22.04. Харамада. Каарин

___________________________

Никогда ещё Сайн не пересекала границу Погорья. До недавнего времени даже выбраться из угрюмого Хидада было для неё приключением, расширившим сознание до размеров "ничего себе, ранней весной бывает тепло!" Сейчас же, оказавшись среди лиственных рощ Харамады, такой чужой по духу, но такой красочной, она перебывала в смятении. Когда их маленькая команда во главе с Илерином пересекла горную цепь Телини, Сайн ушла в себя. Вечерами на перевалах - у кромки какого-нибудь леса, в поле, усеянном цветами или на берегу реки - она общалась только с Ретой, которая находилась примерно в таком же, как и хозяйка, состоянии. Даже Вейл своими песнями, балладами и сказками не мог вытащить её из оцепенения. Сначала он, волнуясь, пытался пробиться к ней, интересовался её здоровьем и не нужна ли помощь, но когда она обругала его так цветисто и поэтично, что даже Илерин уважительно присвистнул, он прекратил эти попытки.

Герид с детства учил сестру научному мышлению. Она не верила в живительную или губительную силу цвета. Красный свет Анцера не трогал её, не пугал, как многих других в том же Арде, к примеру. Но вместе с тем Сайн ни разу не видела столько зелёного цвета сразу. При взгляде на колосящиеся травы и шелестящую листву у неё будто немела душа.

Сайн была поражена этой красотой.

Ещё больше она была поражена тем, что вообще умеет испытывать такие эмоции.

Впрочем, к третьему дню она почти оправилась от шока.

За время полёта они встретили лишь нескольких харамадцев - детей в кустах, что пробрались на закате к реке у деревни, у которой они разбили лагерь. На оценивающие взгляды Сайн и Вейла загорелый крупный Ранди бросил: "Шибко смелые, видите ли. Ну, пусть любуются величием Погорья". Тогда Сайн, понимающе хмыкнув, два раза щёлкнула пальцами. Рета, к которой она привалилась спиной, вскинула голову, прижала уши к затылку и издала низкий, пробирающий до дрожи вой. Земля завибрировала. Из рощи с шумом и криками посыпались в небо птицы. Миг - и детей в кустах не стало.

Вейл, Нерел и Ранди расхохотались. Илерин издал сухой смешок.

- Слыхал я о твоих талантах в дрессировке от Кадорни, - сказал он Сайн. - Много думал. Теперь считаю, что твоё присутствие на юге не будет лишним. Ученица Герида Хидадского - не тот человек, которого можно просто так отмести в сторону.

Северянка наклонила голову, принимая похвалу.

- Сможешь и наших харфов научить всяким трюкам? - спросил Илерин.

- Ваших - нет, - ответила Сайн. - Таких взрослых харфов уже поздно дрессировать. А вот щенков молодняка, думаю, смогу. Но мне нужно разрешение мастера Санеса и господина Аррейса. Я не имею права самовольно вмешиваться в учебный процесс.

Илерин кивнул, и тема была закрыта. Мастер-колонист, как заметила северянка, вообще был не особенно многословен. Там, в кабинете Аррейса, он будто исчерпал весь свой речевой резерв и в компании всадников преимущественно молчал. Зато Нерел и Ранди оказались говорливы. Кроме того, они безумно обрадовались тому, что в их команде появился музыкант. Ежедневно они требовали от Вейла развлечений, и Вейл чувствовал себя нужным, а потому - счастливым. Внимая его нежной мандолине, оттаял даже Илерин.

- Недурно, - хвалил он. - Я совсем забыл, какой тёплый и уютный у тебя звук.

- Спасибо, мастер Илерин, - смущался Вейл. - Стараюсь.

Сайн, слушая их, почему-то не могла не улыбаться.

