- Вы сильно изменились, Семен Федорович, - проговорил Геннадий Заварзин, штатный сотрудник Госбезопасности, пристально разглядывая своего тестя,- и, причем изменились, если так можно выразиться до неузнаваемости. Где? Где ваша прежняя страсть к авантюрам? Где тот вор, что еще недавно мог, не моргнув и глазом обворовать музей, банк или даже, кто вас знает Семен Федорович, возможно и Форт-Нокс. Где тот авантюрист, которого я знал? Я же сейчас вам предлагаю простенькое дело, которое и гроша-то ломанного не стоит....
- Вот именно дело, - перебил его тесть, стукнул ладонью по столу, - дело! А я ведь завязал. И ко всему прочему по твоей же просьбе. Да и куда мне, лет то, поди, уже пятьдесят. Сам знаешь - дочь, внук.... Да и не могу я подставить мужа дочери. Ты же все-таки как не как в ФСБ служишь. А коль прознают, тогда что....
- Никто не прознает. Да и дело, так сказать на половину самой спецслужбой курируется. И к тому же, ни какой опасности. Вам просто нужно будет перепрятать ценности из одного места в другое. Чтобы потом я смог бы их изъять....
- Просто изъять. У меня?
- Побойтесь бога.... У вас отнимешь. Да вы глотку мне перегрызете, - парировал Геннадии, но, увидев выражения тестя, пробормотал, - да шучу я, шучу.
На деле все оказалось гораздо проще, чем предполагал Семен Федорович Щукин, бывший вор, а теперь внештатный сотрудник и консультант ФСБ. Просто его зять хотел раздобыть сокровища одного из монастырей, что в конце тридцатых годов были затоплены Рыбинским водохранилищем.
Волей судьбы прадед Геннадия служил рядовым милиционером в губернском ГПУ города Мологи, что находился некогда в Молого-Шекснинской низине. Видимо так на роду было написано, что довелось ему участвовать в осаде именно того монастыря.
После двух дневной обороны своей обители монахи были разбиты. И если часть послушников получило прощение от Советской власти, то настоятель и еще несколько священников высокого звания были приговорены к смертной казни. Именно этим четверым, погибших мучительной смертью, перед самой осадой и удалось укрыть сокровищницу главного собора. Куда, по предположению руководителей ОГПУ входили: несколько рукописных книг, датированных не то XVI, не то XVII веком, золотые кресты и подсвечники, а также несколько икон, среди которых был образ Девы Марии.
Узнать перед смертью у архиепископа, где они находятся, чекистам не удалось. Надежда на то, что запуганные монахи выдадут место нахождения - не оправдалось. Священники молчали. В последствии дошел слух, до жителей местных деревень, что якобы под территорией монастыря было множество подземных ходов, которые в ходе осады были взорваны.
Вплоть до затопления Молого-Шекснинской низины в конце тридцатых годов, группа археологов, под патронажем самого Лаврентия Берии, пыталась найти клад, но, увы, безрезультатно. А тайна сокровищ, так и осталась тайной.
В самом начале восьмидесятых от рака легких умер прадед Геннадия. Перед смертью он подозвал к своему одру сына и внука, и признался, что лично сам участвовал в расстреле настоятеля того монастыря. Упомянул он и то, что проклял тот, всех участников казни. Пообещав, что те умрут от тяжелой неизлечимой болезни.
Вскоре умер дед Геннадия, а за несколько лет до знакомства с тестем скончался от рака и отец. И только после этой смерти поклялся Заварзин отыскать сокровища обители, и вернуть их церкви. Единственной проблемой до последних дней было то, что он не знал, как очутиться в затопленном монастыре.
- Так ты предлагаешь мне, почти старику, заняться подводным плаванием? - перебил его Семен Федорович и рассмеялся.
- Что вы, каким плаванием. Вам не придется погружаться под воду.
- Это как же я тогда проникну в монастырь....
- Я вас отправлю в прошлое в тот год, когда была осада монастыря. У меня есть прибор способный переносить человека и в прошлое, и обратно.
- Машина времени? - переспросил Щукин, вспомнив произведение Герберта Уэллса.
- Типа того, - подытожил Геннадий, - видите ли, Семен Федорович, в секретных лабораториях уже давно проводятся исследования по теории перемещения во времени. Мы сами понимаете, заботимся о безопасности государства, а для поддержания стабильности в стране любые средства хороши.... ФСБ, конечно же, не пытается изменить историю.... Это все равно бесполезно. А вот спасти какого-нибудь ценного агента, тут вопросов нет,... это всегда, пожалуйста.
- Но.... - начал, было, Щукин, но его зять не дал ему договорить:
- В данном случае, вы в любом случае не измените историю. Вы же не отдадите сокровища в руки Лаврентия Берии, и не измените судьбу ни монастыря, ни той местности, что оказалась под водой. Главное не участвовать в активных действиях, способных на что-то повлиять.
- Это я понимаю. Но, посудите сами Гена - я могу, например, взять сокровища себе и скрыться в любом из времен....
