Владимиров Александр : другие произведения.

Сыскари. (Детектив. Альтернативная история)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
  • Аннотация:
    В Череповце в доме дворян Верещагиных кто-то украл картину известного баталиста. Для расследования дела в помощь к черепанам (череповчанам) направлен (по именному указу императора Константина I) ротмистр Федор Гедеонов-Черкесский. (Альтернативная история в которой революции 17-го года не было).
  Пролог.
  
  Ночь с 12 на 13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.
  
  - Ваша папироска шкворчит! - проговорил Семеныч, туша окурок, который уже через мгновение летел в стоявшую рядом с дверью урну.
   Попал? Да сторожу было все равно. Промахнулся, так завтра поутру подметет. Попытается сделать это раньше, чем явится дворник. Не хотелось, чтобы барин взял да и забрал обратно свои слова насчет отпуска.
  - Отпуск, - протянул Семеныч, - отдохну.
  Сегодня у него, как говорил дворник, крайняя ночь. Затем долгожданный отпуск. Барин расщедрился и дал две недели отдыха. Кирилл Андреевич оказался настолько щедр, что пообещал Семенычу оплатить все расходы, связанные с предстоящим путешествием. А всему причиной была небольшая услуга, которую дворник несколько месяцев назад оказал ему.
  - Ваша папироска шкворчит, Проня Прокоповна, - повторил Семеныч и закрыл глаза. Сразу же вспомнился старый фильм, снятый в тридцатые годы по одноименной пьесе Михаила Старицкого. Так уж сложилось, что двоюродную сестренку, в которой он души не чаял, звали Проней. Жила она в Киеве, и частенько приезжая туда, Семеныч называл ее Проней Прокоповной. Девушка злилась на старика, а она была младше его лет на десять, и спрашивала:
  - Да неужели я похожа на это 'страшилище'?
  Вспоминая, как выглядела Проня Прокоповна в исполнении Рины Зеленой, он тут же заявлял девушке, что всего лишь шутит.
  Вот и сейчас, прежде чем оказаться на берегу Черного моря, решил заехать на пару дней в Киев. Поправить здоровье он всегда успеет. Зато у родни его ждет бутылочка горилки и отменное сало.
  - Мечты, мечты, - прошептал Семеныч, оглядывая пустую улицу.
  Город словно вымер. Это по Воскресенскому проспекту вполне возможно, что кто-то гуляет, а здесь в каких-то ста метрах от него тишина. Даже собаки не лают. Семеныч невольно зевнул. Понял, что начал замерзать. И это в середине августа. То ли старый стал, то ли ночи теперь холодные. Даже безрукавка не помогала. Поэтому и решил вернуться в дом. Можно было бы еще раз обойти усадьбу, да только темно. Хоть бы луна высунулась на мгновение из-за туч.
  - Бог с ней со службой, - прошептал сторож, - лапта вот наше все.
  Он открыл дверь и вошел в здание музея. Стараясь не скрипеть половицами, прошел в свою каморку, что находилась под лестницей. Прислонил охотничье ружье к стенке, бросил коробку папирос 'Товарищъ' (1) на стол, и включил электрочайник. Пока вода кипела, подошел к телевизору. Имперский канал должен был с минуты на минуту начать трансляцию матча. Вот только отчего-то в записи. Честно признаться, Семеныч этого никак понять не мог. Игра, в которой Российская империя впереди планеты всей, на втором плане. На первом футбол. Ни один чемпионат мира игроки сборной не выиграли, а шуму вокруг них... Семеныч вздохнул. С другой стороны, чего ему расстраиваться. Во всем свои плюсы и минусы. Ну и что, что поздно. Главное, домочадцы мешать не будут. Особенно супруга, которая лапту не любила, а предпочитала смотреть сериалы. Они сейчас дома, а Семеныч здесь. Небось спят, и второй сон смотрят, а он и глаза сомкнуть не имеет права - служба. Пока канал настраивал, чайник зашипел и выключился.
  Самое обидное - это когда ожидания не оправдываются. Сразу же после фильма, должна была начаться трансляция, но вместо нее начали показывать новости. Побежала бегущая строка 'Экстренный выпуск', а затем появился диктор в темно-зеленом мундире. Имперское телевидение - свои традиции. Семеныч выругался. Даже чай в граненый стакан наливать не стал. Прекрасно сторож понимал, что из-за каких-то там Городовой огляделся. Вытащил из кармана платок, постелил на лавку и только после этого сел.
  - Значит так, - начал он, когда напротив него присел Косолапов. - Я как раз на смену заступал, ваше благородие. Мимо дома шел. Вдруг гляжу, калитка открыта. Ну, думаю, непорядок. Не иначе, сторож забыл закрыть, когда усадьбу по периметру обходил. Решил помочь, так сказать, захлопнуть, а когда ближе подошел...событий, трансляцию матча, о котором он мечтал с самого утра, перенесут на неопределенный срок. Это минимум минут на десять-двадцать.
  - Пойду я по дому прогуляюсь, - прошептал он, - раз такая возможность появилась. Посмотрю, что к чему.
  Семенычу вдруг подумалось, а вдруг кто-нибудь из обслуживающего персонала музея взял да и забыл закрыть форточку. Потом, что пропадет с него-де и спросят, а тогда прощай отпуск. Хотя Семеныч был уверен, что на картины никто и не позарится. Прошлый век. Сейчас это не в моде. Кирилл Андреевич, в отличие от него, так не считал. Бывший кадет, вернулся в Череповец, когда его отец Андрей Федорович Верещагин отдал богу душу. Сразу сообразил, что картины Василия Васильевича Верещагина - это хороший способ существовать безбедно. Вот и получалось, что музей да молокозавод, что выпускал лучшее во всем мире вологодское масло, приносили ему изрядные деньги. Летом барин обитал в имении под Луковецком, изредка приезжая в город, а уж зимой... Зимой Кирилл Андреевич и думать не желал о деревеньке. Скучно там становилось, а тут время от времени гости наезжали. Семеныч вспомнил, каким было лицо барина, когда устраиваясь на работу сторожем, он назвал картины баталиста мазней. Кирилл Андреевич сначала покраснел, как рак, Семеныч даже подумал, что все: кранты, пропало доходное место. Но потом барин улыбнулся - видимо, воспитание иного не позволяло, и произнес:
  - Неуч ты, Семеныч, неуч. Картинам этим цены нет. Иной, вон, и украсть готов.
  Новоиспеченный сторож спорить не стал. Себе дороже. Плохо, что за деревенщину приняли, так сам виноват. Сказал только в свое оправдание:
  - Институтов мы, барин, не заканчивали.
  Обошел дом. Вернулся, когда диктор вновь произнес:
  - Сегодня вновь обострилась ситуация на Кавказе. В девять часов вечера был обстрелян блокпост жандармерии...
  Семеныч покачал головой. Вот уже почти двести лет, как на Кавказе находятся русские войска, а ситуация не меняется. Горцев, видимо, не покорить. Не смог их утихомирить ни Ермолов, ни Деникин. Горячая точка на теле Российской империи, как говорил император Константин I. Заявлял, но ничего не мог поделать. Вот только теперь отряды горцев именовали не иначе как 'бандформирования'.
  Семеныч и сам когда-то служил в тех краях. По молодости набедокурил в родной части, да и угодил в штрафники. А куда штрафника пошлют грехи замаливать? Само собой, на Кавказ. Действовать совместно с жандармскими войсками. Но вину искупить в полной степени, как ему заявили, не удалось. Для списания основанием послужило тяжелое ранение. Составили бумагу на пенсион и отправили в Новгородскую губернию. В Череповец. Только уже здесь, через полгода Семеныч понял, что на пенсион, назначенный ему государством, не проживешь. Вот и сунулся сторожем в музей, благо такая вакансия имелась.
  - Скорей бы все это закончилось, - прошептал сторож, имея в виду новости, а не войну. Семеныч прекрасно понимал, что конфликт этот не закончится до тех пор, пока император личным распоряжением не выведет оттуда войска, а Константин I и не подумывал этого делать. Уж больно стратегическое место в мире занимал Кавказ. По мнению многих, 'бандформирования' финансировали турки. Им выгодно, чтобы там была гнойная кровоточащая рана России.
  Семеныч вздохнул. Вытянул ноги и улыбнулся, вспомнив, как при обходе усадьбы поговорил с соседской собакой. Попросил пса, чтобы тот шибко не лаял да от игры не отвлекал. Если увидел бы его кто в тот момент, то подумал бы, что Семеныч явно рехнулся. Все равно никто не полезет, а его то и дело от игры отвлекать будет. Сторож тяжело вздохнул, наблюдая, как показывают по телевизору перестрелку, и прошептал вновь:
   - Скорей бы это уже закончилось.
  По мнению Семеныча, это были не такие уж 'Экстренные новости', чтобы ради них трансляцию передвигать.
  - Вот если бы к Марсу али к Венере, - рассуждал он, - полетел бы корабль, - то да. Или, не дай бог, террористы на Константина Михайловича бомбой покусились, а так ведь бесконечная война. Стоит ли ради нее трансляцию такого матча откладывать? По-моему, нет.
  Наконец, Семеныч не выдержал, отставил недопитый чай в сторону да бегом к холодильнику. Достал бутылочку холодненького пивка да вяленую воблу. Пить оно на работе, конечно же, нельзя, но ведь барин-то об этом и не узнает. Спит, небось, поди в имении, да второй сон видит.
  Сторож хотел было пригубить стаканчик, как на улице залаяла собака. Та самая, которую он просил сегодня тихо вести. Семеныч узнал ее по голосу. Только она могла так надрываться. Явно что-то неладное почуяла.
  - Да заткнись ты, - в пустоту крикнул сторож, понимая, что все равно псина его не услышит. Он уже обрадовался, а тут такое. Новости, наконец-то, прекратились и началась игра. Комментатор, как обычно, начал нести всякую чушь, не связанную с игрой, а на экране появились списки игроков, заявленных на матч.
  И вдруг неожиданно собака заскулила и умолкла. Семеныч невольно вздрогнул. Ему показалось, что он услышал выстрел.
  - Бред, - прошептал сторож, - представится же такое.
  И тут его привлек шум, что донесся со стороны сада, словно кто-то споткнулся о металлическую ванну, что стояла у самого забора. Явно кто-то пытался проникнуть на охраняемую территорию. И это сейчас, когда начался матч.
  - Кого это там нелегкая, на ночь глядя, принесла? - Проворчал Семеныч, понимая, что игру спокойно посмотреть не удастся. - Ну, я вам сейчас задам. Всю жизнь мне испортили.
  Он подошел к окну. Минуты две пытался вглядеться в темноту. Понять, что творится на улице, было не возможно. На мгновение ему даже показалась, что промелькнула чья-то тень. Семеныч перекрестился. Рукой нащупал ружье. Быстро обул ноги в галоши и метнулся к двери. Прислушался. Сначала приоткрыл слегка и, высунув ствол, произнес:
  - Кто тут? Стой! Стрелять буду!
  Спросил громко. Старясь голосом своим напугать чужого. Если мальчишка озорничает, то испугается, убежит, а если нет, решил Семеныч, то придется пальнуть в воздух. А там, глядишь, и городовой подоспеет.
  Тихо. Сторож высунул голову и лишь, после того, как убедился, что никого нет, вышел из дома. С ружьем наперевес он и двух шагов сделать не успел. Чья-то рука приставила к его горлу нож и злобный голос прошептал:
  - Если жить хочешь, то не шуми.
  Только сделать выбора Семенычу незнакомец не дал. Резким движением полоснул ножом по горлу. Сторож начал медленно оседать. Убийца оттолкнул труп и направился к двери...
  
  Глава I.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.
  
  Косолапова разбудил телефонный звонок. Аппарат стоял у самой головы, и до него можно было дотянуться рукой. Машинально он поднял трубку и опустил. Спать хотелось, а на улице, судя по часам, еще только полвосьмого. Выругался. Опять зазвонил телефон, и вновь трубка после минутной паузы опустилась на рычаг. Серафим Григорьевич присел на кровать и вновь недоуменно взглянул на настенные часы. Если в первый раз подумал, что он ошибся, то теперь убедился, что стрелки действительно показывали половину восьмого. Интересно, кому он мог понадобиться в воскресенье? И тут телефон снова зазвонил. Причем так настырно, что в третий раз опустить трубку на рычаг титулярный советник не решился. По пустякам его в выходной день никто бы не посмел побеспокоить. На такие случаи есть дежурный офицер. Серафим Григорьевич попытался припомнить, кто сегодня дежурит. Вроде полицейский урядник Мишка Лопухин, старый приятель еще по гимназии. Только тот после окончания так и остался рядовым служакой, а Серафим взлетел. Аж до титулярного чиновника дослужился. Лопухин урядник, Косолапов исправник. Мишка по расписанию живет, а он на свое усмотрение.
  - Черт побери! - проворчал Серафим Григорьевич, снимая с аппарата трубку.- Интересно, кому я понадобился?
  Невольно проскочила мысль, а может это телефонные хулиганы. Ведь многим отрокам он в свое время как исправник дорогу перешел. Хотел было опять трубку положить, но передумал. Те если и стали бы хулиганить, то уж не рано утром, да и не с ним. Все равно ведь высчитает, а уж тогда жизнь медом не покажется. Одно словечко и будешь в одиночной камере тюремного каземата загорать.
  - Да! Слушаю! - проговорил Косолапов и зевнул.
  - Серафим, ты на кой черт трубку кидаешь!? - проорал ему в ухо урядник
  Ну, так и есть Лопухин. Пользуется старой дружбой. Не по уставу, да еще и хамовато. Серафим было решил, что в понедельник вставит тому 'пистон' за такие фамильярности, да передумал. Если уж он на старшего, пусть и по телефону, кричит (хотя исправник и сам был в какой-то степени виноват), то, наверняка, произошло нечто важное. И, по всей видимости, без участия Косолапова не обойтись.
  - Чего в такую рань, Михаил?
  - А когда еще? - удивился на том конце провода урядник. - Тут дело нешуточное.
  - А конкретно? Знаю я тебя, у тебя каждое дело нешуточное.
  Косолапов лукавил. Обычно Лопухин не пытался его беспокоить в такую рань. Даже когда они были не на службе, старался звонить (если была необходимость) после девяти. Если же приятели собирались на рыбалку, а рыба в Шексне водилась отменная, договаривались заранее.
  - Так сторожа в доме Верещагина убили!
  - Ну, и что? Мало ли что ли у нас сторожей убивают. Пьянствовал, небось. Вот дружки и в хмельном угаре и убили.
  - Да было бы это простое убийство, я бы тебя, Серафим, и беспокоить не стал. Сам бы разобрался, а так...
  - Что так? - уточнил Косолапов, понимая, что Мишка в чем-то прав.
  - Кто-то проник в дом-музей художника.
  А вот это, как понимал Серафим Григорьевич, было уже серьезно. Сон как рукой сняло. Если что-то похищено, то появления сыщика аж из самого Санкт-Петербурга не избежать. Кирилл Андреевич Верещагин, потомок того самого художника Василия Васильевича, что погиб в 1904 году на броненосце 'Петропавловск', спуска им не даст. Небось, как только появится возможность, так точно же свяжется с департаментом полиции столицы. Поговаривали, у него в Санкт-Петербурге приятель есть, особа, приближенная к императору Константину.
  - Ну, и что украли? - спросил он у урядника.
  Тот замялся, затем молвил:
  - А бог его знает. Мы дом обошли, осмотрели. Если что-то и пропало только хозяин сказать и сможет. Мы сейчас за ним машину в его имение под Луковцем отправили.
  - Ого, так это почти больше сотни верст! - воскликнул Косолапов. - И сколько времени займет?
  - Вы имеете в виду, ваше благородие, - перешел на официальный тон Лопухин, и Косолапов понял, что урядник перестал нервничать, - приезд Кирилла Андреевича в Череповец?
  - Именно это. - подтвердил исправник.
  - Думаю, к вечеру прибудут-с. Так, что вы поспешите, ваше благородие. Чтобы все осмотреть, пока хозяина нет, а-то, я опасаюсь, он нам на первой стадии только мешать будет.
  - Хорошо, сейчас подъеду. Только вы там без меня, без всяких там инициатив.
  - Не извольте волноваться, ваше благородие. Все будет, как в лучших домах Лондону и Парижу.
  Ох уж этот Лопухин, подумал Косолапов и повесил трубку. Не может без своих шуток-прибауток. Серафим Георгиевич встал с кровати, взглянул на спящую Нинель. Будить не стал. Зачем сообщать ей, что прогулка по магазинам временно переносится. Подошел к окну и взглянул на улицу. Отсюда до усадьбы Верещагиных минут тридцать пешком, да и то не спеша. Его как начальника местной полиции по уставу должны доставить на автомобиле, а это значит придется эти тридцать минут провести дома в ожидании. Зато, как понимал Косолапов, у него было время привести себя в порядок и позавтракать. Заодно все хорошенечко обдумать.
  Сейчас Серафима Григорьевича волновало только одно, что время уходит. По горячим следам поймать того, кто убил сторожа они, конечно, смогут, а вот найти ценности, если те были выкрадены - одному богу известно. Пока Верещагин из-под Луковца приедет, уйдет довольно много времени. В основном оно терялось на двух переправах. И под Череповцом, и в нескольких верстах от Луковца речки можно было преодолеть на пароме. И сколько не писали местные чиновники государю-императору, что современный мост для города с населением в восемьдесят тысяч необходим, как воздух, воз и ныне оставался там.
  - Бумага стерпит, - как когда-то высказался городской голова.
  Как построили паромную переправу в конце XIX века, так до сих пор по ней на другую сторону Шексны и ездят. Не помог даже авторитет местного предводителя дворянства Александра Галльского.
  Взглянув на часы и решив, что времени предостаточно, Серафим Григорьевич вызвал служебный автомобиль. Пока ждал, успел выпить даже чашку кофе фирмы 'Эйнем'. Когда за окном прозвучал гудок автомобиля, Косолапов надел сюртук, полагающийся по статусу, и вышел на улицу.
  Исправник прекрасно понимал, что в этом деле 'глухаря' не будет. Хотя скорее это было бы самое идеальное решение всему. Закрыл дело за неимением улик и спи спокойно. Косолапов вздохнул. Ну, кому понадобилось еще и проникать в дом. Убили бы сторожа по пьяни, так нет. А если еще и картину, какую похитили, то прощай спокойная жизнь на несколько месяцев. Тут Серафим Григорьевич лукавил. Если украли картину, то сроки раскрытия дела будут уж точно самые минимальные, и если они в них не уложатся... Страшно представить, что будет. Отставка - это лучшее, что можно предложить. Тогда жди чиновника из Санкт-Петербурга. И пришлют скорее не абы кого. Скорее всего, аса своего дела.
  Новенький 'Руссо-Балт', подаренный городской думой, стоял у калитки. Строгие линии, огромные колеса, приспособленные к русскому бездорожью. Шофер по имени Никифор в черном форменном мундире уже приоткрыл дверцу и ждал, когда исправник сядет в автомобиль.
  - Куда ехать знаешь? - поинтересовался Косолапов.
  - Так точно, ваше благородие. Усадьба Верещагиных.
  - Тогда давай поспешим.
  Серафим забрался в машину, а Никифор тут же захлопнул за ним дверцу. Затем обошел. Остановился у дверей. Платочком, что достал из кармана брюк, обтер стекло и только потом занял свое место. Двигатель загудел.
  - Ну, а ты что насчет этого думаешь? - спросил Косолапов, когда они поехали.
  Шофер в полоборота взглянул на него и уточнил:
  - Насчет чего?
  - Убийства сторожа.
  - Не могу знать, ваше благородие.
  - Неужели никаких предположений?
  - Так я же шофер, а не сыщик, - проговорил он.
  - Скучный ты человек, Никифор, - вздохнул Серафим Григорьевич, - ну, о чем с тобой говорить.
  
  Минут через десять они подъехали к усадьбе Верещагиных. Напротив сквера, где стоял памятник художнику, Косолапов попросил остановиться. Выбрался из машины и взглянул на дом. Там уже толпились зеваки. Такое всегда случалось, когда в городе происходило нечто неординарное. То, что среди них нет ни одного свидетеля преступления, Серафим Григорьевич не сомневался. Ротозеи, увидевшие полицейских, и заинтересовавшиеся происходящим.
  Околоточный заметил его издали. Тут же устремился на встречу почти бегом.
  - Здравия желаю, ваше благородие, - проговорил он, останавливаясь и прикладывая руку к фуражке.
  - Ты нашел труп? - спросил Косолапов.
  - Никак нет, ваше благородие.
  - Так чего прыть проявляешь. Я бы подошел, ты бы и доложил. Как звать?
  Последнее было формальностью. Серафим Григорьевич, как и Наполеон, знал своих подчиненных всех в лицо и по имени.
  - Околоточный надзиратель Алексей Иванович Суховеев.
  Исправник оглядел подчиненного. Отметил его внешний вид. Тот только покраснел. Вытянулся по стойке смирно и гаркнул:
  - Рады стараться, ваше благородие.
  - Вольно, - скомандовал Косолапов, - веди, показывай, что к чему.
  Околоточный засеменил впереди. Подвел к дому. Деревянный забор между двумя зданиями. Калитка приоткрыта, там уже толпа зевак. Городовой в белой гимнастерке да начищенными до блеска сапогами преградил им дорогу во двор.
  - А ну, разойдись, - закричал он, размахивая пистолетом, - стрелять буду!
  Если и будет стрелять, как знал исправник, так только в воздух. Мера вынужденная, но всегда действовавшая безотказно. В этой ситуации хватило слов. Народ начал расходиться в стороны, пропуская важного чиновника из полиции.
  - Разрешите доложить, ваше благородие, - проговорил городовой, вытягиваясь и прикладывая руку к фуражке.
  - Вольно,- ответил Косолапов. - Ты нашел труп?
  - Так точно, ваше благородие. Гляжу, калитка приоткрыта...
  - Не здесь. - Серафим Григорьевич взглянул на околоточного. - Ты постой тут, братец, да никого не впускай. Скоро криминалисты должны подъехать. А мы, Фрол Игнатьевич, - молвил Косолапов, обращаясь к городовому, - пойдем, пошепчемся.
  Вошли во двор.
  - Ну, где тут можно поговорить? - уточнил исправник.
  - В беседке.
  - Ну, тогда веди. Будем надеяться, что душегуб в ней не был. Иначе мы с тобой, братец, все следы затопчем.
  По вымощенной декоративной плиткой дорожке они прошли вглубь сада. Там под двумя соснами стояла небольшая беседка. Вошли внутрь. Косолапов огляделся. Небольшие скамеечки по периметру, в центре стол. Явно хозяева предпочитали тут коротать вечера за чашкой чая, а может быть, и кофе.
  - Садись, да рассказывай, - приказал исправник.
   смотрю что-то на дорожке лежит. Присмотрелся - Семеныч. Сначала мысль пришла в голову - пьяный. Решил помочь, когда во двор вошел... Кровищи море. Горло перерезано. Короче, труп. Уже хотел бежать, чтобы позвонить в отделение, как заметил, что дверь в музей приоткрыта.
  - Входил? - спросил Косолапов.
  - Никак нет, ваше благородие. Сначала было дернулся. Там ведь и телефон есть. Потом думаю - натопчу. Короче, в соседний дом. Соседей на ноги поднял, да в отделение давай звонить.
  - Ясно. Ну, веди, показывай, - приказал Серафим Григорьевич, поднимаясь.
  
  Городовой и исправник подошли к трупу сторожа. Косолапов наклонился, чтобы осмотреть тело. Причина смерти была понятна без всякой экспертизы. Кто-то перерезал Семенычу горло. Серафим Григорьевич отвернулся, его чуть не стошнило, а ведь он на своем веку и не такое видел. Фрол Игнатьевич заметил реакцию и спросил:
  - Вам дурно, ваше благородие?
  - Да нет, ничего. Впервые вижу такое. Чем это его?
  - Не могу знать, ваше благородие. Я ведь ничего тут не трогал. Понимаю, что дело серьезное. Вон и ружьишко его в стороне валяется.
  Охотничье ружье, допотопная модель, валялась рядом с трупом в кустах роз.
  - Так-так, - проговорил исправник. - Выходит, душегуб - профессионал своего дела, раз такого бугая, как Семеныч, завалил. Тот даже выстрелить, по-видимому, не успел.
  - Так точно, ваше благородие. Я тут к соседям, когда заходил звонить, на счет выстрелов поинтересовался. Не слышали они ничего. Ночь, на удивление, тихая была. Только собака злобно залаяла, но потом замолкла. Не было выстрелов. - утвердительно добавил городовой.
  - Что за собака?
  - А бог ее знает. Может, у кого из соседей живет.
  Косолапов задумался. Собака лаяла неспроста. Значит, кто-то чужой в это время по улице шел.
  - Замолкла, говоришь, - пробормотал Серафим Григорьевич.
  - Так точно, ваше благородие.
  - Вот, что, любезный, - проговорил исправник, - обойди соседей, да собачку эту поищи. Как что узнаешь, так сразу ко мне.
  - Будет исполнено, ваше благородие.
  Они вышли в калитку. Городовой направился обходить соседние дома, а Косолапов уже было хотел закурить. Запустил руку в карман за папиросами, да передумал. Со стороны Воскресенского проспекта, по Сергиевской улице, как раз к дому Верещагина ехали два микроавтобуса. Старенький добрый "рафик" (2), служебный автомобиль полицейского управления, верой и правдой несший свою нелегкую службу уже не один год. Подарок от городской думы. Именно депутаты распорядились выделить в свое время деньги на его покупку. Внутри оборудованный криминалистической лабораторией. Темно-синий с желтой полосой, тянувшейся по кузову, он остановился у калитки. Любопытные зеваки, в основном мальчишки, окружили микроавтобус.
  Дверца открылась, и оттуда выбрались наружу: судмедэксперт Акакий Акакиевич Ремизов, штатный фотограф Михаил Бычков и князь Ираклий Чавчавадзе, главный эксперт в отделении. Следом за "рафиком" к дому подъехала карета "скорой помощи", но остановилась чуть подальше. Два санитара приоткрыли дверцу и вытащили носилки. Затем, понимая, что их все равно раньше времени на место преступления не пустят, замерли в ожидании позволения забрать мертвое тело.
  Князь Чавчавадзе, потомственный грузин, проскочил мимо Косолапова, буркнув себе под нос: "Здравия желаю, ваше благородие." Даже руки не протянул. Гордый. Вот только Серафим Григорьевич был не в обиде. Сделал вид, что ничего не произошло. Все и так знали, что князь и Косолапов были 'на ножах'. Если бы не закон, запрещающий дуэли, они давно сошлись бы в чистом поле и стрелялись. Причиной таких отношений было то, что князя Ираклия Чавчавадзе прочили в свое время на должность исправника, но что-то там в верхах не срослось, и он вынужден был возглавить отдел экспертизы. Должность, прямо сказать, незавидная.
  Князь Чавчавадзе (мастер своего дела) направился прямиком к телу сторожа. Достал из кармана мел, который постоянно таскал с собой, как Косолапов уже давно отметил, и обрисовал контур. Потом извлек из-за пазухи несколько табличек с цифрами. Единичку установил у шеи сторожа. Двоечку у ног. Тройку у ружья. Все, как положено, все по уставу. Или, как говорил Мишка Лопухин, по феншую.
  В отличие от князя Ремизов остановился. Пожал руку Косолапову. Затем поправил пенсне и поинтересовался:
  - Ну, что тут, ваше благородие?
  Серафим Григорьевич лишь рукой махнул. Затем посмотрел на Акакия Акакиевича и буркнул:
  - Иди, и сам посмотри.
  - Значит, серьезные неприятности, - вздохнул судмедэксперт.
  - Серьезнее не бывает.
  Вообще-то громкие преступления для такого уездного города, как Череповец, редкость. В основном кражи, грабежи да убийства, да и те в основном в 'Убей - городке'. Так в простонародье называли небольшой район Панькино, что находился в паре верст от центральных кварталов, где жили добропорядочные горожане. Именно там существовали, а по-другому и не назвать, отбывшие свой срок преступники, бывшие ссыльные и рабочие с местного автомобильного завода. 'Хитровка' местного разлива - городские трущобы, куда благородные господа и соваться побаивались.
  Для наведения порядка в городе достаточно было трех полицейских отделений, по одному на район. Ко всему прочему в городе существовала имперская автомобильная инспекция. Такая служба появилась во всех городах одновременно, когда император Михаил II распорядился взять на учет весь автомобильный транспорт, что существовал в стране. Если случалось что-то более серьезное, а полицейских и инспекторов ИАИ было недостаточно, по звонку из городской думы, в город присылали из Вологды (ведь она была куда ближе Новгорода) жандармский корпус. Особенно он понадобился, когда в 1970 году скончался император Михаил II. Константин Михайлович на второй год своего правления распорядился объявить амнистию. И тогда в город прибыли бывшие заключенные. Как потом оказалось, это была их конечная точка. Въезд им в Москву, и, само собой, в Санкт-Петербург, был закрыт. Городской голова требовал в город отдельный жандармский корпус, но государь категорически отказал. Император не позволил городу иметь их, даже когда в 1973 году случились грандиозные беспорядки. Вечером, около 22 часов в Панькинском парке проходили танцы. Там завязалась драка между бывшими уголовниками и приехавшими на заработки молдаванами. Те, как раз строили новый корпус для машиностроительного завода и были расквартированы в Панькинском бараке. Сотрудники местного отделения полиции попытались разогнать драку. Попали в результате под горячую руку и были избиты. Всех потом перевели в другие города. Один из городовых оказался убит. Урядник в тот момент дозвонился до исправника и доложил о сложившейся ситуации. Сообщил, что пьяные, окружили здание полицейского отделения и подумывают, как взять его штурмом. Бывшие уголовники под шумок хотели уничтожить имеющие на них документы. Не получилось. В тот раз попытались исправить ситуацию с помощью пожарной машины и полицейских из других отделений города. Не получилось. Хорошо, что прежде чем отдать приказ исправник связался с Вологдой и вытребовал выслать на выручку жандармский корпус. Когда пожарные да полицейские добрались до Панькина, здание уже пылало. Струи воды направлены то на дом, то на беснующую толпу. Справиться не удалось ни с тем, ни с другим. В результате шланг был порезан, а машина опрокинута. Толпа, вооруженная палками и кольями, окружила полицейских. Завязался бой. Приблизительно через два часа прибыли несколько машин с вологодскими жандармами. Вологодский конвой шутить не любит. Утихомирить толпу удалось только к утру следующего дня.
  Вспомнив это, Серафим Григорьевич перекрестился. Его бог миловал. Беспорядков таких не было, а с мелкими преступлениями он кое-как, но справлялся.
  Акакий Акакиевич вздохнул. Выходит воскресенье испорченно окончательно. Даст ли Серафим Григорьевич ему выходной в другой день, он даже и не знал. Вполне возможно и разрешит, если все закончится благополучно. Ремизов взглянул на суетившегося вокруг тела сторожа князя. Улыбнулся. Вот кому-кому, а Чавчавадзе сегодняшнее дело даже нравилось. После того, как его назначили начальником лаборатории, он то и дело писал письма в столицу с просьбой перевести его в другой город. Ираклию тут было скучно.
  - Пойдем, Михаил, - проговорил судмедэксперт, обращаясь к фотографу, - пока наш эксперт чего-нибудь непоправимого не натворил.
  Акакий Акакиевич опасался, что тот просто затопчет все следы.
  - Я надеюсь, там не натоптали, ваше благородие? - Спросил он у Косолапова.
  - Все нормально.
  - Будем надеяться.
  С Бычковым они прошли мимо исправника. Фотограф тут же расчехлил свой 'Киев' (3). Михаил так и рвался в бой. Его остановил князь. Что-то сказал, и тот кивнул. Пока Бычков делал снимки, Чавчавадзе осмотрел крылечко. Поднял с земли окурок папиросы и положил в пакет. Затем дождался, когда Михаил сфотографирует труп и охотничье ружье. Собрал таблички и подозвал городового. Шепнул тому на ухо и тот убежал на улицу. Через две минуты в воротах появились санитары.
  - Пару минут, господа, - обратился к ним Ремизов.
  Он опустился на колено. Быстро осмотрел рану и после чего сказал:
  - Убили примерно семь-восемь часов назад. Ножом или еще, каким холодным оружием. Если бы мне его показали, я бы точно сказал оно это или не оно.
  - Если бы оно в наших руках было, - проговорил князь, - так и убийцу нашли бы. Что-нибудь еще добавишь.
  - Только после тщательной экспертизы. Часов через пять-шесть. Увы, но быстрее не получится.
  - Вот это еще проверь, - проговорил князь Чавчавадзе, протягивая пакетик с окурком.
  Акакий Акакиевич положил его в чемоданчик и только после этого позволил упаковать покойного в мешок.
  На земле, рядом с трупом, положили носилки. Сторожа запихали в мешок. Санитар, тот, что спросил разрешение, застегнул "молнию". Когда они уносили покойника, Ремезов проводил их взглядом. Тяжело вздохнул, ему уже не один раз приходилось такое наблюдать.
  
  Пока судмедэксперт возился с трупом, Косолапов вошел в дом. Там он застал Лопухина. Урядник уже усердно обследовал каморку сторожа.
  - Ну, что тут? - Поинтересовался исправник.
  - Да ничего существенного, ваше благородие. Вряд ли душегуб был здесь.
  Серафим Григорьевич покачал головой.
  - Это только твое предположение, а нам нужны доказательства. Если нам удастся подтвердить, что его тут не было, он тут был. Уяснил?
  - Так точно, ваше благородие, - съязвил Лопухин.
  Между тем Косолапов оглядел комнату. Небольшая. Тут царил порядок, которому могли позавидовать многие. Кушетка, на которой можно было чуток покемарить. Холодильник, телевизор, стол. На столе - два стакана и бутылка пива, рядом надломленная рыба. В углу у розетки -электрический чайник.
  - Это, по-твоему, что? - Поинтересовался Серафим Григорьевич, указывая на 'натюрморт'.
  - Проголодался, решил перекусить.
  - Один?
  - Один.
  - А почему тогда стаканов два?
  Урядник, руки которого были в перчатках, взял сначала один стакан, затем другой. Поставил на стол и улыбнулся.
  - В этом - чай. В этом - пиво.
  - Это еще ничего не доказывает...
  - Вы тут поосторожнее, - раздался голос судмедэксперта. - Еще пальчики чужие сотрете, что я тогда делать буду. - Он взглянул на Лопухина: - А ты, Мишка, вот так вот категорично не заявляй, что покойный тут был один. Сейчас отпечатки снимем, и уже вечером знать будем - один он тут был или с товарищем. А теперь вон... мне работать надо.
  Исправник и урядник вышли, а фотограф вошел.
  - Вот так вот, нас и выгнал. А что поделаешь, здесь он царь и бог.
  
  Прежде чем преступить к осмотру дома, Косолапов подозвал к себе Лопухина. Отвел в сторону и произнес:
  - Вот что, Миш, сейчас ты пойдешь к соседям и попросишь разрешение позвонить. Околоточный, думаю, тебе поможет найти дом, в котором есть телефон. Позвонишь на железнодорожный вокзал, в порт и в ИАИ.
  Задумался Серафим Григорьевич, взглянул в окно и добавил:
  - Ну, и, на всякий случай, на аэродром. Нужно перекрыть всякую возможность, чтобы картина художника, а я не исключаю такую возможность, что похищено именно полотно Василия Верещагина, покинула пределов города. Пусть проверяют всех. Если же пропала, какая-нибудь иная ценность из дома, - тут Косолапов вздохнул, - что-то предпринять до приезда хозяина дома будет бесполезно, а так глядишь кого-нибудь да задержат. Ну, а там разберемся.
  - Будет исполнено, ваше благородие, - козырнул Лопухин и тут же ушел выполнять приказ.
  Еще было непоздно, что-то предпринять до приезда Кирилла Андреевича. Особенно титулярный советник беспокоился за автомобильные дороги. Именно это было сейчас самое слабое место в возвращении похищенных вещей. За вокзалы, аэродром и порт он не опасался. Тут еще была фора. А вот если вор уедет на автомобиле, то ищи его по всей России, и кто знает, когда похищенная картина вновь всплывет. Не в России, конечно же, а за рубежом. Скажем, в какой-нибудь стране, с которой не было дипломатических отношений. С той же Турцией или Японией. Покинет город и тогда Косолапову позора не избежать. Объявят имперский розыск, но пятно на его репутации останется. Серафиму Григорьевичу на мгновение показалось, что кресло под ним пошатнулось. Хорошо, если переведут в городовые, а если вообще спишут на пенсию? Последнего он боялся, как огня. Титулярный советник не мог даже представить, что он будет делать на пенсии? Мирно проживать оставшуюся жизнь в имении под Мяксой?
  Оставалось надеяться, что душегуб все же не воспользовался автомобилем. В этом случае оставались шансы взять его в Череповце. Уехать раньше двенадцати часов из города (Косолапов невольно вытащил из кармана позолоченные часы и посмотрел время) он все равно не сможет. Всему виной были железнодорожное, авиа и речное расписание.
  Из Череповца уехать можно было в четырех направлениях. Ну, в первую очередь это в столицы, причем в Москву в отличие от того же Санкт-Петербурга, только в десять часов вечера. Во вторую очередь - в Сибирь и на Белое море, но и в этом случае проходящие поезда оказывались на станции Череповец-1 только после одиннадцати. И если, так считал исправник, в столицы с похищенной вещью еще был смысл уезжать, там и затеряться можно, да и продать при необходимости, то в Архангельск (где порт тут же будет находиться под пристальным наблюдением), а уж тем более в Сибирском направлении казалось просто чистым безумием.
  По Шексне город можно тоже покинуть, вот только, как и в случае с железной дорогой, уехать можно по расписанию. До девяти часов утра от пристани, до которой было всего несколько минут, пароходы, вряд ли уйдут, а частников, что согласится отправиться на яхте, раз-два и обчелся.
  Самолеты Косолапов в расчет вообще не брал. Приказал Лопухину на всякий случай, а вдруг. В том, что мимо тамошней службы никто не проскочит, Серафим Григорьевич не сомневался. После того, как обстановка на Кавказе (лет десять назад после временного затишья) вновь обострилась указом государя-императора было введено в правило осматривать багаж всех прилетающих и уезжающих. Даже если и обнаружат, что душегубу удалось покинуть город, то при помощи тамошней регистрации, удастся определить его личность. А уж поймать останется делом каких-то нескольких дней. Вот только этого не очень-то хотелось. Косолапов считал, что вора нужно было брать только в Череповце.
  Шансов девяносто к десяти. Если бы не семичасовой поезд на Санкт-Петербург, то вообще девяносто девять к одному.
  Как только дверь за Лопухиным закрылось, в дом вошел городовой. Он оглядел всех присутствующих, заметил исправника и направился к нему. Откозырял и произнес:
  - Разрешите обратиться, ваше благородие.
  - Говори! - сказал Серафим Григорьевич, понимая, что сейчас появится новая информация в деле: - Неужели собачка?
  - Так точно, ваше благородие, - обнаружена она со стороны Дворянской мертвой. Кто-то ее застрелил.
  - Выходит, когда залаяла, душегуб решил ее убить, чтобы она шума не подняла... - вслух произнес Косолапов, городовой, подумав, что тот говорит это ему вставил:
  - Так точно, ваше благородия, та самая, что ночью лаяла. Хозяева говорят, что залаяла, потом заскулила. Им бы к окну да на улицу выйти, а они не придали этому значения...
  - ... ее и застрелили. Любопытно, - вдруг исправник взглянул на городового, - а ведь ты сказал, что выстрелов никто не слышал. Ведь выстрелов точно не было?
  - Вот те крест, ваше благородие, - Фрол Игнатьевич перекрестился, - не было.
  - Вполне возможно, - сделал предположение князь Чавчавадзе, - что стреляли из пистолета с глушителем. - Он взглянул на городового: - Вот, что, приятель, как закончит осмотр Акакий Акакиевич, проводишь его к телу собачки. А, мы как обследуем все в доме, так сразу подойдем. Все понял?
  - Так точно, ваше сиятельство.
  - А пока побудь на улице. Ремизов к тебе выйдет.
  Фрол Игнатьевич вышел. Чавчавадзе заглянул в каморку сторожа.
  - Ну, что тут у тебя, Акакий Акакиевич?
  - Да немного осталось.
  - Как закончишь, прогуляйся с городовым. Нужно одну собачку освидетельствовать.
  - Шутить изволишь, ваше сиятельство? - Спросил Ремизов. - Мне, что больше заняться нечем?
  - Никак нет, Акакий Акакиевич. Боюсь, что собачка сия с нашим делом связана. Как закончишь, возвращайся. К тому времени мы уже глядишь и выясним, что похищено, а уж тогда твоя помощь ой как понадобится.
  Чавчавадзе закрыл дверь и взглянул на лестницу, ведущую в на второй этаж, и спросил:
  - Откуда начнем, ваше благородие?
  - Давай с первого этажа, - предложил Косолапов.
  - Ну, с первого так с первого. Вообще-то мне все равно, - князь пожал плечами.
  Они подошли к двери. Остановились. Князь осмотрел ее и покачал головой.
  - Жаль, что помещик не закрывал дверь на замок...
  Дед Кирилла Андреевича Верещагина был прелюбопытным человеком. Сын Кузьмы Николаевича сразу же после того, как закончилась война, вошедшая в историю как мировая, выкупил когда-то принадлежащий деду дом в Череповце, заплатив тогдашнему хозяину - купцу Кузьме Иванову огромные (по тем временам деньги). Видимо, потомок двух самых известных черепан (4) уже тогда понял, что память о предках может приносить деньги. Для полного успеха задуманного он приобрел и соседний домик (благо средства позволяли) у вдовы коллежского асессора Татьяны Ивановны Никановой. Музей начал оправдывать вложенные в него деньги уже на следующий год, когда после рекламы в столичных газетах люди пошли посмотреть на произведения, неизвестные широкому кругу любителей живописи. Ставка была сделана на миниатюры и наброски.
  Так уж повелось, что ни отец Кирилла Андреевича, ни он сам и не позаботились об установке охранной сигнализации немецкой фирмы 'Теленот'. Музей охранял только сторож. До случившегося преступления в эту ночь и представить было трудно, что кто-то позарится на экспозицию.
  На первом этаже находились гостиная, кухня и маленькая комната, в которой в XIX веке обитала нянька художника, на втором две спальни, столовая и кабинет. Так уж получилось, что отец Кирилла Андреевич постарался обставить интерьер мебелью той эпохи. Поэтому, когда Косолапов увидел резной стол и несколько стульев, он ни чему не удивился. Вряд ли на этой мебели сидел сам Василий Васильевич или его брат Николай. Это было мало, кому интересно, отчего посетители музея делали вид, что это действительно 'та самая'.
  Осмотр начали с гостиной. Сразу было ясно, что если вор тут и побывал, то ничего не тронул. По крайней мере, так решил Косолапов. С безразличием оглядел комнату и вздохнул, когда князь Чавчавадзе, как ищейка, начал осматривать комнату метр за метром.
  На круглом столе белая скатерть, несколько тарелок, вазочка с фруктами (настоящие они или из папье-маше Косолапов не выразил желания проверять), несколько чашек, серебреные ложки и вилки. Ираклий лично пересчитал все и убедился, что ни одного предмета столового гарнитура не пропало. Точно это мог сказать только сам Кирилл Андреевич. В углу.... рояль. Обычно в усадьбах того века стояли фортепьяно, но Верещагин для солидности раздобыл где-то старый рояль немецкой фирмы, огромный, черный с поднятой крышкой. Клавиши такие чистые, словно музыкант ушел по делам несколько минут назад. Стул слегка сдвинут в сторону.
  - 'Neumann'. Довольно редкий. Такой могли в XIX веке позволить только зажиточные мещане. - Проговорил Косолапов, прикасаясь рукой к ограждающей веревке.
  Где-то в соседней комнате (скорее всего каморке сторожа) зазвонил колокольчик.
  - А я думал, - проговорил Серафим Григорьевич, - что тут вообще никакой сигнализации, а она, оказывается, пусть и в примитивном виде, но существует. Профессионального вора она не спугнет, а вот клептоман призадумается.
  Князь взглянул на исправника. Тот явно ему мешал. Больше отвлекал, чем помогал.
  - А вы что думали, - проговорил он. - Насчет рояля скажу: вполне возможно, что отец Василия Васильевича и был зажиточным. Вполне возможно, что и мог себе позволить, а с другой стороны, этот же рояль могли купить позже, скажем, лет тридцать назад, для создания интерьера гостиной. Теперь уже никто не помнит, как оно было на самом деле, лет этак сто-сто двадцать назад. Эх, жаль, что наш душегуб на этом рояле не помузицировал. Как бы нам сейчас помогли бы его пальчики. А вы, ваше благородие, не играете на фортепьяно?
  - Увы, но природа не наградила меня музыкальным слухом, ваше сиятельство.
  - А жаль. Сейчас бы что-нибудь, да и сыграли.
  Чавчавадзе явно шутил. Ему хотелось хоть как-то разбавить и до того скучную обстановку. В отличие от исправника, князь не спешил. Он осматривал гостиную досконально. Ираклий с интересом минуты две разглядывал сначала бронзовые подсвечники, что стояли на голландской печке, потом мраморную скульптуру, не то Афродиты, не то Афины, а, может быть, и самой Паллады, что стояла в углу между окон. Зато с картинами князь возился дольше. Душа гостиной - портреты различных персонажей его заинтересовали. Правда не сами полотна, а то, как и где те висели. Он перелез через ограждение и начал каждую трогать, убеждаясь, что она находится на своем месте, чем вызвал у исправника удивление.
  - Для чего вы это делаете, ваше сиятельство? - полюбопытствовал Косолапов.
  - Хочу убедиться, Серафим Григорьевич, что картины не перевешены. Вы же видите, - он отстранил один портрет в сторону, - что под картиной обои намного темнее. Если картину не трогали, то очертания и контуры рамки должны совпадать.
  Серафим Григорьевич еле сдержался, чтобы не сказать: Ну, ну. Метод определения довольно специфический и непрактичный. Ведь те же картины мог запросто перевесить хозяин музея. Да и не стал бы вор, который и без того наделал шума возиться с ними, понимая, что кто-нибудь мог и выйти посмотреть, почему это собачка вдруг сначала залаяла, потом заскулила, а теперь и вообще голоса не подает. Раз уж он действовал по заказу, а Косолапов в этом не сомневался, действовал точно. Взял, что нужно и ушел, вот только что?
  - Разрешите обратиться, ваше благородие, - раздался за их спинами голос околоточного. Тот уже видимо показал уряднику дом, откуда можно было позвонить, и теперь пришел в музей. Значит, что-то случилось.
  Они с Чавчавадзе повернулись одновременно. Князь даже на мгновение забыл о картине, и та грохнулась о стену.
  - Вас тут спрашивает смотритель музея, господа, - проговорил Сухарев.
  - Смотритель музея? - хором проговорили полицейские.
  Впервые за все свои годы в полиции титулярный советник Косолапов почувствовал себя идиотом. Он представил себя со стороны, и первое что пришло в голову, так это то, что если ему и предстоит пенсия, так выходит - заслужил. Пришел к печальному выводу - стареет. А может просто - перенервничал? Ведь не всегда же в городе такие преступления. Как же он сразу не сообразил, что Кирилл Андреевич (человек ко всему прочему занятой) мог поручить кому-нибудь, смотреть за его музеем. Проводить экскурсии, рассказывать о художнике и его брате.
  - С кем могу я поговорить? - Спросил вошедший вслед за околоточным старичок невысокого роста с окладистой седой бородой.
  - Ну, со мной, - проговорил исправник, - титулярный советник Косолапов Серафим Григорьевич. С кем имею честь общаться?
  - Позвольте представиться, Поликарп Федорович Теткин, смотритель музея.
  - Это, - Косолапов указал на грузина: - начальник криминалистической лаборатории - князь Ираклий Чавчавадзе.
  Старичок сорвал с головы картуз и поклонился.
  - Вы как раз вовремя, Поликарп Федорович, - проговорил князь, - пожалуй, только вы сможете нам подсказать, что было похищено из музея.
  - А разве вам Семеныч не сказал? - Удивился старичок.
  - Должен вас огорчить, - проговорил Косолапов, - но сторож был этой ночью убит.
  Ноги Поликарпа Федоровича подкосились, и он стал медленно оседать на пол.
  - Что с вами, Поликарп Федорович?! - Вскричал исправник и кинулся к старику.
  - Плохо мне что-то. - Прошептал он. - Сердце уже не то. - Затем показал пальцем на карман пиджака и сказал: - Там таблетки.
  Косолапов вытащил из кармана коробочку. Смотритель сказал сколько нужно. Чавчавадзе сбегал за водой. Наконец Поликарпу Федоровичу полегчало.
  - Чем я смогу помочь, господа? - Поинтересовался он.
  - Нам нужно, вместе с вами осмотреть музей и выяснить, что конкретно пропало. - Проговорил Ираклий. - Начнем, пожалуй, отсюда. Я пока за водой ходил, понял, что кухню осматривать нет смысла.
  - Вы правы, ваше сиятельство, - проговорил смотритель. - Там действительно нет ничего такого, что могло бы заинтересовать вора.
  Он встал, прошелся по комнате. Снял с крючочка канат и подошел к роялю. Коснулся крышки. Затем вернулся к столу и сказал:
  - Вещи все на месте.
  - А картины? - Ираклий явно желал знать, не перевешивал ли их кто-то. - Их никто не перевешивал?
  - Картины висят на своих местах. Вот только некоторые слегка сдвинуты в сторону.
  - Это уже моя вина, - проговорил князь.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Где-то под Луковцем.
  
