Лия Александр : другие произведения.

Такие истории бывают

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    такое случается в жизни иногда, это печально или нет, это разделяешь или нет, но не стоит это отрицать

Замок на песке.

  
  
  
   Мы говорим, что вселенная состоит из атомов, а души из любви, но почему бы ни признать, что наоборот бывает гораздо чаще.
  
  
   Прилив отлив, снова прилив и снова отлив, океан живет своей жизнью. Волны нахлынывают на берег, потом возвращаются обратно. Вперед, назад, вперед, назад, то здесь, то нет. Тихий шум волн проникает внутрь, обдает брызгами что-то в душе, прилив, отлив, такой оглушающий тихий шепот океана!
   Она могла часами строить замок на песке. Просто сидела на коленях, и пальцы ее собирали мокрый песок, укладывали его в ряды, проделывали дырки только для того, чтобы насыпать еще песка. Иногда она строила целый песочный город, строила с рассвета до заката, четко вырисовывая каждую черточку, каждую башенку замка. Ночью приходили волны, и все смывали, оставляя за собой лишь мокрый песок. А утром она приходила снова, чтобы опять строить замок. Пальцы снова разминали песок, чтобы уложить башенки дворца, в котором не было ни одного окна. А ночью снова наступали волны. И лишь звездное небо было свидетелем тому, как рушатся своды песочного замка, погребая под собой все мечты и желания.
  
  
   Доктор Стефан Брайт долго и внимательно смотрел на своего более молодого коллегу, после чего непонятно зачем откашлялся, и произнес:
  -- Доктор Рид, ваши доводы кажутся мне безосновательными.
   Доктор Андрес Рид усмехнулся. Он вообще отличался повышенной насмешливостью и ироничностью.
  -- Значит, говорите безосновательными. Доктор Брайт, давно ли вы заглядывали в газеты или смотрели телевидение? Пришельцы наступают, а вы разглагольствуете о разумности моих доводов.
  -- И чего же вы хотите?
  -- Поговорить с доктором Сиа Ли.
  -- Это невозможно, - отрезал Стефан Рид, - Сиа Ли больше не доктор, она здесь пациент!
  -- Сиа Ли известный ученый в области бионики и ксенопсихологии, - возразил доктор Рид.
   Сеточка морщин окольцевала губы старого доктора Брайта, когда он усмехнулся.
  -- Давно ли вы видели доктора Сиа Ли, доктор Рид? - горько спросил он.
  
  
   Мой замок снова смыт. Его больше нет, больше ничего нет. Только пустота и шум волн, и мокрый песок. Тяжелый свинцовый мокрый песок в замке без единого окна, мой замок снова смыт. Волны беспощадны. Они красивы, сильны и беспощадны, и только тихо шелестят их голоса...
  -- Доктор Ли!
   Я снова построю замок, он будет еще лучше прежнего, еще выше, еще больше, пока не придут волны.
  -- Доктор Ли!
   Эта башенка будет самой высокой, но в ней не будет окна, никто и никогда не сможет посмотреть из нее на побережье, не сможет увидеть эту смертельную голубизну.
  -- Доктор Ли, вы меня слышите!?
   А эта башенка будет самой маленькой, но и в ней нет окон, просто маленькая башенка и мало песка, его совсем мало, но даже она не устоит перед волнами. Безжалостные волны, холодные звезды.
  -- Доктор Ли!
   Андрес Рид чувствовал, что начинает нервничать. Эта женщина не просто не замечала его, она его и не видела. Для нее сейчас существовал только мокрый песок, из которого она старательно вылепляла стены и башни замка. И пробиться сквозь стену ее молчания и отсутствия было невозможно. Он, вдруг, понял бесполезность своих действий. Чья-то рука сзади коснулась его плеча. Он обернулся. Рядом стоял Стефан Брайт. И так не молодое его лицо при свете дня казалось еще больше уставшим и измотанным. За последние недели он постарел на многие годы.
  -- В этом мире не существует ничего, что было бы важнее построения этого замка, - как-то беспомощно проговорил доктор Рид.
  -- Это верно, - согласился доктор Брайт, - для Сиа сейчас все сосредоточено на этом песочном замке. Она проводит здесь все свое время с момента возвращения.
  -- Но она была совсем другой! - резко выкрикнул Андрес Рид.
   Он живо вспомнил, как впервые увидел Сиа Ли пять лет назад. Он тогда был перспективным двадцатитрехлетним молодым врачом полным надежд. Сиа было двадцать шесть, она была известным специалистом в области бионики, параллельно с этим изучая, а практически создавая новую науку - ксенопсихологию. Он был покорен ею сразу. Высокая, с длинными светлыми развевающимися волосами в синем строгом костюме она бежала по лестнице и явилась ему воплощением мечты. Ее удлиненные зеленые глаза всегда таили в себе смешинки, хотя губы улыбались редко, но она была весела и жизнерадостна. Она тогда приветливо поговорила с ним, выслушала его проблему и порекомендовала ему куда обратиться. Он пригласил ее поужинать, и она согласилась, они чудесно провели время, Сиа оказалась приятным и тактичным собеседником. Он был счастлив, а потом узнал, что Сиа выходит замуж. Андрес чувствовал бы себя влюбленным идиотом, но этого почему-то не произошло. Последний разговор с Сиа Ли закончился для него неожиданными открытиями, и он был благодарен ей за это. Все эти пять лет он не видел Сиа, не знал, счастлива ли она в браке, но он горел желанием сделать что-то важное, чтобы показать ей свои способности. Справедливости ради, надо сказать, что Андрес Рид, действительно, был талантливым врачом.
   Все изменилось год назад. Астрономы заметили, как к Земле приближается какой-то объект, оказавшийся звездным кораблем пришельцев. Этот корабль просто вышел на орбиту Земли, на очень дальнюю орбиту, и в течение нескольких месяцев ничего не происходило. Пришельцы, иначе их и не звали, не появлялись, не делали никаких заявлений, ничего не требовали. Никто их не видел. Была создана группа ученых-экспертов, которые занимались, изучением сей проблемы. И, разумеется, Сиа Ли была включена в эту группу, как ведущий специалист в своей области. Это она выдвинула версию, что за нами пока просто наблюдают, и даже вступают в контакт, но односторонний. Она уже глубоко продвинулась в своей версии, когда исчезла. Ее начали искать все спецслужбы, потихоньку понимая, что ни одна из них не при чем. Тогда все посмотрели на небо, осененные неожиданной догадкой. Сиа похитили пришельцы. Прошел месяц, и пришельцы впервые вышли на контакт. Они еще не показывались, но уже разговаривали. Впрочем, о себе они тоже ничего не сообщали, разговор был беспредметным. А еще через месяц вернулась Сиа. Она просто оказалась перед дверями, с внутренней стороны квартиры своего старого друга и наставника доктора Стефана Брайт. Ее состояние было близко к кататонии.
   Доктор Брайт поместил ее в свою клинику, ему удалось обследовать ее, чтобы выяснить, что физическая целостность организма Сиа не нарушена, но ее психика разрушена окончательно. И восстановлению не подлежит. Он уже смирился, что Сиа проживет остаток своей жизни как растение, но не тут-то было. То ли женщина обладала огромной волей, сломить которую было не так-то просто, то ли в ней взыграло что-то еще, но однажды она открыла глаза и поднялась с кровати. С тех пор она сама одевалась, сама ела и ложилась спать, но ее взгляд был малоосмысленным, и она не разговаривала. И так продолжалось уже четыре месяца, которые она проводила на пляже, строя замки из песка. Стефан Брайт не мешал ей, он приветствовал хоть какие-то проблески разума.
   Но пришельцы активизировались, они начинали о чем-то говорить, и чего-то требовать. Но так как критерии миропонимания были разные, и это понимали даже военные, диалог так и не состоялся. Вот тогда-то и потребовался человек, способный понять пришельцев. Все правительства синхронно вспомнили о докторе Сиа Ли. С тех пор в клинику нервных заболеваний к доктору Стефану Брайт стали приезжать разные люди, но вопрос у всех был один, когда они могут поговорить с Сиа Ли? Доктор Брайт сначала вежливо, а потом все более раздраженно объяснял, что его пациентка не может ни с кем разговаривать, но все было бесполезно. Единственный из тех, кто приехал, и кто был готов понять его - это доктор Рид. И то по совокупности причин - собственного профессионализма и любви к Сиа Ли. И даже Андрес Рид надеялся, что она поможет им в общении или возможном противостоянии с пришельцами.
  -- А где ее муж? - неожиданно и очень тихо спросил доктор Рид.
  -- Не понижайте голос, она все равно не слышит, - громко отозвался Стефан, - точнее, не замечает. Ее муж был здесь, когда мы ее привезли. Он оказался напуганным до смерти, и с тех пор не появлялся. Надеяться на него бесполезно. Пойдемте, Андрес, оставим ее одну. Нам надо поговорить.
  -- О чем? - безнадежно спросил доктор Рид.
  -- О Сиа Ли. Вы считаете, что сможете вернуть ее к жизни, вернуть ей желание говорить и что-то делать, помимо этого бесконечного строительства замков на песке?
  -- А вы считаете, что это невозможно? - вопросом отозвался Андрес Рид.
  -- Но вы же профессионал, - проговорил Стефан Брайт.
  -- Но вы же знаете Сиа, доктор Брайт, - с горячностью в голосе воскликнул Рид, - неужели вы верите, что такая женщина может превратиться в зомби?
   Стефан глубоко вздохнул. По пригорку к ним бежала стройная фигурка в белом халате. Помощница Стефана Брайта - сестра Элиза Варн, которую никто кроме как Лизой и не звал.
  -- Доктор Брайт, доктор Рид, - громко кричала она, запыхавшись от быстрого бега.
  -- В чем дело, Лиза?
  -- К вам приехал господин, хочет срочно вас видеть.
  -- Что за господин? - удивленно переспросил Стефан.
  -- Он назвался Александром Вершински.
   Андрес нахмурился.
  -- Я знаю его, он из министерства обороны. Вряд ли мы услышим от него что-то хорошее.
  -- У него ужасно серьезный вид, - подтвердила Лиза.
  -- Особого выбора у нас нет, - подытожил доктор Брайт, - идем.
  -- Я останусь здесь, - неожиданно, произнес доктор Рид.
  -- Ладно, - кивнул Стефан и направился в свой кабинет.
   Александр Вершински ждал его там. Он поднялся ему навстречу.
  -- Итак, в чем дело? - неприязненно спросил Стефан Брайт, - что вам угодно?
  -- Доктор Брайт, нам необходимо поговорить с вашей пациенткой. Ситуация усложнилась, пришельцы предъявили нам много требований. А Сиа Ли единственная, кто может хоть что-то рассказать о них.
  -- Она ничего не может рассказать, - вздохнул доктор, - я уже устал это повторять. Сиа молчит, и сколько она еще будет молчать, одному Богу известно.
  -- И все же мне бы хотелось взглянуть на нее самому, - настаивал господин Вершински.
   Открылась дверь, и на пороге появился Андрес.
  -- Доктор Рид, - устало попросил Стефан, - проводите нашего гостя к Сиа Ли.
  -- Я не могу, - странно отозвался Андрес, - Сиа исчезла.
  -- Как исчезла?!
  -- Убежала. Я подошел к ней и заставил ее на меня посмотреть. Она посмотрела, действительно увидела меня, пожалуй, в первый раз. А потом вырвалась и убежала. И я не знаю, где она.
   Александр Вершински недоверчиво поглядывал на него, потом покачал головой.
  -- Я покажу вам пленку, на которой снят наш первый контакт с пришельцами, а вы учтите, она вовсе не добрые инопланетяне из книжек. Возможно, нас ждет самое худшее. Сиа Ли нужна нам.
   Он вставил кассету в видеомагнитофон, чтобы оба врача могли увидеть пришельца. Они увидели, и замерли. Он был почти что человек. Две руки, две ноги, голова. Только рост его был почти два метра, огромные голубые глаза на невозможно красивом лице почти светились, копна белокурых волос спадала на плечи.
  -- Ну что ж, - усмехнулся Стефан Брайт, - если она увидела вас, то не удивительно, что убежала, - он повернулся к своему высокому белокурому коллеге с ясными голубыми глазами на красивом холодном лице.
   Андрес ошеломленно качал головой.
  -- Кто бы мог подумать, - потрясенно проговорил он, - невероятно. Я просто напугал Сиа до полусмерти.
  -- Это было бы верно, - послышался тихий безжизненный голос без малейшего эмоционального оттенка, - да только мне уже все равно.
  -- Сиа!
   Все трое обернулись к ней, потрясенные еще больше, чем видом пришельцев.
  -- Я пойду с вами, - продолжала женщина тем же невыразительным голосом, - и помогу поговорить с пришельцами. Вот только отвечу на вопросы врачей.
   Она спокойно смотрела на них, ожидая вопросов, и ее зеленые глаза были ледяными озерами пустоты.
  -- Что там было с тобой? - нарочито спокойным голосом спросил Стефан.
  -- Не старайся говорить со мной спокойно, - оборвала Сиа, - мне безразличен твой тон. Со мной там произошло очень многое. Пришельцы не считают нас себе равными, они, вообще не считают кого-либо равными себе. По большому счету, они ничего не считают. И мы им не нужны, они равнодушны к нам. Мы лишь источник информации, как и все во Вселенной для них. Вступать с ними в вооруженный конфликт бесполезно, она уничтожат нас в одно мгновение.
  -- Это как же? - растерянно спросил Александр Вершински, пораженный равнодушным голосом женщины, - должен же быть выход.
  -- Вот поэтому я и пойду с вами, - заключила Сиа, - идем.
  