- Вы, это не сделаете. Так как у меня есть гарантия, что вы вернетесь. Это ваша дочь, и ваш внук, мой сын. Кроме того, есть еще одна причина, о которой я хотел бы пока умолчать.
Тут Заварзин был прав. Щукин вздохнул и посмотрел в окно, где на улице с детворой бегал его внучек Ленька. А тот, к великому сожалению Семена Федоровича, у него был один.
- Мне же хочется вернуть драгоценности церкви, - продолжал его зять, - и ли вы думаете, что я майор ФСБ преследую корыстные цели?
- Конечно же, - возмутился бывший вор, - я бы мог так подумать. Но ваше счастье, что я тебя знаю Геннадии, как самого себя. Ты не отличаешься корыстью, иначе давно бы завяз в коррупции. Да и ты, как мне память не изменяет, - тут Семен Федорович улыбнулся, - человек чести. Ты скорее с себя последнюю рубашку снимешь, чем что-то возьмешь. Эх, было бы больше таких служителей фемиды как ты, - тут Щукин вздохнул, - мир был бы совсем другим. Ты меня, так, скажем - спас, из омута вытянул.
Несколько лет назад, до знакомства с Заварзиным - был профессиональным вором. Специалистом в своей области, которого милиция никак не могла его вычислить, отчего тогдашний руководитель, опросил своего старого друга, руководителя ФСБ, оказать ему помощь. Не смотря на то, что, к розыску были привлечены лучшие специалисты, поиски были безрезультатны. Если бы не случайность, которой по воле случая стала его дочь - Елена, на него никто никогда бы и не вышел.
Однажды весной, как это бывает со всеми молодыми людьми, она познакомилась с молодым парнем, служившим в ФСБ, потомственным "чекистом" занимался вот уже два года его делом.
Отношения не давали никакого повода для разоблачения Семена Федоровича, и паренек еще долго его бы искал, если бы не статуэтка. Он заметил антикварную вещицу у Щукина в комнате, долго не мог вспомнить, где ее видел, пока как-то вечером не решил напомнить себе события дела, которое вел.
Точно так же они сидели тогда, семь лет назад на кухне, малометражной квартиры. Геннадий все говорил, говорил, а Щукин прислушивался. А когда Заварзин сказал, что Семен Федорович должен завязать, вор не выдержал и заплакал. Он вдруг подумал, что будет с его дочуркой. Пообещал вернуть все украденное им.
Через пару месяцев состоялся суд. Щукину дали год условно, и пригласили работать на Лубянку консультантом. Уж больно много он знал в воровском деле.
- Хорошо, - согласился, наконец, Семен Федорович, - так и быть ввяжусь я в твое дело. Но, почему именно я? Не ужели в ФСБ нет способных людей?
- Почему же есть. Правда, одних я в свои планы посвящать не хочу, сами знаете почему, а другие просто не наделены тем интеллектом, который нужен в таком деликатном деле. Сами Смен Федорович знаете, какие еще в карательных органах служат.
Щукин понял, на что намекал зять. Не все шли служить в ФСБ по зову сердца, как не крути, а оборотни в погонах были и там.
- Ладно, уговорил. Когда и куда?
- В смысле?
- Ну, где этот твой монастырь? Я не время имею в виду, а место. Ну, где он находился?
- Сейчас он под водой. А в конце двадцатых годов ХХ века он находился по середине между Рыбинском и Мологой. Молога - город, который существовал с XIII века, и лежал на берегу реки с одноименным названием.
- Понятно. А поподробнее. Что он из себя представлял?
- Это Мологский Афанасьевский монастырь, основанный в XIV веке. В обители находилось четыре храма. Есть предположение, что из монастыря к реке Молога вел подземный ход. Его обнаружили, после штурма, уже разрушенным.
-А теперь, рассказывай, как я попаду в прошлое.
Гена наклонился, открыл дипломат, стоявший у его ног. Извлек оттуда маленькую черную коробочку.
- С помощь нее можно путешествовать, - проговорил он, - вводишь координаты. День, месяц, год, время суток. Нажимаешь кнопочку и ты пах в прошлом, или в будущем.
- То есть если я сейчас введу нужную дату, то окажусь в монастыре?
- Нет, конечно же. Чтобы оказаться в определенном месте, с начало нужно туда добраться. Иначе сейчас не было бы в мире, ни каких тайн. Секреты ФБР, ЦРУ, МИ-6 просто стали бы нам доступны. Чтобы украсть секретные документы Скотланд-Ярда нужно приехать в Лондон. Переместиться в прошлое, во времена Рима или даже Египта. Добраться до места здания полиции, а уж затем в наше время. Но это очень рискованно. Нужна гарантия, что ты не окажешься вмурованным в стену. Переходы возможны только на открытой местности, или в помещении, которое на определенное время не менялось.
- Ну, ладно, - остановил его Щукин, - для меня это полный бред. Все равно не пойму до конца. Теперь говори, когда начнем операцию. Когда выезжаем и куда?
- Послезавтра, я уже все приготовил. В район города Рыбинска. Там есть одно тихое место для перехода.
- Замечательно.
2006 год..... Южный берег Рыбинского водохранилища.
