Прямо за воротами брали мзду за конкурс - медную монетку. Всего их впустили около сотни.
Николас и его товарищи, следуя за Даднаем, пробились к самому центру двора.
Посредине, на чисто убранных белых каменных плитах, стоял высокий с проседью мужчина, одетый во все черное. Черные плетеные сандалии охватывали крепкие ноги с идеальным педикюром. Черный фрак был одет на голый безволосый торс. Над сандалиями развевалась длинная черная юбка.
Затрубили трубы, забили барабаны и откуда-то сверху, рядом с мужчиной хлопнулся сноп розовых лепестков.
Тип в черном поморщился, стряхивая разлетевшиеся лепестки.
- Это репетиция, - сообщил он и негромко добавил, обращаясь к маленькому серому человечку за спиной - почему лепестки вечно слипаются и хлюпаются комом?
- Наверое утром собирали, сир - они еще в росе, - пробормотал человечек.
- Попадете кучей в Дзе - превратит в клопов, - пожал плечами незнакомец.
Серый запечалился, кивнул и исчез.
- Значит так, - возвысил голос мужик в черной юбке, - вы, сотня жалких любителей, попали на первый предотбор Турнира гениев. Со всех, кто там остался, соберут по монете налога в казну и отпустят восвояси пинком под зад. Меня зовут Дорей Мадамский и я - распорядитель и устроитель этого конкурса. Бойтесь меня, ибо...
В этот момент Мадамского прервали. Растолкав всех, к нему кинулась непонятная фигура в длинном черном плаще с капюшоном. Фигура, рыдая, простерлась перед Дореем и уткнулась носом в его плетеные сандалии.
- Что такое? - шарахнулся Мадамский. - Ах, да. Орель...
- Я так благодарен, да, благодарен за тот воз дерьма, который вы вчера на меня опрокинули! - начал неизвестный, прерывающимся от чувств голосом.
- Встань, Оря. Не стоит, - мягко сказал Мадамский. - Я вижу, дерьмо пошло тебе на пользу?
- Очень пошло! И отмылся быстро, и вот. - непонятный Оря откинул капюшон.
Присутствующие дружно выдохнули. Орель оказался женоподобным юношей диетической комплекции. На гладком лице сияли лучистые глаза. Но главным было не это. На голове у юноши росли цветы. Разных сортов и оттенков. Тут тебе и васильки, и розы, и ромашки. За ухом торчала роскошная орхидея.
- Ну и как тебе? - сочувственно поинтересовался Мадамский.
- Привыкал всю ночь. Есть не хочется совсем - нежным, каким-то журчащим голосом докладывал Орель. - Только воду пью.
- И куда теперь?
- Пока не знаю. Наверное, в пажи к королеве Мод. А вам и Дзе вот, принес. Утром срезал.
С этими словами, Орель приколол Мадамскому к фраку маленькую красную розочку.
- Продолжим, - обратился Мадамский к аудитории, когда Орель удалился, помахав всем рукой и пожелав удачи.
- Бойтесь меня, ибо я потому и поставлен, что кроме меня, никто не выдержит общения с сомнительными личностями, которые думают, что они - Гении.
- А юбка зачем? - не утерпел лохматый Вальдес. - Вы будете нашей доброй нянюшкой?
- Чтоб все нужное хорошо проветривалось и быстро росло - не остался в долгу распорядитель. - Но тебя я запомню. Итак, правила. В первый предотбор кандидат в гении совершает доброе дело. Времени для этого мало - всего четверть часа. В замке надо вкрутить лампочку, сменить розетку или послужить на благо короне. Если не найдете дело, отсеиваетесь.
Дальше будете петь. Второй предотбор проводит комиссия. В нее входят император, Великий Дзе и королева Мод. Королеву нельзя называть императрицей, потому что ее пока не короновали на этот титул. Дзе и император имеют право сказать все, что думают. Королева Мод сидит отдельно, на балконе. Она может спасти претендента, бросив платок. Если пропихнет его через решетку.
Третий предотбор - беседа. Лично с Дзе.
Послезавтра десятка оставшихся поет перед народом на площади. Если Дзе разрешит, поют и те, кто отсеется.
Ну все, дети мои. Начинаем. - Мадамскому поднесли песочные часы и он опрокинул их для счета. песок заскользил по стеклу. Сотня людей, толкаясь и ругаясь, бросилась в разные стороны
Наши герои разбежались. Все, кроме Барса, который не любил следовать за толпой.