  
   Александр Вершински снова стоял в кабинете доктора Брайта, испытывая странное чувство де жавю, словно и не было этих нескольких недель за которые тупиковая ситуация с пришельцами превратилась во вполне разрешимую. И все благодаря Сиа. Никто не знал, что именно она им говорила, но все свои требования пришельцы оставили при себе.
  -- Итак, зачем же вы пришли? - спросил Стефан Брайт, - как я вижу, дела наладились.
  -- Да. Не могу сказать, что мы нашли общий язык с пришельцами, но и войны между нами не будет. И, потом, они собираются улетать.
  -- Скатертью дорога, - проворчал Андрес, он все еще не мог простить министерству обороны втягивание Сиа в эту историю с пришельцами.
  -- Все не так просто, - замогильным голосом продолжал высокопоставленный гость, - пришельцы хотят забрать с собой Сиа.
  -- А больше они ничего не хотят?! - раздраженно перебил Андрес, с трудом удерживая слова из ненормативной лексики.
  -- Или они берут с собой несколько человек из самых важных уровней, - закончил Александр Вершински.
  -- Это шантаж! - воскликнул Стефан Брайт, - я не позволю навязывать им Сиа свою волю, особенно после того, что ей пришлось перенести.
  -- Я полечу с ними, - послышался спокойный голос Сиа, она прошла в кабинет, - почему бы и нет.
  -- Но ты не можешь, - растерянно перебил Андрес, - ты не можешь улететь с этими извергами! Они же мучили тебя!
  -- И что? - в голосе Сиа было безразличие, - это не важно. Господин Вершински, передайте, что я согласна. Андрес, пойдем, погуляем.
   Андрес растерянно оглядел окружающих, но послушно последовал за Сиа. Она вела его на берег, туда, где неделями строила замки из песка.
  -- Сиа, ты не можешь улететь, - с яростью воскликнул Андрес, - они пытали тебя, изуродовали твою душу, разрушили твою жизнь, а теперь хотят забрать тебя с собой! Ты не можешь улететь!
  -- Ты сам все сказал, - Сиа слабо улыбнулась, но эта улыбка была почти искусственной, ведь предназначена она была только для Андреса.
   Он смотрел на нее долгим взглядом, она же села на колени на песок, ее пальцы механически начали что-то вылепливать.
  -- Послушай меня, Андрес, пришельцы вовсе не безжалостны, как утверждают все газеты. Они просто безразличны. Понимаешь, они считают себя машинной цивилизацией высшей расы, машины у них рабы, интеллект для них высший источник наслаждения. Мы с нашими страстями для них совсем чужие, они сама логика. Кто-то однажды сказал, что хуже подлеца может быть только человек принципа. Это про них. Они так погрузились в свою логику и разум, что мы им непонятны. И все в этой Вселенной для них источник информации, ради этой самой информации они способны на все. Я отказалась дать им информацию, они заставили меня сделать это. Разве ты будешь извиняться перед компьютером, который завис, а ты перезагружаешь его снова и снова, пытаясь получить нужные тебе сведения? Вот и они так.
  -- Это не оправдывает их!
  -- Верно. Зато объясняет. После того, как я побывала у них, я уже не стану прежней. Я теперь похожа на них.
  -- Сиа, я люблю тебя, - беспомощно произнес Андрес, - люблю с нашей первой встречи. И такую тебя я тоже люблю.
  -- Я знаю. Но это ничего для меня не меняет. Пойми, я уже не способна любить, не способна отдавать себя. Видишь этот замок на песке? Придут волны, и он будет как моя душа. Песок еще есть, но формы уже нет. Андрес, я не могу жить здесь больше. Вот поэтому я улетаю с ними. Я уже не обрету себя, но может быть, что-то изменю для них и вас.
   Сиа поднялась, отряхнула песок, и направилась к зданию клиники, не разу не обернувшись. Андрес остался один, шелестели волны, накатываясь на берег и смывая замок на песке, и по иронии судьбы только они были свидетелем его печали. Она ушла, та, кого он любил, и кто могла бы любить его. Он вдруг возненавидел волны, возненавидел океан, который безжалостно и равнодушно катил свои могучие волны, безразличный к мелким страстям одного человека. Все не так, не те пропорции, все неважно, есть только бесконечная и безразличная сила, которой недоступна любовь и которая недоступна любви. Что такое он для Вселенной? Которая как ее душа, светлая, темная, безразличная и одинокая. И есть только она и пустота. Так будет всегда, таков этот мир, такова эта Вселенная...
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  
  

Три истории любви.

История первая.

