Аннотация: Да чтоб я еще раз сел за баранку этого пылесоса... своего рода роад стори, может быть бесконечной, да. Путешествие придворного барда по дорогам страны. К старому новому году не успела. С Новым годом, однако)
Проклятый бард
В Алых покоях стоял тяжелый запах болезни. Старый король лежал на пышных перинах, в полном облачении, багровом парчовом камзоле, венце, по пояс прикрытый расшитым золотом покрывалом. Пальцы выложенных поверх рук были унизаны перстнями, тускло поблескивающими в дрожащем свете длинных свечей. У ложа полукругом были выставлены курящиеся дымком благовоний жаровни, дымок курился тонкими струйками и причудливыми узорами застывал у высокого потемневшего потолка. Наглухо задвинутые портьеры укрывали стены, окна и потайные ниши. Они едва заметно колыхались, по полу гулял легкий холодный сквозняк.
Король Изар дышал тяжело, с влажными всхлипами на вдохе и хрипами на выдохе, взгляд его лихорадочно метался по покоям, застывая то на складках балдахина, то на затянутых тканью стенах, то на креслах, вокруг которых суетливыми тенями мельтешили слуги.
Когда-то высокий статный и даже упитанный мужчина превратился в усохшего, даже истончившегося старика. Почти угас острый взор, помутился разум, все чаще накатывал тяжелый бред, горячка выжигала последние силы. И он метался, сбивая тяжелые покрывала, вынуждая прислужников чаще и чаще приводить в порядок одеяния, отирать лицо, возжигать новые и новые благовония.
Король умирал... Уже практически умер, переживая последние дни агонии.
Все это понимали, и он сам, в редкие за последнюю декаду мгновения просветления... Вот как сейчас.
Раскрыл глаза и резко перехватил руку слуги, аккуратно, с заметной опаской отиравшего ему лоб, и прошипел, с трудом проталкивая слова через пересохшее горло:
- Придворного барда ко мне! Живее...
На миг вспыхнули по-старому грозно серые глаза, а пальцы стиснули тонкую руку, вспомнив хват меча, оставив ряд синяков на коже.
Молоденький парнишка в панике оглянулся на камергера в сером неприметном одеянии, стоящего у дверей. Тот махнул рукой, приказывая двигаться на выход. Слуга, судорожно покивав, вырвался и бросился к приоткрытым дверям, откуда потянуло свежестью. Хлопнули створки, отрезая Алые покои от остального мира. Воцарилась тишина, прерываемая только тяжелым дыханием умирающего короля, кривящего лицо в злой гримасе и бессильно скребущего пальцами по расшитой ткани.
Сквозняк загулял сильнее, шевельнулись портьеры.
Я подождал немного, убеждаясь, что никто больше не придет.
Поправив длинный капюшон светлого плаща, отодвинул заедающую панель и боком просочился в покои, в очередной раз порадовавшись за свое телосложение. Невысокий и худой, я и в детстве легко пролазил там, где застревали иные люди.
В общем, я появился здесь во исполнение приказа, который мне никто, разумеется, не собирался передавать. Ну, великий и ужасный король умирал, не назвав наследника, и за дверями его последнего пристанища уже началась грызня. Прямые и косвенные претенденты уже делили власть.
Подойдя ближе, присел на край ложа, попадая в поле зрения Изара. Тот тяжело, с хрипом, выдохнул:
- А... явился...
Я кивнул, застыл, выжидая.
- Повезло... тебе... бард... Я последний...
- Не стоит говорить, что ради моего удобства вы не назвали преемника.
- Не-ет... ты правду любишь?
- Она опаснее... - опустил глаза, нервно перебирая тонкое кружево у рукавов. С королями нельзя расслабляться. И если кто-то думает, что на смертном ложе у них не хватит сил устроить какую-то интригу... Вот как сейчас, да?
- Вот... С тебя, Проклятый, последняя услуга.
Хм.
Я выразительно выгнул белесую бровь. Жаль, мои мимические экзерсисы недоступны большинству. Маска из серого бархата прячет верхнюю часть лица последние лет... всегда. В детстве это было вынужденной защитной мерой, как и платки, широкополые шляпы, глубокие капюшоны и вечно-длинные рукава, прикрывающие кожу на запястьях и ладонях. Потом этот наряд стал сценическим образом. Сейчас, кажется, послужит спасением и маскировкой... от последствий моих же действий. Точнее, их отсутствия.
Потому что приказ короля, имеющего над нами, придворными бардами, полную власть - неоспариваемый. Потому что он последний. Династия Руж на нем обрывается, и с ним заканчивается над ним власть Проклятия. И придворные барды, носители его, более не обязаны неотлучно прибывать рядом с тем, на кого ложится этот странный ограничитель. Имеют право сбросить ярмо на того, кто займет трон после. А уж как будет разбираться с ним новый правитель...
Но только после того, как выполнят последний приказ.
- Возьми близнецов в ученики... по вашему полному кодексу, бард... Они небесталанны... Тебе в плюс, давно уже пора... А то пацанов сожрут...
Я кивнул.
Можно было приказать девице Мишел вытравить плод или признать бастардов семь лет назад, можно было изгнать со двора неудачливую фрейлину, можно было выдать ее замуж, в конце концов, не плодя мишеней для племянников, кузенов и прочих дальних родичей... можно было пресечь травлю, можно было... много чего сделать!
А не сидеть, наблюдая, как растут при дворе, словно дети прислуги, родные внуки, единственные близкие по крови, и думать, что силен, всевластен и вечен, плетя свои интриги.
- Уходите немедленно... пока пауки друг друга жрут... - жутковатая усмешка будто разбила мозаику иссохшего лица на куски в неровном отражении тусклого зеркала.
