Аннотация: Это пародийная сказка, попытка стеба над украинской Фабрикой звезд. Все герои легко узнаваемы.
Часть первая. Как все начиналось.
Глава первая, где мы знакомимся с героем.
"И случилось, дорогие сэры, барону Парвасиусу (ну и имя - сколько же дней пили, чтоб такое вытрудить) Быстроногому (да на портретах он толстый как бочка) проезжать на своем славном коне мимо мест мрачных и нелюдимых, коими никто и никогда еще не ездил. И сказал барон..."
Послушник Горного монастыря Николас Серга мрачно уставился на "Достопочтенные описания трудов великих рыцарей и потомков их", которые он переписывал третью неделю. Идеальный почерк не входил в число его добродетелей. Переписывать такое можно было только в качестве наказания. А наказывали Николаса часто.
Перед этим он попался на одеялах. Отцы-монахи укрывались в студеных кельях добротными одеялами козьей шерсти с вытканными на них благочестивыми изречениями. Послушники обходились рваными ряднушками.
Зато они ткали изречения, кто грамотный. Николасу доверили это непростое дело всего один раз. Через несколько дней приняли работу. На черном фоне было выведено белым: "Тело 50-процентной жирности еще не гарантия спокойного сна. Даешь геноцид коз, овец и верблюдов!"... После того, как голос вернулся, отец-настоятель лично высек "демона" и отправил на кухню, дабы не видеть. Ну и не видел. Какое-то время.
Однажды ночью настоятель отправился в крестовый поход - за окороком в кладовую. Там он и услышал, как в смежной кухне бесовское чадо натирает полы и поет частушки собственного сочинения. О монастыре, об изречениях. И о нем, настоятеле...
... Николас достался монастырю по Договору - не станут же благородные отпрыски, угодившие в монахи, горшки выносить да полы мести. Вот и набирали таких как он, раз в пять лет по жребию - из бедных семей. Многие почитали за счастье попасть в монастыри - там хоть чем-то кормили.
Жребий тянула вся их артель горшечников, но ехать выпало ему. Артель тихо перекрестилась. Нет, его любили, но то, что он писал на горшках... Одна карикатура на наместника чего стоила. Наместник решил ввести налог на усы. Казна пуста, надо было выдумать что-нибудь. И что на горшках? "Не боись, мужики. скоро введут налог на грудь! У кого больше, тот платит меньше". И наместник. С усами и, прости боже, сиськами. Хотя, сами горшки были отличные и разлетелись вмиг.
Это, наверное, фея виновата была, которая Николаса поцеловала. Бабушка, та еще ведьма, мальчика очень отличала и рассказывала ему, маленькому, что при родах с мамкой никого не было и их приняла полевая фея. Причем полевая фея к Морю и семье рыбака, - непонятно. Они в полях никогда не бывали. Но бабка клялась, что так все и было. Оттого он такой есть - с придурью. С выдумкой, то есть. Рыбу ловил, но мелкую отпускал, а крупную разрезал, чтоб посмотреть, не проглотила ли чего интересного. Строил малышне замки из песка и делал из ракушек смешные игрушки, которые у него умели двигаться. Взрослые крестились и поминали фею не к ночи. А как вышла оказия, быстро сбагрили горшечникам...
... "Достопочтенные описания" в конце концов захватили Николаса и он даже начал сочувствовать рыцарям. В мире вряд ли водилось такое количество и качество всякой нечисти, которую они должны были уничтожить. Небось, годами не снимали доспехов. Даже в загробной жизни все эти сэры обязаны были громыхать над ушами потомков все тем же дурацким облачением. Кроме того, им предписывалось беспрерывно и безответно любить прекрасных дам - и все время чисто платонически. Так что, он, Николас, еще неплохо устроился.
