежали бы в Свердловском горном музее. Что содержание кислорода в земной атмосфере не позволяет табаку в сигаретах гореть, а организму при обычном глубоком дыхании испытывать головокружение от его избытка. Но вывод из этой сложившейся воедино мозаики не помещался в моей голове. 'Такого не может быть, потому что не может быть никогда' - вопила одна половинка разума. 'Тогда объясни всё это' -скептически хмыкала другая половинка.
Голова раскалывалась от этого роя мыслей. Болели ссадины и синяки, ныла натруженная спина. Но четырёх часов хватило, чтобы выспаться. Так что когда Ренат тронул меня за плечо, я мгновенно подскочил.
-Всё в порядке?
-В порядке. Пару раз ящерицы пытались подкрасться, да я их камнями прогонял, даже стрелять не пришлось. Держи! Надеюсь, пользоваться умеешь?
-Да служил я, служил в армии. Пусть двадцать лет назад, но с АК обращаться не разучился.
За время, пока я поддерживал костерок возле гигантского проёма фюзеляжа Ил-76, передумал много. Вспомнил кучу теорий о межпланетных и межвременных переходах. Конечно, не строго научных, а полуфантастических теорий! Все они сводились к одному: для этого нужно гигантское количество энергии. Учитывая условия, в которых мы летели, источник у нас был: активированная небывалой солнечной вспышкой апокалиптическая гроза. Но куда нас занесло? На другую планету? Вряд ли. В другое время или измерение? Более вероятно. И что теперь делать?
Да что делать понятно: попробовать выжить. НЗ нам хватит дней на десять. А потом придётся добывать мясо насущное: о хлебе речи не идёт. И постараться самим не попасться кому-нибудь на обед. Мысль вовсе не праздная, если учесть шум от довольного крупного тела, пару раз доносившийся из зарослей высокой травы: это читать газетные гранки мне становится неудобно, а слышу я по-прежнему прекрасно.
Не щёлкнуть, снимая автомат с предохранителя, не получилось, поэтому не было смысла таиться, передёргивая затвор. Тело в траве замерло и больше не издавало ни звука. Замер и я, отведя глаза от гаснущего костерка.
Над подёрнутыми серым пеплом углями время от времени пробегали сиреневые язычки пламени, очень устала от сидения на твёрдом ящике 'пятая точка', но я, охваченный каким-то злым азартом, не шевелился. Если у того, кто прячется сейчас в траве, не получится напасть сегодня ночью, он придёт завтра и будет ещё осторожнее, ещё терпеливее, а мы так и не узнаем о той опасности, что нас поджидает.
Зверя выдали сверкнувшие отражённым огнём глаза. Помедли я пару секунд, и стрелять мне пришлось бы, когда он уже летел бы в смертоносном прыжке.
Грохот короткой очереди гулко отозвался в замкнутом пространстве самолётного фюзеляжа, и спустя несколько секунд по металлическому настилу громко забумкали короткие сапоги Рената. По лязганью пистолетного затвора я догадался, что он правильно понял ситуацию.
-Что там?
-Пока не вижу. Какой-то крупный зверь был. Подкинь пару щепок в костёр.
Сухое дерево вспыхнуло моментально, осветив лежащую в пяти метрах от меня жёлтую с голубыми пятнами тушу гигантской кошки. Зверь не шевелился, но помня о девяти кошачьих жизнях, для верности к выпущенным ранее пулям я добавил одиночный выстрел в основание плоского, вытянутого черепа.
Ренат больше спать не лёг, приняв допытывать меня о нашем новом положении. И мои самые невероятные предположения об ином измерении он воспринял с неистовым восторгом.
-С детства мечтал изучать новые миры!
А я иронично смотрел на его юношеский энтузиазм, но молчал. Просто не хотелось раньше времени разрушать иллюзии хорошего, искреннего парня.
Солнце не выглянуло и когда рассвело, но оно и к лучшему. Выудив из бортового НЗ самолёта хороший боевой нож, десантник принялся свежевать убитого ночью хищника, достигавшего от кончика носа до кончика хвоста двух с половиной метров. Самым неприятным в этой зверюге были десятисантиметровые верхние клыки, выступавшие чуть ниже подбородка.
-Зачем тебе это надо? -пожал я плечами.
-А ты уверен, что здесь зимы не бывает? Шубы себе пошьём!
Аргумент показался резонным, и я, чтобы не сидеть без дела, двинулся обследовать самолёт. Ведь как показывает практика, после любой катастрофы в летательном средстве остаётся масса неповреждённых полезнейших вещей и материалов.