Николасу тоже не особо хотелось куда-либо бежать, но пока он пробирался назад, к Барсу, толпа уже несла его куда-то в бок, пока он не ткнулся в небольшую калитку в крепостной стене. Рванув калитку на себя, Николас прыгнул вовнутрь, чтоб пропустить кандидатов и выйти.
Внутри оказался сад. Было тихо и солнечно. Пахли цветочки, родственные шевелюре Ореля. Неподалеку белела стена императорского замка. Николас побродил по саду, но все добрые дела там были сделаны. Даже удобрения разбросаны в нужной пропорции. Он сорвал яблоко и начал его грызть, пережидая время.
- Эй мальчик, - раздалось сверху.
Что-то часто стали раздаваться какие-то голоса сверху, подумал Николас. Подняв голову, он увидел в окне замка темноволосую даму.
- Иди сюда и подай мне лестницу, - громко зашептала дама.
Николас нашел неподалеку здоровенную садовую лестницу и пыхтя, поставил ее к стене. Дама шустро вылезла и спустилась рядом с ним.
- Спасибо, дорогой. Все приготовили, а лестницу под окно - забыли. Я думала на дерево прыгнуть, но оно далеко и слишком тонкое.
Дама царственно кивнула и Николас узнал королеву Мод. В основном по легкомысленной прическе локонами, которую ее величество не меняла последние лет двадцать. А так королева была довольно ничего, интересная. И фигура красивая, где надо округлая и крепкая.
Поблагодарив нашего героя еще раз, Мод величественно проломилась сквозь кусты и исчезла.
- Засчитано, - раздалось над ухом вздрогнувшего Николаса. Дорей Мадамский догрыз яблоко и бросил кочан вслед королеве Мод. - Я уж думал сам ей лестницу нести, что ж они под окно ее не прислонили...
- А что это было?
- А, это наша королева только что сбежала с конюхом. Слава богам, он это сделал. Пришлось доплатить ему, чтоб он ее хотя бы половину империи провез.
- А вы что... это одобряете?
- Одобряю? Да я вечером напьюсь по этому поводу! Как тебя зовут? Николас? Если бы ты был знаком с королевой Мод, ты бы не спрашивал. Ни одна красивая конкурсантка бы не прошла, одни мымры. Мы с Дзе поставили на ее балкон самую мелкую решетку и всерьез думали оклеить ее прозрачной липкой пленкой. Чтоб не слышно было, что она говорит про ножки утюжком и ручки крендельком, по утиные носы и вороньи голоса...
Ладно, идем. Покажу тебе кое-что.
Они вышли через замок и в большом зале Дорей показал Николасу статую победителей прошлого турнира.
- Как живые. Это Боря и Сенька. Братья. Говорят, они так пели, что сам Джекс Майхель слушал и плакал. - подумав, Мадамский добавил - Наш Дзе бы не заплакал. Кремень, а не мужик.
Хроники Николаса. Наконец-то. Любовь.
Во дворе было около двадцати человек, но Николас тут же увидел ее одну и моментально ослеп и оглох. В белом простеньком платьице, в руках небольшой лом.
Лицо у девушки было совершенно чудесное - правильное как у креческих статуй (а зная, какой точный математический расчет креки применяли для своих идеальных статуй, ему тут же стало интересно, все ли в девушке так правильно сделано) и вместе с тем, настолько живое, яркое и выразительное, что Николасу захотелось побить Дадная, выиграть дуэль у Вальдеса и перепеть Мариуса. Лишь бы она улыбнулась.
Она улыбнулась и шепнула:
- Закрой рот, а то муха влетит.
И он понял, что все это время стоял как дурак, покрасневший и с открытым ртом.
Тем временем, песок в колбе почти высыпался. Мадамский уже знал, что они сделали, но каждого заставил сказать, тем не менее.
- Я помог какой-то тетке высадить решетку на балконе - пожав плечами, сказал Даднай.
- Мы сняли паутину со статуи Бори и Сеньки, - сообщили Вальдес и Олвейс.
Настал ЕЕ черед:
- Я перевела через дорогу бабушку...
- Тоже помогла королеве Мод? - вырвалось у Николаса по привычке, прежде чем он успел прикусить язык.