Через два дня, после разговора на кухне, Семен Щукин вместо того, чтобы отмечать свой пятидесятилетний юбилей, медленно прогуливался по берегу водохранилища, и бросал в воду камушки.
- Вы так всю рыбу распугаете, - неожиданно произнес Гена, все время сидевший в шестисотом, - хватит дурака валять Семен Федорович. Вы бы для начала переоделись.
И Заварзин, открыв багажник, извлек оттуда старенький чемодан, в котором оказалась одежда. Старенький до революционного покроя костюм в полоску. А так как другой одежды не было, Щукин сделал вывод, что приключения его начнутся не иначе как летом.
- Вы, Семен Федорович, - проговорил его зять, словно прочитав мысли путешественника, - окажетесь в августе тысяча девятьсот двадцать девятого года. Очутившись в той эпохе, вы должны будете добраться до монастыря. А чтобы вам это было легче сделать, - тут, он полез в карман пиджака, и достал оттуда сложенный лист бумаги, - вот вам карта окрестностей.
На листке был изображен район, находившийся сейчас под водой. На нем были изображены несколько деревень, город и четыре монастыря. В верхнем левом углу была надпись Ярославская губерния и год 1927.
Свернув карту, и положив ее за пазуху, Щукин обнял зятя и нажал кнопку на устройстве....
Август 1927 года. В районе города Рыбинска.
Первый день в прошлом.
Было раннее утро.
Он стоял на холме, который гордо возвышался над зеленными поименными лугами, простиравшимися до леса, и смотрел в голубое, с белыми облачками небо. Там в вышине гордо парил сокол. Где-то справа от человека, в лесочке, который в будущем будет вырублен, о чем-то жалостливо пел соловей.
- Э-ге-ге - прокричал Щукин и как подросток бегом спустился туда, где еще в недавнем его прошлом, плескалась вода водохранилища.
Остановился, наклонился и сорвал травинку. Поднес ее к глазам и минут пять разглядывал. Потом, выкинув ее, сделал большой вздох. Чуть не стало дурно, от этого чистого, не загаженного дымами воздуха. Пахло медом, цветами, росой и навозом. И даже неприятный запах последнего, здесь в чистом от заводской копоти атмосфере, казался чем-то совершенно другим и загадочным. К его большому сожалению, не всем это дано было понять. Для многих навоз оставался навозом даже в прошлом.
- Словно лет двадцать скинул, - прошептал Семен Федорович, и пробираясь сквозь высокую траву направился в направлении дороги, что заметил с холма.
Уже на месте, он достал из кармана брюк компас, карту. Попытался определить место.
- На северо-запад, - прошептал Щукин, спрятал все обратно по карманам и медленно побрел по тропе, насвистывая старинный мотив.
Приблизительно через полчаса, его нагнала телега, запряженная пегой лошаденкой. Управлял ею крестьянин, старичок лет шестидесяти, одетый в белую рубаху и коричневые брюки.
- Тпрууу, - прокричал он.
Лошадь остановилась. Крестьянин оглядел Щукина, усмехнулся и спросил:
- Кто таков? Отколь и куда, путь держишь?
- Семен Федорович Костомаров, - проговорил путешественник и, подумав, добавил, - бывший дворянин, а теперь, - он махнул рукой, - бродяга. Иду с Крыма в родной город Мологу.
- Что-то я тебя батенька не припомню в Мологе - то....
- Так, я без малого тридцать годков - провел в столице. Служил самодержцу и отечеству.
- Так ты, наверное, чай из господ офицеров?
- Так точно, - ответил Семен Федорович, вспомнив о тех нескольких годах проведенных им в суворовском училище, пока злой рок не толкнул его на криминальный путь.
- За красных, небось, в Гражданскую воевал? - спросил старичок.
- И за них тоже. Сначала с немцами воевал, после революции к Кутепову примкнул..... А когда увидел, что он с русским народом делает, - тут он решил придерживаться негативного отношения к генералу, - к красным ушел. А сейчас вот хочу городок свой посетить, да в монастырь податься. Грехи замаливать.
- Много грехов-то?
- Много, очень много.
- Так сначала может в монастырь, а потом, когда устроишься в город. Сейчас у новой-то власти религия не в чести. Не иначе, как опиумом называют. Да, что это я. Ты садись. Я как раз в монастырь еду. Письмо от сестры отца настоятеля из Рыбинска везу.
Щукин запрыгнул на телегу, да так, что она от этого скрипнула, и даже немного просела.
- Ты уж поосторожнее, Семен Федорович, - проговорил мужичек, - чай не бричка. Небось, в бричке привык ездить....
- Бывало.
Ехали они медленно. Дорогой Егор Тимофеевич, так звали владельца повозки, долго расспрашивал Щукина и про Перекоп, и про Ильича, и про Буденного. Даже поинтересовался, видел ли Семен - Врангеля. Кое-как тот попытался изложить ход события, что были изложены в старых, еще советских учебниках.