Ещё вчера я бы посчитал спаренную бортовую пушку ГШ-23 с полным боекомплектом совершенно бесполезной, но после ночного происшествия у неё появился шанс на приобщение к нашему хозяйству. Нашёл уцелевший мобильник одного из членов экипажа, но он, как я и предполагал, не мог найти сеть. Уцелевшая и даже работающая от бортовой сети самолётная рация, сколько я ни крутил ручки настройки, не выдавала ничего, кроме шума и треска атмосферных разрядов. Её, как и мобильник, можно было списывать в утиль. Зато вполне могли сгодиться переносные карманные приёмопередатчики. Я даже быстренько сообразил, каким образом можно изготовить для них зарядное устройство. 'Живой' оказалась и бортовая сеть постоянного тока, питающаяся от аккумуляторов, которые уцелели при торможении пузом, хотя и располагались в разбитых вдребезги обтекателях шасси.
И это - не считая пяти парашютов, десятков километров самых разнообразных проводов, тысяч квадратных метров алюминиевой обшивки, полутора десятков тонн невыработанного топлива, нескольких иллюминаторов из толстенного многослойного стекла, а также десятков моторов и моторчиков, генераторов и генераторчиков, лампочек, светильников и фар.
Поскольку конец правого двадцатиметрового крыла металлической птицы болтался всего в полутора метрах от земли, Ренат ловко вскарабкался на него, чтобы разложить шкуру для просушки, и теперь неспешно громыхал каблуками по металлу обшивки, обходя самолётное хозяйство по потолку. 'Степь да степь кругом, ла-лала-лала' -мурлыкал он, и я понял, что товарищ по несчастью обозревает окрестности. Наконец ему наскучило это занятие, и десантник соскочил на землю, а вскоре появился в проёме развороченной хвостовой части фюзеляжа.
-Да, Васильич. По здешним буеракам много на своих двоих не набегаешь. Надо попробовать мою ласточку выгнать, -ласково похлопал он по броне БМДшку.
Привычно запрыгнув на броню боевой машины, он нырнул в её чрево и несколько секунд там чем-то звякал. Наконец зажужжал стартёр, но кроме редких вспышек мотор ничего не выдал.
-Не понял! -вызывающе прикрикнул парень, и снова принялся гонять стартёр.
-Да блин! Она ж всегда с полтычка заводилась!
-Подожди! -остановил его я. -Попробуй сначала топливо в неработающий двигатель педалью газа подкачать.
-Да на хрена? Я собственными руками подачу топлива регулировал. С топливом у неё всё в порядке.
-Не в порядке. Здесь содержание кислорода выше, поэтому рабочая смесь получается слишком бедной. Попробуй пустить двигатель по зимней программе.
-С подсосом, что ли? -сообразил парень, чем-то погремел, и двигатель нехотя забубнил.
Выждав несколько секунд, Ренат высунулся из водительского люка и махнул мне рукой:
-Отойди подальше! Я попробую выехать.
Боевая машина натужно заревела, заполняя внутреннее пространство солярочным чадом, и безбожно круша и без того повреждённый борт фюзеляжа стала разворачиваться на месте. Спустя пару минут возни в огромном трюме разбитого Ил-76 осталась лишь удушающая вонь отработанного топлива. Впрочем, быстро улетучивающаяся сквозь прежние и новы бреши в обшивке.
Ещё пара часов возни с подстройкой дозировки подачи воздуха, и БМД была готова хоть к бою, хоть к путешествиям. Правда, особо разогнаться нам вряд ли удастся: запас топлива у машины всего-то километров на триста. Пока же следовало собрать раскиданные по всей полосе торможения самолёта ящики с боеприпасами и оружием.
Первым делом укомплектовали бронемашину, чем существенно снизили трудозатраты на перетаскивание тяжеленных сундуков. Причём, впав в маниакальное состояние, внутрь БМД напихали не только снаряды и патроны к штатному вооружению, гранаты к автоматическому гранатомёту, но и гору ручных гранат, четыре автомата, пистолеты.
Осмотрев отвалившийся при ударе хвост самолёта, Ренат, демонстрируя мощь своей 'красавицы', подцепил его тросом и тоже приволок поближе к фюзеляжу.
-Зачем? -удивился я.
-А ты собрался боеприпасы на сырой земле хранить? Внутрь мы излишки и уложим. А пока логово себе там оборудуем. Каждую ночь, что ли, дежурить у костерка? Как-то, знаешь, неуютно в спортзале ночевать, -кивнул он на огромный самолётный трюм и пошло захихикал. -Было у меня дело, ночевал я как-то с одноклассницей в спортзале. От повторения я бы не отказался, но одному там спать - совсем не тот кайф.
Мысль оборудовать защищённое от хищников место показалось здравой, и к вечеру мы соорудили в хвосте не только пару лежанок из содержимого самолётного аварийного запаса, но и, скрепив кусками проводов клочья обшивки, подобие ширмы с дверью-лазом, открывающейся только наружу. Поэтому спали всю ночь. Единственное, мешали комары, да время от времени возникающий в стороне, куда мы уволокли тушу убитого прошлой ночью хищника, шум драки между какой-то живностью. Наутро там обнаружились лишь гладко обглоданные кости.
