Михаил шел к станции. Начинало смеркаться. Сигарета догорала. А хотелось курить, как хотелось! Идти надо было еще три километра по этим бесконечным полям. Там дед Ефим привозил ножи, точильные камни, газеты, сигареты, и много чего другого, столь нужного в повседневной жизни и по вполне приемлемым ценам. Летний день кончался, жара сходила на нет, а дед Ефим должен был через час отправиться к себе домой, поэтому Михаил, нервно теребя цепочку от ключей, прибавил шагу.
Здесь, в деревне, жизнь течет совсем по-другому. Михаил регулярно бывал в городе, километрах в тридцати отсюда. Там была другая жизнь - с рекламой, с мобильными телефонами, с совершенно другой одеждой, "Макдоналдс ем", непонятными словами "широкополосный доступ"... Там можно было подработать на бывшем заводском складе, который теперь принадлежал деревообрабатывающей фирме, разгружая доски, непонятные и бесконечные ящики. Другой работы не было, иногда можно было помочь что-нибудь сделать на рынке, но оттуда могли погнать местные ребята, которым тоже надо было где-то работать. Несколько раз Михаил ездил в соседнюю область, более богатую, подрабатывать на стройках. В областном центре на периферии была улица, на которой стояли и ждали такие же, как он, приезжие, когда кто-нибудь из проезжающих машин заберет их к себе на дачу, что-нибудь красить, носить, класть кирпичи, штукатурить... Это, конечно, приносило денег больше, но все равно копейки, а ехать нужно было далеко, и дачный сезон был далеко не в любое время года.
Ну, что делать, такая уж была у Михаила судьба, ладно, повезло, хоть здоровье крепкое, и мог работать. Через пару месяцев начинался осенний призыв, и Михаил надеялся, что мать с отцом как-нибудь справятся без него этот год. Да, хорошо, что теперь служить можно было только год...
За полями послышался грохот электрички. Михаил заспешил почему-то вперед и вдруг споткнулся, потерял равновесие и упал. Он сильно ударился головой и потерял сознание...
Когда он очнулся, было темно. Трудно сказать, был ли это рассвет или закат. Михаил приподнялся на руках, огляделся и... Не узнал вокруг ничего. Какой-то лес окружал его, а вдали, сквозь деревья, виднелся дом. Старый, с облупленной краской, огромный дом, какие уж и не строят в деревнях. Михаил встал и пошел к дому. Выйдя из леса, он увидел, что у дома играют дети, а на крыльце сидит женщина. Михаил подошел ближе. Дети перестали играть и подбежали к женщине, осторожно поглядывая на Михаила. Сначала Михаил решил, что не будет подходить к женщине. Повернувшись спиной к крыльцу, он огляделся. Нет, он не знал, где он находится. Странно. Вроде бы упал в таком знакомом месте, а вокруг все совершенно другое. Михаил приблизился к крыльцу.
- Здравствуйте!.. - он снял кепку, за которые городские цедили ему вслед "гопник", нервно сунул в карман руку в поисках пачки сигарет. Их не было.
- Здравствуйте... Вам что? - спросила женщина, красивая брюнетка с голубыми глазами. На ней был дурацкий какой-то странный сарафан, какие носила, наверное, еще бабка Михаила.
- Я... знаете... заблудился, короче... Упал, башкой ударился, очнулся когда, то это... Не пойму сейчас, где я. Мне в Толмачево надо, - Михаилу было неудобно рассказывать все это. Вдруг женщина подумает, что он какой-то чокнутый, непонятно чего хочет, выдумал глупость какую-то...
- Толмачево... Нет здесь никакого Толмачева... Клинцы есть. Это вон, по дороге, - женщина показала ему куда-то рукой, но Михаил после слов "нет здесь никакого Толмачева" уже ничего больше не слышал.
- Как нет Толмачева?
- Так нет! Молодой человек, с вами все нормально? Может, я кого из ребят за доктором пошлю? Или за председателем?
Михаил уже вообще ничего не понимал.
- Слуште... Девушка... Ну, а станция-то тут есть?
- Да, станция есть, вон, внизу.
- Как называется?
- Клинцы!
Черт, подумал Михаил. Ведь станция должна называться тоже "Толмачево"!
- А-а... Это... блин, - Михаил не знал вообще, что ему дальше делать. Просто какой-то блеф. Он присел на землю, обнял голову руками и задумался. Женщина подошла к нему.
- Вам чем-то помочь? Давайте я все-таки за председателем пошлю. Что с вами?
Михаил уже ни от чего не отказывался.
- Я это... Я не знаю, где я... - он поднял голову. Женщина увидела ужас в его глазах. Она повернулась к своим трем детям.
- Коля, иди быстренько за председателем сбегай! Давай-давай! Дети с недоверием и непониманием смотрели на Михаила. Один из детей, мальчик, по-видимому, тот самый Коля, поглядывая то на Михаила, то на мать, сначала просто пошел, а потом медленно побежал куда-то, за холм, видимо в Клинцы, где жил председатель.
- Вам нехорошо? - спросила женщина.