Мадамский с уважением посмотрел на него и повернулся к Мариусу, но спросить не успел. На площадь ворвалась самая знойная мечта поэта, каковую Николас когда-либо видел или представлял, - и распорядитель поперхнулся.
- Что значит, не будет Мод? Это ты! Ты ее услал - сразу взяла инициативу в свои руки дама. - Я буду сидеть там с Ираидой??!!?? Да что вообще творится в этом доме???
- Сусанночка, не стоит, - попытался профессионально заговорить ей зубы Мадамский. - Мод уехала по любви. Вот и Николас подтвердит, правда, Ника?
"Все, сейчас она во мне дырку просверлит своими воплями", - безнадежно подумал Николас, - "умру молодым и никогда не увижу стриптиза".
Сусанна Лабуда - а это была она - тем временем раскочегарилась не на шутку. Она как раз растянула свои пухлые красные губы, чтоб заорать еще громче, когда Барс, подойдя сзади, дал ей легкий подзатыльник и спокойно протянул:
- Заткнись, котеночек.
Подействовало безотказно. Лабуда обернулась и молча повалилась в обморок.
- Засчитано, - крикнул Мадамский, подобрав челюсть. - И вообще, пока она тут, далеко ты не уходишь, ясно?
- Я помог кошечке безболезненно родить, - не дожидаясь вопроса, спокойно сказал Мариус. - Она в большом зале примостилась, где ребята статую обметали. В углу. Там шестеро котят.
- Ах ты ж, - задохнулся от умиления Мадамский, - ты пел кошечке, золотце?
- Нет, там неправильное предлежание было у последнего котенка. И в пуповине он запутался. И у кошечки кровотечение началось...
- Пришлось руки возлагать? - с восторгом спросил Мадамский.
- Нет, - у Мариуса в голосе проскользнули наконец колючие ноты, - пришлось шить.
- А у тебя иголочка с собой? - не унимался Дорей.
- Нет, он у меня взял. А что? - Вальдес успел окунуть голову в небольшой фонтан в углу двора. Мокрый и злой, он достал иголку и продемонстрировал Мадамскому.
- А пяльцы где?
- А что - хочешь вышивками помериться?
- А ты мне не хами!
- А ты мне не "тыкай"!
- А не дать ли вам пинка, ваше благородие?
- А не одеть ли тебе юбку на голову?
Олвейс быстро подскочил к брату и потащил его подальше. Тот вырывался и норовил вернуться.
- Обратно, в фонтан, и рот пуст помоет свой черный - в ажиотаже вопил вослед Мадамский. Потом замолчал, усмехнулся, и, поймав взгляд Николаса, пояснил:
- Молодец. Боевитый. Если раньше времени в канаве не сдохнет, далеко пойдет.
- Внимание! Сейчас вы присоединитесь ко второй группе участников, - провозгласив он, посерьезнев. Познакомитесь с ними, пообщаетесь и завтра - предотбор номер два.
Их провели во дворец, в какое-то дальнее и малообжитое крыло. Николас старался держаться поближе к незнакомке. Впрочем, у него сложилось впечатление, что поближе к ней старалась держаться вся мужская часть группы. Кроме Мариуса и Дадная. Последнего больше интересовал дворец и библиотека с архивами. А Мариуса она как раз расспрашивала о кошачьих родах и расцветках котят. Николас молча топал сзади и просто слушал ее голос...
- Нет, - вдруг посреди разговора коварно ухмыльнулся Мариус, - в медицине я не силен. А вот Николас у нас воспитывался в монастыре...
- А зачем тебе лом? - нелогично спросил наш герой, когла девушка повернулась к нему. За спиной Мариус делал большие глаза - давай, мол, знакомься... И это вместо того, чтоб сказать "да, когда-то одним движением я исцелил сто человек"...
- Да, когда-то одним движением я исцелил сто человек, - уныло добавил он...
- Лом мне нужен был для доброго дела - мало ли, кому надо было помочь... что значит - исцелил?
- На праздник святой Ендрипиады под наш монастырь всегда собираются хромые, слепые и увечные. Для выздоровления. Это дело монастырю очень выгодное, ибо после исцеления аптеку и ладанки с мощами разметают напрочь. Хотя, как может кусочек пальца святой существоовать в пятистах экземплярах.
Настоящие тоже приходят, но их вообще не пропускают, заставляют сидет у ворот... Ну вот, однажды обидно стало за верующих, я подпорку у шатра с увечными выбил и крикнул: "Землетрясение". Как они бежали! У нас потом года два никто мощи не покупал... а сейчас опять начали...