Однако было и то, что омрачало её существование. Ранди и Нерел. Да, они легко приняли Вейла, потому что он не был им чужим. Но совсем иначе они отнеслись к Сайн. От агрессивных действий в её сторону их удерживало, пожалуй, лишь присутствие Илерина и Реты, которая почти не отходила от хозяйки и даже (для них это было чудом) позволяла ей спать под своим крылом. Но даже так Сайн часто ловила то задумчивый взгляд Нерела, то неприятные улыбки Ранди. Она хотела бы и вовсе вычеркнуть их из своего мира, но не могла позволить себе потерю такого ценного ресурса, как люди Илерина. Необходимо было наладить отношения с ними обоими, и как можно скорее.

Она пока не знала, как.

Однажды, когда они с Вейлом с утра умывались в ручье, Сайн спросила:

- Послушай, ты замечаешь, как смотрят на меня Ранди и Нерел?

- Конечно, - ответил тот тихо. - Иногда, когда ты не слышишь, они говорят о тебе.

Сайн хотела уточнить, что именно они говорят, но почти сразу передумала.

- Мне нужно как-то расположить их к себе, Вейл. Не подчинить, не запугать, не внушить уважение, а именно расположить, - видя непонимание в глазах музыканта, Сайн раздражённо сдула со лба прядь. - Ну, вроде как приручить, как мы приручаем щенков, которые потом вырастают в сильных благородных харфов и могут отдать за нас жизнь...

- Подружиться, Сайн. Просто скажи, что ты хочешь с ними подружиться.

Сайн моргнула.

- Да, наверно, - осторожно сказала она спустя паузу. - Хочу подружиться.

Вейл картинно закатил глаза, наклонился и зачерпнул из ручья полные ладони воды. Пару мгновений он смотрел, как золотисто-розовые лучи рассвета блестят в её рёбрышках. Сайн же поглядывала сторону лагеря, где всадники раскладывали завтрак.

Умывшись, Вейл выпрямился и встряхнул руками.

- Все твои проблемы оттого, что ты даже не пытаешься притвориться человеком, - сказал он с улыбкой. - Всё наладится. Не переживай. Они же не дикие лесаиты какие-нибудь, а погорские всадники, к тому же ребята Илерина. Просто должно пройти время.

- Когда ты стал таким легкомысленным?

- Я всегда таким был... пока ты меня не испортила.

Сайн фыркнула:

- Скажи мне спасибо за это.

- Спасибо, - скривился Вейл, поправляя ворот простой, но утончённой туники с узорами Арда на груди. - Ладно, пошли к ребятам, а то смотрят они как-то подозрительно.

Нерел, впрочем, казался Сайн более вменяемым, чем Ранди, и она считала, что общение с ним наладить будет проще. Спокойный, рассудительный, он несколько раз отвечал на её уточняющие вопросы о расположении Сломанных Земель, о варварских племенах, таких разных, и о городах Харамады, над которыми они пролетали в пути. Несмотря на то, что Сайн помнила все карты наизусть и свободно ориентировалась по звёздам, узнавать подробности путешествия от лица колониста ей казалось важным.

Нынешним вечером Илерин решил разбить лагерь у стен последней южной крепости Харамады - Каарина, и это решение показалось Сайн странным. Чуть позже Нерел объяснил ей, что их лагерь навестит делегация южного подмарина Харамады, и без этой встречи двигаться дальше они не могут. В конце концов, пять всадников Погорья на пяти харфах, пересекающие территорию Харамады, должны соблюдать хоть какие-то формальности. "Но ты не думай, что сам Имори будет рад нас видеть, - встрял Ранди. - Знаешь же, что у людишек при виде даже одного всадника поджилки трясутся, а тут сразу пять, ха... встреча у Каарина - это головная боль больше для самого Имори, чем для нас, поверь уж". "Верно, - ответил Нерел. - И вот увидите, делегация прибудет к нам пешком. Лошадей использовать они не могут. По понятным причинам", - Нерел тонко улыбнулся.