   Сегодня я умру. Я не самоубийца, нет, но сегодня я умру. А завтра наступит рассвет, и взойдет солнце, оно осветит своими яркими лучами все вокруг, согреет, застывший за ночь воздух, расплещет розовое золото своего тепла вокруг. Но я всего этого уже не увижу, потому что сегодня я умру. Завтра придет закат, и окрасит горизонт в нежные сиреневые тона, небо вверху будет, синим-синим, а на горизонте полыхнет алым. Синим, как его глаза, алым, как его кровь. Но ничего этого я уже не увижу, я буду лишь помнить, какими синими были его глаза, когда боль наполнила его тело, и какой алой было его кровь, которая окрасила белый шелк его рубахи. Я буду помнить стук капель о тротуар, такой оглушающий стук капель его крови о тротуар! Я смотрю на свою руку, которую еще совсем недавно касалась его рука, мои губы еще чувствуют прикосновение его губ, я унесу это с собой, только это...
  -- Девушка, с вами все в порядке?
  -- Нет. Но вас это не касается.
   Зачем я так? Она ведь хотела помочь, а может быть, просто была вежливой. Эта милая сестра в голубоватом халате. О, этот голубой цвет, я так любила его всегда, и начала ненавидеть, когда он превратился в воплощение его боли.
  -- Операция закончена, но ничего обещать я вам не могу.
   А когда вы могли бы что-то обещать?! Когда!? Спокойней. Он сделал все, что мог, он врач, а не Всевышний. Никто не может сделать для него больше, чем он. В особенности я.
  -- Вы можете зайти к нему, хотя это и против правил, но вы стоите здесь уже несколько часов.
  -- Спасибо.
   Какой чужой голос, неужели это мой. Врач сказал, что прошло несколько часов, разве? Разве не годы, не века прошли с того мгновения, как безжалостный кусочек металла разорвал в клочья его тело, остановил его сердце?!
   Мои ноги привели меня в палату, что за бред!? Это подделка, этого не может быть! Как этот умирающий человек, перебинтованный белым, может быть тем, кого я так любила!? Где его чарующая улыбка, его звонкий смех?! Где его сила и воля, где!? Где!?
   О, нет, это он. Это все еще он, это его лицо, такое белое и чистое, страдание запечатлело поцелуй на этом гладком лбу, боль коснулась этих нежных губ. И совсем скоро смерть заберет эту светлую душу.
   Нет! Нет! Нет! Это не справедливо!!! Почему именно он! Почему не я? О, Боже, почему не я?!
   Память безжалостна, она снова и снова возвращает нас в те мгновения, когда мы были счастливы именно тогда, когда больше нет надежды на будущее. Память безжалостна.
   Я встретила его год назад. Поздним вечером, в сильном раздражении я бродила по набережной, отчаянно пытаясь успокоиться. Ветер хлестал меня по лицу моими мокрыми волосами, шум волн и капли дождя наполняли все вокруг какой-то чистой первобытной силой. Я была совсем одна в этот поздний час, и это единственное, чему я радовалась, быть рядом со мной сейчас было почти опасно для жизни.
  -- Простите, - донесся голос сзади, и он перекрыл шум волн, - леди, вы обронили шарф.
   Я обернулась, заметила невдалеке от себя смутную тень.
  -- Я не в настроении болтать, - резко произнесла я, - и нечего использовать какую-то тряпку, чтобы познакомиться со мной.
  -- Простите, леди, но я и не думал о том, чтобы познакомиться с вами, его голос звучал с улыбкой, и это чувствовалось, - хотя, наверно, это было бы замечательно. Но вы, действительно, уронили ваш шелковый шарф, цвета стали, видимо его снес ветер.
   Он сделал несколько шагов мне навстречу, и я вырвала промокший кусок ткани из его рук, это, и в самом деле, был мой шарф. Любимый шарф.
  -- Спасибо, - буркнула я, но он не уходил, он стоял и смотрел на меня.
  -- Может быть, я могу чем-то помочь вам, принцесса шторма? - негромко спросил он, и на его губах была светлая улыбка.
  -- Почему принцесса шторма? - удивленно спросила я.
  -- Потому что вы рождены морем и ветром, ведь так? - говорил он, и что-то в моей душе стремилось к нему, навстречу этому неяркому, но такому теплому огню.
   Он был таким всегда, чутким и внимательным, этот милый английский мальчик Энтони, с его нежной улыбкой и легким мягким акцентом. Он не казался мне принцем из детской мечты, вовсе нет, скорее, он был похож на Несущего Свет. Не было ничего, что не касалось бы его, везде, где кому-то было плохо, появлялся он. Если кого-то коснулись боль или горе, рядом появлялся Энтони, теплом своей души согревая тех, кому плохо, силой своих рук спасая пострадавших. И я вовсе не была удивлена, когда узнала, что Энтони врач. Не существовало никакой другой профессии, которая лучше подходила бы ему.
   Мы были странной парой: полицейский и врач. Он всегда волновался за меня, ведь я работала в отделе по расследованию особо опасных преступлений, а я никогда не волновалась за него, разве могла у кого-то подняться рука, тронуть этот свет?! Он любил жизнь, а я ею не дорожила, он спасал, а я наказывала.
  -- Принцесса, - говорил он мне, в очередной раз, перевязывая мне руку или прилепляя пластырь на лоб, - тебе следует быть более осторожной, нельзя так бездумно рисковать собой.
   Я в ответ лишь пожимала плечами, ведь мне было все равно, жива я или нет. А он смотрел на меня синими, как небо глазами, улыбался своей чудной улыбкой, и говорил мне что-то простое и незамысловатое, но я чувствовала, как моя душа прикасается к чему-то восхитительно-светлому и неуловимому.
  -- Что я могу сделать для тебя?! - однажды спросила я, бессознательно повторяя его такой частый вопрос.
  -- Ты уже все сделала для меня, - улыбнулся Энтони, - и я буду по-настоящему полон счастьем, когда услышу от тебя, что ты хочешь жить, что твоя жизнь дорога тебе, и ты будешь беречь ее.
   В ответ тогда я тоже улыбнулась. Он никогда ничего не требовал от меня, он только отдавал, я же принимала его отношение как должное, слишком сосредоточенная на своей работе.
   Я была счастлива с ним, настолько, насколько может быть счастлива холодная принцесса шторма, рожденная из ветра и волн.
   Я ничего не боялась рядом с ним, быть может потому, что верила в его звезду, и в свою силу. Когда Энтони просил меня быть осторожней, я лишь усмехалась, что могло случиться со мной? Ничего, ведь в этом мире существовало только то единственное, чем я дорожила, и потерять это было невозможно, как мог погаснуть свет Энтони, ведь сами Небеса его должны были оберегать.
   Сегодня утром все изменилось.
   Вызов вытащил меня из теплых объятий постели и рук Энтони, в полминуты я оделась, торопливо коснулась его губ, услышала на прощание его обычное - береги себя. Захлопнулась дверь, и я погрузилась в работу.
   Время шло быстро, оно всегда идет так, когда ты занят чем-то, действительно, важным. Я же вела переговоры с одним из своих клиентов, который забаррикадировался в маленьком магазинчике, с двумя детьми и их перепуганной мамашей. Группа захвата была наготове, мой голос звучал спокойно, я контролировала ситуацию. Не самая приятная часть работы полицейского, но вполне обычная.
   Откуда взялась вторая машина? Как она прошла кордон? Я не знаю, но все это было четко и как-то стремительно. Выстрелы, скрип тормозов, крики людей. Безумное лицо и черное дуло, направленное прямо на меня, громкий звук...
   Потом время растянулось. Откуда появился Энтони, какая дьявольская сила перенесла его сюда и бросила передо мной?! Потом было лишь его бесконечное падение, его яркие синие глаза, устремленные на меня, его алая кровь, в которой выпачкались мои руки, его тихий четкий голос с таким милым акцентом.
  -- Ты не пострадала, принцесса шторма?
   И все замерло, все стало неважным, только шелестение ветра и стук капель, этих алых капель его крови...
   Теперь он здесь, лежит на белой кровати, в окружении приборов, которые ничего не могут. Здесь должна была лежать я. Я дотронусь до его руки, такой теплой обычно, и такой холодной, сейчас, я коснусь его губ в нежном поцелуе, я закрою глаза. Я закрою глаза и обращусь куда-то еще. О, небеса, спасите своего посланника! Вы не можете забрать его, он ведь нужен здесь! Он стольким приносил облегчение, он стольких спасал! Так спасите его! Всевышний, ты послал Энтони, чтобы он дарил свет всем вокруг, он делал это! И еще сделает, если останется здесь! Если бы я только могла поменяться с ним местами, если бы я могла. Послушайте, Небеса, Всевышний! Я хочу поменяться с ним местами, пусть свершиться чудо!
   Что это, слезы? Я плачу? Разве я умею плакать? Эти горячие соленые капли падают на его лицо и руки, но им не дано согреть его своим теплом. Энтони, я никогда не говорила тебя, как я тебя люблю, наверно, зря. Любимый, я хочу жить, хочу дорожить своей жизнью! Любимый, я хочу жить ради тебя! Но я готова отдать свою жизнь, чтобы жил ты, я делаю это из любви, мой ангел, ты не должен умереть, о, если бы я что-то могла?!
   Это мой крик?! Разве это мой крик? Разве это мой свет, какая боль, какой свет! Что это? Все вокруг залито голубым, все светиться, я слышу голоса, и они поют. Неужели мой зов услышан? Но тогда я умираю. Это и есть смерть? Так красиво и светло, так больно. Я вижу сияние, это свет моей жизни, неужели я светла? Свет жизни, лети к нему. Энтони, прими мою жизнь, прими мою любовь, храни ее, неси ее другим.
   Умереть совсем не страшно, какая музыка, какие краски, Бог мой, как красиво! Какая сладкая боль, она несет в себе радость, смерть - это не страшно, это так просто. Всевышний, спасибо тебе. Спасибо за надежду. Энтони, прощай, любимый, я буду ждать тебя там, за гранью. Мою грудь раздирает сияние, уже нет ничего, кроме этого сияние и бесконечной боли освобождения души! Спасибо вам всем...
   Свет заполнил палату, пробился в каждую щелочку. И в тот момент, когда бездыханное тело возлюбленной упало на его грудь, Энтони открыл глаза. Свершилось чудо, цена которому была жизнь.
  
  
  

История вторая.

