Оз Александра. Призрачные намерения

Часть первая

Вихри воспоминаний

Мысли кружатся, кружатся,

Перебивают друг друга.

Вот что значит - бардак в голове.

Сколько времени должно уйти на то, чтоб превратить бардак в библиотеку?

Вечность, кажется.

Сент-Брис, наш город, стоит на правом берегу Змеиной реки, в самом ее верховье. Он недалек от болотистого юга Луизианы, окружен кипарисовыми лесами и в целом представляет собой место живописное, хоть и не лишенное зловещей таинственности.

История Сент-Бриса уходит глубоко в древность; весь город от первой до последней улицы, от одной тропинки до другой являет собою пример затейливого переплетения культур и поколений. Там, где нет напыщенной аристократичности, побеждает ветхая близость к природе.

Гуляйте по улицам, любуйтесь окрестностями, но только не впадайте в состояние глубокой задумчивости. Свернуть не туда - пара пустяков! Но если вы все-таки свернули не туда, куда нужно, и потерялись - будьте готовы к тому, что все увиденное вами исчезнет, а на его месте появится нечто совершенно другое, глазам непривычное. Например, обвитые испанским мхом руины, или могилы первых в Сент-Брисе плантаторов. А может, старая пристань, или кипарисовая аллея, похожая на галерею, по которой приятно бродить в жаркий полдень.

Давным-давно территорию Сент-Бриса населяли индейские племена атакапа, известные своими каннибальскими обычаями. В начале XIX века они были изгнаны отсюда колонистами. Первым делом новые поселенцы воздвигли на берегу Змеиной реки церковь, а уж потом - все остальное. Чуть позже они развили пароходное сообщение и стали сплавлять по реке лес. Много лет Сент-Брис разрастался и набирал силы, чтобы потом стать жемчужиной средь прочих городов, окружающих Новый Орлеан.

Мои предки являются выходцами из совсем других мест (мы наполовину англичане, наполовину французы, если говорить конкретно; корнями прочно вросшие в далекую Камбрию). Из коротких историй, рассказанных отцом, я помню только одну: историю о том, как некие мистер и миссис Фогг получили в качестве свадебного подарка небольшой кусочек Пенсильванской земли и были тому несказанно рады. Именно с них начинается новая ветвь нашего рода - Фоггов-американцев.

Семья моя не может похвастаться исключительной родовитостью, мой дед не воевал при Геттисберге. Если честно, почти всю Гражданскую войну дед просидел в кресле-качалке, наблюдая за тем, как мимо его дома тянутся колонны солдат-северян. Он отнюдь не трус, мой дед. Почтенный возраст и слабое здоровье не позволили ему сражаться ни в одной из армий. Впрочем, дед не особо расстраивался из-за этого и всегда говорил, что время его баталий безвозвратно ушло.

Стоит упомянуть и о моем отце, Джеймсе Фогге. Папе было шестнадцать, когда закончилась война. Иногда, в часы бессонных раздумий, я представляю его солдатом, павшим в бою. Это повергает меня в ужас. Ох, до чего же странные мысли! Странные, но в некотором роде значительные. Они доказывают, что мы так или иначе влияем на судьбы других людей - даже тех, кого еще не встретили, но обязательно встретим. Я иногда задумываюсь об этом: не стань в бою отца, не было бы на свете моих сестер и меня. И дом, в котором мы живем ныне, никогда бы не звался нашим.

Папа чудом избежал призыва; последний год войны требовал особых жертв: поначалу призывной возраст начинался с восемнадцати лет, но потом планку снизили до шестнадцати. Слава богу, тяготы армейской жизни миновали отца, и он, заручившись одобрением деда, благополучно занялся юриспруденцией.

Отец не любит хвастаться, но одно мы с сестрами знаем наверняка: в свое время он был самым молодым судьей округа Ланкастер. Папу уважали и побаивались. И даже самые именитые особы, завидев его на улице, почтительно снимали шляпу и торопились пожать ему руку.