Третье утро после катастрофы порадовало нас тусклым солнцем, светящим сквозь облачную дымку. И едва оно поднялось на пару ладоней над горизонтом, как объявилась новая напасть: огромные, раза в полтора крупнее шершней, оводы. Они прилетали откуда-то из степи и назойливо кружили вокруг, раз за разом норовя усесться в одну-единственную выбранную ими точку, чем доводили меня до бешенства. Плюс от их тактики нападения был только один: приземление такого 'вертолёта' трудно не почувствовать, а двух-трёх секунд, пока овод прицеливался впиться, с лихвой хватало, чтобы либо прихлопнуть, либо отогнать кровопийцу. Однако, укус одного такого зверя я заработал. Его приземление на поясницу я заметил, но отмахнуться возможности не было, поскольку я как раз поправлял в костре банку тушёнки из НЗ. Впечатлило!
Пока я возился с вынутыми из самолёта ёмкостями для антиобледенительной жидкости, соображая, как их приспособить для хранения воды, Ренат ковырялся в двигательном отсеке БМД. И тут каким-то шестым чувством я почувствовал на себе чей-то взгляд. На склоне ближайшего холма, в который и уткнулся носом самолёт, метрах в двухстах от нас были люди. Пять человек верхом на животных, очень похожих на лошадей, но с острыми рогами.
-Люди! Ренат, люди! Эге-гей, люди, эге-гей!
Подскочив, я бросился в их сторону, размахивая руками. Они переглянулись, и пришли в движение, что-то выхватывая из-за спины. Я и сообразить не успел, как они ударили пятками в бока своих скакунов и помчались в мою сторону, выпустив перед этим каждый по стреле. Две из них просвистели мимо, а три попали без промаха: одна в живот и две в грудь.
-Ложись! -откуда-то сзади заорал Ренат.
Мне и особо командовать не надо было. Кевларовая журналистская 'разгрузка', конечно, защитила моё драгоценное тело, но удары были очень сильными, и я, закрутившись вокруг своей оси, рухнул в траву. И тут загрохотал автомат десантника. Дико завизжали падающие 'лошади', вскрикнул один из наездников. Двое других свалились молча. Одни тут же потянул за поводья, разворачиваясь, чтобы удрать, а последний уже целился мне в грудь подобием копья, на конец которого был надет угрожающе острый обломок трубчатой кости.
Ренат палил в сторону удиравшего, боясь задеть огнём меня, и мне пришлось перекатом уворачиваться от нацеленного в грудь оружия. Всадник проскочил мимо, и теперь снова разворачивался для атаки. Но атаковать не успел. Привстав на колено, я влепил в него четыре заряда из пистолета, который после ночного нападения хищника всегда носил в кармане 'разгрузки'. Оглянувшись, я увидел, как последний нападавший соскочил с раненого и кренящегося на бок скакуна и, сильно хромая, успел скрыться за вершиной холма.
Ренат уже через минуту был рядом со мной, морщащимся от боли после попаданий стрел с кремневыми наконечниками.
-Цел?
-Да вроде. Журналистский 'броник' уберёг.
-Тогда посмотри, чтобы мне в спину не ударили.
И он ящерицей скользнул вверх по склону. Оттуда вскоре раздалось несколько одиночных выстрелов, но по расстроенному виду спускавшегося вниз товарища я понял, что безуспешных.
-Ушёл, гад. А у тебя тут как дела?
-Да всё нормально, отделался новыми синяками. Никогда не думал, что стрела с такой силой бьёт...
Мы обошли трупы нападавших. Увы, пули калибром 5,45 мм не оставили им шансов выжить даже при попадании в край туловища.
Все они были молодыми, лет двадцати-двадцати двух, мужчинами с лёгкими признаками монголоидности. Одежда их представляла собой кожаные куртки и штаны на голое тело. Вокруг ступней обмотаны куски кожи, обвязанные кожаными же ремешками. Луки относились к категории простых: без каких-либо усиливающих вставок, просто тщательно высушенные и искусно обработанные куски какой-то древесины. У одного из луков тетива волосяная, у остальных - тоже кожаный ремень. Наконечники оперённых стрел были тщательно оббиты и привязаны к расщеплённому древку, как и перья, кусками тонкой верёвки из растительных волокон.
Сёдел на лошадях (а то, что это была всё-таки какая-то разновидность лошади, мы согласились) не было, как и стремян. Вместо сёдел использовались куски сложенного в несколько раз войлока, обвязанные через брюхо верёвками в мизинец толщиной. Кожаные уздечки с продетыми в рот животного костяными пластинами-псалиями (надо же! Даже название вспомнил из какой-то своей статьи об археологах). Кроме копий с каменными и костяными наконечниками, при каждом был кремнёвый нож с обмотанной полосками кожи рукояткой. По бурдюку с водой и кожаный мешочек с обломками кремня, мотками кожаных шнуров и тонкой верёвки, костяные иглы.
-Васильич, глянь-ка! -позвал Ренат, рывшийся в скарбе убитого мной конника.