Ближе к полудню Семен Федорович увидел стены монастыря, возвышавшиеся над пологим берегом Мологи-реки. Ему вдруг вспомнилось, что несколько лет назад, он проплывал здесь на туристическом теплоходе. Тогда купол, который сейчас блистал позолотой, был ободран, и тоскливо выглядывал из воды.
Неожиданно дорога разделилась. Часть ее продолжала тянуться вдоль берега, другая же свернула к храмам.
Егор Тимофеевич остановил телегу. Ловко спрыгнул на глинистую почву, и подошел к обитым железом мощным монастырским воротам. Постучал, посохом, что лежал рядом с ним всю дорогу.
Монастырь представлял оборонительное сооружение, словно это была не обитель отрекшихся от мирской жизни монахов, а воинская часть, или даже бастион, оберегавший дорогу к городу. Не удивительно, что войска ГПУ так долго не могли взять его.
Четыре великолепных собора, поражавших своей красотой, купола были окружены белокаменной крепостной стеной. По углам, которых находились четыре башенки, с деревянными шатрами, увенчанными маленькими металлическими флажками.
Из-за стены доносилось пение монахов.
Маленькая дверь в воротах со скрипом открылась, и на ее пороге показался полный монах в черной рясе.
- А это ты Егор, - проговорил он, узнав Тимофеевича.
- Я батюшка.
- А это кто с тобой?
- Семен Федорович Костомаров, - бывший сначала белый офицер, потом красный комдив, - проговорил Щукин, и поклонился.
Монах сначала поморщился, потом плюнул и перекрестился.
- И за чем пожаловал, сей отрок в нашу обитель? - спросил, с издевкой, он.
- Грехи замолить отче. Больно уж много на моих руках крови. И немецкой и нашей русской. Не могу я отче больше жить так, - забормотал Семен Федорович, пытаясь играть более правдоподобно.
- Ну, раз решил грехи замолить, так будь добр зайти. Извини, обильного питания предложить не сможем. Сами вот уже, поди, второй год еле концы с концами сводим.
От удивления, которое возникло, когда Щукин оказался за стенами, Семен чуть не упал. Он перекрестился и вновь вдохнул в себя воздух. Воздух монастыря.
Несколько монахов слонялись по двору. Мимо пробежал парнишка лет восемнадцати, облаченный в рясу, и скрылся в дверях центрального храма.
- Ты уж, Семен Федорович, - проговорил монах, - не считаешь, поди, что религия это опиум для народа?
- Если бы я так считал не пришел бы в храм, - парировал Щукин, - нет что-что, а покаяться всегда нужно. Я ведь убивал на войне не ради удовлетворения и низменных чувств. Просто выхода у меня другого не было. Или я, или они.
- Защита отечества от иноземцев это не грех, сын мой, - вздохнул батюшка, - а вот смерть братьев своих христиан, славянин - это, пожалуй, большой грех. Но грех этот не твой. Грех это тех, кто религию опиумом именует. Ну, да ладно, ступай в келью.
И увидев озадаченное лицо гостя - улыбнулся. Окриком подозвал мальчонку, что шнырял у ворот, и велел тому отвести путника в келью.
- Яко, любой человек имеет право на отдых, - проговорил он, потом повернулся к Егору Тимофеевичу и спросил:
- Что ты привез от сестры настоятеля?
Тот полез за пазуху и извлек оттуда голубой конверт.
- Так-так, - донесся до Щукина голос монаха.
Парнишка открыл дверь кельи и пропустил Семена Федоровича в маленькое помещение, предназначенное для одного человека. Паренек закрыл дверь и тут же убежал.
Щукин оглядел комнату. Вздохнул. Не очень-то ему хотелось бы вот так провести остатки своей жизни в одиночной камере.
Убранство так себе: простенькая деревянная кровать, с тоненьким соломенным матрасом, стол, табурет. На столе огарок свечи. В красном углу икона святого. Скорее всего - Афанасия.
Семен снял пиджак, повесил на спинку кровати. Стянул с опухших ног сапоги и прилег. Ему хотелось обдумать. По-крайней мере около недели у него было в запасе.
Во-первых, предстояло решить, где он спрячет ценности. Для этого, скорее всего, нужно будет вырыть землянку или специальную яму. Причем место это должно быть в незатопленном месте. Следовательно, для перевоза сокровищ понадобится ему телега, а лучше всего автомобиль. Во-вторых, автомобиль ему ни кто не даст, значит надо угнать. Для Семена Федоровича угон автомобиля был не впервой. В-третьих.....
В дверь постучались. Потом, не дожидаясь ответа, та скрипнула и открылась. На пороге стоял тот самый монах, что встретил его с Егором Тимофеевичем.
- Отец настоятель хочет видеть вас у себя, - проговорил он, - мне велели доставить вас к нему.
Щукин потянулся. Встал с кровати. С трудом, морщась от боли, запихнул ноги в сапоги. Накинул пиджак и проговорил:
- Что ж, пошли.
Семен Федорович закрыл дверь и последовал вслед за монахом по длинному коридору, мимо монашеских келий, из-за дверей которых раздавался то храп, то речитатив молитв. Вскоре они оказались у дверей, и вышли на улицу. Миновали площадь, разделявшую монастырскую гостиницу и два собора, и оказались у ворот центрального храма. Монах перекрестился, его примеру последовал и Щукин, и они вошли в здание.