- Как унизительно, наверно, - протянул Вейл, - оказаться в таком положении...

Сайн вздёрнула бровь.

- Полезно напомнить лишний раз, кто в Форисае хозяин, - заметила она.

- Конечно. Но на их месте я оказаться бы не хотел.

Солнце огромным матовым диском нависло над горизонтом в мареве. Башни Каарина казались чёрными и внушительными, но куда внушительнее выглядели пять харфов и пять погорцев, стоящие у их лап, держащие демонических зверей за уздцы. Рета и Сагера, подружившиеся, как их хозяева, сидели совсем близко друг к другу. Рета то и дело открывала пасть с фиолетовым языком и недовольно шевелила хвостом - ей было жарко. Сагера утробно ворчала - по той же причине. Харфы колонистов чувствовали себя комфортнее и лежали мирно, как изваяния, чуть прикрыв мерцающие в полумраке глаза.

На плече каждого из погорцев выделялась ярко-алая повязка. "Красный цвет на нас сводит людишек с ума, - пояснил Нерел, когда Илерин выдал Сайн и Вейлу повязки. - Даже жаль, что мы не можем встретиться с ними в ночь полного Анцера. Впрочем, наш костёр тоже будет смотреться эффектно". Сайн и Вейл пришли от их слов в восторг.

- Это не шалость, - буркнул Илерин, видя их азартное веселье. - Это часть ритуала, необходимость. Держите себя в руках, иначе оба отправитесь в Ард.

Делегация из десяти человек, во главе которых шагал подмарин Имори в вычурном сине-медном плаще, уже приближалась к погорцам по каменной дороге. Шли харамадцы неспешно и с явно напускной уверенностью. За их спинами, там, где высилась крепость, лязгали механизмы ворот, отрезавших их от безопасности, от понятного, от человеческого. Когда чужой подмарин и его люди приблизились, Сайн разглядела на его голове повязку, закрывающую глаз. Выглядел он, однако, молодо, и чем-то был похож на лису.

В позах военных Имори хорошо читалось напряжение. "Они не посмеют напасть, - подумала почему-то Сайн. - Но если посмеют..."

- Приветствую благородных Детей Неба, - подмарин Имори склонился в низком поклоне перед сумрачным, как осень в Хидаде, Илерином. - Лёгок ли был ваш путь?

- Вполне, - ответил Илерин. - Сам ветер благоволит нам.

В глазах южного подмарина Харамады мелькнуло странное выражение, и он снова склонил голову перед мастером-колнистом. "Благоволит, - подумала Сайн, внезапно преисполнившись к Илерину какой-то новой симпатией. - Ибо это никогда не изменится".

- Как чувствуют себя ваши харфы? - снова спросил Имори. - Не нужны ли дары?

- Благодарю вас, Имори, но звери сыты и довольны.

Повисла пауза. Харамадцы с ужасом смотрели на "довольных" Рету и Сагеру, с острейших клыков которых капала слюна (от жары, но харамадцы об этом не знали).

- С нами всадники, с которыми вы ещё не знакомы, - сказал мастер Илерин. - Это Вейл, подмастерье-музыкант с юго-востока Погорья, с его шёлковой красавицей Сагерой, - Вейл учтиво поклонился на этих словах, и осанка его была совершенной. - И северянка Сайн с края мира, новая всадница, с ней - суровая Рета, - Сайн последовала примеру друга, но в поклоне одарила харамадского подмарина мрачной, зловещей улыбкой.

Эту улыбку она изобрела сама. Лейгин бы, наверное, оценил.

На слове "всадница" взгляды буквально всех харамадцев перевелись на неё.

- Вы сказали... - начал Имори и замолк.

- Мы хотим обсудить этот малозначительный факт? - уточнил колонист.

- Нет, н-но...