К поясу того был прикреплён небольшой бронзовый топорик грубой работы. Очень старый, если судить по количеству царапин и мелких, изъеденных коррозией трещинок.
-А я-то думал, что мы совсем уже в каменный век попали.
-Скорее, в переходный период от каменного к бронзовому. Но, судя по этому топорику, где-то всё не так уж и запущено.
-Эге-гей! Ууу-иии! Эге-гей!
-А это что за на хрен? -округлил глаза десантник.
По вспаханной самолётом полосе земли, размахивая над головой руками, как полчаса назад я, шли два крепких мужчины, сопровождающие седобородого старика, опирающегося на посох.
-Эге-гей! Ууу-иии! Эге-гей!
Мы настороженно двинулись навстречу с расчётом на то, чтобы оказаться рядом с БМД.
-Ты особо вперёд не высовывайся, -предупредил я солдата. -Мой броник их стрелы выдерживает легко, а твоё 'х/б' от них не спасёт. Лучше со спины прикрой.
-Ты тоже пистолет с предохранителя сними на всякий пожарный...
Гости, однако, никакой агрессии, в отличие от всадников, не проявляли. Даже наоборот: не доходя метров пятьдесят до нашего лагеря остановились и удручённо вперили взгляды в землю. Выглядели они немного более цивилизованными, чем те, что напали на меня: в кожу были одеты только 'сопровождающие лица', а старик (вряд ли он был старше меня) носил вместо куртки большой кусок ткани с прорезью для головы, наподобие пончо, подпоясанный плетёным из кожи ремешком с незатейливым узором плетения. Поверх пончо на груди его болтался кожаный шнурок с нанизанными камешками, клыками хищников, какими-то пёрышками. Центральное место этого украшения занимала сломанная по самое лезвие рукоять бронзового кинжала. Выглядели они совершенно европеоидными: вытянутые лица, русые с рыжиной волосы, зеленоватые глаза. Только носы не прямые, а с горбинкой, массивные такие, мясистые носяры.
Свои луки и копья они демонстративно оставили метров за сто до лагеря, и при них оставались лишь каменные ножи да узелок из обрывка шкуры, который старик незамедлительно развернул, едва мы подошли. Он что-то начал говорить, держа кусок шкуры с дарами на вытянутых руках, а сопровождающие его мужчины упали на колени и распластались грудью по земле, выражая крайнее почтение. Старик, закончив свою речь, тоже пал на колени, положил на землю дары и распластался по земле.
В принципе, ситуация была ясна: местные жители задабривают залётных богов, чтобы те ненароком не обратили против них свой гнев, силу которого они имели возможность пронаблюдать во время нашей схватки с кочевниками. Поскольку я выглядел несколько старше Рената, да ещё в моей стильной короткостриженой бородке седина поблёскивала, руководитель делегации обращался ко мне. Поэтому я принялся командовать.
-Ну, чего стоишь? Видишь, меня дарами облагодетельствовали? Не сочти за хамство, но надо принеси и передать их мне. Чисто ради протокольных формальностей.
Десантник криво хмыкнул, но со всей торжественностью прошествовал к лежащему на земле куску шкуры, церемониально поднял его с земли и, подыхая от раздиравшего смеха, вручил мне.
-Волобуев, вот ваш член! -пафосно произнёс парень, протягивая мне на вытянутых руках нехитрую снедь, горкой возвышающуюся на не блистающем стерильностью 'подносе'.
-Скотина! -содрогаясь от едва сдерживаемого хохота, выдавил я. -Когда останемся вдвоём, первым делом я тебя убью!
Не понимая нашей речи, выглядело это как будто я испытываю щенячий восторг от вида смешавшихся при переноске горстки варёных зёрен, кучки орехов, чахлой луковицы и приличных размеров куска мяса.
С трудом выдержав протокольную пятисекундную паузу, я, негромко хрюкая от смеха, отнёс дары на ближайший пустой снарядный ящик, после чего собрался с силой воли, нацепил на морду серьёзное выражение и двинулся к всё ещё лежащему ниц старику. Наклонившись, к нему, я взял его за руку и помог подняться, введя того в состояние, близкое к экстазу. После чего ладонью показал, что может подняться и его свита. Пока я за локоток вёл посланца к 'столу', Ренат успел притаранить ещё четыре ящика: по одному для меня, старика, его самого и длинный - для двоих сопровождающих.
-Тушёнкой их не удивишь, так что притащи пачку галет и несколько кусочков шоколада.
Боец мигом исполнил указание, и мы принялись к протокольному обеду. Но если зёрна и орешки можно было таскать руками без особого ущерба для санитарии, то по очереди грызть луковицу и мясо не хотелось, поэтому я быстренько пошинковал их ножом из аварийного запаса. Вид инструмента и лёгкость, с которой я выполнил эту процедуру привели гостей в состояние благоговейного трепета. Не меньший восторг вызвало то, что я собственноручно вручил каждому, сидевшему за столом, по куску мяса и дольке луковицы, а потом предложил отведать галеты из самолётного НЗ. Шоколад же вызвал такую бурю эмоций у членов делегации, что трудно оценить. Как и разлитый по пластиковым стаканчикам чуть тёплый чай со сгущёнкой, заваренный нами на завтрак.
Ну, а когда с перекусом было покончено, перешли к попыткам понять друг друга. Пересказывать тот бред и ужимки, к которым прибегли при этом обе стороны, не стоит. Главное, что все поняли: мы с Ренатом своим божественным появлением в здешних краях оказали честь племени (или народу) с названием такар. Живут они северо-западнее места авиакатастрофы, и видели падение самолёта. Их разведчики выследили нас и послали делегацию, которая стала свидетелем нашей стычки с плохим народом маджра, и та лёгкость, с которой мы отбили их нападение (скорее всего, всё-таки грохочущее и убивающее без видимых повреждений оружие), окончательно убедило такар в том, что они имеют дело с богами. Ну, а окончательно в этом уверились они, когда поближе рассмотрели нашу одежду и ножи (один из воинов попросил подержать мой нож, порезал себе палец, пробуя его заточку, и впал в состояние детской восторженности), а также вкусили 'пищу богов'.
-Васильич, чем-то одарить их надо, -посоветовал Ренат.
-Вот что, -чуток подумав, сообразил я. -Давай им всучим шмотки убитых маджра. Я их на место схватки провожу, а ты собери стреляные гильзы, обстучи их молотком, чтобы получились острые пластинки, вроде лезвий ножей. Принесёшь, мы там их сейчас ещё и мясом загрузим.
-Да чего ты жлобишься, покупая их за бусы? Мог бы и ножик подарить: вон как они на него пялятся...
-Охолони. Не известно, сколько раз нам ещё придётся отдариваться, так что давай пока будем ненужные вещи раздавать.
Замысел удался на славу, трофеи делегация приняла с огромным удовольствием. Особое счастье гостей вызвали сварганенные за пять минут лезвия из гильз, одним из которых я, чуть повозившись, откромсал шмат мяса от лошадиной ноги. Приняв в подарок бронзовый топорик, старый Догат покачал головой и принялся что-то говорить. По его жестикуляции и часто повторяемому слову 'плохо', я понял, что маджра вернутся, чтобы отомстить, но будет их при этом много, десятка три, судя по трижды выброшенным растопыренным ладоням обеих рук. А два пальца, показанные после тычка в сторону солнца, позволили понять, что это будет через два дня.
Неожиданно на лицах гостей отразился животный ужас, а у меня за спиной, послышалось знакомое 'тик-так, тик-так'. Обернувшись, я обнаружил за спиной оранжево-чёрную ящерицу. Глаза василиска, как я её уже окрестил, переливались разноцветными кругами. И, чтобы не вводить тварь в искушение, я просто сделал шаг в её сторону и со всей дури пинком послал её в полёт. Полетела она по значительно более высокой траектории, на основании чего я сделал вывод, что дождя не будет. Но больше всего меня удивила реакция парламентёров, рухнувших на землю и принявшихся мне кланяться. Когда процедура поклонения закончилась, старик восхищённо попытался что-то мне объяснить, указывая на место, где сидел гипнотизёр-самоучка. Из всего его сбивчивого рассказа я сделал вывод, что василиска зовут дидак, и он в местной теологии играет роль этакого страшного демона, поскольку слишком часто звучало слово 'плохой'. А я, кажется, оказался первым человеком, который не просто не поддался на его чары, а нанёс поражение этому ходячему метроному. Чем ещё более укрепил убеждённость старика в своей божественной силе.
Нагрузившись подарками, к которым я добавил и пачку галет, такар удалились восвояси, а мы с Ренатом принялись составлять план, как более эффективно отвязаться от назойливых кочевников. Да и от других непрошенных посетителей.
Кроме маджра, следовало ожидать и других визитёров от такар: дипломатическая миссия Догата завершилась успехом, и получив богатые дары, они наверняка захотят развивать контакты с 'добрыми богами'. Поэтому оставлять наши запасы без присмотра было бы просто безумием. Мало того, что растащат и перекалечатся, так ещё и элементарно лишат нас всего, что может понадобиться в будущем. А то, что мы будем ездить немало, несмотря на ограниченное количество солярки в баках, Ренат меня заверил, собираясь использовать в качестве горючки керосин из невыработанных запасов Ил-76.
-А не боишься, что двигатель быстро накроется? -засомневался я. -Насколько помню, знакомые умельцы пробовали в дизельные машины авиационный керосин заливать, но это у них плачевно заканчивалось.
-Васильич, лечи кого-нибудь другого! -отрезал десантник. -Может, цетановое число и смазочные качества топлива и критичные показатели для работы современных автотаратаек, но не для танкового агрегата, разработанного ещё во времена Т-34! И мы лили керосин, и наши предшественники лили, и хоть бы хрен! Мой дядя трактор 'Беларусь' 72-го года выпуска всю жизнь керосином заправляет, и двигатель работает, как часики! Ну, может быть, подстрою чуть-чуть ТНВД, когда солярку выработаем, и всё будет прекрасно. А так в мотор БМД даже по паспорту разрешается лить самолётное топливо.