Не оглядываясь, я поспешил скрыться за сдвижной панелью.
Идя по узкому коридорчику, считая ступеньки вниз, уговаривал себя, что злиться на умирающего не стоит. Здоровье дороже. Но все равно от вспышки раздражения кровь стукнула в виски, и пришлось остановиться, прислониться к пыльной стене, пережидая головокружение.
Король Изар...
Все просчитал, как он думает.
Я все равно не собирался оставаться в замке, да и в столице тоже, дожидаясь, пока у наследников дойдет очередь разобраться со мной. Проходив в фаворитах правителя больше пяти лет нельзя не обзавестись врагами, даже если ты всего лишь придворный бард. Тем более если ты Придворный бард. И отстраняешься от свар как можно далее.
Да-да, от прямых приказов короля, даже отдаваемых ради устройства ненужных интриг, отказаться было невозможно. И, если нет возможности доказать, что провоцируемая ситуация пойдет во вред Короне, то... деваться некуда. И шутки были, и песни нужного королю содержания, а слухов и сплетен создано и запущено великое множество.
Хорошо, что все же у Проклятия было право запрета. Иногда даже удавалось им пользоваться.
В моих личных покоях было тихо и пыльно, лучи полуденного солнца сюда не доставали, зато шум и гам хозяйственного двора до второго этажа долетал прекрасно. Обычно. Сейчас внизу царила тишина, дворцовые слуги попрятались, не рискуя попадаться на глаза хозяевам.
Потому - в спальне не убрано, смятая постель комом валяется на полу, пыль на комоде, сундуках и портьерах, в мастерской и кабинете полное запустение, только вода в тазу на гримировальном столе свежая. Горы нестиранных нарядов, немытая посуда. В буфете - засохший хлеб на серебряном блюде. Нотные записи и заметки, свернутые неаккуратными свитками разбросаны, где попало.
Показная роскошь красного дерева и позолоты, алой парчи и филигранного тиснения смотрелась несколько убого среди подобного беспорядка.
Так даже лучше, незаметны сборы. Все личные вещи уже упакованы, деньги и векселя при мне.
Можно было уходить, но теперь придется прихватить навязанных королем спутников. Будет гораздо труднее, просто потому, что ни на потребности, ни на желания бастардов я отвлекаться не собираюсь, но и слушать постоянное детское нытье не хочется... Но, взяв их в ученики, придется как-то соблюдать мастерский кодекс Гильдии. То есть, заботиться о пропитании, обучении... Не говоря уже про скорость передвижения...
Впрочем, мальчишки уже подросли, надеюсь, слишком большой обузой не будут, а послужат некой маскировкой. Никто, наверное, и не будет искать нас всех вместе.
Присев на стул, вздохнул. Страшно и неуютно уходить из какого-никакого, но дома. В туманную неизвестность, сплетенную из тропинок и дорог не знакомых мне городов и деревень из паучьего логова дворца Руж. Но вот уж чего делать, так думать, передумывать и заново составлять планы я не буду. Как решил, так и решил.
Подхватив старый синий плащ и сумку с вещами, поднялся и снова нырнул в узкую щель потайного хода.
За маленькими бастардами надо спуститься вниз, девица Мишел живет рядом с кухней и старым арсеналом внешней стражи. Покинуть междустенок пришлось через полупустую кладовую, в которой на крюках болталось несколько копченых туш. За незапертой дверью было тихо, в коридоре тускло коптил светильник. Рядом, за поворотом, раздавался приглушенный деревом шум голосов.
Кухня.
Сплетничают вместо работы. Раньше я бы и зашел, прихватил что-то из съестного.
Некогда и незачем.
Лучше исчезнуть незамеченным.
Я прошел мимо, до поворота в жилое крыло, темное и почти заброшенное. Стены сложены из необработанного камня, светильники закопченные и почти пустые, пахнут прогорклым маслом, немытые редкие окна завешены пыльными портьерами. Покои маленькие, без особых удобств и даже слуги сюда лишний раз не заходят, хотя и совсем рядом их комнаты располагаются. Потому что сюда переселяют с верхних этажей неугодных и надоевших придворных, выгнать которых не желают, возможно, ожидая от них еще какой-то пользы, Лорды Совета, ключ-камергеры и прочие высокопоставленные аристо.
Пока я шел, не встретил ни одного человека. Оглядевшись перед нужной дверью, требовательно постучал. Резко распахнув створку, на порог выскочила высокая сухопарая старуха в синем с белым кантом платье, зашипела зло, размахнувшись рукой:
- Вы, да как с-смеете...
Втолкнув ее внутрь, захлопнул дверь, перехватывая запястье.
Резко оборвав протесты, прошел в комнаты. Мальчишки сидели в сумрачной спальне в самом дальнем углу. Светловолосые, тонкокостные, немного похожие на крысят чертами лица, но с фамильными серыми глазами, они настороженно замерли, наблюдая за тем, как мечется между шкафов и пуфиков старая нянька.
Вскинулись, когда она торопливо покидала какие-то вещи по дорожным мешкам, и осели, едва она зашипела что-то на просторечье.
Я хмыкнул и добавил:
- Пойдете со мной, если жить хотите. И будете послушны. Да?
- Да, лерд! - хором, слитно, довольно мелодично.
Неплохие голоса.
- Неверно. Да, мастер... Ну?
- Да, мастер!
- Хорошо, - подошел ближе, коснулся руками светлых макушек. - Я, мастер Хорнис Ниссел, беру вас в ученики. А теперь - одевайтесь, в дорожное, неброское.