- В таком случае, прошу пройти вас к лагерю, Имори, и угоститься ардским вином весны 33-го года. Мы также привезли для вас небольшие подарки в знак благодарности за возможность пересечь Харамаду. Пожалуйста, не откажитесь от нашего гостеприимства.

"Какая красивая наглость, - искренне восхитилась Сайн. - Никогда бы не подумала, что этот прямолинейный человек способен на подобное. Истинный погорец!"

Когда подмарин устроился у большого красного костра, разведённого ранее Ранди (Сайн честно не знала, как он добился такого оттенка для пламени - она была не сильна в химии), Илерин сухо скомандовал: "Музыку, Вейл", - и музыкант с готовностью принялся наигрывать на мандолине какую-то негромкую, но неуловимо тревожную мелодию - то ли импровизация, то ли сочинение, которое он выбрал так чутко. "Как Илерин вообще обходился без музыканта в команде?" - подумала Сайн, сидя рядом с Нерелом. Тот загадочно улыбался, глядя в огонь и тоже, как и она, с наслаждением отыгрывая роль.

- Варвары что-то предпринимали, пока я отсутствовал? - спросил Илерин.

Подмарин Харамады ответил не сразу.

- Вам не понравятся новости, господин Илерин...

- Не беспокойтесь, Имори, я не изнеженная девица, как-нибудь переживу.

Он первым пригубил вино из чёрной чаши, чтобы показать, что оно не отравлено и передал её Имори. Тот обхватил её ладонями в грубых перчатках, но пить пока не спешил.

- Есть свидетельства, что они объединяются с лесаитами, - начал южный подмарин, - видимо, ни те, ни другие не желают больше терпеть такого, как мы с вами, соседства. Неделю назад их совместный отряд совершил налёт на одну из моих баз у Сломанных Земель. Налёт удачный. На помощь пришлось звать ваших всадников из Багрота, так уж вышло, что они были рядом. Они помогли сдержать натиск... и даже больше, но один...

Имори замолчал.

Над костром вдруг повисла тишина - даже Вейл перестал играть.

- Кто? - едва слышно спросил Илерин.

- Я не знаю его имени.

- А его харф?

- Уничтожил весь вражеский отряд и погиб от слишком большого количества огненных стрел, - Имори прочистил горло. - Говорят, это было трагичное и вместе с тем прекрасное в своём величии благородство, которое войдёт в историю Харамады...

- Какого цвета он был?

- Серого.

- Шайд, - прошептал Ранди, не отрывая взгляда от пламени. - И его Переат.

Илерин медленно кивнул. Весь его вид, и без того тяжёлый и сумрачный, сейчас будто бы источал густую тьму, которая угрожающе и неотвратимо расползалась по лагерю. Воины подмарина Имори начали тревожно переглядываться, сам он осторожно отхлебнул вина из чаши, стараясь не смотреть на колониста, сидящего напротив. Ранди и Нерел тоже будто преобразились, и их спокойные звери где-то за гранью красного света тихо заворчали, чувствуя изменения в настроении хозяев. Вейл всё ещё не возобновлял игру. В этом безмолвии, прерываемом лишь потрескиванием демонического костра, Сайн пришла гениальная, как ей показалось тогда, идея. "Вы должны быть напуганы ещё больше, - подумала она, пристально вглядываясь в лица харамадцев. - Вы должны уяснить себе, что мы, Погорье - единый организм, и мыслим, и чувствуем, как целое!" Поэтому она незаметно, неторопливо отвела руку назад и два раза щёлкнула пальцами.

В тот же миг сумерки сотряслись оглушающим, леденящим душу воем. Подмарин Имори вздрогнул. Чаша с вином выпала из его рук и откатилась к костру. Несколько воинов попятились, беспомощно вглядываясь во мрак, где призраком возвышалась Рета.

- Ч... чего это она? - заикнулся кто-то.

- Скорбит по погибшему собрату, - бесстрастно ответила Сайн.