Они дошли до комнаты девочек и попрощались. Тут только Николас спохватился, что так и не знает, как ее зовут.
- Ева, - сказала она. - А фамилия слишком длинная и сложная.
- Ага, - ответил Николас банальное, и замолчал.
- Ну, я пошла?
- А не хочешь завтра спеть дуэтом, дорогая? - спросил Вальдес, - так намного эффектней получится. Оденем тебя в платье из роз...
- Нет, ее надо одеть в короткий красный камзол и шамаханские чулки - вмешался Барс.
- А лучше, в черный балахон и на груди побольше рюшей - чтоб попышней казалось, - добавил Даднай.
- Нет, - возразил ему Мариус, - Пышными должны быть рукава. А платье - черно-белым и по фигуре. Так Гранцузки ходят.
- А ты что скажешь? - обернулась Ева к Николасу.
- Пойте хором, - зло рявкнул он в ответ. Они в этих платьях, а ты во фраке и кюлотах.
Повернулся и ушел, ругая себя последними словами.
Снова хроники Николаса, Эврики и Шутенса.
В комнате для мальчиков он неожиданно застал полуголую девочку.
- Привет, ты кто и почему в мужской комнате? На Ореля вывернули еще воз дерьма и он стал тобой?
- Я Эврика. Я здесь живу.
- Отлично. Жить будем вместе.
- Тише, разбудишь его.
- Кого?
- Его, - новая знакомая, решительная брюнетка с короткими волосами, показала в угол на кушетку. Там кто-то действительно спал.
- Ладно, ты оденься пока. Я отвернусь.
- Больно надо, можешь смотреть.
- А тебе что, тренироваться надо, чтоб смотрели? Для выхода на большую сцену? Сюда сейчас еще толпа придет.
- Вот гад. Ну ладно, отворачивайся, морда подлая.
Пока девушка быстро одевалась, Николас разложил вещи и подошел к окну. Стараясь не думать о легких золотых локонах, он спросил, не оборачиваясь:
- А зачем женщины идут на Турнир Гениев - покровителя ищут, что ли?
- Хороший вопрос, - начала брюнетка, но тут ввалились остальные.
- О, ребята, на Ореля вывалили еще воз дерьма! Ты будешь жить с нами, лапочка? - с восторгом закричал Вальдес.
- Здравствуйте, вы издалека? Из Галмации, судя по всему, - заключил Мариус, целуя девушке руку.
- Не обижайтесь на брата, давайте лучше завтра споем дуэтом, - улыбнулся Олвейс.
- Иди, сестричка, покажь, где тут едят, - по-простому предложил Даднай.
Барс ничего не говорил. После Лабуды и подзатыльника он вообще стал молчалив и невесел. Прошел к свободной лежанке, рухнул на нее вместе с пыльными сапогами и стал смотреть в потолок.
- Тише! - с тревогой зашипела дивчина, но в углу так и не проснулись. Или сделали вид, что не проснулись.
- А кто там? - поинтересовался Вальдес. - Твой горячо любимый дедушка с ватой в ушах?
- Вы ничего не понимаете, - гордо ответила Эврика, - он Гений. Настоящий.
- Это он тебе так сказал? - при виде такой преданности у Николаса даже не хватило духу язвить.
- Мы ехали вместе полдня и я слушала его музыку. Вам всем далеко до него, - с этими словами она почему-то беспокойно посмотрела на Мариуса.
- Ты ранила меня прямо в поджелудочную, детка, - Вальдес не сдавал позиций, - и что же это надо написать, дабы завоевать такую девушку? Лимерик?
Эврика с жалостью посмотрела на него, потом прикрыла глаза и начала декламировать немного стонущим речитативом:
Вождь
В полумраке коровы дремлют на лугах,
Мы пришли сюда снова, нам неведом страх.
Я не знаю, что делать, но лекарства нет.
Мы должны увести их, лишь забрезжит свет.
Бесполезно пытаться повернуть назад,
Я всегда иду первым, а за мной отряд.
Как колотится сердце, я коров боюсь.
Но мне некуда деться, страшно - ну и пусть...
Боль моя, мне "ура" кричать,
мне людей вести.
Ту войну я веду давно,
без радости.
Так хотел не идти туда, где стоят быки...
Так хотел... не успел
и остались одни стишки...