  -- Смотри, упала звезда, ты можешь загадать желание.
  -- Тогда я хочу не споткнуться здесь.
  -- Да, милый мой, я верю, что это единственное, чего ты хочешь.
   Он засмеялся. Этот смех был таким тихим и чарующим, что она почувствовала, как все внутри нее расцветает. Она обхватила его за руку, прижалась к плечу, но лишь на мгновение, потом отстранилась. Он, с улыбкой провел ладонью по ее лицу, нежно сжал ее пальцы.
  -- Это мне нравиться больше, мой ангел, - проговорила она, - тебе совсем не идет ворчание.
  -- Кэтрин, милая, а разве я ворчал? Просто ты повела меня гулять по темному ночному лесу, в котором очень плохо видно, я лишь прокомментировал это.
   Она молчала, чувствуя лишь сцепление их пальцев, потом украдкой взглянула на него. Вполне обычный высокий мужчина с короткими светлыми волосами, обычный до тех пор, пока не посмотришь в его серые звездные глаза, в них отражается вся вселенная. И Кэтрин знала почему. Он лишь казался обычным, на самом деле это было не так.
  -- Ангел, - произнесла она, - а, что если бы о тебе узнал мой муж?
  -- Ты хочешь рассказать ему? - в его голосе было спокойствие.
  -- А если да?
  -- Тогда рассказывай, если ты, действительно этого хочешь.
  -- А если он захочет набить тебе морду?
   Снова зазвучал его смех, Кэтрин на мгновение замерла. Его голос она могла бы слушать постоянно, он звучал как мелодия.
  -- Не думаю, что он это сделает, Кэтрин. Хотя, сомневаюсь, что ему будет приятно узнать, что вот уже много лет ты...
  -- Я люблю одного и того же человека, - закончила Кэтрин, - ты прав, мой Ангел. Я ничего ему не скажу. Знаешь, он хороший человек, добрый, и меня любит. Я не жалею, что вышла за него замуж.
  -- Но любишь ли ты его?
  -- Да, люблю. Не так как тебя, но он мне дорог. И потом, он, и, правда, неплохой человек, хотя очень слабый. Часто он сам не знает, чего хочет, тогда мне приходится искать ему ответы.
   Они снова замолчали, медленно пробираясь сквозь лес в парковой зоне города.
  -- Я помню нашу первую встречу, - мечтательно произнес тот, кого она называла ангелом.
  -- Я тоже помню, - подхватила Кэтрин, - я тогда играла в песочнице, а ты до смерти напугал меня, когда появился рядом.
  -- И ты тогда спросила, не ангел ли я.
  -- А ты ответил, что да. Разве знала я тогда, что ваша раса и называет себя ангелами? Позже, я спросила твое имя, и ты проговорил мне что-то очень длинное, мелодичное и восхитительное. Но я не запомнила, и навсегда ты остался для меня моим ангелом, - в голосе девушке звучало счастье, смешиваясь с печалью.
  -- И за все эти годы ты никому не рассказала обо мне? - спросил Ангел.
  -- Нет. Кто бы понял? Да и зачем. Ты навсегда останешься моей тайной.
   Он усмехнулся.
  -- Только те, кто смертны, и чей удел так короток, могут говорить о вечности, как и чем-то неизменном, - проговорил он, но в его голосе не было укора, просто констатация факта.
  -- Наверно, ты прав. Но я была очень рада, когда ты появился в этот раз. Я не видела тебя так давно.
  -- Да, последний раз я был здесь, когда ты заканчивала школу. И ты сбежала со своего выпускного вечера, чтобы побыть со мной.
  -- А ты тогда в качестве подарка отвез меня на Луну, - Кэтрин счастливо улыбалась, - это было так здорово, - в ее тоне скользнуло что-то, - ты надолго?
  -- Нет. И, боюсь, мне скоро улетать.
  -- Скажи, Ангел, а почему ты вообще прилетаешь сюда?
  -- Сначала я проводил исследование, ты же знаешь.
  -- Но ты его закончил еще пятнадцать лет назад. И все же ты возвращаешься на эту планету. Зачем?
   Он остановился, повернул ее к себе и обхватил за плечи. Она стояла перед ним, такая хрупкая и тонкая, с белокурыми волосами, выбившимися из прически, и в ее глазах был вопрос.
  -- Кэтрин, - его голос был спокойным и завораживающим, - ты знаешь, почему я все еще возвращаюсь сюда. Из-за тебя.
   Она опустила взгляд.
  -- Но ведь ты не можешь остаться здесь. А я не могу улететь с тобой.
  -- Моей силы хватит перенести тебя в любой мир.
  -- Но я буду там чужой. Не готовой, и не приспособленной. Этого я не хочу. Милый мой Ангел, ты же знаешь, я всего могу добиться сама, а если чего-то не могу, значит, это просто пока не во власти, моей или чье-то еще. И, знаешь, я не могу оставить своего мужа, он пропадет без меня. Ты же просто не сможешь жить здесь. Это станет тюрьмой для тебя, существа принадлежащего только Вселенной.
  -- Я могу остаться, и улететь в любой момент, - предложил он.
   Кэтрин засмеялась, и не радостным был этот смех.
  -- Нет, это не значит, что ты останешься.
   В его взгляде была растерянность и что-то похожее на боль. Кэтрин почувствовала сожаление. Зачем она будит в этом существе тоску? Разве нужна она ему там, в огромном звездном мире, в котором он живет? Разве она хочет, чтобы там, он тосковал о ней и печалился? Она чуть пожала его пальцы в ободрении.
  -- Все в порядке, Ангел. Правда. Ты подарил мне столько, что я счастлива, оттого, что когда-то я встретила тебя. Мне ничего больше не надо. Не печалься из-за меня, ты все равно ничего не сможешь изменить. Да я и не хочу. Ты самый нежный из всех, кого я знала, ты светлый ангел, мой Ангел.
   Он опустил голову, покаянно качая головой.
  -- Прости, - проговорил он, - я не могу сказать тебе то, чего ты так хочешь.
  -- Не говори мне ничего. Я все и так знаю. Ты принадлежишь Вселенной, и любишь только ее. Я же счастлива, что часть своего чувства ты подарил мне. Расскажи мне еще о себе.
  -- Ты и так знаешь. Мы путешествует в космосе от одного мира к другому, изучаем все, что попадается нам на пути. Случай забросил меня на эту планету, и я был уже на середине своего исследования, когда увидел тебя. Стоял солнечный день, но в твоих глазах отражался звездный свет, ты заинтересовала меня. С тех пор я возвращаюсь сюда снова и снова, как бы это не было странно для моих сородичей.
  -- А они не противятся?
  -- А почему они должны это делать? - в голосе Ангела было удивление, - моя жизнь принадлежит только мне и Вселенной, я могу поступать, как считаю нужным. Они лишь позволяют себе высказывать удивление. Не более.
  -- Хорошо тебе, - вздохнула Кэтрин.
  -- Я предлагал тебе отправиться в мой мир.
  -- Я не могу, Ангел, мы это уже обсуждали, не будем возвращаться к этому снова.
  -- Не будем, - согласился он.
   Они снова шли по дорожке через лес, и молчали. И каждый думал о своем, даже вместе, они жили в разных мирах. Но и в разных мирах они были вместе, этот факт не нуждался в подтверждении, они это знали. Хотя нельзя было точно сказать, нравилась это мысль каждому из них, или нет. Кэтрин так привыкла к тому, что в ее жизни есть яркий неземной свет чувства к ней этого загадочного существа, что уже и представить себе не могла, что было бы, если бы этой встречи не было. Что думает на эту тему Ангел, она не знала, он никогда не говорил ей, да и знал ли он сам?
  -- Кэтрин, - послышался его голос, - я должен сказать тебе.
  -- Да?
  -- Я еще не скоро вернусь на Землю. Очень нескоро.
  -- И к этому времени я уже умру, - подхватила Кэтрин.
  -- Да, скорее всего.
  -- Выходит это наша последняя встреча, мой Ангел.
  -- Выходит так, милая. И совсем скоро я уйду.
  -- Я знаю, - она вложила свою руку в его, прижалась к его плечу, - ты можешь выполнить мою просьбу?
  -- Конечно, все что угодно.
  -- Тогда отвези меня на Луну. Я хочу еще раз побывать там.
   Он кивнул, привлек ее к себе, чтобы обнять одной рукой за талию. Кэтрин обхватила его за шею. Вокруг заискрился яркий золотистый свет, окутал их, и вот уже она стояла на каменистой поверхности спутника Земли. Высоко в небе неистово полыхали звезды, на горизонте появлялся огромный светлый диск Земли. Кэтрин отпустила мужчину и выпрямилась. Еще с прошлого раза она знала, что пока он рядом с ней, ей ничего не грозит. Он захватил с собой часть атмосферы Земли, которая окутывала ее как защитный скафандр. Она оглядывалась, пытаясь запомнить каждую деталь, каждую особенную черточку этого неба, этого мира. Она была здесь во второй, и в последний раз, Кэтрин была реалисткой.
  -- Нам пора, - прозвучал голос.
   Кэтрин кивнула, наклонилась и подняла кусочек камня. И ушла, ушла, чтобы никогда больше сюда не вернуться. Вспышка света перенесла ее на аллею, совсем рядом с ее домом. Свет фонарей заливал все вокруг розовым. Стояла тишина, и никого не было.
  -- Тебе пора, - утвердительным тоном спросила девушка.
  -- Да. Мне пора.
  -- И мы больше не увидимся.
  -- Я буду ждать тебя там, в небе, - улыбнулся он.
   Она тоже улыбнулась, но какой горькой была ее улыбка.
  -- Ты не дождешься. Моя раса еще не скоро выйдет в дальний космос, а моя жизнь коротка, нам уже не встретиться.
  -- Да, ты смертна. Но ты умрешь, а потом родишься снова, потом еще и еще. И когда-нибудь, ты достигнешь другой стороны Вселенной, там, где буду я.
  -- Мой Ангел, ты неисправим. Я не вспомню тебя, моя память так же коротка, как и моя жизнь, - в ее голосе звучало что-то очень похожее на боль.
   Он молчал и только улыбался. И свет в его глазах мог поспорить со светом звезд.
  -- Я никогда ничего не дарил тебе, уходя, - неожиданно, проговорил он, - сегодня я это изменю. Я хочу сделать тебе подарок, Кэтрин.
  -- Да? - она заинтересовано посмотрела на него, останавливаясь. Они были уже почти рядом с ее домом.
   Он протянул руку и коснулся ее груди. В ту же секунду что-то в ней жарко вспыхнуло, свет пронесся по ее сосудам вместо крови, достиг мозга. Кэтрин зажмурилась на мгновение, потом снова открыла глаза.
  -- Что это? - восхищенно прошептала она.
  -- Память. Я подарил тебе память. Ты не забудешь обо мне и о моем мире, в любом своем воплощении. И когда ты окажешься в Космосе, ты сможешь позвать меня, сможешь узнать меня из тысячи.
  -- Я смогу сохранить память о тебе?
  -- Да. До тех пор, пока ты будешь этого хотеть. Я всегда буду рядом с тобой. Позови меня, если тебе понадобится моя помощь, и я приду.
  -- Мне не нужна ничья помощь, - чуть улыбнулась Кэтрин, - и ты знаешь, что я не позову.
  -- Да, я знаю, - его губ тоже коснулась улыбка, - но ты будешь знать, что всегда можешь это сделать. Эта так же значимо.
  -- А может и больше, - задумчиво проговорила Кэтрин.
   Он пожал ее руки, затем по земной традиции поцеловал их по очереди. Сделал шаг назад.
  -- Прощай, Ангел, - беззвучно проговорила Кэтрин.
  -- До встречи в небе, Кэтрин.
   Его последний взгляд, последняя улыбка, и вот уже его тело превратилось в светлый поток золотистой энергии. Еще мгновение, и он исчез, ночь снова окутала аллею. Подул холодный пронизывающий ветер. Кэтрин почувствовала, что замерзает. Но она все еще стояла и смотрела куда-то в пространство, чувствуя где-то в душе крохотный огонек тепла и нежности. И то ли от ветра, то ли от чего-то еще, на ее глаза навернулись слезы.
  -- Прощай, - прошептала она, смахнула с ресниц слезу, закуталась в свой плащ, и решительно повернулась.
   Ей пора было идти домой. Туда, где ее ждал муж, который, наверняка сидел на диване с какими-нибудь очередными важными бумагами.
   Замерзшими пальцами Кэтрин пыталась удержать ключ, чтобы открыть дверь. Наконец, это ей удалось, она прошла в коридор, сняла плащ.
  -- Привет, - донесся голос мужа из гостиной, вместе с шелестом бумаг.
  -- Привет, - отозвалась Кэтрин, - я замерзла, хочу приготовить чай. Ты будешь?
  -- Да, спасибо.
   Кэтрин подержала руки под горячей водой, чтобы хоть немного отогреть их. Потом взяла закипевший чайник, насыпала заварку. В какую-то секунду ею овладело отчаяние, захотелось все бросить, вернуть Ангела и быть с ним, но лишь на секунду. Лишь на мгновение ее рука, держащая чайник дрогнула, и слишком коротким было это мгновение. Не пролитые слезы увлажнили ее глаза и исчезли.
  -- Как твои дела? - послышался вопрос мужа.
  -- Хорошо, - отозвалась девушка, согнала грустную улыбку со своих губ, поставила чайник на стол, закрыла крышкой заварник.
   Последний глубокий вздох, и она готова идти и гостиную к мужу. А внутри у нее слабо светится огонек.
  