Илерин бросил на неё взгляд, который она не смогла истолковать.

- То есть она... - Имори с ужасом посмотрел на северянку, - поняла мою речь?..

Сайн промолчала.

- Разум харфа - тайна для человека, - негромко обронил Нерел, и в его овальных маленьких очках плясали блики. - Они понимают куда больше, чем вам кажется.

- Я... знал, что они умны, но чтобы настолько...

На этот раз подмарину не ответил ни один погорец.

Вскоре над костром снова полилась музыка - один из погорских похоронных маршей. "Мы, Погорье - единый организм, и мыслим, и чувствуем, как целое", - повторила Сайн про себя несколько раз, как заклинание, и это были слова Лейгина из письма, которое она забыла у Атема. По её позвоночнику прошла дрожь от нового, острого ощущения связи с командой Илерина. Она была уверена, что остальные чувствуют то же, а харамадцы - харамадцы, ощущая это, как неразумные животные, не понимают природу происходящей в воздухе метаморфозы, а потому невыносимо боятся её.

Когда марш прозвучал, и лагерь снова погрузился в тишину, Илерин спросил:

- Шайду и Переату вознесены должные почести?

- Разумеется, - поспешно откликнулся Имори, белый как мел. - Они погребены вместе там, где Переат издал последний вздох. Я лично не присутствовал на похоронах, да и ваши люди... не допустили бы никого постороннего. Но на базе был объявлен траур.

Илерин поднял голову и посмотрел на Имори так внимательно, что тот отвернулся, маскируя слабость под заинтересованность истёршейся кожей своих перчаток.

- За дурные вести не казнят, - сказал колонист так тихо, что услышали только погорцы и сам подмарин Имори.

Имори кивнул, всё так же глядя вниз:

- Благодарю вас.

- Вы больше ничего не можете нам рассказать?

- Нет.

- Тогда ступайте. Оставьте нас наедине с нашим горем.

- Хорошо, господин Илерин.

Молодой подмарин Харамады поднялся с земли, и было видно, как дрожат его руки. Он оправил плащ и дал знак своим воинам - те выпрямились, готовые сопровождать его до крепости. Подавленные не меньше, они избегали смотреть в сторону погорцев, в сторону харфов, в сторону костра и глядели лишь на Каарин, оплот ложной безопасности.

Когда делегация растворилась в сумраке, мандолина Вейла стихла.

- Обсуждать тут пока нечего, - отрезал Илерин, предотвращая вопросы, уже назревающие между всадниками. - Отправляемся спать. Кто бодр и полон сил - пусть делает что хочет, но так, чтобы не будить меня. Завтра ночью мы прибудем в Багрот, а потому настоятельно советую всем отдохнуть по-человечески. Летим без привала. Ясно?

- Ясно, - ответил за всех Ранди.

- Прекрасно, - Илерин отвернулся. - Ритуал окончен. Погасите огонь.

И он зашагал куда-то в темноту, туда, где уже мирно спал его харф. Дождавшись, пока его фигура совсем исчезнет во мраке, Нерел тряхнул головой, провёл ладонью по лбу и поднялся, взяв кувшин с вином, которое так и не было распито. Откупорив его, он вылил содержимое на землю и передал кувшин Ранди: "Набери воды в реке, а я достану ужин. Мы ведь до сих пор голодны". Ранди кивнул, хлопнул расстроенного Вейла по плечу, приглашая прогуляться вместе, и они ушли, оставив Сайн и Нерела вдвоём.

Над Каарином уже взошёл тонкий месяц Леба, а с противоположной стороны на тёмно-синем, чернильном небе горела немигающая точка планеты Эрраи. Сайн встала, чтобы подойти к Рете. Ей вдруг захотелось обнять её за шею, наклонив её голову вниз, почувствовать, как перекатываются под толстой шкурой мышцы. Она прошла мимо Нерела, но он неожиданно повернулся и ухватил её за локоть - резко и больно.