  Вседорожник 'КаЗаВоС' (5) подпрыгнул на неровной дороге. Двигатель неожиданно заглох и автомобиль остановился. Участковый пристав, посланный за Кириллом Андреевичем Верещагиным, выругался. Дорога, ведшая в усадьбу, находилась в безобразном состоянии. Оставалось доехать всего чуть-чуть и тут такое. Шофер повернулся к нему и произнес:
  - Кажись, приехали, ваше благородие.
  - Думаешь, серьезная поломка? - Спросил пристав.
  - Не могу знать. Нужно посмотреть, что там произошло...
  - Ну, так, что сидишь, иди и смотри.
   Сергей Евграшин отворил дверцу и выбрался из машины. Подошел к капоту и открыл. Оттуда вырвался черный дым. Шофер замахал руками, стараясь разогнать. Когда это у него получилось, он выругался и произнес:
  - Приехали, ваше благородие. По-видимому, мотор перегрелся. Сами видели, как гнали. Евгений Васильевич, что делать-то будем?
  Максимов вздохнул. Действительно спешили. Рассчитывали добраться до Верещагиных как можно раньше, понимали, что в сложившейся ситуации (кто знает, что там, в городе произошло?) промедление смерти подобно. Успели на оба парома. Казалось уже чуть-чуть и вот она усадьба... И тут такое. Пристав распахнул дверь и выбрался из машины. Подошел к капоту и заглянул.
  - Надолго? - Поинтересовался у шофера он.
  - Не могу знать, ваше благородие. Нужна вода, а где тут ее возьмешь. Придется на Мологу возвращаться.
  До реки пешком час-полтора, да еще обратно. И так время поджимало, а теперь вот это.
  - Вот, что, братец, - проговорил Максимов, - ты тут жди, а я к усадьбе пешочком пойду. Попрошу, чтобы помощь послали.
  - Это сколько же времени уйдет, ваше благородие. - Пробормотал Евграшин.
  - А ты, что предлагаешь из лужи или из болота? - Шофер отрицательно мотнул головой. К своему старенькому 'Бекасу' (6) он относился с любовью, и какую попало воду в автомобиль заливать, явно не собирался. - Ну, вот. Это по дороге около часа, а напрямик минут за десять доберусь. Усадьба, сам видишь, на пригорке виднеется.
  На пригорке, чуть правее от небольшой рощицы, что была за полем, виднелся барский дом. Двухэтажный особняк из стекла и бетона. Казалось, что до него рукой подать.
  - Так, что я пойду, а ты сиди и жди.
  С утра дозвониться до Верещагиных сразу не получилось. Как назло никто трубку не брал. Только с пятого раза удалось. Сначала надеялись, что, узнав об ограблении и убийстве, Кирилл Андреевич сам примчится в город. Это же сколько времени бы сэкономили, но не тут-то было. Дворецкий (судя по голосу, дряхлый старик) на просьбу позвать барина к телефону заявил, что того сейчас нет. Спросили: где он? Оказалось, на охоте. Ушел еще вчера вечером. Когда вернется? Не знает. Барин может и на сутки, и на двое уйти в леса.
  - Незадача, - проговорил урядник Лопухин, взглянул на участкового пристава, тот как раз чайку зашел к нему испить, и попросил: - будь другом, Евгений Васильевич, возьми машину да съезди к Верещагиным в поместье. Кирилл Андреевич нам сейчас позарез как нужен. Если будем ждать..., - он махнул рукой в отчаянии.
  Когда Максимов уходил, тот как раз исправнику начал звонить. По тому, что Михаил ругался Евгений Васильевич понял, что и до Косолапова с первого раза дозвониться не получалось.
  Гнали машину. Спешили, а что толку.
  Максимов взглянул на вседорожник. Подвел. Застегнул пуговицу на мундире, поправил фуражку (нехорошо к барину в непотребном виде являться) и направился прямиком через поля к усадьбе. Уже на полдороге оглянулся на шофера. Тот сделал несколько кругов вокруг любимого 'Бекаса', не выдержал и забрался в кабину. Максимов не сомневался, что тот включил местное радио.
  Дорога заняла минут десять-пятнадцать. Пришлось обойти небольшой пруд, с дороги, как теперь выяснилось его не было видно. Уткнулся в металлическую ограду, которая казалось, тянулась куда-то в бесконечность.
  - Не рассчитал, - прошептал пристав и отправился искать ворота или, на худой конец, какую-нибудь калитку, ведшую в сад.
  Нашел довольно быстро.
  Металлические ворота со страшным скрипом открылись, и участковый пристав вошел на территорию усадьбы. Остановился, решая, куда теперь идти. Английский сад. Все деревья аккуратненько пострижены. В основном елочки и пихты. У двухэтажного особняка несколько березок и сосен. Всюду клумбы. Цветы желтые, красные, синие и пестрые. В глазах зарябило. Невольно пристав развернулся и посмотрел на дорогу. Такая красота тут, и такой беспредел там. Тут даже тропинка (не говоря уж об автомобильной дороге), ведущая от ворот до дома, выложена плиткой. Чуть поодаль от особняка небольшой деревянный дом, скорее всего баня, чуть поодаль от нее виден еще один пруд. С другой стороны дом из красного кирпича, по-видимому, для прислуги. Гараж. Между двух сосен растянут гамак. Легкий ветерок донес до Евгения Васильевича запах жареного мяса. Рассчитывать, что хозяева предложат отведать его (а он находился в дороге два часа) не приходилось. Будь Максимов - исправником, то и вопросов бы не было. Сразу же бы накрыли стол. Участковый же пристав - мелкая (для птиц такого полета, как Кирилл Андреевич Верещагин) фигура.
  На всякий случай (хоть бы на прислугу произвести впечатление) пристав прошествовал до дома важно. Остановился у парадного входа и огляделся. Из дома тут же выскочил дворецкий, тот самый, что разговаривал с Лопухиным по телефону. Действительно старик. Одет он был в голубую ливрею, короткие штаны и белоснежные чулки. На голове белый парик. Евгению Васильевичу на мгновение показалось, что он попал в XVIII век. Дворецкий вопросительно взглянул на пристава.
  - Разрешите представиться, - проговорил Максимов, прикладывая к фуражке руку: - Участковый пристав - Евгений Васильевич Максимов. Прибыл к Кириллу Андреевичу Верещагину из Череповца по важному делу.
  - Вынужден огорчить вас, ваше благородие, но боюсь, вы только зря потратили время. - Молвил старик: - Барин еще вчера вечером ушел на охоту, а когда вернется никому в доме неведомо.
  - А супруга барина? - Поинтересовался пристав.
  - Спит матушка.
  Максимов уже хотел потребовать, чтобы старик разбудил хозяйку, как вдруг она сама вышла на крыльцо. Розовое шелковое платье, изящная прическа - ну дородная матрона. Взглянула сначала на полицейского, потом на дворецкого и спросила:
  - Что тут такое, Тихон?
  - Да вот барином, матушка, из полиции интересуются...
  Дворецкий не договорил, дама сбежала с крыльца. Подошла к приставу и спросила:
  - С кем имею честь разговаривать?
  Евгений Васильевич представился. Она удивленно взглянула на него и спросила:
  - Чем обязаны столь раннему визиту, Евгений Васильевич?
  Максимову уже не раз приходилось видеть супругу Кирилла Андреевича по телевидению. Ее частенько приглашали в гости на местный канал. В основном беседовали об искусстве (журналисты отчего-то считали, что супруга владельца музея должна интересоваться искусством). Вот и сейчас, когда она спускалась, он признал ее. Но по уставу должен был узнать, кто перед ним.
  - С кем имею честь говорить, сударыня?
  - Аглая Никифоровна Верещагина - супруга Кирилл Андреевича.
  - Я хотел бы видеть вашего супруга...
  - Боюсь, в данный момент это не получится, - вздохнув, перебила она, - он уехал на охоту. Когда вернется, не говорил.
  - Тогда, может быть, вы сможете мне помочь? - Спросил Евгений Васильевич.
  - Пройдемте в беседку, - предложила женщина, - там и поговорим.
  Деревянная резная беседка находилась в глубине сада. К ней вела дорожка из желтого булыжника. Внутри был стол и две лавочки. Аглая предложила присесть. Затем села напротив и спросила:
  - Так чем я могу вам помочь, Евгений Васильевич?
  - Видите ли, сударыня. - Пристав замялся, не зная как сообщить о смерти сторожа и об ограблении музея. Наконец набрался духу и произнес: - Видите ли, сударыня, в вашем доме в Череповце была совершена кража.
  Женщина побледнела. Максимову на мгновение показалось, что вот-вот она потеряет сознание. Он вскочил с лавки и попытался помочь ей. Дама застонала и прошептала:
  - Все нормально. Мне уже лучше. - Она взглянула на пристава и спросила: - Что украли, Евгений Васильевич?
  - Эх, если бы мы знали, сударыня, - проговорил Евгений Васильевич, присаживаясь рядом с ней, - если бы знали... Именно оттого, что находимся в неведении, мне и приказали ехать сюда. Начальство просило, чтобы Кирилл Андреевич прибыл в Череповец.
  - Зачем?
  - Чтобы сказать, что именно похищено.
  - А сторож? Он же мог сказать.
  - Боюсь, что сторож убит, сударыня.
  Женщина вновь побледнела.
  - Воды, - попросила она.
  Максимов наполнил стоявший на столе стакан из графинчика. Подал женщине. Та сделала глоток и прошептала:
  - Несчастный Семеныч. - Пояснила: - Сегодня ночью должен был нести службу он. - Затем взглянула в зеленые глаза пристава и уточнила: - А смотритель?
  - Смотритель?
  - Ну, да. Смотритель музея. В нашем музее, как и во всех, существует смотритель. Он должен быть в курсе, что именно украли.
  Максимов неожиданно понял, что насчет смотрителя они с Лопухиным как-то и не подумали. В суматохе забыли. Промолчал.
  - А насчет моего супруга, - проговорила Аглая, - так он ушел на охоту, еще вчера вечером. Когда он вернется, - повторила она, - никому не известно.
  - Нельзя ли послать за ним, ведь наверно известно, где именно он разбил лагерь? - Полюбопытствовал Евгений Васильевич.
  Участковый пристав был уверен, хотя вернее сказать интуиция ему подсказывала, что у Верещагина должно было быть любимое место охоты, где он предпочитал пропадать. Ведь на охоту, судя по всему, Кирилл Андреевич, бывало, уходил не на одни сутки, а раз ушел под вечер, то, скорее всего, разбил лагерь.
   - Увы, но я не знаю... Может, Тихон знает? - с надеждой в городе проговорила женщина. - Тихон? - прокричала она.
  Дворецкий, что стоял у дверей, не зная как поступить в данный момент - ступать в дом или стоять на крыльце, предпочел последнее. Ждал указания и дождался. Направился к беседке. Когда же заглянул внутрь, то услышал:
  - Тихон, не знаешь, куда ушел вчера барин? - Спросила Аглая.
  - Вероятно на Тихую заводь. Он вчера в обед разглядывал карту, а вечером ушел с ночевкой.
  Понимая, что супруг нужен в Череповце она, наконец, решилась.
  - Может Фильку послать, чтобы сбегал, да поискал барина? - с надеждой в голосе поинтересовалась Аглая у Тихона.
  - Можно и Фильку, барыня. Он мальчишка смышленый...
  - А далеко до Тихой гавани, - перебивая, поинтересовался пристав.
  - В часе ходьбы от усадьбы, на юго-восток. Пару дней назад там крестьяне видели уток.
  Максимов взглянул на часы. Прикинул и вздохнул. Пока отыщут Верещагина, пока тот вернется в усадьбу. Сколько еще времени уйдет на сборы? Про дорогу до города Евгений Васильевич и думать не хотел. Не нужно было иметь семь пядей во лбу, чтобы понять, что в Череповец (это еще при хорошем раскладе, ведь неизвестно, сколько провозится шофер) они прибудут вечером. Перспективы не радужные.
  - Сходи за Филиппом, Тихон. Авось знаешь, где этот паршивец.
  - Известно где, барыня, - усмехнулся старик. - Приведу немедленно.
  Ушел. Максимов проводил его взглядом.
  - Не желаете откушать, Евгений Васильевич? - Вдруг поинтересовалась супруга Кирилла Андреевича.
  От неожиданности пристав вздрогнул. Чего-чего, а этакого поворота он не ожидал.
  - Не откажусь, сударыня, - проговорил он.
  Женщина встала и вышла из беседки.
  - Семен!!! - Прокричала она.
  Приблизительно через две минуты из-за другого угла дома вышел тучный мужичок в поварском костюме. Поклонился.
  - Семен, - обратилась к нему барыня, - принеси нашему гостю что-нибудь поесть. Только мигом. Одна нога там другая тут.
  Повар поклонился. Ушел за угол. Туда откуда доносился запах жареного мяса.
  Максимов взглянул на руки и спросил:
  - Мне бы ручки помыть, сударыня.
  Пока ходил, то подумал, что каким же обманчивым может быть первое впечатление. Не ожидал он, что удастся ему перекусить после долгой дороги, а ведь пристав с самого утра не ел. Стаканчик чая с пряничком, а разве это еда?
  Когда вернулся в беседку, появился повар. Шел он не один, а с двумя пареньками. Судя по одежде - тоже поварами. Один из них нес стеклянное блюдо с овощами, второй на шампурах - шашлык. Сам Семен принес бутылку вина и два бокала. Все это тут же оказалось на столике беседки. Барышня уже собиралась налить красного вина приставу, но Максимов закрыл фужер рукой.
  - Мадам, - проговорил он, - я на службе.
  - Может, тогда минералочки? - поинтересовалась она. - У моего мужа есть неплохой 'Нарзан'.
  - Водички можно, - согласился Максимов.
  Дама кивнула Семену. Тот тут же ушел. За ним засеменили помощники.
  - Так что же произошло в музее? - поинтересовалась она.
  - Кто-то проник, и мы не знаем, что похищено.
  - И он убил Семеныча, - прошептала она. - Это была его, как он говорил, крайняя смена.
  - Крайняя смена? - переспросил пристав.
  - Да. Он собирался в отпуск. Муж дал ему пару недель. Предлагал съездить в Крым развеяться на курорте. А оно эвон как получилась. - Аглая вздохнула, и Евгений Васильевич заметил, как выступили на ее глаза слезы. - Простите меня, - проговорила она, вытаскивая из карманчика на платье платочек и вытирая слезы.
  - Вы его хорошо знали? - спросил Евгений Васильевич.
  - О, да. Супруг его нанял на службу давно. Душевный был человек. Увлекался 'русской лаптой'.
  - Был игроком?
  - Болельщиком. Не одного матча не пропускал.
  - Любопытно.
  Максимов был полной противоположностью сторожа. Спорт его не интересовал. Изредка бывало, совершал он пробежки по городу, да и то для поддержания формы.
  Между тем, Аглая взяла бутылку вина и наполнила бокал. Залпом осушила и произнесла:
  - Пусть земля ему будет пухом.
  Максимов с удовольствием составил бы ей сейчас компанию, да только служба не позволяла. Спасение пришло в лице повара. Семен принес минеральную воду. Поставил на стол, и, не проронив не звука, удалился. Евгений Васильевич наполнил бокал.
  - Пусть земля ему будет пухом.
  Прибежал мальчишка. Барыня взглянула на него и спросила:
  - Знаешь, где Тихая заводь?
  Филипп кивнул.
  - Хорошо. Тогда ступай и разыщи барина. Да передай, что его ждет полицейский из Череповца. Скажи, дело срочное и необходимо, чтобы он немедленно вернулся в усадьбу. Если не найдешь, тотчас же возвращайся. Понял?
  Мальчишка опять кивнул и тут же припустился бегом.
  - Сорванец, - вздохнув, проговорила барыня.
  - А он найдет? - полюбопытствовал пристав.
  - Филька-то? - она впервые за все время улыбнулась. - Он найдет.
  Тут Аглая Никифоровна обратила внимание на то, что участковый пристав пришел в усадьбу пешком. Она пристально посмотрела на Евгения Васильевича и спросила:
  - А где ваш автомобиль, сударь? Или вы пришли сюда из Череповца пешком?
  - Заглох в двух верстах от усадьбы. Хотел попросить помощи, да за разговорами забыл.
  - Сейчас личного шофера пошлем, - проговорила она.
  - Лучше бы механика, - поправил ее Максимов.
  - Шофер Кирилла Андреевича фору даст лучшим механикам города, - молвила Аглая.
  И тут Евгений Васильевич почувствовал себя полным идиотом. Как же он забыл, что у Верещагина есть автомобиль. Уж не на вертолете же Сикорского Кирилл Андреевич сюда летает. Получается, что если к возвращению Верещагина они не успеют отремонтировать полицейский автомобиль, то тогда в город смогут отправиться на личном автомобиле Кирилла Андреевича.
  - Если уж дело такое срочное, а у вас оказия с автомобилем, так может распорядиться, чтобы мой шофер доставил вас в Череповец? - поинтересовалась барыня, глядя на то, как пристав жует мясо.
  - Если вас это не затруднит, - проговорил пристав.
  По вкусу это была баранина. Сразу видно, что для шашлыка Верещагин использовал только ее, а не свинину (коей баловались городские кабаки) или курицу.
  - Тихон!!! - Вновь прокричала Аглая. Старик появился сразу же, словно только этого и ждал: - Тихон, найди шофера Кирилла Андреевича, пусть сюда придет.
  Максимову даже стало жалко старика. Дворецкий же обернулся достаточно быстро. Вернулся не один. С ним, в промасленном голубом комбинезоне, с гаечным ключом в руке, шел чумазый шофер Верещагина.
  - Виктор, - обратилась к нему Аглая, - в паре верст от усадьбы заглох полицейский автомобиль. Съезди, посмотри, что там. Если можно починить, почини, если нет, то позвони в Череповец в техсервис, пусть пришлют механиков.
  Шофер кивнул. Пристав ожидал, что тот поедет в указанное место на автомобиле, а он взял да и укатил на немецком велосипеде. Максимов только и проводил его взглядом.
  Пока ждали возвращения, Евгений Васильевич продолжил свой расспрос о стороже. Во-первых, он спросил - были ли у того приятели. Ответ записал в блокнот, извлеченный из внутреннего кармана. А во-вторых, кого, по мнению Аглаи Никифоровны, в краже, если таковая все-таки произошла, можно подозревать.
   - В краже? - Переспросила супруга Верещагина.
  Пристав кивнул.
  - Может, кто-то хотел, что-нибудь из вещей Василия Васильевича купить, а ваш муж отказал? - Пояснил он.
  - Не знаю. Если такое и было, то точно без меня.
  Максимов сделал отметку в блокноте. Хотел, было еще спросить, да только в воротах появились оба шофера. Шли они пешком. Разговаривали. Виктор вел велосипед. Подойдя к нам, Евграшин сказал:
  - Нужна техпомощь, ваше благородие. Поломка довольно серьезная. Уйдет на устранение довольно много времени.
  Максимов выругался. Тут же попросил прощение у барыни. Оставалась надежда на автомобиль Верещагина. Спросил насчет машины Кирилла Андреевича.
  - Увы, - проговорил Виктор, - но я поставил автомобиль на ремонт. Думал, что он не скоро понадобится. Барин хотел отдохнуть здесь недельку...
  Казалось, обстоятельства складывались не так, как хотелось.
  
  Глава II.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.
  
  Когда князь и исправник ушли, Ремизов и Бычков остались в коморке сторожа вдвоем.
  - Это хорошо, что они ушли, - пробормотал Акакий Акакиевич, ставя свой чемоданчик на табурет, - по крайней мере, мешать не будут.
  Михаил понимающе кивнул и извлек из фотоаппарата кассету с пленкой. Ему довольно много пришлось сделать кадров во дворе и на улице. Опасался, что некоторые могли плохо получиться. В итоге были засняты следующие места: во-первых, это панорамный снимок усадьбы. Причем, с трех ракурсов. Во-вторых, двор, где нашли труп сторожа. Затем самого покойного. Но и в этом случае одним кадром обойтись не удалось. Окурок папиросы фабрики 'Товарищъ', что лежал рядом с урной. Ружье. После этого вошли в дом. Тут Михаилу пришлось сделать несколько снимков дверей. В его объектив попали все замочные скважины на первом этаже. Не зная, как другие, но Ремизов сделал вывод, что двери не закрывались, наверное, с тех самых времен, как тут был создан музей. Недопустимая оплошность, решил Акакий Акакиевич, но ничего не сказал, и так было ясно, что к такому же выводу пришли все полицейские.
  В каморку сторожа они с Бычковым заглянули вовремя. В тот самый момент, когда Косолапов крутил в руках один из стаканов. Хорошо, что Акакий Акакиевич успел его остановить. Оставили бы пальчиков да усложнили работу. Вот теперь, когда они ушли, Ремизов облегченно вздохнул. Достал из чемоданчика масштабную линейку, измерительную рулетку, дактилоскопический порошок 'Сапфир', магнитную и ворсовую дактилоскопические кисточки, светлую дактилоскопическую пленку и само собой перчатки. Михаилу, пока он тоже не наследил, сказал:
  - Постой в дверях. Как все будет готово, скажу. Успеешь еще сфотографировать.
  Осмотр начал Ремизов с окна. Убедился, что оно не было открыто. Еще на улице Акакий Акакиевич обратил внимание, что все окна в доме закрыты. Если бы вор уходил именно так, то хотя бы одно, но было бы распахнуто. И все же регламент заставлял убедиться, что они закрыты.
  - Идеальная чистота, - проговорил Ремизов касаясь стекла рукой, - идеальная.
  Подошел к столу. Взял в руки один из стаканов. Принюхался - чай. Посмотрел на свет. Отчетливо виднелись "пальчики". Вот только чьи?
  - Будем надеяться, - прошептал Акакий Акакиевич, - что не нашего исправника.
  Вернул на место и растянул между стаканами рулетку. Поставил картонки, извлеченные из кармана пиджака, с цифрами у каждого и подозвал Бычкова. Фотограф уже был готов к работе. Он щелкнул затвором с нескольких ракурсов. В кадр попали и стаканы и рулетка. Сфотографировал бутылку с пивом. Взглянул на Ремизова в ожидании нового указания.
  - Доставай блокнот и записывай. - велел Акакий Акакиевич. - Пока твой фотоаппарат нам не понадобится.
  Михаил убрал камеру и извлек из кармана блокнот. Достал ручку и приготовился записывать.
  - Значит так. На столе, - Ремизов потрогал столешницу, и добавил: - на дубовом столе два стакана и пивная бутылка.
  Акакий Акакиевич взял в руки зеленую бутылку и посмотрел ее под светом лампы.
  - На ней "пальчики". Скорее всего, принадлежат одному человеку. Пиво, судя по марке, 'Калинкинъ' (7), произведено..., - он с трудом прочитал мелкие буковки, - Калинкинским пиво-медоваренным товариществом в Санкт-Петербурге. А что это значит?
  Бычков удивленно взглянул на своего шефа.
  - А то, Миша, что пиво это дорогое и не каждый может себе его позволить. Не иначе барин баловал своих служащих, - пояснил Ремизов. На мгновение задумался, а потом взял да и спросил: - Михаил, ты когда-нибудь пивал пиво 'Калинкинъ'?
  - Да, что вы, Акакий Акакиевич, я в основном местным 'Степан Разин' (8) балуюсь. Оно мне больше по вкусу. Пробовал и 'Мюнхенское' (9), и 'Амстердам' (10), но лучше нашего череповецкого ничего не нашел.
  - 'Калинкинъ' лучше во всей империи. Он ведь до сих пор является поставщиком его императорского двора. Так что не каждый его себе позволить может.
  - Думаете? - удивился Михаил.
  - Ничего я не думаю, - отмахнулся Акакий Акакиевич, - а всего лишь констатирую факт. Оно ведь знаешь, сколько стоит?
  Ремизов назвал стоимость. Фотограф от удивления присвистнул.
  - Да и в городе его днем с огнем не сыщешь, - добавил Акакий Акакиевич.
  Вернул бутылку на прежнее место. С помощью порошка, кисточки и пленки снял отпечатки пальцев. Сразу же их убрал в отдельный карманчик в чемодане.
  Чай и пиво в стаканах наводили на размышления. Тут было одно из двух. Либо кто-то из них не пил (точно можно будет узнать после вскрытия трупа - кто именно), либо, что тоже было правдоподобно, что сторож (ну если он был, конечно же, один) отчего-то передумал, оставил чай и по какой-то причине переключился на более крепкие напитки.
  - М-да. Вот пойми тут. Один человек тут наследил или уже несколько, - проворчал Акакий Акакиевич
  Пока со стаканами возился, приоткрылась дверь и в проем просунулась ухмыляющаяся (так показалось Ремизову) голова князя Чавчавадзе.
  - Ну, что тут у тебя, Акакий Акакиевич? - Поинтересовался Ираклий.
  - Да немного осталось, - отмахнулся эксперт.
  Чавчавадзе что-то ляпнул про городового и собаку. Ремизов удивленно на него взглянул и спросил:
  - Шутить изволишь, ваше сиятельство? Мне, что больше заняться нечем?
  - Да не шучу, Акакий Акакиевич, не шучу. Не до шуток сейчас. Вот изловим душегуба, вот тогда и шутить будем.
  Выяснилось, что собачка с делом как-то связана.
  - Хорошо, схожу, взгляну, - проговорил Ремизов, а когда дверь закрылась, продолжил осмотр каморки. - Точно сказать один он был или не один только после доскональной экспертизы и скажешь. На этом стакане, - он указал на тот, в котором был чай, - отпечатки четкие, на этом, - перст указующий был направлен на пивной, - размытые. Ладно, гадать на кофейной гуще не будем. Будем надеяться, что хозяин этих пальчиков в нашей картотеке обнаружится. Не дай бог, какой залетный господин.
  Когда закончили, а Михаилу пришлось сделать еще несколько снимков, они вышли в коридор. Там, примостившись на лавочке, сидел городовой. Увидев их он встал, вытянулся, словно это были какие-то важные шишки, а не штатные сотрудники полиции и произнес:
  - Ваше благородие, его сиятельство просил, как только вы закончите с этим делом за мной проследовать.
  - Что там еще? - Спросил Акакий Акакиевич.
  - Нужно тут одну собачку осмотреть.
  - Так это не ко мне, а к ветеринару, - попытался пошутить Ремизов, но городовому явно было не до шуток.
  - Собачка та мертвая. И вполне возможно, что была убита этой ночью.
  Эксперт удивленно взглянул на Бычкова.
  - А вот это уже интересно. Думаешь, связана с нашим делом? -спросил Ремизов у городового.
  - Так точно, ваше благородие.
  - Ну, раз связана, тогда веди.
  Вслед за городовым они вышли из дома во двор. Тело сторожа уже увезли, а на плитке остались только очертание и кровавые коричневые пятна. Городовой невольно перекрестился. Акакий Акакиевич только взглянул на место преступления и вышел на улицу. За ними увязались было зеваки, но Фрол Игнатьевич цыкнул и те отстали. Обогнули дом и направились к реке Ягорбе, но не дошли, а свернули на Дворянскую. Тут уже собралась ватага местных мальчишек. Второй городовой, явно вызванный для усиления, всеми правдами и неправдами пытался их разогнать.
  - Плохо, очень плохо, - проворчал Акакий Акакиевич. - Небось, уже все следы затоптали.
  
  Теперь, когда появился смотритель музея, дела пошли быстрее. В течение каких-то десяти минут они осмотрели первый этаж. Дольше провозились с дверью, где когда-то была комната горничной. От волнения старик все никак не мог подобрать ключ. В замочную скважину пихал ключ от своей квартиры. Пытался провернуть, но у него ничего не получалось. Наконец Ираклий не выдержал и спросил, действительно ли это тот самый ключ. Старик вытащил и посмотрел. Выругался.
  - А вы не спешите, уважаемый, - проговорил князь, затем взглянул на дверь и полюбопытствовал: - отчего все двери в доме открыты, а эта - закрыта?
  Смотритель вытащил из кармана другой ключ.
  - Это подсобное помещение. Когда-то тут была комната нянечки Верещагиных, но когда дед Кирилла Андреевича создавал тут музей, он отдал его под бухгалтерию. Сюда посторонним входа нет.
  - Понятно, - проговорил Ираклий. - А где у вас хранилище музейных экспонатов? - Поинтересовался он.
  Князь прекрасно понимал, что, как и в любом другом музее, тут должны были существовать запасные фонды, чтобы время от времени обновлять экспозицию. Смотритель задумался, казалось, он впервые об этом слышал.
  - У нас нет запасников, - проговорил Поликарп Федорович.
  - А если вдруг понадобиться отреставрировать картину, что тогда?
  - Тогда на стенку вешатся табличка, что произведение на реставрации. Картину барин отвозит в Санкт-Петербург в Русский музей.
  Наконец смотрителю удалось открыть дверь. Полицейские вошли внутрь.
  - Да тут, уважаемый, даже черт ногу сломает, - молвил князь Чавчавадзе, - выходит, вор и тут побывал. Вот только как он сюда проник, если дверь была закрыта?
  В помещении царил беспорядок. По крайней мере, так считал Косолапов. Папки, бухгалтерские книги, тетради все это лежало где попало: на черном деревянном столе, на диване, на стульях, в шкафу, на подоконнике и даже на полу.
  - Боюсь, что вы ошибаетесь, ваше сиятельство, - сказал Поликарп Федорович, - это стандартная обстановка. Тут всегда так.
  - На вашем месте я бы выгнал бухгалтера, - не выдержал Косолапов. Серафим Григорьевич и сам не ожидал, когда в ответ услышал:
  - А барин взял да и выгнал.
  - Эвоно как, - удивился исправник. Вот и появился первый подозреваемый. Правда фигура незначительная, но и ее исключать нельзя. - И как давно?
  - Недели две назад. Барин не выдержал и рассчитал его. Даже считаться с тем, что он отменный специалист не стал.
  - Любопытно, - проговорил исправник и сделал запись в блокноте. - Ревизию провели?
  - Собирались, - молвил Поликарп Федорович.
  Косолапов еще раз оглядел комнату и вновь спросил:
  - А теперь, кто это все разгребать будет?
  - Так нового бухгалтера барин уже на следующий день нанял. Ему его порекомендовал Алексей Гальской.
  Алексей Гальской был предводителем местного дворянства. Его усадьба находилась на противоположном берегу реки Шексны, и попасть туда можно было только на пароме. Дворянин руководил местным футбольным клубом 'Шексна' и параллельно являлся в нем голкипером.
  - Назовите, пожалуйста, Поликарп Федорович, фамилии обоих бухгалтеров. - Попросил Косолапов.
  - Вы думаете, что они...., - молвил смотритель, прикрывая рукой рот.
  - Не исключаю. Если вдруг обнаружится, что ничего в доме не пропало, то тогда...
  - Мне кажется сюда нужно направить Акакия Акакиевича, - произнес князь Чавчавадзе.
  Смотритель назвал две фамилии. Косолапов записал в блокнот и поинтересовался адресами.
  - Я на память не знаю, - проговорил Поликарп Федорович, - мне нужно посмотреть в книге.
  - Хорошо, - молвил князь, - сначала осмотрим музей, а уж потом адресами займемся.
  Чавчавадзе еще раз оглядел комнату и уточнил:
  - Вы уверены, Поликарп Федорович, что тут ничего не пропало? При таком бардаке лично я бы не был уверен.
  Старик обошел комнату. Хотел, было прикоснуться к бумагам, но князь его вовремя остановил и произнес:
  - Я ещё раз хочу уточнить, Поликарп Федорович, тут точно ничего не пропало?
  - Я не уверен, но вроде все в порядке.
  - Будем надеяться, - проговорил князь. - На всякий случай все же нужно послать сюда Акакия Акакиевича.
  Покинули помещение, вернулись в коридор. Ни городового, ни экспертов уже не было.
  - Собачку пошли осматривать, - констатировал Косолапов.
  Поднялись на второй этаж.
  Начали с будуара. Только сейчас Серафим Григорьевич обратил внимание, что каждая комната в доме тематическая. Если гостиная была посвящена туркестанскому периоду творчества Василия Васильевича, князь даже обратил внимание, что среди эскизов был набросок 'Апофеоза войны', небольшой такой двадцать на двадцать сантиметров, то в женской комнате он был связан с японцами. Вся мизансцена была сосредоточена вокруг изящного бюро-секретера и столика для рукоделия. В этой комнате, по замыслу отца Кирилла Андреевича, подчеркивался образ жизни женщины в конце XIX века. Именно в таких комнатах дамы проводили свободное от светских обязанностей время. Мать Василия Васильевича должна была заниматься рукоделием, чтением. Тут же она вела переписку.
  Князю Чавчавадзе понравился удобный и весьма емкий бюро-секретер. С выдвижными ящиками и ящичками он произвел на сыщика неизгладимое впечатление. Именно о таком мечтала вот уже столько лет его супруга. Рукой коснулся туалетного столика, состоящего из комода на высоких ножках и зеркала. Тут же получил замечание от смотрителя, что касаться музейных экспонатов руками нежелательно.
  - Прошу прощения, - проговорил князь. - К сожалению, пристанет отказаться на время от правил. Боюсь, что если мы сейчас обнаружим пропажу, то так или иначе, но нашим криминалистам придется снимать "пальчики". Вполне возможно, что вор тут наследил.
   Он взглянул на стол, и спросил:
  - А что это за стиль? Не встречал.
  - Столик для рукоделия, - пояснил Поликарп Федорович, - украшен в восточном духе с японскими мотивами в сложной технике росписи по лаку.
  Князь покачал головой. Э как, смотритель завернул по писаному, словно они не полицейские, а экскурсанты, пришедшие в музей поинтересоваться жизнью и творчеством Василия Васильевича Верещагина.
  - То-то я погляжу, что почти все картины тут связанные с Японией. - проговорил Косолапов.
  - Обычно в дамской комнате мы заканчиваем экскурсию, - пояснил Поликарп Федорович, - Ведь именно во время русско-японской войны погиб Василий Васильевич.
  Инспектор понимающе кивнул. Историю жизни знаменитого земляка знали почти все черепане. Кроме памятника, установленного напротив его дома, в городе в честь него были названы улица в Новом районе, городская публичная библиотека, созданная когда-то Иваном Андреевичем Милютиным, школа изобразительного искусства. Местные власти пытались вырастить еще не одного талантливого художника, но у них этого пока не получалось.
  Смотритель обошел будуар.
  - Ну, пропало тут что-нибудь? - поинтересовался князь.
  - Нет. Все на месте. - Проговорил смотритель. - Картины перевешены и висят, как и висели всегда.
  - Замечательно, - произнес Косолапов, - тогда не будем задерживаться и продолжим.
  Прошли в столовую. Самая светлая и уютная часть в доме. В самом центре - раздвижной стол 'сороконожка'. Когда-то за ним собиралась многочисленная семья художника. Серафим Григорьевич на мгновение закрыл глаза и представил. Вот во главе стола Василий Верещагин, отец художника, напротив него в противоположном конце супруга. Лицом к окну Василий и Николай, а смотрящий на двери Александр. Даже показалось, что бренчат ложки и поблескивает в солнечных лучах фарфор. В углу застекленный шкаф-горка, в котором выставлена из фарфора, фаянса, стекла посуда.
  Стены, как и во всем доме, украшены картинами. Центральным является портрет 'Старухи-агаларки в национальном головном уборе'. Между окнами 'Раненый', 'Черное море. Мыс Фиолент вблизи Севастополя'. У голландской печки - 'Отставной дворецкий' и 'Афганец'.
  Кроме картин еще несколько фотоснимков, на одном из которых князь Чавчавадзе признал художника. Два других заинтересовали его больше.
  - А это кто? - поинтересовался он у смотрителя.
  - Брат Василия Васильевича Александр. - Разъяснил тот. - Должен сообщить, господа, что все вещи в столовой находятся на своих местах.
  - Вы уверены?
  - Уверен, ваше сиятельство.
  - Тогда продолжим, - проговорил князь.
  Бывшая детская. Всего несколько метров. Двери нет. Она просто мешала. Вход преграждала стойка с канатами. По ту сторону стояли манекены.
  - Это одежда прошлого века, - проговорил Поликарп Федорович, - так одевались Верещагины.
  - Костюмы настоящие? - полюбопытствовал князь.
  - Нет. Сшитые, по старинным выкройкам, в местном ателье. Старые не сохранились. Вот и пришлось обратиться к мастеру за помощью. Спецзаказ.
  - Уж, не у Алексея ли Петровича Скородумова? - спросил князь.
  - У него самого.
  - А ты, князь, откуда знаешь? - полюбопытствовал Косолапов, взглянув на князя.
  - Так я же сам у него костюмы заказываю. Хороший мастер. Он у железнодорожного вокзала живет. Рекомендую.
  Косолапов предпочитал покупать готовое платье, благо магазинов с его выбором в городе было предостаточно. Если и заказывал в ателье, так только полицейский мундир. Пошив униформы стоил довольно дорого, но зато готовое платье на нем сидело как влитое. Серафим Григорьевич не чувствовал в нем себя неудобно, а это при их службе очень важно. Темно-зеленый сюртук (цвета так и не поменялись, хотя были попытки) с воротником того же цвета и с красными кантами по борту, воротничку, обшлагам и задним клапанам - "листочкам". Брюки-суженки. Сапоги непременно со шпорами. Исправник вспомнил, что императоры, сначала Михаил, а уж затем и Константин категорически отказывались подписывать указ об отмене шпор, хотя лошади, как полицейская единица давно ушли в прошлое. Многим не нравилось, но пойти против государя-императора и заявить, что они в нынешней ситуации неудобны, никто не решался. Вот и приходилось офицерам щеголять со шпорами. Одно радовало, барышням это очень нравилось.
  Косолапов невольно вспомнил мундир околоточного. Черные шаровары с красным кантом сапоги на твердом футере, с лаковыми голенищами. На голове фуражка: на околыше кокарда, на тулье герб. На белом хлопчатобумажном мундире из ластика - серебряный знак с гербом города и черный номер. И непременный атрибут любого околоточного (это требовал полицейский устав) - усы. У Сухарева на груди еще красовалась медаль 'За усердие' с профилем государя-императора. Униформа околоточного, как впрочем, и городовых были фабричного изготовления. Вот только у околоточный сапоги были юфтевые, да бляха, которая пристегивалась слева на груди. На ней указывался личный номер, наименование участка и название города. Как Косолапов помнил, у Фрола Игнатьевича была семерка.
  Исправник взглянул на костюмы. Сейчас большую часть вещей, что были на манекенах, уже не носили. Котелок, так модный когда-то, оказался не востребованным уже в середине двадцатых годов. Можно, конечно, было встретить человека в такой шляпе, но это скорее исключение из правил. Фрак, который теперь одевали в основном на торжественные приемы. На женском манекене длинное, почти до пола, платье, из-под которого выглядывают остроносые бежевые сапожки. Шляпа широкополая с пером. С боку к руке манекена был пристегнут зонтик.
  Засмотрелся исправник на фигуры обоих братьев и их матери. Невольно подумал, а действительно ли Верещагины были такими. Уже хотел спросить у смотрителя, когда его в реальность происходящего вернул голос князя, который успел задать свой вопрос раньше.
  - Ну, что скажешь, Поликарп Федорович?
  - Да, что тут скажешь, ваше сиятельство. Вроде все на месте.
  - Все?
  - Как есть все. Вон, даже золотые часы Николая Васильевича на месте.
  Он указал рукой на карманные часы, что держал в руках один из манекенов.
  - Точно золотые? - полюбопытствовал Косолапов.
  - Золотые, - подтвердил смотритель, - но ведь не это же главное. Были бы они даже позолоченными, они бесценны. Ведь с этими часами сам Николай Василевич хаживал. Тут один коллекционер всё нарывался их у барина купить, так хозяин ни в какую. Память и всё тут.
  В правдивости слов Косолапов не сомневался. Антикварные вещи XIX века, и начала ХХ пользовались у коллекционеров повышенным спросом. Как-то раз он и сам заглянул в лавку, что была на Воскресенском проспекте. Загляделся. Подумал, было купить блюдце, якобы принадлежащее князю Мышкину, но когда услышал стоимость - не решился. Да тут зарплаты не хватит. С одной стороны и прогореть с такими ценами можно, но с другой... Были люди которые готовы были платить за старинные вещи бешеные деньги. Вполне возможно, что именно такой вот коллекционер и заказал обокрасть дом Верещагиных.
  - Я тут подумал, - проговорил Косолапов, - что вор наш вполне мог работать по заказу. Охотиться, так сказать, за конкретной вещью. Отчего и часы, позолоченные, не взял. - Так что нам нужно будет не только исполнителя, но и заказчика найти. Вот, что получается, князь, - посмотрел исправник на Чавчавадзе, - выходит, нам душегуба сего обязательно живым нужно брать.
  - Получается так, - согласился Ираклий.
  - Вот только что он украл? - Спросил Серафим Григорьевич.
  - Думаю, что скоро узнаем. Поликарп Федорович, мы с вами весь дом осмотрели?
  - Нет, ваше сиятельство еще кабинет остался.
  - Тогда продолжим.
  Косолапов уже давно отметил, что нужное всегда находится в последний момент. Бывает, что-то ищешь, ходишь, а оно, оказывается, под носом лежит. Обыскиваешь дом, а нужное в последней комнате. И Серафим Григорьевич поклясться мог, что если бы начали искать именно из той комнаты, где они вещь нашли, то в этом случае пропажи там не было. Вот и сейчас нашли место, откуда украли картины. Это был кабинет, когда-то принадлежавший не то отцу братьев, не то одному из братьев. Скорее всего, Николаю Васильевичу.
  - Эх, надо было сразу сюда идти, - в отчаянии проговорил князь Чавчавадзе, - а так столько времени потеряли.
  - Кто же знал, - проговорил Косолапов, - кто же знал, князь.
  А ведь уже казалось, что кражи не было. Даже мысль проскочила, что это обычное убийство, но нет. Это стало ясно, когда смотритель открыл дверь кабинета. Неожиданно для всех он замер на пороге и прошептал:
  - Что-то не так, господа!
  - Что не так, Поликарп Федорович? - спросил исправник.
  - Тут явно что-то не так. Точно сказать пока не могу.
  Смотритель уже хотел, было, сделать шаг вперед, но князь остановил его:
  - Одну минуточку, позвольте, но первым в помещение войду я.
  Прежде чем войти в помещение, Чавчавадзе осмотрел дверь. Покачал головой и только потом, так ничего ни кому не сказав, вошел в кабинет. Огляделся.
  Центральное место экспозиции занимали портреты. В основном это были эскизы, нарисованные карандашом. Сейчас даже невооруженным взглядом было видно, что не хватало, как минимум, двух. Кроме того, стул, стоявший у самого окна был сдвинут. На столе беспорядок и пустые картинные рамы.
  - Что же он наделал супостат, - проворчал Поликарп Федорович. - Да картинам этим цены нет...
  - Ничего отыщем, - молвил Косолапов, понимая, что обычно половина таких вот краж оставалась не раскрытой. Проще было работать по убийству. Там подозреваемый сразу находился, а тут... Тут надо было подозревать любого. Неизвестно, какие мотивы двигали заказчиком.
  - Ваше благородие, - раздался за их спинами голос урядника Лопухина.
  Тот уже выполнил распоряжение и вернулся в дом. Он стоял у дверей и переминался с ноги на ногу. Исправник взглянул на Михаила и спросил:
  - Ну, что там у тебя?
  - Всех поставил на ноги. Теперь из города ни одна мышь не проскочит...
  - Если не проскочила раньше, - проговорил князь, поправляя урядника, - надеюсь, мы успели.
  Чавчавадзе аккуратно (стараясь не стереть "пальчики", если конечно такие имелись) за углы взял в руки раму и прокрутил ее.
  - Что за картина была в ней? - поинтересовался он у смотрителя.
  - Точно не могу сказать, ваше сиятельство, но мне кажется, что не хватает наброска 'Лезгин Шаджи Муртуз Ага из Дагестана', - Поликарп Федорович указал на темное пятно на стене, - картина вот здесь висела.
  - Дорогая картина? - спросил Косолапов.
  - Да все произведения, что находятся в музее, цены не имеют.
   - В определенном смысле - да, - согласился Серафим Григорьевич. - А что за вторая картина?
  - Не могу знать, ваше благородие. Точно сказать может только барин.
  Исправник еле сдержался, чтобы не выругаться. Барину ведь еще из-под Луковца нужно добираться. Косолапов взглянул на часы. Если Верещагин и приедет, то ближе к вечеру. Серафим Григорьевич мысленно прибавил пару часиков, понимая, что в пути могут возникнуть проблемы.
  - Вот что, Миш, - проговорил Косолапов, - сбегай на Дворянскую улицу да узнай, не закончил ли Акакий Акакиевич. Пусть немедленно сюда идет. Проводишь...
  Но выполнить приказ исправника Лопухин не успел. В дверь вошли эксперт и фотограф.
  - Заждались? - с порога спросил Ремизов.
  - Ты вовремя пришел, Акакий Акакиевич. Тут работка для тебя нарисовалась.
  - Вижу, - поправил очки эксперт, оглядывая комнату
   Покачал головой, проворчав:
  - Уже натоптали.
  Поставил чемодан на стульчик, что стоял у дверей (тут обычно сидел смотритель музея во время экскурсии) и стал надевать перчатки.
  - Ну, а что там с собачкой? - спросил Косолапов.
  - Что с собачкой? Застрелена собачка. С близкого расстояния, почти в упор.
  - А пуля?
  - Пулю извлекли. Да и гильзу, на удивление, нашли.
  - Ну и что выяснилось? - поинтересовался князь. - Из какого оружия стреляли?
  - "Вальтер". Точную модель можно определить только после лабораторной экспертизы.
  - А мне казалось, что ты любую модель можешь по гильзе определить, - попытался Акакия Акакиевича поддеть князь.
  - Так я и определил - "вальтер", а уж, какая конкретная модель - это только в лаборатории.
  - М-да. Не густо. - вздохнул Косолапов. - Оружие распространенное.
  Пистолеты, разработанные фирмой 'Карл Вальтер Ваффенфабрик' были самыми популярными в мире. Немецкие самозарядные пистолеты считались надежными. Использовались в горячих точках наравне с 'Токаревым' (11), как в регулярной армии, так и в так называемых 'бандформированиях'. Пришли на смену устаревшим, в свое время, револьверу и маузеру. Вполне возможно и у местных бандитов пару-другую можно отыскать.
  - Не густо, - повторил исправник, глядя, как Ремизов работает.
  - Ничего, Серафим Григорьевич, прорвемся, - усмехнулся эксперт. - А сейчас попрошу вас мне не мешать. Михаил, ты перезарядил фотоаппарат?
  - Да, Акакий Акакиевич.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Где-то в окрестностях Луковца.
  
  Ожидание затягивалось. Пристав уже начал нервничать. Он то и дело поглядывал на часы. Евгений Васильевич заволновался, а что если Филиппу не удастся отыскать Кирилла Андреевича. Наконец, он не выдержал и позвал дворецкого. Тихон появился сразу.
  - Мне бы позвонить в город, - проговорил Максимов.
  - Следуйте за мной, ваше благородие, - молвил он.
  Пристав поднялся по лестнице. Дворецкий открыл дверь и пропустил его в дом.
  - Телефон находится в гостиной, ваше благородие, - добавил Тихон и ушел.
  Евгений Васильевич гостиную нашел быстро. Первая комната от дверей. На пороге остановился и засмотрелся. Ему впервые удалось взглянуть на то, как живут заводчики. Присвистнул от удивления. Пристав явно не ожидал такого увидеть. Телевизор, стол, у стены пианино. Рядом с дверью этажерка. На нижних полках книги, а наверху телефон в стиле ретро.
  Увы, но до исправника дозвониться так и не удалось. Наконец, его соединили с дежурным по отделению. Дежуривший сегодня Иван Тютчев сообщил, что ни Косолапова, ни Лопухина нет. Максимов сделал вывод, что те все еще в музее.
  - Хорошо, - приказал Евгений Васильевич, - тогда записывай. Мы с Егоровым застряли в имении Верещагиных. Сам хозяин находится на охоте и еще неизвестно когда вернется. К тому же наш 'КаЗаВоС' сломался. Как придет исправник, передай.
  - Будет исполнено, ваше благородие, - отрапортовал Тютчев. Максимов хотел, было повесить трубку, но дежурный поинтересовался - получится ли отремонтировать машину и не прислать ли механика из гаража?
  - Много времени уйдет, Иван, - ответил Евгений Васильевич, - а техпомощь нам из Мологи вот-вот должна прибыть, благо до города всего каких-то полсотни верст.
  Повесил трубку и только после того, как перезвонила девушка из АТС, покинул дом. Вышел на крыльцо и тут до него донесся шум двигателя. Со стороны ворот ехал пневмоколесный вездеход. Это явно была самоделка, так как подобных машин Евгений Васильевич в своей жизни не наблюдал. Удобная штуковина, как отметил он, разглядывая этого монстра, для сельской местности. Даст сто очков вперед 'КаЗаВоСу', хотя внедорожник считался лучшим среди машин его класса.
  - Богата земля русская кулибиными, - прошептал пристав, поправляя униформу.
  Вездеход был создан по специальному заказу Верещагина, и им явно сейчас управлял сам хозяин. Видно было, что Кирилл Андреевич возвращался с охоты. На нем был пятнистый камуфляж. В кузове сидел мальчишка, посланный за барином. У ног мальчугана лежало старое ружьё и трофеи.
  Максимов обратил внимание, что при движении рама вездехода постоянно изгибалась, отслеживая рельеф местности.
  Кирилл Андреевич остановил вездеход около беседки. Филипп тут же соскочил и куда-то умчался. Сорванец - одним словом. Максимов поддался искушению и подошел ближе. Машина его поразила еще больше. Видно было, что все четыре колеса у нее были ведущими, а конструкция рамы - ломающаяся. Особенно понравились Евгению Васильевичу шины - широкопрофильные низкого давления.
  - Вот бы мне такой, - прошептал пристав.
   С такими шинами и на болото сунуться не страшно и реку переплыть можно, а для него любителя клюквы да морошки самое то.
  Верещагин слез с вездехода. Не обращая внимания на полицейского, прокричал:
  - Семен!
  Повар не заставил себя ждать. Появился тотчас. Поклонился барину.
  - Возьми дичь, да пожарь.
  - Хорошо, барин, - Семен, направился к вездеходу, взял пару уток и ушел в дом.
  Кирилл Андреевич снял очки (существовала вероятность, что камушек, вылетевший из-под колеса, мог попасть в глаз) и направился к приставу. Протянул руку для рукопожатия и представился:
  - Кирилл Андреевич Верещагин, с кем имею честь общаться?
  - Евгений Васильевич Максимов - участковый пристав.
  - Чем обязан визиту, ваше благородие?
  - Преступлением, Кирилл Андреевич, преступлением.
  - Что-то случилось серьезное? - поинтересовался заводчик.
  - В один из ваших домов, - молвил Евгений Васильевич, - а конкретно в здание музея проник вор.
  - А сторож?
  - Сторож убит.
  Верещагин изменился в лице, побледнел:
  - Плохие новости принесли вы, Евгений Васильевич. Кто ж мог подумать, я ведь еще вчера с ним разговаривал. Семеныч все талдычил - крайняя смена. А вышла последняя.
  - Аглая! - позвал Верещагин супругу. Затем взглянул на пристава и спросил: - Мое присутствие необходимо?
  - Боюсь, что да, Кирилл Андреевич.
  Верещагин вздохнул.
  Охота, рыбалка и летний отдых (а ведь лето вот-вот закончится) псу под хвост. Вчера утром он с супругой приехал в имение. Первым делом озадачил прислугу, что обитала в его загородном доме. Построил всех по стойке смирно, а сам уединился в оружейной. Когда лесничий доложил, что в Тихой гавани он накануне видел уток, Кирилл Андреевич уже был готов. Отчего в этот же вечер, взяв пневмоколесный вездеход, выехал к озеру.
  Верещагин предпочитал охотиться с чучелами и духовыми манками. Для этого Кирилл Андреевич любил использовать пять чучел кряковой утки коричневой окраски. Причем, приманка была намного темнее, чем у живая кряква. Удобно тем, что чучело хорошо видно вечером.
  Расположил чучела в кормовых местах на окраинах окон от ряски и тростника, в непосредственной близости от своего укрытия.
  Вечером Кирилл Андреевич подстрелил парочку уточек и отправился на остров, благо вездеход мог плавать, в землянку. Выпил морковного чая да спать лег, а поутру опять в укрытие. Неизвестно, сколько он просидел в засаде, если бы не Филипп. Голос мальчишки, звавший его, заставил позабыть об охоте. Пришлось забыть на время о чучелах и отправиться к Фильке. Видно произошло что-то серьезное, раз мальчонка добрался в Тихую заводь. Когда расспросил, понял, что не ошибся. Поэтому сразу приметил на крыльце пристава.
  - У Евгения Васильевича машина сломалась, милый, - проговорила барыня, когда её супруг после того, как ответил на вопросы Максимова, замолчал.
  - Вот незадача. - Вздохнул Кирилл Андреевич, - моя ведь тоже сейчас в ремонте.
  - Ой, - развела руки в стороны его супруга, - а я ведь уже пообещала Евгению Васильевичу, что мы его в город отвезем.
  - Да уж незадача, - вновь вздохнул Верещагин, затем взглянул на пристава: - А вы, ваше благородие, когда-нибудь летали на геликоптере (12)?
  - Ни разу, Кирилл Андреевич, - признался тот, не понимая, к чему клонит Верещагин.
  - А на аэроплане?
  - Бывало.
  - Вы как переносите полеты на аэропланах?
  - Да вроде нормально...
  - Вот и замечательно. Подождите тогда меня несколько минут. Мне еще кое-какие дела нужно сделать, - он оглядел себя, - ну, и само собой, переодеться. Вот что, - проговорил он, обращаясь к супруге, - насчет Семеныча - отправишь в Киев телеграмму с соболезнованиями. Потом сходи в гараж и прикажи Виктору приготовить геликоптер.
  Сказал и по лестнице вбежал в дом. Пристав проводил его взглядом. О том, что у Верещагина, как у любого предпринимателя, может быть личный геликоптер, он как-то не подумал. Евгений Васильевич мысленно выругал себя.
  - Старею, - вслух произнес Максимов, - ох, старею.
  