- Не знаю... Наверное. Я просто не знаю, что делать. Наверное, придет председатель и все выяснится... А точно нет тут ничего похожего на Толмачево? Город-то тут какой рядом?
- Нет тут никакого города рядом.
- А Камск? - это был тот самый город, куда Михаил ездил разгружать вагоны.
- Первый раз слышу про Камск...
Михаил окончательно смутился.
- А знаете что? Давайте, пока председатель не пришел, пойдемте, чаю попьем? Вы успокоитесь немного, отдохнете?
Михаилу это предложение понравилось. Он вошел в дом вслед за женщиной. Она усадила его за стол в кухне, дети сели рядом и стали враждебно поглядывать на Михаила.
- Как вас зовут? - спросила женщина, ставя чайник на старый примус.
- Меня? Михаил... Михаил Привольнов... А... Вас?
- Нина Зиновьева. А знаете, Михаил? На вас одежда такая странная... - Нина смотрела на футболку Михаила, с надписью "Limited Edition".
- Что странного? У нас так все ходят... - не понял Михаил.
- В Толмачеве?
- Ну да... (Михаилу не понравился этот вопрос, и он решил немного сменить тему) Это ваши детки?
- Да. Это Витя, это Оля, а это наш Павлик. Коля за председателем пошел, - женщина присела и стала в упор смотреть на Михаила.
- А... Муж-то, наверное, в городе? Бабки зарабатывает?
Нина уставилась на Михаила, как будто он на каком-то другом языке говорил.
- Что-что? Что зарабатывает?
- Ну, деньги?
Нина встала и подошла к Михаилу. Она медленно повернула голову к детям:
- Ребята, идите к себе, наверх. Поиграйте там.
Дети медленно, тоже в упор глядя на Михаила, вышли, и слышно было, как они тихо поднимались по лестнице.
- А че я такого сказал-то? Я вас обидел чем-то, что ли? Я не хотел! - быстро затараторил Михаил.
- Михаил... Сейчас же война идет... Вы что, шутите, что ли шутки со мной? На войне мой муж, капитан Зиновьев...
Тут уже Михаил вытаращил глаза:
- Какая война? А... понятно... В Чечне муж, что ли?
- В какой Чечне? Почему в Чечне? В Курске... Вы что, пьяный, что ли? - Было видно, что Нина начала немного раздражаться. Глаза ее от удивления были вытаращены, насколько это возможно...
- Нина... Я правда не знаю.... Что сейчас происходит. Какая сейчас война? - Михаил глупо уставился на женщину.
Чайник закипел. Нина повернулась, чтобы выключить примус. Она вернулась и села рядом с Михаилом.
- Странный вы какой-то... С немцами сейчас война... Кто такие немцы хоть знаете?
С немцами... Михаил ничего не понимал... Какие немцы? Экономический кризис в России, по ящику все про цены на нефть рассказывают, да про доллары, а тут, оказывается, война с немцами.
- Нина... Вы просто, это... Послушайте вот... Меня... Я ничего не понимаю и не помню, наверное... - пусть думает, будто я ничего не помню, сказал себе Михаил.
- А... ясно.
Молчание.
Михаил стал лихорадочно думать. Потом задал почему-то вопрос:
- Нина, а какой сейчас год?
Нина улыбнулась.
- Да уж, вы действительно ничего не помните! Сейчас тысяча девятьсот сорок первый год, - она пододвинула к Михаилу чашку.
"Песец. Мне. Мне песец", - вертелось в голове у Михаила. Где-то раздался странный звук. Похожий на звук мотора или погодный самолет. Только какой-то гулкий и близкий. Нина насторожилась, а Михаил все думал и думал, не обращая внимание ни на что...
Вдруг дом тряхнуло как следует, стекла задрожали, наверху что-то упало. Нина в ужасе бросилась к окну. В этот момент раздался оглушительный грохот. Михаила швырнуло к окну. Стена дома стала падать, посыпалась штукатурка, битое стекло, пыль. Потом раздался рев моторов и стрельба. Очереди. Они гремели над головой Михаила, который теперь лежал и метался под грудой обломков. Через несколько минут обстрел прекратился, и рев самолетов стих. Михаил стал выбираться из-под обломков. Странно, но он даже не ушибся. Одна стена дома полностью отсутствовала. Крыша немного горела. Видимо, бомба разорвалась прямо рядом с крыльцом. Михаил пополз к дыре в стене. Прислонившись к нижней ступени крыльца, лежала Нина. Ее грудь была вся в крови, сарафан был прошит не то пятью, не то шестью пулями. Кровь медленно стекала у нее изо рта.
- Мои дети... - Шептала она.
- Я, сейчас, я найду их, я поищу, - шептала Михаил. Он подхватил умирающую женщину и зачем-то оттащил ее от дома.
- Передай мужу... Я люблю его... Хорошо, что... Коля... ушел... - она закрыла глаза. Михаил попытался как-то вернуть ее к чувствам, но у него ничего не получилось. Он повернулся к дому. Крыша кое-где горела, что-то продолжало падать и рушиться, какие-то мелкие доски. Детей нигде не было видно. Михаил вдруг услышал взрывы где-то недалеко, за холмами. "Они, наверное, бомбят эти самые Клинцы", - подумал он.