В двадцать три года папа встретил Серину Лавуан. Она была дочерью французских эмигрантов благородного происхождения и в свете имела успех блестящий. Папе с трудом удавалось завоевывать ее расположение. Всегда окруженная поклонниками, ослепительно-прекрасная мадемуазель Лавуан была отрадой для глаз и ядом для души. Папа робел перед ней, точно мальчишка, и ничего не мог с этим поделать.

Однажды отца пригласили на званый вечер. За столом царила оживленная беседа, а после сытного ужина гости разбрелись по гостиной, образуя тесные кружки. Молодежь расположилась возле камина, отдельно ото всех.

- Господа, выберем тему! - объявила мадемуазель Лавуан.

- Политика, - предложил кто-то.

Лавуан поморщилась:

- Только не сегодня.

- Любовь.

- О любви все сказано, - отрезала Лавуан.

Одна из девушек, сидящих подле нее, принялась возражать:

- Ну почему же? Тема довольно интересная! Правда, леди? Джентльмены?

Все закивали.

- Тогда поговорим о природе любви, - сказала Лавуан. - Что нужно для каждого из вас, чтобы влюбиться?

Все по очереди стали делиться мыслями, и только отец молчал. Впрочем, никто не спрашивал у него ответа на вопрос.

Но вот настала очередь Серины Лавуан. Взоры окружающих мгновенно устремились в ее сторону. Она почувствовала над ними власть и с улыбкой произнесла:

- О, до конца жизни я буду любить одного мужчину! Не знаю, кто он таков и когда мы встретимся. Но в одном я уверена: он шепнет мне на ухо заветные слова. Не признание в любви, не клятву, - другие. Только так я пойму, что он - моя судьба. Этих слов будет достаточно.

- Ах, как это чудесно!

- Вы романтик, мадемуазель Лавуан.

Мысль о заветных словах произвела в кружке молодежи фурор. Джентльмены наперебой стали высказывать предположения о том, что же такого особенного должен прошептать мужчина, дабы пробудить в сердце молодой красавицы пылкие чувства. Разумеется, все варианты были раскритикованы и осмеяны. В конце концов, джентльмены признали поражение.

- Смилуйтесь, откройте нам эту загадочную формулу любви!

Тут Серина Лавуан впервые заметила присутствие отца.

- А что думаете вы, мистер Фогг? - спросила она.

Папа обвел присутствующих тяжелым взглядом. Потом, не сказав ни слова, преодолел расстояние, разделявшее его и Серину Лавуан. Казалось, каждое движение давалось папе с трудом. Это был миг отчаяния и триумфа, момент отцовской борьбы самим с собой. Приблизившись к мадемуазель Лавуан, он наклонился и что-то прошептал. А затем ушел, ни с кем не прощаясь.

Каков финал этой истории? Что ж, я не намерена оставлять читателя в неведении. Папины слова заставили Серину Лавуан неподвижно сидеть в кресле и растерянно глядеть ему вслед.

Спустя год они обвенчались и переехали в Сент-Брис. Оба желали начать жизнь с чистого листа. А через некоторое время появились на свет мы: Констанц, Даниэлла и я, ваша покорная слуга.

Слова, сказанные отцом в тот вечер, по сей день остаются для меня священной тайной. На все расспросы мама отвечала задумчивой улыбкой и молчанием; облик ее обретал мечтательную легкость. Так я понимала, что мыслями она перенеслась в прошлое.

Потом ко мне пришло осознание. Оказывается, существуют вопросы, которые лучше оставлять без ответов.

Как вы уже поняли, жизнь семьи Фогг - череда историй особого рода: они лишены воинской доблести и славы, но отнюдь не лишены смысла.

Впрочем, все это перестает иметь какое-либо значение, когда речь заходит о любви к земле, на которой стоит наш дом, и любви к тем, кто этот дом оживляет своим присутствием.