  Верещагин вошел в дом. Дворецкий тут же забрал у него ружье и унес. Кирилл Андреевич снял куртку, но прежде чем направиться в гардеробную, что была под лестницей, ведущей на второй этаж, пошел в гостиную. Сперва он попытался позвонить на домашний номер Теткина, но смотрителя на месте не оказалась. Девушка на АТС сделала несколько попыток, и в очередной раз спросила:
  - Еще раз набрать, Кирилл Андреевич?
  - Нет, не надо. Скорее всего, он в музее, а там телефона нет.
  Верещагин уже собирался положить трубку, как вдруг его осенило.
  - Вот, что Настя (так звали барышню, что дежурила сегодня на АТС) соедини меня с Санкт-Петербургом.
  - Говорите номер, Кирилл Андреевич.
  Верещагин назвал номер полицейского управления столицы, а так же фамилию чиновника, которому он хотел позвонить. Старый приятель еще по академии уже не раз обещался помочь ему, да вот только подходящего случая не подворачивалось. На том конце провода девушка попросила подождать минут десять. Этого было достаточно, чтобы переодеться.
  Пока ждал, скинул камуфляж. Отыскал в шкафу потертые темно-синие джинсы, зеленую рубашку и кожаную курточку. Успел надеть как раз в тот момент, когда телефон неистово зазвонил.
  - Телефон, барин, - доложил дворецкий.
  - Сейчас иду, - проговорил Верещагин, хватая с полки плотный шлем. Геликоптер он поведет сам.
  Вернулся в гостиную и взял трубку.
  - Да. Слушаю.
  - Столица на проводе, - проговорила Настя и добавила, - соединяю.
  Что-то щелкнуло, а затем на том конце провода раздался знакомый голос.
  - Князь Юсупов у телефона.
  - Алексей Николаевич, - проговорил Верещагин, - это Кирилл Андреевич.
  - Узнал, узнал. С чего это ты вдруг решил побеспокоить своего старого приятеля, да еще и звонить на рабочий номер. Али что случилось? Уж не вдовцом ли ты стал? - подшутил князь.
  - Да бог с тобой, ваше сиятельство, - проговорил Верещагин, понимая, что отвлекает Юсупова от важных дел. - Меня, Алексей Николаевич, ограбили...
  - Что вы говорите, Кирилл Андреевич, - сказал Юсупов, - а я-то чем вам могу помочь? Вам нужна полиция, а не я. Причем череповецкая полиция, - добавил он.
  - Само собой, ваше сиятельство, да вот только я местной полиции не доверяю. Не найдут они вора. Вы бы уж посодействовали, Алексей Николаевич.
  - Чем же тебе помочь, старый друг?
  - Человечка бы, какого в помощь нашим сыскарям бы прислал, но толкового.
  - Так у меня все толковые. Дураков не держим-с. - Юсупов вздохнул: - Ладно, посодействую, но помни ты у меня в долгу.
  - С меня стакан водки и огурчик. - пошутил Верещагин.
  На том конце провода засмеялись.
  - Ладно. Договорились. Стакан и огурчик. Тогда в конце сентября жди. Приеду к тебе...
  - Я тебе знатную охоту организую.
  - Так за этим и еду. А теперь извини - служба.
  
  Семен с пакетом в руке вышел из дому на улицу и ушел за угол дома. Максимов вытащил из кармана часы и взглянул. Прошло уже полчаса, а Верещагин явно не спешил. Тут уж занервничаешь. Евгений Васильевич поднялся со скамейки и вышел из беседки. Начал расхаживать около крыльца в ожидании Кирилла Андреевича. Наконец, тот появился в дверях.
  - Заждались? - спросил Верещагин. - Ничего, через полчаса будем уже в Череповце. Следуйте за мной, ваше благородие.
  Кирилл Андреевич спустился и быстрым шагом последовал за угол дома, пристав только и успевал, что поспешать за ним. Только теперь Максимов оказался за домом.
  Под навесом стоял мангал. Около него хозяйничал Семен. На столе лежал тот самый пакет, с которым тот несколько минут назад прошмыгнул мимо пристава. Повар увидел их и прекратил работу. Сказал, что-то поваренкам и те заняли его место. Направился к приставу и барину. Поклонился и протянул пакет.
  - Как просили, барин, - проговорил он.
  Евгений Васильевич не сомневался, что в пакете был бараний шашлык.
  Подошла Аглая и сказала, что все готово. Кирилл Андреевич сообщил ей, что улетает в Череповец и не знает когда вернется.
  - Если позвонит князь Юсупов, - добавил он, - сообщи, что я вернулся в череповецкий дом.
  - Хорошо, любимый.
  На мгновение Максимову показалось, что слова ее были неестественные и натянутые. В памяти для себя сделал небольшую отметку, вдруг эта деталь пригодится. Верещагин нежно обнял супругу и проследовал в дальний конец сада. Там в заборе оказалась калитка, ведшая на поляну, где возвышался геликоптер Сикорского (13). Рядом стоял Виктор.
  - Ты сегодня не летишь, Виктор, - проговорил Верещагин, - машину поведу я.
  Шофер поклонился. Помог открыть дверцу двухместного геликоптера. Первым на заднее сидение забрался Максимов. Пристегнулся ремнем. Затем свое место занял Кирилл Андреевич. Виктор захлопнул дверцу. Помахал им и отошел на безопасное расстояние. Верещагин щелкнул тумблерами, и закрутились винты. Машина медленно стала подниматься в голубое небо.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.
  
  Как-то Михаил Лопухин отметил, что его родной город это чистая геометрия. Улицы прямые, словно по линейке начерченные. По Череповцу даже ходила легенда, что к плану города приложила руку сама государыня-матушка Екатерина. Кривые улочки, переулки появились, только когда город по причине строительства машиностроительного завода стал расширяться на юго-запад. Виной всему были ссыльные, что хаотично начали застраивать бывшую деревеньку Панькино, славившуюся и до этого буйным нравом. Вот и попробуй побегать по таким лабиринтам. Бегать Лопухин не любил. Предпочитал действовать наверняка.
  Город с чистой геометрией имел несчетное количество храмов. Не считая трех часовен. Причем, настоятель храма знал о своих подопечных почти все. Кто и когда, откуда прибыл, и есть ли подозрительные личности в том же Панькино. Один из таких соборов находился как раз напротив полицейского отделения, что размещалось на перекрестке улиц Генерала Кутепова, славного военачальника времен мировой войны, и Крестовской. А рядом с храмом старое городское кладбище и торговая площадь. Где то и дело фараоны, как по-прежнему величали служителей правопорядка в народе, вылавливали перекупщиков. Удивительно, но спекулянты не боялись торговать рядом с полицейским отделением. И это в небольшом провинциальном уездном городке Новгородской губернии. Тогда что же творится в Москве и Санкт-Петербурге? Тамошним полицейским Михаил Лопухин не завидовал.
  Частенько, когда выпадали скучные дни службы, а в Череповце такие время от времени было, Михаил думал, что бы случилось с городом, если бы история вдруг пошла совершенно иначе. Был бы это такой же уездный град или некий индустриальный центр, созданный по воле правителя или какой-нибудь умной головы из министерства? Сравнивая Череповец и другие города, попавшие под жернова индустриализации,что вспыхнула в начале двадцатых годов ХХ века, Лопухин бога благодарил, что создатель не допустил этого. В газетах писали, а Михаил был любителем такой периодики и выписывал около пяти наименований, что в районе Магнитогорска, где возвели металлургический комбинат, пропала нормальная рыба, а в реке Урал появились рыбы-мутанты. В последнюю информацию он не верил, а вот, что вся рыба была потравлена, не сомневался.
  В Шексне, как впрочем, и Ягорбе, рыбы было предостаточно. Недаром местные купцы до сих пор были поставщиками ее к царскому двору. На том же рынке, что рядом с полицейским управлением, ее можно было купить разных видов и, причем, в любом количестве. Частенько повар, служившей в полицейской столовой, наведывался туда и прикупал, для сотрудников, то форель, то семгу.
  Когда, наконец, осмотр дома Верещагина закончился, и Серафим Григорьевич распорядился возвращаться в отделение, так как больше без хозяина в музее делать было нечего, урядник облегченно вздохнул. Он уже проголодался, а идти в общепит не хотелось. Трактиров, столовых и прочих забегаловок на восьмидесятитысячный город было предостаточно. Удивительно, как они еще умудрялись выжить в этакой-то конкуренции.
  Прибыли. Исправник направился к себе в кабинет, что был на втором этаже, а остальные сотрудники в столовую. Прежде чем подняться, Серафим Григорьевич поинтересовался у дежурившего полицейского, не звонил ли пристав Максимов.
  - Звонил, ваше благородие, - отчеканил тот, поднимаясь из-за стола.
  - Ну, и?
  - Поломка автомобиля, ваше благородие.
  Новость не самая радостная, но в нынешней ситуации, такой вариант исправник должен был предвидеть. Ситуация складывалась не так, как хотелось. Пока неясно, что именно, кроме картины 'Дагестанец' (так портрет фигурировал в деле), было украдено. Смотритель пообещал, что часа через два-три, точно сможет сказать какая именно, а для этого ему нужно перелопатить кипу различных бумаг.
  - Вот что, господа, - проговорил урядник, взглянув на криминалистическую бригаду, - через полтора часа в моем кабинете. Вам этого хватит, Акакий Акакиевич?
  - Ну, если не обедать... - пробормотал Ремизов.
  - А вы по-быстрому.
  - Постараюсь, ваше благородие.
  - Постарайтесь, Акакий Акакиевич, - молвил Серафим Григорьевич, поднимаясь по лестнице, - постарайтесь.
   Остановился у портрета императора Константина, взглянул на Лопухина:
   - И вы тоже, господин урядник.
  Косолапов прекрасно знал, что Михаил любил уделять трапезе достаточно много времени. Даже когда им удавалось отужинать в местном ресторане 'Поплавок', что располагался на одном из дебаркадеров, Серафим Григорьевич отмечал, что набирал Лопухин достаточно много блюд, а вот чтобы съесть все у того не получалось. Кроме того, за столом урядник любил поболтать. Нравилось Мише травить анекдоты.
  - Это приказ, - добавил Косолапов.
  Лопухин вытянулся, словно прозвучала команда 'смирно' и замер. Судмедэксперт взглянул на него и расхохотался. Улыбнулся и Косолапов.
  - Через полтора часа у меня, - напомнил он.
  Как только исправник скрылся, князь хлопнул Ремизова по плечу.
  - Вот такие вот дела, Акакий Акакиевич, - прошептал он. - Исправник сейчас будет метать молнии. Кресло, если мы не сыщем пропажу и воров, может под ним пошатнуться. Если оно уже не шатается. Тут ведь все одно к одному. Так, что пошли лучше пообедаем.
  - Вы ступайте, да мне возьмите, а я пока анализы подготовлю. Сам знаешь, ваше сиятельство, что на все про все время требуется.
  - Ладно, ступай, но мы ждем. Пошли, Мишки, - обратился князь к Лопухину и Бычкову, - пообедаем. На сытый желудок работа веселее пойдет. - Чавчавадзе вздохнул: - Хотя веселиться пока нечему.
  
  Серафим Григорьевич отложил блокнот в сторону и вышел на балкон. На улице конец лета и погода уже не такая теплая, как пару дней назад. На голубом небе белые пористые облака. Если приглядеться, то можно увидеть все что угодно.
  - Какое небо голубое, мы не сторонники разбоя, - пропел Серафим Григорьевич песенку из детского мюзикла про 'Буратино' (14).
  Любил Косолапов этот мюзикл, несмотря на то, что полицейские в нем были выставлены идиотами. Все равно не русские это, а итальянские. Еще в детстве Серафим Григорьевич, по просьбе матушки прочитал сказку Алексея Толстого. Маленький деревянный человечек, так не похожий на итальянского Пиноккио, был куда более симпатичным, а Карабас Барабас казался воплощением зла. Когда на афише самого старейшего в городе кинотеатра 'Рояль-Вио' появилась афиша нового российского фильма-мюзикла 'Приключения Буратино', Косолапов тут же поспешил на первый сеанс. Не повезло, попал только на второй, но зато на лучшее место. Когда выходил из зала заметил, что песенка кота Базилио и лисы Алисы так и вертелась на его языке. Вот и получалось, что время от времени он напевал ее.
  Никто уже не помнил, но отчего-то центральное полицейское управление города оказалось на самой границе двух районов. По правую руку - старый Череповец, тот самый, что возник еще при Екатерине II, слева -новый, что начали застраивать сразу же после мировой войны. Если не брать в расчет Панькино, то можно сказать, центр города. Отсюда что до реки, которая на юге, что до железнодорожного вокзала, который на севере, расстояние одинаковое.
  Вид, увы, с балкона печальный. Так и тянет думать о смерти. Ну, а что делать, если кладбище через площадь? Закрытое, не работающее, но все-таки кладбище. Так уж вышло, что оно в самом центре города. Кто мог знать в XIX веке, что город вот так вот разрастется? Да еще не на восток, как хотелось бы многим, а на запад. Поглощая тем самым болота. Он бы и дальше стал расти, но там, по словам старожилов, были самые гиблые места.
   Напротив кладбища, через улицу генерала Кутепова, парк. Аллеи, как и улицы города, там прямые. Много скульптур, словно, это не Череповец, а столица империи, скамейки, лавочки и даже фонтан. В этом месте любили гулять барышни с детьми. Там для соблюдения порядка в свое время даже выставили два поста городовых. На одном конце парка и на другом.
  А вот если от полицейского управления направиться к речке, так можно к городской больнице прийти, а там морг. Исправник выругался и плюнул в сердцах.
  - Да, что же это такое, - прошептал он, - все мысли о смерти. Напасть какая-то.
  Именно туда, а не в заводскую больницу (в обеих был морг) и отвезли невинно убиенного сторожа. Туда же за заключением отправлен полицейский. Вот-вот должен вернуться на автомобиле с решением.
  Серафим Григорьевич подошел к другому краю балкона и взглянул на видневшийся парк. Там среди деревьев был виден памятник бывшему городскому голове Ивану Андреевичу Милютину. Говорят, лучший был градоначальник за всю историю. Много сделал. Исправник улыбнулся, а ведь благодаря Милютину город получил неофициальное название Северные Афины. Кто-то в городской думе даже предлагал переименовать Торговую площадь в Милютинскую. Увы, но идея не прижилась. Ограничились улицей, что отсюда была в двух кварталах на восток. Старая, тянувшаяся от привокзальной площади к паромной переправе на тот берег Шексны. С балкона ее было превосходно видно.
  Здание, в котором находилось полицейское управление, прекрасно вписывалось в окружающий пейзаж. Как и все в районе площади и парка, оно было каменным. Трехэтажный дом с балконами, окрашенным в серо-зеленый цвет. Архитектор явно постарался, даже парадный вход сделал выходящим на площадь. Вокруг здания железная ограда и автомобильные стоянки. Во дворе гаражи. Там же и вход в местный вытрезвитель. Он находился в этом же здании на первом этаже.
  Дежурному полицейскому приходилось отмечать клиентов и сопровождать к фельдшеру, который и должен был определить степень опьянения. Многие зажиточные граждане готовы были остаться здесь, лишь бы в непотребном виде не попасться на глаза супруге.
  Кроме "трезвака", на первом этаже находилась и столовая. Туда Серафим Григорьевич редко хаживал, обычно полицейский повар доставлял ему обед в кабинет. Вот и сейчас, когда криминалисты обедали, он принес ему легкий завтрак (это несмотря на то, что уже был третий час дня).
  Над его же кабинетом, и кабинетами сотрудников полиции, находились лаборатории. На третьем этаже для судмедэксперта и фотографа созданы идеальные условия для их работы. Там же был и кабинет князя Чавчавадзе.
  По Крестовской улице мимо полицейского управления проехал автобус. Один из многих маршрутов, что существовал в городе. Он вел от часовенки, короая стояла на берегу реки Ягорбы до конечной остановки в Панькино. Как раз около машиностроительного завода, что построил здесь фабрикант Иван Куроедов. Выпускали на нем, кроме автобусов, еще и скутера да снегоходы. У Косолапова была одна из моделей снегохода. Остановился в нескольких домах от полицейского отделения, и оттуда высыпали разночинцы. Люди важные предпочитали перемещаться по городу в личном транспорте.
  Автобус проехал еще несколько кварталов и, выехав за территорию 'Нового района', сделал небольшой поворот и скрылся в лесу, через который тянулся тракт к 'Убей-городку'. Оттуда по прямой дороге через болота аккурат до собора Афанасия Череповецкого, первой остановки в Панькино.
  Подумывали, было в городе и трамвай запустить. Даже пробную ветку сделали вдоль Северного проспекта, но местные жители возмутились. Шум, издаваемый им, мешал. В итоге ограничились автобусами, благо их, хватало для перемещения по городу.
  - А жаль, - проговорил вслух Косолапов, вспомнив, как в юности катался на питерском трамвайчике.
  О метрополитене в небольшом городке даже не мечтали. Метро это удел двух столиц, да нескольких крупных российских городов с населением более миллиона человек.
  Серафим Григорьевич вытащил из кармана брюк часы. Пора. Время, отпущенное на обед, подходило к концу. Косолапов вернулся в комнату. Подошел к карте города, которая висела под портретом императора.
  
  Повар сегодня порадовал всех. Скрасил неприятный день. Пока полицейские возились возле усадьбы Верещагина, он сходил на рынок и купил несколько отменных карпов да еще небольшую корзинку с красной смородиной.
  - Да ты, кудесник, - проговорил князь Чавчавадзе, когда тот в конце обеда подошел к ним, чтобы убрать посуду.
  - Старался, ваше сиятельство, - молвил тот.
  - Вот что, Алексей, (так звали повара) ты мне рецепт запиши, я своему повару отдам, пусть он меня на рождество порадует.
  - Будет исполнено, ваше сиятельство.
  Лопухин вполне возможно из-за стола бы не ушел, если бы не приказ исправника, но прежде чем идти к тому в кабинет, он пошел на улицу покурить. Косолапов категорически запрещал это делать в его кабинете. Увы, но от вредной привычки Михаил отказаться не мог.
  Князь еще остался за столом, когда ушли фотограф и Ремизов. Судмедэксперт спешил. Чавчавадзе прекрасно понимал, что для точной экспертизы требовалось довольно много времени. Жили бы они, если уж не в столице, так в Москве то было бы куда проще. Отправил бы данные в Единый Вычислительный Центр и глядишь, час заключение было готово. Увы, но в Череповце такой Центр создать было довольно проблематично. Требовалось много денег. Взять их в небольшом уездном городе сложно, а просить у государя-императора бессмысленно. Таких городишек по Руси много, на всех золота не напасешься. Вот и крутись, как можешь. Поэтому, когда князь пришел в кабинет к исправнику, отсутствие Акакия Акакиевича его не удивило.
  Оба Михаила уже сидели за столом. Серафим Григорьевич расхаживал по кабинету и нервничал.
  - Опаздываете, ваше сиятельство, - проговорил он, когда дверь в кабинет открылась, и вошел криминалист, - да и Ремизова все еще нет.
  - В его случае лучше не спешить, - молвил князь, занимая свое место.
  Косолапов вздохнул.
  - Бог с ним, начнем без него.
  Сел в кресло и взглянул на князя.
  - Ну, что мы с вами имеем, господа? - Спросил он, обращаясь к каждому. - Начинай, Михаил, - это уже к Лопухину, - ты первым прибыл на место преступления.
  Урядник взглянул сначала на исправника, потом на князя. Чавчавадзе кивнул - начинай.
  - Звонок поступил в семь утра. Я взял помощника и выехал по указанному адресу. Пристава Максимова тут же отправил в имение Кирилла Андреевича Верещагина под Луковец, понимая, что присутствие хозяина дома нам необходимо. Когда прибыли, у ворот застали городового. Околоточный уже опрашивал соседей. Труп сторожа лежал в паре метров от дверей, которые были открыты. До приезда криминалистов осмотрел сад.
  - Что-нибудь обнаружил интересное? - Косолапов перебивал урядника.
  - Есть предположение, что душегуб перемахнул через забор. Веточки там в нескольких местах были сломлены, да и травка слегка примята.
  - Следы?
  - Увы, но следов, как таковых, если не считать сломанных веточек, нет. В общем, у меня все, ваше сиятельство.
  - Князь!
  - Значит так... - начал свой рассказ Чавчавадзе.
  В основном это была информация в общей своей массе известная исправнику. Серафим Григорьевич внимательно слушал князя и только один раз перебил.
  - Выходит, сторож курил на крыльце, - сделал заключение он. Ираклий кивнул. - Так. Получается, он беседовал с убийцей.
  - Не думаю, ваше благородие.
  - С чего вы так решили, князь?
  - Ну, будь на месте сторожа я, то вряд ли прихватил с собой ружье. Знакомый человек - чего опасаться? Отсюда вывод, что, скорее всего, Семеныч со своим убийцей знаком не был. Да и курил, по-видимому, еще раньше.
  - Это ты с чего решил? - удивился исправник.
  - А, ты что, Серафим Григорьевич, когда покурить на улицу выходишь, папку с документами берешь?
  - Да нет. Я всегда папку в кабинете оставляю, да еще для спокойствия своего ее в сейф закрываю...
  - Вот то-то и оно. Зачем с ружьем выходить курить? Покурил сторож. Затем ушел в дом. Включил телевизор. Не знаю, что он там смотрел, но неожиданно вместо чая на пиво переключился...
  - Причем дорогое, - вставил вошедший в кабинет Ремизов.
  Исправник взглянул на вошедшего эксперта, затем на настенные часы.
  - Опаздываете, Акакий Акакиевич, - проговорил он.
  - Виноват, ваше благородие.
  - Присаживайтесь, Акакий Акакиевич, а вы, князь, продолжайте.
  Чавчавадзе кивнул. Подождал, пока Ремизов займет свое место, и продолжил:
  - Вот то-то и оно, что дорогое. Не всякий себе может позволить... Впрочем вернемся к нашему делу. Стал пить пиво и тут шорох. - Ираклий взглянул пристально на Косолапова. - Вряд ли это был шум, - пояснил он, - в противном случае бы соседи заметили, а ведь тихо в районе было. Собака полаяла и все. Взял ружье да на крыльцо. Выстрелить не успел.
  - Князь, вы словно присутствовали, - проговорил исправник. - Будем считать, что так оно и было на самом деле. - Взглянул на Ремизова: - Ну, а тебя-то, батенька, что задержало?
  - Так ведь проверял полученные "пальчики", Серафим Григорьевич. А когда уже сюда шел, прибыл полицейский из морга.
  - Что там?
  - Да, можно сказать, слова князя подтвердились. Курил покойный задолго до своей смерти, а вот рана довольно любопытная.
  - Чем же? - поинтересовался Чавчавадзе.
  - Не характерна она для этих мест. На Вологодчине, да и на северо-западе никто, таким образом, никого никогда не убивал.
  - Так что же получается? - спросил Косолапов. - Душегуб залетный?
  Акакий Акакиевич наполнил из графина граненый стакан водой и отпил.
  - С большой вероятностью что - да. Причем, как написал фельдшер Селиванов, действовал профессионал. Так убить, а он пробовал на манекене, неопытный человек не сможет.
  - Так-так, - постучал по столу Косолапов, - а что еще?
  Ремизов открыл папку. Вытащил снимки, сделанные Бычковым, и стал подсовывать исправнику по одному, время от времени комментируя:
  - Это сам дом. Место, где убили сторожа. Вот тут обнаружили окурок.
  - Понятно, - проговорил Серафим Григорьевич, - что там у вас следующее?
  - Каморка Семеныча. "Пальчики" на бутылке и обоих стаканах принадлежат сторожу. Посторонних, - он покосился на Серафима Григорьевича. Тот понял, к чему клонит эксперт: - В нашем случае, слава богу, не обнаружено. Иначе я был бы вынужден заставить вас, господа, пройти дактилоскопию.
  Следующие снимки всей группой внимательно рассматривались. Никто из них на улицу Дворянскую, туда, где был обнаружен труп немецкой овчарки, не ходил. Огромный злобный зверь, одним своим видом способный испугать многих, но, как выяснилось, не всех. И на пса нашлась пуля.
  - Как я уже говорил, стреляли из "вальтера". Теперь могу точно назвать модель. - Акакий Акакиевич назвал, а князь и исправник одновременно вскрикнули:
  - Ничего себе!!!
  - Вот то-то и оно, - проговорил Ремизов. - Оружие, распространенное на Кавказе.
  - Кавказский след? - спросил Чавчавадзе.
  - Вполне возможно.
  Серафим Григорьевич задумался. Пока это ни о чем не говорило. Впрочем, факты упрямая вещь и с ними не поспоришь. Нехарактерный удар ножом, оружие, которое в ходу на Кавказе, картина с дагестанцем. Впрочем, это могло быть простым совпадением. Горца могли просто нанять для похищения картин. Он, может быть, сработал, скорее всего, чисто и никто сразу не догадался, если бы непредвиденные обстоятельства в лице пса и сторожа. Но, с другой стороны, удар ножом мог нанести и кто-нибудь другой, изучавший приемы владения им у тех же кавказцев. Допустим, дезертир. Впрочем... Как бы то ни было, но искать все равно придется заказчика. Косолапов закашлял. Взглянул на замолчавшего Ремизова и произнес:
  - Продолжай, Акакий Акакиевич.
  - Вот если бы найти этот пистолет, - проговорил эксперт.
  - Если бы, - вздохнул князь. - Да только сейчас у нас с тобой нет этого самого "вальтера", и вряд ли в ближайшее время появится.
  Ремизов понимающе кивнул. Серафим Григорьевич невольно улыбнулся. Если все же в похищении картин и убийстве замешан горец, то существовала вероятность, что город он не покинул. О подозрительном человеке кавказской национальности \ уже давно бы сообщили таксисты.
  - Так вот, господа, - проговорил Акакий Акакиевич, - следующая группа снимков.
  Он протянул еще несколько и вздохнул:
  - Бухгалтерия. Пальчики обнаружены, но точно установить, кому они принадлежат, не удалось. Было ли тут что-то украдено - это, господа, уже не ко мне. Беспорядок там такой, что даже черт ногу сломит. Теперь по поводу кабинета, - продолжил Ремизов, - в котором были похищены картины. Отпечатки, конечно, есть, но точно сказать, кому они принадлежат трудно. В картотеке, увы, мне обнаружить ничего не удалось.
  - М-да, - вздохнул Косолапов, - не густо.
  Исправник взглянул на урядника.
  - Вот что, Миш, - проговорил он, - возьмешь смышленого помощника да прокатишься по этим адресам.
  Серафим Григорьевич протянул листок, исписанный мелким почерком. На удивленный взгляд Лопухина, ответил:
  - Это первые подозреваемые. Мне кажется, что вполне возможно, что похищение всего лишь способ увести следствие в другое направление. Попробуй доставить обоих в отделение, а там уж пусть фискалы ими занимаются, ну, если конечно мы у них украденных картин не обнаружим.
  Лопухин спрятал записку в карман мундира.
  - А кто это? - Спросил князь.
  - Старый и новый бухгалтер.
  В дверь постучались. Скромно так.
  - Входите, - проговорил Косолапов.
  Вошел дежурный офицер.
  - Разрешите доложить, ваше благородие?
  Серафим Григорьевич кивнул.
  - Звонили из дома Верещагиных...
  - Смотритель Поликарп Федорович Теткин? - перебил его невольно исправник.
  - Никак нет, ваше благородие. Звонивший представился Кириллом Андреевичем Верещагиным.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. В окрестностях Череповца.
  
  И все-таки летать на аэроплане и геликоптере это совершенно разные вещи. Максимов это ощутил в полной степени, когда они с Верещагиным летели к Череповцу. Кто бы мог подумать, что человек до этого не испытывавший страха высоты, вдруг начнет бояться. О чем свидетельствовало то, как Евгений вцепился руками в кресло. Ему все время казалось, что геликоптер вот-вот грохнется с небес на землю. Пристав мысленно молил бога, чтобы этого не произошло. Кирилл Андреевич заметил с помощью небольшого зеркала, что висело над управлением машины, как вжался в кресло полицейский. Улыбнулся. Что-то прокричал Максимову, но что именно из-за шума винтов расслышать было довольно сложно. Евгений с трудом оторвал правую руку от сидения (инстинкт самосохранения брал свое) и пальцем показал на ухо, давая понять, что не слышит. И через мгновение вновь вцепился мертвой хваткой в кресло. Видимо фабриканту уже приходилось видеть такой жест. Кирилл Андреевич улыбнулся и вновь кивнул.
  И все же, несмотря на охвативший его ужас, Максимов то и дело посматривал вниз, где проплывали пестрые, словно лоскутное одеяло, крестьянские земли. Свободные землепашцы поставляли с этих угодий в близлежащие города (Череповец, Устюжну, Луковец и Мологу) лен, рожь, свеклу, капусту, картошку да морковь. Впереди за лесными чащами была их конечная точка полета - матуринский аэродром имени В. Н. Яниша (15), позади поместье Верещагиных, Луковец и Молога.
  На аэродроме их уже ждали. Перед самым взлетом, прежде чем запустить винты, Верещагин связался по радио с тамошним диспетчером. Согласовал полет и уже собирался включить двигатели, когда вдруг Максимов не выдержал и задал, мучавшие его все это время, вопрос:
  - А можно ли связаться с полицейским управлением города и сообщить, что мы вскоре прибудем?
  - Боюсь, что нет. Посторонние разговоры неприемлемы.
  Поняв, что уговорить фабриканта не получится, Евгений Васильевич лишь вздохнул. Потом был только шум винтов, от которого не спасали даже наушники. Поэтому во время полета пристав предпочитал молчать, надеясь, что при прилете на аэродром ему удастся связаться с полицейским отделением.
  Геликоптер пару раз тряхнуло и мысли пошли в другом направлении. Неожиданно Максимов осознал, что нервничает. Евгений уже отметил, что непроизвольно, когда машина попадала в воздушную яму, он закрывал глаза. И все же уверенность, что фабрикант доведет геликоптер до аэродрома, где-то там внутри теплилась. Пристав невольно взглянул в зеркало и улыбнулся. А ведь он и подумать до этого полета не мог, что Верещагин способен управлять такой сложной техникой. Максимову приходилось слышать, что некоторые фабриканты и заводчики в свое время освоили аэропланы, но чтобы геликоптер... Их частные аэропланы, с разрешения государя-императора, бороздили голубое небо. Увы, такое развлечение могли позволить себе только достаточно богатые люди. Ни пристав, ни исправник и даже князь Чавчавадзе, а он являлся представителем знатного дворянского рода, иметь в собственности аэроплан просто не могли. Дорогая игрушка, однако.
  Наконец казавшиеся бесконечными пашни закончились, и они полетели над лесом. Слева по курсу стали видны очертания Череповца. Верещагин вновь взглянул в зеркало (видимо так наблюдал за фабрикантом во время полета Виктор) и улыбнулся. Поднял руку верх и показал большой палец. Подмигнул и о чем-то зашептал в микрофон, прикрепленный к шлему. О чем он говорил, Максимову оставалось только догадываться. Евгений заметил, что за время связи с диспетчером лицо фабриканта несколько раз изменилось. Видимо новости были не такими уж и радужными. По губам пристав понял, что Кирилл Андреевич выругался. Потом замолчал. Выслушал ответ диспетчера, что-то буркнул и улыбнулся. Вновь подмигнул полицейскому, видя, что тот на него смотрит.
  Впереди по курсу появилась вышка аэродрома. Вскоре пристав разглядел и само здание. Прямоугольное из железобетона, с огромными окнами. На взлетной полосе самолет, еще несколько в стороне. Чуть поодаль пустая площадка для геликоптера.
  Верещагин потянул рукоятку, и машина пошла на посадку. Земля стала быстро приближаться. Сердце пристава усиленно забилось и ему показалось, что душа на какое-то мгновение ушла в пятки. Максимов еще сильнее вжался в кресло.
  Неожиданно падение прекратилось, и геликоптер завис. Верещагин опять показал большой палец и что-то произнес. Максимову на мгновение показалось, что он услышал: Потерпите еще чуть-чуть, ваше благородие. Сейчас приземлимся.
  У Евгения в этот момент возникло ощущение, что время остановилось. Не самое лучшее ощущение, когда висишь в воздухе в нескольких сотнях метров от земли. А между тем геликоптер медленно начал опускаться. Он думал, с того момента, как прозвучали слова и до того, как машина коснулась цементной площадки, прошло минут пять-шесть, но когда Максимов случайно взглянул на часы, понял что на всё про всё ушло каких-то несколько секунд.
  - Ну, вот и прилетели, - проговорил Верещагин, выбираясь из кабины.
  - Слава богу, - прошептал Максимов, после того, как фабрикант помог ему спуститься.
  - Ну, как понравилось?
  - Нет, второй раз я на этой штуке не полечу.
  - Зря, - проговорил Верещагин. - Машина хорошая, вам просто с пилотом, я бы сказал, не повезло.
  Кирилл Андреевич сошел с бетонного круга площадки и опустился на землю.
  - Честно признаюсь, я слегка устал. Сейчас бы чашечку кофе, - мечтательно произнес Верещагин.
  Между тем, к ним навстречу, спешил человек в униформе аэродрома. Увидев, его фабрикант поднялся. Невысокий служащий протянул ему руку и произнес:
  - Машина готова, Кирилл Андреевич.
  Затем посмотрел на полицейского.
  - На аэродроме усиленная проверка пассажиров, покидающих город, - пояснил он.
  Верещагин сорвал травинку.
  - Я надеюсь, вы нашли лучшего шофера, что находится сейчас в районе аэродрома, Сидор Сидорович?
  - Лучше не бывает. - улыбнулся служащий. - Вы в этом сможете убедиться через пару минут. - Затем взглянул на фабриканта и добавил: - Да вы его знаете? Сейчас я вас провожу.
  Максимов уже понял, что сейчас таможенного досмотра не будет. Что было причиной? Уважение к персоне Верещагина или его состояние?
  - Следуйте за мной, господа, - проговорил Сидор Сидорович и направился в сторону забора, а не к зданию аэровокзала.
  Евгений Васильевич взглянул на него. Нехорошая мысль вдруг посетила пристава. А, что если душегуб именно через такую вот калитку, что оказалась в заборе, проникнет на аэродром и улетит? К счастью дверца была закрыта с этой стороны на огромный амбарный замок. Сидор Сидорович достал связку ключей, отыскал нужный и отворил калитку.
  Вышли на привокзальную площадь. Несколько автомобилей такси, черных с желтыми шашечками, стояли вдоль привокзального небольшого скверика. Пара автобусов, что изготовляли в Луганске.
  Втроем они миновали несколько машин, игнорируя выходящих на встречу шоферов, и, наконец, подошли к нужному такси. Увидев таксиста, Верещагин улыбнулся.
  - Вы, правы, Сидор Сидорович, - проговорил он, - это действительно лучший шофер во всем городе. Будем надеяться, что во время пути нам еще будет сопутствовать удача.
  Вышедший навстречу таксист был высокого роста. Лицо его было гладко выбрито, а на нем самом красовался довольно дорогой коричневый костюм. При виде пристава улыбка сошла с лица водителя.
  - М-да... прошептал он: - Чувствую, что поездка будет бесплатной.
  В голосе было явно недовольство. Таксистам по закону полагалось помогать представителям полиции, а это значило возить их бесплатно.
  - Степан, - обратился к нему Верещагин, - с чего ты решил.
  - Так вот... - таксист кивнул в сторону Мсаксимова.
  - Не переживай, - успокоил Кирилл Александрович, - поездка будет оплачена.
  Степан повеселел. Открыл дверь автомобиля и помог забраться пассажирам внутрь.
  - Куда, Кирилл Андреевич? - спросил он, садясь на свое место.
  Пристав хотел, было сказать - в полицейское отделение, но Верещагин его опередил:
  - Ко мне домой. Адрес надеюсь, помнишь, Степан?
  - Вы меня обижаете, Кирилл Андреевич.
  В город из аэропорта можно было добраться только по единственной дороге. Вела она мимо усадьбы столбовых дворян Гальских прямиком к паромной переправе. Комплекс, выполненный в традициях провинциального классицизма, был виден через кустарник, что рос вдоль дороги. Максимов и сам не заметил, как загляделся. Хозяйственная часть усадьбы почти вплотную примыкала к дороге, голубой барский дом (памятник русской усадебной архитектуры XIX века) возвышался на горке, откуда хорошо было видно берег реки Шексны. Евгений отметил, что новые гаражи, построенные Гальским рядом с конюшней, как-то не вписывались в старый пейзаж. Зато старые постройки радовали глаз. Вокруг барского дома был разбит обширный пейзажный парк. Березы, дубы, елочки и пихты. Тенистые аллей, густо усаженные акациями, сиренями, жасмином, и цветущими розами. Между гаражами и особняком разбит круглый сад с парниками и оранжереей. Пруд. С запада от дома расположены дом управляющего и садовника, амбар, механическая и шорная мастерская, жеребятня, с востока - людские избы.
  Такси миновало усадьб и выскочило к переправе. Им повезло. Паром стоял на этой стороне и ждал. Степан заехал на него и остановил машину. Максимов открыл дверцу и выбрался наружу. Направился к паромщику. После пары слов и предъявленного удостоверения, не прошло и пяти минут, как паром вновь заработал.
  - Вот так бы и в прошлый раз, - проворчал пристав, забираясь в машину.
  - А, что так, ваше благородие? - поинтересовался таксист.
  - А когда за господином Верещагиным ехали, - пояснил Максимов, - оба парома оказались на противоположном берегу. Пока ждали, столько времени прошло.
   Переправились. Потом по деревянному мосту, такому старому, что казалось, он вот-вот рухнет, пересекли Ягорбу и оказались на территории города.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Череповец.
  
  Таксист остановился у самого дома Верещагина. Кирилл Андреевич вытащил из кармана портмоне и протянул Степану рублевую ассигнацию.
  - Это тебе за труды, - проговорил он.
  - Спасибо, Кирилл Андреевич, не забуду вашей щедрости. - Залепетал тот.
  - Издеваешься? - спросил Верещагин.
  - В какой-то степени - да, - улыбнулся таксист, пряча бумажку в карман. - Вас подождать?
  - Нет, не надо. Мы уж как-нибудь до полиции доберемся. Так ведь, Евгений Васильевич?
  Выбрались из автомобиля. Верещагин тут же отправился искать смотрителя. Максимов проследовал за ним. Теткина они обнаружили в комнате сторожа. Он сидел на диване и изучал каталог картин, выставленных в экспозиции.
  - Где? - спросил Верещагин у него с порога.
  - В кабинете художника, - проговорил Поликарп Федорович, понимая, что имеет в виду хозяин.
  - Что похищенно?
  - Одна из картин 'Лезгин Шаджи Муртуз Ага из Дагестана', а вот вторая...
  - Пошли, я сам взгляну.
  Втроем они поднялись на второй этаж. Кабинет художника, как впрочем, и комната выделена под бухгалтерию, исправником была опечатана. Кирилл Андреевич взглянул на пристава:
  - Вы можете открыть, Евгений Васильевич?
  У Максимова были такие полномочия. Он осторожно отклеил бумажку и отворил дверь. Тут же вошли в комнату, и Верещагин огляделся.
  - М-да, - вздохнул он. - Никогда не думал, что такое может произойти. Теперь придется произвести изменения в охране дома. Что вы можете посоветовать, Евгений Васильевич? Какие сейчас охранные системы в моде? Какие из них самые надежные?
  - Увы, Кирилл Андреевич, - молвил пристав, - это не к полиции.
  На минуту задумался и добавил:
  - Вам бы в Охранный дом 'Васильев и сыновья' обратиться. Глядишь, что-нибудь да посоветуют.
   - Так и сделаю, - пробормотал Верещагин, затем взглянул на смотрителя и утвердительно произнес:
   - Кроме Лезгина еще нет Старшины.
  Поймав удивленный взгляд Максимова, указал на пустое место у окна:
  - Я имею в виду картину Василия Васильевича 'Старшина деревни Ходжагент', Она как раз вон там висела. Вот там - старшина, вот тут -лезгин.
  - Понятно, - пристав достал блокнот. - Кирилл Андреевич, а у вас нет фотографий картин?
  По идее, такие должны существовать. Верещагин на мгновение задумался, затем уточнил:
  - Вы имеете в виду открытки, что покупают туристы на память о посещении моего музея?
  - Вот-вот их я и имел в виду.
  - Поликарп, - обратился Верещагин к смотрителю, - принеси господину полицейскому то, что он просит.
  Старик ушел. Было слышно, как он спускается по деревянной лестнице.
  - А эти картины имеют ценность? - поинтересовался Максимов.
  - Они бесценны, Евгений Васильевич.
  - А в денежном эквиваленте? - уточнил Максимов. - Ну, хотя бы приблизительно.
  Сумма, которую назвал Верещагин, была достаточно большой, отчего пристав даже присвистнул.
  - Вот то-то и оно. И эта сумма не ассигнациями, а золотом.
  Вернулся Теткин. Протянул Максимову набор открыток с картинами Василия Васильевича Верещагина. Пристав раскрыл и стал разглядывать одну за другой. 'Киргизская девушка', 'Армянин из Моздока', 'Прапорщик Гассан-Бек Джагранов.', 'Представление начальству (Русский офицер и кавказцы)'. И вот, наконец, 'Старшина деревни Ходжагент' и 'Лезгин Шаджи Муртуз Ага из Дагестана'.
  - Это и есть похищенные картины, - пояснил Верещагин.
  - Я возьму эти открытки? - спросил пристав, показывая Старшину и Лезгина.
  - Берите весь набор.
  - Благодарю, - проговорил Максимов, запихивая открытки за пазуху. - Боюсь, что все не понадобятся, а эти помогут их быстрее отыскать.
  Дверь в кабинет художника вновь была опечатана. Смотритель вздохнул:
  - И надолго?
  - Пока картины не отыщем, - молвил пристав.
  - А если не найдете?
  - Такие трудно не найти, - хлопнув себя по карману Максимов, - так или иначе, но они всплывут.
  - Хотелось бы... - пробормотал Верещагин.
  Они спустились на первый этаж. Смотритель отправился в комнату сторожа, а Верещагин с приставом на улицу. У дверей Максимов остановился и произнес:
  - Теперь мы едем в отделение.
  - Еще один звоночек, ваше благородие, - молвил Кирилл Андреевич. - В страховую контору.
  Максимов вздрогнул. Без частного сыщика теперь дело вряд ли обойдется. Страховщики, ни за какие коврижки, не согласятся выплатить деньги 'за просто так'. Пошлют своего человека.
  Верещагин ушел в дом, а пристав остался на улице. Стоял и ждал. Вытащил из-за пазухи открытки и стал рассматривать.
  Наконец, появился Кирилл Андреевич и сказал:
  - Поехали, ваше благородие.
  
  Разбор первого дня расследования затягивался. Исправнику даже пришлось сделать небольшой перерыв, пока ждали Верещагина. Лопухин, воспользовавшись выпавшей передышкой и понимая, что беседа с Кириллом Андреевичем, возможно, продлится долго, выпросил разрешения покурить. После соизволения Косолапова, ушел на балкон.
  - Ваше благородие, - обратился к Серафиму Григорьевичу Ремизов, - мы вам с Бычковым еще нужны?
  Исправник задумался. Посмотрел сначала на Чавчавадзе, затем на Лопухина.
  - Вы свободны, Акакий Акакиевич, - проговорил он, - если понадобитесь, я вас позову.
  - А Миша?
  - Он тоже.
  Князь оторвался от изучения отчетов Ремизова и улыбнулся.
  - Может чайку? - поинтересовался он, когда эксперты ушли.
  - Я не против, - донесся с балкона голос урядника.
  Серафим Григорьевич вызвал дежурного и приказал принести для всех чая.
  Минут через десять подъехали Максимов и Верещагин. Сразу же поднялись в кабинет.
  - Рад вас видеть, Кирилл Андреевич, - проговорил Косолапов, здороваясь с фабрикантом. - Жаль только при таких обстоятельствах. - Он указал рукой на свободный стул и произнес: - присаживайтесь.
  Вернулся с балкона Лопухин, занял свое место и открыл блокнот. Сегодня ему предстояло стенографировать разговор. Кирилл Андреевич достал портсигар и поинтересовался, может ли он закурить. Получив категорический отказ, слегка расстроился, но папиросы убрал в карман. Чувствовалось, что он нервничал.
  Лопухин оказался прав. Разговор с Верещагиным затянулся. Кое-как, принесенный поваром чай, скрашивал беседу.
  Исправника сейчас интересовало многое. Во-первых, Серафим Григорьевич желал знать, что за человек был сторож. Мог ли он быть соучастником преступления? Впустил душегуба в дом, а тот, посчитав, что Семеныч свидетель, убрал его. Кирилл Андреевич гневно взглянул на Косолапова:
  - Да, как вы смеете, ваше благородие! Семеныч чистейшей души человек! Перекрестился и добавил:
  - Был.
  - Его могли просто ввести в заблуждение, и он открыл дверь...
  - Не верю, - покачал головой Верещагин. - Семеныч был в курсе, что ему будет, если он ночью кого-нибудь впустит в дом. Он бы не стал рисковать, репутация дороже. Да и уезжать он сегодня собирался на отдых в Крым.
  - Он сам это захотел? - полюбопытствовал князь.
  - Нет. Взять отпуск на месяц предложил сторожу я. Утром он должен был сдать смену смотрителю и уже вечером уехать на поезде в Москву, а оттуда через Киев в Крым.
  - У него в Крыму родственники? - спросил Косолапов.
  - Нет. Родственники, если мне не изменяет память, у него в Киеве.
  - Кто?
  Пришлось Кириллу Андреевичу рассказывать о стороже все, что он знал. Где жил и с кем общался. Лопухин только и успевал делать отметки в блокноте.
  - А почему вы уволили бухгалтера, Кирилл Андреевич? - спросил вдруг исправник.
  Верещагин побледнел, взглянул на Косолапова и произнес:
  - Боюсь, это не имеет никакого отношения к ограблению.
  - Это уже нам решать, Кирилл Андреевич. Вполне возможно, что ограбление было всего лишь прикрытием...
  - Похищение картин стоимостью..., - Верещагин назвал сумму, в которую эксперты оценивали рисунки, - прикрытие? Каким глупцом нужно было быть.
  - И все же я хотел бы переговорить с бухгалтерами.
  - Я не помню наизусть их адреса, - молвил фабрикант.
  - У нас они есть. Вы лучше скажите, почему вы уволили первого, и кто вам порекомендовал второго? Ведь не в газете же дешевых объявлений вы его нашли.
  - Вы в какой-то степени правы. Я его нашел в газете бесплатных объявлений. Пригласил, побеседовал. Понял, что он мне подходит, и предложил службу в моем доме.
  - А рекомендации? - не унимался Косолапов.
  - Были у него рекомендации...
  Верещагин назвал несколько имен. Лопухин тут же внес их фамилии в блокнот.
  - И всё-таки, почему вы, Кирилл Андреевич, уволили своего бухгалтера? - Спросил Косолапов.
  - А какое это имеет отношение к ограблению?
  - Ну, мы вынуждены проработать все версии...
  - Версии?
  - Допустим, ваш бухгалтер мог быть наводчиком.
  - Яков Самуилович? Что вы он не такой человек.
  - И все-таки, почему вы отказались от его услуг? Неужели, - Лопухин указал на беспорядок, творившийся в кабинете, - терпение кончилось?
  Лично сам Серафим Григорьевич, именно так и поступил.
  - В какой-то степени это так. Терпение просто иссякло. Хотя как человек, специалист он был хороший...
  - Был? - не понял Косолапов и удивленно взглянул на Верещагина.
  - Для меня он уже не интересен как бухгалтер. Потому и "был".
  - Ну, а как человек, какой ваш бухгалтер? - полюбопытствовал Чавчавадзе, молчавший до этого и что-то упорно разглядывавший в кабинете.
  - Да как человек-то он довольно душевный. Может из-за того, что характер у него покладистый и что мастер своего дела, я его и терпел столько лет. А тут в один день не выдержал.
  - Почему?- Сам не знаю. Накатило. Может, настроение было не подходящее.
  - Не сожалели, что уволили?
  - Сожалел. Да только так и не решился обратно позвать. Демьян Прокопьевич человек гордый.
  - Забавно, - проговорил исправник. - Такой мог и на преступление пойти...
  - Да что вы. Он ведь и мухи не обидит, - перебил Косолапова Кирилл Андреевич.
  - И все же из числа подозреваемых мы его, как впрочем и второго, исключать не будем. Кстати, расскажите нам поподробнее о втором.
  Увы, но нечего существенного о другом бухгалтере Верещагин сказать не смог. Тот только к делам приступил пару дней назад. Пока с завалами разбирался не до бесед было.
  - Не густо, - проговорил исправник. Встал из-за стола и прошелся по кабинету:
  - Вот тут, какой вопрос возник, Кирилл Андреевич, а картинами этими никто не интересовался?
  - Да купить эскизы Василия Васильевича желающих много. Тот же Гальской интересовался. Хотел приобрести.
  - Именно похищенными картинами?
  - И ими тоже. Гальской - коллекционер.
  - А, понимаю, - Серафим Григорьевич кивнул, и Лопухин сделал пометку в блокноте. - А еще кто?
  Верещагин назвал пару-тройку фамилий. Ни одна из них до этого не фигурировала в разговоре.
  - Если среди них? - спросил Косолапов: - Тот человек, что порекомендовал вам нового бухгалтера?
  - Человек, что мне порекомендовал, не является коллекционером и тем более он не интересовался живописью Василия Васильевича.
  - Могли бы вы назвать его фамилию.
  - А зачем?
  - Ну, у нас будет к нему пара вопросов.
  - Хорошо. Как угодно, - проговорил Верещагин и назвал фамилию. Лопухин тут же занес её в блокнот. Затем уточнил адрес. Кирилл Андреевич назвал и его.
  - А можно поподробнее о тех, кто интересовался творчеством вашего предка? - Полюбопытствовал князь Чавчавадзе.
  - Да нет проблем. Князь Сухомлинов. Это из Москвы. Из Питербурга - граф Дадонов и промышленник из Екатеринбурга - Демидов.
  Михаил понимающе кивнул. Косолапов при упоминании Демидова побледнел. Надежда, что картины не уехали на восток, лопнула в одно мгновение.
  - А, что если не успели... - прошептал он.
  Чавчавадзе взглянул на исправника. Без слов понял, что имел в виду Серафим Григорьевич. Ираклий пододвинул к себе открытки похищенных картин и полюбопытствовал:
  - А, что это самые ценные картины из коллекции, Кирилл Андреевич?
  - Да нет...
  Разговор продлился еще минут десять. Наконец, исправник выписал пропуск и Верещагин ушел.
  