- У тебя очень хороший голос, - заметил Барс с лежанки. - Глубокий и эмоциональный. Только грубоватый пока.
- А ты по дорогам в одиночестве ездил?
- Ездил.
- А в платье?
- Издеваешься?
- А ты проедься. Разовьешь и голос, и грубость, и вредные привычки.
- Это как?
- Это башку пробить, если кто очень просит.
Эврика оказалась родом со Шплита, где папа и мама наших принцев выращивали капусту.Собственно, с капусты все и началось. "Эврика!", - воскликнул император в изгнании, увидя младенца посреди кочанов. Бывшая императрица ничего не восклицала. Посмотрев на темные локончики младенца, она хмуро рявкнула: "Монсир Гафлет, пройдемте в кабинет". Итогом кабинетных переговоров стала торжественная передача Эврики обратно матери, а Гафлет поклялся, что больше - никогда. Больше действительно как-то никто не находился.
- Не может быть, - пробормотал Олвейс.
Девушка росла-росла и выросла среди семерых сводных братьев и сестер, которым надо было периодически вытирать носы. Бывшая императрица ее очень любила и периодически жаловала - то яблочком со своего стола, то поездкой с егерем в поисках флоры и фауны Галмации, то посылкой пирожков эврикиной бабушке в лес. Правда, после яблока болел живот, егерь плакал всю дорогу и в конце концов с криком "не могу я, не могу!", вогнал топор в самый интересный образчик флоры, а пирожки пришлось скормить голодной собачке, которая провела девочку до самого дома бабушки и, помахивая хвостом, долго заглядывала внутрь. У бабушки, зловредной старухи, отчитавшей Эврику за пустую корзинку, при виде волка (бабушке видней, она много повидала и была не столь наивна) случился сердечный приступ, и вся семья вскоре переехала в ее новый, просторный дом.
А так, все Эврику любили и везде она была нарасхват - и белье полоскать у реки, и дрова возить, и корову доить. И везде она пела, пела... В Галмации невозможно было не петь. Сама природа вела здесь нескончаемую, древнюю мелодию, которая передавалась людям в каждом глотке воды из быстрых, мелких горных речек, в каждом странном цветке, какие росли только в Галмации. Пели горы, трава и солнце. Каждый, кто попадал в Галмацию хоть раз, ощущал вибрацию этой песни всей душой и мечтал вернуться... Когда стало известно о Турнире Гениев, приехал экс-император Гафлет. Не сходя с коня, высокомерно кивнул простолюдинам и велел позвать Эврику.
- Тебе нужно ехать в столицу империи, девочка, - сказал он наедине - или вечно возить дрова.
- Как же я оторвусь от гор, монсир? Пешком? Да и денег нет.
- Ну почему пешком... эээ... что-нибудь придумаем. Ты нам как дочь... почти, так что, я думаю, жена моя чем-то тебе поможет.
Бывшая императрица действительно помогла. Она принесла Эврике страшный черный балахон, полностью скрывающий фигуру, привела небольшого, жизнерадостного пони и выделила несколько медных монет и бочонок квашеной капусты.
Кроме того, мадам Гафлет помогла девушке разучить песню, которая звучала примерно так:
Жди! Я приду к тебе ночью,
Спи! Укушу я за щечку,
Нет! Не кричи, уже поздно,
Я! Твоя в сердце заноза.
Эврика содрогнулась, но что она понимала в модах и песнях - дивчина из села...
... У ворот господского дома стояла мать. После рождения Эврики, она больше не убирала в доме, да и нигде больше не убирала. Когда закончились деньги, подаренные Гафлетом, выросла Эврика и уже могла держать веник. Муж был человеком добрым и хорошо относился ко всем. Поэтому, внешне мать выглядела абсолютно не замученной ничем и это давало Эврике тайную надежду на то, что и ее молодость и жизненная сила сохранится при ней надолго.
Мать молча обняла дочь.
- Урода продадим, - сказала на, глянув на пони, купим корову. Подрастим, продадим и купим лошадь. На ней поедешь в город, учиться на швею.
Эврика смолчала. Вместе с матерью они одели подарок императрицы на пугало и поставили пони в стойло. А ночью Эврика вывела пони и, как была, в черевичках, рубашке и запаске, легко побежала рядом с ним. Швеей она быть не собиралась...