Подчас мы любим кого-то или что-то с такой невероятной силой, что душа, сама того не сознавая, накрепко привязывает себя к объекту своей любви. И после смерти, когда все былое обращается в тлен, душа остается на земле, потому что остается любовь.

Уж сколько всего было сказано на свете, сколько слов подхватил и унес на своих легких крыльях ветер. Лишь об одном можно писать без устали: о любви. Она сильнее смерти, сильнее времени. И тот, кто любит и любим в ответ, живет вечно.

* * *

В конце пятой улицы стоит дом, окруженный сонмищем яблонь и пестрых левкоев как самой надежной стражей на свете. Никто не может сказать толком, сколько ему лет. "Порядочное количество", - говорят одни. Что до остальных (по ряду причин я прозвала их неизменными любителями точности и порядка), то они отвечают, что дом этот был построен еще до Гражданской войны, в году 1850 уж точно.

Предпоследний его хозяин, господин Креван, слыл невыносимым скупердяем и не заботился ни о ком, даже о самом себе. Вот и дом постепенно приходил в упадок. Господин Креван не желал тратить деньги на ремонт, объясняя свое решение тем, что, мол, "все равно этот помпезный сарай когда-нибудь развалится". Слуг он не держал, ведь тогда пришлось бы платить им жалованье; друзей у него не было - по причине невыносимого характера, разумеется. Словом, рядом с господином Креваном не было никого, кто мог бы переубедить его и наставить на праведный путь.

В общем-то, при таком раскладе старика ожидал печальный финал. Так и вышло: он умер незадолго до Рождества - всеми покинутый и жалкий, в промозглом и неуютном доме, окруженный лишь призраками прошлого. Врач, осматривавший тело Кревана, удивлялся, как богатый джентльмен мог жить в столь непритязательных условиях. Полицейский в ответ на недоумение врача растерянно пожимал плечами. А соседи невесело усмехались: им-то было известно о Креване много больше, если не абсолютно все. Некоторые и вовсе говорили:

- Старикашка даже в смерти своей узрел выгоду. Дух его по-прежнему обитает в доме, о том любой поведает. На прошлый четверг дворовые мальчишки видели, как он спускался по лестнице в сад и при этом фыркал, точно старая собака. Потом, увидав непрошенных гостей, раскричался в привычной для него манере. В общем, наделал шуму. Мальчишки отчетливо слышали его слова: "Я сберег деньги! Теперь и дрова не нужны! Я сберег деньги, жалкие людишки! Душе ничего не нужно, только тишина и покой! Прочь отсюда, мерзкие попрошайки! Это мой сад, моя земля!"

Впрочем, несмотря на россказни и дурную славу, дом Кревана все равно выставили на продажу. Темными глазницами окон взирал он на прохожих и проезжавшие мимо него экипажи. Взирал печально и с надеждой на новую жизнь без малого три месяца, пока в один прекрасный день его не увидел мой отец, мистер Фогг. По словам папы, то была любовь с первого взгляда.

Для состоятельных людей, в сущности, невозможного мало. Дом, приобретенный папой, вернул себе изначальное великолепие и стал гордо стремиться ввысь, сияя белизной, как будто крича и за себя, и за нас: "Назло всем неприятелям я восстал из праха! Любуйтесь мной!"

Папа всей душою любит наше замечательное, уютное гнездышко. Эта любовь передалась и нам с сестрами. Куда бы мы ни уезжали, в сердцах всегда зарождалась тоска по родному очагу. "Мой дом - моя крепость", - говорят англичане. Что ж, я с ними полностью согласна. Дом как большая птица укрывает меня своими крыльями, прячет от чужих глаз.

В нем я родилась.

И провела лучшие годы своей жизни.

* * *

Мне было восемь, когда я впервые увидела призрака. Это случилось на кухне, в тринадцать минут после полуночи.