... Через три недели переписывание окончилось. В келью, багровый от гнева, ворвался отец-настоятель сотоварищи. "Достопочтенные описания" в сокращенном виде уже пели в трактирах соседнего городишки. Проще говоря, это опять были частушки. Причем, как они туда попали, сам Николас не знал. Он ни с кем, кроме послушников не делился, а их в город вообще не выпускали.
Убить послушника Сергу настоятель не мог - ему запрещала религия. Выбросить вон - условия Договора. Поэтому, было принято единственно верное решение. Через три дня Николас верхом на осле покидал уважаемую обитель. Ему предписывалось перевестись в филиал Горного монастыря, названный, не мудрствуя, Высокогорным.
Ехать надо было три дня по караванному пути, а потом - еще четыре вглубь Мглистых гор. Отец-настоятель прочитал краткую напутственную молитву, втайне надеясь, что отрок либо сбежит по дороге, либо свернет себе шею на горных тропах. "Второе предпочтительней, для такого дела и осла не жалко" - подумал настоятель, опуская глаза. Послушники, стоя за спиной старших, утирали слезы. От смеха, ибо на спине у великодушного пастыря был прикреплен свежий экземпляр "Достопочтенных описаний козлов, ослов, мартышек и косолапых мишек".
Покачиваясь на осле, Николас хмуро размышлял, куда теперь. Ясно было, что ни в какой монастырь он не поедет. Надо было принять судьбоносное решение в прямом смысле этого слова.
Несмотря на все свои выходки, шутом гороховым он не был и быть не хотел. Просто, не любил пафос и тупую покорность. Пафоса в его мире было много и был он несправедливым и ложным. Красивые куртуазные песни и балеты, которые устраивала знать, закрывшись в своих высоких башнях, не упоминали настоящую жизнь и скотов, то есть, народ. А что оставалось народу? Ели мало и скудно, зато пили много и всякую дрянь. Жили в хибарах вместе со свиньями и коровами, дрались за пахотные земли, за промысел.
И все эти женщины с тяжелыми руками и затравленными взглядами и мужчины с согнутыми спинами ухитрялись еще петь, любить, радоваться и рожать детей. Последнее было особо странно, хотя и приветствовалось короной по понятной причине.
Чем занимался король, Николас, конечно, не знал, но ему было очень интересно. Налоги еще как-то ухитрялись собирать. И то, потому что поднимали голову ремесло и купечество в городах, - они и платили. А вот дороги... Кроме старых, ромских, тракты империи находились в жалком состоянии. Охрана была только при городах и больших караванах. Ямы и выбоины частенько заставляли королевских гонцов сворачивать себе шеи к большой радости жителей окрестных сел. Конечно, если чего находили в хатах, хозяев вешали, но находили не все. А уж известия, которые гонцы возили, и вовсе пропадали бесследно - зачем крестьянину пергамент? Только затем... Так что, почта тоже работала довольно плохо.
(Ну и мирок - уныло подумал Николас - вместо того, чтоб куртуазно петь, сидя в высокой башне, тащусь на осле (а кто-нибудь видел, как ходит осел, да еще по плохой дороге? позвоночник в трусы проваливается) по горам, темнеет быстро, а в попутчиках только толпы беззубых разбойников да орды вшей... - Э, нет, дорогой Николас, без вшей. Будем считать, что в монастыре имелась давняя традиция борьбы со вшами, клопами и тараканами. Поэтому, про вшей, клопов, переломы, сотрясения мозга, а до кучи, предохранение во время секса и венерические заболевания, мы повествовать просто не будем. Дабы не уморить романтического читателя и не стошнить в процессе написания. Цем, - твоя автор)
Глава вторая. Барс Майский.
Трактир был отвратительный. В месиве из непонятных овощей (а возможно, и фруктов) плавали кусочки мяса, подозрительно непохожие ни на мясо, ни на какой-либо другой продукт. Николас поделился с трактирным котом, заслужив полный упрека кошачий взгляд. Тут дверь распахнулась и разговоры умолкли, а кот, коротко мяукнув, свалился под стол.