  В тени огромных лип, что росли вдоль улицы Лесопильной, от которой до речки Шексны рукой подать, возвышался двухэтажный деревянный дом с резным палисадом. Аккуратненький сосновый забор, окрашенный в желтый цвет, прятал от посторонних глаз небольшой вишневый сад да несколько огородных грядок, на которых росли укроп, петрушка, сельдерей и репчатый лук. Когда-то здесь находился еще и небольшой сарай, но со временем он начал гнить и жители дома, а ими являлись коллежский регистратор - станционный смотритель - Егор Алексеевич Белкин и исправник местного отделения полиции Косолапов Серафим Григорьевич, решили построить на его месте гараж, в который можно было поставить, как минимум, два автомобиля. Вот только станционный смотритель предпочитал машине мотоцикл. По утрам, когда он уезжал на железнодорожную станцию 'Череповец-1', было слышно, как работает двигатель стального коня. Супруга Егора Алексеевича была женщина образованная и несла службу в городской больнице, до которой отсюда было рукой подать. Двое детишек, младшему из которых было восемь лет, учились в гимназии ?8. Косолапову нравилось, когда на улице или со двора, раздавался детский смех, и скрипели старенькие, слегка проржавевшие от времени, качели. К сожалению, Серафиму Григорьевичу и Наталье Николаевне (так звали супругу исправника) бог наследников не дал. Попытки изменить ситуацию пока были безрезультатны. Вот и сегодня (по мнению фельдшера Владимира Алексеевича Лебедева, что бывал в доме коллежского регистратора) у них были благоприятные дни для зачатия. Вот только, увы, жизнь внесла коррективы в планы. Утренний звонок заставил исправника уехать по делам. Явно что-то произошло серьезное, об этом даже не стоило спрашивать супруга. Ей и слова не сказал, видимо, не желая расстраивать. Но она все равно психанула и разбила вазу, отчего горничной Клаве пришлось тут же искать веник и подметать. В слезах просидела у окна, затем не выдержала и отправилась гулять в ближайший парк, что находился недалеко от церкви Рождества. Красивое место в данном районе города. Прямые, словно лучи солнца, линии пешеходных дорожек. Аккуратненькие лавочки, дивные, радующие глаз, фонари, выполненные местными умельцами с завода 'Звезда', что когда-то принадлежал Милютиным, а теперь находился в частной собственности Гальских, в ретро-стиле. Один край парка, примыкает к улице Лесопильной, что тянется аж до Панькино, а второй упирается в песчаный берег реки. Оттуда доносится смех и радостные крики горожан. Наталья отправилась в беседку, где обычно отдыхали матроны, когда их детишки баловались по соседству, играя в игры. Именно там супруге Косолапова и удалось узнать, что случилось. В небольшом городке слухи распространяются довольно быстро. Женщины обсуждали преступление, что произошло накануне ночью. Выяснилось, что убили сторожа в доме фабриканта Верещагина. И ко всему прочему, душегуб, вынес из дома ни много ни мало, а почти все картины нарисованные художником-баталистом. Просидев полчаса в обществе сплетниц, Наталья Николаевна, наконец, не выдержала, и прошептав: "Да это же полный бред!", ушла домой. Не верилось ей, что убийца вот так вот один смог унести все картины, что находились в музее. Каким же Иваном Поддубным он должен был быть, чтобы сподобиться на такое. В отличие от Серафима Григорьевича она пару раз посещала экспозицию и имела понятие, что та собой представляет. Чтобы увезти все нужно много времени и, как минимум, 'полуторку', а это привлекло бы внимание того же городового.
  В обычное время Косолапов домой не вернулся, и Наталья начала уже было верить, что вполне возможно, что слухи не лишены под собой почвы. Она позвала Клаву и велела на всякий случай подогреть щи, сваренные кухаркой накануне. Сама села на табуретку у окна, что выходило на Лесопильную, и стала ждать супруга.
  Когда же Серафим появился, а был уже седьмой час. Ничего не сказав тут же ушел в кабинет. Наталья проводила его взглядом. Вздохнула. Полицейский автомобиль, доставивший супруга, в то же мгновение уехал. Детишки, которые в этот момент выскочили на улицу, поглазеть, что там происходит, проводили с шумом и криками, преследуя аж до поворота. Наталья Николаевна только покачала головой.
  Из кабинета Серафим Григорьевич вышел минут через десять. На нем теперь был бордовый халат, из-под которого виднелись брюки, и домашние туфли. Опустился в кресло и потребовал, чтобы Клава приготовила ужин. Затем взглянул на супругу, поинтересовался:
  - Ну, что там бабы говорят?
  - Где, родной? - откликнулась супруга.
  - Да в парке. Вот только не говори мне, Наташа, что ты весь день дома просидела дома. Мы же с тобой женаты не первый год...
  Наталья Николаевна смутилась. Опустила глаза и прошептала:
  - Насчет чего, Серафимушка?
  - Да насчет сегодняшнего преступления. Слух-то, поди, по городу разошелся?
  Наталья призналась, что так оно и есть:
  - Говорят, сторожа убили, да все картины из музея похитили...
   Но муж перебил:
  - Ну, не все, а парочку похитили.
  Женщина побледнела. Она рассчитывала, что про картины дамы насочиняли, а оно вон как вышло. А, что если ее супруг не поймает этого душегуба да не вернет их владельцу. Что тогда будет, Серафимушка?
  - Ничего не будет, - проговорил Косолапов, встал с кресла и прошелся к столу, куда Клава уже поставила тарелку со щами. - Найдем мы этого душегуба, да и картины сыщем.
  - А если не найдете?
  - Молчи, дура! - Вспылил исправник. - И думать не смей. Сказано найдем - значит, найдем, а иначе..., - Серафим Григорьевич опустил глаза. Замолчал, но супруга и без слов поняла его.
  Механизм поиска уже был запущен. Словно отлаженные швейцарские часы, он должен был сработать достаточно четко. Когда ушел Верещагин, Серафим Григорьевич распределил между сотрудниками работу. Не повезло приставу Максимову. После того, как стало известно, что Верещагин все-таки выпросил из столицы человека в помощь, Евгению Васильевичу было приказано сопровождать сыщика. Не хватало еще, чтобы питерец куда-нибудь, по своему неведению, вляпался. Сунется в одиночку, не дай бог, в 'убей-городок' и тогда греха не оберешься. Там ведь не посмотрят доморощенный это полицейский или гость заезжий.
  Хотел было Серафим Григорьевич поручить Мишке Лопухину проверить бухгалтеров, но в последний момент передумал. Урядник и так занимался одним делом, и нагружать его дополнительной работой пока (по крайней мере) было глупо. И то до ума не доведет и на этом полностью не сосредоточится. А ведь там-то осталось совсем ничего - взять мошенника, а значит нужно было постоянно быть в полицейском управлении, а не мотаться по городу. Хорошо еще, что сегодня все пока в этом плане было тихо. Человек, что должен был подать знак, в участок не звонил, а это значило, что мошенник в указанном месте так и не появился.
  В итоге проверка бухгалтеров выпала на долю князя Чавчавадзе. Тот, конечно, был недоволен, но выбирать не приходилось. Еще один урядник должен был обойти все прилегающие к усадьбе Верещагиных дома и узнать, не видели ли в последнее время подозрительных людей. Ведь не с бухты-барахты грабили музей. Душегуб явно действовал по заранее разработанному плану, в который вряд ли входило убийство сторожа, но что получилось- то получилось. Одно ясно: брал тот определенные картины и, причем, когда проник в дом, прямиком направился именно в кабинет художника, а не куда-нибудь еще.
  - А что еще говорили дамы? - неожиданно спросил Серафим Григорьевич, понимая, что среди кучи всей этой шелухи слухов всегда можно отыскать нечто такое, что сможет подтолкнуть следствие.
  - Может, что-то и говорили, - проговорила супруга, - да вот только я ушла.
  - Жаль...
  Несколько раз с помощью таких вот слухов его людям удавалось раскрыть преступления. Сейчас у него вдруг вспыхнула надежда, но супруга разочаровала. Исправник доел щи и потянул руку к рюмке с водкой. Остановился и, взглянув на Наталью, поинтересовался:
  - Есть свежие газеты, Наташа?
  - Клава! - позвала горничную супруга. - Принеси сегодняшние газеты.
  'Речь' и 'Голос Череповца' две газеты, что выходили в городе вот уже более семидесяти лет. Если первая появилась сразу же после победы в Великой войне, то вторая существовала еще при Милютине. Увы, но 'Голос' ничего о сегодняшнем дне просто не мог написать. Газета выходила раз в неделю по воскресеньям утром. В основном городские сплетни, несколько статей, перепечатанных из столичных журналов и афиша. Зато 'Речь' выходила к полудню и в ней иногда (в этот раз Косолапов ничего не обнаружил) в ней печатали криминальную хронику. Серафим отложил газеты в сторону, взглянул на супругу и спросил:
  - Вроде у нас были какие-то планы на сегодня?
  - Были. - вздохнула супруга.
  - Так, может, попробуем? Зачем терять день.
  
  Глава III.
  
  13 августа 1989 года. Российская империя. Санкт-Петербург.
  
  В лестничном пролете в воскресное утро пусто. Эхом возвращаются уходящие вверх звуки шагов штабс-ротмистра, что сейчас поднимался на третий этаж, где находился кабинет обер-полицмейстера. Обычно в будни тут волей-неволей с кем-нибудь да и столкнешься. То бригада спешит на выезд, то какой-нибудь эксперт торопится на совещание. Сейчас же во всем здании, кроме дежуривших полицейских, никого. Вот и задумаешься, с какого это перепуга Федор Гедеонов-Черкеский (так звали штабс-ротмистра) мог понадобиться в выходной день начальнику. Пристав Галим Исмагилов, что дежурил сегодня на первом этаже, ничего сказать Федору не смог. Со слов дежурного, Ипполит Матвеевич (так звали обер-полицмейстера) сам приехал только что. Поднялся к себе в кабинет, а Исмагилову сообщил, что ждет только штабс-ротмистра. Выходило, что произошло нечто такое, что заставило изменить планы чиновника, а ведь Ипполит Матвеевич Голенищев (об этом знали все в полицейском департаменте) собирался в выходные уехать на Сестрорецкий разлив, где у того находилась дача. Не в правилах у обер-полицмейстера менять свои планы.
  Воскресный день псу под хвост. Штаб-ротмистр Гедеонов-Черкеский тяжело вздохнул. А ведь суббота ничего такого не предвещала, тянулась, как обычно. Он даже с дамой сердца договорился о том, что они на следующий день сходят в самый дорогой кинотеатр города и посмотрят кинофильм. Американцы сняли нечто грандиозное и теперь показывали по всему миру. Поговаривали, что 'Мы не ангелы' очень интересная комедия. В главных ролях Шон Пенн и Деми Мур. Анастасии понравился фильм в свое время с участием актрисы 'Огни святого Эльма'. Вот и решил сделать ей сюрприз, даже с батюшкой ее, статским советником Нехлюдовым договорился. Пообещал, что вернет суженую, а они уже обручились и свадьбу наметили на конец года, целой и невредимой.
  - Ты гляди у меня, Федор, - молвил вчера Афанасий Карлович, когда он уходил от них, - что случится, сгною. Не посмотрю, что ты ей по сердцу пришелся.
  Вот и сейчас, когда по лестнице поднимался, думал, а что он скажет им. Настя само собой смирится, а вот отец? Надеялся штабс-ротмистр, что удастся его убедить, то в том, что поход в синематограф (так он в шутку именовал кинотеатр) состоится во вторник. Работа, а то, что его обер-полицмейстер не ради красивых глаз на Адмиралтейский проспект пригласил, Федор не сомневался.
  - Эх, - вздохнул он, - нужно было самого утра на рыбалку махнуть. Так нет. Решил к кинотеатру подготовиться.
  Успел только костюм отгладить. Столь щепетильное дело горничной Гедеонов-Черкеский доверить не решился. Нагладил. К сожалению, для Федора, ближе к полудню за ним на черном 'Руссо-Балте' приехал человек из 'конторы'. Привез приказ. Обер-полицмейстер незамедлительно требовал штабс-ротмистра к себе. Сначала у князя даже самооценка поднялась. Не каждый раз за тобой машину присылают, но потом, подумав, понял, что что-то тут не так.
   - А говорят, понедельник день тяжелый, - проворчал штаб-ротмистр, останавливаясь перед дверью ведущей в приемную. - А воскресенье не лучше. Хотя с другой стороны, - подумав, произнес Федор, - понедельник начинается в субботу.
  Афоризм, придуманный им только что, ему очень даже понравился. Решил, что при возможности запишет, а потом подарит знакомому журналисту.
  Прежде чем войти в приемную, штабс-ротмистр остановился. Поправил мундир. Пальцами убрал с кителя волосок и отворил дверь. Адъютант Голенищева (вот тоже потревожили человека) взглянул на него и произнес:
  - Что же вы заставляете себя ждать, Федор Емельянович? Вас уже господин обер-полицмейстер заждался.
  Гедеонов-Черкеский даже рот не успел открыть, чтобы сказать что-нибудь в оправдание, как сидевший адъютант поднялся из-за стола. Открыл для полицейского дверь.
  Обычно все происходило по-другому. Адъютант вставал и направлялся в кабинет. Докладывал и только потом разрешал посетителю зайти. Сейчас всего этого не было.
   Штаб-ротмистр удивленно взглянул на адъютанта и вошел в кабинет.
  Огромный просторный зал с высокими потолками, в котором ощущаешь себя мелким и никчемным. До стола, за которым сидит обер-полицмейстер, еще достаточное расстояние и его нужно преодолеть. Причем вышагивать так, словно ты на плацу. Замереть в нескольких метрах и стоять ждать, пока его высокоблагородие не обратит на посетителя внимание. А Ипполит Матвеевич, что сидел сейчас под громадным, от пола до потолка, портретом императора, на него даже не взглянул.
  На вид обер-полицмейстер Голенищев мужичок щупленький. Такого, как на первый взгляд кажется, одним ударом можно на небеса отправить. Но это только на первый взгляд. В свое время Ипполит Матвеевич был чемпионом по английскому боксу среди полицейских управлений двух столиц. Поговаривали, что он в одиночку таких 'бугаев' брал... Но после того, как его император самолично на должность обер-полицмейстера назначил, об погонях и спорте пришлось забыть. Согласно уставу, носил Голенищев темно-зеленый мундир с красным воротником. На гордой груди Ипполита Матвеевича красовались два имперских ордена: Анна четвертой степени и Александр.
  После доклада о прибыти Федор еще минуту простоял, не шелохнувшись. Казалось, обер-полицмейстер просто не услышал. Наконец, Голенищев оторвался от бумаг и взглянул на него, поднимаясь со стула и подходя к Гедеонову-Черкескому:
  - Рад вас видеть, штаб-ротмист.
  Увы, но чувство это было не обоюдное, Федор предпочел бы увидеть обер-полицмейстера завтра, да и то издали.
   - Я бы не стал вас тревожить, князь, в такой прекрасный летний день, - продолжил Ипполит Матвеевич, как бы делая одолжения штаб-ротмистру, - да только просил меня князь Юсупов выделить самого толкового в нашем департаменте полицейского. Должен вас обрадовать, штаб-ротмистр, выбор пал на вас. Более толкового человека в департаменте кроме вас у меня, увы, нет.
  Льстить, когда нужно, Ипполит Матвеевич умел. Таким уж выдающимся сыщиком Гедеонов-Черкеский не являлся. Да вот только выбирать сейчас не приходилось. Этот хоть головой любил работать, остальные же были простыми служаками и обычными исполнителями. Увы, но для поручения, что нужно было выполнить, они не подходили. Федора жизнь заставила научиться анализировать ситуацию. Просчитывать все возможные варианты развития тех или иных событий. Этакий Шерлок Холмс питерского разлива. Побывал в свое время на Кавказе. Там же отличился в операции по ликвидации группировки в Карачаево-Черкессии, за что и получил к и без того славной фамилии Гедеонов приставку Черкеский. Какой-никакой, но опыт. Хотя вряд ли в Череповце пригодится. Там нужен сыщик другого типа поведения и с большим опытом. Был такой в Санкт-Петербурге, звали его Исаак Полушкин. Ищейка, одним словом. Да только в данный момент находился он в Екатеринбурге по делам. Голенищев взглянул на штабс-ротмистра и вздохнул. Выбирать не приходилось. Федор, вытянувшись по стойке смирно, стоял и ждал, что все-таки скажет обер-полицмейстер.
  - Вам предстоит выехать в Череповец, штабс-ротмистр, - проговорил, наконец, Ипполит Матвеевич.
  Щека Гедеонова невольно дернулась, что не ускользнуло от опытного взгляда Голенищева.
  - Понимаю. Дела, планы. - проговорил тот, дружески похлопывая Федора по плечу, - да только я ничего изменить, не могу. Не в моей власти. Дело на особом контроле государя. Престиж страны.
  Гедеонов-Черкеский еле сдержался, чтобы не кивнуть. Он и так уже один раз оплошал, выдав свои чувства, а ведь не имел права. Приказ есть приказ. Увы, поход в кино на фильм 'Мы не ангелы' откладывается на неопределенный срок. Штабс-ротмистр понимал, что за два дня он дело вряд ли распутает. Там нужно работать и еще раз работать, а ведь он пока даже не знает, с чем оно связано.
  - Что за дело, ваше высокоблагородие? - не выдержав, спросил князь.
  - Увы, но, как и вы, штабс-капитан, - проговорил Голенищев, похлопав еще раз Федора по плечу, - я не в курсе. Мне позвонили и приказали найти лучшего. Я свое дело выполнил, теперь ваша очередь не посрамить честь мундира.
  Князь прекрасно понимал, какого мундира честь он не должен был посрамить.
  Обер-полицмейстер вернулся к столу.
  - Вот вам командировочные, штабс-ротмистр, - протянул Федору пачку ассигнаций.
   Затем взглянул на часы и добавил:
  - Ближайший экспресс на Череповец уходит в 20:30. Купе для вас уже заказано. К сожалению, большего для вас в данный момент я сделать ничего не смогу.
  Дальше следовали инструкции, как себя вести и как поступать в той или иной ситуации.
  - Запомните, штабс-ротмистр, честь мундира, прежде всего.
  На этом аудиенция закончилась.
  
  Ветер с Балтики принес тяжелые свинцовые тучи. На улице похолодало. Штабс-ротмистр приоткрыл дверь, но его остановил голос Исмагилова:
  - Никак погода испортилась, ваше благородие?
  - Есть немного. Вполне возможно, что дождь будет.
  - Может машину служебную вызвать? - спросил Галим.
  - Нет не надо... я как-нибудь до автобуса доберусь...
  - А что ж не на метро, ваше благородие?
  Исмагилов словно издевался. Все же в департаменте знают, что у Гедеонова-Черкеского клаустрофобия. На Кавказе ее подхватил. В один миг стал бояться замкнутых пространств. Попытался к психиатру обратиться. Не помогло. Вот и предпочитал ездить на автомобилях и уж, в крайнем случае, на трамвае. Пару раз Федор пытался преодолеть страх, но каждый раз больше двадцати минут не выдерживал. Этого как раз хватало, чтобы дождаться поезда и со всех ног устремиться обратно наверх. И все же он поставил перед собой цель клаустрофобию эту победить. Что он не мужчина?
  - Издеваешься? - спросил он, обращаясь к приставу.
  - Никак нет, ваше благородие. - Проговорил Галим. - Только оно ведь на Метро-то быстрее.
  - Знаю, что быстрее, да только преодолеть себя не могу.
  - Может вам к бабке моей сходить? - предложил Исмагилов.
  - Что за бабка? - не выдержал князь.
  - Да родная. Порчу любую снимает.
  - А ну, тебя... - махнул рукой Федор и открыв дверь вышел на Адмиралтейский проспект. - Не до тебя.
  Работка предстояла еще та, а ведь ему еще дела нужно уладить. Нужно ехать к Насте. Она будет его сегодня ждать. Объяснить, что к чему, да с ее батюшкой переговорить. Старик, глядишь, чем-нибудь, да и поспособствует. А потом домой. Не в официальном же мундире ехать в Череповец. Чиновник из Санкт-Петербурга - пожалуй, будет пафосно.
  И все равно дождь начался неожиданно. Сначала несколько капель упали на лицо. Федор не выдержал и задрал голову. Кажется, это надолго. Выругался. Пожалел, что не прихватил зонт. А ведь погода привычная для города, возведенного на болоте. Сюда, словно по какому-то зову, слетались все тучи с Балтийского моря, время от времени портя горожанам настроение. Гедеонов-Черкеский невольно оглянулся на дверь. Шаг назад и он в укрытии, а там никакой дождь нестрашен. Вот только тогда о свадьбе придется забыть. Нехлюдов при первой же возможности припомнит его оплошность.
  Федора окликнули по имени. Этот голос он узнал бы из тысячи. Нет, не из тысячи... Из миллиона других женских голосов. Штабс-ротмистр развернулся и увидел Настю. Она стояла у стены здание и, по всей видимости, ждала его. Легкое платье, в руке зонт.
  - Федор! - прокричала она, махая свободной рукой. - Федор!
  Он улыбнулся. Для него это был приятный сюрприз. Пошел, хотя правильнее сказать, побежал к ней. Хотел обнять да поцеловать, но Анастасия отстранилась. Федор удивленно взглянул на нареченную, она лишь улыбнулась и протянула ему зонт.
  - Что ты тут, Настя, делаешь? - поинтересовался он.
  - Пойдем... дорогой объясню.
  - Куда?
  - Туда, где можно было бы спрятаться от дождя.
  Ближайшим спасительным укрытием был вход в подземку. Выбирать не приходилось. Гедеонов-Черкеский прекрасно понимал, что зонт это не спасение от непогоды. Он защитит на какое-то время, да только все равно, человек находящийся под ним промокнет.
  - И все же ты не ответила мне, - молвил он, когда они поспешили к укрытию, - что ты тут делаешь?
  Она взглянула на него.
  - Я хотела сказать, что в кино сегодня пойти не получится.
  Федор удивленно взглянул на нее. Ситуация сейчас складывалась в его пользу. Теперь весть о том, что ему придется на время уехать по службе из столицы, не будет воспринята в штыки.
  - Я тебе хотел сказать... ,- начал он, но Настя перебила:
  - Я попыталась дозвониться до тебя, но ты трубку не брал. Тогда я позвонила консьержке. Хотела попросить, но она сообщила, что ты ушел с полицейским. И тогда я подумала, что тебя вызвали на службу.
  - Тебе бы у нас служить, - прошептал Федор, и Настя улыбнулась:
  - Шутишь?
   Он кивнул.
  - И тогда я решила приехать за тобой сюда...
  - Долго ждала? - князь закрывал их от дождя зонтиком.
  - Минут двадцать...
  Штабс-ротмистр покачал головой. Он и не думал, что так много прошло времени.
  - Откуда у тебя зонтик? - спросил Федор, - ты знала, что будет дождь?
  - Ну, ты и дурачок, - хихикнула Настя, - ты хоть иногда телевизор включаешь?
  Он отрицательно замотал головой. Телевизор князь смотреть не любил. Фильмы на маленьком экране не производили на него впечатление. Казалось, что этот небольшой черный ящик не передает все то, что вложил в свое произведение режиссер. Спорт предпочитал глядеть живьем, отчего время от времени ездил на Петровский.
  - Включаю, но смотрю изредка научно-популярные передачи..., - прошептал Федор.
  - А новости?
  - Новости? Нет. Новости я не смотрю...
  Дождь между тем усиливался. И по тротуару потекли такие лужи, что они вдвоем испугались. Она, что промочит ножки, обутые в бархатные туфельки, а он за нее.
  - Побежали в метро. - Предложила Настя.
  Федор вздрогнул. Во-первых, бежать по лужам не хотелось, а во-вторых, у него вновь просыпалась клаустрофобия. Надеяться на то, что погода наладится, не стоило, а до ближайшей лавки куда дальше, чем до станции метрополитена. Увы, но зонт при таком ливне их не спасет.
  - Побежали, - решился он.
  Отсюда до станции Адмиралтейская было каких-то тридцать метров. Вот только преодолеть это расстояние, прыгая по лужам достаточно сложно.
  Анастасия кивнула и уже хотела было припустить, но Федор остановил ее:
  - У нас с тобой только один зонт.
  - Что будем делать? - спросила девушка.
  - Ты возьмешь зонт, а я тебя понесу...
  - Удержишь? - уточнила она.
  - Обижаешь...
  Князь подал ей зонт, а затем взял невесту на руки. Нес медленно, так как бежать в данной ситуации было затруднительно. Даже если и промокнет так он, а не она. Сапоги выдержат, а дома Федор все равно собирался переодеться.
  - Кино все равно пришлось бы перенести на другой день, - неожиданно проговорил князь, обходя лужи.
  - Почему? - удивленно посмотрела на него.
  Он еле выдержал этот взгляд. Готов был остановиться и поцеловать ее в губы.
  - Посылают по важному делу в Череповец.
  Настя не стала спрашивать, где это, так как никогда не слышала города с таким названием. Только уточнила:
  - Надолго?
  - Не знаю, - проговорил Федор. - Все будет зависеть от того, как быстро мы раскроем дело и арестуем преступника...
  Он опустил девушку на землю только у входа в метро. Она обняла князя и поцеловала в щеку.
  - Ты такой хороший, Федь, - прошептала Настя и вбежала внутрь
   Гедеонов-Черкеский замешкался. Мимолетный страх, который проник в душу, остановил его.
  - Да будь оно неладно, - проворчал Федор, и отворил дверь.
  Она уже прошла турникет, истратив на проезд полушку, и теперь бежала вниз по эскалатору. Страх за нее пересилил клаустрофобию. Федор кинул монету в щель турникета и проследовал за ней. Он опасался, что, нарушая правила пользования эскалатором, девушка просто попадет в неприятную ситуацию. Не дай бог, оступится в своем длинном, почти до самой земли платье. Князь отогнал дурные мысли, чтобы не сглазить.
  
  Метрополитен в столице начали строить по личному распоряжению царя Михаила II в начале двадцатых годов, после того, как монарх посетил Лондонскую подземку. Он тогда восторг пришел. Тут же министров созвал по приезду в Россию на совещание по изменению транспортной политики, недостатки которой всплыли еще во время войны. Выяснилось, что еще до войны были частные инициативы для создания подземных коммуникаций. Так случилось, что впервые о метрополитене в Российской империи заговорили еще в 1884 году, когда в Киеве был рассмотрен проект подземной дороги от пристани на Днепре до железнодорожного вокзала через Почтовую площадь и Бессарабку. Но депутаты городской думы, отклонили его из-за банального страха перед неизвестным. Второй раз метро пытались построить уже в Москве, но всё уперлось в отсутствие средств. Местные купцы посчитали невыгодным вкладывать золото в неизвестно что. Посчитали расходы неоправданными.
  В результате в начале двадцатых годов деньги на столь грандиозный проект нашлись. А так как инициатива исходила от самого государя, метро решили строить в столице.
  Первая линия Питерского метро было от Адмиралтейства до Александро-Невской лавры. Шла она параллельно главному проспекту города. В середине двадцатых годов, а на прокладку подземных путей понадобилось время. Петербуржцы хотели, чтобы метро было не блеклым, как в Лондоне. Император Михаил II лично опробовал новый вид транспорта.
  А затем понеслось. Вслед за первой линией появилась вторая, третья. Метрополитен опутал город, как паутина. Глядя на петербуржцев, к строительству подключились и москвичи. Появились меценаты, пожелавшие вложить деньги в новый вид транспорта.
  
  На ближайший поезд ехавший к станции, что находилась рядом с домом Анастасии, они не успели. Пришлось стоять и ждать. Князь Гедеонов-Черкеский еле выдержал. Даже обрадовался, когда подошел голубой состав метропоезда, вскочил вслед за суженой в вагон и закрыл глаза. О том, что у ее жениха клаустрофобия девушка знала. Поэтому прекрасно понимала, что сейчас он чувствует. Всю дорогу, благо она заняла всего десять минут, они молчали. Зато когда состав остановился, и открылись двери, Федор облегченно вздохнул и чуть ли не первым выскочил на перрон. Она взяла его за руку, и страх на мгновение улетучился. Полицейский понял, что сейчас он ей нужен.
  Почти бегом к эскалатору, хотя в этой толпе, что сейчас спешила на выход, бежать было затруднительно, да и не безопасно. Уже на нем князь обнял девушку и прошептал на ухо, что любит ее. Она лишь ответила:
  - Я знаю. - И устремилась вверх.
  Федор нагнал ее и прошептал:
  - Бегать по эскалатору опасно.
  - Я знаю.
  В этот раз она не побежала, а коснулась его руки и прошептала:
  - Я тоже тебя люблю...
  Он вздрогнул.
  Они выскользнули из дверей метрополитена, и князь выругался. Дождь не то, что не прекратился, так еще и усилился. Федор взглянул на небо.
  - Походу, он и не думает кончаться, - прошептал он.
  - Дождь? - спросила Анастасия, словно ее молодой человек имел в виду что-то другое.
  - Угу, - прошептал он. - Мне опять придется нести тебя на руках.
  Князь взглянул на лужи, которые были везде, где только могли быть. Они словно кипели. Сотни, нет тысячи, пузырьков на поверхности. Одни исчезают, образуя круги, другие появляются. Настя раскрыла зонт. Федор взглянул на нее и спросил, с надеждой в голосе:
  - Может, подождем?
  - А если он продлится долго? А ведь тебе еще нужно заехать домой и переодеться, прежде, чем ты поедешь на вокзал.
  - Пустяки.
  - Давай зайдем ко мне, и ты вызовешь такси.
  - Это приказ?
  - Это приказ! - Улыбнулась она: - Вот только я боюсь, что тебе придется нести меня на руках. В этих туфлях... - Настя вздохнула.
  Князь расцвел в улыбке. Ему вновь придется нести её на руках. Засмеют. А её батюшка, если их увидит, то заставит на ней жениться. Впрочем, Федор и сам насчет женитьбы не возражал.
  От метро до дома Нехлюдовых не так и далеко. Вот только эти лужи. Местами казалось, что это не лужи, а озера. Ну, на худой конец, маленькие, но пруды.
  Так быстро он еще никогда не ходил. Почти бегом, с девушкой на руках он добрался до парадной. Уже под навесом поставил ее на ступеньки и отворил дверь. Впустил и следом проскользнул за ней. Услужливый дворецкий Нехлюдова подал полотенце. Видимо, отец Насти увидел их и распорядился.
  - Прескверная погода, Ваше сиятельство, - проговорил дворецкий.
  - Да уж, хуже не бывает.
  - Алексей Николаевич ждет вас.
  - Меня? - удивился Федор.
  Дворецкий кивнул. Немногословный молодой человек, это князь понял уже давно. С одной стороны это даже и хорошо. Дворецкие, как считал Гедеонов-Черкеский, и должны быть такими. Немногословными и услужливыми.
  Проследовал в кабинет Нехлюдова.
  Первое, что сделал князь, извинился перед Алексеем Николаевичем, что не сможет сегодня сводить Анастасию в театр. Нехлюдов выслушал и произнес:
  - Понимаю. Служба.
  Потом в кабинет впорхнула Настенька, и Алексей Николаевич предложил выпить чаю. Он уже собирался с помощью звонка вызвать горничную, но князь сообщил, что вынужден покинуть их, так как ждут дела. Нехлюдов улыбнулся и, словно больше других фраз и не знал, проговорил:
  - Понимаю. Служба.
  Затем взглянул на дочь и уточнил:
  - И надолго вы уезжаете?
  - Как минимум на неделю.
  - Вот когда вернетесь, тогда и поговорим.
   Когда Федор покинул дом, дождь закончился. Уже на улице князь остановил первое свободное такси и сообщил свой адрес. Домой его доставили с ветерком.
  
  Экспресс 'Северные зори'. Санкт-Петербург. 13 августа 1989 года.
  
  - Поезд 'Санкт-Петербург' - 'Вологда' прибывает на второй путь. Нумерация вагонов с головы поезда, - пронеслось по залу.
  Женский голос вернул князя в реальность. Он вздрогнул. Задумался. В голове вертелась последняя встреча с Анастасией. Федор никак не мог забыть взгляд девушки, когда он уходил от Нехлюдовых.
  Вновь повторили информацию. Князь вынул из кармана брюк часы на серебряной цепочке.
  - Пора, - пробормотал он, понимая, что нужно идти на перрон и ждать, когда начнется посадка.
  Часы вернулись на свое законное место, а из другого кармана (на этот раз плаща) Федор вытащил билет. Уточнил номер вагона. Обер-полицмейстер заказал для него билеты в купейный вагон, что было в середине состава, а это значило, что идти от главных дверей вокзала не так уж и далеко.
  - По крайней мере, - Гедеонов-Черкеский поднял с пола саквояж, - это лучше, чем в начале поезда и тем более в его конце.
   Как бы то ни было, но спешить на перрон князь не собирался. Прежде чем идти к поезду, решил прогуляться в буфет. Федору повезло, очереди не было. Продавщица ему мило улыбнулась, а он лишь попросил бутылочку минеральной воды да несколько бутербродов. Их хватит, чтобы доехать до Череповца, а уж там князь отыщет какой-нибудь трактир и нормально пообедает. Федор уже давно заметил , что во время поездок у него нет желания что-то жевать. В поезде он предпочитал читать. Обычно это был какой-нибудь детектив. В этот раз прихватил фантастику, тоненькую книжку. Такие обычно среди аристократов именовались бульварным чтивом.
  Федор вышел на перрон и огляделся. Состав уже подогнали. Зеленая змейка вагонов. Где-то вдали виднелся электропоезд. Позади здание вокзала. Князь невольно оглянулся. Дурная привычка, возникшая после первой его поездки на Кавказ. Тогда он интуитивно посмотрел на здание Московского вокзала и тяжело вздохнул. Почему-то испугался (что было для него не характерно тогда), что больше не увидит ни вокзала, ни родного Питера. Словно предчувствовал, что случатся те неприятности, о которых, князь не любил вспоминать. Но, что было, то было. Чудом уцелел. Хорошо, казачки вытащили его из плена. Вовремя подоспели. Местный князь уже начал терять терпение. Деньги, которые он запросил за молодого семеновца, никто не желал платить. Еще пару дней и Федора бы вытащили на белый свет из зиндана, но не для того, чтобы отпустить. Несколько пуль явно предназначались ему. Казаки появились вовремя. Налетели на лагерь боевиков. Князь так и не узнал, удалось ли кому из горцев уйти.
  Раненого и измученного, его привезли в русскую крепость. Там уже князь Гедеонов, тогда еще без приставки Черкесский узнал, что его уже два месяца искали. Кто-то из вышестоящих начальников приказал отыскать его, во что бы то ни стало. Это уже потом он узнал, что о спасении сына позаботился отец.
  Увы, но после возвращения с Кавказа Федор узнал, что тот после посещения Великого князя Николая, умер. Гедеонов частенько себе признавался, что именно из-за отца он и пошел в полицию.
  Князь вновь взглянул на трехэтажное здание вокзала из красного кирпича, больше напоминавшее дворец или даже храм, и вздохнул. Второй раз он Санкт-Петербург вновь покидал с Московского вокзала. И снова был Кавказ. Вот в тот раз Федор и стал Гедеоновым-Черкеским. Боевиков они обнаружили в равнине. По всем правилам окружили и дали бой. Полицейскому спецназу удалось разбить горцев без потерь. Когда осматривали трупы, Федор обнаружил одного из тех, что несколько лет назад пытал его и пытался заставить написать письмо родным. Тогда горцу удалось это. Теперь, бородатый в окровавленной бурке и папахе он лежал перед ним. Князь не выдержал и пнул труп. Потом выругал себя за то, что не сдержался.
  И сколько бы раз Федор не покидал Санкт-Петербург, он всякий раз оглядывался, чтобы взглянуть на здание вокзала. Вот и сейчас он проделал это. Затем направился к двери, ведущей в вагон. Там уже проводник (Федор всегда спрашивал себя, а почему проводник всегда мужчина) проверял билеты. Этот, явно из мужиков, поразил князя своим видом. Ему бы в гренадерах служить, рост выше среднего. Этакий здоровяк. Неужели ему нравится мотаться между двумя городами?
  Князь протянул билет. Проводник взял. Оглядел с ног до головы Гедеонова-Черкеского, словно пытаясь понять, кто перед ним, затем взглянула на билет, и произнес:
  - Третье купе. Верхняя полка.
  Вернул билет. Пропустил в вагон. Федор сделал шаг и оказался внутри.
  Купе проводника. Титан (16) с кипяченой водой. Длинный проход, тянущийся через весь вагон. Первое купе, второе, третье... Всего девять. Федор открыл дверь в третье и заглянул внутрь. За столиком, на котором уже стояла бутылочка водки и лежали палка копченой колбасы с курочкой, сидел поп. Черная ряса. Густая седая нечесаная борода. Из-под рясы выглядывают босые ноги. Сапоги, как решил князь, скорее всего, были убраны в чемодан, который выглядывал из-под сидения. Батюшка взглянул на вошедшего и улыбнулся.
  - Присаживайся, сын мой, - проговорил он, и Федор понял, что священник уже принял изрядно на грудь.
  - Благодарю, батюшка, - ответил князь, но прежде, чем сесть, закинул на самый верх саквояж. Затем снял плащ, оставшись в клетчатом костюме. Повесил его на крючок. На специальный крюк, торчавший у двери - котелок.
  - Пить будешь? - предложил батюшка и дыхнул на князя перегаром. Федор поморщился. Пахло алкоголем и чесноком.
  - Не откажусь, - сказал князь, понимая, что таким способом он сможет на некоторое время убить в себе страх замкнутого пространства.
  Он присел напротив. Священник, дрожащей рукой, наполнил хрустальную стопочку, причем умудрился ничего не расплескать, и протянул князю.
  - Военный?! - не то, спрашивая, не то, констатируя факт, проговорил батюшка.
  - В какой-то степени. - ответил Федор, понимая, что рассказывать, что он служит в полиции первому встречному, пусть даже тот всего лишь служитель церкви, не хотелось.
  Князь осушил стопку. Поставил на стол. Отрезал от колбасы кусочек и запихнул в рот. Батюшка хотел еще налить, но Федор накрыл ее рукой.
  - Не надо, святой отец, - проговорил он.
  - Ну, не надо так не надо. А я еще выпью.
  Он тут же опрокинул в рот содержимое своей стопки. Затем занюхал рукавом рясы. Федор только подивился дюжему здоровью батюшки. Другой бы давно на его месте отключился, а этому хоть бы что, а ведь, наверное, до вокзала бутылочку опустошил.
  - Хорошо, - пробормотал поп. - Давайте знакомиться: отец Ануфрий, настоятель Вологодского прихода.
  - Князь Гедеонов-Черкеский.
  - Князь? - улыбнулся священник и отломил ножку от копченой курицы.
  - В Череповец по служебным делам еду, - проговорил Федор, отрезая себе еще колбасы.
  - А я вот в обитель пробираюсь. В столице тоже по служебным делам был...
  Священник не договорил. В купе заглянул молодой человек в мундире и фуражке. Явно студент, сделал вывод Федор. Когда-то попытались отменить униформу для школяров, но потом передумали. Кто-то наверху пришел вновь к выводу, что мундир и фуражка дисциплинируют. Молодой человек оглядел присутствующих. Поздоровался. Затем взглянул на священника и сказал:
  - У меня верхняя полка.
  Тут же закинул свои вещи на нее и выскользнул из купе.
  - Странный молодой человек, - батюшка вновь дыхнул перегаром в лицо князя.
  - А чего тут странного, - удивился Федор, - может, у него девушка и он пошел с ней попрощаться.
  - У него девушка? - не поверил поп.
  - А вы взгляните.
  В окно поезда было видно, как их сосед вновь выскочил на перрон. Побежал к молодой даме и схватил ее за руку. Начал о чем-то говорить.
  - Вот видите, - проговорил Федор, - а вы сразу- странный молодой человек.
  - Признаюсь, - молвил священник, - был не прав.
  Он вновь наполнил стопку, взглянул на князя и спросил:
  - Может еще по одной?
  Ответить Гедеонов-Черкеский не успел. Дверь в купе вновь открылась и вошла дама средних лет. Она оглядела присутствующих. Фыркнула и вышла. Князь с батюшкой удивленно посмотрели друг на друга. Вскоре до них донесся женский крик. Судя по всему, кричала их соседка. Она явно была недовольно тем, что ей дали билет в купе, в котором едут одни мужчины. Проводник пытался спокойно ей объяснить, что его, по крайней мере, вины в этом нет. Он с удовольствием предоставил бы ей другое, но все купе уже заняты, да и вряд ли кто согласится поменяться с ней местом.
  - Сейчас я не могу ничего для вас сделать, - проговорил проводник, открывая дверь и пропуская даму в купе, - пока поезд не поедет. Вам придется подождать.
  Женщина вновь недовольно фыркнула. Назвала проводника скотиной. Уселась на лавку. И отвернулась от князя и батюшки. Федор лишь развел руки в сторону, а священник тяжело вздохнул. Вернувшийся в купе молодой человек уселся напротив дамы и удивленно посмотрел на мужчин.
  - Может, присоединитесь, молодой человек? - предложил батюшка, - а то господин офицер отказывается составить мне компанию.
  Дама опять недовольно хмыкнула.
  Дверь в вагон закрылась. Проводник прошелся вдоль купе и сообщил, что поезд отъезжает.
  Поезд тронулся. Сначала медленно, потом все быстрее и быстрее за окном замелькали дома, деревья, а барышня так и не пошевелилась. Она сидела и чего-то ждала, уставившись в одну точку. Где-то через версту к ним, наконец-то, заглянул проводник. Темно-синий мундир, форменная фуражка, через плечо сумка. В руке прибор для компостирования билетов.
  - Билетики, - проговорил он.
  Дама вздрогнула, взглянула на него:
  - Вы решили мою проблему?
  - Пока нет, - ответил он и добавил, - сударыня. Господа, - обратился он к мужчинам, - предъявите билетики.
  Первым протянул паспорт и билеты Федор. Проводник минуты две рассматривал паспорт. Затем взял жетон, что прилагался к билету, прокомпостировал и положил в сумку. Остальное протянул Гедеонову-Черкескому и сказал:
  - Счастливого пути, ваше сиятельство.
  Затем проверил билеты у святого отца и у студента. Последней была барышня. Она открыла сумочку, достала документы и протянула проводнику. Тот выполнил работу, взглянул на нее и произнес:
  - Я попытаюсь поговорить, но гарантировать не могу.
   Затем, уже в дверях поинтересовался:
   - Чай, кофе?
  - Мне чай, - заказал Федор и добавил, - если можно с лимоном.
  - Будет исполнено, ваше сиятельство.
  Ушел. Дама с интересом взглянула на князя, но ничего не сказала. Гедеонов-Черкеский встал и вышел в коридор. Здесь курить было нельзя, и он проследовал в тамбур. Уже там достал из портсигара сигарету и закурил. Задумался. Попутчики попались довольно любопытные. Отец Ануфрий любит выпить. Эвон, как на водочку налегает. Студент, скорее всего из разночинцев. Учится явно не в Санкт-Петербурге. По всей видимости, приехал сюда на выходные. Вот про даму сказать Федор ничего не мог. Странная какая-то штучка. Не любит ездить в мужской компании. Стесняется или у нее на это какие-то другие причины. Папироса обожгла пальцы. Князь выругался. Кинул в урну, вмонтированную в стену вагона, и направился к купе. С чего это ему пришло в голову дедукцией заниматься? Хотя от страха такой способ хоть на какое-то время отвлекал.
  Вернувшись в купе, князь застал батюшку уже спящим. Священник, прислонившись к стене и вытянув ноги, мирно посапывал, время от времени бормоча себе что-то под нос. Студент со стопкой в руке, вглядывался в пейзаж, мелькающий за окном. Молодая женщина, словно не замечая присутствующих мужчин, уставилась в одну точку. Она явно ждала, что проводник ей поможет. Как-то Федору не верилось, что у того что-то получится. Князь опустился рядом со священником.
  - Не угостите даму папироской, - вдруг подала голос попутчица. Федор вздрогнул, запустил руку в карман и извлек портсигар.
  - Только они крепкие, сударыня, - предупредил он, открывая крышку.
  - Ничего страшного, - она взяла сигарету. - Куда делся этот проводник?
  - Я его видел, когда он выходил из последнего купе, сударыня. Вот-вот должен принести чай.
  Она кивнула и вновь замолчала. Папироса осталась в ее руке. Неизвестно сколько она так просидела, если бы не вошел проводник. Он поставил на стол два бокала с чаем. Уже собрался уйти, но Федор спросил:
  - Вам удалось узнать на счет барышни?
  Тот вздрогнул. Видимо не ожидал, что этот вопрос прозвучит.
  - Боюсь, что нет, ваше сиятельство. Никто не соглашается поменяться местами.
  - Вы все способы использовали?
  - Да ваше сиятельство, - проговорил тот и Федор понял, что не все. Видимо проводник не больно то старался что-то изменить.
  Князь взглянул на барышню. Он на мгновение испугался, что та вспыхнет. Вскочит и обзовет незадачливого проводника последними словами. Но этого не случилось. Дама по-прежнему молчала, и Федор испугался, что она просто впала в ступор, и ей уже все стало безразлично. Если бы барышня вспыхнула, князь, скорее всего, попытался бы ей помочь. Взял бы на себя заботы проводника, но попутчица промолчала. Федор взял в руки бокал и начал медленно размешивать сахар.
  - Увы, сударыня, - проговорил он, когда проводник вышел, - но ничего не получилось. Вам придется ехать с нами.
  - Да, да, да. - пролепетала она. - Я слышала.
   Взглянула сначала на студента, потом на спящего батюшку и только потом на князя:
   - Не могли бы вы, господа, выйти. Мне нужно переодеться.
  Князь встал. Взглянул на священника. Одному его не вывести, а оставлять в купе было нельзя.
  - Мне нужна твоя помощь, - обратился он к студенту.
  Тот удивленно взглянул на князя. Понял все без слов. Вдвоем они приподняли батюшку.
  - Ну, он и тяжелый, - проворчал юноша.
  - А что делать. Он ведь все наши грехи на себя принимает, - попытался пошутить князь.
  Вытащили в коридор. Проводник взглянул на троицу и ничего не сказал. Видимо понял, что теперь у него стало одной проблемой меньше. Священник что-то пробормотал, но что, понять было трудно.
  Вскоре дверь купе отворилась.
  - Входите, господа, - проговорила дама, уже переодевшаяся.
  Они втащили батюшку в купе. Сразу же уложили на сидение. Князь снял пиджак и повесил рядом с плащом. Стащил с ног сапоги и затем забрался на верхнюю полку. Прежде, чем устроиться, достал из саквояжа книгу и зачитался. Он так увлекся сюжетом, что не обратил внимания на то, что творилось внизу.
  В реальность князя вернул женский крик. Затем хлопок. Студент, а голос явно принадлежал ему, а не священнику, выругался. Федор начал подниматься и ударился головой о верхнюю полку. Посмотрел вниз. Студент уже потирал красную щеку. Глаза его были злые. Он смотрел на барышню, и казалось, что вот-вот накинется на нее. Та прижалась в угол, почти к двери в купе. На глазах у нее были слезы, а пуговка на кофточке, что была на ней, расстегнута.
  Князь спрыгнул с полки и схватил студента за грудки. Приподнял с лавки и, глядя молодому человеку в глаза, сквозь зубы процедил:
  - Успокойся, кобель. Тебе я погляжу - жить надоело.
  Студент как-то обмяк сразу. Гонор исчез, а глаза помутнели, звериная страсть куда-то ушла. Гедеонов-Черкеский вдавил паренька в сидение и, повернувшись к даме, произнес:
  - Видимо, все же придется поговорить с пассажирами вагона.
  Князь отпустил студента. Тот сразу забился в противоположный от женщины угол. Застонал батюшка и перевернулся на другой бок. Федор взглянул на него и подошел к крюку. Накинул на плечи пиджак. Затем направился к студенту и наклонился над ним, отчего тот еще сильнее вжался в угол и прошептал:
  - Если еще раз притронешься к барышне, ты у меня на первой же остановке сойдешь. Я тебя лично в "обезьянник", что при вокзале пристрою.
  Князь поднес кулак к носу и без того озадаченного студента:
   - Ты, меня понял?
  Юноша закивал. Ему уже и так ничего больше не хотелось. Он уже и так пришел в чувство.
  - Я рад, что ты меня понял, - проговорил Федор и вышел в коридор.
  Проводника он нашел в его купе. Он сидел за столом и раскладывал жетоны. Когда дверь скрипнула, он повернул голову и взглянул на входящего:
  - Что-нибудь нужно, ваше сиятельство?
  - Тебя как звать?
  - Варфоломей, - проговорил проводник и тут же добавил: - Соколов.
  - Вот что, Варфоломей Соколов, - молвил Федор, - проблемы у тебя! Еще немного и будет у тебя в вагоне Варфоломеевская ночь.
  Проводник побледнел. Князь понял, что попал в точку.
  - Что-нибудь случилось? - переспросил Варфоломей.
  - Пока ничего страшного, - Федор не решил рассказывать подробности. - Она успела сама все предотвратить, но могла и не успеть.
  Глаза проводника округлились.
  - Так вы поможете найти ей купе, в котором она могла бы доехать до станции назначения?
  - Ну, я пытался...- промямлил проводник.
  - Пытался. Ты лучше расскажи, кто едет в вагоне. Может, что-нибудь подходящее и найдем.
  - Хорошо, сейчас расскажу. Только боюсь, вряд ли что-то получится.
  - А это мы увидим, - проговорил Федор, и проводник достал с полки схему купейного вагона.
  Расклад действительно был не в пользу барышни. В трех из восьми купе, что имелись в наличии ехали только одни дамы. В четырех других - мужчины. Оба варианта не приемлемы. Только в восьмом (девятом от купе проводника) ехала семейная пара с детьми.
  - Можно попробовать, попытка - не пытка,- проговорил князь, когда проводник в двух словах описал, что это за люди такие.
  Поднялся с диванчика и, взглянув на проводника, добавил:
  - Пойдемте со мной, так у нас получится быстрее уговорить джентльмена.
  Соколову ничего не оставалось делать, как последовать за князем. Они быстро пересекли весь вагон. У дверей купе Федор остановился, а проводник постучал. На стук открыл мужчина средних лет. Он оглядел пришедших и, признав проводника, поинтересовался:
  - Чем обязан столь позднему визиту?
  - Довольно щепетильная ситуация, - молвил джентльмен в клетчатом пиджаке, - хотелось бы поговорить тет-а-тет.
  - Кто там, дорогой? - Раздался женский голос.
  - Тут пришел проводник.
  - Что-то не так?
  - Нет, все нормально, дорогая. Ты спи.
  На нижних полках заворочались дети. Мужчина взглянул на них, затем накинул халат и вышел в проход. Они подошли к окну. Федор в двух словах изложил сложившуюся ситуацию.
  - Да уж дела, - проговорил Карп Сергеевич, как представился пассажир, - я то не против, а вот супруга.
  Он вздохнул:
   - Мне с ней нужно переговорить, князь. И еще один вопрос.
  Гедеонов-Черкеский удивленно взглянул на Карпа Сергеевича.
  - Место у меня верхнее, - пояснил Карп Сергеевич, - на нижних у нас дети спят. Согласится ли дама?
  - Мне кажется, - подал голос Соколов, - что у нее просто нет выбора.
  - Понятно. Тогда мне нужно несколько минут, чтобы уладить все с женой.
  - Хорошо, - улыбнулся Федор.
  Карп Сергеевич скрылся в купе. Его долго не было, видимо он пытался уговорить супругу. Наконец дверь открылась, но вышел не он, а дама, чуть старше его.
  - Пусть идет, - проговорила она, увидев удивленный взгляд князя, пояснила, - муж сейчас переоденется.
  Обмен купе произошел быстро. Куда дольше длились переговоры. Федор лично помог бывшей соседке перенести вещи. Та долго благодарила князя, наконец, скрылась за дверью купе. Что-то подсказывало князю, что спать две женщины еще долго не лягут. Федор вернулся к себе. Карп Сергеевич уже спал. Он отвернулся к стенке и тихо посвистывал во сне. Батюшка во сне с кем-то разговаривал. Бормотал. Студент же, забравшись на верхнюю полку, был тише воды, ниже травы.
  - Ну, вот все и уладилось, - проговорил князь, поворачиваясь к стенке.
  Сон его сморил быстро.
  
