Александр Коган

Воспоминания о незабвенной памяти академике Василии Васильевиче Парине.

Когда у меня возникла потребность обсудить свои результаты научных исследований, встал вопрос: а с кем? Научная литература однозначно свидетельствовала о том, что наиболее компетентным ученым в той проблеме, которой я занимался, был академик В.В. Парин. Я досконально знал его работы, но не знал доступа к нему. Стал искать этот доступ. И нашел. В Москве, оказался мой студенческий товарищ, который работал в одном из академических институтов вместе с родственницей В.В. Парина (кажется, дочерью - не помню). За бутылкой водки он самонадеянно заявил, что нет проблем получить аудиенцию. Он это устроит. Жду в Москве, проходит день - два, ответы уклончивы. Наконец я его дожал: в чем дело? Оказывается, проходит сессия Академии медицинских наук (почему-то в театре эстрады) и он занят там по горло.

Оценку его поведению я дал незамедлительно и в горячах поехал в театр. Народу - тьма. Я подошел к шпалеру девочек, которые регистрировали делегатов, и выбрав ту, которая в наибольшей мере раздражала мой зрительный нерв, сделал стойку, как охотничья собака, видя дичь. Для прикорма я сбегал в буфет, купил коробку конфет (цветы, к сожалению, там не продавали).

В те годы для меня не представляло проблем познакомиться с представителями прекрасного пола. Я интеллигентно поздоровался с ней (костюм был в полном порядке, как и обувь) и спросил: узнает ли она меня? Как выражался один мой знакомый, "она была в полном невдоумении". Отвечает смущенно: "к сожалению, я не помню". Я ответил, что обо всем я напомню несколько позже, но сейчас мне немедленно нужно увидеть академика В.В. Парина. У меня к нему очень ответственное и конфиденциальное поручение. Я лишь курьер. К сожалению, я его никогда не видел и в этой толчее не найду.

Если удастся с ним встретиться, то позже мы непременно увидимся с Вами, я надеюсь. Мы с ней пошли по фойе и вдруг она говорит: вон он идет! А сама немедленно убежала на свое место. Трусостью я не страдал, терять мне было нечего. Я подошел, извинился и представился, коротко сказав, что я хотел бы обсудить с ним свою работу. В.В. - высокий ростом, стройный, чист и румян лицом (несмотря на длительный срок отбывания наказания ни за что в колонии) излучал искреннюю доброжелательность, хорошее настроение, сразу же вызывал симпатию. Счастье иметь такую улыбку, какую имел В.В. Описать ее невозможно. Она покоряла сразу. Он сказал: в чем дело? Пошли, поговорим. И заводит меня в комнату отдыха Президиума АМН, где сидят самые умные люди. В звездах Героев, Лауреатских медалях (в глазах рябило от пурпурного до золотых цветов). Мне показалось, что им скучно и поэтому они обратили свой взор: кого это привел В.В. Парин? Он не представлял меня им, мы с ним сели в кресла где-то сбоку от роскошного стола. Он предложил мне коньяк а я, естественно, отказался, сказав, что в такой компании я пить не смогу. Он рассмеялся и призвал меня перейти к делу. Я ответил, что под гипнозом членов Президиума АМН я вряд ли смогу внятно изложить то, что я хотел бы, тем более, что у меня в портфеле таблицы, графики и прочее. Он спросил: Вы не могли бы заехать вечерком ко мне домой? Я записал адрес и сказал, что в назначенное время я непременно приеду. Сердечно поблагодарил его и помчался к бабушке, у которой мы вместе с моим шефом по хирургии остановились.

Юрию Ивановичу, моему любимому другу и шефу я все рассказал. Он был чрезвычайно удивлен демократичностью, душевизмом В.В. Парина. По дороге в Москву он сильно сомневался, что мне удастся осуществить свой план. Он долго не думал и сказал: дуй в елисеевский или куда-нибудь, возьми с собой хороший коньяк, шампанское и продиктовал такой перечень закуски, что нужно было брать с собой рюкзак. "Не поедешь же ты в гости с пустыми руками?" - сказал он. Как провинциал, я правильно его понял и выполнил все, что он советовал. Все-таки начальник, возрастом постарше и поопытней в жизни.