И придержал нервничающую старуху. Та с двумя сумками замерла у двери. Очень быстро и аккуратно собранными сумками. Может, и она задумывалась, что пора уходить из столицы, да не могла сделать это без приказа? Мне же хотелось посмотреть, насколько дети самостоятельны.
Мальчишки дружно встали, бросились к шкафам, в пыльных темных недрах которых прятались целые залежи старых вещей. Лери Мишел, что, совсем опустилась, лишившись благорасположения двора, чтобы детей в такое одевать? Но для нынешней ситуации серые плащи, небогатые камзольчики и разношенные сапоги, местами сохранившие, все же, остатки тиснения подходили идеально.
- Отправляемся, - приказал, едва ребята оделись, - прощайтесь. С матерью?
- Нет, мастер, - один сероглазый парнишка настороженно следил за мной, второй нервно перебирал вещи.
Я пошел к дверям.
Ученики подскочили, кинулись к старой няньке, прильнули с боков, зарывшись в складки платья. Та на миг крепко обняла их, ожигая меня взглядом. Она словно требовала: "береги их"! Кивнув, прошептал: "обещаю".
Город встретил и проводил нас настороженной тишиной. Столица затаилась, выжидая. Вряд ли я хорошо знаю городскую жизнь, но в ясный солнечный, умеренно теплый день не должна царить такая тишина.
Ни детских голосов, не переклички торговцев на рынке, только деловитые шаги Полуденной стражи. Пока мы не торопясь пробирались к Купеческим воротам, встретили только пару карет да несколько паланкинов. Торговые ряды по позднему лету уже были открыты, но отнюдь не радовали пустыми прилавками и отсутствием покупателей. Только в оружейном царило оживление, да, пожалуй, в золотом.
Даже каменные дома казались чуть припавшими к земле, будто желающими спрятаться, а то и, словно затравленный волчок, развернувшись, сбежать, скрыться в ближнем овраге.
Мальчишки оглядывались с любопытством, я же их торопил, ведя между высоких заборов, небольших палисадников и мусорных куч небогатого квартала. По пути оставив в одной маску, в другой - приметный камзол, остался в плаще, вывернутом темной стороной наружу, а бастардам измазал лица пылью, добавляя загара и лишая невольно приобретенного дворцового лоска.
Выйдем из города, займемся маскировкой более сложной.
Вывернув на Малую Болотную площадь, обошли большой диск барабанной связи, сейчас пустой и молчащий. Покосившись на гигантский отполированный деревянный круг на помосте, окруженном оградой и почему-то охраняемом всего парой городских стражников, поборол сильнейшее желание взойти на ту-дуаре и как следует спеть.
Будет еще время, подозреваю. Да и надобность возникнет... но только тогда, когда все же скончается король Изар.
До малой наружной калитки добрались, когда от усталости у меня ноги дрожали и вот-вот обещал начаться кашель.
Как же я ненавижу порой слабость и причину её, Проклятие Династии.
По договоренности с одним из стражников тяжелая каменная дверь, калиткой называемая, видно, в насмешку, была не заперта. Но неширокое полотно, проворачивающееся на центральной оси и оставляющее для прохода лишь две узких щели, и без того было сложно сдвинуть.
Протолкнув туда мальчишек, на миг задержался, пристраивая в щели между камней пару монет. Соблюдение договоренностей помогает сохранить хорошие отношения. А отношения с аром Малой стражи ворот они могут еще пригодиться, к тому же он знает меня не как придворного барда, а как мелкого аристо, прозябающего при дворе вместо того, чтоб отправиться на лечение.
Боковая калитка выводила к узкому, почти пересохшему рву, через который перекинута длинная доска.
Крысята... ну ладно, пусть будут крысята, им подходит... замешкались, тревожно на меня оглядываясь. Мальчишек успокаивать и уговаривать мне было некогда, пришлось просто прошипеть про приказ и первое испытание учеников. На ловкость и бесстрашие. Один, тот, что поактивнее, Ришли, осмелился пробурчать что-то недовольное о том, что их взял в ученики бард.
- Надо будет, и гимнастами станете! - подтолкнул в спину упрямца. Лирши пошел сам.
До гостевого дома и конюшен в предместье Кожевенной гильдии, где стояли мои лошадки, ото рва было совсем близко, так что я даже как-то не ожидал, что окажусь там в столь плачевном состоянии.
Кровь носом пошла, в висках ломило, ноги чуть ли не отнимались от слабости. Ну и головокружение, отчего мир, казалось, вокруг меня вращается, колышется и, дрожа, падает.
Вот, вот оно отсутствие опыта хотя бы просто путешествий! Я просто не в силах рассчитать правильно свои возможности. Но, прислонясь к каменной стене и мерно дыша, мысленно успокаивал себя злорадным: "Так или иначе, все скоро изменится..."
Проклятие уйдет. Главное, чтобы в этот момент я оказался подальше от столицы. Надо просто перетерпеть.
Собственно, все уже изменилось. Мальчишки, неожиданно лишенные привычной обстановки, сперва чуть испуганно ко мне жались, но были безжалостно отправлены на переговоры с хозяином конюшен.
А тот, внушительный человечище на голову почти выше меня. В кожаной жилетке, простых штанах и набором плетей на поясе. Из бывших то ли наемников, то ли гильдейских бойцов, не смотря на седину и шрамы, исполосовавшие грудь и лицо, не лишившийся сил и умений. Одним своим видом он сгоняет с аристо всю спесь. А уж совместно с хозяином гостевого дома, с которым, похоже, они вместе и служили где-то, невысоким, но очень широким в плечах человеком...
Вот если подумать, какие деньги надо иметь, чтоб в предместье столицы, пусть и не Золотом или Серебряном, Гостевой дом и конюшни на полсотни лошадок поставить? Интересно, кого эта парочка... хм, ограбила? Хотя... Нет, не интересно.
