Аннотация: Коллектив Бастилии провожает "протеже коменданта" на Гревскую площадь. Народ приветствует "преступника". Что-то должно произойти?!
Глава 11. Дорога на эшафот.
-Взгляните, господин виконт, взгляните в зеркало, - говорит "бастильский цирюльник", - Надеюсь, вы останетесь довольны моей работой.
Рауль взглянул на свое отражение. Из зеркала на него смотрел бледный синеглазый парень с мальчишескими усиками и волнистыми, красиво уложенными темными волосами с прической в стиле религиозных войн XIV века. Он потрогал усики - они казались ему чересчур ребяческими.
-Я страрлся, чтобы было симметрично, - заискивающим тоном сказал цирюльник, - Вы недовольны, как я вижу. Но прической, надеюсь, я угодил вам? Ну не могут у вас вырасти длинные усищи Винценгеторикса за ночь! А так, сударь, только на пользу. И не серчайте, что я вам усики подкоротил. Вы с ними моложе выглядите. Я на слово прошу поверить мне. Я в этих усах собаку съел. Народ расчувствуется - ведь вам так и восемнадцати не дашь. Понимаете? А народ наш - ого!
-Ага! Усики пацана мне жизнь спасут. Но спасибо за заботу.
-И причесочка удалась, ей же ей! Так мог выглядеть Генрих Гиз, или, коль вам Гиз не по душе (Бражелона так и перекосило) - Генрих Наваррский в свои юные годы или знаменитый Бюсси. Комплимент цирюльника подействовал. "Бюсси хорош, Наваррский хорош, но в ту эпоху жил еще и красавец Луи де Ла Фер, любовник Марго", - не без тщеславия подумал наш герой.
-Какая разница, - сказал он вслух, - Все-таки вы молодец. Никогда бы не думал, что вы придадите моим волосам, которые так варварски обкорнали, весьма благообразную форму.
-Я, сударь, сделал все, что мог. Вам очень идет эта прическа. Поверьте специалисту! О! Родись вы на сто лет раньше, королева Марго была бы вашей!
-Увы, где прошлогодний снег!
Синеглазый парень в зеркале грустно улыбнулся.
-Я вам верю, мэтр. Благодарю вас. Господин комендант, надеюсь, с этим господином рассчитаются честь честью.
-Да, дитя мое, а как же, - сказал де Безмо, шмыгая носом, - Я сделаю все, что вы прикажете.
-Вы очень любезны, господин комендант.
Де Безмо опустил голову. Рауль взглянул еще раз на своего синеглазого двойника, расправил белое кружево воротника, застегнул верхнюю пуговицу на синем бархатном камзоле. Но пуговица держалась на одной нитке, и от этого движения оторвалась и покатилась по полу. Бастильский цирюльник поспешно поднял пуговицу.
-Прикажете пришить, господин виконт?
-Оставьте, не нужно...
Подумал-подумал и развязал тоненький бант у горла своего воротника. Так, пожалуй, будет лучше.
-Вы позволите взять вашу пуговицу? - вдруг спросил бастильский цирюльник.
-Зачем вам такая безделица, друг мой? - удивился Рауль.
-Я не для себя - для дочурки. Моя дочка только и говорит о вас. Она и ее дружок просто бредят вами. Уже цветы для вас купили...
-Да, цветов будет много, - вздохнул де Безмо, - Цены на розы подскочили на сто процентов! И тюльпаны все скупили. Даже импортные, голландские.
-Ваша дочь, наверно, совсем малютка? - спросил Рауль у моложавого цирюльника.
-Не такая уж малютка. Скоро двенадцать будет. Вредная, сударь, ох и вредная! А ведь каким анеглочком была лет этак в семь.
Ужасный возраст! Вы, конечно, глупостью назовете ее желание получить что-нибудь от вас на память. Но - эта молодежь! Вы, господин де Бражелон, для них - герой, кумир, живая легенда!
"Живая"....
-Что ж, мэтр, когда увижу девочку, прелестную девочку с самой красивой прической, буду знать, что это ваша дочь. Жаль, мне нечего подарить ей более ценного.