Персона, стоящая в дверях, вполне заслуживала всеобщего шока и трепета. Все, что только можно было выразить при помощи цвета, присутствовало в обрывках одежды длинного и худого незнакомца. Ярко-алый камзол с оборванными рукавами открывал тонкие, но крепкие татуированные руки. Из встрепанной головы торчали петушиные перья - приглядевшись, можно было увидеть и тулью от шапки оранжевого цвета. Хаос дополняли фиолетовые сапоги и зеленые портки, Карманы в портках были вывернуты и являли собой лоскуты альтернативного, желтого цвета.
- Да это же Барс Майский, знаменитый бард и ученик Сусанны Лабуды! - вскричал хозяин. - Просим, просим дорогого гостя! Может, вы что-то споете для нас? Прямо сейчас! (поскольку от трактирщика не укрылось ни состояние костюма, ни довольно скромный багаж посетителя, а песня натощак и плотный обед само собой, гораздо лучше, чем обед и тихое исчезновение).
Очевидно, придя к такому же выводу, Барс Майский молча проследовал к стулу посредине зала. Бренча на расстроенной лютне, он сквозь зубы затянул:
Ти хмара на деревi бажань,
Ти наче у волосi кажан,
Нарештi я лию, я лию, я лию
В горлянку тебе.
Удома, у кума i в гостях
Як тiльки побачу на столах,
Тебе випиваю й радiю, радiю, радiю...
Так буде добре нам вдвох, навiть вночi, та не завжди.
Ранком боляче жить, клятi жiнки не дадуть i води.
Але усе що було, те не забуть.
Хоч буде втик, -
Де та корчма, мила корчма,
серед дорiг?
Я доповзу...
Скоро все плакали. И пили. Николас пить не любил, потому тихо сидел в углу и за всем наблюдал. Когда он заметил, что Барс тоже не пьет, махнул рукой - иди, мол, сюда. Дальше сидели вдвоем.
***
- На самом деле, ее зовут Роксанна Борода. Но как-то не звучало, потому она решила сменить имя.
- А правда, что ты грозился голову себе отрезать у нее на глазах?
- Не, то брешут. А вот то, что все деньги потратил на нее - то правда.
- А много денег было? И как ты их потратил?
- Денег было мало. А потратил все на хлеб с водой, в ресторации заказал, пока ее слушал - в Граде дорого в кабаках питаться. Так что, не хватило, пришлось потом посуду мыть. Два дня.
- А потом?
- Потом приехала Роксана, то есть, Сусанна. И услышала, как я пою на кухне. И забрала с собой.
- Посуду мыть?
- Дурак. Петь, конечно. Только я сбежал.
- А сбежал зачем?
- Ну... зачем. Во-первых, потому что у нее жуткий характер. Во-вторых, потому что в Граде обьявили о Турнире Гениев. Последний раз он вообще сто лет назад был. при позапрошлом императоре. И то - в соседнем государстве. Я и решил - попробую. А что? Кормят бесплатно целый месяц. Народ ходит, любит... Да и Сусанне докажу. Что я ей - болонка комнатная?.. Слушай, а поехали вместе! А то, когда один, неудобно путешестввать. Разбойники нападают... Да и осел у тебя.
- Да я для себя пою. В основном, на кухне.
- А ну спой.
- Не, давай потом. А то в трактире проснутся все. Я громко пою. В дороге лучше...
Попутчик Николаса оказался парнем хоть куда. Раскритиковал скромное серое одеяние. Надавал советов по поводу моды и красоты. Прослушал частушки Николаса и предложил лучше придумать что-нибудь про Сусанну Лабуду ("любят то, что узнают, а Сусанну знают").
На подступах к Хрустальному Граду, Барс остановился. В смысле, остановил осла, на котором они ехали по очереди.
- Слушай, я так не могу. Тебе нельзя туда в таком виде. Одежда, она скрывает, отвлекает на себя внимание. На вот, есть у меня тут портки, я, пока не похудел, носил.
