По широкой улице наперерез мне ковыляла беленькая собачонка. Явная "дворянка"; от болонки у нее была мягкая шкурка, от затесавшейся в предках таксы - длинное тельце и короткие лапки. Пушистый хвостик гордо реял по ветру, подобно национальному флагу на корме корабля великой державы. Собачка прихрамывала на все четыре ноги, не теряя бодрости духа и дружелюбно глядя на окружающий большой мир умненькими карими глазками.
Тут она резко остановилась, и хвостик поник - сразу, безнадежно, обреченно капитулируя. Ушки ее тоже опустились, и собачка с некоторым даже отчаянием уставилась на магазинчик одежды, что стоял на обочине. Вся бодрость куда-то улетучилась.
Оказалось, впереди шествовала ее хозяйка - благородной внешности дама, бедно одетая, но с властным лицом. В правой руке у нее был большой пакет, в левой - длинная хворостина. Дама направлялась в ту же сторону, куда смотрела собачка. Дойдя до магазинчика, хозяйка обернулась и, не заметив питомицу, громко вопросила:
- Ну и где ж ты есть?
Собачка не шелохнулась.
- Ах, вот ты где. Иди сюда, скотина! Сюда иди, кому сказала!
Собачка продолжала уныло смотреть на даму.
- Ты что там, до смерти стоять будешь? А ну немедленно ко мне! - с этими словами хозяйка, подняв хворостину, шагнула к собачке. Та встрепенулась и похромала к магазинчику.
Дама плюхнула на землю пакет, куда могли поместиться две, нет, три такие болонки, и внушительно произнесла:
- Сторожить! - и зашла в магазин.
Хвост собачки вновь капитулировал, ушки сникли. Печально, переминаясь с одной больной лапки на другую, она уставилась на неподъемный пакет.
...Как часто в тех, кто нас любит, мы ценим только способность служить.