Лошади оседланы, пришибленные крысята уместились на запасной... Вот еще одна мелочь. Не устанет ли эта каурая кобылка не особенно высоких статей от такого груза раньше моей? Ведь кроме мальчишек, везет и багаж. Расчет поездки строился на очень простой идее. Я должен был ехать один.
Ладно, тронулись. Провожаемые внимательным взглядом хозяина. Хорошо, что он не знает меня как барда. Кроме характерного костюма пришлось избавляться от жестов, привычек, говора... Полностью менять образ. Как в спектакле одного актера.
Только от манеры игры и музыкальной записи не смог отказаться. Бард, есть бард, это только мое, выстраданное, выученное, незабываемое, собранное по кусочкам и сложенное во что-то новое. От отца, матери, редких гостей, старинных легенд, записей и хроник.
И тут хорошо то, что бард я придворный, да еще и проклятый. Немногие меня слышали, потому что в голосе я бываю нечасто, да горло приходится беречь, ведь сорвать связки мне не долго, а потом дней с дюжину вообще молчать да тягучие приторные микстуры глотать. А музыку мою слышали, да в моем исполнении, и вовсе избранные. Хотя вот смешно, однажды слышал я свое же от певчей труппы, что с гастролями через столицу проезжала, и была приглашена в летние павильоны для услаждения слуха новой фаворитки двоюродного племянника Его Величества Изара.
Помню, каким презрительным взглядом окинула меня молоденькая солистка труппы. Золотоволосая синеглазая девушка в простом белом платье, она была единственным и самым лучшим украшением того вечера. Пусть стены и колонны залов были заделаны золотом, а наряды гостей усыпаны каменьями и расшиты серебром, голос под высокими витражными сводами был самым драгоценным чудом, наполнявшим мир красками истинного волшебства.
Но вот ведь что, отсылая партитуру, я, разумеется, отмечал там темп исполнения. Отчего бы было его не соблюсти?! Быстрее и резче, быстрее и резче! Впрочем, я придираюсь, музыку масочника могли вообще не распространять...
Что до презрения, я привык к нему, изливаемому на меня некоторыми коллегами по Гильдии. Ведь в большинстве своем, как считается, придворные барды бесталанные интриганы, не способные даже переложить на нотный лист народные песни. Размер и важность двора при этом не имеет значения. Как и другие обязанности придворных бардов...
Почему-то никто никогда не задумывался, что должность Придворного барда - обязательная и наследственная. И часто династии эти прерываются вместе с королевскими. Впрочем, это я, благодаря своему положению, могу просмотреть хроники за последние три сотни лет. Для многих других они просто недоступны.
Кожевенные ряды, полные резких и порой не очень приятных запахов, остались позади. По обе стороны дороги потянулись сады, поля, перемежаемые длинными и низкими каменными строениями посреди цветущего разнотравья. В мычании, блеянии и ржанье гуляющего скота я не нашел особой мелодичности и приятности. Но да, где-то же должны брать кожемяки то, что потом превращается в товар.
Мальчишки тряслись рядом, оглядываясь по сторонам с затаенным любопытством, но более с презрительным недоумением небожителей. Н-да... Крысята. Малолетние, потому еще не понимающие. Впрочем... Поймав на лице сидящего первым Лирши промельк скуки, а у второго - унылого раздражения, улыбнулся. Вот и повод! Ввести в обиход основы гильдейской дисциплины.
Свистом подозвав ближе лошадку с непредусмотренными пасcажирами, выбранную кроме прочего за флегматичность и послушание, наклонился, перехватывая узду.
Раз скука начала одолевать моих учеников, самое время начать опрос. На знание нотной грамоты, например. Легкая рысца, порой сбивающаяся на шаг, ничуть этому не помешает.
Я лошадей не торопил, но к закату надеялся добраться до Перепутья, небольшого городка, где сходились дороги с трех сторон света. Или, хотя бы ближайшего к нему гостевого дома. По слухам, там приличных, в которых аристо не считают зазорными остановиться, хватает.
Мальчишки оказались не особенно знающими, но хорошо хоть грамотными. Так что разборка основ для струнных, духовых, ударных и ту-дуаре заняла все время пути.
На закате мы остановились во второй по счету таверне, не доехав до стен Перепутья немногим менее мили. Солнце село, ворота городка конечно закрыли, ночевать на камнях никакого желания не было. Да дикая усталость, скручивающая мышцы судорогой, и не дающая сосредоточится.
Сил достало только на то, чтоб сдать лошадей конюху, сгрести в охапку мальчишек и добрести до комнаты на втором этаже. Рухнув постель, не раздеваясь, только успел с ужасом подумать, что завтра снова в дорогу, и провалился в темноту.
Утром меня разбудили голодные поскуливания учеников, перемежающимися тишайшими перешептываниями.
Потянувшись и вытащив руку из-под пропахшего пылью одеяла, погрозил пальцем.
- Не думайте сбежать, догоню, по гильдейским правилам - выдеру, да и куда вы сорваться удумали? Сожрут.
- Да поди догони, сдохнешь по дороге и так... - пробурчал, кажется, Ришли.
Я демонстративно кашлянул. У меня отличный слух.
Мальчишки замолчали.
Я же прислушался к себе и покачал головой. Слабость, боль в мышцах, хриплое дыхание. Угораздило меня дважды проклятым уродиться. И носителем Проклятья династии, и божественного наказания за родственный брак родителей.
Поднялся, морщась и потирая руки, натянул плащ. Глянул в окно. Рассвет, пора отсюда убираться.
- Вниз, - приказал парочке, - соберите завтрак и кипятку.