Скоро Николас был в ярко-алых обтягивающих штанах, малиновом жилете на голое тело и белом платке, повязанном вокруг головы, концами сзади. Придирчиво покрутив его в разные стороны, Барс успокоился и сказал, что теперь они точно произведут фурор.
Николас по этому поводу сильно сомневался. А зря. В город они вошли вместе с массой крестьян, спешащих на рынок. При виде Барса и Николаса, стража у ворот заметно оживилась. Солдаты закисли со смеху:
- Эй вы, два клоуна! Вы кто такие и куда?
Николас впал в полный ступор, сравнявшись цветом лица с жилетом. Но Барс не смутился:
- Я Барс Майский и мы с коллегой прибыли на Турнир Гениев. Денег нет.
- Тогда два варианта. Драить казарму. Или драить казарму.
- Может, мы лучше споем тогда?
- О чем?
- Ну... (Николас, давай про Лабуду! - Да я еще не придумал! - Все равно, пой первое, что в голову придет!)... про сиськи.
Стражникам идея понравилась. Пришлось петь.
От обиды, злости на Барса и малиновый жилет, тоски по спокойным монастырским шалостям и росписям гончарной артели, песня сложилась сама собой:
(Николас поет известную песню своего прототипа, Николая Серги "Ду-ду-ду - Светку Лободу". Сама песня настолько креативна, что менять ее и перестебывать нет никакого смысла).
Скоро пела вся площадь. На пятый раз стражники заучили текст и махнули - проходите, мол.
Николас с Барсом двинулись навстречу столице...
Глава третья. Лиспет и Даднай.
- Мы идем в Шумный квартал, - решил Барс, поплутав по закоулкам. - Там точно найдем, чего пожрать.
В городе не было белых, сияющих башен и цветов на окнах. Наоборот, из окон на головы прохожих часто выливали всякую дрянь, улицы были мощены как попало, там и сям отсутствие брусчастки скрывали доски.
Правда, Барс сказал, что ближе к Центру и богатым кварталам картина лучше. А здесь, на окраинах, более-менее ровную и красивую брусчатку выдрали местные жители - чтоб покрасить и продать богачам на улицы. Над головами прохожих нависали деревянные нужники, прилепленные к каменным стенам домов.
Хотя, канализация в городе была. На всех люках выбивались буквы ЫЗЙК - что означало "собственность муниципалитета". Почему именно эти буквы - никто не зннал. Говорили, что изначально собирались написать по-романски SPQR, да бестолково перерисовали на своей родной клавиатуре. Впрочем, от муниципалитета никто ничего хорошего и не ждал.
Белым в здании было только Налоговое ведомство, что символизировало чистоту помыслов и обилие денег. А деньги в столице водились - Николас просто чувствовал, как все вокруг кричит об этом.
- Ну, вот и Шумный квартал, - выдохнул наконец Барс. - Это здесь.
Здание было ярко-оранжевого цвета. Все. Посредине красовалась криво прибитая вывеска: "У Лиспет".
- Да, на такое больно смотреть.
- У нее папа - владелец беррийских красильных фабрик. Ее тут все знают и никто не трогает.
А потрогать было за что. Лиспет - крупная, видная, энергичная, плавала между столиками, общаясь с посетителями. На шоколадном лице агатово блестели глаза. Волосы были закручены в узел на макушке.
- Барс! - обрадовалась беррийка и прижала барда к обширной груди. - А ты кто? Ну, иди, иди, и ты поприжимайся.
Обалдевший Николас утонул в... да просто утонул - с чем вообще можно сравнить женскую грудь? С периной? Обидятся, что не упругая. С доской? Убьют. Поэтому, сравнить было не с чем, а после монастыря - и подавно. Можно лишь сказать, что от Лиспет приятно пахло розмарином.
- Ну, что скажешь? Надолго в город? Как Лабуда, я тут о ней новую песню слышала? - спросила Лиспет, когда друзья отдышались.
