В тот день, когда он написал все, что мог, он собрал листы бумаги с варикозом букв, дырявые листы, изодранные иглами перьев, сложил в кучу и поджег. Костер в центре комнаты начал рисовать под собой круг.
Пепел поднимался к потолку, кружился в каком-то своем, понятном только ему и огню, ритме, и ритм этот могли повторить только хлопья снега за окном. А ведь это был второй день весны... И она, только что покинувшая утробу небес, уже пахла сгоревшей бумагой. После целой жизни, проведенной в белой юности, подарившей привычку к ледяной гладкости кожи и глубине глаз со зрачком луны в центре черной радужки неба, теперь она казалась ему пороком. Болезнью, имя которой Старость. На снежной морщинистой глади капель проедала ямы, которые, в отчаянной попытке вылечить себя, по утрам покрывались ледяными коростами. Но излечение было невозможно - пророчество календаря не обмануть никому.
Он собрал прах своих слов, и вынес горстями в сад. Обожженными пальцами стал копать могилу прямо в белом, чтобы похоронить то, что осталось от мелодий и снов. Они все еще кричали, и он вспомнил тебя.
Как вы мечтали и пели самым тихим, на какой только были способны сердца, шепотом, прячась от посторонних и близких глаз, среди холодных стен каменных опухолей, которые они привыкли называть городами. Как вы, вжимаясь в самые темные проулки образований, корнями уходивших в еще живое, пробовали летать. И как клялись, что никогда не расскажете вашим матерям, что не смогли. И как, в отчаянной попытке вылечить друг друга , ты - его, а он - тебя, набирали в размеченные колбы шприцов воду с кусками льда прямо из больных луж и смешивали свою кровь с еще не дотаявшим ядом весны. А потом берегли каждый вдох, он - твой, а ты - его, чтобы последний чистый воздух не растворился в пораженных болезнью легких огромной серой ящерицы с чешуей решеток, ступеней и вентиляционных труб.
А с рассветом вы - ты и он, взявшись за руки - замирали, как замирает в конце концов пыль на обочинах дорог, на том конце которых нет ничего. И, глядя в слепые, зараженные катарактой штор, окна, вы видели, как страшно падать тому, кто через одно затяжное, как целая жизнь, мгновение, станет битым стеклом. И порежет крылья тем, ночным, кто попробует снова.