  Экспресс 'Северные зори'. Где-то в районе Череповца. 14 августа 1989 года.
  
  - Ваше сиятельство, - осторожно коснулся руки спящего князя проводник. - Ваше сиятельство.
  Он вошел в купе в тот момент, когда князь заворочался и что-то забормотал во сне. Соколов понял, что его сиятельству снится какой-то страшный сон.
  - Ваше сиятельство, - вновь затеребил Гедеонова-Черкеского Варфоломей. - Проснитесь, ваше сиятельство.
  Князь открыл глаза. Взглянул на проводника.
  Соколов улыбнулся и произнес:
  - Минут через тридцать подъезжаем к Череповцу.
  Федор понимающе кивнул. Он не просил его будить, это входило в обязанность проводника, если за полчаса до прибытия к месту назначения пассажиры сами не поднялись. Князь приподнялся и вновь взглянул на Соколова. Штаб-ротмистр еще не мог отойти от мучавшего его этой ночью кошмара. Как будто и не сон это был.
  - Подъезжаем к Череповцу, - повторил Варфоломей.
  - Благодарю, - только и смог вымолвить князь.
  Потянулся и сел на полку, свесив ноги.
  - Может, чаю? - поинтересовался ненавязчиво проводник.
  - Не откажусь. Кстати, с барышней больше проблем не было?
  - Никак нет, ваше сиятельство. Жалоб не поступало. Слава богу.
   Соколов направился уже к дверям купе. Неожиданно остановился и спросил:
  - Чай с сахаром?
  - Само собой.
  Как только дверь за проводником закрылась, князь спрыгнул с верхней полки. Огляделся. Его попутчики спали. Батюшка храпел, как паровоз, время от времени издавая непонятные звуки. Удивительно, но князя отчего-то ночью не беспокоил храп. Возможно, он устал, отчего и не слышал. Студент, который теперь не казался таким агрессивным, каким он был, когда в купе ехала женщина, отвернувшись к стене, спал. Внизу подложив руки под голову дрых Карп Сергеевич, простыня, что когда-то накрывала его, сползла на пол. Князь понял, что спящий этого даже и не заметил. Наклонился и, подняв ее, укрыл незадачливого попутчика, оторванного волей случая от семьи. Поправил матрас и только после этого Федор достал из кармана пиджака часы. До остановки поезда было еще минут двадцать пять. Соколов с чаем не спешил, а значит, существовала возможность прогуляться 'по маленькому'. Князь накинул пиджак и выскользнул в коридор. Чуть не столкнулся с Варфоломей. В руках тот держал бокал с чаем:
  - Я вам чай принес, ваше сиятельство.
  - Поставь на стол. Я сейчас вернусь.
  Он скрылся в купе, а князь огляделся. Вагон спал. Выходило, что в Череповце выходит только он один. Задерживаться не стал, благо до туалета было не далеко. Когда вернулся, обстановка в купе почти не изменилось. Вот только бокал с чаем стоял на столе, а покрывало с Карпа Сергеевича вновь сползло на пол. Князь снова накрыл его, спящий что-то забормотал, и Федору показалось, что он князя благодарит. Взял бокал и вышел в проход.
  Глядя в окно, смаковал чай, любуясь пейзажем. Затем вернулся в купе. Оделся, взял саквояж и направился к выходу из вагона. У дверей купе проводника едва не столкнулся с Соколовым. Тот вышел и уже собрался пройтись по вагону, но, увидев князя, улыбнулся.
  - Я вам благодарен, ваше сиятельство, - неожиданно проговорил он.
  - За что? - Не понял князь.
  - За то, что помогли разобраться в щепетильной ситуации. Сам я, наверное, с ней бы не справился. - признался Соколов.
  - Не велика заслуга, - сказал Федор, - я опасался, что ситуация просто выйдет из-под контроля...
  - И все равно я вам очень признателен. - настаивал проводник. - Если в следующий раз поедете в мою смену, с меня...
  - Чай, - изрек Гедеонов-Черкеский, - не люблю в пути пить горячительные напитки. Вы же видели, в каком состоянии батюшка.
  Проводник кивнул:
  - Одно хорошо, что он до конечной станции едет.
  - Да уж, - согласился князь.
  - Прошу прощения, - сказал вдруг проводник, - но мне нужно идти работать. Когда поезд остановится, я вас выпущу.
  Соколов ушел закрывать дверь дальнего от купе проводника туалета. Это была его прямая обязанность. Пользоваться общественным местом во время стоянки категорически запрещалось. Увы, но стоянки были ночью, а в этом случае Варфоломею нужно было подниматься и идти закрывать. Это хорошо пассажирам, что спят на полках и видят уже неизвестно какой по счету сон. А если тебя мучает бессонница? Представьте, что чувствует человек, когда поезд стоит от нескольких минут до часу. В это момент время, кажется, словно остановилось. Князь был уверен, что в лучшем положении находится в данный момент батюшка. А может, поэтому во время поездки он пьет водку?
  Но поезд еще не прибыл. Он катился по железному полотну, постепенно снижая скорость. Князь вновь взглянул в окно. Там мелькал густой смешенный лес, время от времени чередуясь с деревянными столбами и просеками. Федор вздохнул. Ему вдруг захотелось пойти в лес. За ягодами или за грибами. А может быть, даже на охоту или на рыбалку. Он вздрогнул, когда на берегу реки Сухоны (в этот момент поезд ехал по мосту) увидел рыбака. Тот стоял с удочкой и не сводил взгляда с поплавка. Казалось, мчавшийся в утреннем рассвете состав ему не мешал.
  - Нужно будет в следующий раз выбраться в эти места не по служебным делам. Раз уж Серафим Иванович обещал взять меня с собой в лес, то пусть слово держит, - решил князь.
  Исправник Череповца Косолапов был знатным охотником и в прошлый приезд князя в город божился, что возьмет того на охоту.
  - А ведь второй раз уже в эти края еду, - вспомнил Федор, - да только посмотреть на всю эту красоту удается в первый раз.
  В прошлый раз (опять же по служебным делам) он приезжал в Череповец зимой. Тогда не то, что природу, но и город толком то разглядеть не получилось. Прибыл, когда темно было. Потом суматоха и какие-то окраины. Уезжал князь опять в сумерках. Вот в тот-то приезд и пообещал Серафим Иванович взять его с собой на охоту.
  И сейчас Гедеонов-Черкеский вдруг решил воспользоваться случаем и взглянуть на город. Прижался к стеклу. Человек, который предложил проложить железную дорогу от столицы до Вологды, явно поиздевался. За смешанным лесом, трудно было что-то разглядеть. Князь еле сдержался, чтобы не выругаться.
  - Подъезжаем, - раздался за его спиной голос Соколова.
  
  Череповец 14 августа. 6:00.
  
  Вскоре ставший привычным пейзаж стал меняться. То тут, то там замелькали домики, что ютились у самого железнодорожного полотна. Наконец, промелькнул дом обходчика. Женщина (на вид лет сорока) держа в руках красный флажок, проводила их взглядом. И минут через пять поезд, наконец-то, остановился. Проводник, со словами 'прошу прощения, ваше благородие', отстранил князя в сторону. Подошел к двери и, вставив трехгранный ключ, открыл ее. Металлическая складная лесенка со скрипом, словно ее давно не смазывали, плавно ушла вниз. Федор отметил, что о наличии лестницы в столице он как-то и не задумывался. Там платформа была вровень с вагоном, здесь намного ниже. Автоматически щелкнул запор. Варфоломей проверил, надежно ли она встала, и только после этого объявил:
  - Прошу вас, ваше сиятельство. Прибыли.
  Придерживая одной рукой перед собой саквояж, а второй опираясь за поручни, князь спустился на перрон. Взглянул на Соколова и улыбнулся. Тот приставил руку к фуражке. Еще минут десять, и поезд тронется в путь.
  Князь повернулся к зданию вокзала и огляделся. Той зимой он как-то не обратил на него внимания. Не до того было, да и автомобиль от полицейского отделения уже ждал его. Сегодня рассчитывать на него не приходилось. Знают, что приедет, да не знают кто и когда. Федор вдруг выругал себя за то, что из столицы не позвонил сюда и не поставил в известность о своем приезде.
  Двухэтажное зеленое здание (какой идиот придумал вокзалы красить именно в этот цвет?), тянувшееся почти вдоль всего перрона. Огромные окна-витражи, массивные дубовые двери с медными ручками. На самой крыше, будто кто-то его увидит, название города. Буквы большие, но отчего-то тоже зеленые.
  - У них это что, - прошептал Федор, - любимый цвет?
  Чуть слева часовенка Николая Чудотворца с медной крышей. В прошлый раз, когда Гедеонов-Черкеский уезжал отсюда, он вошел внутрь и поставил свечку. Затем уже на перроне, несмотря на снег и холод, пока ждал поезд, Федор несколько минут проговорил с местным батюшкой. Тот заметил интересного, как ему показалось, человека и решил с ним побеседовать. Князь не возражал, тем более это был один из способов скоротать, в ожидании посадки, время.
  Сейчас двери в храм были закрыты.
  Один из трех носильщиков, что крутились в данный момент на перроне, недовольно посмотрел на князя и отвел взгляд в сторону, в поисках другого клиента. Для него пассажир с саквояжем не представлял интереса. Зато у Федора к нему было несколько вопросов. Они появились в тот момент, когда в животе у него предательски заурчало.
   - Любезный, - обратился он к носильщику.
  Тот повернулся. Облокотился на ручку тележки и недовольно вновь взглянул на важного господина в плаще и котелке:
  - Это вы мне, ваше благородие?
  - А разве тут еще кто-то есть?
  Носильщик оглянулся и в первый раз улыбнулся.
  - Вот что, любезный, - проговорил князь, запуская руку в карман. - Где тут у вас можно душевно перекусить?
  'Любезный' явно понравилось носильщику. Он на мгновение потерял интерес к пассажирам, что заканчивали выходить из состава и начал объяснять:
  - Сейчас часовенку обогнете, выйдете на площадь, и там чуть слева небольшой трактир, ваше сиятельство.
  В руке князя сверкнул четвертной. Он подкинул его. Поймал другой рукой и протянул носильщику. Тот вновь улыбнулся.
  - Спасибо, любезный, - проговорил Федор, но тот его уже не слышал. Какой-то знатный господин окликнул его, и он устремился к новому клиенту. - Эка незадача, - пробормотал князь, - поблагодарить нормально то и не получилось.
  Гедеонов-Черкеский обогнул часовенку и, пройдя через узкую чугунную калитку, вышел на площадь. Сразу же обратил внимание, как мимо него с криком 'поберегись', уже знакомый носильщик прокатил тележку, груженную пятью чемоданами. Позади него, придерживая под руку важную матрону (вполне возможно и супругу), прошествовал важный господин в черном костюме тройке. Федор проводил взглядом всю эту процессию и поглядел туда где, по словам носильщика, должен был быть трактир.
  Там совсем рядом с водонапорной башней, между вторым зданием вокзала (небольшим одноэтажным домиком) и автобусной станцией, стоял двухэтажный деревянный дом, на котором красовалась неоновая вывеска. Почему-то Гедеонову-Черкескому показалось, что она неуместно тут выглядит.
  На первом этаже горел свет, а окна второго были плотно закрыты занавесками. Князь достал папироску и закурил, решая, пойти перекусить или отправиться в полицейское управление. Живот вновь заурчал и Федор предпочел первое, понимая, что даже если он будет тихо идти, то придет все равно раньше полицейского повара, а значит, как минимум час, придется сидеть в дежурке голодным. Вряд ли у дежурившего кроме бутербродов да чая с сахаром что-то еще есть.
  От мыслей о еде его отвлекли посетители трактира. Веселая троица вывалила в этот момент из дверей заведения на улицу. Князь улыбнулся. На Руси если уж гуляют, то, как минимум, втроем. В одиночку пьют только у себя дома, да и то с горя. Эти трое не были исключением. У одного из них, в красной шелковой рубашке, в руках была старенькая гармошка, прозванная в народе "черепанкой" (17). Неожиданно он остановился. Раздул меха и попытался изобразить мелодию, но у него ничего не получилось. Гармошка издала какофонию. Второй, тот, что опирался на плечо третьего товарища, на него зашипел, потом оступился и грохнулся на землю. Тут же словно из-под земли вырос перед ними городовой. Помог подняться, что-то проворчал и завел троицу обратно в трактир. За ними проследовал и Гедеонов-Черкеский.
  Войдя в трактир, остановился, огляделся. В зале за уютными столиками сидело несколько человек. В основном это были ожидающие поезд. За одним из столов уже знакомая князю троица. Городовой разговаривал с хозяином.
  - Я же тебя предупреждал, Филимон. Я же тебе говорил, - он взглянул недовольно на мужичка средних лет в косоворотке, - а ты... Тут почтенные люди перед дорогой обедают, а ты бардак разводишь. А ну, давай телефон.
  - Гордей Галактионович, может, не нужно меня лицензии лишать? Что я такого сделал? Я что ли виноват, что они напились? - причитал в это время трактирщик. Он взглянул на городового, не прекращая вытирать стойку.
  - Нужно бы лишить, - уже более спокойно проговорил Гордей Галактионович, - да только считай, что я сегодня добрый. Это для тебя, - он стукнул указательным пальцем по стойке, - последнее китайское предупреждение. Еще раз такое повторится и ты уже не трактирщик. Понял?
  Филимон как-то неуверенно кивнул.
   - А ну, давай телефон.
   Трактирщик вопросительно взглянул, словно не верил в слова городового. Тот улыбнулся:
   - Телефон мне нужен, чтобы в отделение позвонить. Или ты думаешь я их у тебя оставлю?
  Филимон замахал руками.
   - Вот то-то. Не дай бог буянить начнут. А так отвезут их в "трезвак". Они там выспятся и с чистой совестью, - городовой вновь улыбнулся, - домой пойдут. Супруги у них уже привыкли, что эти субчики у нас трезвеют.
  Трактирщик с облегчением вытащил из-под прилавка телефон и поставил перед городовым:
  - Так бы и говорил, Гордей Галактионович, а то сразу лицензию...
  - Тебе дай волю... - перебил его полицейский и стал набирать номер.
  Пока он это делал, князь Гедеонов-Черкеский подошел к стойке и поинтересовался у трактирщика на счет завтрака. Тот сразу же забыл о городовом. Улыбнулся и перечислил:
   - Окрошка, мясо отбивное с пюре, кисель.
  - А неси на стол все. Голоден, как собака. - князь оглядел еще раз трактир. Нашел столик у окна.
  Филимон кивнул. Вновь улыбнулся, показав желтоватые зубы, и позвал помощницу. Тут же отдал ей распоряжение и вновь все свое внимание переключил на городового. Тот крутил диск телефона. Потом нажимал на рычажок и ворчал:
  - Да, что там... уснул дежурный что ли?
  Филимону настроение Гордея Галактионовича не нравилось. Он вдруг испугался, что и без того плохое настроение городового еще сильнее испортится. В запале он может и сболтнуть лишнее, а уж тогда исправник (имеющий вес в руководстве города) может затребовать у властей, чтобы у Филимона отняли лицензию. Он что ли виноват, что эти пью как... Сравнение подобрать трактирщик не успел. Городовой, наконец, дозвонился до отделения. Возникла какая-то тишина, и князь невольно взглянул на Гордея Галактионовича.
  - Полипчук? Ты? Машина нужна - КаЗаВоС! Как нету? Все еще из-под Луковца не вернулась. Да екарный бабай! Что же мне теперь делать? Предлагаешь их на такси доставить? На свои деньги? Да ты одурел!? Как же я пост оставлю?
  Трубка полетела на аппарат. Филимон аж вздрогнул.
  - Вы мне, ваше благородие, аппарат разнесете вдребезги, - забрюзжал он, - а аппарат то денег стоит. За него ассигнациями плачено.
  Городовой гневно взглянул на трактирщика. Тот побледнел и прикусил язык, понимая, что ляпнул чего-то лишнего. Попятился к полкам с алкогольными напитками.
  - Ты, что ли мне расходы за транспортировку этих субчиков оплатишь? - спросил Гордей Галактионович.
  Трактирщик тут же скрылся за дверью. Чуть не сбил девушку, что несла князю завтрак. Когда она поставила тарелки на стол, Федор поинтересовался:
  - И часто у вас такое?
  - Что такое? - не поняла девушка.
  - Я имею в виду вот это, - и Гедеонов-Черкеский кивнул в сторону троицы и примостившегося рядом городового. Гордей Галактионович сидел сейчас задумчивый. Фуражка лежала на столе. Одной рукой он стучал по кобуре.
  - Да нет, только когда Гордей Галактионович дежурит. Когда не его смена...
  - Принципиальный такой? Или зуб на хозяина имеет?
  - Зуб? Да вы шутите... Принципиальный он. Спиртное на дух не переносит. Те, кто любит выпить, при виде его, на другую сторону переходят.
  - Понятно. - Улыбнулся князь.
  - Что-нибудь еще? - спросила девушка.
  - Нет спасибо. Ничего больше не надо.
  Она ушла за стойку, а он взглядом оценил её фигуру. Теперь девушке предстояло быть за ней, так как трактирщик спрятался (от греха подальше) на кухне и теперь нос в зал не показывал. Князь взглянул на городового и позвал его:
  - Ваше благородие!
  Тот удивленно взглянул на посетителя в плаще, что сидел у окна.
  - Вы меня? - Спросил он.
  - Тебя, тебя, любезный.
   Гордей Галактионович оценил слова князя и сделал для себя выводы. Нехотя поднялся из-за стола, цыкнул на гармониста, который уже собрался растянуть меха, и подошел к посетителю:
  - Чем могу служить?
  Князь расстегнул плащ. Запустил руку во внутренний карман пиджака и вытащил удостоверение. Протянул его полицейскому. Тот с интересом открыл его. Побледнел и тут же вытянулся по стойке смирно.
  - Городовой Гордей Галактионович Елисеев. - Отчеканил он.
  - Отставить. Присаживайся, Гордей Галактионович, - князь указал на противоположную от Федора лавку.
  Городовой опустился. Взглянул на князя, но спросить не успел. Федор первым задал свой вопрос:
  - Помощь нужна?
  - Да нет, ваше благородие... - начал он, но Гедеонов-Черкеский его остановил.
  - Вижу, что нужна, - проговорил он. - Я как раз собирался такси взять и ехать в отделение. Если, что могу и колобродь (17) с собой прихватить.
  - Не шутите, ваше благородие? - с надеждой в голосе спросил Гордей Галактионович, забыв о субординации.
  - Гедеонов-Черкеский не любит без повода шутить. А сейчас, - князь взглянул в сторону гуляк, - повода нет. Вот только мне позавтракать требуется. С поезда только что, не ел. - Пояснил он.
  - Так вы из столицы, - заулыбался городовой, и стало понятно, что в документ он собственно и не вглядывался. Узрел фотографию, фамилию и чин.
  Затем взглянул на своих подопечных и добавил:
  - А вы кушайте, ваше благородие. Эти никуда от меня не уйдут.
  Окрошка князю не понравилась. Хотелось ему чего-то особенного, а тут ко всему прочему она оказалась постной. Отбивная пожарена хорошо, но отчего-то с пюре не сочеталась. Вот с макаронами бы она смотрелась просто замечательно, да вот только о макаронах трактирщик не заикался. Единственное, что понравилось князю - кисель. Таких в столице не то, что в трактирах, так и в хороших ресторанах не сыщешь. Гедеонов-Черкеский отодвинул тарелку и попросил расчет. Филимон подошел сам. Положил на стол книжечку и тут же удалился. Смотрел, как Федор оставляет чаевые, уже из-за стойки.
  Два полицейских и трое гуляк вышли из трактира. Гармонист, как самый трезвый из троих шел впереди. За ним шествовал городовой, словно опасаясь, что тот может удрать. Следом брел еще один, ведя под руку товарища. Замыкал эту процессию князь Гедеонов-Черкеский.
  - Сейчас найдем такси, - проговорил Гордей Галактионович.
  Он прямиком направился к трем желтым автомобилям марки 'Петербуржец'. Видимо Елисеев имел в этих краях большой авторитет, так как вскоре позвал князя и трех колабродов. Федор заметил, что таксист был не доволен сложившейся ситуацией. Он явно понимал, что потеряет несколько монет. Вмешался князь. Он отстранил городового и произнес:
  - Я заплачу за поездку. - Шофер удивленно взглянул на него и Федор пояснил: - Мне все равно нужно было ехать в полицейское управление.
  Таксист махнул рукой и помог погрузить пассажиров. Гуляк разместили на заднем сидении, причем тот, что был в худшем состоянии духа, оказался как раз по середине. Князь занял место рядом с шофером. Тот осмотрел пассажиров. Тяжело вздохнул. Затем повернулся к князю и произнес:
  - Доставлю с ветерком. И глазом моргнуть не успеете.
   - Это необязательно. Сам видишь, каких мы субчиков с тобой везем.
  Шофер вновь взглянул на гуляк, и опять насчет них ничего не сказал. Только улыбнулся. Он явно понимал, что если бы машина была бы просторнее, то тот, что с гармошкой явно надавил бы на клавиши. Сейчас троим любителям горячительного было тесновато.
  С ветерком добраться до полицейского управления не получилось. Им все равно пришлось остановиться пару раз на перекрестках. Вполне возможно будь сейчас с таксистом обычный пассажир, тот бы сделал какой-нибудь хитрый маневр или даже промчался на красный свет, благо машин в это время не было, но наличие полицейского (а в этом шофер не сомневался) заставило его не рисковать.
  Остановилась машина у полицейского управления. Таксист заглушил мотор, взглянул на князя и сказал:
  - Ну, вот и приехали, ваше благородие.
  Гедеонов-Черкеский улыбнулся. Открыл дверь, но прежде, чем выйти, кивнул на гуляк:
  - Вы поможете мне выгрузить их.
  - А у меня есть выбор? - То ли в шутку, то ли в серьез спросил таксист.
  - Думаю, что нет.
  Князь выбрался из машины. Бегом добежал до двери и рванул ее со всей силы, разбудив тем самым дремавшего дежурного.
  - Груз доставили, - прокричал Федор.
  Дежурный заерзал и начал протирать глаза,
  - Что за груз? Какой груз?
  - Трех молодых парней в...
  Князь не договорил. Видно, что Полипчук сразу все понял.
  - Так вас городовой Елисеев попросил доставить?
  - Да.
  - Эх, неймется Гордею Галактионовичу. Ну, отпустил бы их. Сейчас уже утро. Они бы домой ушли, отоспались, а так...
  Он поднялся из-за стола и последовал за городовым до такси. Шофер уже выпустил на свет божий гармониста. Тот уже собрался заиграть на Черепанке, но дежурный его остановил.
  - Не шуми... а то вместо вытрезвителя в обезьянник угодишь. - Проговорил он и добавил: - На пятнадцать суток. Тебе это надо?
  Гармониста явно такой расклад не устраивал. Он опустил гармонь. Та издала заунывный звук и затихла.
  - Вижу, что понял. Дорогу помнишь?
  Тот утвердительно кивнул и направился к дверям. Следом за ним медленно брел второй. Тот, что был в стельку пьян, достался под опеку полицейских. Таксист вытащил его из машины и со словами:
  - Ну, принимайте.
  Протянул его Полипчуку. Дежурный еле удержал его. Князь вытащил из кармана кошелек и рассчитался с таксистом. Тот откланялся и уехал на стоянку, что была недалеко от рынка. Князь же помог доставить пьяного в отделение. Когда они с Полипчуком довели его до помещений вытрезвителя, дежурный вдруг произнес:
  - Спасибо за помощь. Боюсь, что больше ваши услуги не понадобятся. Вы свободны и можете идти.
  - Позвольте представиться, - молвил князь, вытаскивая удостоверение: - штаб-ротмистр Гедеонов-Черкеский. Прибыл в Череповец для расследования убийства и кражи в доме Верещагиных.
  - Так это выходит вас ждали? - Спросил Полипчук, подходя к телефону.
  - Меня.
  Он набрал номер. Князь подумал, что тот собирается позвонить исправнику, но дежурный звонил в больницу. Где-то минут через десять, прибыл фельдшер.
  
  Череповец 14 августа. 7:00.
  
  Раньше Косолапова в полицейское отделение прибыли двое. Первым был фельдшер из городской больницы, нужно было освидетельствовать степень опьянения трех задержанных на вокзале. Второй худощавый повар. С утра уже не довольный, что из-за приехавшего из Петербурга чиновника пришлось идти на службу спозаранку. Им двоим Полипчук позвонил в первую очередь. Как считал Серафим Григорьевич: и правильно сделал. Не хватало еще, чтобы чиновник этот остался чем-то не доволен. Да и сам исправник, так уж получилось, что выдернули его на службу прямо с семейного ложа, то же отправился в отделения на голодный желудок.
  Серафим Григорьевич выслушал Полипчука и произнес:
  - Хорошо. Сейчас выезжаю. Высылай машину.
  Повесил трубку и тут же услышал недовольный голос супруги, словно это он был виноват, что его на службу раньше времени вызывают:
  - Ну, чего ты в такую рань, Серафим. Без тебя, что ли не разберутся.
  С одной стороны, она была права. Еще часок-другой в постели можно было поваляться. Да только объясни ей, что чиновник, да тем более из самой столицы, ждать не будет. Перелез через нее, благо спал у стены, и начал торопливо одеваться. Поматерился изрядно пока ноги в штанины запихнул. В спешке брюки отчего-то сразу не хотели наодеваться. Разбудил своими криками Клаву. Горничная высунула голову из своей комнаты и спросонья поинтересовалась:
  - А покушать, Серафим Григорьевич?
  - Некогда, - буркнул он.
  - Ну, как желаете, Серафим Григорьевич, - Клава скрылась у себя в комнате.
  Косолапов застегнул мундир, надел фуражку и сбежал вниз по лестнице. Ему повезло, своим шумом он потревожил только домочадцев. Остальная часть постояльцев мирно отдыхала.
  - Хорошо же Егору Алексеевичу, - пробормотал исправник, выходя на улицу. - Сейчас, небось, спит и пятый сон видит. Будь оно не ладное, нет что бы купчишку какого-нибудь обворовали, так ведь самого Верещагина.
  Косолапов прекрасно понимал, что в той ситуации они и сами бы спокойно разобрались, так ведь прибывший чиновник, небось, свой нос всюду совать будет.
  - А нам оно надо? - спросил исправник, ни к кому не обращаясь.
  'Русо-Балт' остановился около самого дома. Шофер выбрался из машины и услужливо открыл дверь.
  - Быстро же ты. - Косолапов забрался в автомобиль.
  - Так ведь сами понимаете, Серафим Григорьевич.
  - Понимаю. Полипчук?
  Шофер кивнул. Дежуривший сегодня Полипчук, видимо, разбудил всех. Серафим Григорьевич даже представил, что приедет в отделение, а там уже все собрались.
  - Неужто такая шишка к нам пожаловала? - поинтересовался шофер.
  - Возможно.
  - Да вы, Серафим Григорьевич, не в духе...
  - Будешь тут в духе...
  Косолапов не договорил. Неожиданно понял, что упадническое настроение, нахлынувшее на него с того момента, как проснулся, может передаться и шоферу. Его ли вина, что Верещагиных ограбили? Исправник вздохнул и вслух прошептал:
  - Это тебе не карманников да мошенников ловить.
  - Чего? - переспросил, поворачиваясь к нему, шофер.
  - Да уж езжай.
  Исполнения ждать долго не пришлось. Машина рванула и вскоре они уже останавливались у дверей полицейского отделения. Шофер, видимо так и не подхвативший упаднического настроения начальника, помог выбраться из машины Косолапову. Когда захлопывал за исправником, дверь спросил:
  - Что теперь делать, Серафим Григорьевич?
  - Жди. Вдруг понадобишься.
  Понимающе кивнул. Забрался на свое место и надвинул фуражку на лицо так, что остался только виден его массивный подбородок. Косолапов даже подумал, что шофер просто сразу задремал. В другой ситуации сказал бы ему всё, что о нем думает... Не стал.
  Нестор Полипчук сидел у себя в дежурке и читал вчерашнюю газету. Исправник не сомневался, что он её перечитывает уже не в первый раз. При виде открывшейся двери и входящего в нее Косолапова вскочил. Хотел было что-то сказать, но Серафим Григорьевич опередил:
  - Где он?
  Больше исправнику говорить ничего не понадобилось. Нестор понял его без слов.
  - Обедают-с.
  Кивнул в сторону обеденного зала, дверь в который была плотно прикрыта.
  - Давно?
  - Так уже минут десять.
  - Прямо с дороги?
  - Прямо с дороги, ваше благородие. Как полагается, встретил. Чаем напоил, а несколько минут назад повар наш приехал. Не знаю, что там у него, где спрятано, да и не мое это дело, но уже минут через пять позвал нашего гостя обедать.
  - В духе?
  - Повар? - переспросил Полипчук.
  - Да сдался мне твой повар. Я спрашиваю, сыщик из столицы в духе?
  - Да вроде, в настроении.
  Со стороны вытрезвителя донеслась пьяная брань. Исправник узнал голос фельдшера. Тот, видимо, читал лекцию о вреде алкоголя. Затем что-то упало, отчего Полипчук вскочил. Но вновь раздался голос доктора, и исправник облегченно вздохнул. Фельдшер, по-видимому, и сам справится.
  - А там-то что? - спросил Серафим Григорьевич, понимая, что вопрос в данный момент прозвучал как-то не к месту.
  - Так он, ваше благородие, не один приехал...
  - Фельдшер? - не понял Косолапов.
  - Да нет. Сыщик из Петербурга.
  Исправник аж побелел от таких слов и как-то не уверенно спросил:
  - И с кем это он пожаловал?
  Косолапов увидел на лице Полипчука удивление. Видимо, Нестор понять не мог, о чем в данный момент идет речь. Наконец, в голове у дежурного что-то щелкнуло. Он взглянул в сторону "трезвака" и произнес:
  - Так трех колобродей привез с вокзала. Елесееву там спокойно не дежурить вот и отлавливает всякую пьянь. Его благородие и привез подопечных на такси.
  - Такси? - переспросил исправник. - Что КаЗаВоС так и не вернулся?
  - Никак нет, ваше благородие.
  - Вот, что... как приедет, сообщи.
  - Слушаюсь, Серафим Григорьевич.
  - Ты ведь сегодня дежуришь?
  - Так точно, ваше благородие. Как только заступил, а тут он приехал...
  Косолапов слушать уже не стал. Направился к обеденному залу. Прислушался. Слышно было, как гремят столовые приборы. Осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Питерский гость, не обращая внимания, обедал. Серафим Григорьевич облегченно вздохнул и вошел в зал.
  За столом, завтракая жареной курочкой, сидел штаб-ротмистр Гедеонов-Черкеский. Увидев исправника, он поднялся и улыбнулся.
  - Разрешите доложить, - начал, было, он, но Серафим Григорьевич его остановил:
  - Федор, так это значит, тебя к нам в "тьму-таракань" на помощь отправили?
  - Меня, Серафим Григорьевич. Вот и не гадал, что еще раз ваш славный городок посетить получится.
  Косолапов улыбнулся. Слова петербуржца явно пришлись ему по душе. Он оглядел накрытый стол и полюбопытствовал:
  - Голоден?
  - Да уж, слава богу, накормили, а то с самого Петербурга почти ничего не ел. В трактир привокзальный заскочил, да разве там так готовят. - Он кивнул на разносолы, что стояли на столе.
  - Так значит, ты там нашего городового Елисеева встретил? - спросил исправник, присаживаясь напротив.
  - Там, Серафим Григорьевич.
  Откуда-то возник повар. Словно наблюдал не то за штаб-ротмистром, не то за Косолаповым.
  - Кушать изволите, Серафим Григорьевич? - спросил он сразу.
  - Само собой, Ефим. В самую рань на ноги подняли...
  - Уж, не из-за меня ли, Серафим Григорьевич? - справился князь.
  - А из-за кого же еще, - улыбнулся исправник и даже не заметил, как повар исчез. - Сам видишь, дело у нас не шуточное. Могу и без пенсии остаться...
  - Эвоно как? - удивился Федор.
  - А вот так. Одно слово Верещагина и прощай любимый город. Навеки. - тяжело вздохнул: - Придется служить где-нибудь на Камчатке.
  - А что, я бы не отказался. - улыбнулся штаб-ротмистр. - Говорят, там места дюже красивые. Природа. Рыба, говорят там, вот какая, - и он развел руки в стороны. - Да вот только времена нынче не те, чтобы из-за таких вот пустяков на край света ссылать. В худшем случае - отставка.
  Исправник вновь тяжело вздохнул:
  - Времена, конечно, не те, да вот люди в общей массе почти не изменились.
  - Не изменились, - согласился Гедеонов-Черкеский.
  - Плюс ко всему японцы...
  - А что японцы? После того, как в 1935 году мы им на Халкин-Голе нос утерли, они вроде ни о Курилах, ни о Сахалине, а уж тем более о Камчатке не помышляют.
  Косолапов понимающе кивнул. Он прекрасно помнил о тех событиях. Самому участвовать не приходилось, его тогда и в планах не было, а вот прадед. Он и с японцами в 1935 и с германцами в 1936, когда судьба кайзера Вильгельма вновь оказалась на волоске. Тогда в Берлине вспыхнуло восстание. Национал-социалисты попытались захватить власть. Продержались около месяца. Русский самодержец распорядился выслать в германскую столицу отборные войска для подавления восстания. С тех пор ни японцы, ни германцы (этим хватило и Версальского мира) в сторону России свои взгляды не направляли. Одно только огорчало Серафима Григорьевича. С японцами, в отличие от германцев, мир так и не был подписан. Фактически Россия все еще находилась с ними в войне. Вот и опасался, что те в один миг возьмут да и надумают присоединить к своим маленьким островам небольшую часть территории Российской империи.
  Гедеонов-Черкеский отставил тарелку в сторону и, взглянув на Косолапова, спросил:
   - Ну, рассказывайте, что тут у вас?
  Косолапов невольно улыбнулся:
  - Ты сам поел, дай другим перекусить. Уж больно ты шустёр. Совсем не изменился. Меня же сюда прямо с постели Полипчук позвал. Дай хоть по человечески поесть.
  
  Череповец 14 августа. 8:00.
  
  Вот уже битый час князь Гедеонов-Черкеский изучал в кабинете исправника Косолапова материалы дела. Делал это досконально. Чувствовалось, что вчитывался в каждое слово. Затем с помощью лупы изучал снимки сделанные Бычковым, причем так, словно пытался на них разглядеть что-то, на что местные полицейские в спешке, просто не обратили внимание. Долго всматривался в лица зевак, что крутились в то утро около дома Верещагина. Он отвлекался от своего занятия только в двух случаях. Во-первых, когда кто-нибудь в кабинет (тогда приходилось протягивать руку и здороваться), а во-вторых, когда возникали те или иные вопросы. Основным же вопросом было:
  - А это кто на снимке?
  И тогда полицейским приходилось объяснять. Пока все складывалось очень даже удачно. Никто не сказал: "В первый раз его вижу". Это в какой-то степени Косолапова радовало, а с другой стороны слегка огорчало. Серафим Григорьевич всегда считал, что преступник всегда возвращается на место преступления, чтобы убедиться, что всё складывается как ему выгодно.
  Приблизительно к восьми часам подошел урядник Лопухин. Вошел в кабинет осторожно, так как был предупрежден Полипчуком, что прибыл чиновник из столицы, сначала взглянул на Косолапова, затем перевел взгляд на петербуржца и улыбнулся. Поздоровался и опустился на стул напротив него. Тот в ответ кивнул и продолжил изучать снимки. Михаил не удержался и тоже в них посмотрел, словно никогда до этого их не видел. Затем усмехнулся и с издевкой спросил у штаб-ротмистра:
  - Ну, что, ваше благородие, небось, ничего такого в столице ты еще не видывал.
  Гедеонов-Черкеский вновь оторвался от снимков:
  - Видел, Миша, видел. Да только не в Санкт-Петербурге, будь оно не ладное...
  - А где? - не унимался урядник.
  - Скажу точно, когда увижу сам труп. Каким бы ни был качественным снимок, а всех подробностей запечатлеть он, увы, не может.
  - Обижаете, - подал голос, вошедший в кабинет Бычков.
  - Да бросьте обижаться, сударь, - сказал князь, глядя на фотографа. - Тут вашей вины то и нет. Чистая констатация фактов. Аппаратура еще не настолько совершенна, как хотелось бы. Нам бы такую, чтобы каждую деталь можно было бы разглядеть...
  - А давайте я вам увеличу? - предложил Бычков.
  - Нет. Уж лучше съездить в морг и лично взглянуть на тело. Раны бывают разные. Увы, но мелкие детали с помощью наших фотоаппаратов не передать. Может, когда-нибудь настанут времена, - задумчиво молвил князь Гедеонов-Черкеский, - и появится более совершенная техника, которая во много будет превосходить нашу. Да только я боюсь, это будет не скоро. - Федор вздохнул.
  - Когда-нибудь и настанут, - вставил свое веское слово Косолапов. - А где Ремизов?
  - Акакий Акакиевич задерживается. - произнес князь Чавчавадзе, сидевший до этого у окна и молчавший. - Он в своем кабинете возится.
  - Понятно. Можно начать и без него, - сказал Серафим Григорьевич.
  - А может, Суховеева подождем? - спросил Лопухин. - Алексей Иванович обещался подъехать.
  Гедеонов-Черкеский отметил, что фамилию и имя с отчеством, названные Михаилом, он слышит в первый раз. С сидевшими сейчас в кабинете полицейскими и отсутствующим Ремизовым, ему удалось познакомиться в прошлый свой приезд. С кем-то ему удалось в тот раз работать плечом к плечу, с кем-то это было шапочное знакомство. Заскочил в кабинет. Исправник представил. И тут же скрылся. О каждом из присутствующих у Федора сложилось различные впечатления. Больше всего понравились князю Лопухин и Чавчавадзе. Первый был шебутной, второй степенный. Первый все куда-то спешит, второй сначала думает, а уж потом делает.
  - Что за Алексей Иванович? - спросил князь, обращаясь к Косолапову.
  - Околоточный надзиратель Суховеев Алексей Иванович. - пояснил исправник. - Он вчера жильцов близлежащих домов на предмет подозрительных личностей расспрашивал.
  - Это хорошо. Вряд ли такое дело было провернуто без предварительной подготовки. Вполне возможно смерть сторожа входила в план грабителей или грабителя. - Проговорил Федор. - Надеюсь, он ни одной мелочи не упустит.
  Гедеонов-Черкеский отпил из стакана чаю. Хотел услышать мнение присутствующих на его слова, но полицейские отчего-то молчали. Молчали все. Да же шебутной Лопухин.
  - Хорошо, тогда не будем ждать Суховеева, - проговорил он, - и приступим к обсуждению ситуации. Вы уже одно мое мнение слышали, теперь я хотел бы выслушать ваши умозаключения. Ну, какие-то наработки есть? Кроме вот этих снимков да результатов экспертизы?
  - Да почти не каких, - признался Косолапов. - Мы пока только изучением фактов занимались, да версии строили.
  - А подробнее, - попросил Федор.
  Исправник начал неспешно, стараясь ничего не упустить, рассказывать, что было похищено.
  - Любопытно, - проговорил петербуржец, - очень любопытно. - Затем заметил, что своими словами прервал рассказ Косолапова и добавил: - Продолжайте, Серафим Григорьевич.
  Исправник кивнул и рассказал, где и как лежал труп. Высказался о подозреваемых, приводя те или иные доводы в пользу той или иной версии.
  Вошел Ремизов и сел в углу, справа от двери. Гедеонов-Черкеский только кивнул в знак приветствия. А когда Косолапов замолчал, произнес:
  - А вот это уже любопытно. Выходит у вас есть уже что-то. А вы говорите, Серафим Григорьевич, никаких результатов. Кстати у вас есть их адреса?
  - Конечно, - проговорил исправник.
  - Не могли бы вы, Серафим Григорьевич, их мне продиктовать?
  Князь тут же достал из кармана небольшой блокнот и шариковую ручку. Исправник тут же открыл папку и зачитал список подозреваемых. Федор быстро все законспектировал. Спрятал блокнот в карман и сказал:
  - Я бы лично хотел побеседовать с каждым.
  - Возьмете Лопухина, ваше благородие...
  - А, что сразу я, Серафим Григорьевич?
  Никто из присутствующих такой реакции урядника явно не ожидал. Обычная рутинная работа, и какая разница, что тебе поручили. Конечно, хочется подвигов, но ведь кто-то должен выполнять грязную работу. Гедеонов-Черкеский улыбнулся. Он оказался в какой-то степени прав. Михаил Лопухин не любил работать в паре. Князь взглянул на исправника, но тот только руки в стороны развел, а князь Чавчавадзе отвернулся и стал разглядывать в окно улицу, словно происходящее его не касалось. Все и так прекрасно знали, что Лопухин предпочитает в поисках улик мотаться по городу в одиночестве. А тут все-таки приказ и такая реакция.
  - А кто если не ты? Акакий Акакиевич? - Спросил Косолапов. - Так он мне тут нужен.
  - Ну, хотя бы Алексея Ивановича.
  - У него свои дела. - Серафим Григорьевич пристально взглянул на Лопухина. - Считай, что это не просьба, а приказ.
  Мишка явно обиделся. Даже отвернулся и стал в окно, на сидевших на березе ворон пялиться.
  - Может я уж как-нибудь один? - спросил Гедеонов-Черкеский.
  - Не могу. С вами, Федор Савельевич что-нибудь случится, а мне потом перед начальством отвечать. Обер-полицмейстер меня за это по головке не погладит. Чай, не простое ограбление.
  - С простым вы бы и без меня справились. - улыбнулся князь.
  Дверь предательски скрипнула. Все оглянулись в надежде увидеть Суховеева. От Гедеонова-Черкеского не ускользнуло то, что исправник изменился в лице. Вошедший мужчина в годах (на вид лет пятьдесят-шестьдесят), с небольшим животиком и с тросточкой в руках, явно околоточным надзирателем не являлся.
  - Здрасьте, - произнес он, не снимая с головы кепи.
  И тут же устремился на свободный стул, что был рядом с князем Чавчавадзе. Не спрашивая разрешения, достал из портсигара папироску. Пару раз ударил ей о столешницу и только после этого закурил.
  - Ну, господа хорошие, - проговорил он, - вам моя помощь не нужна случаем?
  По лицу Косолапова было видно, что Серафим Григорьевич готов придавить непрошенного посетителя. Первая мысль, что пришла в голову Федора - чиновник из городской управы, но всё оказалось куда прозаичнее.
  - Позвольте представить, князь, - проговорил исправник, обращаясь к Гедеонову-Черкескому, - Иван Иванович Иванов. - С ударением на первый слог: - Бывший наш сотрудник, а теперь частный детектив...
  - На службе у страховой компании 'Якунин и сыновья', - вставил сыщик.
  - На пенсии не сидится, а все туда же, - проворчал исправник. - Небось, не просто так к нам пожаловал?
  - По делу. И дело это связано с делом, что вы сейчас расследуете.
  - Вот оно что, - пробормотал Серафим Григорьевич. - Тебе что заняться больше нечем?
  - Заняться-то есть чем, да вот только служба...
  - Ну, рассказывай, раз пришел...
  - Да ты не горячись, Серафим. Моя что ли тут вина, что дело это и вас и нас касается.
  - Кого это вас? - уточнил исправник.
  - Страховую компанию 'Якунин и сыновья'. Видишь ли, Серафим, картины, что у Верещагиных украдены, были застрахованы на очень большую сумму.
  - На сколько? - поинтересовался Гедеонов-Черкеский.
  Сыщик удивленно взглянул на незнакомца затем на исправника.
  - Да говори. Не бойся. Это человек из столицы. То же по этому делу будет работать. Князь Гедеонов-Черкеский.
  - Вот оно что! Я бы назвал сумму, да вот только не знаю. Не моя это прерогатива. Мне бы похищенное отыскать. Хозяин страховой компании не хочет такие деньги выплачивать. Не выгодно.
  - Понятно. - проговорил Федор. - Я так понимаю, вы будете вести параллельное расследование?
  - Правильно понимаете, ваше сиятельство.
  - И уже подозреваемые, небось, есть?
   - Есть, - признался Иванов. - Только не я их на эту роль выбирал. - Пояснил, как бы оправдываясь, он, в предчувствии следующего вопроса, который тут же последовал:
  - И кто же? Позвольте полюбопытствовать.
  Сыщик затушил папироску. Окурок положил в пепельницу и улыбнулся.
  - Кирилл Андреевич Верещагин!
  Слова прозвучали, как гром среди ясного неба. Чавчавадзе чуть не подпрыгнул от удивления. Исправник схватился за голову и прошептал: О боже... я так и думал. Лопухин едва не поперхнулся чаем, а Акакий Акакиевич только улыбнулся.
  - И кто предложил такую кандидатуру на роль подозреваемого? - Поинтересовался Косолапов, приходя в себя от шока. - Не отвечай. Догадываюсь. Ты лучше поясни, ему то зачем это делать? На кой лад воровать у себя?
  - Страховка. Деньги не малые. Кто знает, может у него финансовые проблемы.
  - У него? - Спросил Лопухин.
  Иванов взглянул на Михаила.
  - А почему бы им не быть? Вот ты, например, Михаил, знаешь какое сейчас финансовое положение у Кирилл Андреевича?
  - Да он и свое то не знает, - подал голос Ираклий. - Вечно время от времени у меня занимает.
  После этих слов не смеялся только Лопухин. Он насупился.
  - Благодарите бога, князь. - обратился он к Чавчавадзе: - Что в наше время дуэли запрещены.
  Слово взял Косолапов. Серафим Григорьевич даже поднялся из-за стола.
  - Стоп, господа! Этого еще нам не хватало. У нас с вами общее дело, хотя, - он покосился на Иванова, - некоторые в него не должны вмешиваться. Давайте вернемся к нему, и не будем отвлекаться.
  И Чавчавадзе, и Михаил Лопухин промолчали.
  - Будем расценивать это, как согласие. - Тут Косолапов вновь взглянул на Иванова. - Хорошо. Допустим, что ваша версия верная. Меня тоже смутило, что Верещагин за несколько недель (Серафим Григорьевич не стал уточнять, за сколько именно) уволил бухгалтера. Вполне возможно, что у него действительно финансовые проблемы. Но ведь в этом случае можно взять кредит...
  - А репутация? А имидж?
  - Хорошо. Убедили. Расследуйте свою версию. Только я вот попрошу. - Косолапов замолчал, взглянул на князя Гедеонова-Черкеского. Тот утвердительно кивнул. - Не мешайте нам. Не вставляйте палки в колеса. И если уж на то пошло...
  - И если уж на то пошло, - перебил его Федор, - так уж будьте любезны, нас информировать.
  - При условии, что обмен информацией будет обоюдный.
  Гедеонов-Черкеский задумался. Частных сыщиков, а ему с такими приходилось время от времени сталкиваться в столице, он недолюбливал. Обычно они совали свой нос, куда не следует. Умалчивали сведения, которые им удавалось выудить. А иногда и просто пускать полицию по ложному следу с целью извлечь для себя какую-нибудь выгоду. С другой стороны, этот бывший полицейский не казался такой выскочкой.
  - Хорошо. Обмен будет обоюдным.
  Князь взглянул на сыщика. Затем на Косолапова.
  - Серафим Григорьевич, - проговорил он, обращаясь к исправнику, - вы сказали, что у Верещагина был уволен, скажем так, накануне бухгалтер. - Косолапов кивнул. - Нельзя ли выделить уважаемому сыщику человечка, чтобы он помог ему ознакомиться с финансовыми бумагами Кирилла Андреевича.
  - Боюсь, Верещагин будет возражать... - залепетал исправник.
  - А вы попробуйте. Попытка не пытка. Если откажется сотрудничать, то тогда обеспечьте возможность разговора с бывшим бухгалтером.
  - И с нынешним, - добавил Иванов.
  - Ну, и с нынешним. Само собой. Вдруг тому уже удалось проверить часть бумаг Верещагина.
  - Ну, раз вы настаиваете, - пролепетал Косолапов, не понимая, почему так, а не по-другому поступает князь Гедеонов-Черкеский.
  - Настаиваю. - Федор огляделся. - Прикрепите к нему околоточного. Пусть вдвоем походят.
  Исправник кивнул. Взял со стола ручку и лист бумаги. Начал что-то писать. Затем, когда закончил, протянул Иванову.
  - Отдашь Суховееву. Он тебе поможет.
  - Покорнейше благодарен. - Проговорил сыщик, поднимаясь со стула. - А теперь, разрешите откланяться. Я его подожду у дежурного.
  Он уже направился к двери, как вдруг Мишка Лопухин сказал, явно не подумавши:
  - Тебя собственно никто и не приглашал.
  - А вам молодой человек, - заметил Иванов. Было видно, что он слегка обиделся из-за того, что Лопухин обратился к нему на 'ты', - я бы посоветовал помолчать. Не вам решать, звать меня или не звать. Это моя работа совать нос, куда другие постесняются. Мне за нее деньги платят.
  Ушел, чуть ли не хлопнув дверью.
  - Эх, принесла нелегкая. - прошептал исправник.
  - А он в какой-то степени прав, - вдруг проговорил князь. Все посмотрели на него. - Увольнение бухгалтера наводит на определенные мысли. Вы бы посоветовали околоточному, Серафим Григорьевич, чтобы тот от нашего сыщика не на шаг не отходил. Мало ли чего узнает.
  - Возможно, вы и правы, князь, так и сделаю. Только не ему, - исправник кивнул в сторону двери, - нас учить. Да и не верится мне, чтобы почтенный человек, сам у себя украл картины. Нанял человека и украл. К тому же зачем ему вас приглашать из столицы. Мы ведь возможно этого вора так никогда и не сыщем.
  - Ну, не говорите. Причины могут быть разными. Другой на моем месте, кто знает, может быть, стал палки в колеса вставлять. Я ведь сами видите человек не такой. Может не в такой степени опытный, как хотелось бы. Да только ни одной версии со счета не сбрасываю. Ваш бывший сотрудник подтолкнул на неординарную, о которой ни вы, ни я не подумали бы. Так пусть он ей и занимается. Он нам не мешает, мы ему. Главное, чтобы если что-то нароет, это от нас не утаил. Мы же в свою очередь ему то же чем можем - поможем. А сейчас давайте вернемся к делу. Вы вроде обещали меня отвезти в морг. Хотелось бы взглянуть на покойника, Серафим Григорьевич.
  - А как же околоточный?
  - А вы уж это как-нибудь без меня.
  - Хорошо. - Косолапов повернулся к Лопухину. - Вот, что Миша...
  Урядник аж со стула вскочил. Видно было, что у него другие планы.
  - Серафим Григорьевич, я тут звонка жду, а вы меня в морг. - Произнес Михаил: - Вон попросите князя, - и он кивнул в сторону Чавчавадзе, - пусть он прокатится.
  Исправник удивленно взглянул на него.
  - Должны позвонить. - Произнес Лопухин, давая понять, что фамилию человека, который должен был позвонить, он не скажет. - Говорят, видели Нелюбина в городе.
  Видимо фамилии было достаточно, что бы Косолапову все понять.
  - Хорошо. Оставайся и жди звонка. - Он взглянул на криминалиста. - Князь Ираклий!?
  Чавчавадзе оторвал взгляд от газеты, которую только что взял в руки и посмотрел на Серафим Григорьевича.
  - Да? - Спросил он с таким видом, словно и не прислушивался к разговору.
  - Прокатитесь, любезный князь, с нашим гостем из столицы до морга. Труп бы ему осмотреть, а то у урядника неотложные дела.
  Князь хотел, было что-то сказать, но в этот момент дверь открылась, и вошел Полипчук.
  - Разрешите доложить, ваше благородие, - обратился он к исправнику.
  В другой ситуации исправник бы вставил тому по первое число, за то, что постороннего в отделение пустил, но в этот раз, понимая, что заглянул дежурный не просто так, решил перенести разговор с ним на более позднее время. Скорее даже просто поговорить тет-а-тет, без свидетелей. Поэтому только и сказал:
  - Докладывай, Нестор.
  - Звонила Анна Леопольдовна Филатова.
  Лопухин вздрогнул. Князь Гедеонов-Черкеский заметил это и понял, что именно этого звонка и ждал урядник.
  - Что-нибудь просила передать? - Спросил Михаил.
  - Она просила передать, что господин Нелюбин в известном вам месте.
  Урядник поднялся со стула, пристально посмотрел на Полипчука, и спросил:
  - Когда она звонила, Нестор?
  - Несколько минут назад, ваше благородие.
  - Серафим Григорьевич!? - Михаил обратился к исправнику. Он уже хотел было попросить разрешения покинуть совещание, но Косолапов и без слов все понял.
  - Бери машину. Сам понимаю. Когда еще второй шанс выпадет.
  Мишка вылетел из отделения стрелой. Гедеонов-Черкеский проводил его взглядом и спросил:
  - Что-нибудь важное?
  - Важнее не бывает, Федор Савельевич. Мы за этим Нелюбиным, по кличке 'Ужик' вот уже месяц бегаем.
  Произнес так, словно персона была довольно важная. Словно не преступник какой-то, в чем Федор не сомневался, а как минимум князь или может быть сам монарх, что пожаловал по делам в уездный город Череповец.
   - Что за тип такой? - Поинтересовался Гедеонов-Черкеский.
  - Скользкий до безобразия... - При этих словах лицо Косолапова изменилось, и князь понял, что персонаж сей сугубо отрицательный. И не иначе для местных полицейских вселенское зло, которое даже не затмило вчерашнее преступление. - О нем в Череповце мы услышали год назад. Ограбил парочку купцов, а затем ушел в тень. Пытались вычислить кто такой, да не получалось. Мы думали, на дно ушел, а он оказывается, в Шексну перебрался. Там обчистил местного дворянина. Граф самолично Нелюбина к себе в усадьбу пригласил. Наш мошенник представился князем. Утверждал, что имеет связи при дворе государя-императора. И может оказать графу неоценимые услуги. Обчистил дворянина и исчез. - Серафим Григорьевич вздохнул. - Увы, но как выглядит сей князь, потерпевший не помнит. После того как бутылочку вина, принесенную мошенником, распили, сразу вырубился. Прислуга тоже странного гостя не запомнила. Утверждали, что толст. А разве это примета? - Исправник взглянул на Федора, словно спрашивал именно у него. - Да с такой приметой можно всех толстых можно пересажать. С графом сначала шекснинское отделение возилось, потом мы подключились. Докопались до истины. Оказалась, есть такая примета - маленькая татуировка в виде змеи над указательным пальцем. Попытались по базам пробить, даже в Санкт-Петербург и Москву запросы делали, вот только результата не было. В картотеках наш мошенник не значился. 'Ужиком' это его князь Чавчавадзе прозвал. - Исправник за время рассказа впервые улыбнулся. А несколько месяцев назад Нелюбин опять в Череповце объявился. Нашкодил мошенник здесь. Обворовал купца Севастьянова, что прибыл в наш город из Устюжны. Когда он в отделение пришел заявление подавать да приметы сказал, мы прямо ахнули... А дело так было... - Серафим Григорьевич встал прошелся. Наполнил в стакан водички, сделал несколько глотков и продолжил: - Купец Севастьянов приехал сюда для того, что бы кирпичей для своего дома купить. Прошел слух, что кирпич местный довольно качественный и к тому же недорогой. На Воскресенском и встретился с этим самым 'Ужиком'. Тот представился местным предпринимателем Лаврентьевым, владельцем небольшого заводика, что под Шексной. Разговорились. Забрели в лавочку. За рюмкой другой, благо купец пил не так уж и много, а для 'Ужика' с его габаритами стопка, как слону дробина и договорились о сделке. Лаврентьев привозит кирпич в Устюжну. Одно бы ничего, да предприниматель затребовал задаток, якобы, чтобы купец в последний момент не передумал. Рублей восемьсот. Сумма немалая. Купец, не будь дураком, бумажку потребовал. Дескать, ищи тебя потом. То ли неладное почуял, то ли подстраховаться решил. Лаврентьев отказываться не стал. Вдвоем они прошли до дома предпринимателя, что был на Дворянской. 'Ты, меня здесь подожди, - проговорил Нелюбин, - а то у меня жена сердитая, пьяных на дух не переносит. Меня еще терпит, а вот дружков... Ну, ты сам понимаешь...' Себастьянов оказался человеком понятливым. Сам не пил из-за того, что пару раз в подобную ситуацию попадал. К тому же жена у купца была 'бой баба'. Любого на место могла поставить. - Исправник улыбнулся. - Нам повезло, мы ее не видели. Впрочем, вернемся к делу. Так вот Севастьянов остался ждать предпринимателя у калитки, а сам Нелюбин в дом заскочил, да через черный ход и ушел. Купец нас минут двадцать у дверей потоптался, а потом смекнул, что что-то не так. Не выдержал, да и вошел в дом. А там ни о каком предпринимателе Лаврентьеве и не слышали.
   Серафим Григорьевич вновь сделал несколько глотков и продолжил:
  - Вот он к нам и пришел. Хорошо, что не пил. Иначе бы так и не узнали, кто под кличкой 'Ужик' у нас проходит. Бычков вот фоторобот сделал, да по местным отделениям губернским и разослали. Место вычислили логова 'Ужика' быстро, благо Панкинский отец Никодим, человек наблюдательный, да только взять не как не могли, а тут, князь, видишь, какой шанс привалил.
  Косолапов замолчал. Федор понимающе посмотрел на исправника. Будь он на месте Лопухина, то вероятно поступил точно так же.
  - Хорошо сидеть, - проговорил он, - да только я сюда не для этого приехал.
  - И то верно, - согласился Серафим Григорьевич.
  