Помню, как подобрав полы длинной сорочки, залезла на табурет, открыла сервант и потянулась за банкой с ореховым печеньем. Я обещала Даниэлле, своей младшей сестренке, что поутру она обнаружит у себя на прикроватном столике лакомство, если на ночь положит под подушку недавно выпавший молочный зуб. Даниэлла восприняла эту затею с воодушевлением. Она даже засыпать отказывалась, все ждала, когда же к ней явится зубная фея.

Примеч.: Сказку о Зубной фее придумал испанский писатель Луис Колома специально для маленького короля Альфонсо XIII, в честь его первого выпавшего молочного зуба. Сказка была напечатана в 1902 году. Стоит уточнить: действие нашей истории разворачивается в альтернативной реальности, и все события происходят значительно раньше 1902 года. Зубная фея в этой реальности ни что иное как персонаж детского фольклора.

Разочаровывать сестренку, сами понимаете, мне совсем не хотелось, поэтому я решила пренебречь всеми правилами и отправилась на кухню, рискуя попасться на глаза отцу или, еще чего хуже, противной миссис Хантли, нашей гувернантке, которая, к слову, и уложила меня в кровать, строго настрого запретив ее покидать.

Так вот, я стояла на табурете. Пальцы почти коснулись заветной банки. Все могло бы получиться, как вдруг позади меня раздался незнакомый женский голос:

- Ага! Юная леди не спит и ворует печенье!

От страха ноги подкосились. Табурет накренился...

Бах!

Я позабыла на мгновение о боли и уставилась в пространство между разделочным столом и печкой. Там стояла негритянка, облаченная в платье старомодного покроя. Платье было светло-зеленым, цвета молодого горошка, все в оборках. Негритянка стояла подбоченившись, хмуря лоб.

- Нехорошо, мисс! - сказала она.

А потом погрозила мне пальцем и... растаяла в воздухе.

В ту же минуту на кухню прибежал отец. Я взахлеб стала рассказывать ему про негритянку, но он не поверил. Папа забыл, что устами ребенка глаголет истина.

Следующая встреча с призраком произошла в канун Рождества, когда мне было одиннадцать. Я вошла в гостиную, намереваясь взять забытую на камине книгу (рассказы Эдгара По, мою любимую) и застыла от изумления, обнаружив в одном из наших кресел крючконосого старика. Половица, когда я отступала назад, предательски заскрипела. Старик услышал звук, обернулся. А потом завопил:

- На помощь! Помогите! В моем доме во-о-оры!

- Сэр, - начала было я, - вы ошибаетесь. Этот дом принадлежит моему отцу, господину Фоггу.

Старик вскочил на ноги. Он был возмущен и поражался моей наглости. А я была растеряна и лишь чуточку напугана - все-таки не каждый день удается поболтать с привидением! Событие это захватывало дух и будоражило воображение.

Мы стояли друг против друга, должно быть, минуту. Молчали, глядели друг на друга в упор. Затем старик опомнился и как завопил:

- Что?! Пошла вон! Вон, мерзавка!

А потом схватил книгу, за которой я вернулась, и швырнул ее в меня - весьма метко, надо сказать.

После этого домочадцы прицепились с вопросом: "Откуда синяк?" Пришлось врать:

- Замечталась и врезалась в дверь. С кем не бывает?..

Третья и далеко не последняя встреча с призраком случилась в один погожий летний вечер. То была пора нежного девичества, преисполненного надеждами на светлое будущее. Мне только-только минуло пятнадцать лет.

Начну издалека. У моей старшей сестры Констанц есть кавалер, зовут его Фред Колридж. Они знакомы с детства, и с детства Фред в нее влюблен. Когда-нибудь состоится их помолвка, когда-нибудь они поженятся - это лишь вопрос времени. Констанц мучает беднягу и частенько говорит ему, что свобода ей милее всякого замужества. От этого Фред злится и обижается, уходит и клянется, что уходит навсегда, но потом возвращается и падает к ногам возлюбленной, как сраженный стрелой Ахилл - зрелище, в общем, достойное театральных подмостков.

