Аннотация: Настоящая "готическая" история об английском призраке, в основу которой лег мой детский страх перед спицами зонтов. А также, здесь очень много атмосферы Лондона. Дождливой атмосферы. Если что, в Лондоне я ни разу в жизни не был.
Летний Дождь в Англии
Always stays the same, nothing ever changes,
English summer rain seems to last for ages.
Placebo 'English Summer Rain'
Ничто и никогда не менялось. Как же он ненавидел этот монотонный нескончаемый дождь, который лил уже несколько часов подряд, ни на секунду не прекращаясь, и эти тяжелые свинцовые тучи, затянувшие летнее лондонское небо и не оставлявшие на нем ни просвета! Эту противную морось даже нельзя было назвать дождем в полном смысле этого слова, однако промочить до нитки и вконец испортить настроение она вполне могла. И почему дожди в Англии в летнюю пору такие затяжные и монотонные? Почему вообще летом у них так часто идут дожди?!
Эта жуткая монотонность преследовала Джеймса буквально во всем - в падающих с неба бесконечных каплях, в свинцовой серости туч, и даже в одинаковых черных зонтах прохожих на многолюдных улицах Вест-Энда. Выйдя из метро у станции Ковент Гарден, он направился по Джеймс-Стрит по направлению к главной площади Ковент-Гарден. Своеобразная ирония была уже в том, что свой путь по Вест-Энду молодой человек начал с улицы, названной словно бы в его честь. По крайней мере, совпадение названия улицы с его собственным именем сейчас заставило Джеймса криво усмехнуться. На саму площадь, кишевшую туристами даже в это дождливое время, молодой человек, однако, заходить не стал, а свернул на Кинг-стрит, а затем по Бедфорд-стрит пошел по направлению к Стрэнду.
Здесь, несмотря на обилие магазинчиков и кафешек по обеим сторонам улицы, народу было не так много, и Джеймсу досаждал только никак не прекращающийся дождь, который, очевидно, решил устроить настоящий потоп в самом сердце Туманного Альбиона. Однако, стоило молодому человеку выйти на Стрэнд, как шумный поток спешащих неведомо куда людей - и лондонцев, и гостей города - подхватил и увлек его за собой, подобно тому, как стремительное течение большой реки уносит утлое суденышко. Проходящие мимо люди так и норовили, словно нарочно, стукнуть его зонтами по любой доступной части тела, что, естественно, выводило Джеймса из себя еще больше. Господи, ну почему они все вечно таскают с собой эти жутко неудобные приспособления, чьи спицы торчат во все стороны подобно острым иглам, встопорщившимся на теле какого-нибудь сказочного монстра?! Так ведь и в глаз попасть недолго...Неужели нельзя просто накинуть капюшон, к примеру? Сам Джеймс вообще шел с непокрытой головой, и мелкие дождевые капли оседали прямо на его длинных каштановых волосах. Но он не особо беспокоился об этом, ведь, несмотря на отвратительную погоду, был относительно теплый летний день.
Куда больше Джеймса раздражали бесконечные зонты бесконечных прохожих, и он уже стал жалеть, что вышел именно на Стрэнд, а не на какую-нибудь другую улицу, которая могла бы привести его к набережной Темзы, к местечку неподалеку от отеля Савой, где у молодого человека была назначена встреча. Так или иначе, но Джеймс был уже близок к цели: скоро он, наконец, сможет свернуть с многолюдного Стрэнда, полного кипучей жизни даже в такие дождливые дни, на более тихую Савой-стрит, которая ведет прямо к набережной Темзы. Именно там, на уютной Савой-стрит, словно бы зажатой между офисными зданиями, и располагалась цель утомительной экспедиции Джеймса - отель Савой.
И, как только Джеймс с облегчением вздохнул, заметив впереди поворот на Савой-стрит, его что-то больно кольнуло в плечо. Обернувшись, юноша заметил проходившего мимо респектабельного мужчину с огромным черным зонтом, одна из спиц которого, очевидно, и задела молодого человека. Это было уже слишком для Джеймса на сегодня. Все гнетущее напряжение этого дня, отравлявшее ему душу с самого раннего утра, пробило броню его английской сдержанности и прорвалось наружу исступленным криком: 'Смотреть надо по сторонам!! А что, если бы вы мне в глаз своей спицей заехали?! И вообще, могли бы без зонта под дождем идти, ничего бы с вашей лысиной не случилось!' Некоторые прохожие при этих словах посмотрели на него как на сумасшедшего, другие просто оглядывались по сторонам, пытаясь понять, что это вдруг нарушило привычный монотонный ритм их существования.