- Я, Лиспет, решил принять участие в Турнире Гениев, - гордо заявил Барс. - Он тоже. Мы поем в разных стилях. Кстати, по Лабуду это он написал. Если про сиськи. Если про звериную тоску - то я.
- Про сиськи, тоска не в этом квартале. М-да... Турнир Гениев. Ну, попробовать можно. Только не в таком виде. Я могу помочь с одеждой, только, чем будете платить? Бесплатно у меня только Даднай поет.
Одежду Николас выбрал самого неприметного, синего цвета. Барс стесняться не стал, обновил все кричащие шмотки в еще более непомерных конфигурациях. Это позволяет быть незаметным, обьяснил он. Все смотрят на одежду, а ты спокойно думаешь о своем.
- Ну ладно, пошли.
- Что, уже петь?
- Балда, в очереди стоять. Ты думаешь, Турнир Гениев - это всякая балбесня три месяца подряд поет? Как такую прорву в городе удержать и порядок сохранить? Три дня стоишь в очереди, потом проходишь три предотбора. В конце концов, больше шансов у тех, у кого много родственников и знакомых. Десять человек по очереди поют, шапка идет по площади. Кто больше всех набрал, тот со своей шапки забирает половину. Все остальные - десять процентов. Все.
- И что получает победитель?
- Ну, сначала он раздает свою половину обратно родственникам и друзьям. Но у короля много должников. Поэтому, все они платят какими-то услугами. Можешь, например, год пить, есть и свинячить во всех трактирах первого класса. Можешь получить воз колготок шамаханского шелка - это если Налоговая палата подключается. Или даже воз харцузского гуньяга... ну, и знать любит, петь зовет к себе. Первые два года поешь в столице, потом лет десять по провинциям. Документ, который тебе выдается - с императорской печатью, подделать невозможно.
И слава, конечно, народ уважает... В общем, если не пить много, можно скопить на дом у Моря. Жить потом на старости, пинать домочадцев, писать странные стихи и смотреть по ночам на Луну.
- Здорово.
- Еще бы. Ну что, пошли?
- Эй, Барс и ты, монашек! - крикнула Лиспет. - Сейчас Даднай придет, можете с ним на Турнир отправляться. Тогда точно никто не тронет, и в середину очереди попадете - сегодня уже второй день Великого стояния.
Даднай понравился Николасу тем, что одевался не у Лиспет. Наоборот, его одежда была скромного серого цвета. Для того, чтоб заняться своими мыслями, Даднаю можно было только глянуть на возможного докучателя. С таким ростом и такими плечами он вообще нигде не пропадет, подумал Николас.
Говорил он мало, но, все же, отвечал на вопросы. Остальное успела нашептать Лиспет, пока Даднай пил зеленый чай из поллитровой кружки.
Их будущий конкурент родом происходил из уважаемого семейства городской стражи. Кастовость была нарушена почти сразу, когда выяснилось, что пятилетний ребенок научился читать и писать по вывескам и непристойным памфлетам. Еще два года пришлось потратить на переучивание у одного библиофила, который заинтересовался феноменом. После того, как в библиотеке коллекционера были прочитаны все книги, включая креческие и латунские, Даднай решил идти в школу. Там его единственного не секли и даже дали золотую медаль - после того, как двенадцатилетний ученик сдал всю программу экстерном и высадил директором дверь - за попытки жульничества в аттестате.
Семья давно не спорила с одаренным сыном. Зачем Даднаю Турнир Гениев, не знал никто. Наши герои тоже не догадались. Побеждать сын стражника не собирался. Он собирался стать Канцлером. А для этого нужен Блат. Нужен пропуск к императору. А голос есть - почему бы не спеть?
- Здесь стоять не обязательно, только если денег нет, - обьяснял Даднай. - Я пошел в середину очереди, а вы, ребят, тащитесь в хвост. Только лучше вам как-то заработать, потому что может получиться, что десятку наберут без вас. ЕСли что, там пацаны стоят, как денег добудете - к ним подходите, они вам место поближе продадут.