Однажды мы с Даниэллой решили написать про них пьесу и даже сочинили к ней стихотворный пролог, который звучал примерно так:

Нет повести печальнее на свете,

Чем повесть о красавице Констанц и бедолаге Фредди.

Попал в ее капкан он, как медведь.

Чуть что не так - и начинает Фред реветь.

Готовь платок, ранимый зритель,

К любви несчастной ты пришел в обитель...

Я взяла с Даниэллы слово, что о нашем детище узнают только в самом конце, когда работа будет завершена и в последнем акте будет поставлена точка. Окрыленные вдохновением, мы принялись за работу и почти на две недели скрылись от суетного мира в библиотеке. Констанц чуточку обижалась, ведь любое наше сестринское предприятие всегда осуществлялось под ее предводительством. Констанц раздражалась и недоумевала, почему мы сторонимся ее и уж тем более с воплями протеста кидаемся к дверям библиотеки, когда она, с присущим ей напором и хваткой, пытается проникнуть внутрь.

Спустя две недели, после многочисленных расспросов и уговоров, Даниэлла торжественно объявила о наших с ней намерениях. Отца это позабавило, а на Констанц не произвело должного впечатления.

- Е-рун-да, - по слогам произнесла старшая сестра и невозмутимо тряхнула головой, отчего ее золотые локоны стали качаться, словно пружинки.

Выслушав Даниэллу, папа кивнул, а затем попросил ее зачитать вслух отрывок из пьесы. Домашние расселись по своим местам - кто на диване, кто в кресле. В гостиной присутствовали даже слуги: кухарка миссис Коул и экономка Лиза. Мы с Даниэллой сразу же оценили важность всего происходящего и поэтому, пошептавшись немного в стороне, решили представить публике самое начало.

- Пролог, - известила Даниэлла с самым серьезным и сосредоточенным выражением лица в мире.

Все закончилось так: папа чуть не умер со смеху, а Констанц, поджав губы, покинула гостиную. Миссис Коул выразила надежду услышать продолжение пьесы, а Лиза сказала, что таких бездарных, но без меры очаровательных авторов она еще не видывала.

- Впрочем, иногда бездарное может оказаться довольно-таки смешным, - добавила Лиза, вытирая платком слезинки (хочется написать "смешинки"). - Говорят, смех продлевает жизнь. Пишите дальше, милые мои. Быть может, мы все тогда проживем сто лет.

Когда Лиза ушла, папа сказал, посмеиваясь:

- Пролог выше всяких похвал! Но не вздумайте писать хотя бы строчку в продолжение, иначе Констанц перестанет с вами разговаривать!

И она действительно с нами не разговаривала - несколько дней. А потом вдруг заявила:

- Я люблю Фредди. Но меня он, все же, любит больше. И любовь эта иногда ударяет ему в голову! Ну прямо как шампанское!

Даниэлла воспользовалась моментом и с надеждой спросила:

- Можно мы напишем продолжение?

Констанц мгновенно ощетинилась:

- Только попробуйте!

Я не выдержала и расхохоталась. Старшая сестра была в своем репертуаре и вряд ли когда-нибудь изменится.

Но вернемся к разговору о призраках.

Так вот, однажды Фред пробрался к нам в сад, набрал там камушков и начал кидать их в окно, вызывая Констанц к себе. Но она, помнится, сидела в гостиной вместе со мной и Даниэллой, помогала нам с вышивкой и совершенно не думала о Фредди, который, кстати, чуть было не разбил окно.

Вот тут, пожалуй, стоит внести в мой рассказ чуть больше ясности. Я прямо вижу, как пылает ваш взор от негодования: как это так? Истинный джентльмен никогда не будет вторгаться в чужой сад без приглашения и уж тем более не станет звать даму сердца таким вот варварским способом. Намерения истинного джентльмена всегда ясны. Если он приходит к даме, то делает это в открытую, с парадного входа. Иначе быть ему изгоем в обществе приличных людей.