Спустя секунду он разжал пальцы, будто испугавшись собственной грубости. Сайн одёрнула руку. Поколебавшись, она всё же решила не браться за нож.

Какое-то время царило молчание.

- Каково это - быть женщиной-всадником? - спросил Нерел, наконец.

- Понятия не имею. Для того, чтобы сказать точно, мне для начала нужно побыть мужчиной-всадником. Но я не думаю, что есть принципиальная разница. Просто делай как Илерин: не забивай голову всякой ерундой.

Нерел помолчал, задумчиво глядя на неё сверху вниз.

- Ни я, ни Ранди не могли тебя принять, - произнёс он. - Ты казалась неоправданно заносчивой, надменной и, признаться честно, мы с самого начала отнеслись к тебе настороженно. Но горе, которое мы сейчас разделили, помогло мне кое-что осознать. Мы ведь на самом деле не чужие... и никогда чужими не были. На самом деле мы...ну...

Он запнулся и поправил на носу очки.

- Единый организм, и мыслим, и чувствуем, как целое? - подсказала Сайн.

- Да... да, точно, и так должно быть, потому что мы - погорцы, и никто из нас не может быть другому чужим. Если ты не можешь быть нашим братом, то будешь нашей сестрой. Вот и всё. И знаешь, в этих... "ритуалах", как выражается Илерин, и правда есть что-то мистическое... - всадник вздохнул и поглядел туда, где в ночи плескалась узенькая речушка. - Я поговорю с Ранди. Думаю, он тоже это чувствует.

- Спасибо, Нерел.

- Не за что.

Когда вернулись Вейл и Ранди с кувшином воды, и когда совместным трудом всадники затушили костёр, какое-то время они ужинали в молчании, под светом одного золотистого месяца и звёзд. Затем Ранди и Нерел, желая, видимо, закончить наконец-то этот день, разошлись по своим спальникам. "Ты? - шёпотом спросил Вейл. - Тоже?". Сайн покачала головой. Она знала, что не сможет уснуть, по крайней мере, до полуночи. "Пойдём тогда к воде, - сказал музыкант, обнимая свою мандолину. - Чтобы не мешать".

Долго сидели они на камнях среди камышей, покачивающихся от южного ветерка. Вейл наигрывал, едва-едва касаясь медиатором струн. Из-за этого музыка звучала, как шёпот, и почти сразу тонула в плотной ночи. Сайн смотрела в небо, на созвездия, которые знала до этих дней лишь по старым картам и атласам. Её мысли были далеко отсюда.

...Ты однажды спросила меня, каково твоё предназначение на самом деле. Зачем я решил рекомендовать тебя Аррейсу как всадника, зачем так строго экзаменовал, чтобы принять решение, подходишь ты на эту роль или нет; зачем я уделил так много времени и сил на то, чтобы сделать из тебя нечто более серьёзное, чем девочка, подражающая легендам; зачем я писал тебе, зачем я слушал тебя, зачем думал о тебе? Чтобы понять мои мотивы, достаточно понять, каким я вижу Погорье, и - кем я вижу в будущем Погорье тебя. Мы - погорцы, мы - много больше, чем просто люди; мы - лучшее, что есть в Форисае, но предела совершенству нет. Всадниками порой становятся те, кто даже не знает, что стремиться к этому совершенству нужно и можно. Некоторые из них, возможно, станут подмаринами, их заместителями или мастерами, или же - уже являются ими. Весь кошмар, дорогая Сайн, в том, что многие из этих людей не чувствуют с Погорьем единства. Мы для них - не семья. Такой концепции для них просто не существуют. Но ты, умный, пылкий и смелый человек, волею судьбы обретший крылья, должна раз и навсегда уяснить, что твоё предназначение (как и предназначение каждого погорца) - делать семью крепче. Когда ты поймёшь этот факт, такой простой и на самом деле очевидный, иного пути для тебя не останется. Каждое твое действие будет диктоваться ощущением нерушимого единства. Только тогда ты станешь тем, что я в тебе вижу. Ты станешь силой, способной преображать этот мир.