В назначенное время я появился, подождав в подъезде точное время. Дверь открыл Василий Васильевич. Я был несколько смущен скромностью жилья,а еще больше его свободной одеждой: ковбойка, спортивные брюки, тапочки.А я при параде. Мне стало неловко. Портфель с выпивкой и харчами жег мои I ноги. Я поклялся не открывать его, а достал папку с делами. За кофе мы спокойно все обсудили. Работа ему понравилась и он обещал помочь мне, хотя, и как он сказал, особой необходимости в этом не было. С перепугу перед защитой докторской диссертации, я откровенно сказал, что будет легче жить под такой "крышей". Он рассмеялся и мы расстались очень тепло.

Василий Васильевич представил всю статью в один из самых престижных журналов, и она была опубликована. Это было несколько позже. Но перед уходом из его дома я сказал, что хотел бы дополнить работу такими-то исследованиями. Он сказал, что у меня и так достаточно материала. Но я не поверил в удачу и продолжал делать то, что задумал. За год-полтора события развивались драматически, в самом худшем смысле. Василий Васильевич тяжело заболел и находился в престижной больнице (в Борвихе). Когда я узнал об этом, на следующий же день мой директор (тоже незабвенной памяти - академик Д.К. Беляев) сказал, что немедленно нужно лететь в Москву и разобраться, что случилось. Так я и сделал.

В эту особую больницу никакой транспорт не ходил. Когда я пешком шел 6-7 километров (пешеходной дорожки там не было), мимо меня одна за другой мелькали по тем временам самые роскошные машины. Я не голосовал, и ничего не просил, шел размеренным солдатским шагом, размышляя о том, что же случилось.

Наконец я дошел до проходной, где, с красными физиономиями была группа упитанных охранников. Я предъявил служебное удостоверение сотрудника Академии наук СССР, командировочное удостоверение, паспорт. Они внимательно все это изучали. Затем они затеяли довольно долгие телефонные переговоры. Очень смешно, что они неправильно прочитали мою фамилию. Вместо того, чтобы сказать, что к В.В. Парину рвется некий Коган, они переиначили мою фамилию, назвав меня "Конго". Начальство, вероятно, спросило: не негр ли я? После довольно длительного ожидания, в сопровождении двух охранников (все было как в лагере: один впереди, другой сзади; вероятно задний по дороге размышлял, в какую ногу стрелять в случае чего-то). Они сдали меня с рук на руки охранникам, которые дежурили в клинике.

Мне удалось повидаться с Василием Васильевичем, который героически переносил несчастье, свалившееся на него совершенно незаслуженно.

Я полагаю, что моя первая реакция на его внешний вид, в наибольшей мере была выражена глазами (расширение зрачков). Он это увидел, улыбнулся, развел руками (что, мол, сделаешь). Насколько я смог, я не стал задавать медицинских вопросов. Старался его несколько развлечь, рассказывая, привирая, всякие юмористические истории сибирского происхождения.

Я понял, что это наша последняя встреча. Каково было мое удивление, когда в он в конце нашей встречи, он протянул мне свой отзыв па мою работу. Я никогда не просил его об этом. Я был потрясен тем, что, уходя, он никого не забыл. Позднее мне об этом говорили его сотрудники. Он ушел из жизни, сделав все: редакцию статей, монографий, диссертаций и многое другое, вероятно, чувство исполненного научного долга не простое дело. Оно требует воли и высших человеческих качеств.

Конечно же, я летал на похороны Василия Васильевича. Я привез венок с лентой от Президиума Сибирского отделения АН, постоял на панихиде, был приглашен на поминки, но не пошел. Не по чину! Мы с ребятами образовали небольшую группу и поехали в Серебряный бор заливать водкой постигшее нас горе. В основном молчали и пили.

Несколько позже вышли воспоминания о Василии Васильевиче. Мое впечатление о них таково, что они холодные. Нет душевизма. Слабо отражено его мужество, личные качества человека и многое другое, что имеет не меньшее значение, чем научные достижения.