Что же касается безопасности имущества, то обеспечить его решили, придвинув обломок хвоста вплотную к боковому люку фюзеляжа и забаррикадировав прорехи разным хламом. Люк, если требовалось, можно было запереть изнутри или снаружи, а возможности открыть его у здешних кулибиных не было никакой. Точно также как и вскрыть боевую машину. Приведением планов в исполнение занимались целый следующий день. Заодно вялили тонко нарезанное ломтиками конское мясо, чтобы не уничтожить слишком быстро остатки НЗ.
Ни я, ни Догат не ошиблись в своих предсказаниях. Ближе к полудню второго дня после первого визита такар послышалось уже знакомое 'Эге-гей! Ууу-иии! Эге-гей!'. На этот раз посла сопровождали два десятка разновозрастных соплеменников, все, как один, вооружённых луками и копьями. Но почти все они остались в сотне метров от самолёта, негромко удивлённо переговариваясь друг с другом. К нам, выполнив ритуал поклонения, приблизились лишь старик и крепкий рослый мужчина лет тридцати, сжимавший в руке копьё с настоящим бронзовым наконечником. За его тщательно выработанным кожаным поясом висел уже знакомый топорик, что дало нам понять статус гостя: сам вождь пожаловали-с!
И тут Догат к нам обратился по именам, кланяясь каждому:
-Таба ну лутопи Асилит, Таба ну лутопи Ремат!
Судя по всему, он представлял нам своего шефа. Как всегда, величайшего, всемогущего и наимудрейшего. Звали всемогущего Батыш, и он, судя по выражению лица, спешил принести нам своё почтение и восхищение. Таба та сатари Батыш преподносил нам царский подарок - шубы с барского плеча. Точнее, украшенные аппликацией кожаные пончо, которые немедленно, едва поднял руку вождь, доставили двое его подчинённых.
-Я говорил, отдариваться ещё придётся, -прокомментировал я презент, обращаясь к Ренату. -Отнеси шкуры и притащи каску.
Пока боец бегал, Догат продолжал рассказывать, что такар пришли нам помочь, когда явятся маджра.
Простую солдатскую каску, которых в нашем хозяйстве было штук семь, я уложил на землю и знаками попросил одного из воинов выстрелить в неё из лука. Естественно, каменный наконечник стрелы оставил лишь царапину на краске, вызвав искреннее восхищение такар. После чего я торжественно короновал выдерживавшим ещё и не такие испытания шлемом обомлевшего от счастья таба та сатари. Ну, а чтобы не было скучно, подогнал ему подбородочный ремень так, чтобы каска немного болталась на голове, но не спадала и, в то же время, ремень можно было легко откинуть.
Обмен любезностями прервало появление на холме ещё одного такар, что-то прокричавшего предводителю. Тот сразу посерьёзнел, пролепетал какие-то извинения и поспешил к войскам. А Догат подкрепляя свою речь знаками, сообщил, что маджра уже в десяти полётах стрелы, и их не тридцать, как он обещал два дня назад, а сорок.
-Ничего страшного! -улыбнулся я и кивнул десантнику.
Ренат шустро запрыгнул в люк механика-водителя, а я, с трудом вскарабкавшись на броню, полез в башню.
Взревевший двигатель БМД вызвал настоящую панику в рядах воинства Батышева. Кто-то, побросав оружие, бросился удирать, кто-то пал ниц и принялся молиться, чтобы гнев богов не пал на их грешные головы. А боевая машина, приподняв гидроприводами корпус, порыкивая двигателем, не спеша загрохотала к вершине холма.
Армия маджра, рассыпавшись лавой, неторопливо двигалась в нашу сторону. БМД они ещё не видели, но её появление ошеломило схватившихся друг с другом разведчиков такар и маджра. Застыв от невиданного зрелища на пару секунд, они, забыв о воинском долге, с воплями бросились в разные стороны.
Испуг удиравших маджра был настолько силён, что они, не останавливаясь и не обращая внимания на окрики командиров, промчались сквозь свой конный строй. Чтобы не тянуть кота за хвост, дожидаясь пока кочевники восстановят дисциплину среди подчинённых, я взобрался на башню и принялся орать и махать руками. Меня заметили.
Маджра продолжали рысцой нестись к вершине холма даже тогда, когда я спустился внутрь башни, а Ренат вывел машину на противоположный склон. Шаг конницы немного замедлился, но командиры яростно колотя древками копий отставших, погнали войско в атаку. Не доезжая сотни метров всадники выпустили по броне БМД град стрел, не решаясь подойти ближе к невиданному чудовищу. А мы дожидались, пока до них дойдёт тщетность их усилий. Наконец щелчки по броне прекратились. И тут я нажал на спуск пулемёта, проведя стволом с левого крыла конной цепи к левому...