Мальчишки нервно переглянулись и вымелись с своего топчана за дверь. С громким топотом помчались вниз, я же полез за травами. Без бодрящего я с места точно не сдвинусь.
Близнецы притащили наверх каравай хлеба, пол головки сыра и шмат подкопченой ветчины. Лирши тащил еще парящий кувшин. Посмотрев на них, потирающих побаливающие бедра, привычно заварил травы в трех глиняных кружках. Тягучий, тяжелый древесный аромат моего сбора-оживина смешался с легким травянистым Неболеем для детей.
- Ешьте.
Попивая горячий напиток и ощущая, как по телу разливается утренняя бодрость, а мышцы оживают, привычно начал составлять планы. Двинемся к южной границе, пусть дальше, но направление более оживленное, и городов больше. И ту-дуаре рядом, и удобства. Я себя реально оцениваю, и боюсь, ночевку на земле не переживу.
- Все, собираемся.
Бастарды, сидящие напротив и уминающие простой деревенский хлеб с таким видом, будто три дня не ели, замерли. Как крысята с набитыми ртами. Хм, может и правда - не ели?
- Еду возьмем с собой, по дороге доберете.
Невысокие стены городка рассвет окрашивал в розовый и золотистый, скрывая растрескавшийся, крошащийся камень, подгнившее дерево ворот и тусклые прорези бойниц на черепитчатых башнях. Шпиль ратуши разбрасывал солнечные зайчики, ложащиеся на крыши полноценными золотыми монетами.
Почти такими же я расплатился с трактирщиком, и он запомнил потрепанного, но гордого и немного расфуфыренного аристо в алом камзоле и роскошном синем плаще, немного бледного из-за того, что прошлым вечером перебрал вина. И пару мелких неуклюжих чумазых пажей, трясущихся на лошади следом за хозяином, неторопливо удаляющегося по дороге к западной развилке перекрестка.
Остатки прохлады еще таились в обрывках тумана, оседающих на траву и пыльный тракт, когда мы, объехав город, свернули на юг.
Перехватив поводья лошадки, уныло тащившей на спине близнецов и кучу вещей, я принялся опять, более тщательно выспрашивать детей на тему умений.
Они отвечали. Неохотно, дичась и отнекиваясь, почему-то по очереди, будто вели неслышный диалог между собой. Вчера выяснилось, что читать они умеют, да и писать тоже, на высоком и на простом наречии, но вот нотная грамота - дело для них темное.
Ну что же, память у меня прекрасная. И я начал урок с углубления прослушанных ранее основ клавишного канона.
Дети слушали.
Тракт, уводящий нас все дальше от столицы, оживал. Хоть дело и близится к сбору урожая, по обочинам то и тело катили крестьянские телеги, запряженные разномастной живностью, иногда лошадей напоминающей очень отдаленно. Пока мы, съехав на траву у рощи, перекусывали и да, наливались очередной порцией зелий, мимо промчалась пара курьеров, прогромыхал пустой обоз из южных провинций и чинно прошествовал полный купеческий караван с запада, оставляя за собой аромат копченой рыбы.
Солнце достигло зенита о пригревало, однако желанию задержаться и подремать я не поддался. Мальчишки со стонами водрузились в седло. Маскировать их, кстати, особенно не потребовалось. Светлые волосы их присыпало пылью, она же полосами размазалась по лицу после короткой попытки умыться в ручье. Лирши, кстати, туда чуть не свалился, но с какого-то демона полезшего на мокрые камни ребенка мне удалось поймать до падения в ледяную родниковую воду.
Я же опять сменил роскошь аристо на скромность мелкого купчишки.
До заката, заставшего нас у Южной развилки, я заставлял повторять учеников только что зачитанный канон.
Город Багрец, раскинувшийся между двух дорог, назван так не в честь ныне угасающей династии, гербовые цвета которой как раз алый и багряный, и никакие другие венценосные особы не были этим названием возвеличены.
Город назвали в честь цвета листвы деревьев ближайшего к основанному лет двести или триста назад поселению леса. Алолистные клены тогда подступали к самым стенам, и, хотя потом вынужденно отступили, проиграв схватку с человеком, но в городских парках по сию пору составляют основу. Да и на гербе города изображен именно кленовый лист.
А сам лес? Стелется алой волной чуть дальше, охватывая одну из дорог, уходящую к узкой полосе побережья Лунного залива, с одной стороны зажатой невысокими горами, а с другой - воинственным соседом, владетельным герцогом Рассэл.
Нам стоит свернуть на другой тракт. Тот, что огибает горы, петляет между городов и городишек по благодатным пахотным землям династии Руж и тянется через лиственные леса, принадлежащие нескольким небольшим герцогствам. За ними начинаются степи, принадлежащие уже королям династии Илоу.
А за Илоу снова поднимаются горы, молодые и острые, пики и отроги которых покрывают ледяные панцири, сияющие на солнце убивающим глаза серебром. Там, в одной из долин, стоит город, куда мне бы хотелось добраться. Город университетов, город гильдий, город равных, Равана.
Но это дело будущего, пока достаточно покинуть государство Руж. И устроиться на ночлег в настоящей кровати.
В маленькой пыльной гостинице у самой стены нам нашлось место, в мансарде, под самой крышей. Пока там наводила порядок унылая пожилая прислуга, мы сидели в общем зале, где горел огромный очаг и алые ответы плясали по серым каменным стенам. Народу было немного. Всего трое и четверо то ли работников, то ли крестьян за монументальными столами из темного от времени дерева. На одной из стен, между связками лука, деревянными трещотками и старыми растрескавшимися кожаными бубнами висела лютня.