Однако тот мужчина, что задел его своим зонтом, даже не обернулся, и вообще никак не прореагировал на вспышку Джеймса. Этот досадный эпизод окончательно испортил молодому человеку настроение. Его злость и раздражение, хоть и прорвались наружу, не получив никакого отклика, теперь еще сильнее довлели над ним. В голове Джеймса теперь роились лишь навязчивые мысли о зонтах и о дожде, которые превращали его прогулку в сущий кошмар. 'Вот так, наверное, и выглядит ад, если он существует, конечно, - мрачно подумал Джеймс. - Тяжелые свинцовые тучи, скрывающие свет солнца и превращающие ясный день в серые сумерки; непрекращающаяся отвратительная морось, заставляющая сквозь промокшую одежду дрожать от пронизывающего холода теплым летним днем; серые убогие люди, не отличимые один от другого, вечно спешащие неведомо куда и толкающие друг друга своими ужасными черными зонтами. И главное, ничего и никогда не меняется, изо дня в день повторяется одна и та же однообразная, жуткая в своей монотонности картина, словно в старом граммофоне на одном из самых унылых моментов заело музыкальную пластинку. Вот это самый настоящий ад, вот что могло бы по-настоящему испугать благочестивых прихожан христианских церквей, а вовсе не нелепые побасенки о 'геенне огненной''.
С этими отнюдь не жизнеутверждающими мыслями Джеймс дошел до Савой-стрит, с которой в этом месте уже открывался вид на набережную Темзы. В иные, погожие дни набережная Виктории, на которую и выходила Савой-стрит, выглядела весьма живописно. Особенно выделялся в этом месте красивый арочный мост Ватерлоо, соединяющий район Вестминстера, в котором сейчас находился Джеймс, с Ламбетом на южном берегу Темзы. Но сейчас Темза была затянута серой туманной дымкой, которая почти полностью скрывала противоположный берег реки, и в которой тонул мост Ватерлоо. Снова то же серое однообразие, сводившее Джеймса с ума.
Однако, когда молодой человек свернул со Стрэнда на Савой-стрит и двинулся по направлению к набережной, произошло странное событие, нарушившее, наконец, столь удручающее Джеймса однообразие. Вдруг, по совершенно непонятной причине, он совсем перестал что-либо ощущать. Внешне, ничего не изменилось: река по-прежнему была затянута туманной дымкой, с неба продолжали падать нескончаемые дождевые капли, а прохожие периодически задевали его своими неуклюжими зонтами. Однако Джеймс больше не чувствовал ни промозглой сырости воздуха, ни капель дождя на своем теле, ни уколов чужих зонтов. Даже одежду на себе он перестал ощущать. Дышал ли он еще? Это единственное, о чем нельзя было сказать с определенностью. Но остальные его физические ощущения исчезли без следа, словно их никогда и не было.
Зато теперь он был абсолютно свободен, мог идти туда, куда ему вздумается, и никто был не в силах помешать ему. Исчезли без следа его былая нервозность и страшная скука, а на смену им пришли пьянящая свобода и легкость. Джеймс не обращал больше никакого внимания на прохожих вокруг, вечно спешивших во все стороны по улицам Лондона подобно муравьям на лесных тропинках, и даже их нелепые зонты больше совсем его не раздражали. Да и чего раньше он так переживал из-за них? Это всего лишь средства защиты людей от дождя, а их спицы-жала не смогут больше причинить ему никакого вреда. Да и сам дождь его теперь совсем не беспокоил.