  
  
  

История третья.

   Я прожил несколько месяцев в неведении, и только сегодня понял, что не могу без нее жить. Все, что я говорил и делал до этого, не важно. Все, что происходило со мной все это время - не важно. Важно только одно, она нужна мне, я люблю ее и хочу быть с ней. В своей любви ко мне, она была права. Нет ничего дороже ее, все остальное надумано и бессмысленно, а еще жестоко.
   Мы встретились случайно. Я просто возвращался с работы, а она стояла на остановке. Такая милая и светлая, такая нежная. И лучи солнца золотили ее длинные кудри. Я притормозил и вылез из машины, направился к ней, абсолютно уверенный, что получу сейчас вежливый и холодный отказ, девушки, подобные ей всегда так реагируют на странное поведение.
  -- Привет, - воскликнул я, - прекрасная погода. Вас подвезти?
   Взгляд ее серых глаз был спокойным, губы улыбались. Ее простой классический наряд темно-зеленого цвета - юбка ниже колен и жакет, был несколько старомодным, но на ней он смотрелся просто восхитительно.
  -- Это очень мило с вашей стороны, - проговорила она приятным звонким голосом, - я опаздываю.
  -- В таком случае, садитесь, - я распахнул перед ней дверь своего автомобиля, и она села рядом со мной.
   Так мы и познакомились. Ее имя было таким же очаровательным, что и она сама - Эллис. Она должна была отвезти какие-то бумаги, потому и торопилась так в тот осенний вечер. Я же прождал ее возле высокого здания Университета почти два часа. Она вышла, заметила меня и подошла.
  -- Ты все еще здесь? - удивилась она, - зачем ты ждал меня так долго.
  -- А я никуда не тороплюсь, - отозвался я, но в ту секунду понял, что мог бы ждать ее вечно.
   Она тоже поняла это. Это было видно по ее глазам, по ее чудной улыбке. Мы так и не расстались в этот день, а вечером мы поехали ко мне домой. И странно было мне не спать всю ночь, а смотреть, как покоится ее кудрявая головка на моей руке. Мы были неразлучны долго. Я и сам не заметил, что мне стало естественным забегать к ней в середине дня в студию, на минутку или две. Я полюбил те длинные вечера, что мы проводили вместе. Эллис была художницей, и я мог часами смотреть, как она работает. Ее рисунки были тонкими, нежными и насыщенными эмоциями. И как часто в них преобладали пастельные оттенки зеленого и голубого. Эллис рисовала не руками, нет, она рисовала своими чувствами, душой. Никогда раньше до встречи с ней я не понимал, что это все-таки значит.
   Однажды, Эллис предложила нарисовать мой портрет, и я согласился. Но когда портрет был закончен, моему удивлению не было предела. Вовсе не таким я видел себя. Мне всегда казалось, что я сильный, целеустремленный и холодный. Я журналист, мне другим и не полагается быть. Но на рисунке Эллис я был воплощением двойственности. Холод и надменность снаружи, и жаркое пламя страсти и нежности внутри.
  -- Что это значит, милая? - спросил я, в удивлении.
  -- Только то, что там есть, - улыбнулась Эллис, - я вижу твой внутренний облик. Он именно такой.
   Я лишь покачал головой, что еще можно было сказать?
   А через неделю я уехал в командировку. Я пробыл вдали от Эллис больше месяца, хотя мы перезванивались регулярно. Именно там я понял, что в любви этой девушки есть обратная сторона. Эллис слишком светла и нежна, а я обычный человек. Нет, я не плохой безалаберный герой из женской передачи, но я и не ангел. У меня полно недостатков, самый главный из которых, пожалуй, сосредоточение на себе. Когда я что-то решаю для себя, я уже не перед чем не могу остановиться, я иду вперед до конца, не взирая на последствия. Это не всем нравится. Я могу влиться в любую группу, стать ее частью, Эллис же предпочитает везде оставаться сама собой, и не участвовать в таких группах. Иногда мне кажется, что Эллис вообще не создана для моей жизни, ей там не место, она не сможет там жить. Но из своей любви ко мне, она будет терпеть все то, что я делаю, все то, что происходит вокруг меня. А это будет делать ей только больно. Я не хочу, чтобы она плакала.
   Когда я вернулся из командировки, я попытался все это ей объяснить. Нет, я вовсе не хотел, чтобы мы расстались, я просто хотел, чтобы она было счастлива. Не знаю, поняла ли она мои туманные объяснения, но выслушала меня внимательно.
  -- Хорошо, - сказала она, - мы расстанемся. Расстанемся, пока ты не поймешь.
  -- Что люблю тебя? Но я и так это знаю, - возразил я.
   Но она качала головой, и в ее глазах боль сочеталась с надеждой.
  -- Ты еще не понимаешь, но ты поймешь, - улыбнулась она, и горькой была эта улыбка, - надеюсь, не слишком поздно.
   Больше она не говорила ничего. Просто развернулась и ушла. Я смотрел, как ее силуэт исчезает в вечернем полумраке, испытывая сильное желание броситься за ней. Вернуть ее, сказать ей, как она важна для меня. Но я стоял и молча смотрел в ночь. Догони я ее сейчас, все было бы по прежнему, она отдавала бы себя мне, забывая о себе. Я этого не хотел. Она талантливая молодая художница, она многого добьется и без меня. Я лишь мешаю ей. А это ни к чему.
   Как искренне я верил тогда в свою правоту, и каким безумием мне кажется это сейчас. Как можно было отказаться от нее!?
   Но что сделано, то сделано. Эллис ушла, ушла по моему желанию, чтобы строить свою жизнь. Я и был полон решимости, на время забыть о ней. Куда там! Ее образ преследовал меня днем и ночью. Я просыпался в холодном поту и с головной болью, когда думал о ней, я не мог работать, все время рядом со мной стояла она, я словно наяву слышал ее голос, видел ее взгляд. Видел ее глаза, именно такие, что были у нее, когда она уходила. Этот взгляд, смотрящий на меня с пониманием и болью!
   Эллис добилась успеха. Из начинающей молодой художницы она превратилась в звезду, ее картины пользовались успехом. Казалось, все в ее жизни хорошо. И я уже почти уверовал в это, когда однажды увидел интервью с ней. На полудетских губах улыбка, а в глазах печаль.
   Я же вел свою обычную жизнь, взлеты и падения, все как обычно, ярко, непредсказуемо и сумасбродно. Абсолютно неправильный образ жизни.
   Тот ее печальный взгляд запал мне в душу, но я все еще был готов придерживаться той мысли, что без меня ей лучше, а значит, я должен быть вдали от нее, ради ее же блага. Бог мой, если бы мне вспомнить тогда, что благими намерениями вымощена дорога в ад!
   А потом стало еще хуже, меня послали взять у нее интервью. В страшном сне мне не могло такое привидится! Но я пошел, пошел, чтобы спросить у нее, счастливы ли вы, такая молодая и талантливая, уже добившаяся успеха?! А она улыбнулась. Улыбнулась своей неповторимой улыбкой, и не ответила.
   Ночь я провел в баре. И как это не было глупо, я пытался заглушить мысли о ней, методично заливая в себя алкоголь. Ничем это не закончилось, к шести утра я был все еще трезвым, алкоголь не действовал на меня. Я подошел к зеркалу, чтобы посмотреть на себя, и, Бог мой, что же я там увидел?! Пиджак снят, рубашка расстегнута, белое как стена лицо, растрепанные волосы. А в глаза безумие. Я расхохотался, и каким истеричным был мой хохот! Вот посмеялась бы Эллис, будь она другой. И правильно! Я идиот! Я кретин, неблагодарный и глупый! Я бежал от своих чувств, а пытался делать вид, что забочусь о ней. Но что в этом было на самом деле, и в каких пропорциях?! А Эллис, она ведь все понимала еще тогда! Вот что значила ее картина! Эта милая нежная девушка видит гораздо глубже меня, еще тогда она понимала, что я просто боюсь быть с ней, боюсь того светлого чувства, что она пробуждает во мне!
   Но сейчас все будет по-другому, я все изменю, лишь бы это было не поздно! Вот телефон, ее номер намертво врезался мне в память. Сейчас я его наберу. Звонок, другой. Эллис, милая, возьми трубку!
  -- Алло? - вопросительно-радостные интонации, она всегда так отвечает, никогда не удивляясь звонкам.
  -- Эллис, - мой голос, неожиданно, стал хриплым, я не могу выговорить не слова.
  -- Да? - она узнала меня, в ее тоне полное понимание.
  -- Прости меня, - едва смог пробормотать я, - прости меня, я полный дурак. Эллис, я люблю тебя.
  -- Я знаю, - в ее голосе улыбка, - и ты не дурак.
  -- Эллис, милая, жди меня. Жди, я сейчас приеду, приеду и скажу тебе все, скажу, как я люблю тебя, как ты нужна мне! Эллис, я жить без тебя не могу! Прости меня, и дай мне еще один шанс! Я так хочу быть рядом с тобой!
  -- Приезжай. Я буду ждать, - что за странные интонации в ее звонком нежном голосе? Что это?
  -- Эллис, не плачь! Слышишь, любимая, не плачь, теперь все будет по-другому! Я больше не боюсь, я просто люблю тебя! Эллис!
   Мой голос превратился в крик, я не могу допустить, что бы она плакала, нет, она должна смеяться. Она уже достаточно плакала из-за меня, теперь этого не будет!
  -- Эллис, скажи мне что-нибудь, не молчи, - в моем голосе появились умоляющие нотки, Боже, как давно я никого не умолял!
  -- Я не знаю, что сказать, - пробормотала Эллис.
  -- Тогда жди меня, я сейчас приеду.
  -- Я жду, - донесся до меня ее голос, - потому что я люблю тебя. Я буду ждать.
   Я бросил трубку и кинулся вниз к машине. На улице выпал первый снег, было свежо и холодно, я сгреб снег, чтобы потереть им лицо, и радостно засмеялся. Теперь все будет по-другому, мы начинаем новую жизнь. Мотор взревел с каким-то весельем. Может быть, мне это показалось, а может, он и впрямь был рад, мы ведь ехали к ней, к Эллис!
   Вот цветочный магазин, он открыт. Как странно, ведь только семь утра, но как кстати! Я вышел из него, неся в руках огромный букет алых роз, он понравится ей, она ведь также красива, как розы, но в ней нет жестокости. Жесток я, только так можно объяснить все то, что я принес ей. Но теперь все будет по-другому!
   Я был уже близко, до ее дома оставалось лишь пару кварталов, когда машину занесло на повороте. Гололед требовал внимания, а я был слишком счастлив, но все же мне удалось справиться с управлением. А потом случилось нечто непредвиденное, у меня полетела шина, машину понесло, впереди мост, и я уже ничего не могу сделать! Боже, нет! Не сейчас! Впереди еще одна машина, она несется прямо на меня! Эллис, прости, я не хотел! Эллис, я люблю тебя, прости! Прости...
  