Светлое дерево, идеальный овал, десять струн. На вид - вполне рабочая. И, конечно, я не удержался. Подозвал прислужника, следившего за огнем и попросил ее снять.
Мальчишки, неторопливо попивающие отвар и уминающие простой серый хлеб, окуная корки в подливку, оставшуюся в тарелках от жаркого, насторожились. Правильно, внимание и еще раз внимание. Оба уже получили по легкому подзатыльнику за откровенно плохую память. Впрочем, возможно, они еще не воспринимают изменения в собственной жизни всерьез? Зря. Я намерен как можно скорее дотянуть их до подмастерий и передать в Гильдию Раваны. Просто потому, что никто не даст гарантию того, что я проживу достаточно долго для того, чтобы увидеть их мастерство.
Но все же, для начала их надо откормить. Так что велев им спокойно продолжать подбирать остатки, взялся за лютню.
Сухое дерево, спущенные струны. Ну, это поправимо. Достав кольцо, взялся за настройку. Теплое дерево будто пружинило под ладонями, гриф буквально ластился, тонкие звонкие нити вздрагивали до того, как я успею их коснуться. Лютня скучала, томилась, хотела петь.
Я достал кольцо и постучал по столу. Тихо сказал близнецам:
- Рекомендую мелодию и слова - запомнить.
И начал тихое, плавное вступление.
Город Багрец. Задумываются ли люди о том, правдива ли легенда о том, как именно был назван город? Нет, конечно, если легенды, есть истории, есть летописи. Есть, в конце концов, книга Города, в которой можно прочитать о том, как зародился, рос и развивался город.
А есть песни и баллады, в которых порой хранятся намеки на старательно забытые события прошлого. Того, что случилось задолго до пришествия сюда династии Руж.
Намеки на то, что некоторые города и леса - гораздо старше, чем кажутся.
Есть Баллада о багряных лесах, на старом, почти забытом наречии, которую помнят и учат барды, старшие мастера. Баллада из тех, что не записывается и поется тихо, почти шепотом. Так, чтобы не будить призраков прошедших сражений.
И, строго говоря, я не имею права даже знать ее.
Но я придворный бард, я проклятый бард.
И пальцы уже коснулись струн.
История льется, тихая мелодия, неслышный шепот. Рваный ритм, странные рифмы. История о лесах, которые когда-то не были багрянолистными. О лесах, где жили когда-то вельды, мирные охотники. О лесах, куда пришли лесорубы. О священных кленах, о заветных дубах, о сказочных ясенях, хранивших эту землю. О топорах, рубивших под корень березы. О пожарах, обманах, сражениях, заливающих землю кровью. О том, как пали последние защитники, как сгинули прекрасные золотые сосны. О проклятье, легшем на эту землю вместе с последней каплей крови последнего дитя вельдов.
О том, как хищные клены, вобравшие в себя пролитую кровь, в один день возникли под стенами деревень. Как победители молили о пощаде, утянутые под землю хищными извивами корней, как были растоптаны и развалены дома, как на поля, пядь за пядью, наступали багрянолистные клены, алый, словно кровь боярышник, как на морозе выступала рубиновая изморозь на срубленных в отчаянии стволах.
О том, как исчезли те, о ком памяти даже не осталось.
О том, что земля эта на века проклята, и все, кто осмелятся поселиться на ней, будут прокляты тоже.
О том, что клены отступили, уснули, но помнят, ждут, следят. Клены... багрянолистные клены.
Я прижал струны ладонью. Огляделся. Мальчишки застыли, бросив еды, буквально пожирая глазами. Остальные гости захудалой таверны на тихую мелодию внимания даже не обратили.
Спросил светловолосых крысят:
- Знаете старое наречие?
Те покивали, Лирши прошептал:
- Немного...
- Отлично. Значит, будете учить. Новые слова. А теперь доедаете - и спать. Завтра снова в дорогу.
Еще один день, еще одна кружка горького питься, придающего сил, еще одна дорога и дело, занимающее мальчишек до самой темноты.
Простое задание - запомнить каждого встречного и обгоняющего нас путника, а потом, вечером, на отдыхе рассказать о них. Кто они были, куда и по какому делу направлялись. Простое задание, проверка на память, внимание и внимательность.
Я, помнится, его провалил. Но моим экзаменом стал прием дипломатов Илоэ, и запомнить полторы сотни человек за краткий момент обмена приветствиями.
А здесь - полупустая дорога, тянущаяся пыльной нитью между полей и рощиц, рассекающая надвое деревеньки с аккуратными пестрыми домиками. Под солнцем, изредка затмеваемым облаками, переливается листва редких багряных кленов, в воздухе пахнет скошенным сеном и навозом.
Мы задерживаемся у колодца посреди нигде. Вокруг - только поля, холм за холмом желто-зелеными волнами уходя к горизонту, где виднеется темная узорчатая полоса деревьев. Вода в сложенном из грубых серых валунов - ледяная, сладкая, и, кажется придает сил бороться проклятием, все сильнее растягивать нить, удаляясь от столицы и умирающего короля. Я чувствую, как натягивается и дрожит призрачная связь, и почти вижу, как Изар упрямо сжимает высохшие губы, не давая вырвать у себя слов, дающих права наследования. Вижу, как разочарованно и зло кривит лицо нависающий над ним герцог, как он, разряженный в синее и золотое, разворачивается, уходит...
И оседаю, цепляясь за серые камни. Слабость выедает остатки сил. В лицо неожиданно бьет поток холодной воды. Сморгнув, я смотрю на братьев. Крысята испуганы, но, кажется, не столько ожидающим их наказанием, а тем, что останутся в одиночестве. Снова. И уже навсегда.
