Аннотация: Для того, что б детством дорожили мы, надо с ним расстаться навсегда.
Ф И Л И Н
На заре индустриального Приангарья.
Дело было в Ангарске во второй половине сороковых годов. В Восточной Сибири страна начинала монтаж заводов углехимии, вывезенных по контрибуции из Германии. Вывезенное оборудование было под Иркутском свалено, прямо под открытым небом вдоль Транссиба на протяжении многих десятков километров. Теперь всё это невообразимое количество металла, труб и прочих конструкций, на которых обнаруживались рваные пробоины от снарядов, предстояло смонтировать под крышами заводских корпусов. Но прежде чем начать монтаж оборудования, требовалось возвести сами эти корпуса, отсыпать дороги, вырубить лес и выполнить ещё много разных подготовительных работ. Так в девственной тайге Приангарья стали возникать промплощадки, новые лагеря заключённых с гарнизонами лагерной охраны и посёлки вольнонаёмных. Эти поселения позднее превратились в крупный город - Ангарск, город, рождённый Победой, или просто город Победы, как его ещё иногда называли. Не знаю, сколько тогда появилось в стране таких городов Победы. Ангарск, город моего детства и юности, ныне, помимо секретных производств, от обогащения урана до производства ракетных топлив, более известен своей нефтехимией, поскольку, в отличие от немцев, переработку углей, как планировалось ранее, наладить на германском оборудовании у нас так и не смогли.
Строительные работы тогда велись главным образом силами заключённых. Основной тягловой силой на новостройках в первые годы были лошади. Когда лошади без ветеринарного надзора начали дохнуть, начальство осознало необходимость в организации квалифицированной ветеринарной службы. В результате моя мать, ветеринарный врач с высшим образованием, оказалась на строительстве нужным и дефицитным специалистом. С всемогущим НКВД, ведавшем тогда в Восточной Сибири всей громадой индустриального строительства, она заключила трудовой договор на обслуживание конных парков. И под самый Новый год, наступающего, теперь уже далёкого 1948 года, со своей матерью, моей бабкой, и нами, двумя малолетними мальчишками, приехала на новостройку.
Нас поселили в одном из посёлков вольнонаёмных, называвшемся микрорайоном, в странную округлую времянку типа юрты, стены которой были сделаны из набитых опилками деревянных щитов. Не имея времени на обустройство, не успевая до конца года даже распаковать все узлы багажа, мать охотно приняла предложение соседей объединиться и вместе встретить Новый Год. Организацией празднества занялась энергичная и громкоголосая соседка, тётя Дуся. Она развила бурную деятельность, вела себя как настоящий тиран, не терпела пререканий, и все вскоре безропотно подчинились её энергии.
С двумя соседскими пацанами, Володькой и Юркой, я сошёлся быстро. У них был хороший перочинный нож, которым они уже несколько дней обстругивали рогульку. Вещь совершенно необходимая и для меня. И заметив это, я постарался с ними, на всякий случай, завести дружбу. Мы, мальчишки, тоже не остались без дела и сразу получили от тёти Дуси задание принести из тайги ёлку по красивее.
Тайга начиналась прямо за огородами, откуда зимними ночами порой доносились непонятные звуки, и где шла своя загадочная лесная жизнь. Для нас, темневший вдали ельник, был далёким и чуждым миром. Заняв нас, что бы не путались под ногами, грозная распорядительница больше нами не интересовалась, возможно, полагая, если мы сорвём задание, на крайний случай, самой сбегать за огороды и срубить ёлку.
Поход за елкой.
Но мы к заданию отнеслись очень серьёзно и несколько дней готовились к походу. Дети военной поры, безотцовщина, мы привыкли во всем полагаться на себя. Подготовились основательно. С собою взяли топор, двуручную пилу, обернув её мешковиной, и встали на дощечки от бочек, служившие нам лыжами. Лыжные палки были с консервными банками на концах, что бы меньше проваливались в снег. Кажется, мы всё предусмотрели, вплоть до коробка спичек, развести костёр, на случай, если заблудимся, и придётся заночевать в тайге.
Раздобыли верёвки и, что бы не замёрзнуть, потуже перепоясались ими поверх ватных фуфаек. В мороз пояс греет. Это мы уже знали. Уши на шапках ушанках опустили, но, форся друг перед другом, под подбородками не завязывали. Швыркая носами и растирая снегом, прихватываемые морозом, вмиг белеющие нос и щёки, втроём отправились в ельник, темневший за огородами.
Самому старшему Володьке было девять лет. Он учился уже в третьем классе. За спиной у него была котомка с булкой хлеба, - продовольственное обеспечение нашей экспедиционной вылазки. Наш неприкосновенный запас, который позволял нам продержаться несколько дней в тайге и не умереть с голоду, если заблудимся. С булкой хлеба мы чувствовали себя уверенней. С учетом этой булки, которую нам пообещала тетя Дуся, мы выстроили все наши планы поиска подходящей красивой ёлки, которая, конечно, могла находиться только где-то далеко, далеко в глубине ельника. Тетя Дуся сдержала своё обещание. В последний момент, разрезав повдоль и круто посолив, действительно сунула нам буханку черного хлеба. Тем самым, она единственная из всех взрослых, не смотря на свою озабоченность, выказала полное понимание наших проблем.
Медведей мы не боялись, поскольку зимой все медведи спят по берлогам. А от волков рассчитывали отбиться топором, который Володька нёс, помужицки, заткнув за верёвочную, в несколько рядов опояску. У него единственного были большие варежки с крагами, далеко заходившими на рукава ватной фуфайки. Пилу должны были нести мы, его напарники. Вначале мы по очереди пытались нести пилу подмышкой, а потом просто поволокли её по снегу, держа за одну ручку, из-за чего вскоре потеряли мешковину. Что бы не отмерзала рука у тащащего пилу, Володька покровительственно поменялся одной варежкой с нами. Начавшиеся рано, рождественские морозы, из-за которых занятия в школе были отменены, немного отпустили. Последний день года выдался солнечным. На окраине посёлка нас приветствовала веселым писком большая стайка шустрых синиц. Настроение у нас было приподнятое.
На преодоление целинного снега огородов ушло больше часа. Достигнув дальних заплотов возле леса, мы перелезли через жерди и прежде чем углубиться в лес, уселись на жердях. Голод военной поры! Все мое военное детство, а себя я помню с трех лет, прошло с ощущением постоянного желания есть. Надо ли говорить, что пока мы шли, все наши мысли крутились вокруг злополучной буханки хлеба в котомке у Володьки. И едва усевшись на жердях, я не знаю, как случилось такое, мы достали хлеб и, честно поделив на троих, вмиг умяли его в сухомятку. Это был совершеннейший крах наших, не раз оговорённых планов, обшарить и осмотреть весь ельник. Разбиться в доску, но выбрать там настоящую единственную из всех красивую елку. Полное отступление. Если теперь мы заблудимся в тайге, нам неминуемо грозила быстрая смерть от голода. Ни о каком исследовании всего ельника, конечно, не могло быть и речи. Отдавая себе, отчет в этом, не глядя друг на друга, с чувством жертвенности и обреченности, мы стали углубляться в лес.
Лес встретил нас необычной мрачной тишиной. Снег в лесу был испещрен редкими строчками мышиных следов и слегка присыпан опадающей с елей желтой хвоей. Зарывшиеся от мороза в снег глухари, вдруг неожиданно вылетели из-под ног со страшным хлопаньем крыльями, заставив нас обмереть от страха. Но наказ тёти Дуси, принести елку по красивее, довлел над нами. Мы горели желанием оправдать доверие. И ощущая вину за съеденный в нарушение планов хлеб, преодолевая страх неизвестности, мы напоказ начали хорохориться друг перед другом.
Однако опыта выбирать ёлку в лесу у нас действительно не было. В ельнике, как нам казалось, были одни невзрачные деревца, совсем не похожие на нарядных новогодних ёлочек-красавиц, которых мы раньше видели на праздниках и при одном взгляде на которых, так сладко замирали наши мальчишечьи сердца. Сейчас я понимаю, мимо каких красавиц ёлочек мы проходили равнодушно, только потому, что на них не было пары блестящих шаров или не была украшена шпилем макушка! Известно, мужчины ищут сердцем, а выбирают глазами. Устав от бесполезных хождений, измученные сомнениями, замерзшие, мы совсем сникли, и, смешно сказать, решили, что во всем необъятном ельнике нет подходящей для нас ёлочки. Это было не придуманное жалкое оправдание, а действительное убеждение, к которому мы пришли, пробродив до полудня по краю ельника. Вглубь ельника мы идти всё - таки не решились.
С чувством уныния и безнадёжности, направляясь, домой, мы вышли к большой поляне. Через неё лежал прямой путь к уже мелькавшему сквозь деревья посёлку, отчётливые голоса из которого, впрочем, доносились до нас во всё время наших хождений. На поляне снег оказался значительно глубже. Очень медленно, топча лыжами-дощечками, след в след, мы продвигались вперед.
В центре поляны замаячил снежный холм. Из-за абсолютной белизны снега, против солнца он вначале был нам не виден. Достигнув холма, мы потыкали в него палками. Снег неожиданно осыпался, и перед нами предстала очень густая зелёная ёлка. Выбора у нас уже не оставалось, и мы решили эту ёлку срубить. Не возвращаться же из леса без ёлки.
Расчистив дощечками, снег вокруг ёлки до земли, мы обнаружили, что нижние ветки лапника стлались над самой землёй. Пришлось подползать под ветки и спиливать ёлку. Подпиленная, она соскочила с пенька, но не упала, а лишь чуть осела на нижние ветки, которые разрослись во всю ширь на полянном просторе. Лежа под ёлкой, мы узнали разгадку ее необычной густоты. От самой земли, из большого утолщения на стволе тянулись вверх три тонких ствола. Видимо, когда-то у молоденького деревца была обломана вершинка и три ветки, тесно прижавшись, друг к другу, пытались сформировать новую вершину. Одна ветка сильно опередила другие и стала вершиной. А ярусы лапника от трех стволов прессовались друг над другом.
Я никогда потом не видел такой необычной трехствольной ёлки невообразимой густоты. Разглядеть, что там творилось внутри этого дремучего царства колючих веток, или просунуть туда руку не было ни какой возможности. Из-за этого мы снова заспорили, нужна ли нам такая ёлка, у которой внутри нельзя навесить игрушек. Так, препираясь, мы связали, чтобы удлинить, две лыжные палки, с одной палки сняли консервную банку и просунули связанные палки сквозь ёлку. Володька взялся за комель, мы с Юркой - по бокам за концы палок, подняли ёлку и понесли её домой.
Когда мы шли по поселку, солнце уже клонилось к закату. Все удивлялись и ахали. Какая пышная и густая ёлка! Мы повеселели, подняли головы. Вся в хлопотах, тётя Дуся ёлку ни как не оценила. Уяснив главное, что крестовина для ёлки не нужна, она быстренько поставила копну хвои прямо на разлапистые нижние ветки в углу нашей пустующей комнаты-квартиры, которую для гуляния потребовала ещё освободить, убрав часть не распакованного багажа в сени. Украшенная, ёлка уже ни чем не отличалась от расфуфыренных красавиц и сомнения, мучившие нас во время похода по ельнику, отступили на второй план, стали казаться смешными.
Если не считать утраты драгоценного перочинного ножа, который Володька ухитрился потерять из кармана, наверное, когда ползал под ёлкой, поход закончился вполне благополучно. Ёлку мы принесли.
Новый Год
Отмечать Новый Год начали ровно в полночь. По репродуктору героический советский народ поздравили с Новым Годом. Все вдруг зашумели, начали произносить тосты. Дело шло к вручению нам, детворе, подарков, после чего предполагалось отправить нас спать, как вдруг погас свет. Кто-то пошутил, - электрики напоминают, что нужно выпить за них.