-Она и пуговице рада будет! Она страстная поклонница ваша! Ведь это ваша пуговица, господин де Бражелон!
-Должны еще принести вашу шляпу и плащ, - сказал комендант, - Сегодня прохладно. Не торопитесь.
"Я не успею простудиться".
-Что ж, подождем. Теперь уже скоро, не правда ли? И вы избавитесь от такого беспокойного арестанта.
-О чем вы говорите, дорогой виконт! Я вам очень благодарен - вы сдержали свою клятву и не пытались бежать.
-И я вам благодарен, господин комендант. За все, а в особенности - за ваше появление в пыточной.
-Я счастлив от сознания, что смог избавить вас от пыток, но в отчаянии, что ничего не смог сделать для вас вчера... Чиновник из Королевской Администрации предъявил приказ короля, а это...
- Неодолимая сила, - закончил фразу Рауль, - Все уже позади, господин комендант. Скоро развязка. Скорей бы уж! Я чертовски устал.
-Как только вы покинете стены Бастилии, мой юный друг, я буду молиться за вас... У нас все очень полюбили вас. Мои солдаты не отличаются чувствительностью, но и у них глаза на мокром месте. У вас удивительный дар располагать к себе людей. Не побоюсь сказать, дорогой виконт, что о вас сожалеет вся Бастилия.
-Вы хотите сказать, что меня оплакивает вся Бастилия? - спросил Рауль, - И серьезные ребята в кожаных жилетах из вашего подземелья?
-И они тоже, "крепкий орешек", представьте себе. А о старике хирурге и ваших тюремщиках я и не говорю! Мы все до конца надеялись на королевское милосердие.
-Зря надеялись.
-Но оплакивать вас все-таки еще рано! Вы еще живы! Бог знает, что может случиться по дороге на эшафот!
х х х
Рауль растянул губы в улыбке. Эта грустная улыбка стала его привычкой.
-Надеюсь, вы остались довольны завтраком, дитя мое? - ласково спросил комендант.
-Все было очень вкусно. Просто объеденье! Раковый суп, куропатки, торт, вино... Я все слопал.
"Приговоренных к смерти напоследок кормят досыта. Каждый бы день так питаться".
Но де Безмо намекнул на то, что узнику Бастилии необходимо плотно позавтракать по другой причине. Погоня. Управлять лошадью. Вам придется собрать все силы. Вам потребуется много энергии...
-А рука, ваша рана?
-Моя рана? Уже лучше. Заживает помаленьку. Ваш старичок забинтовал ее очень крепко. И я уже без повязки - видите. Просунул руку в рукав. Надеюсь, рана не откроется.
-Вы поосторожнее все-таки.
-До Гревской площади дотяну, а там - будь что будет.
-Там-то и будет самое главное.
-Да, вы правы. Там-то и будет самое главное.
И он опять заставил себя улыбнуться.
-Вот и ваши вещи. Плащ, шляпа, перчатки. Дайте-ка, я помогу вам, дитя мое.
-Да я и сам справлюсь, не стоит беспокоиться.
-Он сам! Не делайте лишних движений раненой рукой. А перчатки я вам кладу в карман. Когда будете управлять лошадью, они вам очень пригодятся. Поверьте, мой юный друг, человеку бывалому. Участнику осады Ла-Рошели. Бывшему мушкетеру. Эх! Давно закончилась осада...
-С минуты на минуту, - ответил комендант, - Только его и ждем.
х х х
Рауль вздохнул тревожно и радостно. Безмо подмигнул ему. Вспоминая ночной разговор с отцом, Рауль ругал себя за то, что держался скованно и отчужденно и не решился высказать все чувства, переполнявшие его. Но он очень боялся разоблачения. Догадался ли об этом Атос? Нет, не Атос! Господин аббат. Только так он решил обращаться к отцу при посторонних. К священникам часто обращаются не так официально. Святой отец, падре, батюшка... Но эти вполне допустимые обращения он не может себе позволить и заменит официальным и немного холодным господин аббат. Потому что боится нарушить дистанцию и расплачется, или голос задрожит, или допустит какую-нибудь неосторожность, которая выдаст их с головой.
-А вот и господин аббат! - сказал де Безмо, - Легок на помине. Мы как раз вас вспоминали. Господин виконт волновался, что вас нет.
-Вы напрасно тревожились, господин виконт, - сказал мнимый аббат, - Я пришел, как обещал.
Эти официальные слова объяснили "господину виконту", что и отец избегает более интимного обращения, порой свойственного духовнику, и он боится выдать себя ненароком, вымолвив слова "сын мой", "дитя мое" и что-нибудь в этом роде. И он понимающе улыбнулся. Безмо вручил Раулю пакет.
-Что это? - спросил Рауль.
-Ваши ценности и деньги, мой юный друг. Видите, все в полной сохранности, как я обещал. В Бастилии ничего не пропадает. Пересчитайте, пожалуйста.
-Я вам верю, господин комендант. Впрочем, мне это теперь уже ни к чему. Передайте пакет господину аббату.
-Вы составили завещание? - спросил комендант.
-Нет, господин комендант. Бумаги же мне не давали. Но господин аббат передаст мой перстень с гербом и аграф с сапфиром кому надо. Не так ли? Господин аббат!
-Я... передам, господин... виконт.
-А деньги... Господин аббат... эти добрые люди заслужили вознаграждение, - он кивнул в сторону своих тюремщиков, - И еще здесь был старичок хирург, ветеран Ла-Рошели, участник сражений Великого Конде. Он очень обо мне заботился. Это старый одинокий бедняк, и я хотел бы оставить ему немного денег, если можно.
-Я все понял. Где этот старик? Ваша воля, виконт, для меня закон.
-Я тут, господин аббат. Зашел обнять виконта напоследок. Ах, виконт, мое бедное дитя, вы и сейчас думаете не о себе!
Аббат вручил вознаграждение "сдувателю пушинок" и его коллеге. Те приняли "скромный дар", как выразился виконт, со слезами на глазах и с выражениями пылкой благодарности. Парни готовы были повалиться Раулю в ноги, но он удержал их, сказав насмешливо: "Лучше, братцы, выпейте, помяните меня, что ли..." Бархатный кошелек перешел в руки старика-хирурга.
-Спасибо вам за все, - искренне сказал Рауль, пожимая руку хирургу, - Вы очень помогли мне. Не поминайте лихом!
Старичок обнял его со слезами на глазах.
-О, виконт, виконт! Я полюбил вас как сына, - Старик был готов разрыдаться. Он мельком взглянул на духовника - и на скорбном лице старичка мелькнула мимолетная улыбка, и сразу исчезла. Он с испугом обернулся на тюремщиков. А те презрительно посматривали на старичка, истолковав эту робкую улыбку как радость от неожиданного вознаграждения. "Сдуватель пушинок" даже пробормотал что-то вроде "продажная шкура".
Гревская площадь была переполнена народом. Люди толпились на улицах, дети и подростки вскарабкались на деревья и крыши домов, окна были распахнуты настежь. Путь "преступника и дуэлянта" от Бастилии до Гревской площади был усыпан цветами. Целый ковер из цветов, больше белых, иногда красных, розовых, голубых, желтых. На стенах домов пестрели приветственные надписи - словно вернулись дни Фронды. "Помилования Бражелону!" - "Виват, виконт!" - "Бражелон, мы тебя любим!"- "Мушкетеры! Все за одного! Спасите Рауля!" Графитти XVII века, по словам господина аббата, были выполнены за ночь Фрике и его друзьями-школярами. А полиция... Полиция не проявляла излишнего рвения и оставила все как есть. Даже, к чести юного полицейского из Венсенского леса, кой-где приписала пару восклицательных знаков. Парижане приветствовали Рауля как триумфатора. Женщины ахали и умилялись, растроганные миловидной внешностью виконта, молодые девушки и их юные кавалеры бросали букеты цветов. Такого обожания он не ожидал. А жители Парижа кричали его имя, махали шляпами, платками, шарфами. Вновь и вновь забрасывали цветами окруженного стражей "злодея и убийцу" - как именовали официальные документы господина виконта.