Даднай ушел. У Барса на томных очах выступили слезы.
- Так мы точно через неделю назад поедем, сказал Николас, с интересом рассматривая под ногами ЫЗЙК.
Глава четвертая. Мариус.
На этот же люк рядом с ними задумчиво таращился чисто одетый, кудрявый отрок. Поймав взгляд нашего героя, он красиво и открыто улыбнулся.
Николасу моментально захотелось отдать отроку все деньги, которые у него были. Эти чистые глаза, этот ясный взгляд ранее он видел только в монастырских книгах, и то, не у всех художников.
- Здравствуйте. Я Мариус. Да, без денег пройти не получится, - изрек отрок. Голос у него был красивый, певучий, напомнив церковный же хор. - Я думал, хоть тут честно, ан нет - коррупция просочилась и на Турнир.
- А как заработать? - с надеждой спросил Николас. - Ты будешь подходить ко всем в очереди и всем улыбаться?
- Нет, это долго, да и действовало пока только на маму, защитников животных и Армию спасения, - с сомнением признался Мариус.
- А что ты все время смотришь на люк? Хочешь отодрать и сдать на металлолом? - вмешался Барс.
- Если поймают, постригут налысо - нахмурился Мариус, припомнив что-то неприятное. - Нет, отдирать и продавать мы не будем, но надо пройти поближе, куда-нибудь в середину очереди.
Идти пришлось долго. Очередь была шумной и страшно пестрой, состоящей преимущественно из женщин. Как из этого бедлама можно было выбрать десятку достойных, Николас не знал. На них и смотреть-то было страшно в массе, а слушать - еще страшней. Вся очередь пела разными голосами - тренировалась. Иногда звучали песни Барса Майского, это наш герой по стилю догадался.
- Давайте подсчитаем, - рассуждал тем временем Мариус. - если сегодня утро второго дня, то большинство должны взять именно сегодня. всех вчерашних отсеяли, чтобы пропустить пару блатных и пару особо упорных. Если последняя треть очереди у бандитов стоит пол-золотого, значит, нам надо набрать на каждого десять золотых, или сто серебряных, или тысячу медных монет... Да еще пару тысяч на взятки, а вдруг понадобятся. Да еще на одежду и инструменты... Очередь примерно 25 тысяч человек... Так... Это здесь.
Барс и Николас ничего не понимали, но слушали с уважением. Они остановились под одним из немногих сохранившихся в городе деревьев.
- Вот - сказал Мариус с торжеством и указал на все тот же люк ЫЗЙК.
- Вот - повторил он, - Давайте плащи.
Майский и Николас стянули ярко-алую и темно-синюю накидки. Мариус добавил свою, добротную, светло-бежевую. Все полученные шмотки он аккуратно развесил на дереве, образовав вместе со стеной дома, из которого оно росло, закрытую кабинку. "Кабинка" располагалась точно над люком. Они его отодрали, чуть не надорвавшись, и поставили в сторонке.
После этого Мариус вздохнул, пригладил кудри и выступил вперед.
- Дорогие дамы и уважаемые господа - разнесся далеко над улицами его чистый, красивый голос. - Ваши временные неудобства, такие как отсутствие еды, питья и туалета, поняты и оценены нами. Мы решили вам помочь. И если с водой и питьем никак, то последнее - вот. К вашим услугам вся чистота и конфиденциальность городской канализации. Цена услуги - один медяк.
Сначала очередь, притихнув, зачарованно внимала Мариусу. Потом, самые бесчувственные, или самые страждущие ринулись в кабинку... Три торбы медяков насыпались быстро.
- Я думаю, тут даже больше. чем надо, - счастливо улыбнулся Мариус. Встряхнув мешок, он подумал и кивнул - гораздо больше...
Пока стояли, обменялись историями. Мариус оказался сыном городского купца.