И тут начались чудеса. В абсолютной темноте ёлка два раза оглушительно ухнула, и сразу зажёгся свет. Ни кто, ни чего не понял и даже не успел испугаться. Когда глаза привыкли к свету, мы увидели возле ёлки громадного ушастого филина. Он смотрел жёлтыми не мигающими глазами, словно удивлялся, почему вдруг так быстро рассвело. Оглушенные, все молчали, не веря своим глазам, не зная, что делать. Вдруг филин свирепо защёлкал клювом, устрашающе захлопал крыльями и долбанул в нос подкравшегося к нему кота. Тот заверещал и исчез на кухне. Все вскочили, поняв, что филин настоящий. А филин быстро спрятался в ёлке. Гадали, откуда взялся филин, не долго. Было ясно. Филин прибыл вместе с ёлкой. Потом электрики еще несколько раз приглашали выпить за их здоровье, и каждый раз, поухав, филин появлялся из своего убежища. Видимо, очень ему не терпелось отправиться на охоту.
О своём намерении уложить нас в кровати матери забыли.
За полночь по квартирам стали ходить гости. Мы развлекали их нашей ухающей ёлкой. Выключали, и тут же, едва филин ухнет, включали свет, что бы он не успел вылезти, не выдал себя. Да разве утаишь. Слух о том, что у нас в избе сидит и ухает филин, и принесли его с ёлкой, в которой он жил в лесу, мигом разнесся по всему поселку вольнонаёмных.
Весёлый, хмельной народ всю Новогоднюю ночь валил валом послушать и посмотреть нашего филина. Каждый приносил с собой подарки. Даже образовалась очередь. На улице люди жгли костры в ожидании своей очереди. Филин ни разу нас не подвел. Ухал, как заведённый, выскакивал из своего убежища. Рефлекс у ночного охотника срабатывал безотказно.
Под утро, едва забрезжил рассвет, филин перестал отзываться. На следующую ночь, стоило выключить свет, филин заухал как оглашённый, и мы поняли, что спать он не даст. Поймать в темноте его не удавалось, а едва зажигали свет, он, угрожающе щёлкая клювом, проворно скрывался в своём убежище. Пришлось выносить ёлку на улицу, чтобы избавиться от него. Ухнув напоследок, филин улетел. Всю зиму доносился его голос из ельника.
Оглядываясь в прошлое, я обнаруживаю, что за, прожитую жизнь, это был самый необычный и незабываемый праздник Нового Года. А подарков и разных сладостей, заработанных с помощью филина, нам хватило на долго.
Филин за права человека
Спустя многие годы я встретил человека, который в те годы только что освободился из лагеря. Имея пятилетний срок поражения в правах, он не мог выехать на родину, в Европейскую часть страны и остался в Сибири, вольнонаёмным продолжал работать на новостройках Ангарска.
Мы разговорились. Оказалось, глубокий старик, хорошо помнил историю с филином. Он рассказал то, что укрылось от моих детских впечатлений. Действительно, возле нашей юрты тогда, не смотря на мороз, собралось много поселкового народа. Всю ночь жгли костры. Люди под гармошку пели песни, частушки, лихо отплясывали, разогревались спиртным. Время от времени новые зрители заглядывали к нам посмотреть и на филина.
Но причина столь необычного поведения жителей посёлка, проводящих всю новогоднюю ночь на пролёт не в тепле по квартирам, а на морозе у костров, заключалась не в филине. Гарнизонное начальства, ведавшего охраной лагерей, что бы не иметь головной боли под Новый Год, издало распоряжение всем вольнонаёмным в новогоднюю ночь не выходить из квартир. Было объявлено, что каждый, оказавшийся на улице, будет подвергнут аресту и задержанию до выяснения личности. По сути, гарнизонное начальство ввело комендантский час. Это было грубое вторжение в права и свободы вольнонаёмных. И наш филин послужил людям в качестве повода выразить протест и продемонстрировать неповиновение. Всю ночь по посёлку сновал народ. С лихой бесшабашностью, нарочито громко, залихватски, собравшиеся пели и плясали у костров, якобы ожидая своей очереди на посещение нашей квартиры, для знакомства с диковинным филином. И в поддержку людей филин то и дело оглушительно ухал. Необставленная мебелью, пустая квартира, резонируя, усиливала звук так, что было слышно далеко по посёлку. Каждое уханье филина вызывало громкий восторг дурачившихся и таким способом протестующих и борющихся за свои права людей.
До смерти Сталина оставалось шесть лет. Вот так, филин в годы сталинизма оказался на стороне людей, и сам того не ведая, поддержал поселковый народ, открыто вступивший в борьбу за свои права.