Протоирей ждал их в маленькой комнатке, находившейся прямо за иконостасом. Это был дюжий мужчина, лет сорока, неизвестно почему оказавшийся в монастыре. С его телосложением нужно было заниматься чем-то другим, а не чтением молитв. Его руками можно было убить здоровенного кабана, если бы тот выбежал навстречу.
- Мне доложили, что вы хотели бы принять постриг, - проговорил он, когда за монахом закрылась дверь.
- Если это единственная возможность замолить те грехи, что я совершил то да.
- Возможность вероятно не единственная, - продолжил батюшка, - да и способов искупить грехи множество. Сейчас, когда власть в стране принадлежит народу - я не могу вас убеждать, а уж тем более уговаривать. Видите ли, сын мой, когда ходит слух, что церковь собираются закрыть. Не нужен институт церкви - советской власти. Не нужен. Страна катится в пропасть гиены огненной, еще немного и мир погрузится в разврат. И на нашу, не раз страдавшую землю, накатится волна отчуждения. И тогда бог отвернется от России. И если случится, не дай бог, война, и ворог будет стоять на рубежах наших.... Бог просто не придет к нам на помощь.
Пока он это говорил, настоятель оглядел Щукина с ног до головы, словно он был не монах, а обычный психолог - человек, разбиравшийся в человеческой натуре. Хотя если на то уж пошло, любой монах был психологом, способный убеждение слова спасти человека от суицида. По-видимому, разглядев в Семене Федоровиче чистую душу, протоирей улыбнулся и сменил тему разговора, вернувшись к истокам:
- Грех можно искупить и по-другому. Меня вот недавно убеждали, что вы сын мой агент ОГПУ. Якобы посланы вы - узнать о сокровищах монастыря. Клевета это. То, что вы служили, в этом я не сомневаюсь. В вас нет того, что есть в людях работающих в милиции или в ГПУ. Ваша походка носит след вашей учебы. Учебы, ну, скажем так в кадетском корпусе.
Он подошел к окну. Посмотрел на монахов занимавшихся делами. Потом оглянулся, прищурил глаз и сказал:
- Поэтому я хочу предложить одно дело, - и, увидев выражение на лице Щукина, добавил, - скоро, скорее всего, через неделю начнется попытка захвата монастыря милицией. До меня дошли сведения, что в Рыбинске уже началась подготовка. Советская власть хочет изъять монастырские ценности. И тем самым пошатнуть устои церкви в государстве.
Он вздохнул, опустился на обтянутый бархатом стул. Закрыл лицо руками. Просидел так минут пять. Облокотился на стол и продолжил:
- Ценностями они называют - кресты, подсвечники.... ну, все золотые вещи, что мы используем в богослужении. Уже есть сообщения, что в некоторые монастыри в других губерниях подверглись разграблению. Я же хочу предложить вам возглавить оборону монастыря, и этим самым искупить свои грехи.
- Но.... - начал, было, путешественник, но священник перебил его:
-Убийств не будет. От силы горячее масло, которое мы будем лить не на осаждающих, а перед ними. Не давая подойти близко к стенам. Наша задача просто спрятать ценности в подземельях монастыря.
- Я, пожалуй, соглашусь. Но мне бы хотелось съездить в родные места, - проговорил Семен Федорович, - боюсь, что в любом случае осада для меня будет последняя.
- Замечательно. Дня вам хватит?
- Вполне.
Было удивительно, что здесь в прошлом его приняли, за человека этой эпохи. Ведь он всего-то перед отправкой пару книжек по истории проштудировал. Хорошо, и то, что в чекисты не записали. Конечно же, архиепископ лукавил на счет его походки, хоть он и служил в суворовском училище, но вряд ли та строевая подготовка, оставила в его действиях такой уж явный след.
До вечера Семен Федорович гулял по подворью монастыря, изредка поднимаясь на крепостные стены, любовался окрестными пейзажами.
Восточная сторона обители выходила к реке Молога, от которой строения отделяло небольшое поле, заросшее мелким кустарником. С западной лес, отделенный пашней, на которой уже колосился овес. На севере виднелся город.
Когда же лазанье по стенам ему надоело, он отправился на поиски подземного хода. Для него было удивительно, то, что монахи к нему ни кого не приставили. Он не мог и вообразить, что сможет вот так вот быстро завоевать их доверие в это тяжелое, для них время.
Обнаружил ход он, когда стемнело. Заброшенная, отсыревшая дубовая дверь скрывалась в одном из подвалов восточной части стены. Ни о какой охране выхода монахи и не помышляли. Щукин воспользовался этим и приоткрыл дверь.
Из подземелья ударил сырой воздух. Пахло мышами и плесенью. Где-то вдали слышалось, как падали капли воды, ударяясь об булыжный пол.
- Мерзость, - произнес Семен Федорович, - и как это монахи собираются прятать свои сокровища. Да они здесь за месяц сгниют.