Так, в этом новом для него состоянии, Джеймс встретил полдень на набережной королевы Виктории, любуясь величественной рекой, неторопливо катившей свои воды сквозь самое сердце Соединенного Королевства. Справа от него возвышалась Игла Клеопатры - вывезенный в Лондон древнеегипетский обелиск, а слева - арочный мост Ватерлоо. Но вот что странно - мост больше не был скрыт за серой туманной дымкой! Арки его переливались в солнечных лучах, а на испещренной древними иероглифами поверхности обелиска играли солнечные блики. Джеймс поднял глаза к небу и не увидел там ни облачка - яркое полуденное солнце свободно сияло в середине неба и освещало город и реку. Куда же делись бесконечные тучи, покрывавшие все небо еще минуту назад? А впрочем, что вообще тогда происходило? Джеймс не помнил и не желал вспоминать. Он целиком отдался настоящему моменту, словно начал жить только что, выйдя к набережной Темзы и подняв глаза к полуденному солнцу.
Он любовался проезжающими по набережной Виктории двухэтажными автобусами, украшенными изображениями британского флага, покрывавшими весь их корпус, и проплывающими по Темзе прогулочными речными трамвайчиками. Он вдыхал полной грудью свежий запах Темзы, исходивший от ровной водной глади. Он поднялся на мост Ватерлоо и смотрел оттуда на освещенные полуденным солнцем крыши домов Лондона. Вот там, на южном берегу Темзы - Королевский Национальный театр, одно из трех главных сооружений комплекса 'Саус-Банк', а на том берегу, с которого пришел Джеймс, чуть в отдалении возвышался величественный Вестминстерский дворец, где в настоящее время проходят заседания английского Парламента, построенный в стиле неоготики. На его северной башне, возвышавшейся над всем зданием, отмеряли непрерывный бег времени самые крупные лондонские часы - Биг-Бен.
Внезапно границы пространства начали словно раздвигаться перед Джеймсом, и, стоя на мосту Ватерлоо, он за стройными рядами офисных зданий Стрэнда, рядом с площадью Ковент-Гарден увидел Королевский оперный театр, а в некотором отдалении от Вестминстерского дворца через узкую Нортумберленд-авеню - Трафальгарскую площадь, сердце Лондона, где на месте Чарингского креста встречаются три главные артерии Вестминстера - Стрэнд, Уайтхолл и Мэлл. Сквозь стены домов взор Джеймса проникал все дальше и дальше вглубь Лондона вплоть до бывших трущоб на его окраинах. Перед его глазами одновременно были и деловой Сити, и дышащий стариной Вест-энд, и шумный центр города, и тихие окраины...Но при этом не было никакой путаницы - Джеймс ясно и четко различал каждую улицу, каждое здание!
И, самое главное, теперь не было никакого дождя и никакого тумана - только ясное голубое небо и яркое полуденное солнце! Не было также и никаких зонтов - люди ходили по улицам в легких летних шляпках, кепках и просто с непокрытыми головами, радуясь солнечному дню. Суета их тоже больше не казалась бессмысленной - напротив, любые повседневные дела были исполнены значения и озарялись радостью. Джеймс почувствовал, что любит этот город всем сердцем, и слезы счастья полились из его глаз. И это были единственные капли влаги, коснувшиеся его лица в тот день.
Но вот взгляд Джеймса, затуманенный слезами, остановился на площади Ковент-гарден и на маленькой Джеймс-стрит, его тезки-улицы, и вскоре он видел уже только их, а картина Лондона куда-то пропала. Исчезло и яркое голубое небо, скрывшись за тяжелыми свинцовыми тучами, а слезы перед глазами стали каплями дождя, непрерывной моросью падавшими с тусклого серого неба. Джеймс встряхнул головой, стряхивая влагу с волос и словно пытаясь вспомнить что-то очень важное и прекрасное, но это что-то неумолимо ускользало от него, словно растворяясь в окружающей туманной серости, и вот он не помнит уже совсем ничего из тех чудесных видений Лондона, что посещали его совсем недавно. Теперь Джеймс снова двигался под летним дождем по улицам Лондона, а прохожие периодически задевали его спицами зонтов. Вот уже совсем скоро он свернет на Стрэнд...
Ровно десять лет назад в Лондоне, на набережной Виктории умер молодой человек по имени Джеймс Мюррей, журналист Таймз, спешивший на интервью с одним из постояльцев отеля Савой и не дошедший всего несколько футов до отеля. Причиной смерти послужила спица зонта случайного прохожего, воткнувшаяся ему в глаз. Нелепая смерть.