Сайн помнила эти строки почти дословно, хотя читала письмо всего пару раз.

Теперь она действительно поняла их.

Но вместе с тем...

...мы с ним слишком разные - несовместимые, наверно. То, что он мне говорил, меня попросту пугало. Я больше не хочу иметь с ним ничего общего.

Может, Лейгин писал и говорил Атему что-то другое? Может, речь вообще о каком-то событии, о котором она, Сайн, не знает? Ведь не может быть так, что, говоря о тех погорцах, что не чувствуют единства, первый подмарин имел в виду и Атема тоже?

Сайн не могла поверить, что, окажись друг сегодня здесь, он не почувствовал бы команду Илерина как часть своей семьи. Такого просто не может быть.

Уж он-то. Тот, кто окатил её светом в первую же встречу. Этот Атем...

Северянка вдруг почувствовала себя страшно беспомощной и беззащитной, как котёнок, который упал в горную реку со стремительным течением. Такое не происходило с ней примерно никогда. Она в растерянности смотрела перед собой, в чернильную тьму, и всё казалось ей каким-то зыбким, нестабильным и неясным. Почему, когда она пытается ввести в систему уравнений Атема, всё сразу становится так противоречиво?..

Будь же проклят этот Атем.

- Ты выглядишь очень потрясённой, Сайн, - проговорил Вейл, закончив наигрывать и теперь с шорохом проводя пальцем по струне. - А ты ведь даже не знала Шайда.

- Я не... - начала она и осеклась.

- Он был хорошим человеком. Правда, виделись мы редко, он ведь всадник Илерина и живёт в Багроте, - музыкант вздохнул. - Жил, точнее. Надо привыкнуть...

Сайн не знала, что ответить. Теперь ей казалось, что она вообще не имеет какого-либо права высказываться о гибели Шайда и Переата - и не имела изначально. После того подъёма духа, вызванного ритуалом Илерина, наступил странный спад. Единство пропало.

Когда она поняла это, её охватило отчаяние.

- Атем, - простонала она. - Чтоб тебя...

- Чего? - опешил Вейл. - Причём здесь Атем?

"Я сказала это вслух?.."

- Сайн?..

Северянка вскочила, отряхивая брюки от земли.

- Пойду-ка я спать, - обронила она. - Тебе тоже советую, не засиживайся.

- Да ладно, - Вейл озадаченно моргнул. - Я тут... немного послушаю южную ночь.

- Наслушаешься ещё, когда прибудем в Багрот.

Музыкант не ответил, только моргнул снова ("да что это с ней?") и Сайн пошла к дремлющей Рете, глаза которой драгоценно сверкали из-под век. Там северянка забралась под крыло, родное и умиротворяющее, и, поворочавшись, притихла. Вейл же сидел до тех пор, пока золотой месяц Леба не повис над его головой. Сначала он думал о странной растерянности Сайн, такой нетипичной для неё и... и жуткой даже. Но мысли его в итоге свелись к гибели Шайда. "Это первая смерть, с которой я столкнулся, - размышлял он. - Надеюсь, что и последняя. Как там мать говорила? Да упаси нас Леб от взгляда Анцера..."

От этой присказки по его спине прошла дрожь. Он не слышал её уже около десяти лет. Мать жила в глубоком Погорье с сёстрами, в особняке, и не знала горя, потому что её сын - всадник, а семья, из которой вырван всадник, никогда не останется без поддержки.

Надо бы наведаться к ним, что ли, по возвращению.

"Да упаси нас Леб..."

Почему-то Вейл подумал, что Сайн эту присказку даже не знает.

Кстати, а есть ли у неё вообще семья?