Удиравших я подгонял короткими, в три четыре выстрела, очередями 30-мм пушки до тех пор, пока последний не скрылся за ближайшим холмом. А когда мы переехали на него, за следующим.
Хотя моей задачей было посильнее напугать кочевников, без жертв и пострадавших с их стороны не обошлось. Когда мы возвращались из погони за нару, такар, справившиеся с испугом, уже рыскали по полю боя, собирая трофеи. Наше внимание привлекла группа людей, собравшихся вместе и в нерешительности разглядывающая что-то лежащее на земле, и Ренат направил машину в их сторону.
Воины обступили полукругом полулежащую на земле девушку, привалившуюся спиной к крупу убитой взрывом лошади. Она продолжала сжимать в руке нож, но была явно в шоковом состоянии. Часто дыша, она с ужасом смотрела на свой оголившийся живот, вспоротый осколком снаряда. Кусок металла аккуратно рассёк мышцы, но не задел внутренности, и из десятисантиметровой раны выглядывали кишки.
Самый старший такар, мужчина лет тридцати, что-то сказал мне извиняющимся тоном, ткнул пальцем в сторону раны и замахнулся было копьём, чтобы добить раненую. Видимо, ради избавления от мучений (остальных раненых такар позже увели в своё селение). Но я перехватил его руку и скомандовал Ренату:
-Мухой дуй к самолёту и привези носилки, бинты, шприц-тюбик с наркозом, перекиси водорода и иголку с шёлковой ниткой. Да, и кипячёной воды, если получится.
-А где я тебе шёлка возьму?
-Из парашюта, дурило!
Когда десантник вернулся, я первым делом осторожно отнял у девушки нож. Потом воткнул шприц-тюбик в предплечье, а когда наркоз подействовал, знаками приказал воинам держать её руки и ноги. Она почти не дёргалась и когда я обливал рану перекисью, и когда зашивал распоротый живот.
-Готово! Главное теперь, чтобы перитонит не начался. Обидно будет: девчонка больно симпатичная, ей жить да жить, детей рожать...
Девушка действительно резко выделялась из виденных мной нару. Довольно рослая, пропорционально сложенная. Светло-русые, а не чёрные, как у остальных, обрезанные по плечи волосы, голубые, а не карие глаза, довольно светлая кожа. Классический нос, чуть припухшие губы, округлый подбородок с ямочкой. Сквозь дыры в куртке проглядывала высокая чашеодразная грудь. Сильные ноги, довольно изящные кисти рук.
Девушку уложили на армейские брезентовые носилки, и я скомандовал не перестающим изумляться такар нести её в сторону самолёта. Она, словно пьяная, бессмысленно блуждала взглядом, но не противилась ничему. А вскоре то ли уснула, то ли потеряла сознание.
Для пленницы пришлось оборудовать ещё одно спальное место, где она молча лежала в полузабытьи, пока действовал наркоз. Лишь к вечеру стала проявлять некоторое беспокойство, что было вполне естественным явлением, учитывая то факт, что она вряд-ли перед боем готовилась к предстоящей полостной операцией. Мы с Ренатом, посовещавшись, подняли её под руки и отвели к самолётному сортиру, где пришлось изображать не вполне приличную в высшем обществе пантомиму, чтобы объяснить, ради чего её привели к столь странной конструкции, которой мы сами, к слову сказать, не пользовались. Чисто гуманные соображения подсказывали, что нам потерпеть туалетное амбре будет чуть проще, чем только что прооперированной даме скакать из фюзеляжа, а потом сидеть на корточках.
Девочка оказалась понятливой, и после кормления разведённой в кипятке кашей солдатского сухого пайка до утра вела себя на 'больничной койки' совершенно спокойно. Зато из-за живности, набежавшей полакомиться трупами павших маджра и их лошадей вряд ли хорошо спалось оставленным Батышем наблюдателям, по официальной версии следившим, чтобы не подкрались коварные нару. Сто процентов, что вторым, неофициальным их заданием, была слежка за нами: не задумываем ли мы гадостей в отношении такар.
Мы, конечно, задумывали. Но не гадости.
Латунные отстрелянные гильзы тридцатимиллиметровой пушки БМД мы переделали в наконечники копий, и в течение дня перевооружили караул такар. Нарубив донышки гильз зубилом и слегка поработав молотком, наделали из них наконечников стрел, которые торжественно вручили 'начальнику караула', показав, как ими заменить каменные наконечники, а также продемонстрировав преимущество нового оружия. Тот был в экстазе. Часть гильз пошло на изготовление накладных пластинок для курток бойцов. Пришлось нарвать огромную охапку травы, изображавшую чучело человека, набить ею куртку, половину которой мы усилили пластинами, а половину оставили, как было. Стрела с каменным наконечником при выстреле с десяти метров пробила кожу куртки, но её наконечник, оставив вмятину на латунной пластине, раскололся при попадании в бронированную часть. Показав, как пришивать пластины кожаными ремешками, мы нашли занятие наблюдателям на ближайшие два дня, поскольку дырявить кремнёвым шилом одежду и тащить сквозь дырки кожаные шнурки оказалось достаточно сложным занятием.