- Прапрадед наш поднялся на торговле селедкой. Меня и назвали в его честь... Он был честным, но сметливым. Так, до прадеда, торговали, а тот был на запах очень чувствительным. Поэтому пришлось с селедкой завязать и заняться, как и все уважаемые люди в городе, клановым бизнесом - казино и работорговлей. Борделями и заказными убийствами не получилось - прабабушка была очень высокоморальной и прадед ее страшно боялся. Говорят, я на нее похож... Дед продал казино и решил стать честным купцом. Отцу это удалось окончательно. А я... - Мариус замолчал, глядя, как медяки падают в торбу...
Мариус торговлю не любил. Нет, он знал цифры, уважал их и умел складывать, ездил с отцом в караванах, мерз, питался всухомятку и даже дрался с разбойниками. Но отбить у сына охоту к пению и музыке отец не мог. Да и, честно говоря, под пение Мариуса ему лучше думалось и считалось. Мальчика звали петь на сложные роды и трудные банковские операции. Он пел спасенным самоубийцам, и, если проститутки хотели выйти замуж за честного человека, они звали Мариуса - обьяснить таковому, что они тоже люди и неплохие.
Семейство покинуло солидную купеческую церковь своего квартала и ходило на службы в центральный Домский собор. Там папа Мариуса злобно зыркал на церковные хоры, откуда разливался, пробирая до мурашек, наполняя светом и желанием жить, ясный, кристальный, хватающий за душу, голос непутевого сына. После службы Мариуса секли, но на следующие выходные все повторялось снова.
... Когда стало ясно, что налогов набрали достаточно и Турнир Гениев все же проведут, Мариус не спал неделю. Он думал о том, как выиграет Турнир и сможет уехать, петь на Колоссейской арене, а может быть, даже с Эльфийской башни в Паризее. Как счастливый отец заплачет наконец и с гордостью признает его талант перед гильдией. Как девушки... одним словом, Мариус пришел в очередь без денег и поддержки, но с твердым желанием победить.
Глава пятая. Вальдес и Олвейс.
Они отошли в переулок - посчитать деньги и поделить поровну.
- А лишнее можно будет отдать потом на благотворительность, - сказал Мариус.
- А лишнего, барашек, вообще не бывает, - раздалось со стены, на которой только что никого не было.
- А за барашка можно и в морду, - машинально ответил Мариус, но тут же все трое отпрыгнули в противоположную сторону и сбились в кучу.
На стене сидел примечательный персонаж. Худой, лохматый парень, похожий на ворону и цветом волос, и торчащим носом, и общей неприглаженностью и агрессивностью.
- Деньги на бочку, - весело и нагло сказал лохматый, спрыгивая со стены. - А то у вас животы споют.
- Это как?
- Через дырку, - на боку у лохматого покачнулся клинок.
- А тебя не смущает, благородный рыцарь, - кротко поинтересовался Мариус, - что эти деньги заработаны на платном нужнике?
- Деньги не пахнут. А мне надо во дворец. Дело у меня там.
- И не только у тебя, - послышалось с другой стены.
Второй претендент на честно заработанное чужими руками был полной противоположностью первому. Идеально сшитый бархатный костюм с бантом и вышивкой. Прилизанная набок блондинистая челка. Спокойные голубые глаза и ощущение некоей патриархальности. Когда он спрыгнул со стены, на участников драмы пахнуло свежескошеным лугом. Но шпага у него тоже была неплохая.
Дальше оба грабителя говорили и по очереди - и, что удивительно, одновременно, с бешеной скоростью.
- Пошел вон отсюда, я первый появился.
- А мне плевать, я первый понял, что деньги можно отобрать.
- А у меня клинок длинней на 20 сантиметров.
- Вот ровно двадцать я тебе и засуну знаешь куда...
- Сам пошел...
- Ну все, щас кишки через уши выпущу...