  
  Глава IV.
  
  Череповец 14 августа. 10:00.
  
  Машину Лопухин оставил недалеко от панькинской церкви. Опасался, что о появлении полицейского 'Руссо-балта', принадлежащего исправнику, может вспугнуть Нелюбина. 'Ужик' мошенник опытный. Сразу смекнет что к чему. Сообразит, что по его душу 'легавые' приехали. Собачье прозвище, но отчего-то Михаилу оно нравилось. Уж лучше быть легавым, чем скунсом. А еще машина у храма, это гарантия, что ее не сожгут местные обыватели. Недаром район так и прозывается - 'убей городок'. Если бы не отец Никодим, который словом божьим поддерживал тут порядок, скорее и пройти здесь спокойно было бы не возможно. С десяток кабаков, в которых водка так и льется рекой, на пять основных улиц и четыре переулка. До интеллигенции местным обывателям как до луны... Шоферу велел ждать, а у отца Никодима взял в качестве связного послушника. Тут же у храма их ждал филер Игнатьев. Он был из местных и неплохо ориентировался в поселке. Знал все ходы и выходы. После того, как с ним Лопухин поговорил, они направились на улицу Весеннюю, где в частном доме, почти у самого болота, жила некая Анна Леопольдовна Филатова.
  Когда до Весенней осталось всего несколько метров, а дом женщины стал, видим, как на ладони. Лопухин остановился и обратился к полицейским.
  - Дальше я пойду один. Узнаю, что к чему. Если ситуация не благоприятная мальчишку пришлю, а если... Ну, короче ждите меня здесь. Василий, - обратился Михаил к городовому Коканину, - остаешься за старшего. И вот что, джентльмены, будем Ужика нашего брать без шума. Не нужен он тут.
  - Понятно, Ваше благородие, - проговорил Коканин и улыбнулся. - А ему, что делать? - Спросил он и кивнул на послушника.
  Лопухин задумался.
  - Вот, что. - Проговорил он, через минуту. - Найди местного дворника.
  Послушник кивнул и ушел.
  - Вы бы, Ваше благородие, - проговорил вдруг Василий, - шли бы околицей.
  Лопухин оценил ситуацию и решил, что городовой прав. Светиться раньше времени было не желательно. К тому же в этом районе Михаила каждая собака знала. Частенько он наведывался к отцу Никодиму по делам. У него даже была мысль не идти, да только другого не пошлешь. Он все заварил - ему все и расхлебывать. Да и Филатова неизвестно как бы себя повела, явись кто-то незнакомый.
  Кстати, отметил Лопухин, у Анны Леопольдовны была собака, до ужаса злая и недоверчиво относившаяся к посторонним. Мишке с трудом удалось найти, после первого своего сюда визита, с ней общий язык. Сначала она на него волком глядела, а когда уходил - отпускать не хотела. Хорошо, что в это время на улице никого не было, и Лопухина в доме Филатовой никто не видел. По крайней мере, так думал Михаил. Вот и сейчас вспомнив о собаке, он вдруг задумался, а как та себя сейчас в отношении него поведет. Будет ли лаять или просто проигнорирует? Хотелось бы последнее.
  Так уж вышло, что дом Филатовой стоял обособленно. С права и с лева - пустыри. Позади - сад. Заборчик вокруг жилья старенький ветхий. Перед самим домом палисад. Чтобы не попасться на глаза жителям соседних бараков, нужно было пройти через пустырь. Затем вдоль забора к маленькой калитке, что выходила на болото. Поговаривали, что муж Филатовой (уехавший этим летом на заработки в Устюжну) любил частенько прогуливаться в болото за клюквой.
  Лопухин пересек пустырь и прижался к забору. Ожегся крапивой. Стерпел, но остался недоволен, понимая, что вечером могут выступить волдыри. Добрался до калитки и заглянул в сад. Пес Филатовой дремал в конуре. Михаил потянул за ручку. Собака без интереса взглянула на человека и отвернулась. Лопухин вошел в сад. Неспешно подошел к дому и остановился у черного входа. Постучал в окно. Минуты через две-три занавеска отошла в сторону, и он увидел немолодую женщину лет сорока-сорока пяти. Она узнала урядника и кивнула. Затем дверь скрипнула и открылась.
  - Он всё ещё там? - Сходу спросил он.
  - Проходите в дом, - в ответ произнесла она. - Только прошу вас не шуметь. Младшенький спит.
   'Младшенькому' было три года. Поздний ребенок. В прошлый раз, когда Лопухин пришел в дом Фроловой (по рекомендации отца Никодима) тот все время крутился у мамкиной юбки, бросая время от времени на строгого дядю недовольный взгляд.
  Михаил вдруг замялся, не зная, как и поступить. Анна Леопольдовна взглянула на него и произнесла:
  - Пойдемте, Ваше благородие.
  Понимая, что другого выбора у него нет, Лопухин проследовал за женщиной. По длинному коридору, мимо кухни, детской, спальни и столовой. Они миновали прихожую, и подошли к двустворчатым дверям. Анна Леопольдовна распахнула их, и Лопухин вошел в гостиную. Женщина улыбнулась и подошла к окну. Отодвинула в сторону бархатные голубые занавески и произнесла:
  - Смотрите.
  Окно выходило не в сад, а на улицу. Сейчас в будний день улица была пуста. Да и понятно, почти все обитатели этого района работала на заводе. Появление прохожих, если сидеть у окна, останется не замеченным. Действовать в такой обстановке нужно быстро. Главное перекрыть возможность Нелюбину уйти. Он конечно тучный, но неизвестно, на что тот решится в состоянии, когда поймет, что его пришли арестовывать. Может и в окно выпрыгнуть.
  Дом, в котором сейчас находился Нелюбин, был как раз напротив. Деревянный двухэтажный с балконами. Лопухин прекрасно знал, что сестра 'Ужика' жила на втором этаже.
  - Жаль, что ничего не видно, - проговорил Михаил.
  - А пойдемте на чердак, - предложила Филатова.
  Они вышли из гостиной и поднялись по лестнице на чердак. Анна Леопольдовна открыла чердачное окно, и легкий ветерок ворвался в помещение.
  Отсюда хорошо было видно второй этаж. На счастье занавески на окнах квартиры, где находился 'Ужик' были раздвинуты.
  - У вас есть бинокль? - Поинтересовался Лопухин.
  - Да, - проговорила Анна Леопольдовна и, понимая, что от неё хотят, ушла в соседнюю комнату. Минуты две копошилась, видимо ища бинокль, а затем вернулась. - Вот возьмите, - промолвила она, протягивая.
  Бинокль оказался театральным. Впрочем, выбирать не приходилось. Теперь с помощью него можно было рассмотреть, что творилось в комнате.
  За столом, в одной майке, с рюмкой в руке, сидел, развалившись 'Ужик'. Его сестра, гражданка Политова, копошилась возле комода и явно слушала брата, так как тот о чем-то увлечённо рассказывал, то и дело, крутя перед собой пистолет.
  - Вооружен и очень опасен, - прошептал Лопухин. Взглянул на Анну Леопольдовну и спросил: - Он давно здесь?
  - С утра пришел. Я как раз младшенького кормила. Вошел в дом и больше не выходил. Как его увидела сразу звонить вам.
  Лопухин кивнул. В коридоре на стене он увидел телефонный аппарат. Роскошь, не у каждого в доме такой найдешь.
  - А кем работает ваш муж? - Неожиданно спросил Михаил.
  Женщина удивленно взглянула на него, а он только улыбнулся и пояснил:
  - Спрашиваю из любопытства. Свой дом. Телефон.
  - Инженером на заводе. Телефон ему компания поставила, чтобы он постоянно находился на связи.
  Только теперь Лопухин понял, почему ему фамилия - Филатов, когда ее произнес отец Никодим, показалась знакомой.
  - Значит так, - проговорил он, закрывая окно, - из дома в течение часа не выходите, да и детей тоже не выпускайте. Когда все закончится, я пошлю к вам человека.
  Анна Леопольдовна кивнула.
  - Неужели всё так серьёзно? - спросила она, когда они уже спускались.
  - Серьёзнее не бывает.
  Филатова проводила его до дверей. Лопухин вышел на улицу и огляделся. Пес по-прежнему дремал в конуре. Видимо ему было безразлично, что сейчас тут творится.
  Минут через десять он стоял перед полицейскими. Не было только Хмелина, как объяснил Василий, тот ушел за дворником.
  - Хорошо, - проговорил Лопухин, - подождем.
  Ждать пришлось не долго. Появился Хмелин, но не один. С ним был старичок в белой рубахе и темно-синих шароварах, забранных в кирзовые сапоги. Поверх всего фартук с бляхой, на которой была указана его фамилия. В руке метелка.
  - Вот привел, - проговорил Хмелин, - знакомьтесь Глеб Нилович Крюков. Местный дворник.
  Старик поклонился.
  - Чем могу служить, господа? - Поинтересовался он.
  Лопухин кратко изложил сложившуюся ситуацию.
  - Ну, дело это не простое, - проговорил Крюков, - постараюсь помочь.
  - Вот и замечательно, - улыбнулся Михаил. - Значит, поступаем так: я, Коканин и Хмелин вместе с Глебом Ниловичем идем на квартиру ты, Севастьянов, позади дома, да смотри, чтобы 'ужик' наш в окошко не выпрыгнул да не убежал. Ты Игнатьев жди у парадного. Если удастся взять, я вас в дом позову. - Лопухин взглянул на монашка. - Ну, а вы будьте с Игнатьевым. Как все сложится, вам предстоит за машиной сходить. Верно, рассуждаю?
  - В точку. - Согласился Коканин.
  - Вот и хорошо. Одно прошу, парни, будьте осторожны. Преступник вооружен.
  Рассредоточились. Севастьянов стал у дома так, чтобы из окна его невозможно было увидеть. Игнатьев остался у парадного. Лопухин, Коканин, Хмелин и дворник вошли в подъезд. Впереди шел Крюков. Деревянная лестница под его ногами предательски скрипела. Остановились на площадке. Справа дверь, но она полицейских не интересовала, а вот слева... Урядник протянул руку к звонку и позвонил. С той стороны послышались шаги. Кто-то подошел к двери. Михаилы показалось, что их разглядывают.
  - Кто? Что надо? - Раздался всё-таки неожиданно женский голос.
  Не было никакого сомнения, что с той стороны сейчас стояла сестра Нелюбина.
  - Это Глеб Нилович. Дворник. Откройте, пожалуйста.
  - Что надо? - Вновь переспросила дама.
  - Тут представитель газовой компании. Газ собираются проводить в дома, - проговорил Крюков заученную фразу. - Должны убедиться, что состояние квартиры позволяет это сделать.
  - Нам не нужен газ.
  - Да я бы и сам отказался, да только указ государя императора. Всем. В противном случае на первый раз штраф.
  - Хорошо. Смотрите.
  Лопухин взглянул на Коканина. Василий подмигнул. Получилось. Михаил вытащил из кармана пистолет. Точно так же поступили и городовые. Причем Коканин отстранил, от греха подальше дворника.
  Щелкнул замок, и дверь раскрылась. Лопухин сделал резкий шаг вперед и резко прижал женщину к стене. Закрыл ей рот рукой, чтобы она не закричала, и произнес:
  - Полиция.
  Продемонстрировал удостоверение. Затем махнул рукой, и полицейские вошли в квартиру. Коканин и Хмелин стали рассматривать помещение. Василий по правую руку, его товарищ по левую. Комнату за комнатой, а их было тут три. Сортир, кухню, ванную комнату. Заглянули даже встроенную кладовку.
  - Пусто. - Проговорил Василий. - Ушел, гад.
  - Недолжен. Шуму не было, - проговорил Михаил. - Он где-то в доме.
  Лопухин отпустил женщину и только сейчас рассмотрел ее. Ей где-то приблизительно лет тридцать (по крайней мере, настолько она выглядела). Фигуристая. Таких мадам мужики любят. Волосы черные уложены. На ней ситцевое зеленое платье в крупный белый горошек. Телесного цвета чулочки и туфельки. Явно принарядилась для брата. Как-никак в гости пришел.
  - Что вы на меня пялитесь? - Спросила она, видя, как Лопухин ее разглядывает.
  - Да вот думаю, не нас ли вы ждали. - Проговорил он. - Не нас. Где ваш брат, сударыня?
  - Я давно его не видела. - Солгала хозяйка.
  - Советую не врать... - замялся Михаил, не понимая как к ней обращаться.
  - Марта Ивановна.
  - Советую вам не лгать, Марта Ивановна, - проговорил урядник. - Нам прекрасно известно, что еще минут пять назад он был здесь. - Дама с презрением посмотрела на Лопухина.
  - Ну, раз знаете, то зачем спрашиваете.
  - Где он прячется?
  - Вам надо - вы и ищите.
  - Хорошо. Василий, - обратился Михаил к Коканину, - осмотри тут всё. Здесь он. Я это знаю.
  - Может, он в окно сиганул? - Предложил Хмелин.
  - Не думаю. - Урядник улыбнулся и взглянул на Марту Ивановну.
  То, что сестра Нелюбина тянула и не открывала дверь, наводило на мысль, что ее брат вполне мог выскочить в окно, вот только в этом случае его должны были ввести в дверь, от Севастьянова просто так не уйдешь. Да вот только городовой не спешил. Следовательно, в доме 'Ужик'.
  - Пройдемте в комнату, сударыня, - проговорил урядник и указал на дверь гостиной.
  Женщина недовольно хмыкнула и направилась, куда было указано.
  - Глеб Нилович, закрывайте дверь. - Приказал Лопухин. - Если кому и понадобится - позвонят. От дверей не отходите.
  Втроем (Хмелин остался в комнате, что выходила на улицу) вошли в комнату. На удивление довольно просторная, Михаил и не предполагал, что такие могут быть в домах барачного типа. Вроде жилье временное, а тут такое. Хотя с другой стороны в России все что временно, почему-то оказывается постоянным. Возводили этот дом, как, впрочем, и соседние, на время строительство завода. Думали, что лет через пять-шесть снесут, да только они до сих пор стоят.
  Лопухин огляделся. Буфет. Круглый стол. Четыре стула, причем два задвинуты, а на других двух явно сидели. На столе бутылка вина. Крымское - 'Изабелла'. Аккуратно нарезанная свиная грудинка. Клюква в сахаре. В вазочке брусника. Рука невольно потянулась к ней.
  - Эй, начальник, - вдруг раздался голос Марты Ивановны, - не наглей. Я тебя в гости не приглашала.
  Урядник взглянул недовольно. И всё-таки она была права.
  Кроме того, на столе пепельница. Лопухин втянул носом воздух и понял, что курили недавно.
  - И так, где ваш брат? - Спросил он, глядя на сидевшую напротив него женщину.
  Она отвернулась. Глядела на бруснику, а не на городового. Явно вопросы ей не нравились.
  - Хорошо.
  Михаил встал. Подошел к окну. Распахнул окно и прокричал:
  - Севастьянов, ну как у тебя?
  Городовой вышел из укрытия.
  - Всё в порядке, ваше благородие.
  - В окно никто не выпрыгивал?
  - Никто не выпрыгивал из окон, ваше благородие.
  - Хорошо. Иди в квартиру. Заодно и Игнатьева прихвати. Нечего ему у дверей подъезда стоять.
  Лопухин вернулся к столу. Сел.
  - Я точно уверен, что ваш брат в доме. Квартиру он не покидал, а значит прячется. Пусть выходит сам, тогда ему это зачтется.
  Женщина молчала. Глядела на бруснику и молчала.
  - Вам то какая выгода укрывать его? - Спросил Михаил. - Он же преступник. Мошенник. Вор.
  - Он мне брат!
  Весомый аргумент.
  - Хорошо. - Урядник оглядел комнату. - Нелюбин выходи! Все равно найдем. Хуже будет.
  Тишина.
  В дверь позвонили. Дворник открыл, и вошли городовые.
  - Игнатьев, - ты у двери. Севастьянов присоединяйся к Коканину. Нутром чую, что Нелюбин в квартире.
  Много времени на поиски не потребовалось. Дольше пришлось уговаривать сестру мошенника. Осмотрели гостиную. Тут прятаться было негде. В ванной, только на палатях да только там долго не належишься. Зато в спальной шифоньер. Он сразу привлек внимание полицейских.
  Дверь распахнули. Коканин тут же отодвинул зимнюю одежду хозяйки. Так и есть. Под ворохом одежды прятался Нелюбин. Лопухин взглянул на него и усмехнулся. Мерзкий тип. Удивительно как он в этом шкафу поместился. А еще не понять, на что он рассчитывал, когда прятался. Думал, что полицейские на слово его сестре поверим?
  - Вылезай, - приказал урядник.
  Он выбрался из шкафа. Коканин тут же обыскал его, но оружия не нашел. Василий защелкнул на Нелюбине наручники и помог тому сесть на стул.
  - Где оружие? - Поинтересовался Лопухин.
  - Какое оружие? - Переспросил мошенник. - Не было никакого оружия.
  - Твоё оружие! Советуем сдать. Я своими глазами видел, как ты его в руках вертел.
  Нелюбин взглянул в окно. Занавески были раздвинуты. В окно был виден частный дом Филатовой. Он сложил два плюс два и понял, откуда полицейскому это было известно. Выругался, что не осталось незамеченным. В сердцах плюнул на пол. Прямо на половик.
  - Нет у меня оружия, а если оно вам нужно - ищите. - Проворчал Нелюбин.
  - И найдем, - заверил Лопухин. Тут же обратился к полицейским. - Приступайте. Всё обыщите. Было у него оружие.
  Полицейские уже собрались, было перерыть всю квартиру, но сестра Нелюбина вдруг сказала:
  - Не надо. Я покажу, где он спрятал оружие.
  'Ужик' выругался.
  - Бабы. - Сказал он. Взглянул недовольно на сестру.
  Марта Ивановна словно и не заметила этого взгляда. Встала. Пошла на кухню. Коканин проследовал за ней. Когда вернулись, в руках у городового была корзинка с брусникой. Он поставил ее на стол и Нелюбин вновь выругался. Плюнул и опять зло посмотрел на сестру.
  - В бруснике у него пистолет, - проговорила Марта.
  Лопухин поднялся из-за стола. Обошел его и запустил руку в ягоды. Тут же нащупал пистолет. Вытащил. Положил на стол.
  - Будешь отрицать, что он не твой? - Спросил он.
  - Не мой...
  
  (выкладка) Череповец 14 августа. 10:00.
  
  То, что в морг с ветерком прокатиться не удастся, князь Чавчавадзе понял, когда они с Гедеоновым-Черкеским покинули кабинет исправника. На машине Косолапова уехал Лопухин, а КаЗаВоС так еще и не вернулся. Ехать в автобусе не хотелось. Оставался, правда, РАФик.
  Спускаясь по лестнице, когда вдруг питерец вдруг остановился у окна, Ираклий вдруг произнес:
  - А была - не была. Чего нам, ваше сиятельство, ноги топтать. Возьмем РАФик да и прокатимся в морг. К тому же, как мне кажется, вы слегка с дороги подустали.
  Последними словами как бы намекая, что не о себе заботится, а о чиновнике из самой столицы. Князь Гедеонов-Черкеский недовольно взглянул на грузина, но ничего не сказал. Предложение было стоящее, да вот только уж больно город хотелось увидеть не через окно автомобиля.
  На улицу вышли в тот самый момент, когда со стороны городского рынка подъехал КаЗаВоС. Шофер остановил его перед самыми дверьми, чем вызвал у Чавчавадзе улыбку. Ну, это явно фортуна сегодня ему улыбается. Евграшин выбрался из внедорожника и проскользнул мимо них в здание управления.
  - Может, подождем? Сейчас доложится о возвращении, да и свозит нас в морг. - Предложил Ираклий, взглянув на Федора.
  - В отличие от вашего шафера я не устал! - Заявил вдруг петербуржец. - Да и не прочь я прогуляться до морга пешочком. С утра, кстати, пешие прогулки очень даже полезны. Шофер же пусть с дороги отдохнет. Кстати, а далеко ли, отсюда, до морга, ваше сиятельство?
  Чавчавадзе чуть не вскипел. Пешком идти не хотелось, да ведь не силой же князя в КаЗаВоС сажать. Не поймут не тут, не в Санкт-Петербурге.
  - До морга-то, - Ираклий взглянул на Федора, - вот по этой дороге всего пять кварталов.
  - По этой дороге? - Князь улыбнулся. - А вы предлагаете на машине. - Проговорил он. - Ладно бы в другой конец города. Вот что, ваше сиятельство! Во-первых, давайте перейдем на 'Ты'. Я бы предпочел, чтобы вы меня - Федором величали, а не вашим сиятельством, князем и вашим благородием. Во-вторых, давайте уж лучше пешочком. Вы мне тут в двух словах свою версию преступления изложите.
  - Да какая своя версия, Федор? - Молвил князь.
  - Ну, ведь должны же быть свои предположения?
  - Должны. Да вот только нету. Так как считаю (и это впервые), что в данной ситуации Серафим Григорьевич прав.
  - А версия частного сыщика?
  - А, что версия. Ну, не может такого быть, чтобы уважаемый в городе человек, организовал ограбление своего дома,
  - А почему?
  - Ну, не такой он человек.
  - Ох, упертый ты человек, князь.
  - Ираклий, - поправил Гедеонова-Черкеского Чавчавадзе.
  - Ох, и упертый ты человек, Ираклий. Я от тебя таким вот упертым не являюсь, отчего и версию не отсекаю на корню. Люди мы все разные и у всех свои тараканы в голове. Как говорится: пути господни неисповедимы.
  Уже через два квартала Федор понял, что зря отказался от предложения ехать до морга на автомобиле. Это ведь не столица. Асфальтированные тут только дороги, а не тротуары. Отчего и идти пришлось по деревянным мосткам. Одним словом провинциальный город, каких в России довольно много. Для местного жителя мостки конечно привычные, а вот для приезжего. Тянулись они по обе стороны дороги. Причем разделяла дорогу и мостки огромная канава, заросшая лопухами. То, что на дне ее вода у Федора сомнения не было.
  - Что-то у вас тут все заросло, - неожиданно произнес Гедеонов-Черкеский, когда они перешли дорогу и миновали чугунную трубу, соединявшую канавы.
  - Частный сектор. - Сказал Ираклий и махнул рукой на деревянные дома: - Скажи спасибо, что еще удается заставлять жителей поддерживать в хорошем состоянии заборы. Иначе давно бы те на дорогу повалились.
  Гедеонов-Черкеский понимающе кивнул. Чем дальше от столицы, тем меньше порядка. Иные градоначальники его только по приезду очень высокопоставленных чиновников наводят. Здесь, кроме лопухов в канаве, пожалуй, больше и придраться не к чему. Ну, разве только к мостовым! А нужны ли они здесь? Ведь местность частично болотистая и земля, время от времени под ногами ходит. Огромные деньги на асфальт пешеходный угрохаешь, а результат нулевой. Зато заборы действительно хорошие. Доска к доске. Хорошо, что забор этот не сплошной линией тянется. Иначе скучно бы тут было. Забор - дом - забор-дом. Красота. Здания в основном одно и двухэтажные. Пока шли, только парочку каменных насчитал. Некоторые с балконами, причем большая часть, которых выходит в заулок. Ну и, само собой разумеется - резной палисад. При виде, которого так и хотелось остановиться и спеть, и Федор не удержался и напел:
  
  Где же моя темноглазая, где?
  В Вологде-где-где-где?
  В Вологде-где?
  В доме, где резной палисад.
  
  Песня белорусских музыкантов. Князь попытался, было вспомнить название вокально-инструментального ансамбля (кои были сейчас так популярны), но не смог. Да и песня эта была о соседнем городе.
  Чавчавадзе улыбнулся.
  - Сколько раз бывал в Вологде, а вот резных палисадов у них никогда не видел. Неправильная песня. Ох, не правильная.
  - Спел бы и о Череповце, - проговорил Федор, - да вот только ни одной не слышал.
  - Песни-то есть, да вот только такой популярности, как про Вологду они не имеют.
  Пока шли, пересекли дорогу. Неожиданно Гедеонов-Черкеский остановился и взглянул на князя.
  - Слушай, генацвали, а почему ужик? - Спросил он.
  Ираклий был удивлен. Он явно не мог взять в толк, отчего вдруг тема разговора так резко изменилось, и что это за ужик, о котором вдруг спросил Федор.
  - Ужик? - Переспросил князь.
  - Да я о том мошеннике...
  - А понял, дорогой, - улыбнулся князь. - Так это долгая история, чтобы рассказывать. Не забивай, уважаемый, голову ерундой.
  - Но, всё же!
  - Ладно. Расскажу. Короче есть у нас в Грузии один тост. Старый такой, про ужа и цаплю...
  Тост был сей старый. Предполагалось, что в каком-то его месте нужно было смеяться, над глупыми грузинами, что решали между собой, какой на свете зверь самый страшный, да только Федор понять не мог, в каком именно месте это нужно было делать. Зато ему мораль тоста понравилась.
  - А ведь верно подмечено, - проговорил он, когда Чавчавадзе закончил говорить: - Действительно нужно всегда оставаться человеком. Не быть цаплей и уж тем более ужом.
  Гедеонов-Черкеский тут же понял подтекст. Вывод сам напрашивался. Мошенник тот, словно уж из любой ситуации выкрутится. Везде дырку найдет. Да вот только и на него найдется управа.
  Остальную дорогу они молчали. Федор разглядывал дома, а Чавчавадзе думал о том, удалось ли захватить Лопухину этого самого 'Ужика'. Наконец дорога уперлась в чугунную ограду городской лечебницы. Именно за ним, среди берез, тополей и лип, прятались несколько корпусов медицинского учреждения.
   - Ну, вот и пришли, - проговорил Ираклий.
  Князь толкнул рукой калитку, ведущую в парк, и жестом пригласил Гедеонова-Черкеского войти. Здесь, в отличие от городских улиц, было тихо и умиротворенно. Сюда не доносились чуждые для этих мест звуки. От калики в глубину парка, почти к речке, вела асфальтированная дорожка.
  Они миновали белое здание. Прошли вдоль него, и Гедеонов-Черкеский разглядел вывеску 'Инфекционное отделение'. Если бы не вывеска, решил бы что сумасшедший дом. Решетки. Когда обошли, Федор обратил внимание, что с другой стороны дома специальные леса, по которым можно попасть к окнам второго этажа. Приблизились к небольшой одноэтажный домик. Такой обшарканный, что не было никого сомнения, что это и есть лечебница для душевно больных. В одно из окон Гедеонов-Черкеский разглядел, как потом он говорил 'омерзительную рожу'. Взгляд такой, что мурашки по спине пробежали. Федору тут же захотелось, как можно быстрее миновать его. Чавчавадзе заметил его реакцию и улыбнулся.
  - Больные у нас мирные, - неожиданно произнес он.
  Федор понимающе кивнул и вдруг подумал, что сам мог оказаться вот в таком вот желтом доме. Сразу же после возвращения с Кавказа. Везде ему, почти целый год мерещились горцы. Последствие сидения в зиндане. Вскоре ведения прошли, а вот страх замкнутого пространства - остался.
  Миновали корпус из красного кирпича хирургии. Не спеша начали спускаться к реке. Уже отсюда, от отделения хирургии можно было разглядеть голубую гладь реки.
  - Хорошо тут у вас. Тихо. - Вдруг проговорил Федор, понимая, что таким образом сможет избавиться от неприятных ощущений. - Не то, что в Питере.
  Мимо прошли врачи. Один из них кивнул князю Чавчавадзе.
  - Я погляжу, тебя тут все знают, Ираклий.
  - Так ведь работа у нас токая время от времени приходится сюда наведываться. А вот и здание морга, - и князь указал на небольшое одноэтажное здание. Рядом с ним - часовенка. Дверь, в которую приоткрыта и доносится монотонный голос дьяка, несущего службу.
  У дверей в морг, здание в таком же унылом виде, как и 'желтый дом', стоял, покуривая трубку, здоровый санитар. Рядом с ним сидел на корточках мужчина в черном костюме и что-то рисовал на земле. В метрах пяти от них - черный автомобиль с позолоченной надписью 'Ритуальные услуги'.
  Идеальная идиллия, если бы не воздух, что был пропитан сладковатым запахом. Так могла пахнуть только смерть. Гедеонов-Черкеский невольно поморщился. Это не осталось не замеченным Чавчавадзе, который тут же молвил:
  - Привыкай. Это не столица. Установки морозильные старые, а на новые у городской администрации денег нет. Ну, не покупать же врачам их за свои деньги?
  - Денег нет и на ремонт, - отметил Федор.
  - Верно, подмечено, - согласился грузин, - нет. Да и, скорее всего, еще не скоро будут. Так что терпи! А теперь пойдем. Нас уже ждут.
  Они подошли к дверям. Князь протянул руку санитару, кивнул шоферу катафалка и произнес:
  - Доброе утро, господа!
  - Для кого-то доброе, а для кого и последнее! - Проворчал санитар.
  - Что случилось, Кузьмич?
  - Да собственно ничего.
  - А чего настроение такие?
  - А каким оно должно быть, ваше сиятельство, на такой работе?
  - И то верно. Тихон Савельевич у себя?
  - У себя. Где же ему родному быть.
  Чавчавадзе открыл дверь, и они вошли внутрь. Прошли по длинному коридору и вошли в небольшую комнатку, в которой за столом, заваленном бумагами, сидел, склонившись над журналами щупленький патологоанатом в роговых очках. Когда открывающая дверь в кабинет скрипнула, он оторвался от дел и взглянул на пришедших. Тихон Савельевич тут же поднялся из-за стола и подошел к полицейским.
  - А я вас уже заждался господа, - проговорил он, протягивая им руку.
  - Я бы, Тихон Савельевич, сам бы к тебе, может, и раньше пришел, да только видишь не один. - Сказал Чавчавадзе и пожал тому руку. - Полицейский. Аж из самой столицы.
  - Неужто всё так запущенно?
  - Да мы бы и сами бы справились, да только Верещагин... Так, что прошу любить и жаловать, Тихон Савельевич, - князь Гедеонов-Черкеский.
  - Тихон Семенович Писарев. Врач-патологоанатом.
  Рукопожатие.
  - Выходит дело настолько серьезное, что вас сам Верещагин сюда вызвал? Впрочем, моё дело покойники. Считает, что у нас в городе одни бездари. Дилетанты, неспособные ничего сделать. М-да. - Он вздохнул. Направился к дверям и произнес: - Ладно, ступайте за мной, господа.
  Втроем они вышли из комнаты. Дошли до металлических дверей, и Тихон Савельевич отворил их.
  - Моя святая святых. - Проговорил он. - Гости тут постоянно, да только надолго не задерживаются. Последний приют.
  В помещении было холодно. В воздухе витал всё тот же неприятный сладковатый запах. Стены и пол отделаны кафелем, потолок беленый, но и он местами начал шелушиться. Посреди четыре кушетки. На трех тела, закрытые простынями, так что одни ноги торчат. Четвертая пустая, словно кого-то дожидается.
  - Вот он ваш покойничек, - проговорил патологоанатом, подходя к дальней кушетке. - Я так понимаю, - он взглянул на меня, - желаете посмотреть, что с ним сделал тот аспид?
  Гедеонов-Черкеский подошел к кушетке. Писарев снял с лица убитого покрывало. Князь невольно закрыл глаза. Увиденное пугало. Рану такую ему уже приходилось видеть. Было это, когда он сидел в яме у горцев. Такое хотелось поскорее забыть, да вот только не забывалось.
  В тот день Федора в очередной раз вытащили наверх. Происходило это довольно редко и только, когда его хотел видеть старейшина поселения. Вот и в этот раз протащили его через весь аул и втолкнули в двери. Повезло. Удержался на ногах. Тут же бросил взгляд на сидевшего старейшину и сжал зубы, чтобы не выругаться. Его видимо не обрадовало, что русский не упал. Он закричал на караульного. Потом посмотрел на Гедеонова и спросил (уже спокойно, без гнева) про выкуп. По его расчетам деньги уже должны были привезти. Федор молчал, понимая, что правду сказать он не может. Деньги не придут. Он в душе надеялся, что представится шанс сбежать, да вот только пока фортуна никак не желала поворачиваться к нему лицом, постоянно демонстрируя широкую спину. Вот и сейчас не зная, что сказать князь понимал, что терпения у главаря явно подходит к концу. Если сейчас не убьют, то сделают это завтра-послезавтра.
  Старейшина что-то сказал караульному и тот притащил лист бумаги и шариковую ручку. Федор понял, что смерть откладывается, и, скорее всего уже в последний раз.
  - Пиши. Может быть, не дошло. - Проговорил старейшина. - Это твой последний шанс.
  Гедеонов написал то, что просили. Старейшина пробежался глазами по бумаге и остался доволен.
  - А, чтобы тебе было понятно, что я не шучу..., - проговорил он.
  Махнул рукой. Караульный толкнул Федора, а затем вывел на улицу. Пока они были в доме, горцы явно подготовились к представлению. Недалеко от забора стоял еще один русский. Князь признал в нем солдата, что попал с ним в плен. Удивительно, как долго тому удалось оставаться в живых. Видимо его решили в свое время попридержать для именно такой вот демонстрации. Руки у пленного были связаны, по лицу струилась кровь. Под глазом огромный синяк.
  - Рустам, - обратился старейшина к горцу, что стоял рядом с пленным. - Продемонстрируй князю, что с ним будет, если деньги не прибудут к указанному в письме сроку.
  Тот улыбнулся. Достал из-за пояса кинжал. Сделал всего лишь одно движение. Солдат резко осел. Не оставалось сомнения, что он мертв. Федор еле сдержал улыбку. Его радовало, что умрет он быстро. Да вот только у горцев ничего не получилось. Фортуна неожиданно повернулась к князю лицом и загадочно улыбнулась.
  Вот и сейчас, глядя на труп, Федор признал ту самую рану, что была нанесена Рустамом солдату. Ему тогда дали подойти и закрыть русскому глаза, а потом велели выкопать яму и предать его земле. Еще тогда князь поразился, как Рустам умело убил, да вот только горца того уже в живых не было. Вряд ли ему удалось уйти от казаков.
  - Что с тобой, Федор? - Раздался вдруг голос Чавчавадзе. Он явно заметил реакцию полицейского. - Что-то случилось?
  - Да так вспомнились дела минувших дней...
  - А мне показалось, что ты смерть увидел!
  - Да ее тут не мудрено увидеть, - вставил патологоанатом, - всё-таки это морг, а не увеселительное заведение.
  - В какой-то степени да, - проговорил Гедеонов-Черкеский, - видел я такую рану, когда в плену у горцев был.
  - Ты был в плену? - Переспросил князь, словно не веря, что с князем такое могло случиться.
  - Был. Точно так же на моих глазах был убит один русский солдат. Да вот только убийцы того в живых быть не должно.
  - Ты уверен? - Спросил Ираклий, понимая, что у нас в руках появилась ниточка, за которую можно было бы потянуть.
  - Уверен? Скорее да чем нет.
  - И всё-таки полной уверенности нет? - Настаивал криминалист.
  - Нет. Он мог быть ранен. Мог и уйти. Если бы я его преследовал, то был бы уверен на сто процентов его гибели. Я забыть не могу, как он одним ударом, того солдата.
  Тихон Савельевич накрыл простыней покойного. Они вышли из холодильной камеры и остановились в коридоре.
  - Что теперь с ним? - Поинтересовался Федор.
  - Если Верещагин не позаботится, то похороним за счет муниципалитета. Родных у него в Череповце нет, а пока из Киева доберутся...
  Гедеонов-Черкеский понимающе кивнул. Не хотелось бы встретить смерть в гордом одиночестве. Всегда хочется даже в тот момент, когда ты умираешь, чтобы кто-то был рядом. Вот только почему-то порой так получается, что этот кто-то тебе не родственник и даже не друг.
  - Есть какие-нибудь наработки? - Поинтересовался Ираклий, когда они вдвоём вышли из здания морга.
  - Да пока никаких. Единственное, что можно сделать, так это провести опрос, не видел ли кто в городе горцев. - Федор задумался и добавил: - Хотя бы в течение той недели.
  - Ну, я видел, - улыбнулся князь. Питерец удивленно посмотрел на него. - Одного грузина. В зеркале. - Он улыбнулся. - Шутка. Да только думаю, ты прав. Насчет горцев нужно порасспросить. В наших краях это товар штучный.
  
  
  Череповец 14 августа. 11:00.
  
  После того, как был обнаружен пистолет, в комнате наступила тишина. Нарушил ее послушник. Он подошел к Михаилу и коснулся его рукой.
  - Что тебе? - Спросил урядник, взглянув на мальчишку.
  - Мне идти нужно... отец Никодим волноваться будет.
  Лопухин понимающе кивнул.
  - Хорошо ступай. Только вот что... - проговорил он, мальчишка задержался в дверях: - Скажи, чтобы машина ехала сюда.
  - Разрешите мне пойти, ваше благородие, - молвил, молчавший Игнатьев, - боюсь, что шофер долго искать дорогу будет.
  - Ладно, ступай. - Михаил махнул рукой.
  Когда филер и мальчишка ушли, вновь наступила тишина. Лопухин взял в руки пистолет и осмотрел. Ничего примечательного. Если это оружие и наследило, то сказать об этом сможет только Акакий Акакиевич. Для него появление оружия у мошенника явно будет сюрпризом. Впрочем, пистолет был сюрпризом и для урядника. Не ожидал он, что какой-то мелкий жулик будет вооружен. Повертел и положил на стол. Оглядел присутствующих. Коканин стоял в дверях. Дворник с ним рядом переминался с ноги на ногу. Явно присутствовать при аресте у него желания не было. Крюков то смотрел на Михаила, то на Нелюбина, который сидел напротив урядника уже в наручниках. Видно было, что нервничает. От чего даже вспотел. Его сестра сидела у окна и плакала. С кухни со стаканом воды вошел Хмелин. Подал его женщине. Та сделала глоток, но плакать не прекратила. Севастьянов был в коридоре.
  - Я бы тоже от водички не отказался, - проговорил Лопухин, взглянув на Хмелина. - В горле пересохло.
  Тот кивнул и ушел на кухню. Вернулся со стаканом. Михаил сделал несколько глотков и спросил у Нелюбина:
  - Откуда у вас пистолет, Нелюбин?
  Ожидал, что тот скажет, что ему его подкинули, но услышал совершенно иное.
  - Это не мое оружие, ваше благородие! - Заявил мошенник. Реакция обычная, другую Михаил и не ожидал.
  - Не твоё? - Переспросил урядник.
  - Не моё! - Уверенно заявил Нелюбин. - Нашел я пистолет, ваше благородие. В траве нашел.
  Лопухин задумался. Нашел в траве. Что-то новое! Обычно отнекиваются. Говорят, что впервые видят, а этот вот так сразу - нашел в траве. Опасается, что у пистолета может быть плохая история? Вполне. Пистолеты на улице просто так не валяются. Михаил еще раз взглянул на оружие.
  'Нашел в траве. Неужели решил, что я поверю? Считает меня дилетантом? Не похоже'. - Подумал Михаил, а вслух сказал:
  - Ага, в траве нашел. Считаешь, что я поверю, что у нас оружие на каждом шагу валяется?
  - Да, что вы, ваше благородие, да как можно? Сейчас вот сожалею, что подобрал.
  Лопухин, взглянув глаза мошеннику, понял - не врет. С чего ему врать. Всё равно проверят. Почуял, что не просто так пистолет выкинули.
  - Богом клянусь, что нашел я его! В траве валялся. - Повторил 'Ужик'.
  - А вот ты взял так, не подумавши, да в карман положил. А если на нем кровь? Как отмываться-то потом будешь? Мы ведь проверим.
  Озвучил свои мысли Лопухин. Понял, что не ошибся. Нелюбин побледнел. Будь у него возможность, вскочил бы со стула да в окно сиганул. Не убег так разбился.
  - Пальчики, - прошептал он. - Понимаю, к чему ты клонишь, ваше благородие. Да только не мой он. Пальчики на нем только мои. Сам вытер его. Дурак. Богом клянусь - нашел!
  - Что? - Переспросил Лопухин.
  - Не мой это пистолет. Не стрелял я из него. Нашел!
  Нелюбин явно в истерику впадать начал. Почуял, что вляпался. Причем довольно сильно.
  - Проверим, стрелял ты из него или нет. Так, что собирайся, сейчас в отделение поедешь. - Урядник встал, сунул под нос Нелюбину кулак и добавил: - Но если есть на нем кровь, ничего хорошего не жди. Кстати, а где ты его нашел?
  - Так на берегу реки, ваше благородие. Я покажу.
  - А куда ты денешься. Не хочешь срок схлопотать - покажешь. - Сказал Михаил убирая в потайной карман оружие.
  Лопухин направился к двери. Нелюбин не видел, как урядник улыбнулся. Сейчас было ясно, что признается тот во всёх грехах, чтобы как-то смягчить наказание. Даже если и нашел он пистолет, это теперь уже всё равно. Пальчики на нем его. А стреляли из этого пистолета, пусть с этим Акакий Акакиевич возится.
  - Когда нашел? - Спросил урядник уже в дверях.
  - Нашел, когда сюда шел. - Проговорил Нелюбин, поднимаясь из-за стола.
  - Если потребуется место, где ты его нашел, - проговорил Михаил, - покажешь?
  - Покажу, - кивнул мошенник.
  - А куда он денется, Михаил Романович, - проговорил Коканин и улыбнулся.
  С такими полицейскими, как Василий Коканин не пропадем, подумал Лопухин. Одним словом толковый городовой.
  У дверей дома их уже ждала машина исправника. Урядник взглянул на Хмелина и сказал:
  - Вот, что, Хмелин, ступай к отцу Никодиму да поспрашивай, не видел ли он тут подозрительных людей. Узнаешь, возвращайся в отделение. Понял?
  - Так точно, ваше благородие! Разрешите идти!
  - Ступай.
  Хмелин ушел. Полицейские и мошенник забрались в машину, и уже через минуты две-три покинул Панькино.
  
  Череповец 14 августа. 12:00.
  