- Оля! Витя! Павлик! - он заорал, как только мог, повернувшись к дому. Никто не ответил ему.
Михаил стоял перед трупом молодой женщины. Кровавый след тянулся от тела к изуродованному взрывом дому. Он отвел глаза. Солнце ярко светило. Ветер колыхал траву. Голова Михаила закружилась, и он потерял сознание.
***
Свет бил в глаза. Михаил очнулся у себя дома. Отец пошел за ним, потому что Михаил не вернулся к утру. Нашел сына лежащим на полдороги к станции и притащил домой.
***
- Ма-ам?
- Чего, Миш?
- А как Толмачево раньше называлось?
Откуда ж я знаю? Называлось как-то... Клинцы, что ли... не помню... У бабки Марьи спроси, она точно знает.
- А-а... А Камск давно построили?
- Камск? Да нет... Завод открыли в пятидесятых, да и город рядом построили, для работников. А что ты спрашиваешь?
- Не, ничего, просто... Интересно...
Михаил одел кепку. Вышел за калитку, направился к дому напротив. За забором начинался неухоженный огород, над грядками кверху задом стояла старуха лет восьмидесяти. Это баба Марья, соседка.
- Баб Ма-аш?
Бабка не торопясь, кряхтя выпрямилась.
- Что тебе, Мишка? - бабка была в своем уме, помнила все и всех.
- Баб Маш, давай тебе помогу!
- Ну, заходи... Надо, что ль чего?
- Ну да... Надо узнать, спросить вот хотел.
Бабка выпрямилась, вдохнула.
- Ну, спрашивай!
- А как Толмачево называлась раньше?
- Ох ты, Господи! Я думала, что серьезное спрашивать пришел! Клинцы были всю жизнь.
- А че переименовали?
- Дак, в войну-то разбомбили все. Всю деревню. Тока мальчонка один выжил. Он в лесу прятался. Село заново отстраивали, другие люди совсем.
- Его Коля звали?
Бабка уставилась на Михаила.
- А ты откуда знаешь?
Михаил вошел за калитку. Пойдем, баб Маш, потолкуем с тобой... Они сели на крыльцо. Михаил закурил. Бабка с недоумением смотрела на парня.
- Баб Маш, а где был тот дом, где Коля этот жил? Где мать и детей убило? И как их звали?
- Откуда ты это знаешь, Мишка? - бабка с интересом смотрела на Михаила.
- Сон дурной привиделся, баб Маш. Ты ж ведь все знаешь. Самая тут старая. И мозги у тя работают, дай Бог молодым... Расскажи, баб Маш! - Михаил закурил.
Бабка взяла морковку и стала отрезать ботву.
- Давно это уж было, Миша. Дом в лесу стоит. Полузаброшенный. Если в лес пойдешь, к реке, там тропка будет, знаешь?
- Ну да, помню. С пацанами туда купаться бегали...
- Ну вот... ам , по тропке этой идешь, да как дойдешь до дуба, большого такого, свернуть надо в лес, налево. А потом, там, и дом покажется. Только плохое там, Миша , место.
- Почему, баб Маш?
- Туда не ходит никто. Говорят, женщина , которую фашисты там расстреляли, там появляется иногда, с расспросами пристает. К охотникам. Все спрашивает, где ее детки. А деток-то всех убили...
- А Коля? - Михаил затянулся.
- АК что Коля? Коля сейчас старик. Я слышала, у сына его жена, детки, в городе живут. Какой-то магазин там у них... Жратвой торгуют...
- Понятно...
- А ты что же, Мишка, хочешь в тот дом залезть? Дурью решил помаяться?
Михаил глянул вдаль, хотя на самом деле, он смотрел куда-то в себя. Сплюнул. Стряхнул пепел.
- Да что ты, бабка! Что мне, делать, что ли нечего? Это я так, интересуюсь... Ладно, пойду я. Спасиб тебе, баб Маш.
Бабка уставилась на него.
- Да не за что.
Когда он вышел и поплелся домой, они провожала его взглядом. "Чего заходил-то? Делать нечего! На работу бы устроился!" - бабка опять пошла кряхтеть на свой огород.
***
Дом стоял. Но разрушения были более значительными. Все поросло травой. Дерево сгнило.
Михаил стоял на том самом месте, где умерла женщина у него на руках. Ветер зашелестел листьми на ветках. Михаил обернулся. Никого. Он повернул голову обратно. Она стояла перед ним. В своем сарафане.
- Привет, Нина.
- Привет. Ты помнишь?
- Помню.
- Ты ведь последним был, кого я видела. Дети-то мои как?
Михаил опустил глаза. Никакого страха он не испытывал.
- Жив твой Коля. Семья у него. Хорошо все.
- Ну, слава Богу! Ну, я рада! Все... Прощай.
- Прощай! - он повернулся и пошел не оглядываясь.
Сидя на крыльце вечером, он курил одну за другой. И смотрел на закат.