Дальше пошли сплошные междометия и проклятия. Незадачливые грабители сцепились не на жизнь, а на смерть. Сцепились, потому что блондин выбил шпагу у лохматого, но его верткий противник ушел от удара. Когда пресловутые 20 сантиметров сломались о стену, блондин взвыл и они с лохматым покатились в пыль.
Наши герои, конечно, могли сбежать, но давно подмечено, что мужчины обожают смотреть, как лупят им подобных. Поэтому они остались подбадривать дерущихся, а Барс и Николас стали биться об заклад. Барс был за блондина, Николас - за лохматого. Наконец, Мариус, которому это надоело, подошел к противникам и молча стукнул каждого торбой с монетами по голове.
Николас и Барс перестали спорить и делить медяки и шокировано уставились на два бесчувственных тела.
- А что - Мариус деловито стягивал с лежащих ремни и связывал им руки за спиной. - За нападение на граждан империи на лбу выжигают букву Р. Сами граждане.
- Да они в очереди с нами стояли, - ткнул пальцем Барс. - Они тоже поют.
- Тогда пусть споют. Заодно расскажут, что у них за дела кроме Турнира. Может, они шамаханские шпионы. Хотя, нет. Может они конкурирующие шпионы. Ремецкие и Гранцузские.
Шпионов положили в тенечек, досчитали деньги и стали ждать. Первым очнулся блондин. Выплюнул пыль и что-то пробормотал.
- Этот больше похож на ремецкого. Ишь, какой блондин. И морда такая - породистая. - Мариусу очень хотелось поверить в собственную правоту.
- Не плачь, герой. Мы сообщим на родину, там бюст тебе поставят. Прямо сейчас сяду частушку писать.
- Что за бред, - блондин попытался вернуть прежнюю безмятежность. - Я местный житель.
- Ага, - ухмыльнулся Барс, - особенно по костюму.
- А тебя по твоему костюму ни одно государство не признает. Даже Бондурас, - это лохматый очнулся.
- А вот я сейчас как пну тебя с носка. Я неблагородный, мне можно...
Мариус стал усаживать шпионов поудобней. Лохматый яростно ругался, плевался и пинался. Пришлось заткнуть ему рот. Бить не стали, совестно.
- Может, лучше бросим их и уйдем? - отдуваясь спосил Мариус. - Денег у них нет, во дворец они не попадут и императора нашего не убьют. Пусть себе лежат, пока ночью крысы не выползут.
- Нет, только рот не затыкайте. Хорошо. Я вам расскажу, что и почему. - решился блондин. - А еще лучше, спою.
Барс взял лютню и выжидательно уставился на блондина. Голос у того оказался приятный, хоть и ничего особенного.
Я не знаю, хто, i в яку цiну
Корону рахував.
Задля спокою двох синiв король
В заручники вiддав.
Кажут, все мине. Пройде двадцять лiт.
I вернуть мене, як це дозволить наш сусiд.
Кажуть, все мине, але я боюсь.
Ви простiть мене, та я туди не повернусь...
- Ну, неплохо. И что это значит? - потянул Барс. - Ты что, наследник престола в изгнании?
- Я принц Олвейс. После того, как наш дядя Клеопатр коварно предал родителей и их сослали в Шплит выращивать капусту, нас с братом разобрали союзные дяде соседи - как заложников короны. Перед этим отец подписал отречение, но не в пользу дяди, а в нашу. Нам каждому пвесили на шею ладанку с половиной документа. Но, как это водится с близнецами, нас перепутали. Я попал в Хранцузию, к королеве Эланор. А брата Вальдеса должны были увезти в Ремецию. Куда его там дели, так и осталось неизвестным...
- Олвейс, Олвейс... Что-то смутно знакомое... Это ты изобрел для гранцузких женщин Деликатные подушки?
- Гм. Просто понимаете... Женщины... Они страдают...
В этот момент лохматый неожиданно забился в конвульсиях.
- Это припадок. Что надо делать, тебя в монастыре учили?