  - Ты знаешь, что за пистолет привез? - Спросил Ремизов, когда Лопухин уже сидел у себя в кабинете и составлял рапорт.
  - Неужто засвеченный? - Вопросом на вопрос спросил Михаил.
  - Вот тот-то и оно, что засвеченный.
  Акакий Акакиевич подмигнул и положил его на стол. Сам сел напротив. Наполнил стакан минеральной водой и одним глотком осушил.
  - Ну, не тяни, - проговорил урядник, и криминалист заметил, как глаза у того засветились каким-то адским огнем, словно он не мошенника сегодня схватил, а не иначе серийного маньяка. - Выходит, прав я был, когда утверждал, что у пистолета нашего криминальное прошлое.
  - Прав, - подтвердил Ремизов. Он вытащил бумаги с результатами экспертизы и положил на стол перед Лопухиным. - Оружие действительно просто так на улице не валяется. Вот только огорчить тебя придется. - Неожиданно ошарашил Михаила эксперт: - Им не так давно собачку убили.
  - Какую собачку? - Не понял Лопухин. Недоуменно взглянул на Акакия Акакиевича. С каких это пор Ремизов занимается убийствами собак?
  - Не догадываешься?
  Урядник отрицательно замотал головой.
  - Ну, и понятно. Если бы человека убили, а так... Удивительно, как ты забыл? Собака эта была убита во время ограбления дома Верещагиных.
  - Вон оно что, получается, - проговорил Лопухин и потянулся за стаканом. От новостей неожиданно горло пересохло. Он быстро наполнил стакан и сделал глоток. Затем снял трубку с телефона местной связи.
  Через минуту его соединили с Полипчуком. Попросил дежурного прийти в кабинет. Тот появился незамедлительно.
  - Нелюбина на допрос.
  Мошенник находился в камере предварительного заключения. Местные обитатели, из-за решёток, что отделяли арестованных от остального мира, прозвали ее - обезьянником. После предварительного допроса Нелюбина должны были отправить в тюрьму, что находилась на Воскресенском проспекте. В двухэтажном здании, обнесенном деревянным забором. Сейчас, пока мошенник был здесь, у него еще оставался шанс рассказать про найденный им пистолет. Если он его всё-таки нашёл, то вряд ли догадывается, что из пистолета этого была убита собачка.
  И всё бы ничего, но Лопухина мучил только один вопрос. Если из пистолета была убита только одна собака, то почему пистолет был скинут? Неужто, за ним числился еще один труп (как минимум) о котором полицейские пока не догадывались?
  - А как насчет отпечатков? - Спросил Михаил у Акакия Акакиевича, пока не привели мошенника.
  - Отпечатки только Нелюбина. Других нет.
  - Думаешь, Акакий Акакиевич, он?
  Ремизов задумался. Прикинул все за и против. Ответил, сделав вывод:
  - Да нет. Жулик. Вряд ли жулик пошел бы на мокруху.
  Вывод не однозначный. Криминалист видел Нелюбина, когда они с Лопухиным в здание входили. Он в это время стоял на балконе и дышал свежим воздухом. Единственное что сделал, когда урядник принес пистолет для экспертизы, поинтересовался, действительно ли это тот мошенник, что наделал в городе так много шума? Когда же увидел оружие, задал только один вопрос:
  - Откуда у него пистолет?
  - Утверждает, что нашел.
  Вот и теперь, когда Акакий Акакиевич заявил, что сомневается, Мишка, вздохнув, молвил:
  - Вот и мне кажется, что не он. Да только проверить нужно.
  - Проверяй. Я, пожалуй, пойду.
  В дверях он чуть не столкнулся с Нелюбиным. Из-за чего Полипчуку пришлось отвести подозреваемого в сторону и поставить лицом к стене. Когда криминалист миновал их, Лопухин скомандовал:
  - Заводи.
  Нелюбин был изрядно помят. Видимо нелегко пришлось в камере предварительного заключения. Руки испачканы. Не удивительно - снимали отпечатки пальцев. Глаза слегка злые, но испуганные. Явно понимает, что воли ему долго не видать.
  - Присаживайся, Нелюбин. - Проговорил Лопухин, доставая из верхнего ящика стола, папку с его делом. - Видишь, сколько материала на тебя накопали. - Затем показал рукой на документы экспертизы. - А это еще срок к твоему делу.
  Мошенник осмотрелся. Заметил стул, на котором еще недавно сидел Ремизов. Пододвинул и сел. Взглянул на папиросы, что лежали на столе, и тяжело вздохнул.
  - Куришь? - Спросил урядник.
  - Дурная привычка. Избавиться не могу.
  Лопухин пододвинул к нему папиросы и сказал:
  - Закуривай.
  Нелюбин протянул руку, но, взглянув на папку, передумал.
  - Да как-то настроение пропало курить. - Проговорил он.
  - Бери. Когда еще шанс появится покурить по-человечески.
  Видимо слова урядника заставили его изменить своё решение. Он протянул руку к пачке и вытащил две штучки.
   - А вот в камеру с собой возьму парочку. Пригодятся.
  Запихнул за ухо. Видимо уже опыт общения с тамошней жизнью имелся.
  - Думаешь, этих двух папирос тебе хватит на десять лет?
  Мошенник побледнел. Руки задрожали.
  - Десять лет? - Переспросил он.
  - Ну, да десять лет.
  - Десять лет за мошенничество не дают, - заявил вдруг Нелюбин и улыбнулся.
  - Не дают, - согласился Лопухин. - А вот за убийство вполне.
  - Убийство?
  - Так из пистолета убийство было совершенно, - проговорил Михаил, не договаривая, в кого именно стреляли.
  Нелюбин вновь побледнел. Улыбка пропала, а руки опять задрожали. Мошенник прекрасно понимал, что на пистолете кроме его пальчиков других нет. Даже если и были сам по своей глупости стер.
  - Так нашел я пистолет, ваше благородие.
  - Где нашел?
  - В траве. На берегу Шексны. Когда из Кадуя в город вернулся.
  На Кадуй Лопухин как-то внимания не обратил. Утренний берег Шексны. Никаких свидетелей. Вот отчего сразу же другой вопрос, пока Нелюбин от шока не отошел:
  - Где ты был в ночь с 12 на 13 августа?
  - В Кадуе я был, ваше благородие. Богом клянусь, в Кадуе. А что из этого пистолета человека в эту ночь убили?
  Лопухин с любопытством взглянул на 'Ужика'. Либо не знает, что застрелили из него собачку, либо дурачком прикидывается.
  - В Кадуе был?
  - В Кадуе, - замотал головой Нелюбин, - отсиживался там, у одной деревенской бабы. А вчера, вечером, - последнее слово мошенник явно выделил, - по рекам в Череповец прибыл. Когда на берег сошел, да к сестре направился в траве его и увидел. Мысль была пройти мимо. Не прошел. Попутал бес.
  - Ну, бес-то тебя давно попутал. С тех времен, когда ты на преступную дорожку ступил.
  Лопухин нагнулся над ящиком стола. Самый момент, чтобы по спине ударить да в окно сигануть. Да только на окнах решетки. Да и руки как назло слушаться не хотят.
  - Место указать, где пистолет нашел, сможешь? - Проговорил урядник и положил перед Нелюбиным на стол карту.
  Тот приподнялся со стула. Медленно ее осмотрел, а затем ткнул пальцем.
  - Тут!
  - Точно?
  - Богом клянусь. Тут. Плюс минус несколько метров, ваше благородие.
  - Хорошо. - Проговорил урядник и убрал карту.
  И всё равно исключать его из подозреваемых в участие убийства сторожа в доме Верещагиных и краже картин было нельзя. Может быть, Нелюбин этот просто так наобум в карту ткнул. Попробуй теперь найди то место. Вот если бы он там пистолет выбросил, а так всё наоборот. Можно поискать улики.
  - Подтвердить, что ты был в Кадуе, кто-то может? - Спросил Лопухин.
  - Таисия.
  - Что за Таисия? - Поинтересовался урядник.
  - Да баба одна деревенская. Я с ней живу. - Откровенно признался Нелюбин. - Я бы и сейчас в Череповец не приехал, да деньги закончились. Думал у сестры занять.
  '...Или провернуть очередную аферу, - закончил за него мысленно Лопухин: - Значит, вовремя мы тебя остановили'.
  - Адрес этой Таисии. - Потребовал Михаил, протягивая лист бумаги и ручку.
  Нелюбин тут же написал.
  Вот и выходило, что нужно отправить туда человечка, да заодно связаться с Хмелиным. Пусть берег Шексны обыщет. Может там скрывается горец, о котором упомянул Чавчавадзе, когда они встретились у дверей в отделение. Он как раз с Гедеоновым-Черкеским из морга вернулся. Питерец-то сразу к Косолапову, чтобы тот машину дал к Гальским съездить, а Ираклий увидев Михаила, изложил открывшиеся обстоятельства.
  Вот и сейчас вспомнив слова князя насчет убийцы сторожа, Лопухин взглянул на Нелюбина. Нет, этот явно на горца не дотягивает. Во-первых, не той комплекции, а во-вторых, трусоват. Такой обмануть сможет, а вот убить - нет.
  Если Нелюбин не врал насчет пистолета, то выходило, что горец этот прятался где-то в Панькино. Хорошо если попался на глаза отцу Никодиму, а если нет. Что тогда?
  - А кроме Таисии еще может, кто подтвердить? - Спросил Лопухин.
  - Лодочник. Да только имени я его не знаю.
  - Хорошо. Отыщем мы твоего лодочника. Тебя отыскали и его отыщем. Лодка, хоть какая у него?
  - Белая с синей полосой.
  - Вот хоть какая-то зацепка. Моли бога, Нелюбин, чтобы Таисия твоя да лодочник подтвердили твоё алиби.
  Урядник вновь связался с Полипчуком. Тот тут же явился и увел мошенника. После того, как за ними дверь закрылась, Лопухин взял результаты экспертизы и запись допроса и направился к исправнику.
  Когда урядник заглянул в кабинет Косолапова, Гедеонова-Черкеского уже не было. Серафим Григорьевич сидел за столом один.
  - Можно? - Спросил Лопухин.
  - Заходи, Михаил, - проговорил исправник. - Что-нибудь нашел.
  - Нашел. - Улыбнулся полицейский. - Искал одно, а нашел другое, причем связное с нашим последним делом.
  - Любопытно, - молвил Косолапов, - присаживайся.
  Урядник сел. Положил перед исправником бумаги. Тот быстро прочитал писанину Акакия Акакиевича и удивленно посмотрел на Лопухина.
  - Неужто мы нашли его? - Спросил Серафим Григорьевич.
  - Не думаю. Да и князь Гедеонов-Черкеский утверждал, что убийца сторожа горец.
  - Мог и ошибаться. Это ведь предположение, а во-вторых, горец, если это действительно он, мог действовать и не один.
  - Не исключаю. Вот и прошу разрешения, съездит в Кадуй, проверит алиби Нелюбина.
  - Ты мне здесь нужен. Да и машину я свою отдал князю Гедеонову-Черкескому. Он только что в усадьбу к Гальским уехал. Хочет поговорить с потенциальным владельцем украденных картин. А насчет алиби Нелюбина, - исправник сделал паузу, затем пододвинул к себе телефон, - мы позвоним в Кадуй господину Постылеву.
  Косолапов снял трубку. Набрал номер диспетчера городской АТС и попросил соединить (как можно скорее) с Кадуйским управлением полиции. Его попросили подождать минуты две-три.
  - Да. Хорошо. - Проговорил Серафим Григорьевич. - Игнат Игоревич? Это тебя Косолапов. Узнал старый друг. Конечно по делу. Тут твоя помощь нужна. Какая? Ну, я понимаю, что ты человек занятой, да только у меня на кону карьера. Что? Карьера говорю и не только моя. Я знал, что ты мне не откажешь. Всего-то нужно опросить одного человека. Алиби проверить. Кого опросить? Некую гражданку Таисию Тукалину. А ты её знаешь? Вот и чудесно. Что спросить? Спроси, не проживал ли у неё в последнее время некий гражданин Нелюбин. Если проживал, то когда и сколько. Когда и как покинул поселок. Записал? Вот и молодец. Если сделаешь, я у тебя буду не в оплаченном долгу. Понимаю, понимаю, но что делать. Ну, всё до связи.
  Повесив трубку, исправник взглянул на Лопухина и улыбнулся.
  - Ну, вот с Кадуем улажено, - проговорил он, - впрочем, если я правильно понимаю, Михаил, это ещё не всё?
  - Не всё, - согласился урядник, - нужно еще кое-что проверить, а для этого нужно ехать обратно в Панькино. Нелюбин утверждает, что нашел пистолет на берегу Шексны.
  - Шексна большая, - напомнил Серафим Григорьевич.
  - Вот я и говорю, в районе Панькино. Думаю съездить туда и осмотреть берег.
  - Считаешь, что где-то там прячется убийца?
  - Не исключаю.
  Косолапов задумался. Посмотрел на часы и сказал:
  - Пока ты ездишь, времени много пройдет. Потом стемнеет. У тебя в Панькино вроде филер есть?
  - Есть, - признался Михаил.
  - Ну, так свяжись с ним. Пусть он с отцом Никодимом местность осмотрят.
   - Так там еще Хмелин. Он еще не вернулся.
  - Ну, так, тем более. Объясни в двух словах, где искать. Понял?
  
  Глава V.
  
  Череповец 14 августа. 12:30.
  
  - А барина нет, - вдруг заявил полицейским управляющий, когда Максимов предъявил ему удостоверение и сообщил цель визита. - Уехал в город.
  Гедеонов-Черкеский задумчиво взглянул на участкового пристава. Евгений только руки в стороны развел.
  - Вот незадача, - пробормотал он. - Неужели в город придется возвращаться?
  После двадцати пяти минутного ожидания (Федор специально засек время) штаб-ротмистру ни с чем возвращаться в Череповец не хотелось. Если уж не удалось поговорить с барином, так ведь можно побеседовать с барыней. Кто знает, а может супруга Константина Владимировича в курсе. Прояснит некоторые детали.
  - А когда вернется? - Поинтересовался Федор.
  - Боюсь, что ближе к вечеру. Барин спортсмен, - пояснил управляющий.
  Гедеонов-Черкеский хмыкнул. Спорт после олимпиады вошел в моду. Среди дворян не считалось зазорным проводить время в спортивном клубе. Кто-то боксом занимается, кто-то греблей на байдарках, а Гальской, по всей видимости - атлет, раз на стадионе.
  - Понятно. Может барыня дома? - С надеждой в голосе спросил Максимов.
  - Дома Наталья Павловна. С бельведера (19) она природой наслаждается.
  Князь невольно взглянул на башенку, что была на крыше деревянного особняка. С трудом, но можно было разглядеть, что там кто-то есть.
  - Природой говоришь? - Прошептал штаб-ротмистр. Управляющий кивнул. - Ну, и я не прочь на природу с бельведера посмотреть. Там и поговорим с твоей барыней. Будь любезен, отведи к ней!
  Понимая, что разговора барыни с полицейскими вряд ли удастся избежать, управляющий только улыбнулся и сказал:
  - Следуйте за мной, господа.
  Он уже решил, что проведет полицейских, через черный ход. Так намного ближе. Не нужно обходить дом. Впрочем, и со стороны черного хода особняк барина мог произвести впечатление. Пусть петербуржец насладятся галереей с балконом-террасой наверху. Вряд ли он что-то подобное видел в столице. Управляющий еле сдержал улыбку, когда заметил, с каким восхищением князь разглядывал высокие окна бельэтажа, обрамленные наличниками строгого рисунка. Да и сам сруб характерен только для этих мест.
  Они подошли к двери. Управляющий открыл ее со словами:
  - Прошу, господа.
  Пропустил полицейских и только после этого вошел сам.
  Полицейские оставили фуражки и проследовали в длинный коридор, что тянулся почти через весь дом. Федор тут же обратил внимание на паркет со сложным рисунком и потолок с лепными украшениями.
  - Умели же строить, - прошептал он.
  - Ну, да. Хороший особняк. Еще мой прадед его строил, - молвил управляющий.
  - Так значит ты местный?
  - А-то - матуринские мы.
  - Давно сам у барина служишь? - Поинтересовался князь, когда они миновали парадное.
   - Давно. Сначала на конюшне, а потом барин меня на учебу в Москву отправил. Когда вернулся, на место управляющего определил.
  - Ты получается самый толковый? - Спросил Федор.
  - Получается. - Улыбнулся управляющий.
  - Как звать-то?
  - Никодим.
  - Никодим! - Повторил князь. - Вот, что, Никодим. - Он вдруг замолчал, словно решаясь спросить или нет. - Вот, что, Никодим, а о преступлении в городе, ты что-нибудь слышал?
  - О том, что Верещагин Кирилл Андреевич обворовали?
  - Об этом самом?
  - А как же не слышать. Слышал.
  - Ну, и что говорят? - Спросил Федор и остановился у портрета, что висел на стене.
  - Да много что говорят.
  - А, что именно?
  - Что сторожа убили, что картины похитили.
  - Может, знаешь, кто это сделал? - Полюбопытствовал участковый пристав.
  - Да откуда? Мы же в город не ездим. А о событиях из разговоров узнаем. Давеча барин, перед поездкой в город с самим Кириллом Андреевичем по телефону разговаривал. Ругался страшно.
  - Ругался? - Переспросил князь.
  - Ага. Сказал, что в старые времена вызвал бы клеветника на дуэль.
  - Клеветника?
  - Ну, да. Я, когда по приказу барина вошел, Константина Владимирович, ворчал, что старый дурак решил, что это он картины похитил.
  - Старый дурак? - Спросил Федор, разглядывая молодого человека на фотографии. Тот был одет в черные трусы и футболку. В руках держал кожаный белый мяч. На заднем плане виднелось табло.
  - Это так барин Верещагина назвал. Тот, оказывается, считает, что это барин картины украл.
  - А ты так не считаешь?
  - Купить барин хотел, но чтобы украсть. Да не такой человек - Константина Владимирович!
  - Понятно, - проговорил Федор, и ткнул пальцем в фотографию, - а это кто?
  - Барин, - сказал Никодим и улыбнулся.
  'Так вот каким спортом занимается Гальской, - подумал Гедеонов-Черкеский'.
  Они прошли дальше к переходу. Дошли до одномаршевой лестницы, и управляющий сказал:
  - Нам сюда, господа.
  Полицейские поднялись на второй этаж и оказались в парадном зале. Сквозь большие окна, солнце проникало сюда, отчего света тут было предостаточно. В зимние вечера, тут тоже вряд ли царил полумрак. Под потолком висела огромная бронзовая люстра. На окнах синие французские шторы из натуральных тканей. Явно подбирала сама хозяйка дома под свет голубых обоев. Причем сделала так замечательно, что шторы вписались в классический интерьер. Кроме того, в гостиной ровными рядами стоят венские стулья. Несколько кресел из корейской берёзы. Большая, школьная доска, исписанная мелом. Явно гостиную использовали для обсуждения тренировок и игр соперников. Ко всему прочему стол с лировидным подстольем (20), на котором лежали журналы. Огромное старинное зеркало. В углу столик для игры в карты да шкаф красного дерева.
  - Барин - играющий тренер, - пояснил Никодим, затем указал рукой на одну из филенчатых дверей и сказал: - нам сюда, господа.
  Они поднялись по винтовой лестнице в бельведер. Управляющий прошел вперед. Вышел на балкон и, подойдя к барыне, что разглядывала Шексну, произнес:
  - Наталья Павловна, к вам тут из полиции.
  Женщина развернулась. Посмотрела на полицейских и сказала:
  - Хорошо, Никодим. Ступай.
  Как только управляющий ушел. Федор сделал шаг вперед. Отвесил поклон и вытащил удостоверение.
  - Штаб-ротмистр Гедеонов-Черкеский. Полицейский из Санкт-Петербурга. Мой помощник участковый пристав Максимов.
  - Наталья Павловна Галльская. Чем могу служить?
  - Нам бы поговорить, Наталья Павловна.
  - Это по поводу ограбления Верещагиных?
  - Вы проницательны, сударыня, - улыбнулся князь.
  - Давайте пройдемте в гостиную. Там и поговорим.
  - С удовольствием. Только позвольте попросить об одной просьбе, сударыня.
  - О какой? - Удивленно взглянула на него барыня.
  - Позвольте полюбоваться городом.
  Женщина улыбнулась.
  
  ***
  
  Наталья Павловна смотрела в окно. Вопрос, который ей задал Гедеонов-Черкеский, явно вывел ее из равновесия.
  - Да как вы такое могли подумать? Да, чтобы Константина Владимирович организовал ограбление Верещагиных!
  - Сударыня, это моя работа, - проговорил штаб-ротмистр, - подозревать всех и каждого. Нам известно, что ваш супруг хотел приобрести украденные картины.
  - Правильно. - Кивнула барыня: - Хотел. Да только Верещагин не продал, а ведь я имею такое же право на них, как и он. - Увидев удивленный взгляд полицейского, пояснила: - Я являюсь дальней родственницей Кирилла Андреевича.
  - Всё верно, - подтвердил Максимов.
  - Вот видите. Любой в городе об этом знает. Мы не делаем из этого тайн. Мой муж обратился к Кириллу Андреевичу, тот отказал. На этом попытки завладеть творчеством моего предка и закончились.
  Гедеонов-Черкеский кивнул. Сделал пометку в блокнот.
  - Мы хотели помочь Верещагину, но он отказался?
  - Помочь? - Переспросил Федор.
  - До мужа дошел слух, что у Кирилла Андреевича проблемы. Таким образом, хотели помочь, да только он отказался.
  - Может, просто было предложить ему деньги?
  - Кириллу Андреевичу? Да вы шутите. Да, чтобы он у кого-то взял деньги? Да никогда в жизни.
  - Почему?
  - Не любит отдавать долги.
  Князь улыбнулся. Это конечно понятно. Берешь чужие, а вот отдаешь свои. Попробуй, убеди, что дают тебе деньги, без какого-то злого умысла. Ведь не поверят, что в обмен, что-то не попросят. Не удивительно, что Гальской предложил выкупить картины. Вот только это всего лишь оправдание. Федору как-то не верилось, что всё это делалось из благородных целей.
  - Ну, а если и украл, то, что с ними делать? - Вдруг спросила Наталья Павловна. Князь уже хотел, было высказать предположение, но женщина сама разложила всё по полочкам: - Украденные картины на обозрение не выставишь, а где-то их прятать, так чего ради? Картины и рисуют для того, чтобы ими любоваться.
  Аргумент веский, отметил князь. Не оспоришь.
  - Да и мы, вы, наверное, обратили внимание, ваше сиятельство, предпочитаем фотографии.
  - Вы правы, сударыня, я уже обратил. Кстати, а кто все эти люди, что изображены на них?
  - Родня. У нас большой род, ваше благородие. В Белозерске, Вологде и даже за границей.
  - Любопытно. - Федор улыбнулся. - Кстати насчет заграницы. Украденные картины можно продать там.
  - Денег у нас достаточно. Должна заметить, мы не бедствуем.
  Женщина отошла от окна и села за стол.
  - Кстати это же вам может сказать и Константин Владимирович.
  - А когда он вернется? - Вновь поинтересовался Гедеонов-Черкеский.
  - Скорее всего, к вечеру. Он ведь человек-оркестр. И тренер, и игрок, и владелец клуба. Всю жизнь носится с навязчивой идеей - сделать местную команду чемпионом Российской Империи по футболу.
  - Отчего же идея хорошая. А главное благородная. Неужели вы не хотите, сударыня, чтобы о Череповце знала вся страна?
  - Я-то, в общем-то, и не против. Но чем серьезнее увлечение, тем больше на него тратишь денег.
  - Это верно. - Согласился Федор, понимая, что запросы у игроков со временем начинают, с невероятной скоростью, расти. Он вроде в какой-то газете читал, что английские футболисты (если ему память не изменяла из 'Манчестер Юнайтеда' - миллионеры). Не позавидуешь, да только ведь Гальскому мечтать не запретишь. С другой стороны мечта может подтолкнуть к преступлению. - И всё же я бы желал поговорить с вашим супругом, сударыня.
  - Боюсь, что придется ехать на стадион.
  Гедеонов-Черкеский взглянул на участкового пристава.
  - Отвезу, ваше благородие.
  
  Череповец 14 августа. 13:30.
  
  После удара мяч вместо того, чтобы лететь в сторону ворот противника взвился вверх. Подлетел и тут же свалился к ногам футболиста, тот даже не успел проследить его траекторию. Пришлось наносить еще один удар. В этот раз тот полетел в сторону ворот и тут же был пойман вратарем. Чуть-чуть не хватило ему, чтобы влететь в ворота. Нападающий схватился за голову.
  Гедеонов-Черкеский вот уже минут десять наблюдал за игрой. Мальчишка, что был послан к Гальскому, а именно он сейчас стоял в воротах, вынужден был ждать. Никто не хотел прерывать игру. Но ведь когда-то должна была возникнуть пауза в игре? И вот этот момент наступил. Мальчишка окликнул вратаря и тот знаком дал понять, что игра остановлена. Подошел к хлопчику и внимательно выслушал того. Потом взглянул на полицейских. Кивнул и прокричал:
  - Перекур, господа.
  Игроки тут же покинули свои позиции и направились к лавочке. Сам Гальской подошел к полицейским и поинтересовался:
  - Чем могу служить, господа?
  - Мы, по поводу ограбления Верещагин, - проговорил Федор, демонстрируя удостоверение.
  - Ого! Не иначе вас сам Кирилл Андреевич пригласил.
  - Совершенно верно. Мне приказано оказать помощь.
  - А, я чем могу помочь?
  - Хотелось бы задать несколько вопросов.
  Гальской задумался.
  - Одну минуточку, - проговорил он. - Прохор! - Позвал Константин Владимирович. К нему тут же подбежал тот самый футболист, что сначала сделал 'Свечку', а затем нанес последний удар по воротам. - Вот что, Прохор, - проговорил Гальской, - у меня тут дела возникли. Займут, вполне возможно, много времени. Вы, пока тут без меня потренируйтесь, а я, как только освобожусь, так сразу подойду.
  - Хорошо, - проговорил Прохор и убежал.
  - Вот так вот и живем, - проговорил Константин Владимирович. Затем задумчиво произнес: - Давайте уйдем в мой кабинет. Там и поговорим, а то я боюсь, отвлекаться буду. Привычка-с.
  Они направились к двухэтажному зданию из красного кирпича, что находилось с другой стороны поля. Отчего пришлось обойти поляну. Константин Владимирович отворил дверь и пропустил полицейских вперед. Они поднялись по лестнице, а затем прошли по длинному коридору до противоположного конца здания. Пока шли, Федор то и дело засматривался на снимки, что висели вдоль стены. Вот команда празднует гол. Вот вратарь, в котором князь признал барина, схватился за голову. Вот игроки соперника разминаются перед игрой, а вот это же самое делает команда Гальскова.
  Константин остановился перед дверью с прозрачными стеклами и достал ключ. Открыл ее и пропустил полицейских внутрь. Федор, когда вошел, аж присвистнул. У окна шкаф, в котором кубки, вдоль стен ряд стульев. Рядом со шкафом доска, наподобие той, что князь видел в усадьбе, исчирканная мелом. Федор сделал вывод, что человеку, не увлекавшемуся футболом, все эти черточки, линии и дуги ни о чем не расскажут. Сам же Гальской явно предпочитал сидеть за столом. Вот и сейчас, войдя в кабинет, он занял свое излюбленное место. Полицейские взяли стулья, и подсели к столу. Участковый пристав Максимов достал ручку и блокнот.
  - Ваше имя и фамилия? - Проговорил князь.
  Гальской, понимая, что этого требует протокол - представился. Затем последовали вопросы. Спрашивали то же самое, что и у его супруги. Ответы тут же заносились в блокнот.
  - Вот скажите, господа, - вдруг произнес Константин Владимирович, - какой мне смысл заказывать кражу картин? Что я от этого выиграю? - Он взглянул на полицейских и тут же ответил: - Ничего. Украденные картины на стену не повесишь. Ни продашь. Стоят они конечно дорого, да ведь никто за них такие деньги не даст.
  - А если их продать за границей? - Полюбопытствовал князь.
  - За границей можно. Нужно только найти сумасшедшего, наподобие... - Барин задумался, взглянул на Гедеонова-Черкеского и спросил: - Вы смотрели фильм, ваше благородие, 'Как украсть миллион' с Одри Хепбёрн и Питером О'Тулом?
  Федор вспомнил, как ходил на этот фильм в синематограф. Посмотрел с интересом и сделал вывод - фантастика. Не реально, но смешно. Улыбнулся, понимая, к чему клонит Гальской.
  - Смотрел. Согласен, такого идиота, что увез 'Венеру Челини' еще поискать надо.
  - Вот и я об этом говорю. Нужно быть почитателем картин Верещагина, а таких довольно мало. Кстати, а что собственно у Кирилла Андреевича украли?
  Максимов открыл блокнот и зачитал, что именно. Константин Владимирович улыбнулся.
  - Ну, если только лезгины украли.
  - Это вы из-за картины такой вывод сделали? - Уточнил Федор.
  - В какой-то степени.
  Князь задумался. А если действительно причина ограбления музея именно картина с лезгином. Да и убийца сторожа - горец. Им ее выставлять на общее обозрение не придется. Вот только зачем он другие взял? Для отвода подозрения? Возможно. Вот только, где сейчас искать этого горца?
  - А у вас, Константин Владимирович, нет ни каких предположений по поводу кражи?
  - Увольте. Какие предположения? У меня ответственный матч, через четыре дня.
  - Ага, - подтвердил Максимов, - 'Шексна' Череповец - 'Заря' Вологда. Как говорят англичане, дерби.
  - А, вы, господа, приходите. Я для вас сейчас пропуск сделают. - Гальской уже потянул руку к бумаге, но Федор его остановил.
  - С удовольствием, да только боюсь, меня уже к тому времени в Череповце не будет!
  - Думаете дело раскрыть? - Полюбопытствовал барин.
  - Надеюсь. Да и не люблю я футбол, - Федор заметил, как расстроился Гальской, - игра, конечно, эта английская, да забава-то русская. Вот только в забаве мы этой превзойти всё тех же англичан, про грузин то я и не говорю, увы, не можем. Я больше поклонник лапты. Впрочем, вернемся от спорта к нашему преступлению.
  Гальской кивнул. Федор вдруг встал и подошел к окну. Там за стеклом футболисты во всю гоняли по полю мяч. Чувствовалось, что подготавливались к предстоящей игре серьезно.
  - Меня вот какой вопрос интересует, Константин Владимирович, - вдруг проговорил князь, после минутной тишины, возникшей в кабинете: - не подскажете мне, как обстоят финансовые дела у Кирилла Андреевича Верещагина?
  - Думаете, это он кражу в своём музее организовал?
  - Не исключаю. Видите ли, Константин Владимирович, это одна из версий, а чтобы найти вора, мы должны проверить все. Вас-то мы вот подозреваем, так почему бы и Кирилла Андреевича не подозревать? Вот будем уверены, что он не причем, тогда и вычеркнем из списка.
  Гальской задумался. Пододвинул к себе графин с водой и наполнил стакан. Затем залпом осушил и молвил:
  - Ваша правда, господа. Не знаю, причастен ли Верещагин к краже, но с финансами у него сейчас не лады. Сам конечно об этом не говорит, да вот только слухи ходят. Я ведь отчего картины у него хотел приобрести? - Константин взглянул на полицейских. - Да ведь хотел хоть как-то помочь ему. Потом бы картины эти подарил или уступил бы по минимальной цене, да только Кирилл не согласился. - Федор отметили, что впервые барин назвал Верещагина не по имени-отчеству. - Не захотел. А теперь вот сами видите - кража.
  - Любопытно, - проговорил князь и отметил, что Максимов в блокноте сделал соответствующую пометку. Видимо тоже считал, как и частный сыщик, что кража как-то связана со страховкой. Вот только версию нужно было проверять. Ответ на состояние дел мог дать только уволенный Верещагиным бухгалтер.
  Гедеонов-Черкеский задал еще несколько вопросов и только после этого разговор закончился. Втроем они вернулись на улицу.
  - Футбол, я так думаю, это ваша жизнь, Константин Владимирович? - Спросил Федор, когда они подходили к скамейке запасных.
  - Вы правы, ваше сиятельство, так и есть, - сказал Гальской и улыбнулся. - Футбол для меня больше чем жизнь. Я ради него готов пойти на всё.
  - Даже на ограбление?
  - Не ловите меня на слове, ваше благородие. На преступление, ради футбола, как бы он не был мне дорог, не пойду. Хочу, чтобы всё было по-честному. С самого низа, через трудности и невзгоды. Мечтаю пробиться в Высшую лигу отечественного спорта.
  - Кубок Императора?
  - Да кубок. Лига чемпионов. Кубок кубков. Престиж. Ну, вы понимаете.
  - Слава, деньги.
  - Нет, только слава. Хочу, чтобы о городе знали во всём мире.
  Гедеонов-Черкеский улыбнулся. Ему Константин Владимирович, как человек, очень понравился. Целеустремленный. Федору вдруг захотелось, чтобы барин не оказался замешенным в преступлении. Алиби у него на момент преступления было, да ведь не сам же он на кражу пошел. Явно человека нанял? Вот только это доказать нужно. С другой стороны, ситуация с самим пострадавшим Гедеонову-Черкескому не нравилось. А что если человек от страховой компании прав? Оставалось надеяться, что тот не утаит результаты.
  - Вот только завоевать кубок Императора довольно сложно. Столько клубов, за которыми стоят влиятельные люди, претендуют на него. Вы можете оказаться самым последним в очереди.
  - Полностью согласен, да только я живу по принципу: 'Кто не рискует, тот не пьет шампанского'...
  - ... из кубка Императора, - закончил за него Федор.
  Оба засмеялись.
  - Верно подмечено, - согласился Гальской.
  Они сели на лавочку.
  - Тогда у меня последний вопрос, - проговорил князь. - К делу он не имеет никакого отношения, просто мне хочется понять, что собой представляет Кирилл Андреевич.
  - Верещагин? - Спросил барин, словно разговор шел о каком-то другом Кирилл Андреевиче.
  - О нем самом. - Подтвердил Гедеонов-Черкеский. - Я могу спросить? - Гальской кивнул. - Замечательно. Вот вы увлекаетесь футболом, а чем увлекается Верещагин?
  Предводитель дворянства недоуменно посмотрел на полицейского. Это был первый человек, который хотел знать об интересах потомка великого художника. Простой вопрос, но ввел Константина Владимировича в замешательство.
  - Да таких увлечений, как у меня у Кирилла Андреевича нет. Природа на нем решила отдохнуть, - Гальской улыбнулся: - художник из него не получился, как впрочем, и музыкант. Если, что в жизни и обожает, так, скорее всего, деньги. Если у меня мечта занять с командой если не первое место, то хотя бы третье, то у него в первой десятке рейтинга журнала Форбс.
  Гедеонов-Черкеский кивнул. Мечта фабрикантов. Из российских промышленников в нем только потомок Саввы Морозова. Вот и Верещагин в это список стремился.
  - Ради денег Кирилл Андреевич готов на всё? - Полюбопытствовал Федор.
  - Не ведаю.
  - Любопытно.
  Гедеонов-Черкеский взглянул на футбольное поле. Если верить супругам Гальским, то у Верещагина проблемы с деньгами. При этом Кирилл Андреевич отказывается от денег, которые Константин предлагает ему за картины. Странно всё.
  - Прощу простить, господа, - проговорил Гальской, - но мне нужно тренироваться.
  - Не будем вас задерживать.
  Когда полицейские ушли, Константин проводил их взглядом, он остановил игру и заменил вратаря.
  
  Череповец, 14 августа. 13:40.
  
  Вечернюю тишину потревожил всепоглощающий крик дикого ужаса. Отец Никодим непроизвольно перекрестился и взглянул на полицейских, которые ползали по густым зарослям в поисках доказательств невиновности Нелюбина, словно ищейки. Вопль заставил их прекратить розыск. Кричала женщина. Хмелин по привычке достал пистолет. Посмотрел на товарища и указал в направлении той части дороги, которую они так и не успели осмотреть. Филер понимающе кивнул и вслед за городовым стал выбираться из высокой травы на дорогу. Хмелин на всякий случай снял пистолет с предохранителя и взглянул вопрошающе на батюшку.
  - Кричали, - спокойно проговорил отец Никодим, словно в этих местах это было обычным делом. - Там что-то случилось? - Тут же спросил он, указывая в направлении, откуда донесся вопль.
  - А бог его знает, батюшка, - проговорил городовой, - только сдается мне, ничего хорошего этот крик нам не сулит. Вы оставайтесь здесь, а мы посмотрим, что же там произошло... Нужно поспешить, пока не случилось самое страшное...
  При этих словах Хмелин рванул вперед, как самый настоящий спринтер. От него не отставал филер, зная, что его помощь может понадобиться, ведь просто так в этих местах никто кричать не будет.
  Священник тоже поспешил за полицейскими. Отец Никодим понимал, что поиски следов того места, где Нелюбин подобрал пистолет, пустая затея. Он об этом даже заявил в телефонном разговоре Лопухину, но тот всё равно настоял на поисках. Одно дело искать предмет, и другое - место, где его подобрали.
  - Бессмысленная затея, сын мой, - молвил в тот момент священник. Но после глубокомысленной паузы добавил: - Впрочем, Бог уважает настойчивых и время от времени благодарит их.
  Отец Никодим стоял около обочины и смотрел, как два неугомонных представителя закона, ползали по зарослям в поисках хоть каких-нибудь следов. Батюшка сомневался, что Нелюбин ради оружия полез бы туда, и считал, что тот подобрал пистолет на дороге. Он уже было хотел сказать об этом Хмелину с филером, но помешал крик. И сейчас, глядя, как бегут полицейские, священник покачал головой. Поднял с земли сухую палку и воткнул в рыхлую почву. Батюшка прекрасно понимал, что продолжать поиски придется именно с этого места, по крайней мере, он думал об этом в тот момент, не подозревая, что судьба начала преподносить неприятные, но всё-таки сюрпризы. После того, как он это сделал, бросился следом за бегущим служкой. Паренек не стал ждать старика.
  Хмелин благодарил бога, что бежать пришлось не так и далеко. Остановились в тот момент, когда городовой разглядел лежащую на обочине женщину в светлом платье. Городовой кинулся к ней и присел. Поднял ее руку. Пощупал пульс.
  - Жива, - проговорил он, когда к нему подошли священник и филер.
  - Ну, и, слава богу, - отец Никодим присел рядом. - Явно потеряла сознание. С чего это она так кричать могла? Что её могло так напугать, что она потеряла сознание? Вы же видите, что вокруг не души.
  Игнатьев поднял зонт и сумочку, что валялись рядом и протянул служке.
  - Подержи, - проговорил он.
  - Вы уж, батюшка, приведите её в чувство, - проговорил Хмелин, - а мы уж с Игнатьевым поищем причину случившегося...
  И тут до них, со стороны реки донеслось:
  - А ну, отойди! Убью, сволочи! Оставьте графиню в покое, изверги!
  - Этого ещё не хватало, - проворчал филер и взглядом указал в ту сторону, откуда посыпались на них угрозы.
  Хмелин взглянул и обомлел. На них со стороны реки несся здоровенный мужик с веслом.
  - Убью! - Орал он, так и не поняв, что над девушкой склонился священник. - Отойдите от графини.
  Городовой поднял руку с пистолетом вверх и прокричал:
  - Стой! Стрелять буду!
  - Убью!
  Прозвучал выстрел. Стайка черных ворон, что сидела на ветвях деревьев взмыла в серое вечернее небо, оживив округу карканьем.
  - Стой, кому сказал! Следующий выстрел на поражение! - Предупредил городовой, наводя оружие на мужика.
  Тот от неожиданности остановился, вот только весло не отпустил. Ловко выставил его перед собой, давая понять, что тоже вооружен и очень опасен.
  - Я городовой, - прокричал полицейский. - Номер 345. Моя фамилия Хмелин. Отпустите весло и тогда вы сможете взглянуть на жетон.
  Он запустил свободную руку в карман и вытащил бляху.
  - Девушка жива. Она просто потеряла сознание. Мы сейчас пытаемся выяснить причину...
  - Ваше благородие, - вдруг раздался голос филера, - взгляните туда.
  Мужик швырнул весло на землю и взглянул туда, куда указывал Игнатьев.
  - Господи Иисусе, - проговорил он и перекрестился.
  Городовой же не обратил на это никакого внимания, так как был теперь сосредоточен на причине, что заставила женщину издать душераздирающий крик. Этой причиной было обезглавленное тело мужчины, что лежало в кустах у дороги, и на которое они сразу и не обратили внимание.
  - Вот тебе бабушка и Юрьев день, - прошептал Хмелин, понимая, что ещё несколько минут назад готов был прекратить поиски, в тот момент они казались ему без результатными. Но даже если и не прекратили, то сюда пришли бы (учитывая их темпы) уже затемно. Женский крик непроизвольно ускорил события.
  Женщина зашевелилась и начала приходить в сознание. Вначале застонала, а затем открыла глаза. С ужасом посмотрела на священника, но тот улыбнулся и прошептал:
  - Не волнуйтесь. Всё нормально. Я отец Никодим, батюшка панькинского прихода.
  Графиня словно не слышала его.
  - Там... - прошептала она и указала рукой в то место, где Игнатьев обнаружил тело.
  - Мы уже в курсе. Вам нечего бояться. Сейчас мы пошлем за помощью. Может, вам нужен доктор?
  Она села. Видно было, что она узнала настоятеля.
  - Нет, батюшка. Мне уже лучше, - произнесла и прижалась к плечу священника.
  Тот по-отечески обнял её, а затем помог подняться с земли. Позвал послушника.
  - Ефим, ты среди нас самый молодой. Беги в город и позвони в полицейское управление. Расскажи, что видел. Свяжись с Серафимом Григорьевичем Косолаповым. Пусть пришлет людей.
  Мальчишка кивнул и тут же убежал. Он, конечно, не марафонец, а, значит, полицию придется ждать почти час. Хорошо, если они приедут раньше, а пока им придется разбираться втроём. Священник взглянул на мужика с веслом. Графиня поймала его взгляд и произнесла:
  - Это Тихон. Он лодочник. Он привез меня несколько минут назад из Суды. Хотел проводить, но я отказалась...
  Лодочник кивнул. Ему так и не удалось увидеть жетон Хмелина. Впрочем, сейчас это было не так и важно. Он и так был уверен, что передним представители власти.
  - А вот это зря, - проговорил Хмелин, подходя к трупу. - Опрометчивое решение с вашей стороны, сударыня. Это же не самый благополучный район города. Хорошо, что отделались только испугом, а ведь могло быть и... - тут он замолчал, взглянул на мужика и перепросил: - Лодочник?
  - Да, ваше благородие, - кивнул мужик, - лодочник.
  - Вчера мужика неприятной наружности, вот такой окружности не подвозил?
  - Нет, ваше благородие. Вчера я в Суде был.
  Впрочем, Хмелин на другой ответ и не рассчитывал. Понимал же, что не успел бы Тихон смотаться туда и обратно за такой короткий промежуток времени. Нет, явно Нелюбина подвозил кто-то другой.
  - Не он, - вздохнул разочаровано городовой, - ну, что ж будем искать. - Затем взглянул на Тихона и продолжил: - Вот что, любезный, побудь пока с графиней, а мы тут всё осмотрим. Надеюсь, ты не спешишь?
  - Нет-нет, что вы. Я совершенно свободен.
  - Вот и хорошо. Батюшка, не могли бы вы взглянуть?
  - Будет ли в этом толк? - Проворчал отец Никодим: - Я ведь не умею людей воскрешать. Вам тут патологоанатом нужен, а не священник.
  -Ну, пока он приедет патологоанатом, столько драгоценного времени уйдет, а ведь нам ещё голову сего субъекта найти необходимо.
  При этих словах, графиня чуть вновь не упала. Хорошо, что Тихон успел ее подхватить.
  - Что вы, барышня, - проговорил Хмелин, - не надо чувства терять. Вы уж потерпите. Приедут эксперты, так сразу же вас доставят домой.
  
  Череповец 14 августа. 13:50.
  
  Косолапов себе места не находил. Ему сейчас Лопухин позарез нужен был, а Михаил куда-то запропастился. Последним, кто его видел, был дежурный по отделению. Сообщил, что тот покинул час назад здание. Куда ушел? Об этом Полипчук не знал.
  - Он мне не докладывает, ваше благородие, - проговорил обиженным тоном тот.
  Серафим Григорьевич только рукой махнул. Ступай. Ну, что за контингент такой! Один где-то в рабочее время шатается, другой ничего не знает, а ведь по служебным обязанностям в курсе должен быть.
  - Ладно. Ступай. Если появится, скажи, что я его, паразита, в кабинете жду!
  Дверь за дежурным закрылась, прошептал: 'Работнички'.
  Хорошо если Мишка в Панькино уехал. Впрочем, что-то Косолапову в это не верилось. Машину Лопухин не взял, а на автобусе... В этот момент рука исправника коснулась кармана с папиросами и шальная мысль закурить пришла тому в голову. Он уже хотел вытащить пачку, когда дверь в кабинет открылась. Вошли князь Чавчавадзе и Гедеонов-Черкесский. Серафим Григорьевич навязчивую мысль покурить тут же отмел, а спросил, Ираклий как раз собирался на стул сесть:
  - Ты случайно Лопухина не видел, князь?
  - Да откуда? Мы только что с Федором Савельевичем со стадиона вернулись.
  - Со стадиона? - удивлено переспросил исправник. - Что вы там делали? В футбол играли?
  - Гальского допрашивали, - проговорил Федор, присаживаясь на резной стул в углу. - Кто же знал, что он футболом увлекается. И сегодня на тренировке. Сначала в усадьбу прокатились, потом на стадион. Одно радует, что с супругой его удалось поговорить.
  - Много узнали.
  - Относительно. Вот только сказать относится эта информация к делу или нет пока сложно. Кое-что узнали о хозяине похищенных картин. Иногда бывает любопытно услышать мнение от представителей одного сословия и к тому же дальних родственников.
  Косолапов отметил, что князь сделал акцент на словах 'представителей одного сословия', словно сам представителем этого самого сословия не являлся. Получалось, что Гедеонов-Черкесский считал себя выше их. Почему? Уж не из-за того, что в свое время чуть жизнь не положил во время военного конфликта в горах?
  - А Лопухин-то тебе, зачем понадобился, Серафим Григорьевич? - Вдруг спросил князь Чавчавадзе.
  - Да из Панькино позвонили. Труп там нашли.
  - Думаешь, с делом Верещагиных связан?
  - А черт его знает, но исключать ничего нельзя. Я уже в Панькино Ремизова с Бычковым отправил. Я бы и тебя отправил, да у тебя другие дела были. Если сейчас Лопухина не найдем, поедешь?
  - Я в любом случае поеду, - усмехнулся Ираклий, - куда же моя группа без меня. А Михаила я знаю, где искать...
  - И где?
  - Сам понимаешь... Дело молодое... Человек холостой... - пробормотал грузин.
  - Понимаю. Молодой. Холостой. Это ты к чему, Ираклий? Говори уж, если начал. Не тяни резину. Всё-таки работа сейчас важнее. Сам знаешь, кто заинтересован в успешном завершении следствия. - Косолапов указал пальцем куда-то вверх.
  - Так я и не тяну, Ты же, ваше благородие, и слова сказать не даешь, понимаешь. - Возмутился Чавчавадзе. - В парке он. В парке. Ну, я так думаю!
  - В парке? А что он там, собственно, делает?
  - Так краля там у него, - улыбнулся грузин. - Я же и говорю: дело молодое.
  - Дело молодое, да только не в рабочее время... - Возмутился исправник.
  - А по-другому, Серафим, у него не получается. Да и сам ты молодым был.
  Косолапов недовольно взглянул на князя, словно тот наступил на больную мозоль исправника. Затем нажал кнопку звонка, и через минуту в кабинет вошел Полипчук.
  - Вот что, Нестор Яковлевич, - проговорил Серафим Григорьевич, обращаясь к дежурному по имени отчеству, - отправь кого-нибудь в парк. Там в тени деревьев прохлаждается Лопухин. Пусть его отыщут, да скажут, чтобы тот немедленно в отделение прибыл. Причем незамедлительно.
  Полицейский тут же выскочил из кабинета, и стало слышно, как застучали каблуки по деревянной лестнице.
  - Он там шашни крутит, а у нас тут такое творится. - Проворчал Косолапов. - Вот ты, князь, спрашиваешь, связан ли новый труп с делом Верещагиных? - Чавчавадзе кивнул: - Так вот есть предположение, что связан он с нашим делом, ой как связан.
  - Откуда такие выводы, Серафим Григорьевич? - Полюбопытствовал Федор.
  - Вы пока расспрашивали местного предводителя дворянства, человечка одного взяли. При нем был обнаружен пистолет, из которого была застрелена собака возле дома Верещагиных.
  - Что же вы молчали, Серафим Григорьевич? Неужто это соучастник?
  - Боюсь, что нет. - Подал голос Чавчавадзе. - Не того пошива 'Ужик'. Я прав, Серафим?
  - Прав, князь, как всегда прав. Только это ещё проверить нужно. Пистолет, как утверждает Нелюбин, он на берегу реки обнаружил. Вот я и распорядился прочесать берег...
  Грузин еле сдержался, чтобы не засмеяться. Прикрыл рот рукой.
  - Причесать берег, - сострил он. - Ты бы ещё попросил отыскать иголку в стоке сена. Глупейшей затеи, чем эта, я и представить не могу, уважаемый.
  - Глупейшая не глупейшая, а труп обнаружили...
  - И то случайно. Ну, я так думаю.
  - Случайно, - согласился Косолапов, - да вот только случайностей в нашем деле не бывает. С другой стороны, если бы не барышня...
  - Что за барышня? - Уточнил Чавчавадзе.
  - Графиня одна. Это она, возвращаясь из Суды, наткнулась на обезглавленный труп. Хорошо, что наш городовой неподалеку был иначе неизвестно, чем бы эта история закончилась.
  - Да, - согласился Гедеонов-Черкесский, перенося стул ближе к столу. - И всё-таки я никак не возьму в толк, с чего вы решили, что новый труп имеет отношение к пистолету, обнаруженному у Нелюбина?
  Чавчавадзе улыбнулся.
  - А почему бы и нет. - Проговорил Ираклий: - Я ничего не исключаю. И как вероятную версию не отвергаю. Сейчас я её изложу, а ты, Серафим Григорьевич, подтвердишь, в том ли направлении мои умозаключения. Хорошо?
  - Хорошо. - Махнул рукой исправник: - Выкладывай, что там надумал такого.
  Грузин сел. Пододвинул стакан. Налил минеральной воды и залпом осушил.
  - В общем так. - Проговорил он: - Допустим у того, кто убил сторожа, был соучастник. Стоял на стреме. Собака залаяла. Он выстрелил. По-тихому украсть картины не получилось. Сторож вышел на улицу, и тогда его убил второй. Потом они уехали в Панькино. Там поссорились, и убийца сторожа убил соучастника. Пистолет выкинул. Его подобрал Нелюбин.
  - Тавтология, конечно, - улыбнулся Федор, - но с другой стороны такой вариант исключать не стоит. Всё возможно. Впрочем, что-то мне не верится, чтобы горец взял себе в помощники постороннего.
  - Ему помощника просто могли навязать, если убийца сторожа был всего лишь исполнителем, - предположил Чавчавадзе.
  - Резонно, - согласился петербуржец. - Поэтому, как только появится Лопухин, так я отправляюсь вместе с ним. Мне нужно лично осмотреть место происшествия.
  - А дом Верещагина? - Спросил Косолапов.
  - Дом подождет. Да и что-то мне подсказывает, что смотреть там больше и нечего. Пусть уж им занимается местный Шерлок Холмс.
  Тут дверь скрипнула, и на пороге появился Лопухин.
  
  Череповец 14 августа. 13:30.
  
