Аннотация: Уже в самолете, летящем к Петербургу, я в подробностях прочитала новости о забастовке. Но ни одна из них не передавала того щемящего ужаса и ощущения ватных ног, которыми шагаешь по еще не остывшим после погрома улицам...
Чемодан катился по барселонской мостовой. Навстречу все реже попадались ночные прохожие, последняя шумная компания осталась рядом с пакистанской закусочной, работающей до неприлично, по испанским меркам, позднего времени. От площади Каталонии через несколько минут отправлялся автобус до аэропорта Прат, и колесики на чемодане запрыгали ритмичнее. Остановки вокруг площади были забиты людьми. Дружно тыча в циферблаты, местные на ломанном английском объяснили, что общественный транспорт уже не работает и добраться в аэропорт я смогу только на такси. Так и не поняв, чего же ждут все остальные, я поймала машину и отправилась в аэропорт.
В аэропорту все погрузилось в дремоту: работники, пассажиры и даже эскалаторы, казалось, работали сквозь сон. Ожидающие утреннего вылета расположились на диванах кафетерия и собственном скарбе. В разные стороны торчал целый лес голых пяток. И над всем звучала симфония храпов. Лениво мигая диодами, расписание сообщало о рейсах на ближайшие сутки. Вот те на! А моего нет... Чудом найденный сотрудник аэропорта сообщил, что мой рейс перенесен более чем на сутки. На вопрос "Почему?" пожал плечами. Все попытки выбраться из аэропорта успехом не увенчались. И по примеру остальных, сдвинув два кресла вместе, я пополнила ряды хористок.
Проснувшись, ощутила: все вокруг переменилось. Круговорот звуков говорил о том, что аэропорт вновь зажил своей суетливой жизнью. Доносились обрывки разговоров на разных языках, звон чашек на подносе, объявления из громкоговорителя и грохот тележек, забитых чемоданами. Подняв голову, убедилась, что проспала дольше всех. Напугав своим помятым видом престарелую пару, мирно попивающую за соседним столиком кофе, прошмыгнула к табло в надежде на изменения. Почти у половины рейсов светилось зловещее: "Отменен". Решено - надо ехать в город.
Издалека остановка будто бы пылала. Лишь подойдя ближе становилось ясно, что странный визуальный эффект создавали расклеенные на ней листовки, часть из которых как осенние листья кружилась по асфальту. Черными буквами на кроваво-красном фоне было напечатано: "Vaga General". Словосочетание, которое еще много раз встретится мне в этот день.
Более четкие очертания ситуация приобрела после общения с водителем аэробуса. Он предупредил, что до центра города мы доехать не сможем, так как все главные улицы перекрыты. Виной тому - всеобщая забастовка, та самая Vaga General. Из всех музеев работает лишь два, и оба творения рук Гауди - Дом Батальо и церковь Святого Семейства. Оба никак не зависят от государства. Одно существует благодаря входным билетам и хозяевам меценатам, другое - билетам и пожертвованиям. Их я посетила еще в начале отпуска, и мне оставалось лишь праздно шататься по улицам Барселоны.
Ведущая в порт улица Параллель была неестественна малолюдна. Двери магазинов и кафе плотно закрыты. Плевали на забастовку лишь практичные пакистанцы и китайцы, заведения которых и сегодня ждали посетителей. Но и там был нарушен заведенный порядок. Ни шумных разговоров, ни веселых прибауток хозяина. Все уткнулись в телевизор, где шли репортажи из разных уголков страны. Диктор встревожено сообщал об отмененных рейсах, вставших без работников предприятиях и беспорядках, устроенных анархистами.
Но лишь свернув на всегда крикливую Рамблу стало ясно, что город пережил настоящий погром. Бывшая речка снова бурлила, но не потоками воды, а разносортным мусором. Он, словно живой, выплескивался на тротуар к ногам ошалелых туристов. К одному из перекрестков прибило телевизор с разбитым кинескопом, к другому почти целый гарнитур из шести плетеных стульев с переломленными ножками. Основную же массу составляли дутые мусорные мешки. Все это попало на улицы из больших цветных контейнеров, каждый из которых предназначался для своего вида мусора - бумаги, стекла и медленно разлагающихся предметов. Они были перевернуты, сломаны и даже сожжены. Как полутораметровые киты с выдранной пастью, дрейфовали они по проезжей части.
Свернула на манящую витринами дорогих магазинов площадь Каталонии. Не думая, что после увиденного меня можно удивить количеством мусора, захлебнулась в новом его мощном потоке. Приходящие в себя после Рамблы туристы, останавливаются у самых живописных куч и начинают фотографировать. Кто-то пытается заснять всю панораму. Но привлекает здесь не столько это, сколько лозунги, написанные краской на витринах и домах. От их количества рябит в глазах: "Всеобщая забастовка. Смерть капитализму!" Анархическая символика. Краски, видимо, было заготовлено слишком много, и ее излишки растекались по дороге.
Окружающее походило на реальность все меньше. Словно картины испанца Дали, где в одном полотне объединено все, что только может быть необъединяемого. Престарелая дама в строгом костюме и щеголеватой шляпке засовывает руку в зияющую в стене черную дыру и достает пачку денег. Она так взволнована, что купюры сыплются из ее рук и тонут в желтой луже. Разбитая вдребезги телефонная будка. Оторванная трубка, которой явно пытались придать неприличную форму, валяется тут же. Крошка из стекла переливается голубым и розовым. На ее блеск прилетает попугай, разбавляя палитру салатным.
Внезапно от людского потока отделяется быстро шагающий человек. Он крепко сжимает в руках национальный флаг. Его голос звучит как рупор: "Vaga General!" Стоящие недалеко полицейские не дают оратору развернуться. Завидев стражей порядка, флагоносец ныряет в первую попавшуюся вертлявую улочку. И все вновь стихает.
К вечеру бастующих встречается все больше. Большинство из них молча ходят по улицам, неся на груди все те же лозунги. Лица их разнообразны и разновозрастны. Воздух становится жарче, в нем явственнее слышны волнительные и устрашающие ноты.
Мне яснее видится прошлый вечер. Люди, скопившиеся на остановках, и ждущие часа Х. Их шальные улыбки и веселые перешептывания. Когда на часах пробило двенадцать, они дружными рядами изменили облик парадной Барселоны. Сложно представить этих людей, в экстазе громящих все вокруг. И страшно глядеть на такие проявления гражданской позиции - когда не представляет ценности даже собственный город.