   Могила была усыпана лепестками роз, тех самых, что он вез ей в букете. Она стояла здесь же, стояла и смотрела на белую землю, усыпанную алыми лепестками. Хлопья снега падали на ее непокрытую голову, делая серебряными ее кудри. Эллис ждала...
  
  
  

Неоконченный рассказ.

   Как часто мы стремимся найти верный ответ, прилагаем столько усилий, чем-то жертвуем ради этого, а он все это время находится прямо перед нами, надо только внимательно посмотреть и спросить себя, а нужен ли этот ответ.
  
  
  
   ... Она остановилась и помахала ему рукой через дорогу. Он махнул в ответ и знаком показал, что сейчас перейдет к ней. Она вытянула руку, указывая на светофор, где горел красный огонек, и погрозила ему пальцем, а он в ответ засмеялся, потому что не имел привычки нарушать правила дорожного движения.
   Она смотрела, как он дождался, пока зажжется зеленый сигнал, и ступил на дорогу, направляясь к ней.
   Сначала раздался визг скрежетчущих шин, а потом из-за поворота, обгоняя стоящие на светофоре машины, вылетел бежевый автомобиль, сделал зигзаг и под действием инерционных сил полетел на переход, по которому шли люди. Точнее, на его пути был только он.
   Не раздумывая, девушка бросилась наперерез машине, но успела только оттолкнуть его, прежде чем мощный удар тяжелого автомобиля сбил ее с ног, бросив куда-то в сторону от общего движения. Он опомнился и подскочил к лежащей девушке, чуть приподнял ее.
   - Господи, зачем ты вмешалась? - сдавленно выкрикнул он.
   Ее дыхание было тяжелым и хриплым, но голос все еще сохранял насмешливость.
   - Ну, что же мне, надо было стоять и смотреть, как ты попадаешь под машину? - прошептала она, и эта длинная фраза стоила ей почти всех ее сил.
   - А, по-твоему, лучше кинуться самой! - воскликнул он.
   - Смотри-ка, ты волнуешься, - с удовлетворением хмыкнула девушка.
   Его взгляд был полон тепла и участия.
   - Пожалуйста, лежи тише, - попросил он, - сейчас приедет Скорая.
   - Боюсь, я до нее не дотяну, - ее голос прерывался, - да это и не важно, главное, ты в порядке.
   Он только качал головой, придерживая ее за плечи, она улыбнулась.
   - Не самое удачное место для такого разговора, - совсем тихо прошептала она, - но я все же скажу тебе. Ты не ошибся, впрочем, ты ведь не ошибаешься, особенно в чувствах. А я просто очень дорожу тобой. Я... - голос стих, и она ослабла в его объятиях, но он все еще чувствовал биение ее сердца под своими пальцами...
  
  
  
   - Ну, что скажешь? - спросила молодая женщина.
   Он перевел взгляд своих светлых глаз на нее и улыбнулся.
   - Лия, мне хотелось бы сказать только одно, надеюсь, это не конец?
   - А что так, Деон? - усмехнулась она.
   - Ну, сколько же можно убивать своих героев? Тебе их не жалко?
   - Жалко. И, вообще, я люблю своих героев, и каждый раз у меня просто сердце разрывается, когда они умирают.
   Деон внимательно смотрел на нее, пытаясь уловить выражение ее лица, ведь в голосе Лии была и веселость, по большей части наигранная, и насмешка, такая привычная для нее и глубокая печаль, что не покидала ее последнее время. Но молодая привлекательная женщина с длинными темными волосами, спадающими ей на плечи, спокойно встретила его взгляд. Ее непонятного цвета глаза, сейчас отливающие бирюзовым, напомнили ему море в тихий рассвет, когда бледно-золотые лучи солнца пронзают прибрежную воду и отражаются в глубине.
   Она поднялась, взяла в руки его чашку, чтобы добавить туда еще кофе из серебряного кофейника, примостившегося на краю стеклянного журнального столика, заваленного бумагами, распечатками и дискетами. Посреди всего этого лежала темно-синяя тетрадь, смотрящаяся здесь еще более нелепо, чем кофейник и чашки. Лия положила сахар в чашку, размешала и только после того подала ее мужчине, в свою очередь, одаривая его прямым взглядом. Он выпрямился в кресле, взял чашку, улыбнулся очень приятной и обаятельной улыбкой.
   - Спасибо, Лия. У тебя всегда очень вкусный кофе.
   - Пожалуйста. Мне нравится его готовить.
   Лия подлила кофе и себе, после чего села в кресло напротив.
   - А почему ты этот рассказ написала? - вдруг спросил Деон, - у тебя барахлит компьютер? Я могу посмотреть.
   Она улыбнулась несколько загадочно.
   - С моим компьютером все в полном порядке, и с принтером тоже. Дело не в них, - она перегнулась через угол стола и взяла в руки тетрадку, - просто мне так захотелось. На самом деле это сложно объяснить, Деон. Но когда пишешь от руки твои эмоции, словно передаются бумаге и окрашивают ее в свой оттенок. С компьютером такого не бывает.
   Деон медленно кивнул.
   - Думаю, я понимаю, о чем ты, - проговорил он, - однако, раньше такого не было. Этот рассказ так важен для тебя?
   - Как и любой мой рассказ, - пожала плечами Лия, но у него, почему-то появилась отчетливая мысль, что его подруга если и не лжет, то сильно не договаривает.
   - И что же будет дальше? - поинтересовался Деон, - она сейчас скажет ему что-нибудь ужасное и умрет?
   - Под ужасным ты подразумеваешь, признание в любви? - насмешливо отозвалась Лия, - нет, Деон, моя героиня не будет так жестока. Она не причинит боли герою, именно потому, что любит его. Разве он сможет потом спокойно жить, понимая, почему она пожертвовала собой ради него?
   - Не сможет, - тихо подтвердил мужчина, - всю свою жизнь потом он будет мучиться чувством вины и недосказанными ответами.
   Лия серьезно кивнула и прямо посмотрела в его светлые глубокие глаза.
   - Вот именно, мой друг. Вот именно. И, потом, у героя своя жизнь, и героиня лишь какая-то ее часть. И у него есть девушка, с которой он живет.
   - А героиня?
   - А героиня его подруга. Близкая и давняя, но подруга, а не девушка, и это существенно для нее. Понимаешь?
   - Да, - кивнул он, а она подняла свои глаза на него.
   Он долго выдерживал ее странный и даже печальный, но все же такой пристальный взгляд, а потом снова улыбнулся.
   - Скажи, а почему бы тебе не написать замечательную концовку?
   - Какую, например? - ее голос тоже потерял свою загадочную напряженность и приобрел веселье.
   - Ну, например, в тот момент, когда она едва не умерла, спасая его, он понял, как он любит ее, и что хочет быть вместе с ней. Она очнется, и они будут жить долго и счастливо.
   - А где же тогда трагедия? - спросила Лия.
   - Пусть это будет не трагедия, а хороший рассказ о верной всепобеждающей любви со счастливым концом.
   - Деон, у любви не бывает счастливого конца, - странновато улыбнулась Лия, - а самая верная и сильная любовь всегда неразделенная.
   - Ну, Лия, зачем же так драматизировать, - чуть улыбнулся мужчина, - думаю, ты ошибаешься.
   Она только усмехнулась, но не стала возражать. Он смотрел на нее долго и пристально, словно пытаясь проникнуть вглубь ее мыслей и понять, о чем же именно она думает. Но когда Деон собрался что-то сказать, колокольчиком прозвенел телефон.
   - Извини, - проговорил он, - мне надо ответить.
   - Конечно, конечно, - кивнула Лия, ставя, пустую чашку и, делая отчаянную попытку, навести быстрый порядок на столике.
   Деон достал из кармана светлого пиджака телефон, нажал нужную кнопочку и сказал полагающееся "алло". Затем выслушал долгий монолог и ответил весьма односложно:
   - Скоро приеду. Подожди меня.
   Он снова убрал телефон в карман. Лия подняла на него свой взгляд.
   - Что-то случилось?
   - Мне надо ехать. Лорейн что-то срочно понадобилось.
   Странноватая и насмешливая улыбка коснулась губ женщины.
   - О, ну тогда конечно.
   Он качнул головой.
   - Ну, Лия, перестань, - его голос звучал весело, - мы оба знаем, что Лорейн бывает несколько сумасбродна.
   - Но все же она твоя жена, и это многое ей позволяет, - серьезно отозвалась Лия.
   - Верно, - так же серьезно проговорил Деон, - я позвоню тебе.
   - Мгм.
   Последовал привычный дружеский поцелуй с касанием щек друг друга, после чего дверь за ним закрылась. Лия осталась одна.
   Она вернулась в гостиную, где они сидели, облокотилась на кресло. Задумчиво и неосознанно взяла в руки чашку, из которой он пил, мягко провела пальцем по ободку, улыбнулась наивности и парадоксальности своих действий.
   Уже много лет они были друзьями, вернее, это она для него была другом, а он для нее... Все свои чувства Лия держала при себе, не позволяя ни намеком, ни более откровенно высказывать их, потому что она для него было просто другом. Он одним из первых читал ее новые работы, они подолгу гуляли вместе, обсуждали все на свете и находили прелесть в общении друг с другом. И так проходили года. На его свадьбу она пришла с большим букетом белых роз с одной единственной ярко-алой в середине. И по алому цветку стекали капли. Но на улице шел дождь.
   Лия улыбнулась, печально и светло, опустилась в кресло и взяла в руки тетрадку с незаконченным рассказом. Достала ручку, немного подумала и начала писать.
  

0x01 graphic

  
   Солнце рассеянно просвечивало сквозь серые облака, и казалось, что у неба тоже легкая хандра. Лия расстроено смотрела на него, а потом взяла да и заявила:
   - Ну и чего тебе-то плохо, небо? А может, ты просто решило помыться, а мы тут придумываем себе, Бог знает что? А?
   Ответа, как и следовало, ожидать, не последовало, она усмехнулась и бодро зашагала к перекрестку. Молодая женщина перешла дорогу, направляясь к своей машине, когда услышала позади себя знакомый голос:
   - Лия!
   Она поспешно обернулась, чтобы увидеть, как к ней размашистым шагом идет Деон. Совершенно бессознательно огляделась, но он шел по тротуару, а машины спокойными и ровными рядами проезжали параллельно ему. Она уже успокоилась, когда услышала громкий треск. Лия повернулась в сторону, чтобы увидеть, как одна машина черного цвета резко затормозила, уткнувшись в бордюр, вторая врезалась в нее со всего размаху, а за нею и третья на полной скорости. Первая машина от ударов продолжала скользить уже по тротуару, а Деон этого не видел. Он только-только начал поворачиваться на визжащие звуки... Лия в несколько шагов достигла его и оттолкнула в сторону, шарахнулась от падающего фонаря точно под прямой удар черного автомобиля. Вспыхнуло белое пламя боли, какая-то сила подбросила ее вверх, а потом было падение, удар, и вот уже вся она охвачена этим пламенем, почти ничего не соображая, и только каким-то боковым зрением видя, что Деон отлетел от ее толчка в сторону и ловко приземлился на одно колено. Черная машина, наконец, затормозила, издавая ужасные скрипящие звуки...
   Удар в спину был для Деона неожиданным, до этого он слышал только звон металла и собирался посмотреть, что там. Ладонь, что оттолкнула его, была маленькой и сильной, он успел только сгруппироваться при падении и на несколько мгновений замереть.
   Визг тормозов диссонансом полосонул по ушам, мир вокруг исчез, и осталось только одно яркое пятно - бесконечно-долгое падение высокой фигуры в темно-синем костюме. Словно во сне Деон заторможено смотрел, как она растянулась на асфальте, как разметались ее темные волосы, почти слившись с цветом дороги. Куда-то вбок отлетел черный предмет, и лишь через какие-то долгие секунды он сообразил, что это ее туфель. Где-то рядом с ним с громким шлепком упало еще что-то черное более крупных размеров. Ее сумка. Она раскрылась, и содержимое высыпалось на асфальт, куда-то под ближайшую машину закатился блестящий овальный предмет.
   Деон застыл в той позе, в которой упал, опираясь на одно колено. Словно сквозь вату до него начали доходить звуки: голоса людей, грохот машин, городские шумы.
   Он еще несколько долгих секунд зачаровано смотрел на растянувшуюся фигуру, пока не сообразил...
   - Лия! - его голос оказался неожиданно очень громким.
   В одно мгновение мужчина подскочил и бросился к ней, растолкав, неизвестно когда столпившихся любопытных. Опустился на дорогу рядом, приподнял ее за плечи и осторожно переложил голову на свои колени. Глаза женщины были открыты, и они прямо смотрели на него. Ее губ коснулась легкая полуулыбка, сделавшая совсем беззащитным ее поцарапанное лицо.
   - Только не спрашивай меня, зачем я это сделала, - тихо прошептала она, - думаю, ответ ты, в любом случае, знаешь.
   Деон покачал головой, почему-то чувствуя непереносимое отчаяние, доходящее до дрожи в пальцах.
   - Но нельзя же так бросаться своей жизнью, Лия, - с сорвавшимся стоном воскликнул он, - ведь она так ценна. Вы ведь известный писатель! И не думаю, что мир оценит твою жертву, ведь ты лишаешь его своих книг! Что может быть дороже для тебя?!
   - Кое-что может, - она чуть усмехнулась, - есть кое-что для меня, что дороже моих книг. Но обсуждать мы это не будем.
   - Да, конечно. Обсудим это потом, - согласился он, сжимая своей рукой ее запястье и чувствуя горячую пульсацию крови.
   Она продолжала улыбаться, все так же чуть усмехаясь.
   - Потом тоже не будет, Деон. Уже ничего не будет. Не время. Не в этой жизни, и не сейчас.
   - Лия!
   Ее лицо исказила гримаса боли, на мгновение сжались побледневшие губы, но вскоре расслабились и на них проступили крошечные алые пятнышки.
   - Знаешь, мне почему-то хочется побыть немного эгоисткой, - почти беззвучно проговорила она, - можно? Ведь сейчас, впервые в жизни ты принадлежишь только мне, и будешь принадлежать все эти долгие мгновения.
   Он судорожно сжал ее руку, а голос сорвался на хрип.
   - Выживи, Лия, и я буду принадлежать тебе столько, сколько пожелаешь!
   Улыбка все еще не сходила с ее лица, счастливая и усталая улыбка.
   - Боже мой, Деон, я всегда хотела это услышать, но не обманывай себя, потом пожалеешь, и не обманывай меня, я знаю правду, да и все это для меня скоро будет совсем не важно. Я часть твоей жизни, только часть, и даже не самая значимая. Но мне известно это давно, и давно смирилась с этим, так что все в порядке. А теперь я впервые могу побыть искренней, что, может быть, и равносильно эгоизму. Я чувствую себя счастливой, Деон. Счастливой, потому что смогла сделать для тебя что-то действительно важное.
   - Но, Лия, все годы нашей дружбы ты делала для меня что-то важное, почему же сейчас... - его прервал ее громкий и надрывный кашель.
   Она сильно вздрогнула и почти забилась в его руках, не в силах контролировать свою боль. Он с трудом удержал ее тело, с ужасом осознавая, что это агония. Она умирает долго и мучительно.
   - Да, - прошептала Лия, увидев его взгляд, и ее голос оставался твердым, - это так. Тут уж ничего не поделаешь, Деон. Я услышала твои слова про нашу дружбу, - она выделила последние два слова интонацией, - а почему, дорогой мой, это слишком долго, я не успею тебе ответить. Может быть когда-нибудь потом, в другой жизни... - ее голос прервался.
   Но глаза женщины все еще были открыты, и она прямо смотрела в такие бездонные и прекрасные глаза мужчины, сейчас наполненные тоской и едва сдерживаемыми слезами. А он впервые в жизни пожалел, что мужчины не умеют плакать, но все же продолжал глядеть на нее, пока ее взгляд не приобрел отстраненность и какую-то потусторонность, теряясь где-то в звездной бесконечности. Она последний раз глубоко и нервно вдохнула и где-то на выдохе замерла.
   Он низко наклонился, почти уткнувшись в ее плечо, вдохнул теплый и такой живой запах ее духов, еще живой запах духов мертвой и очень дорогой подруги. Горький комок подкатил к горлу, ему захотелось громко-громко закричать, может быть на весь мир о том, как трагична его потеря и как сильна его тоска!
   Оглушенный болью, он медленно поднял голову, чтобы увидеть у ее ног синюю тетрадку, раскрывшуюся при падении на последней странице. Его глаза механически пробежали по строчкам ее четкого почерка...
  
  
   ...И в тот момент, когда жизнь уже была готова покинуть ее, он понял, как она дорога ему, понял, что не сможет жить без нее, понял, что... все эти годы она любила его, а он этого не замечал, точнее, не хотел замечать. А еще он понял, что готов отдать ей свою жизнь, если она захочет ее принять. Он склонил голову и прошептал три заветных слова: "я люблю тебя". Ее веки медленно дрогнули, глаза раскрылись и смотрели на него с надеждой и недоверием. Он же улыбался тихо и светло...
  
   Деон судорожно сжал тетрадь так, что побелели пальцы, и был не в силах разжать их. Ее взор затуманился, поплыли очертания людей, машин, ее фигурки, кажущейся сейчас такой маленькой и хрупкой, мир потерял свою яркость. И в эту секунду Деон осознал, что ему на своем опыте придется понять, что такое бесконечное чувство вины и недосказанных ответов...
  