Щукин, конечно же, преувеличивал, но не намного. Он как бывший вор, понимал, что иконы в такой сырости потеряют свою первоначальную ценность.
Он чихнул, вытер нос и отправился в свою келью.
Второй день в прошлом.
Поутру путешественник отыскал Тимофеевича и попросил того отвезти в город Мологу. Тот, не долго думая, согласился, тем более отец настоятель отправил его туда по каким-то очень важным делам.
- А как же обратно? - спросил он Щукина, высаживая того на окраине города, - я ведь обратно не скоро вернусь.
- Да как-нибудь вот доберусь, или ты считаешь, Егор Тимофеевич, что кроме тебя в сторону Рыбинска больше никто не поедет? - сострил Семен Федорович.
Крестьянин заулыбался. Хлестнул лошаденку и поехал по делам.
Оставшись один, путешественник отошел в сторону от дороги. Нашел небольшой валун, сел на него и закурил. Зять заставил наизусть выучить старую карту Мологи, отчего Щукин знал этот затопленный город, как свои пять пальцев. И если бы кто-нибудь разбудил его ночью, и спросил, а кто живет вот на этой улице. Он смог бы припомнить. Нет, конечно же, информация об этом городе отсутствовала, но это не значило, что ее не было в архивах ФСБ.
Нет, конечно же, Семен Федорович мог бы ехать и дальше с Егором Тимофеевичем, но тогда он мог бы вызвать в том подозрение, а так ну решил человек прогуляться пешком, что ж тут такого.
Обычный провинциальный городок, каких в начале двадцатого века в СССР было множество. Это потом, после войны они начали постепенно местами исчезать.
- Двухэтажная Россия, - прошептал Щукин, разглядывая дома, около которых он проходил.
Особняк какого-то графа, превращенный теперь в общежитие, и около которого бегали босые ребятишки, играя толи в салки, толи в казаки-разбойники.
Дом купца, банк, маленькая часовенка, а чуть подальше дом, в котором заседает горсовет. Потом дома обычных горожан, одноэтажные и двухэтажные с резными ставнями. Пожарная башня, возле пожарной части. Люди копошатся. Кто-то бегает с багром, кто наполняет из колодца бочку, установленную на старенький автомобиль - дореволюционный "Студебекер". Важно и вальяжно переминаясь с ноги на ногу, бродит упитанный начальник части, покуривая самокрутку. Что-то, покрикивая на своих подчиненных.
Чуть дальше милицейская часть. Двое милиционеров, в новых, но уже потрепанных гимнастерках стоят у ворот дома.
Потом вновь жилые дома, а затем парк. У парка мост в зареченскую часть города. Там своя пожарная часть и общее на город кладбище с небольшой церквушкой, в которой местный батюшка отпевает покойников. Хотя сейчас, у него стало меньше работы. В революционной России отпевание считается за пережиток прошлого.
Семен Федорович остановился у моста. Долго смотрел на ту сторону города, но пойти туда так и не решился. Свернул в парк, где и прогулял до вечера, любуясь деревьями, посаженными каким-то меценатом еще в XIX веке.
В шестом часу ему наконец-то удалось найти машину, так неосторожно оставленную ее владельцем у частного дома на улице Ленина. Это был старенький "Руссо-балт" еще до революционной сборки. Стараясь не привлекать внимание прохожих, которых в столь позднее время на улице было не очень много, Семен Федорович осмотрел ее. В кузове лежали две канистры с бензином, лопата и топор. Щукин даже не поверил такому везению.
Он запрыгнул в "фаэтон" и завел. На удивление шум работающего двигателя не вызвал ни какой реакции в соседних домах.
- Ну, что ж, видно это судьба, - пробормотал Семен, и поехал в сторону монастыря.
К сожалению, управлять стареньким автомобилем было куда сложнее, чем он это мог себе представить. Руль вращался туговато, а порывы ветра пытались то и дело сорвать его шляпу. Наконец Щукин не выдержал и положил ее на сидение рядом с собой.
Изрядно намучавшись, он подъехал к тайному выходу из обители. Огляделся и, увидев не вдалеке овраг, закатил машину туда. После чего отправился к монастырским воротам.
Уже знакомый монах, которого звали отец Михаил, открыл Семену Федоровичу дверь и пропустил вовнутрь.
Третий день в прошлом.
Утром следующего дня Щукин приступил к подготовке обороны. Еще раз забрался на крепостную стену и оглядел окрестности. Параллельно выбрал направление, в котором он решил спрятать сокровища. В сторону Пошехонья, туда, куда не добрались волны водохранилища.
Потом изучил арсенал, оставшийся в монастыре после отступления белых. Он был в небольшом кирпичном доме, находившемся в забытом богом уголке обители. Оружие, по непонятным для Семена Федоровича причинам, не охранялось.
Отец Михаил, порылся в глубоком кармане рясы и извлек на свет божий связку ключей. Пару минут перебирал их. Наконец нашел массивный ключ, и вставил его в амбарный замок. Повернул его несколько раз, после чего как тот открылся, извлек его из петель и открыл дверь. Пропустил Щукина в комнату.
Здесь стоял жуткий смрад. Воздух был сырой, и, не смотря, что на улице было тепло, в помещении можно было простудиться.
Посреди комнаты стояли два пулемета марки "Максим", вдоль стен аккуратно прислоненные находились винтовки. В углу у окна с красивой кованой решеткой стояли два ящика с гранатами.
Все это, в отличие от замка, было тщательно смазано машинным маслом.
Семен Федорович подошел к одной из винтовок. Передернул затвор.
- Патроны? - буркнул он.
- В ящике, - проговорил монах, и показал на три металлических ящика стоявших справа от входа, и на которые Щукин не обратил внимания.
Семен Федорович подошел ящикам и открыл один из них. Там аккуратно, смазанные маслом лежали патроны к винтовкам. В двух других были пулеметные ленты.
- Этого хватит не надолго, - проговорил он, закрывая ящики, - дня на два-три. Да и надо брать в расчет интенсивность атак....
- Нам этого будет достаточно, - неожиданно раздался в дверном проеме голос настоятеля монастыря, - нам нужно лишь выиграть время, чтобы спрятать сокровища.
Опираясь на деревянный резной посох, завершавшийся на верху крестом, он только что подошел, и теперь смотрел на Семена Федоровича. Причем делал это так, что у того побежали по всему телу мурашки.
-Увы, но монастырь обречен, - вздохнул священнослужитель, - это против иноземного агрессора мы способны были бы выстоять. Но.... Здесь народ. А против народа не пойдешь.
- Что, верно, то верно, - подержал его Щукин. - Что ж, придется раздать оружие монахам. Я надеюсь, они умеют пользоваться?
- Увы - нет. Мы народ мирный, и все время проводим в молитвах.
- Что ж, придется учить, - вздохнул Семен Федорович, соображая, что и сам не разу ни пользовался оружием. Ну, если только пневматикой.
Они вышли из помещения, и монах Михаил закрыл за ними дверь.
- Я соберу монахов на площади перед собором, - проговорил он, кланяясь настоятелю.
- Хорошо. Ступай.
Священник приподнял рясу и почти бегом удалился.
- Ну, и как вам Молога? - спросил батюшка, когда тот скрылся за поворотом.
- Город, как город, - улыбнулся Щукин, - да я, в общем-то, его и не помню. Мал я тогда был. Еле дом свой нашел....
- Это не вы малы были сын мой, - перебил его священник, - это просто после революции, город стал меняться. Увы, увы, не в лучшую сторону. Пропал его купеческий дух. Рвань заселила его улицы. Нет, не думайте, что я негативно отношусь к пролетариату или крестьянству. Нет, что вы Семен Федорович. Просто та рвань, что сейчас втекла в ряды пролетариата, а по-другому я и назвать не могу. Не заслуживает уважения. Это скорее люмпены, алкоголики и тунеядцы.
Ближе к обедне собрал отец Михаил монахов на площади перед главным храмом. Их было полторы сотни. Все в черных рясах. Они о чем-то громко спорили, и замолкли когда на площадь настоятель и новый обитатель обители выкатили телегу, нагруженную оружием.
- Братья! - громко воскликнул протоирей, - Братья! Настали тяжелые времена. Не думал я, что нам придется взять в руки оружие. Но, увы! Братья советская власть хочет забрать у нас наши реликвии. Не отдадим братья. Не отдадим. Разбирайте оружие. И молитесь богу. И пусть нам поможет бог.
Семен Федорович откинул тряпицу, закрывавшую винтовки и стал их выдавать монахам. Те робко подходили к нему, крестились и брали оружие. Так же молча уходили в сторону и начинали его разглядывать, кто с удивлением, а кто и с восхищением. Вспоминая забытые, еще до монастырской жизни, навыки обращения с ним.
- Да я погляжу, монахи то у вас не из робкого десятка, - проговорил он, обращаясь к отцу Михаилу.
- Не удивительно. Часть из них бывшие дворяне, которым надоела светская жизнь и они ушли в монастырь. А часть, как и вы, после долгих лет службы решило замолить свой грехи.
Последними были два молодых парня, по непонятным причинам оказавшиеся в стенах обители. Им достались два пулемета.
Когда же оружие было роздано, Щукин решил расставить их по точкам на стенах. Монахов с пулеметами он поставил на башенках около входа на территорию монастыря. Остальных монахов распределил по стене, и только после того, когда каждый узнал свое место в будущей обороне, отпустил.
Только под вечер он заметил, что сегодня у монастырских ворот он не видел ни одного нищего. Те словно вымерли.
Он еще около часа провел с настоятелем, а затем под предлогом, что хотел бы отдохнуть удалился к себе в келью, где и проспал около двух часов.
Ночью Семен Федорович проснулся. Оделся, осторожно добрался до подземного входа. Стараясь не шуметь, туннелем вышел к машине. И не зажигая фар, доехал до деревянного моста ведшего на другой берег Шексны. И только на другой стороне, оказавшись на территории Пошехонского района, включил фары.
"Здесь в будущем будут ловить рыбу", - подумал он, минуя поля и въезжая в лесок, который был на обеих картах.
В этих местах могли быть ямы, оставленные еще древним человеком, а это давало возможность построить землянку в два раза быстрее.
Он переместился в завтрашний день и осмотрел местность. Щукин сразу же обнаружил следы своей ночной деятельности. Это была древняя яма, возле которой были аккуратно сложены бревна.
- Теперь осталось только это сделать, - проговорил он и прыгнул в прошлое.
Повесил на ближайшее дерево, один из двух фонарей, что прихватил с собой и вернулся к автомобилю. Достал топор, лопату. Отнес к будущей землянке.
Всю ночь, под свет разожженного костра он рубил лес. Складывая бревна возле ямы.
Где-то за час до рассвета он вернулся в монастырь.
Четвертый день в прошлом.
Монахи маршировали, как заправские военные.
- Левой, правой, - командовал протоирей, разглядывая вновь испеченных бойцов. Потом повернулся к Семену Федоровичу и спросил:
- Выйдут из них солдаты?
Щукин задумался. Долго, пристально всматривался в иноков и, улыбнувшись, ответил:
- Вряд ли. Солдаты из них не получатся. А вот люди способные с оружием в руках отстоять свои права - да.
Настоятель утверждено кивнул, и, не обращая больше внимания начал тренировать монахов.
После обедни Щукин начал давать уроки стрельбы и метания гранат. Это процедуру он решил совершать с монахами каждый день.
Ночью он вновь совершил вылазку за пределы монастыря.
Восьмой день в прошлом.
После долгих ночей, Семену Федоровичу наконец-то удалось достроить землянку.
Он укрепил стены, сделал потолок. Сверху засыпал все землей вырытой тут же не вдалеке. Образовав такой холм, что даже лет через пятьдесят никто бы не подумал, что он искусственный. Конечно же, через несколько лет это все могло бы обвалиться. Поэтому им были установлены специальные дополнительные колоны из камня, обнаруженного им около реки. Вход так же тщательно замаскирован. С таким условием, чтобы дети, или даже просто любопытные не смогли бы на него наткнуться.
Девятый день в прошлом.
Щукина разбудил набат. Он протер глаза и поднялся с постели. Оделся и вышел на монастырский двор.
В бирюзовом утреннем небе звучал кромки голос монастырского колокола, который в обычные дни созывал монахов или в молельню, или в трапезную.
Семен Федорович поднялся на центральную башню крепости и оглядел поляну между рекой и обителью.
Внизу, словно орда Тохтамыша, рассредоточивались регулярные милицейские части городов Мологи и Рыбинска, двумя старенькими броневиками, по-видимому, прошедшими гражданскую войну.
- Началось, - раздался за его спиной голос настоятеля, - мне об их появлении доложил дежуривший на колокольне отец Бенедикт. И лишь потом я велел поднять тревожный набат. Хорошо, что мы были готовы к этому. Спасибо тебе сестренка, что предупредила. - Он возвел глаза к небу, и вымолвил с грустью в голосе, - и все равно боже, это неожиданно.
Потом посмотрел пристально на стоявшего у лестницы молодого монаха, лет двадцати пяти, с пулеметными лентами на груди.
- Брат Иннокентии, собери пару надежных братьев. Пристало время прятать святыни от солдат антихриста.
И когда монах скрылся, священник повернулся к Щукину, вздохнул, и произнес:
- Вот и настал ваш час сын мой искупить ваши грехи. Старайтесь задержать их, пока мы с братьями исполним свою миссию.
Семен Федорович поклонился, припал к руке святого отца. Тот перекрестил его, и только после этого Щукин попятился к лестнице. Спустился на монастырский двор, где уже в строю, как бравые солдаты стояли монахи.
Наверно судьба у него была такая. Фортуна повернулась к нему лицом. Как не крути, а в помощь ему дали четырех одаренных иноков. Именно им Щукин и поручил руководить монахами на стенах. При этом, поставив каждого в известность, что будет находиться на противоположной стене. И только после того, как провел эти примитивные действия, стал следить за настоятелем.
Монахи оказались у арсенала. Они что-то долго обсуждали. Потом обошли вокруг здания и вошли в окутанную плющом дверь, которую Семен Федорович не заметил в предыдущие свои посещения.
Стараясь не создавать шума, Щукин подошел к приоткрытой двери и заглянул вовнутрь.
В маленькой келье стояли ящики из-под артиллерийских снарядов. Их крышки были открыты. Внутри лежали: золотые изделия, книги, иконы. Настоятель суетился вокруг них и говорил монахам, что куда складывать.
- Тяжеловаты для одного будут, - прошептал Семен Федорович, - зря на меня Геннадии надеется, упаду, прямо у тайника, черт побери.
Иноки закрыли крышки. Настоятель зажег печь, находившуюся в углу, и поставил на нее старенькую кастрюлю. Запахло сургучом. Взял в руки кисть, и после того, как сургуч стал жидкий, стал замазывать ею на ящиках щели. Особенно он тщательно проделал эту процедуру с ящиком, в котором лежали бумажные рукописи и книги.