Пони никто покупать не хотел. В конце концов, Эврика обменяла его на небольшую корову, поражаясь материнской мудрости. Корова оказалась недойной и Эврика почти поверила в свою неудачливость. А зря. Ночью на них напали волки. Корова, названная Милкой, подхватила вожака на рога, после чего растоптала копытами. Эврика не успела и взмахнуть ножом, как волки бежали. Один вид коровы, оскалившей травоядные зубы, своей нелогичностью довел их до отчаяния.
После волков были разбойники. Корова успела полежать в зарослях ягод и посоревноваться с медведями в скорости их поедания. Поэтому, когда Эврика, Милка и разбойники столкнулись на узкой тропе, синяя от ягодного сока буренка вызвала у них нездоровый ажиотаж. Нездоровье придется поправлять еще долго, а ведь постоянно бегают на свежем воздухе, тихо удивлялась Эврика, обходя за коровой разбойников, лежащих в глубоком обмороке.
Но за пределы гор Милка заходить не пожелала. Постояла на краю равнины, щекотно почесала Эврике бочок острым, как кинжал, рогом. Потом повернулась и умчалась, задрав хвост.
- А этого ты где подобрала? - не выдержал Николас.
- А я его выменяла на бочонок с капустой. Он в карты проигрался, так бить хотели...
- И что же он тебе такого понарассказал?
- Он - царский сын, из Литовии. Когда он родился, царь воевал. А его родичи подделали письмо и царицу с младенцем тайно бросили в бездну вод. В разных бочках. Поэтому, он везде ищет свою мать.
Денег у него не было, но как он пел! Я купила ему одежду и мы вместе приехали на Турнир. А чтобы нас пропустили первыми, я неделю ночевала под мостом - держала очередь. А он готовился, ему готовиться надо, кушать хорошо... Я думала, меня не возьмут, но нас обоих пропустили. А вчера я почистила лошадь императорского дерьмовоза, а она понесла. Шути пытался ее удержать, но боялся запачкать костюм. И в итоге ее удержал пан Дорей, но воз все равно опрокинулся на какого-то юношу. Как он стонал! Потом его унесли и пан Дорей сказал, что мы сделали доброе дело...
- Он так и вырос в бочке? - уточнил Николас
- Ну да. Восемнадцать лет его носило по волнам...
- О! А как он дышал? - Мариусу было ее очень жаль. Он взял мешок, вытряхнул из него пожитки и встал у изголовья спящего.
- А что он ел? - Олвейс сделал для себя какие-то выводы и спокойно достал из-за сапога тонкий, гибкий хлыст.
- А что он пил? - Барс посмотрел на хлыст и встал к двери.
- А куда он складывал то, что уже сьел и выпил? - Вальдес переместился к окну.
- И как он научился петь и играть в карты? - Даднай подошел к Мариусу и закатал рукава.
- Дорогая, - позволь, я тебя провожу к женской комнате, и вещички поднесу, - Николас обнял Эврику за талию и повел на выход.
- А что они собираются делать?
- Они будут петь хором. А это очень громко. Пойдем, пойдем. Скоро к тебе присоединится твой возлюбленный и будет преданно стоять перед тобой на коленях с букетом роз. Сидеть он все равно не сможет...
По дороге, у лестницы, им встретился маленький красный башмачок.
- Я отдам, - Николас схватил, надеясь, что, может быть...
Эврика быстро глянула на него и улыбнулась с симпатией.
Девичья комната была гораздо светлее и просторней.
- Это не мой, - холодно заметила Ева, когда Николас показал башмачок.
В комнате было пестро и раздавалось то особое щебетание, какое бывает, когда десяток девушек хихикает, сплетничает, рассматривает вышивки, ругается и ест пирожки.
Посреди комнаты сидела Лиспет. Она и принесла пирожки.
- Здравствуй, дорогой! - опознала она Николаса. - Ну, иди сюда, обними меня - место тебе знакомо!
- А тебя как сюда пропустили? Сюда ж посторонним вход воспрещен.
- Это я-то им посторонняя? Ну ты сказал, монашек. - на этот раз Лиспет пахла мятой. - Меня здесь все знают и везде пускают.
- Это мой башмачок, - протянула, томно улыбаясь, девица, чем-то неуловимо напоминающая Сусанну Лабуду. - Катьяна Борджиа... А ты, находчивый...
- Я небогат, незнатен и не сижу в судьях Турнира, - хмыкнул Николас, правильно оценив красотку.