- Мастер? - это Ришли, более решительный по характеру, провокатор и зачинщик большинства хулиганств. Держит большое ведро, в котором еще оставалась пара капель ледяной колодезной воды.
Хрипло прокашливаюсь и прошу:
- Фляжку мне, с седла.
Теплый металл с шершавой гравировкой ложится протянутую руку. Сделав большой глоток, встаю и вздергиваю себя в седло. Интересно, сколь долго я еще выдержу? Дворцовый бард...
- Благодарю. Вы оба напились?
Кивают вразнобой, переглядываются.
- Да, мастер.
- Тогда вперед. До заката мы должны добраться до Рогулин.
Чем бы скрасить путь?
Я подманил мальчишек ближе, и мы поехали бок о бок, позволяя лошадям двигаться в унисон тряской полурысью и перефыркиваться.
- Знаете ли вы, что есть очень старая легенда, связанная с этим колодцем?
- Это тоже баллада? Вы будете петь? - в голосе Ришли слышалось странное воодушевление. Так понравилось мое вчерашнее, не лучшее выступление?
- Нет, перескажу в прозе, - оттесняя мальчишек к обочине, фыркнул и откашлялся от пыли, поднятой промчавшейся мимо гербовой раззолоченой каретой.
Стилизованный черный медведь на белом фоне, перечеркнутый треугольник с короной. Владетель Приграничья спешит в столицу? Что ему там делать? Но тем лучше - кот, а точнее, медведь, из дому, гости в пляс. Возможно, в Тавлее, последнем и ближайшем к границе городе, имеющем большой ту-дуаре, не столь внимательна будет охрана.
- Лир, Риш, - одернул мальчишек, переругивающихся и отряхивающихся от пыли, насколько позволяла их позиция - вдвоем, верхом, - не отвлекаемся. Вперед!
Легенда... Никто, в самом деле не знает, об этом ли, открытом всем ветрам, колодце, она рассказывает. Потому что не существует такой страны, не существует столь странного места, нигде во всем известном мире, нет бесконечных горячих песков, нет и небольших рощиц с озерами посреди них. Нет великолепных дворцов, чудесных, странных, волшебных существ, и нет нигде в мире мудрых и честных правителей.
Но есть легенда, что давным-давно, среди бесконечных песков, по которым брели от рощи к роще караваны, расстилалось государство. И правил им мудрый, благородный и добрый король. И была у него капризная дочь, а главным достоянием служил волшебный колодец, вода в котором никогда не иссякала.
Однажды узрел король, как выросла его дочь, как она прекрасна и умна. Как горда и заносчива, хоть и по праву. И сколь часто отвергает женихов, а значит, и возможность появления наследников. А сам король стал уже стар, уже ощутил на себе веяние времени, приближающее немочь и смерть. И на кого, спросил он себя, оставит он построенное им государство, кому достанется волшебный колодец? Гордячке - дочери? Так ведь гневлива и вспыльчива, хоть и умна безмерно.
Нужен ей хороший муж. И кликнули клич по всем пескам, по всем рассеянным поселениям, по городам и кочевьям - мужа для королевской дочери стали разыскивать, самого достойного, самого умелого, самого умного и смелого.
Вот только дочь все также одного за другим женихов отвергала, кого насмешкой отваживала, кого умом отпугивала.
Надоело это отцу, и сказал он твердо: "Кто кольцо мое со дна этого колодца достанет, тому и дочь я в жены отдам!" И слово его было крепче камня, из которого дворец был построен.
И кто только не пытался добыть кольцо, и герои, и вельможи, и простые караванщики. И все пока ни с чем уходили, и гордецы, и наглецы, и герои, и простаки. Вот один-то из вельмож, что сперва был королевной осмеян, а позже до дна колодца донырнуть не сумел, и затаил злобу.
Хотел он и дочь королевскую получить, и само королевство в приданое. И задумал он интригу хитрую.
Отправился в самый глухой уголок страны, где нашел бесчестных и безымянных разбойников, да нанял их, чтобы схватили они короля, пока он в пути находится, оставили его окровавленные одежды, да держали потом его в плену, в бездонных пещерах. А на другом конце Ойкумены нашел черного колдуна, что за золото и драгоценные камни согласился зачаровать колодец волшебный, чтобы вода в нем более не прибывала.
Ну а колечко, во всем подобное тому, что король в колодец бросил, еще раньше у ювелира-ростовщика заказал.
Так бы и получилось у него королевство получить.
Королевская дочь - рыдала в горе своем в башне, отца, семью свою единственную, она любила безмерно. Король в печали и тоске бродил по подземным лабиринтам, а народ, узрев убыль в колодце волшебном, впал в волнение.
Собрались сановники, да принялись решать, кому у власти быть, кому народ успокоить и принцессу получить. А вельможа тот ходит вокруг них, да нашептывает, как лучше сделать, для всех сановников - с пользой.
И стал бы змей королем, да вот дела - возвращался из самых дальних краев путешественник, много где он побывал, много чего видел, да ничего на свете не боялся. Шел налегке, было у него вещей всего котомка одна, дудочка да посох. Шел через горы, по бездорожью, через ущелья словно орел перелетал, по скалам, словно горный баран прыгал.
Почти уже спустился вниз, хотел облобызать пески родные, да в темноте идти не рискнул, на ночлег остановился на полянке в предгорьях. И вот в ночи, сидя у костра, он услышал плач и стенания короля, доносившиеся из лабиринта пещер.
И утром - отправился в дорогу, вот только в другую сторону. Нашел он пристанище разбойников, очаровал их умными словами, да так, что короля разбойники сами отпустили, да взялись проводить его до столицы.
Так и отправились они в дороге.