  Ну, нет, что за напасть. Это же надо так влюбиться, что даже голову потерять. Вроде все мысли о работе должны быть, а на уме только одно. Что не делай, а так и тянет убежать и хотя бы краем глаза увидеть ту, в которую по самые кончики ушей 'втюрился', как самый последний юнец. Одно ясно, что словами передать то, что творится на душе сложно, вот только стихи сочинять Михаил Лопухин не умел. Поэтому при первой же свободной минуте бежал в соседний парк, куда в одно и то же время приходила на прогулку с детьми его пассия. Вот только отчего-то у Лопухина не получалось с ней завязать хоть какой, но разговор. При виде неё Михаил немел. Стоял в нескольких аршинах и краснел, как рак.
  Вот и сегодня, после того как по телефону изложил отцу Никодиму, что его сотрудникам сейчас надо делать, он выскочил на улицу и не обращая внимания на пристальный взгляд Полипчука, кинулся в сторону городского парка. Впрочем, у ворот, ведущих в сад, он замешкался. Неожиданно поняв, что вновь не сможет с ней заговорить.
  - А может сказать, что она мне безумно нравится, - прошептал Лопухин и тут же отвел эту глупую идею. Так она его вообще за сумасшедшего примет. А это ему надо? Но с другой стороны- ну, не делать же ей предложение? Тем более она не знает, кто он. Впрочем, и Михаил знал о ней не так и много.
  Будь он столичным писателем, допустим Владимиром Александровым, автором детективного романа 'Грифы птицы терпеливые', то просто подарил бы свою книгу с автографом. Тогда ей так и так пришлось бы назвать своё имя. Увы, но он не писатель и единственный способ узнать, как её зовут - просто составить протокол за какое-нибудь нарушение. А это ему надо? Нет, конечно же. Тут ситуацию только испортишь...
  В итоге, понимая, что время уходит, Лопухин набрался смелости и вошел в парк. Впрочем, когда увидел её, вновь остановился в нерешительности. Незнакомка сидел на лавочке, и читала какую-то толстую книгу в темно-синем переплете. Она была так увлечена, что не обращала внимания на детишек, что сновали вокруг неё, словно мотыльки. Хотя правильнее было сказать - они играли в салочки. Причем девчушку лет пяти пытался догнать сорванец на год помоложе. Невольно Михаил засмотрелся. А дальше всё было как в замедленном кино. Мальчишка споткнулся и начал падать. Инстинктивно Лопухин кинулся вперед и подхватил его. Обнял, и тут незнакомка обратила на него внимание.
  - Спасибо большое, ваше благородие, - проговорила девушка, - я тут зачиталась и совсем из внимания упустила, - призналась она.
  - Ваше благородие? - Спросил Михаил, возвращая сорванца в нормальное состояние.
  - Вы же урядник, - сказала незнакомка, откладывая книжку в сторону. И тут Лопухин узнал, что роман, который так увлек девушку, был - 'Анжелика. Маркиза ангелов'. - Меня зовут Евдокия, - добавила она, - а вас - Михаил.
  Полицейский удивленно взглянул на неё:
  - Откуда вам известно моё имя, Евдокия?
  - Вы же приходили в дом, где я работаю гувернанткой.
  Теперь Михаил вдруг вспомнил, что когда впервые ее увидел, у него возникло чувство, что он уже где-то встречал эти глаза и эту улыбку.
  Случилось это год назад, когда у дворян Румянцевых кто-то угнал автомобиль. Тогда всё отделение подняли на уши. Михаилу выпала доля опрашивать жителей соседних домов. Всё делалось в спешке, и на свидетелях урядник внимания не заострял. Просто уточнял имя и фамилию. Кем приходится хозяину дома. Затем задавал стандартные вопросы: не видели ли вы подозрительных людей, не крутился ли кто возле машины... Ну, и в таком духе.
  - Евдокия Николаевна Головина, - проговорил, припоминая Лопухин.
  Девушка кивнула.
  - Ну, я и осёл... - проворчал Михаил.
  - Почему? - Удивилась она.
  - Хотел ваше имя узнать... даже способы различные выдумывал, а оказался... - урядник улыбнулся, - тот самый вариант, которым не хотел воспользоваться...
  - А для чего вам моё имя, ваше благородие?
  Мишка замялся и даже покраснел, да только дама оказалась сообразительная. Спросила прямо в лоб:
  - Хотели познакомиться.
  Лопухин утвердительно закивал.
  - Я честно признаюсь... тоже, - проговорила она, - да только не решалась первой заговорить.
  - Можно присесть?
  - Конечно, - сказала девушка и улыбнулась. - В ногах правды нет.
  - И то, правда, - согласился Михаил, но прежде чем сесть, взял в руки книгу про Анжелику, - Вы увлекаетесь французскими романами?
  Книга была старой слегка потрепанной. Казалось, она прошла не через одни руки. Еще лет двадцать назад считалась бестселлером, да только со временем интерес к бесконечному сериалу 'французских' авторов стал сходить на нет. Было даже снято несколько фильмов. На один Лопухин даже сходил.
  - Да, - смущаясь, проговорила Евдокия. - Зачитываюсь, и вот сами видите, - добавила она и взглянула на вновь бегающих вокруг скамейки ребятишек.
  - А мне больше произведения О. Генри нравятся... Евдокия, вы читали О.Генри?
  Слово за слово, а разговор постепенно начал налаживаться.
  Появлением Севастьянова стало неприятным сюрпризом. Беседа тут же прекратилась. Лопухину достаточно было взглянуть на городового, как тот произнес:
  - Ваше благородие, за вами господин урядник послал.
  - Что-то серьезное?
  - Так точно, вашблагородие.
  - Ну, вот, - проговорил Лопухин, приподнимаясь со скамейки, - и поговорить, толком не получилось. Извините меня, Евдокия, служба. Надеюсь, ещё увидимся?
  - Конечно, - улыбнулась девушка, - вы ведь, Михаил, знаете, где меня можно найти.
  - Так точно, мадемуазель.
  Когда они с городовым уже покинули территорию парка, Севастьянов проговорил:
  - Вы, уж ваше благородие, брали бы быка за рога, а то надеюсь, увидимся...
  - Вот только учить меня не надо, - огрызнулся Лопухин, - тут может быть всё серьёзно, а ты быка за рога...
  - "Серьёзно" или "может быть"? - Словно издеваясь, сказал городовой.
  - Серьёзно. Впрочем, что там такого случилось, что я исправнику понадобился?
  - Труп нашли.
  - Эка невидаль труп, - фыркнул Михаил, - я, что единственный на участок урядник?
  - Так труп обнаружили Хмелин и Игнатьев.
  Что-то в голове щелкнуло, и мысли о девушке сразу отошли на второй план.
  - А вот это уже серьёзно, - проговорил, хмурясь, Лопухин и тут же прибавил шаг, отчего полноватый Севастьянов стал еле-еле за ним поспевать.
  Уже у дверей в отделение городовой догнал Михаила.
  - Хоть как кралю-то звать? - Спросил он, когда урядник коснулся рукой дверной ручки.
  - Евдокия.
  Севастьянов присвистнул.
  - Э, вашблагородие, а может это судьба?
  - Судьба? - не понял Михаил.
  - Судьба. Вот женитесь, и будет она Евдокия Лопухина...
  Городовой усмехнулся.
  - Да ну тебя, - проговорил урядник и открыл дверь.
  
  Череповец. 14 августа. 15:10
  
  - Ну, что тут у нас? - Спросил князь Чавчавадзе, выбираясь из автомобиля, в тот самый момент, когда к ним подошел Хмелин.
  - Расчлененка, ваше сиятельство.
  - Голову нашли?
  - Так точно. Судя по всему кавказец...
  - Кавказец? - Переспросил Гедеонов-Черкеский.
  Городовой удивлённо посмотрел сначала на Федора, потом на Лопухина и только затем на грузина. Ираклий понял, что полицейский с петербуржцем знаком не был, и, видимо, в предыдущий приезд князя не находился на службе.
  - Это князь Федор Савельевич Гедеонов-Черкеский. Полицейский, прибывший по нашему делу из столицы, - пояснил он.
  - Так точно, ваше сиятельство, кавказец.
  Князья переглянулись. Они одновременно подумали об одном и том же.
  - Вот, что Михаил, - проговорил Федор, - вы тут занимайтесь, а мы с князем пойдем, осмотрим тело.
  Когда они удалились, Хмелин посмотрел им вслед, а затем спросил у Лопухина:
  - Что, важная птица, ваше благородие?
  - А то! Вы свидетелей опросили?
  - Так точно. Только свидетелей то раз-два да и обчелся. Если бы не крик, мы бы никогда и не обнаружили. Честно признаюсь, Михаил Романович, я уже всякую надежду отыскать тут потерял. Место, где обнаружил пистолет Нелюбин, могли собственно и затоптать...
  - Что-то мне подсказывает, Хмелин, что мы его обнаружили. Впрочем, подозрение с Нелюбина снимать пока рано.
  - Считаете, что это он мог убить?
  - Не исключаю. Кстати, а где те, кто обнаружил тело?
  - Да вот, собственно, она. Желаете лично опросить, ваше благородие?
  Чуть в стороне стояли двое: девушка в золотистом платье с зонтиком в руке и здоровый мужик в тельняшке, в полосатых штанах, заправленных в хромовые сапоги и с веслом в руках. Здоровяк нервно курил папиросу.
  - Лодочник? - уточнил Лопухин.
  - Так точно, ваше благородие. Да вот только, скорее всего, к происшествию не имеет отношения. Появился уже после нас.
  - Данные записали?
  - Так точно.
  Михаил кивнул.
  - Лодочник, - проговорил он.
  - Только это не тот лодочник, что доставил вчера Нелюбина в Череповец, - сказал Хмелин. - У этого алиби. Он весь вчерашний день провел в Суде.
  - Кто-нибудь может подтвердить?
  - Графиня Новосельцева.
  - Ясно. - Молвил Лопухин. - Пойду, поговорю с графиней Новосельцевой.
  
  Между тем Ираклий и Федор подошли к месту преступления. Акакий Акакиевич всё ещё крутился вокруг останков, а Бычков, сдерживая рвотные порывы, фотографировал отрезанную голову.
  - Убили явно не здесь. - Сказал Гедеонов-Черкеский. - Видите, князь, тело сначала волокли.
  - Отсюда напрашивается вывод, что убийц было двое? - Уточнил Чавчавадзе.
  - Ну, по крайней мере, двое.
  При виде головы Ираклию стало плохо. Он отошел в сторону и его вырвало.
  - Слабые у вас нервишки, князь, - проговорил Федор.
  - А, что делать. Это у вас там, в столице, ваше сиятельство, это всё в пределах вещей, а у нас диковина.
  - Извини, князь, - улыбнулся петербуржец, - если обидел. Видит бог - не хотел.
  - Забыли, Федор Савельевич, - проговорил Ираклий, но у Федора закралось подозрение, что князь ничего не забыл и по возможности тоже когда-нибудь подденет его. - Акакий Акакиевич, ну, что там у тебя?
  - Да почти всё. Можно увозить.
  Чавчавадзе махнул рукой и к ним с носилками направились санитары в сопровождении старшего.
  Тело положили на носилки, а голову запихнули в черный полиэтиленовый пакет.
  - В городской морг? - На всякий случай уточнил Федор.
  Доктор кивнул и сказал, что где-то часов через восемь будут известны результаты вскрытия. Хотя и без результатов было ясно, что смерть насильственная с отсечением головы. Тут нужно было только выяснить, когда эту самую голову отделили от тела. До или уже после.
  - Будь я проклят, но я знаю этого горца, - проговорил вдруг Гедеонов-Черкеский. - Я встречался с ним во время боевых действий на Кавказе. Я же говорил, что уже видел тот способ, каким убили сторожа в доме Верещагиных. Мне пока ясно одно, что Ибрагим, всего лишь исполнитель. Боюсь, что ниточка оборвалась.
  - А если его убил Ужик?
  - Ну, ты-то сам, Ираклий в это веришь?
  Грузин отрицательно мотнул головой. Что-то не верилось, чтобы этот увалень мог завалить матерого бандита. За этим преступлением стоял кто-то другой. Человек напрямую связанный с заказчиком. Ведь кому-то нужны были картины из музея Верещагина. Вот только кому. Подозреваемых не становилось меньше.
  - Будем надеяться, что ваш местный Шерлок Холмс, что-нибудь да откопает. - Проговорил вдруг Гедеонов-Черкесский, - а вдруг он прав, и дело крутится не вокруг картин, а вокруг бухгалтерии Верещагиных. Нужно будет переговорить с Ивановым.
  Они направились к машине, где их уже ждал Лопухин.
  
  Графиня была миниатюрной женщиной с выразительными глазами. Только сейчас в них был страх, а губы дрожали. Доктор, прибывший с каретой скорой помощи, подал ей стакан с валерьянкой и ушел к машине. Стал ждать того момента, как Чавчавадзе даст знак забирать тело.
  - Урядник Лопухин,- представился, подходя Михаил, - Прошу прощения, сударыня. Я должен задать вам несколько вопросов. -
  Женщина посмотрела в сторону Хмелина.
  Лопухин поймал её взгляд и пояснил:
  - Мне лично нужно услышать от вас. Вдруг вы что-то упустили, а, может быть, упустил городовой. Бывает из двух различных показании возникает куда более полная картина происшествия.
  Впервые графиня улыбнулась:
  - Хорошо, господин Лопухин, спрашивайте.
  - Михаил Романович.
  - Хорошо, Михаил Романович.
  Лопухин достал из одного кармана блокнот из другого извлек ручку.
  - Фамилия, имя, отчество. Сословная принадлежность.
  - Графиня Новосельцева Елена Александровна.
  - Как оказались тут?
  - Прибыла из Суды на катере. Вот тамошний лодочник Тихон меня и привез.
  - Понятно. - Михаил сделал несколько заметок в блокноте. - Что было дальше, после того, как вы высадились на берег?
  - Тихон предложил проводить, но я отказалась. Шла одна. Уже подходя к этому месту, заметила что-то странное, а когда пригляделась, просто потеряла сознание. Очнулась, когда надо мной склонился местный священник.
  - Подозрительных не видели?
  - Нет. Да и откуда им взяться, когда я сюда шла никого не встретила.
  
  Приехала машина с полицейской собакой. Кинолог выслушал обстоятельства дела. Кивнул и направился туда, где обнаружили труп. Собака сразу ощетинилась. Полицейский одернул её и протянул платок, обнаруженный в кармане убитого. Собака тут же начала крутиться вокруг места происшествия, затем рванула в сторону реки.
  
  Кадуй. 14 августа. 12:00.
  
  Грозовые тучи не дошли до Череповца каких-то несколько десятков километров. Дождь прошёл над Кадуйским районом, принеся с собой трагедию. Утром в полицейское управление поселка, прибыл житель деревни Маза - Тихон Кузьмич Фатьянов.
  - Труп и двое пострадавших, - прошептал Постылев, после того, как выслушал Тихона Кузьмича. - Ефим, Нил, собирайтесь. Выезжаем.
  Ясно, что смерть всего лишь несчастный случай, но нужно было выяснить обстоятельства, а так же личности пострадавших. Кто они такие и зачем приехали в окрестности Мазы.
  Информации, как оказалось не много. Пострадавшие оказались черепане, прибывшими на речку Маза, половить рыбешку. Они только расположились на берегу, закинули удочки в воду, как друг пошел дождь. Первое что им пришло в голову - это спрятаться под дубом. Молния ударила именно в это дерево. Ляпин Алексей, 1958 года рождения, погиб сразу же, а вот их приятели Андреев Петр и Жариков Фома получили ожоги различной степени. В данный момент они были госпитализированы в поселковую больницу. Для детального расспроса об обстоятельствах трагедии к ним предполагалось отправить Ефима Елкина. Машина (старенький РуссоБалт) пострадавших, припаркованная в сотне метрах от места происшествия, не пострадала.
  Приблизительно в полдень опергруппа в полном составе вернулась в Кадуй.
  - Понедельник день тяжелый, - проговорил Игнат Игоревич, доставая из кожаного дипломата блокнот, в котором сотский делал записи.
  - Не говори, Игнат, - пробормотал Нил.
  Впрочем, дело можно было сразу закрывать. Работы, в худшем случае на сутки. Не более.
  - Черт с этими делами, - сказал Игнат Игоревич, - они от нас не убегут. - Он подошел к чайнику, что стоял в углу на тумбочке. Открыл крышку и, убедившись, что внутри вода, включил в сеть. - Какое-никакое, а разнообразие. Я вон погляжу ты 'Трех мушкетеров' уже до дыр зачитал.
  Нил тут же спрятал книгу в верхний ящик стола. Недовольно покосился на начальника, словно он эту самую книгу в данный момент читал. Нет, он ее, конечно, читал, но строго в свободное от дел время, а его у сельских полицейских было предостаточно.
  - Вот ты, Игнат Игоревич, меня осуждаете, что я книгу Александра Дюма до дыр зачитываю...
  - Да никто тебя не осуждает, Нил. Хочешь, читай. По мне так и одного раза достаточно, чтобы понять, что к чему...
  - Хорошо. Не осуждаете, но ведь упрекаете. А ведь в романе Дюма не всё так просто, как кажется на первый взгляд...
  - Ну, ладно демагогию разводить, Нил. Вон лучше отчет о происшествии составь.
  Полицейский тяжело вздохнул. Вытащил из папки лист бумаги. Достал шариковую ручку и стал медленно писать. Нил время от времени бросал взгляд на сотского. Скучный человек Постылев. Ничем не интересуется, а ведь он мог бы ему многое, хотя бы по той же книге Александра Дюма порассказать. Полицейский был уверен, что сотский считал главными героями романа д'Артаньяна и его приятелей мушкетеров. Которые на протяжении всей книги только и делали, что пили вино, да совершали правонарушения. О нет. По мнению Нила, главным героем, хотя правильнее сказать героиней, была леди Винтер. Бедная женщина. Вначале, когда она была юной, её соблазнил священник. Затем, когда об их связи стало известно, Анну де Бейль сделали крайней, а палач, без всякого решения суда взял да и клеймил несчастную.
  Нил вновь взглянул на сотского. И всё-таки чёрствый человек Постылев. Ко всему относится как-то холодно и скорее всего не поймет, его умозаключений. Будь Нил на месте Ришелье, то приказал бы завести уголовное дело. Атос, он же граф де Ля Фер, сначала совершил покушение, повесив несчастную на дереве, а затем руками всё того же палача из города Лилль, казнил её. Видимо боялся, что миледи раскроет перед кардиналом его страшную тайну.
  Всю эту идиллию прервал телефонный звонок. Постылев, проворчал, что день сегодня явно не удался и снял трубку. Диспетчер с кадуйской АТС сообщил, что у них звонок из Череповца. Первая мысль, которая пришла в голову сотского, что в Череповце стало известно об утреннем происшествии.
  - Соединяйте, - проговорил он неуверенно и слегка ободрился, когда услышал знакомый голос. - Узнал, как не узнать. По делу или так? Ну, ты, Серафим Григорьевич, просто так и не позвонишь. Понимаю, что помощь нужна, а какая? Ой, не сгущай краски. Понятно. Впрочем, чем смогу, тем помогу, но чудес от меня не жди. Ладно, давай ближе к делу, что от меня нужно? Кого опросить? Ну, знакомая личность. А, что тебя интересует? Что у неё спросить? Понял. Подожди минутку, я запишу. Стар стал. - Игнат Игоревич открыл блокнот и начал быстро фиксировать всё то, что только что ему сказал Косолапов. - Записал. Да ты мне по жизни должен. До связи.
  Сотский положил трубку. Ещё раз пробежался глазами по тексту. Взглянул в окно и прошептал:
  - Да, дела.
  Встал из-за стола. Подошел к полке и взял картуз. Взглянул на Нила. Покачал головой и произнес:
  - Вот, что, Нил, остаешься за старшего.
  - А вы куда, Игнат Игоревич?
  - К Таисии Тукалиной.
  - Опять что-то натворила?
  - Да нет. В этот раз идет в качестве свидетельницы. Нужно кое-что уточнить. - Положил в карман блокнот и вышел из здания.
  Жила Таисия Тукалина на окраине поселка, в нескольких сотнях метров от протекавшей поблизости реки Суды. Пользовалась женщина дурной репутацией и не однократно имела проблемы с законом, и это в двадцать пять лет. Постылев не однократно ловил её на продаже самогона. Мужа у неё не было. Он её бросил, когда узнал, что она забеременела не от него. Не выдержал, ушел, когда у неё на руках уже был один ребёнок. Впрочем, Таисия не очень-то и расстроилась. 'Свято' место пусто не бывает. Тут же нашелся воздыхатель. И он оказался не первым, и не последним.
  Вот и сейчас выходя из двухэтажного кирпичного здания полицейского управления, Постылев вдруг подумал, что в этот раз Тукалина вляпалась по крупному. Ведь неспроста её интересуются в Череповце.
   - Ну, и погода, - проворчал он и прибавил шаг. Промокнуть не хотелось.
  Открыл дверь автомобиля, произведённого заводом 'Дукс'. Забрался внутрь и проговорил дремавшему шофёру Зеленкову.
  - К дому Тукалиной.
  
  Небольшой, слегка покосившийся (а то и понятно женщина одна живет) дом на самой окраине посёлка в сотне метрах от реки Суда. Хозяйка - Таисия Тукалина, девушка лет двадцати пяти, возилась на кухне. Её ребятишки пятилетний Егорка и трёхлетняя Алёнка играли в сенях. Им очень хотелось на улицу, во двор, но там по-прежнему шёл, в этот раз уже затяжной, дождь.
  Таисия время от времени подходила к окну. Слушала, как стучат капли по покрытой железом крыше и качала головой. Ей очень хотелось хотя бы сегодня побыть одной. Предыдущие несколько дней она провела в обществе своего любовника и изрядно подустала.
  Она заправила кровать, впервые за два дня. Сложила грязное бельё в стиральную машину 'Даугава', что подарил её один из любовников, и собралась было пристроиться на диване для того, чтобы просмотреть художественный фильм, что начинался сразу после технического перерыва на поселковом телецентре, как вдруг её привлек внимание звук, донесшийся с улицы. Гостей Таисия не ждала, поэтому отложив просмотр, подошла к окну. Напротив дома остановился полицейский автомобиль. Дверца в нём открылась, и оттуда выбрался, кутаясь в плащ, Постылев.
  - Вот принесла нелёгкая, - проворчала женщина.
  Пока сотский подходил к дому, она успела поправить прическу и накинуть на плече платок.
  Таисия слышала, как скрипнула входная дверь, как Постылев спросил у Егорки, дома ли мать и, скорее всего потрепал мальчишку по загривку. Вероятно, сунул Алёнке шоколадную конфетку, он всегда это делал, когда наведывался к Тукалиной и открыл дверь в жилые помещения.
  - Таисия, ты дома? - Спросил он, переступая порог.
  - Что спрашиваешь? Небось, Егорка уже доложил?
  - Доложил. Можно войти?
  - Так ты уже вошёл, господин участковый. Зачем на этот раз явился? Или вновь соседи нажаловались, что самогон гоню да с мужиками напропалую кувыркаюсь?
  Постылев прошел по комнате и отодвинул от стола стул. Сел и достал блокнот.
  - Чай будете, господин начальник? - Издевательски спросила Таисия.
  - Чай? Буду! Наливай.
  Пока женщина ходила на кухню, он оглядел комнату. Уже не раз бывал в доме, а привыкнуть к местной обстановке не мог.
  Гостиная. Круглый стол со стульями. Несколько кресел, телевизор, немецкой фирмы 'Грюндик'. У стены просторный шкаф с разнообразной посудой. Рядом со шкафом дверь в спальню. Она слегка приоткрыла и можно разглядеть кровать с пуховыми подушками.
  - Заждались, господин полицейский, - язвительно произнесла женщина, входя в комнату с подносом, на котором стояли маленький фарфоровый чайник и две чашки. - Так, вы мне так и не ответили, господин хороший, чем я в этот раз провинилась?
  - Хватит язвить, Таисия. Называй меня, Игнат Игоревич, иначе рассержусь.
  - Ну, так зачем явился, Игнат Игоревич?
  Постылев положил два куска сахара в чашку и начал неспешно размешивать, то и дело, посматривая на Тукалину.
  - Ну, что молчишь как истукан?
  - Ты не нервничай, Таисия. В этот раз к тебе никаких претензий нет. Жалоб не поступало, хотя мне прекрасно известно, что самогоном ты приторговываешь. - Он покосился на приоткрытую дверь кухни, где на столе стояла бутыль с непонятно жидкостью. - Я к тебе, как к свидетелю пришел.
  - Тю! Как свидетелю. И чего это я свидетелем оказалась?
  Игнат Игоревич сделал глоток и вновь взглянул на Таисию, что сидела теперь, напротив, с чашкой в одной руке и с пряничком в другой.
  - В Череповце ограбили... - начал, было, сотский, но женщина перебила:
  - В Череповце я уже давно не была. - Она задумалась: - Может быть лет десять. Хотя нет, вру, Игнат Игоревич, шесть лет назад...
  - Бог с ним с Череповцом. - Сказал Постылев. - Ты лучше скажи, - он замолчал, взглянув пристально на Таисию, - от этого судьба человека зависит, только честно, проживал ли у тебя некто Нелюбин?
  - Ну, проживал.
  - Когда появился и когда отбыл?
  - А ты мои слова в протокол занесешь? - Спросила Тукалина и кивнула на блокнот.
  - Само собой. Поэтому сразу предупреждаю, о даче заведомо ложных показании.
  Женщина кивнула. Встала из-за стола и подошла к шкафу. Коснулась его рукой и произнесла:
  - Он почти неделю жил у меня. Появился не то числа шестого, не то числа седьмого августа. Явился вечером. Вначале всё в лес ходил по грибы, а потом вдруг ему приспичило... почти два дня кувыркались. Вчера вечером вдруг собрался и ушёл.
  - Куда ушел?
  - Я что следить за ним должна? - Фыркнула барышня. - В сторону реки ушёл.
  - Ворона?
  - Ты, что Игнат Игоревич, издеваешься? В сторону Суды ушел.
  - Понятно. - Сотский сделал пометки в блокноте. - Когда это было?
  Женщина задумалась.
  - Тринадцатого августа. Ближе к вечеру, - проговорила она.
  - А подтвердить твои слова кто-нибудь может?
  - Так бабка Матрёна. Она за моим домом днём и ночью наблюдает.
  - Ты бы образ жизни другой вела, она бы этим и не занималась...
  - Отстань, сотский, моя жизнь как хочу, так и живу.
  - Ну, ну... - проговорил полицейский, поднимаясь из-за стола, - только жизнь это твоя не правильная и до добра не доведет.
  Запихнул блокнот в планшет и направился к двери.
  - Ты задумайся над моими словами, Таисия, - проговорил он, выходя в сени.
  Женщина подошла к окну. Постылев вышел из дома. Прошел к машине. Что-то сказал шоферу и направился к дому бабки Матрёны.
  
  Если кто и знает, что творится в посёлке так только бабка Матрёна. Игнат Игоревич, когда выходил от Таисии, обозвал себя - ослом. Нужно было сразу идти к старушке. Уж кто-кто, а Матрёна Спиридоновна (в замужестве Разумовская) всё бы рассказала. Постылев считал, что с её любопытством (и будь она помоложе лет на пятьдесят) нужно в полиции работать. Но прежде чем направиться к Матрёне, он приказал шоферу ехать за ним, а сам пошёл пешком благо старушка жила недалеко.
  Игнат Игоревич в нерешительности замер у калитки. Бабка Матрёна имела очень скверный характер. Если он вот так вот войдет, то жалобы поселковому старосте на произвол сотского не избежать. Он встал на цыпочки, и только так смог заглянуть за покосившийся забор, что окружал ветхую одноэтажную избу. Казавшийся мертвым дом в тот же момент ожил. Занавеска на окне дрогнула, а затем за стеклом мелькнула сама Матрёна. Она махнула рукой и только после этого Постылев коснулся ручки. Калитка оказалась не заперта. Он толкнул её и вошел во двор.
  - Матрёна Спиридоновна, - прокричал сотский, - это Постылев. Можно к вам? Мне нужно с вами поговорить по одному очень важному делу.
  Дверь в избу скрипнула и на пороге появилась старушка, всем своим видом больше похожая на монашку. Впрочем, с тех пор, как умер её муж, женщина предпочитала только так и одеваться. Поговаривали, что у неё от горя 'поехала крыша', но Постылев был уверен, что это не так.
  - Проходи, милок, - проговорила она. - Ты не стой на улице. В дом проходи. Погода сам видишь мерзопакасная. Я и сама хотела к тебе уж идти. Жалобы у меня. Да ты я погляжу, сам заявился. Уж не научился ли ты, Игнат Игоревич, мысли читать?
  - Нет, мысли читать не научился, - молвил Постылев, подходя к крыльцу.
  - Только ноги вытирай. Мне грязи не надо. Глафира в магазин ушла, вернется не скоро.
  Игнат Игоревич понимающе кивнул, поэтому прежде чем переступить через порог минуты две-три усиленно шаркал сапогами о плетеный коврик. Лишь после того, как стал, уверен на сто процентов, что не наследит, вошел в дом. Прошел через сени и, оказавшись в гостиной начал озираться по сторонам в поисках стула или на худой конец табуретки. Наконец приметил в углу, направился к ней и сел. Достал блокнот.
  - Вот ты давеча, Игнат Игоревич, сказал по делу пришел. - Проговорила старушка присаживаясь за стол. - Небось, из-за Таисии?
  - Эх, Матрёна Спиридоновна, - вздохнул Постылев, - да от вас явно ничего не скроешь. Вам бы у нас работать...
  Не договорил, так как пришлось ловить кинутое ему наливное яблочко.
  - Так больше и не из-за чего. Я же тебе бумагу писала, чтобы ты разобрался. Да сама собиралась, после того, как ты ничего не предпринял к тебе идти. Но вижу ты передумал и сам заявился. Небось, уже ходил к ней?
  Игнат Игоревич вспомнил, как несколько дней назад поступила в отделение жалоба от гражданки Матрёны Спиридоновны Разумовской, о том, что в соседнем доме творится аморальное беспутство. Постылев даже улыбнулся вспомнив - 'аморальное беспутство'. Значит, сие беспутство эта самая Таисия и учинила. Он же с бумагой разбираться не стал, а просто убрал с глаз подальше.
  - Заходил. Поговорил. Вот вы, Матрена Спиридоновна, мне помочь, и можете... - Проговорил сотский, откусывая яблочко и жмурясь от того, что оно было кислым.
  - Чем же я могу помочь полиции?
  - Меня интересует, что Вы видели, Матрена Спиридоновна?
  - Давайте прекращайте обращаться ко мне на 'Вы', Игнат Игоревич. - Постылев кивнул. - А насчет того, что я видела у Таисии Тукалино? Я многое что видела. Всю неделю у нее жил какой-то мужчина. На это я вам и жаловалась, да только вы прибыли поздно. Он уехал.
  - Когда? - Тут же уточнил сотский.
  - Да вчера вечером.
  - А точнее?
  - Ну, я не могу сказать в котором часу. Я не смотрела на часы, милок. Только уже начало темнеть.
  - Так, так, так, - проговорил Постылев. То, что у Таисии был мужчина и что тот уехал накануне вечером подтверждалось. Вот только был ли это Нелюбин, не проверить, хотя Тукалина и заявлялась, что встречалась именно с ним. - А больше к ней никто не приходил? - На всякий случай спросил он. Жаль, что фотографию Нелюбина Косолапов не прислал.
  - Никто.
  - А куда он пошел ты, Матрёна Спиридоновна не видела?
  - В сторону реки Суды и пошёл.
  Сотский кивнул.
  - Ну, спасибо тебе, Матрёна Спиридоновна, - проговорил он, приподнимаясь с табуретки.
  - Да мне-то за что, Игнат Игоревич? - удивилась старушка.
  - Большое ты дело сделала.
  Уже в дверях Постылев остановился. Нужно было ещё сходить на лодочную станцию, что была совсем рядом и узнать, не отвозил ли кто Нелюбина в Череповец. Шанцев найти лодочника мало, но попытаться все-таки стоит.
  
  Череповец. 14 августа. 18:00.
  
  - Я рада, что Вы решили остановиться у нас, князь, - проговорила Наталья Николаевна, когда на служебном автомобиле вместе с мужем приехал Федор Гедеонов-Черкеский.
  - Я тоже премного счастлив, Наталья Николаевна, пожить у вас, - молвил князь и поцеловал женщине руку. - Впрочем, прошу, Вас, любезная Наталья Николаевна, обращаться ко мне 'на ты', тем более я уже не в первый раз у вашего семейства в гостях.
  - О, это верно, - смутилась супруга Косолапова. - Впрочем, что мы стоим на улице, пройдемте в дом. Клавдия! - Прокричала она. Домработница появилась через минуту. - Вот, что Клава, - проговорила Наталья Николаевна, покажи нашему гостю комнату, в которой он жить будет, да поскорей приготовь нам ужин.
  - Хорошо, барыня, - проговорила домработница и, улыбнувшись князю, произнесла: - Пойдемте за мной сударь.
  Вообще-то Федор хотел снять номер в одной из Череповецких гостиниц, но Косолапов оказался человеком настойчивым. Сразу заявил, что пока будет длиться следствие, князь Гедеонов-Черкеский должен жить у него в доме. Князь попытался было отказаться, но сразу понял, что бессмысленно. Поэтому, как только закончился рабочий день, а в отделении остался дежурный полицейский, они вдвоём поехали на Лесопильную. А здесь их уже ждали. Поэтому, когда Клава показала уже знакомую Федору комнату и ушла, он облегчённо вздохнул. Поставил свой саквояж на стул и подошел к окну.
  - Да дельце не из лёгких, - проговорил князь.
  Два трупа за два дня. Причем первый явно был убит вторым. Вопрос в том, кто убил горца? То, что Нелюбин не имеет отношения к делу и получит свои срок только за мошенничество и незаконное хранение оружия. Алиби, что в момент ограбления дома Верещагиных тот находился в Кадуе, подтвердилось. За несколько минут до того, как Косолапов начал уговаривать князя поехать к себе, в череповецкое полицейское управление позвонили из посёлка.
  - Оборвалась ниточка, - проговорил в тот момент Серафим Григорьевич, ложа телефонную трубку. - Как говорят французы: - Селяви.
  Вот и получалось, что надо искать того, кто убил горца, но как это сделать? Впрочем, существовал ещё один расклад... и тут Федор заметил, как у ворот дома остановился знакомый автомобиль. Приехал князь Чавчевадзе. Причем приехал не один, а со слугой. Последний тут же направился к багажнику автомобиля. Открыл его и извлёк огромную алюминиевую кастрюлю.
  Гедеонов-Черкеский вышел из комнаты и пошел в гостиную, где его ждали супруги Косолаповы. Через минуту туда завалился и грузин.
  - Я вам привез отменный шашлык, - проговорил он, как только оказался на пороге. - Надеюсь, Серафим Григорьевич, у тебя найдется мангал и шампуры.
  - Найдется, князь. Найдется. И мангал, и шампуры, и уголь. А, ты когда это успел шашлык то заготовить?
  - А вчера и заготовил, - улыбнулся Чавчавадзе, - сразу, как только узнал, что к нам такой гость приезжает.
  - Клава!
  - Стой, Серафим Григорьевич, - проговорил грузин, - ты явно всё испортить желаешь?! Не хочу обижать женщин, но они просто не умеют готовить шашлык. А всё почему? Да потому что - женщины никак не могут усвоить одну истину. - Он заметил вопрошающий взгляд Косолапова. - Причина в том, что они часто путают сок из жареного мяса с кровью. Отчего и пытаются поджарить ещё, хотя мясо уже полностью готово. Если пережарить баранину, то оно превратится сухие и черствые шарики. Так что свежее мясо нужно готовить быстро... впрочем, чего я тебя учу, Серафим Григорьевич, ты вроде и сам спец. - При этих словах Косолапов улыбнулся. - Так что извини, но Клавдии, я позволить отдать такой вкусный шашлык не могу. Им займусь я сам. Ты только, сударь, покажи мне где у тебя хранится мангал.
  - Клава! - Позвал домработницу Косолапов.
  Девушка прибежала. Оправила фартук, взглянула сначала на грузина, потом на Федора и наконец на хозяина.
  - Вот что, Клава, - проговорил Серафим Григорьевич, - покажи князю Ираклию, где у нас мангал лежит.
  - Хорошо, барин. Идёмте за мной, князь.
  Проговорила и пошла куда-то вглубь дома. Чавчавадзе проследовал за ней, шепча: 'Ну, разве не персик'. Косолапов лишь покачал головой.
  - Вот так вот и живем, - проговорил исправник, взглянув на Федора. - Сам понимаешь - провинция.
  Встал с дивана и подошел к шкафу. Достал графинчик с клюквиной настойкой. Поставил на стол.
  - Я погляжу, Серафим Григорьевич, вы здесь решили отметить приезд нашего друга. - Раздался голос Чавчавадзе.
  - Да, князь.
  - Пойдемте лучше на улицу. Тем более такая погода... - Он заметил стоявшую на столе наливку. - И вы предлагаете к шашлыкам эту гадость?
  - Почему гадость? - Удивился исправник.
  - Потому, что шашлыки есть лучше под хорошее вино. - Князь вдруг улыбнулся: - И желательно грузинское. Федор, ты пили - Мукузани?
  Гедеонов-Черкеский кивнул. Во время его компании на Кавказе, каких только вин он не пил.
  - Тогда идемте на улицу, - предложил Ираклий.
  - Идемте, князь, - проговорил Федор и проследовал за Чавчавадзе.
  Слуга грузина возился с мангалом. Разводил огонь.
  - Семён, - проговорил князь Ираклий, подходя к кастрюле с мясом, - неси привезённое вино.
  Слуга кивнул и ушел, а грузин взял шампур, и прежде чем нанизать на него баранину проговорил:
  - Не надо делать шампуры метровые, господа. Пока, кушая, доберетесь до последнего кусочка, он будет уже холодным. - Он положил шампур на мангал: - Во-вторых, махая за столом 'шпагой', а другого слова я просто подобрать, не могу, приговаривая какой вкусный шашлык, можно хорошему другу выколоть глаз. - Впрочем, второй шампур он на мангал не положил. Князь всегда, когда делал шашлыки, сначала жарил одну палочку. - А оно нужно? С другой стороны прекрасный шашлык нужно есть только с шампура. - Ираклий замолчал, неожиданно подмигнул Федору, и добавил: - пока он горячий.
  Слуга принес вино. Князь протянул ему шампур и тот продолжил дело начатое грузином. Сам же Ираклий откупорил вино и тут же наполнил бокалы, что принесла Клава. Взял один в руки и произнеся тост:
  - За хороший шашлык! - Осушил одним залпом. - Отменное вино.
  Затем взял готовое мясо и снял с шампура первый кусок. Прожевал и добавил:
  - Да и шашлык отменный. Попробуйте, господа, - проговорил он, - протягивая шампур сначала Косолапову.
  Серафим Григорьевич съел кусочек и улыбнулся:
  - Действительно отменное.
  - О, да, - согласился Федор.
  - Семён, продолжай. - Скомандовал Чавчавадзе.
  Слуга князя кивнул и один за другим стал складывать на мангал шампуры.
  - Салат, господа, - проговорила Наталья Николаевна, ставя огромное блюдо на стол.
  - Что за запах, - раздался вдруг откуда-то голос. - Шашлыки?
  Все обернулись на голос.
  - Егор Алексеевич! - Воскликнул Косолапов. - А мы вот приезд Федора Савельевича отмечаем. С работы?
  - Так точно, ваше благородие, - проговорил Белкин, - с работы.
  - А Вы, вот что, Егор Алексеевич, - молвил Чавчавадзе, - берите свою супругу, да присоединяйтесь к нам. Думаю, шашлыков на всех хватит, а вино... а вино если кончится, так Семён ещё принесёт.
  - Вот только с детишками... - фельдшер не договорил. Из дома вышла Клавдия и сказала:
  - Вас телефону, Серафим Григорьевич.
  - Я же сказал, что сегодня меня ни для кого нет.
  - Я так и сказала, но звонят из полицейского управления.
  Полицейские переглянулись.
  - Что-то серьёзное, - проговорил Косолапов и направился в дом.
  
  Череповец. 14 августа. 20:30.
  
  - Три убийства за пару дней это уж слишком, - проговорил Косолапов, когда автомобиль с криминалистами выехал на Привокзальную улицу и остановился у дома, возле ворот которого, не смотря на нависшую над городом ночь, собралась толпа.
  Происшествие встревожило все окрестные дома. На улицу вывали почти все жители, но вскоре родители, своей властью, загнали малышню по домам. Не нужно им было мешаться под ногами взрослых.
  - Вот только все три убийства связаны с делом Верещагиных, - проговорил Гедеонов-Черкеский, открывая дверь автомобиля и выбираясь наружу. - Так выходит именно здесь жил Яков Самуилович Муленсон?
  - Здесь, - произнес человек, отделившийся от толпы и подошедший к приехавшим полицейским. Федор признал в нём частного сыщика.
  - Выходит это вы обнаружили его труп? - Спросил петербуржец.
  - Я.
  О том, что бухгалтер Верещагиных будет убит, никто и предположить не мог. После того, как Иван Иванович покинул полицейское управление, он первым делом поехал в дом-музей. Его появлению ни хозяин, ни его смотритель музея Теткин были не рады. Впрочем, сыщик нашел веские причины, в виде письменного уведомления страховой компании, и им пришлось позволить ему сначала осмотреть дом, а потом комнату, где располагалась бухгалтерия музея.
  - А это-то зачем? - Удивился Кирилл Андреевич, когда сыщик озвучил свою просьбу. - Как это может быть связано с ограблением?
  - Может и не связано, но я бы лично хотел удостовериться в этом. Конторе требуются доказательства, что у вас нет финансовых проблем и похищение не совершенно с целью получения страховки, а ведь там деньги не малые. Мне озвучить цифру?
  - Нет не надо. Если нужно, то смотрите, вот только там беспорядок. Мне пришлось из-за него уволить бухгалтера. А новый, - Верещагин вздохнул, - так и не приступил.
  - Почему? - Удивился теперь уже Иванов, разглядывая снятые с дверей пломбы.
  - Он должен был начать работу с сегодняшнего дня, но сами понимаете, какая сейчас работа. Дом можно сказать опечатан. Мне пришлось лично просить мэра города, чтобы он приказал исправнику снять пломбы хотя бы с кабинета бухгалтера.
  Сыщик вновь удивился, но ничего не сказал. Он открыл дверь и заглянул. То, что тут черт ногу сломит, было понятно. Потребуется не один день, чтобы во всём этом разобраться. Поэтому, пробормотав:
  - Так-так, - он взглянул на Верещагина и сказал уже твердым голосом: - я тут осматривать не буду. Я не специалист в бухгалтерии. Свяжусь с конторой и они пришлют своего человека. Вы же мне, Кирилл Андреевич, дайте адрес вашего бывшего бухгалтера. Я бы желал с ним переговорить лично.
  - От чего же не дать, - проговорил Верещагин, - дам. Только вся моя картотека находится не здесь, а дома.
  - Вот и хорошо. Идёмте, Кирилл Андреевич.
  Они вышли из музея, и пошли в соседнее здание. Всю дорогу, почти до дверей, Иван Иванович думал, правильно ли он поступил, не осмотрев документы, что лежали в кабинете? Сделал вывод, что правильно. В делах конторских он не смыслит. Только всё переворошит. Присланному бухгалтеру из страховой компании 'Якунин и сыновья' наделает лишней работы, а судя по тому, как лежали бумаги, её у того и так будет предостаточно. С другой стороны тянуть с делом нельзя. Если действительно окажется, что у Верещагиных финансовые проблемы, то тогда подозрение в том, что хозяин связан с преступлением только подтвердится. Если же их не окажется, то и Кирилл Андреевич выйдет из подозрения, а там дело уже не его, а бывших коллег найти картины и преступников. В первое верилось с трудом, если предположить, что это был чей-то конкретный заказ.
  'Эх, пропали картины', - подумал сыщик, когда Верещагин открыл дверь в дом и пропустил его внутрь.
  Комната, где Кирилл Андреевич хранил информацию о своих бывших и нынешних работниках, оказалась сразу же под лестницей, ведущей на второй этаж. В отличие от бухгалтерии тут был идеальный порядок. Дубовый стол. Пара стульев, на один из которых показал Верещагин, предлагая сесть сыщику, картотечный шкаф из маренного дуба.
  - Бухгалтер, - прошептал Кирилл Андреевич, подходя именно к этому самому шкафу. - Ага, вот. - Сказал он, выдвигая один из маленьких ящичков. Записывайте, Иван Иванович.
  Иванов достал блокнот. Извлек из потайного кармана ручку и приготовился записывать.
  - Яков Самуилович Муленсон, Привокзальная дом 15.
  Сыщик сделал запись в блокноте, и когда уже Верещагин собирался закрыть, вдруг сказал:
  - Вы мне ещё адрес нового бухгалтера дайте и тех людей, что у вас работали и были вами по тем или иным причинам уволены.
  - Вы считаете, что месть? - Удивился хозяин дома.
  - Не исключаю. Есть предположение, что вор был прекрасно осведомлен о нахождении украденных картин.
  - Тогда вам нужна информация на всех посетителей музея, - рассмеялся Кирилл Андреевич, - а ещё тех, кто так или иначе, но приобрел буклеты про мой музей.
  - И много вы продали буклетов?
  - Да не сосчитать. Они продаются в каждом музее страны. Сами понимаете солидарность. Посетивший один музей глядишь, посетит и другой. - Он улыбнулся. - Хорошо я попытаюсь дать вам список людей, что в то или иное время работали у меня. Только боюсь, он может быть не такой уж большой.
  - Ну, мне и лучше, - теперь уже улыбнулся Иванов, - меньше работы. Так что диктуйте.
  Верещагин нашел карточки, когда-то работавших у него служащих. Их оказалось всего четверо. Продиктовал фамилии и адреса. Затем порылся в ящике стола. Вытащил тонкую тетрадь с фиолетовой обложкой и отыскал самую последнюю запись, связанную с новым бухгалтером. Продиктовал и уже собирался закрывать, как Иванов ткнул в верхние фамилии пальцем.
  - А это кто?
  - А это те бухгалтеры, что по тем или иным причинам не подошли.
  - Можно их данные?
  - Боюсь, что нет. Они звонили. Договаривались о встрече. Я записывал фамилии. - Кирилл Андреевич вдруг задумался на мгновение. Ему захотелось как можно проще объяснить сыщику, и он попытался. - Понимаете, если человек в качестве работника мне не подходит, то зачем мне его адрес.
  - А если подходит?
  - Ну, вы сами понимаете. Не вышел на работу. Я могу волноваться, а вдруг заболел и могу кого-нибудь отправить проведать. Я за своих работников несу ответственность. Это даже в контракте прописано. Если хотите, то могу и типовой образец контракта продемонстрировать.
  - Не надо. Верю.
  Вот со списком из шести фамилий Иван Иванович Иванов, частный сыщик страховой компании 'Якунин и сыновья', отправился по указанным адресам. Увы, но нового бухгалтера Верещагиных он дома не застал. Хозяйка дома, в котором тот снимал квартиру, сказала, что после того как Альберту (так звали бухгалтера) сообщили, что в его услугах временно не нуждаются, тот уехал с приятелями на рыбалку. Куда? Женщина была не в курсе. Впрочем, сыщика это пока меньше всего волновало. Вряд ли новый работник Кирилл Андреевича мог бы пролить свет на это запутанное дело. Бывшего бухгалтера Иванов не застал. Впрочем, калитка была открыта. Он прошел через сад к небольшому домику и попытался заглянуть в окно и тут же сгреб от соседки. Та заметила постороннего во дворе и решила прогнать.
  - Ну, нет его дома. Был бы дома, то обязательно запер калитку, - заявила она, когда сыщик поинтересовался дома ли хозяин.
  Иван Иванович хотел было уже идти по оставшимся адресам, как вдруг ему в голову пришла мысль расспросить даму о Якове Самуиловиче. Ну, что это за человек. Как живет, с кем дружит и общается.
  - А можно мне у вас подождать? - Спросил он, подходя к забору, что отделял два дома.
  - А с чего это?
  Иванов вынул удостоверение частного сыщика и протянул женщине. Та взяла тщательно осмотрела. Чуть ли не понюхала и не надкусила. Затем вернула владельцу и произнесла:
  - Ну, проходите. С частыми детективами мне общаться не приходилось, хотя книги об Эркюле Пуаро читать очень обожаю.
  Что-что, а поговорить дама очень любила. Особенно, когда сидела дома в одиночестве. Муж был на работе, а дети уехали в столицу. Иван Иванович не удержался и спросил, а кем собственно работает её супруг?
  - Железнодорожником. Впрочем, вы же не о нём пришли поговорить? - Вдруг встревожено спросила она. - Я читала в книжках, дескать, делают вид, что интересуются соседом, а сами расспрашивают... Что-то случилось с Филиппом Сергеевичем?
  Филипп Сергеевич - это её муж, сделал вывод сыщик, а затем минут пять объяснял, что к её мужу его работа не имеет отношения. Впрочем, как и к её детям. Его как полицейского больше интересует её сосед - Яков Самуилович Муленсон. На вопрос, что мог натворить старик, которому уже перевалило за пятый десяток, Иван Иванович сказал - ничего и тут же уточнил, что тот всего лишь свидетель в одном загадочном деле. Женщина разочарованно вздохнула. На мгновение сыщику показалось, что она потеряла к нему интерес.
  - Но, чтобы понять важный ли он свидетель, - проговорил Иванов, - мне нужно знать какой он человек.
  - Всего то?
  И женщина тут же выдала такую характеристику на своего соседа, что ей могли бы позавидовать все статистические организации мира. Вплоть до того с кем живет и что пьет. Впрочем, жил Яков Самуилович один. Вел скромную жизнь и ничем таким преступным не занимался.
  Сыщик и ушел бы сегодня только с такой информацией, если бы к дому Муленсона не подошла женщина лет сорока-сорока пяти. По крайней мере, столько ей можно было дать.
  - А это кто? - спросил Иванов.
  - Племянница. Время от времени наведывает старика.
  Старика, отметил сыщик. Теперь понятно, отчего в кабинете царил такой бардак и почему от его услуг отказался Верещагин. И всё равно с ним необходимо было переговорить. Если уж не с ним, то хотя бы с племянницей. Может она в курсе, какие отношения были у её дяди с работодателем.
  Иванов уже собрался уходить, как вдруг племянница Муленсона с криками: '- Убили!', выскочила из дома.
  Сыщик и соседка Якова Самуиловича переглянулись. Вскочили и выбежали на улицу.
  Приблизительно минут через пять, телефон обнаружился на окраине улицы, Иванов связался с полицейским управлением, а ещё через полчаса, автомобиль с судмедэкспертом криминалистом Ремизовым и фотографом Бычковым, прибыли на место происшествия, а ещё минут через пять прибыл исправник Косолапов и князь Гедеонов-Черкеский. Пока Акакий Акакиевич и Михаил возились в доме, Иванов никого постороннего, кроме понятых, в дом не пустил.
  - Ну, что тут у нас? - Спросил Серафим Георгиевич, когда сыщик заявил Федору, что это он обнаружил тело.
  - Хотя если по-честному, - проговорил Иван Иванович, - то труп обнаружила племянница Якова Самуиловича Муленсона. - И он показал на женщину средних лет, с заплаканными глазами.
  Гедеонов-Черкеский подошел к ней и представился. Затем задал всё тот же вопрос:
  - Так это вы обнаружили труп?
  - Да - я. Это мой дядя. Я пришла его проведать, он собирался к нам в гости накануне прийти, но так и не пришёл. Я заволновалась, не заболел ли он вот и сама пришла. Вошла в дом, а там... - И тут она с усиленной силой зарыдала.
  Подошел исправник. Взглянул на женщину, а затем, повернувшись в Федору, произнес:
  - Вот, что Федор, ступай в дом, а я с...
  - Елизаветой Петровной, - проговорила та.
  - С Елизаветой Петровной сам поговорю. Ну, - он взглянул на сыщика, - и с нашим Пинкертоном тоже.
  Петербуржец кивнул и направился по темной дорожке, ведущей к дому, где светлым пятном была видна входная дверь. Вошел внутрь и огляделся. Убитый лежал посредине сеней.
  - Ничего интересного, - проговорил Ремизов, заметив вошедшего Федора. - Отпечатки, конечно, есть, но вот принадлежат ли они преступнику... это ещё тот вопрос.
  - Убийство?
  - Увы. Судя по всему, убитый был знаком со своим убийцей. Удар был нанесен тяжелым предметом. - Акакий Акакиевич оглянулся и приметил топор, что валялся у стены. - Вполне возможно вот этим самым предметом.
  Он подошел. Вынул из кармана платок и аккуратно поднял предполагаемое оружие преступления.
  Вошел Косолапов.
  - Ну, что тут у вас?
  - Походу Акакий Акакиевич нашел орудие убийства, - проговорил Федор.
  - Ну, это что-то. А как с отпечатками, Акакий Акакиевич?
  - Да достаточно.
  - Есть какие-нибудь предположения?
  Ремизов тут же их изложил. Исправник покачал головой.
  - Не густо. Во что, Федор, доставай блокнот будешь записывать.
  Пока Гедеонов-Черкеский возился с блокнотом, Серафим Григорьевич осмотрел тело.
  - Значится так, - проговорил он, когда князь сказал, что готов, - на покойном костюм фирмы 'Залесье', ботинки фирмы 'Скороход'. Видимо хозяин куда-то собирался, но к нему неожиданно пришел гость...
  - Которого, судя по всему убитый знал, - вставил Ремизов.
  - Согласен. Судя по всему, был разговор, а потом хозяина убили. Вот только спонтанное это убийство или запланированное трудно сказать...
  - А, что говорит сыщик? - Спросил Федор. - Как он тут оказался?
  - Видишь ли, Федя, - проговорил Серафим Григорьевич, - покойный некогда работал у Верещагиных бухгалтером.
  - А вот это любопытно, - молвил князь.
  
  
  
  
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"