Аннотация: Это попытка ироничного стеба над украинской Фабрикой звезд.
Хроники сэра Николаса Серги о его приключениях, одиночных и совместных с другими приличными и неприличными товарищами по участию в Турнире Гениев.
Хроники Николаса.
"И случилось, дорогие сэры, барону Парвасиусу (ну и имя - сколько же дней пили, чтоб такое вытрудить) Быстроногому (да на портретах он толстый как бочка) проезжать на своем славном коне мимо мест мрачных и нелюдимых, коими никто и никогда еще не ездил. И сказал барон..."
Послушник Горного монастыря Николас Серга мрачно уставился на "Достопочтенные описания трудов великих рыцарей и потомков их", которые он переписывал третью неделю в наказание за песни собственого сочинения. Музыку и сам стиль стихосложения вообще мало кто понял, зато громкость оценил сам отец настоятель, тайно спустившись ночью вкусить окорока в кладовую, смежную кухне.
Злокозненное чадо в полном одиночестве драило немалое помещение кухни до блеска, и в голос орало бесовские песни.
Кухню мыть Николаса поставили за давешнюю историю с одеялами. Отцы-монахи укрывались в студеных кельях самыми что ни на есть теплыми одеялами козьей шерсти с вытканными на них благочестивыми изречениями. Послушники обходились рваными ряднушками.
Ткать изречения ему доверили как одному из немногих грамотных в монастыре.
Через несколько дней первое одеяло было готово. На черном фоне было выведено белым: "Тело 50-процентной жирности еще не гарантия спокойного сна. Даешь геноцид коз, овец и верблюдов"... После того, как голос вернулся, отец-настоятель лично высек демона-искусителя и отправил на кухню, дабы не видеть. Ну и не видел. Пока не услышал.
Николас - он худой, вихрастый, непоседливый и смешливый. В монастырь попал по Договору - не станут же благородные отпрыски, угодившие в монахи, горшки выносить да полы мести. Вот удача и улыбнулась восьмому ребенку из семьи рыбака. Говорят, поцеловала младенца Николаса при родах полевая фея. Иначе с чего это, как всей артелью тянули жребий, ехать в монастырь выпало именно ему. Причем полевая фея к Морю, вообще непонятно. В полях жила только дальняя родня, которую Николас в глаза не видел.
Про фею это от бабушки, она и грамоте научила. Ведьма, и то сказать... А так, он всегда чудной был. Все что полагалось, делал, конечно. Да только все с придурью. Рыбу ловить не любил, как ни били. Мелкую сразу отпускал, крупную вскрывал, чтоб посмотреть, чего интересного проглотила. Отдали горшки продавать и размалевывать. Что намалевал? Карикатуру на наместника и новый налог. Наместник решил ввести налог на усы. Казна пуста, надо было выдумать что-нибудь. И что на горшках? "Не боись, мужики! Скоро введут налог на грудь, у кого больше, тот платит меньше". И наместник. С усами и, прости боже, сиськами. Горшки продали все, но деньги счастья не принесли - их пропили сразу, причем все поголовно отравились несвежей колбасой. Так что, когда, слава богам, случился монастырь, артель тихо вздохнула с облегчением.
... "Достопочтенные описания" в конце концов захватили Николаса и он даже начал сочувствовать рыцарям. В мире вряд ли водилось такое количество и качество всякой нечисти, коих безостановочно побивали славные сэры, годами не снимая доспехов. Причем, даже в загробной жизни они обязаны были громыхать над ушами потомков все тем же дурацким облачением. Кроме того, им предписывалось беспрерывно и безответно любить прекрасных дам - и все время чисто платонически. Так что, он, Николас, еще неплохо устроился.
... Через три недели переписывание окончилось. В келью, багровый от гнева, ворвался отец-настоятель сотоварищи. Дело в том, что "Достопочтенные описания" в сокращенном виде уже пели в трактирах соседнего городишки. Сокращенный вид предполагал доступность восприятию широкой аудитории. Проще говоря, это были скабрезные частушки. Причем, как они туда попали, сам Николас не знал. Он ни с кем, кроме послушников не делился, а их в город вообще не выпускали.
Убить послушника Сергу настоятель не мог - ему запрещала религия. Отослать вон - условия Договора. Поэтому, было принято единственно верное решение. Через три дня Николас верхом на осле покидал уважаемую обитель. Ему предписывалось перевестись в филиал Горного монастыря, названный, не мудрствуя, Высокогорным.
Ехать надо было три дня по караванному пути, а потом - еще четыре вглубь Мглистых гор (привет Толкиену ). Отец-настоятель прочитал краткую напутственную молитву, втайне надеясь, что отрок либо сбежит по дороге, либо свернет себе шею на горных тропах. "Второе предпочтительней, для такого дела и осла не жалко" - подумал настоятель, опуская глаза. Послушники, стоя за спиной старших, утирали слезы. От смеха, ибо на спине у великодушного пастыря был прикреплен свежий экземпляр "Достопочтенных описаний козлов, ослов, мартышек и косолапых мишек".
Покачиваясь на осле, Николас хмуро размышлял, куда теперь. Ясно было, что ни в какй монастырь он не поедет. Надо было принять судьбоносное решение в прямом смысле этого слова.