А в столице готовились все к свадьбе. Вельможа расхаживал важный, посверкивая кольцом королевским, королевна, слезами заливаясь, приданое собирала, запертая в самой высокой башне.
И вот, когда невесту уже ведут к алтарю и вельможа уже готов связать ее клятвами, на площадь выезжает караван, и король, властно взмахнув рукой, останавливает церемонию.
Но играют блики на лезвиях мечей и копий новой дворцовой стражи, да и кто поверит разбойникам, что хором твердят о том, кто их нанял. И вельможа уверен в себе, и готов подтвердить, что выполнил условие короля, достав со дна колодца кольцо. И кажется, вот сейчас продолжится церемония, а потом, после того, как король отступит, ибо правда на стороне вельможи, а слово короля нерушимо, наступит темное и мрачное для страны время.
Но путешественник, льстивыми речами успокоив и народ, что собрался на площади, и стражу, и сановников, предлагает просто проверить, лежит ли на дне Волшебного колодца кольцо королевское, и вот тогда...
И ныряет он в воду ледяную, и считает королевна удары сердца, ибо хоть и мелеет колодец, да все еще глубок он, и дна в нем не видно.
И бесконечность спустя в небо выплеснулся огромный фонтан воды, рассыпавшись бриллиантовыми каплями, и вот стоит путешественник и держит в руках настоящее кольцо. И не только кольцо, но и волшебный камень, сияющий ядовитым зеленым огнем, сочащийся темным колдовством.
А еще миг спустя посреди площади возникает колдун, почуявший, что кто-то коснулся его чар. Он мрачен и черен. Его одежды цвета ночи, вокруг него клубится дым и миазмы зла накрывают площадь.
И колдун требует оплаты от вельможного обманщика, а когда тот тишь отступает, хватаясь за меч, захлестывает его дымными плетями, рассекая надвое.
Ужас накрывает площадь, ужас и темное колдовство.
Но шагает вперед путешественник и с вежливыми словами возвращает зачарованный камень колдуну, и просит прощения, и извиняется, и клянется не беспокоить более.
И колдун ушел, пригрозив напоследок карами неисчислимыми.
И тьма расселась, вновь открыв миру голубое небо, бесконечные пески и дворцы. В тот день все же играли свадьбу, ведь тот путешественник все же достал кольцо со дна колодца, а слово короля крепко, как стены его дворца.
И жизнь в песчаном королевстве вновь потекла по заветам, оставленным предками. Волшебный колодец все еще был полон дарующей жизнь воды, король был милостив и суров, дочь строптива и умна, супруг ее учтив и мудр. В положенный срок королевна родила сына, затем дочь, юный наследник вступил на трон, когда пришло время старого короля уходить. Время шло, пески двигались вместе с ним, и однажды пришел миг, когда золотых россыпей на равнинах, от горизонта до горизонта появились заросли высоких степных трав, рассыпались стены дворцов, изгладились из памяти имена прежних властителей.
Только волшебный колодец все так же радовал проходящих мимо ледяной водой, да легенда о нем передавалась из уст в уста.
Сегодняшнюю ночь мы встретили на большом и шумном постоялом дворе, похожем на настоящую крепость. Широкое подворье, обнесенное частоколом, торопливая, стремительная прислуга, буквально выхватывающая из рук поводья, приплясывающая на лестнице девица, что ведет нас к свободной комнатушке в большом, раскинувшемся, как два крыла, доме. И незатихающий водоворот телег, животных, людей, перекличка возниц и громкие перелаивания псов, шныряющих под ногами и копытами.
Постоялый двор был построен в стиле, который предпочитают жители Дравенских лесов. От того места, где мы сейчас находимся, это, пожалуй, не менее сотни дней безостановочного пути. Там, в лесах, уже более десяти поколений правит династия Равен. Там тихо, спокойно и холодно. Жители ставятся своими охотничьими навыками, нелюдимостью и ремесленными навыками. Они способны сложить вот такой, большой двухэтажный дом из толстых, с ногу взрослого мужчины, бревен, используя только топор. А потом тем же топором вытесать затейливые узоры на карнизах и ставнях, украсить крышу и ворота изящными флюгерами и коньками, вырезать изящных воротных стражей.
Ворота этого постоялого двора сторожили хищные, стремительные волки.
Из маленького окошка можно было разглядеть, как постепенно затихает суета во дворе, частью перемещаясь во внутренние помещения, частью - тонкими струйками расползаясь по хозяйственным постройкам.
Соблазнительно было бы рухнуть на жесткий соломенный матрас, прямо так, не раздеваясь и уснуть на два или три дня. Но это пока невозможно.
Я посмотрел на мальчишек, привычно уже расположившихся на топчане напротив.
- Приводите себя в порядок, - указал на парящий горячей водой кувшин и тускло поблескивающий оранжевым в отражении свечного огня таз, - и спускайтесь вниз. Я буду вас ждать. Изложите мне - свое задание.
Сбросил на кровать влажноватый камзол, натянул плащ и тяжело поднявшись, пошел в общий зал. По коридору, вниз по трем пролетам, не скрипнувшим ни единой ступенькой, ведя рукой по светлым резным деревянным панелям.
Занял место в углу большого полутемного помещения, в конце скамьи, где расселся народ почище, а не совсем уж голытьба путешествующая. Постучал монеткой по столу, и заказал подплывшей разносчице на троих самой простой похлебки и воды. Огляделся. Нижний зал был полон, за широкими длинными столами сидели возчики вперемешку с сезонными работниками, спешащими то ли по домам, то ли - на уборку урожая. Прикрытые колпаками свечи неплохо разгоняли сумрак, и подчеркивали, пожалуй, простую и понятную красоту этого места, подчеркивая естественный узор светлого дерева.