Начнем с того, что джентльмен-Фредди прокрадывался к нам в сад нечасто. Один раз, если быть точной. Это случилось, когда Констанц разозлилась и назвала безупречного, воспитанного Фредди занудой. Не знаю, что у них там произошло, но Фредди, ясное дело, решил доказать обратное. Мол, никакой он не зануда, а самый настоящий храбрец. И вообще, плевать ему на правила. Свою любовь он докажет.

Спустя три дня Констанц рассказала нам странную историю:

- Помните, я говорила вам, что Фредди вдруг ни с того ни с сего на меня разобиделся?

Мы с Даниэллой кивнули. Констанц продолжила:

- Он, оказывается, ждал меня в субботу вечером. Надеялся, что я услышу стук и спущусь к нему. Набрал, дурачок, камней и кидал в окно. Кидал себе, кидал, и тут - вы представляете? - из дома выходит кучерявый юноша и говорит Фредди: "Констанц занята, ей сейчас не до тебя".

Даниэлла ахнула, а потом начала расспрашивать:

- Так и сказал? Констанц, ты кавалеров меняешь, словно перчатки! Что за кучерявый юноша? Я его видела?

- Глупышка! Нет, не видела. И я тоже.

- Как это так? - удивилась Даниэлла.

- А вот так. Понятия не имею, что за юноша и откуда он взялся.

- Чудеса!

Вдруг меня осенило:

- Наверное, тот самый юноша, который стоит иногда возле нашей калитки, играет на губной гармошке. Он довольно мил, всегда со мной здоровается. В субботу вечером я тоже его видела, правда мельком. Он будто появился из ниоткуда, а потом снова исчез.

- Ой-ой-ой, это, должно быть, привидение! - заверещала Даниэлла. - Миссис Хантли всегда говорила, что в нашем доме водится нечистая!

- Да успокойся ты, трусиха, - оборвала ее Констанц. - Привидений не существует. Я выясню у папы, что это может быть за юноша. А ты, Фрэнни, не выдумывай. Человек не может раствориться в воздухе. Только фокусникам такое под силу.

- Не помню, чтоб на нашей улице жили фокусники, - ответила я в оправдание. - Может, мне на роду написано лишиться рассудка? Как тете Бриджет?

- Ерунду болтаешь, - тоном учителя молвила Констанц.

Больше с сестрами на эту тему мы не разговаривали, кроме как однажды, в кратковременной беседе за столом во время обеда, когда Констанц сдержала обещание и спросила папу о загадочном юноше. Отец тогда сказал, что не замечал его, но, если заметит, обязательно обо всем разузнает. Казалось, в тот самый момент юноша стоял возле окна и подслушивал, ведь потом он пропал. Как сквозь землю провалился.

- Струсил, наверное, - предположила вездесущая Констанц.

Даниэлла, которая никак не могла определить, чего же ей хочется больше - познакомиться с загадочным "привидением" или в глаза его не видеть, - с ней согласилась...

Чтобы вы знали: есть еще одна встреча. Вместе с ней пришел ответ на вопрос:

Почему я восприимчива к тому, что для людей, по идее, должно быть незримым?

Но описывать эту встречу я не буду. По крайней мере, сейчас. Момент не подходящий. Я хочу, чтобы вы запомнили четвертую встречу с призраком. Уж очень она для меня важна.

Но даже если вы этого не сделаете, ничего страшного. В конце моей истории все станет на свои места, это я вам обещаю.

Скажу только, что встреча произошла незадолго до одного печального события.

Когда я влюбилась - первый раз в жизни.

И когда разбилось мое бедное сердечко.

Оз Александра : другие произведения.

Призрачные намерения - 1

© Copyright Оз Александра (cloud_fun@mail.ru) Размещен: 10/04/2016, изменен: 10/04/2017. 23k. Статистика. Глава: Фэнтези Призрачные намерения		Ваша оценка: