Аннотация: Да здравствуют мелодрамы! Сентиментальные воспоминания Атоса вызывают слезы на глазах его боевой подруги...
Глава 11. Во власти воспоминаний.
Шевретта обладала счастливым талантом: в ее присутствии печальные становились веселыми, веселые смеялись. Она умела внушить надежду отчаявшимся, а мечтателям - уверенность. И поэтому все, кто окружал ее в юности - Шале, Бекингем, Констанция, Арамис были так отважны и дерзки. Но Атос, ее самая сильная любовь, был более сложной натурой, чем друзья ее юных и зрелых лет. И ей пришлось потратить немало усилий, чтобы к нему вернулись энергия и оптимизм. А перед ней он не притворялся, и она всегда (или почти всегда) понимала, что с ним происходит. В главном ее Атос не изменился - в начале шестидесятых на заре царствования Людовика Четырнадцатого он оставался таким же рыцарем без страха и упрека, как в пламенные годы Фронды. Грубость, небрежность по отношению к ней были просто невообразимы. Это делало его неповторимым. И она обожала его так же, как в первые годы их тайного брака.
Но сейчас блистательная, самоуверенная, считающая себя всемогущей Шевретта сомневалась в своих силах. Она думала порой, что взвалила на свои плечи непосильную ношу. Спасти Железную Маску! Да возможно ли это? Втянуть Атоса в опасный заговор, быть может и почти наверняка - в войну, исход которой неизвестен и вполне может быть трагический финал.
И все же, говорила себе Шевретта, это борьба, это действие, а значит, жизнь. Она вспомнила трагедию Карла Первого и последовавшие за этим события зимы сорок девятого года - предательство фрондерских лидеров, исчезновение Д'Артаньяна и Портоса, ссору Атоса с королевой. Ее первая встреча с вернувшимся из Англии Атосом была слишком короткой, чтобы он успел выговориться, но она почувствовала затаенное отчаяние.
"Все вернется на круги своя, - сказала она ему, - Стюарты займут свое место на троне. Это так же неизбежно, как грядущая весна. Я верю, что кавалеры не зря проливали кровь за короля...И сын казненного монарха вернется в Англию как победитель. А ты будешь подле него". Все это было сказано в утешение, но он поверил ей. "Да, дорогая, надеюсь когда-нибудь вернуться в Англию". - "Конечно, вернешься",- ответила Шевретта, но в глубине души она считала, что диктатура Кромвеля установилась в Англии надолго и даже не подозревала, какой трагический долг связывает Атоса с казненным королем: существовали тайны, которые даже они не могли поведать друг другу. И то, что Атос оказался вовлеченным в поиски друзей - Портоса и Д'Артаньяна - помогло ему преодолеть тяжелый душевный кризис. Он действовал, а значит, жил!
А все-таки ее слова сбылись! После Реставрации Карла Второго граф, казалось, помолодел на двадцать лет. И можно было успокоиться, но тайная тревога мешала Шеврете радоваться от всей души. Дальнейшие события подтвердили ее опасения. Мысленно пробежав в памяти всю жизнь ее любимого от юных дней до эпохи Короля-Солнца, Шевретта пришла к выводу, что от тяжелых ударов судьбы его спасает действие. Значит, так тому и быть, решила боевая подруга: будем действовать! Бездействие и пассивность для нас смерти подобны!
И, наверное, наш мальчик унаследовал это отцовское качество. Пусть делает что хочет, любые безумства, любые глупости, но только не тоскливое бездействие, меланхолия, копание в своих переживаниях. А опасности - нам не привыкать!
-Расскажи, - попросила она Атоса, - Что было дальше? После дуэли? Бофор быстро поправился? Он еще долго пробыл у тебя?
-Я уже говорил, что меня беспокоила рана Бофора. Мы вернулись в замок. Было еще очень рано. Гримо. Наши женщины и я оказали герцогу первую помощь, и я отправился в Блуа за доктором.
-Ты сам? - удивилась Шевретта, - Разве нельзя было послать слуг?
-Дорогая, это же конец тридцатых! Время Ришелье! Была дуэль. Я считал, что необходимо соблюдать осторожность. Мои люди мне преданы, но я не уверен был, что они могли бы объяснить в нужной форме врачу, что случилось. Не писать же на бумаге, правда? А нас могли услышать посторонние - доктор был популярен в Блуа, у него всегда были посетители. Итак, оставив Бофора на попечении Гримо и женщин, я отправился за доктором. "Господин граф! - удивленно воскликнул врач, - Не случилось ли чего с вашим малышом?" - "Слава Богу, доктор, малыш прекрасно себя чувствует, - ответил я, - Но с одним из моих друзей произошел несчастный случай, и он нуждается в вашей помощи". - "Что-нибудь серьезное?" - "Надеюсь, нет. Мой друг упал с лошади во время охоты и получил травму. Но я счел необходимым проконсультироваться с вами".
-Падение с лошади, - улыбнулась Шевретта, - Очень оригинально для прикрытия дуэльной раны!
-Скажи лучше - банальная уловка, но, тем не менее, падение с лошади - наиболее вероятный источник травматизма.
"Я готов", - сказал врач, укладывая свое имущество. Посетители откланялись, мы сели на коней и помчались по дороге, ведущей к Бражелону.
-Была дуэль? - спросил доктор.
-Я не стал бы вас беспокоить из-за такого пустяка, как падение с лошади.
-Не скажите, господин граф, падение с лошади может даже к смерти привести.
-Если всадник неопытный.
-Согласен. Впрочем, я понял вас с полуслова. Кто "больной"?
-Герцог де Бофор.
-О! Юный дуэлянт!
-Юный лихач, скажем так, доктор. Герцог любит быструю езду.
-Я тоже. Поспешим!
Дело в том, дорогая, что этот милейший человек - я доктора имею в виду - когда-то был в нашей армии под Ла-Рошелью. Я узнал его, когда поселился в своем поместье, и мы возобновили знакомство.
Лошади бежали ровной рысью. Вскоре мы были в замке.
Дальше рассказ Атоса будет передан в сокращении. Автор вынужден упустить подробности, неизбежные при беседе. Речь, разумеется, пойдет от третьего лица.
Когда Атос и доктор вошли, или, лучше сказать, вбежали в комнату, где находился раненый герцог де Бофор, они увидели нечто экстраординарное. Бофор полулежал в кресле, облокотясь раненой рукой на подлокотник. Здоровой рукой герцог ловил мячик, который кидал ему малыш, наследник, сын графа де Ла Фера - Рауль. Атос и врач испугались, что от резких движений у герцога откроется рана. Беспечный герцог продолжал игру с малышом. "Ловите, господин виконт!" - крикнул герцог. "Господин виконт", которому в то время шел второй год, поймал мячик и засмеялся. Бофор улыбнулся ребенку, но от Атоса не ускользнуло, что улыбка была вымученная, и герцог прикусил губу от боли.
-Рауль! Монсеньор! - крикнул он.
Врач подошел к герцогу. Малыш обернулся к отцу, и, не то испуганный, не то обиженный, расплакался.
-Не пугайте ребенка, господин граф, - заметил доктор, - С герцогом все в порядке.
-Вы правы, - сказал граф, подхватил малыша на руки и стал успокаивать ребенка глупыми ласковыми словами, которые обычно говорят детям такого возраста. На синих глазах "господина виконта" слезы высохли, хотя малыш все еще вздрагивал.
-Я никогда не орал на него, - виновато сказал граф.
-И впредь не орите, - улыбнулся доктор, - Лучше сюсюкайте.
Малыш, хоть и успокоился, смотрел на окружающих немного обиженно.
-Виконт замечательный парень, - сказал Бофор, - Он понял, что дядя заболел и решил меня утешить. Взгляните! Он притащил мне все свои сокровища! - у ног Бофора возвышалась гора игрушек.
-Бо! - сказал малыш, - Бо - бобо!
"Бо" - так наследник графа называл герцога, еще не умея выговорить "Бофор". А слово "бобо" не нуждалось в переводе с детского. И герцог рассказал другу, как прекрасно он провел время в его отсутствие с "господином виконтом", как наперегонки он поглощали завтрак, и как "жалел" "приболевшего" герцога наследник графа. "Кроха такая, а понимает!"
-У вас очень нежный ребенок, - вполголоса заметил врач, - Он все еще не может успокоиться.
-Дайте-ка, я его успокою! - сказал Бофор, - Топай ко мне, карапуз! Продолжим игру! Лови!
...Игра в мяч, как мы знаем, очень нравилась герцогу де Бофору.
И в тридцатые и в сороковые годы. Но через десять с лишним лет у герцога будут партнеры повзрослее, чем малыш Атоса.
...Шевретта выслушала рассказ Атоса с задумчивой, мягкой улыбкой. Ее прекрасные синие глаза затуманились слезами.
-Я расстроил тебя? - тихо спросил он.
Она покачала головой.
-Да нет же, - проговорила она, - Это от нежности. Как жаль, что в те годы я была так далеко от вас.
... Такой тоже не знали герцогиню де Шеврез. Как удивились бы ее враги - кардинал Ришелье, Рошфор, де Вард-старший, Мазарини и прочие! Они ее боялись - даже Ришелье. Боялись, что ироничная, остроумная, насмешливая герцогиня выставит их в смешном свете. А быть смешными для сильных мира сего и их приближенных непереносимо! А теперь несмешливая, язвительная, ироничная Шевретта проливает слезы как девчонка из-за историй двадцатилетней давности.
И Атос прервал свой рассказ, не желая расстраивать Шеврету. Он щадил ее, и она щадила его. А она подумала: "Он обожает сына,... Если с нашим мальчиком "что-то" случится на войне (она боялась додумывать это "что-то").... Он не переживет удара".
И ей стало так жаль любимого, сына, себя, что она прижалась к его плечу и отчаянно, по-детски расплакалась. Все имеет предел, и графиня уже не нашла в себе сил поддерживать и внушать надежду мужу. Ей самой отчаянно нужно было, чтобы ее утешали, успокаивали. И Атос понял это. Он стал говорить ей ласковые глупости, который автор из уважения к интеллекту графа де Ла Фера здесь не приводит. Но глупые наивные слова были очень нужны умнейшей из женщин Семнадцатого Века в минуту тоски и тревоги!
-И я знаю, как их успокоить, - сказал Атос,- Поедем путешествовать, и чем скорее, тем лучше. Но раз уж мы столь внимательны к прошлому, позволь узнать, на чем основана твоя уверенность в том, что барон де Шаверни, человек, которого Роже де Шаверни считает своим отцом, умер.
-Теперь моя очередь рассказывать, - сказала боевая подруга.