  
  
  

Коснуться неба.

  
  
   Как сложно летать, надо верно просчитать углы поворотов, градусы наклона и силу движения... Как легко летать, закрыл глаза, вытянул руки, и вперед!
  
  
   Как далеко от нас небо. Поднимаешь голову и видишь бескрайний синий простор. Смотришь, как плывут пушистые облака, гонимые порывами бесшабашного ветра, и кажется, что там все по-другому. Но скажу вам по секрету, там все, как и здесь. Бесконечная пустота и полное одиночество. Никого нет, и ничего тоже нет. Нет друзей, нет врагов, нет обычных людей, которым все равно, жив ты или уже умер.
   Как далеко от нас звезды. Пылающие солнца где-то в черноте бесконечного космоса, доносящие до нас свой свет по искрам, и, словно драгоценность, расходуя его на людей. Эти яркие серебряные искры способны осветить дорогу ночью и указать путь заплутавшему кораблю, но они не могут согреть остывшее сердце и оживить умершую мечту.
   Мои мечты умерли. Их больше нет. Они разбились, падая с высоты, из прозрачного хрустального сосуда, наполненного синим. Они упали оттуда и когда пролетали мимо я не смог даже поймать их.
   В этом мире не осталось ничего, в нем нет ничего нового, ничего удивительного. Все те же суетные люди, которые бегут каждое утро по своим делам, все те же машины, и только с каждым разом все больше бьется их по дорогам, все те же фонари, что освещают улицы своим оранжевым светом. В мире больше не осталось ничего нового. И даже звезды не меняются, может быть, они уже давно погасли, но их свет все еще доходит досюда, и они по-прежнему холодно сверкают с ночной вышины.
   Этот мир обречен, и люди еще не знают, почему. Не знают, потому что не хотят знать. Они слишком озабочены поисками работы, денег, покупкой новой машины и разборками со шлюхами на которых женятся. Этот мир обречен.
   Ничего не меняется. Почему годами ничего не меняется? Для чего каждое утро поднимаются почти шесть миллиардов людей и отправляются на работу? Чего они хотят? Чего добиваются? Зачем живут?
   Они не знаю ответы на эти вопросы. Большинство из них не знает. А те, кто знают, молчат. Молчат из страха или замкнутости, что вообще-то тоже разновидность страха.
   Что может быть хуже одиночества? Только одиночество в толпе, одиночество в собственном доме, когда все, что вокруг становится неважным и незначимым, а потом растворяется где-то в неизбежности. И ты не можешь никому рассказать о том, что с тобой происходит, переживая это в молчании пустоты внутри себя.
   "На возьми из сейфа пару сотен, купи себе что-нибудь и расслабься" - говорит отец.
   Подразумевается, на тебе бабки и заткнись, иди на дискотеку, подцепи себе кого-нибудь и не лезь ко мне со своими заявами.
   Ну что ж, все понятно, на фига я ему, если он занят со своей новой подружкой, которую купил в каком-то модельном агентстве. Ноги от ушей, меня зовет Антусик и снисходительно треплет по щеке рукой с длинными кровавыми ногтями. А взглядом обещает, вот подожди, папаня твой куда-нибудь свалит, и тебе я тоже дам, хочешь, малыш?
   Шлюха!
   Не нужна ты мне, и такие как ты тоже!
   "Ой, а что это наш мальчик тут смотрит? - игриво интересуется она и порывается взять кассету с полки, закрытой зеркальным стеклом"
   Убери руки, дрянь! - выкрикиваю я, с силой оттолкнув ее к двери, - вали отсюда, ты же собиралась куда-то с отцом, вот и иди, тряси своей задницей подальше от меня!
   "Ну и дурак! - заявляет она, - сиди тут со своей порнухой, все сам и сам, а я могла бы тебе больше показать!" - и она дефилирует к двери.
   Тварь!
   Я прислоняюсь лбом к холодному стеклу. Там стоят мои сокровища, которые нельзя показывать таким безмозглым курицам.
   Порнуха! Да смотри ты ее сама, раз заняться больше нечем!
   Я отодвигаю стекло. Там стоят кассеты, много кассет, все, что я нашел, искал втихую очень долго, искал один, ведь никто не верит, что я такое смотрю, а не издеваюсь над остальными.
   "Звездный путь", "Вавилон-5", "Властелин колец". Мое сокровище, о котором никто не знает. Я смотрю это, заперевшись у себя в комнате с чашкой кофе или бокалом красного вина, а мой отец уверен, что я бухаю в одиночестве, и искренне волнуется, ведь пить водку надо в компании. Разве могу я рассказать ему о своих интересах? Когда эта крашенная мартышка убедила отца пойти на модный нынче фильм про какие-то там кольца, через пятнадцать минут начала вертеться и говорить, что не понимает вообще, что там происходит. Я посоветовал пойти в бар и выпить, это больше соответствует уровню ее интеллекта. Она заткнулась, а отец сказал, что фильм долгий, и он всю задницу себе отсидел. А шлюха его добавила, что надо при таких долгих фильмах надо перерыв устраивать, чтобы можно было потанцевать.
   Да-да, - сказал я, - в каком моменте? Когда Арагорн тропой мертвых пошел, когда Фарамир умирать поскакал, или Фродо свалился от невыносимой тяжести ноши? В какой момент на дискотеку идти?
   "Ну что ты, Антусик все так серьезно воспринимаешь?" - спросила эта дура.
   У тебя пополнился речевой запас? - огрызнулся я, - выучила слово "воспринимаешь"?
   Дура! Безмозглая жадная дура! И отец, которому на старости лет захотелось с молодой шлюхой потрахаться!
   Я, что, им буду рассказывать о том, какой клевый капитан Шеридан, как здорово было бы летать сквозь вселенную к звездам или как я мечтаю о таком верном друге как Спок?
   У меня нет друзей. Нет, и никогда их не было. Оно и понятно. Избалованный сын богатых родителей. Ситуация почти классическая, куча бабок, дорогая машина, исполняются любые желания. Мечта для доброй половины населения! Разве же может такой парень думать о чем-то помимо развлечений? И вокруг него всегда вьются куча прихлебателей.
   Мне не жалко денег, никогда не было их жалко. Плевать, что я их не зарабатываю, они есть и ладно. Ведь никто не знает, как я ненавижу деньги! Они сделали меня таким.
   Мне все время говорят, у тебя все есть, ты живешь на готовом, пользуешься этим и ничего не даешь взамен. А чего бы вы хотели взамен? Чего вы хотите от меня? Что вам дать, если у меня ничего нет, только мечты. Мечты, грезы и беспредельная тоска по тому, чего нет.
   Нет и не будет. Потому что всю свою жизнь я хотел другое. И сколько отдал бы за другую семью, за другую жизнь, за другое время.
   Я хочу взлететь. Хочу взлететь, но меня все время прижимают к земле, на меня давит такая сила, по сравнению с которой сила тяжести просто мелочи.
   А я хочу летать! Оторваться от земли и воспарить в удивительном чувстве свободы, так не похожем ни на одно мое ощущение!
   Я хочу подняться в небо, коснуться его кончиками пальцев и закричать от восторга пьянящей высоты и свободы!
   Один добрый самаритянин предложил мне наркоту. Полетаешь, говорит по полной программе!
   Да зачем она мне? Взял по приколу, но мне не нужна наркота, чтобы взлететь, это можно сделать по-другому.
   Я закрою глаза и шагну на край. Потом открою их и подниму руки вверх, глядя в бесконечное небо. Оно ждет меня, надо только понять это.
   И я понял. Долго думал и искал ответ, а потом понял. Все просто, надо только захотеть. Летать несложно, надо только пожелать этого.
   Прощай Земля, мир моей боли и несостоявшихся грез. Я ухожу в небо, навстречу мечте.
   А сейчас вперед! Я хочу взлететь к рассвету, навстречу исчезающим в дымке звездам, когда сквозь них начинают проступать бледно-золотые лучи солнца. Вперед, меня теперь ничего не удержит, ведь больше ничего нет, и нет ничего более значимого, чем эта голубая бесконечность передо мной.
   Привет, новый мир, я иду к тебе, да здравствует свобода и полет!
  
  
  
   Он был старым уставшим человеком. Он работал уже 25 лет в следствии и многое повидал. Он видел, как гибли молодые ни в чем неповинные люди, он видел, как убивали убийц и случайно оступившихся парней, он видел, как кончали с собой проститутки и изнасилованные девушки. И он видел самоубийц.
   Сейчас перед ним лежал парень. Совсем молодой паренек в джинсах и красной футболке с какими-то черными надписями. Он лежал, неестественно подогнув под себя ногу, и счастливо и безмятежно улыбался, глядя широко открытыми глазами в ясное синее небо. Мертвыми синими глазами в синее небо.
   - Классика, Виталич, - поднял голову эксперт, - чистое самоубийство. Сверзился со скалы, идиот. Молодой совсем.
   - Верзин Антон Андреевич, - послышался голос того нового парня, что пришел к ним в управление, - Константин Витальевич, ему всего 17, несовершеннолетний.
   - Да вижу я, что нет ему 18, - вздохнул старый уставший Виталич, - что же ты наделал, мальчик? О чем думал, когда прыгал сюда?
   - Ты глянь, Виталич, - эксперт держал что-то в руках, и, приглядевшись, стало понятно, что это ручка в которой насыпано что-то мелкое и белое.
   - Теперь понятно, - усмехнулся их новый сотрудник, - наркота. Обдолбался и решил, что супермен, блин! Полетать захотел. И ведь небедный парень, одежда хорошая и печатка вон золотая на пальце. Знаем мы таких. Избалованный сынок богатых родителей, всего в жизни навалом, а ему все мало.
   Виталич снова вздохнул. Не ново. Под действием наркоты люди способны на все.
   - Ладно, поехали, нечего здесь больше делать. Этого в морг.
   Он снова глянул на труп перед собой. Потом вдаль. Поднималось солнце все выше и выше. День обещал быть жарким. В кабинете опять будет душно.
   Антон смотрел в небо и безмятежно улыбался.
  
  
  
  
  
  
   1
  
  
   22
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"