Столь тесное общение с воинами обогащало наш словарный запас языка такар. Но если мне их язык давался достаточно сложно, то Ренат уже мог достаточно свободно общаться с 'охранниками'.
-Как тебе это удаётся? -удивлялся я.
-Привык, наверное. Я пять языков знаю: русский, башкирский, татарский, марийский и английский. Так что шестому научиться - особых проблем нет, -рассмеялся десантник.
Наша подопечная тоже пошла на выздоровление. Пока мы решали вопросы перевооружения союзников, она уже научилась сама передвигаться до туалета и обратно. Пока по стеночке, но сама.
Вечерний осмотр раны показал, что её края уже начали срастаться. И, что порадовало меня ещё больше, никакого внутреннего нагноения после операции в антисанитарных условиях у девушки не возникло.
За три дня, пока она была у нас, воительница не проронила ни слова. Но после очередной перевязки ткнула в мою сторону пальцем и спросила:
-Асилит?
Я подтвердил имя, данное мне такар, подтвердил новое имя Рената.
-Ты бог?
-Такар говорят - бог. А я - человек.
-Маджра говорят - бог. Исами говорил - ты человек. Я говорила - ты человек. Исами умер. Я живая. Я говорю - ты бог. Человек не делает, как ты. Люди злые, ты - бог. Моё имя Линэза.
-Линэза - маджра?
-Линэза была харьяна. Маджра убили много харьяна. Много дней пути. Я много жила у маджра и стала маджра. Харьяна -воины. Маджра - воины. Я - воин. Дай мне нож, я воин Асилита.
Я покачал головой:
-Линэза будет лежать. Пять дней. Потом десять дней ходить медленно.
-Дай мне нож.
Я снова покачал головой и показал пальцем на повязку.
-Нет.
На крошечную тучку на горизонте ни я, ни Ренат не обратили внимания. Занимались мы тем, что 'проводили свет' в наше жилище, оборудованное в обломанном хвосте самолёта. А попросту вставляли самолётные иллюминаторы в прорубленные в обшивке дыры. Наша то ли пленница, то ли пациентка что-то начала говорить, но словарного запаса нам не хватило, чтобы понять её речь. Поняли только слово 'плохо'.
Следом примчались перепуганные 'охранники' и принялись проситься внутрь самолётного фюзеляжа. Вот тут пришло время действительно насторожиться, поскольку эти воины уже неделю не только обходились без нашей помощи, но и периодически подкармливали нас мясом, добытым на охоте. Кстати, каждый раз нахваливая наконечники стрел и копий, подаренные им. Раньше они боялись даже приближаться к обломкам гигантского даже по нашим меркам самолёта, а тут...
Когда стремительно приближающая свинцовая туча заволокла полнеба, стало ясно, чего они всего так перепугались. Налетевший ураганный ветер поднял тучи пыли, взлетали в воздух и неслись, гонимые им листья, пучки травы, насекомые. По обшивке гулко загрохотал обрывок алюминиевого листа, сорванный с брюха самолёта ещё в момент катастрофы. И сам фюзеляж, и 'пристройка' к нему - оборванный хвост - качались и скрипели из-за парусности гигантских крыльев и хвостового оперения.
В отличие от воинов-такар, приближающийся удар стихии вызвал у меня какое-то озорное настроение. И я позвал Линэзу за собой в кабину стрелка, расположенную в самом конце самолётного хвоста, куда она ещё никогда не заходила, поскольку дверь в неё мы всегда держали закрытой.
Остекление кабины позволяло видеть происходящее снаружи, как будто ты сам находишься посреди этого мечущегося я в беспорядке мусора. Я усадил в кресло стрелка девушку, на лице которой постоянно сменяли друг друга ужас, восхищение, благоговение и просто удивление, а сам стоял сзади, просто любуясь гневом природы.
Вдруг ветер стих, наступило короткое затишье и крупные, едва ли со с толовую ложку размером, капли забарабанили по земле, остеклению кабины, корпусу самолёта. Несколько секунд, и сплошная пелена дождя, разрезаемая молниями, закрыла всё, что находилось далее двух шагов.
Минуты две за стеклом была почти ночная темнота, затем ливень чуть ослаб, и снова стали проявляться очертания некоторых предметов.
-Это сделал ты? -обвела рукой кабину стрелка Линэза.
-Нет, это сделал мой народ.
-Как зовут твой народ?
Что было отвечать этому дитю природы? Рассказывать про конструкторское бюро Ильюшина и Ульяновский авиазавод?
-Россия...
Реакция девушки на имя моей Родины была удивительной.
-Ра Асия???
А спустя несколько секунд она пояснила причину того, что её так поразило.