Аннотация: Вся вторая часть романа "Большая прогулка".
Большая прогулка.
Часть вторая.
Дочь Бофора.
Если действительность недоступна, чем плоха тогда мечта? Пусть я не та, которую они потеряли, для них я нечто лучшее - идеал, созданный их мечтой.
Рэй Брэдбери. "Марсианские хроники".
-Сначала там был Париж.
-Что ж тут плохого?
-Я в жизни и не мечтала побывать в Париже. А теперь ты навел меня на эти мысли. Париж! И вдруг мне так захотелось в Париж...
Рэй Брэдбери. "Вино из одуванчиков".
1. Монастырская дорога.
2. Девушка.
3. Воспоминания о Фронде.
4. Художества мадемуазель де Бофор.
5. Вокруг да около Бражелонского замка.
6. Бофорочка в "Поющей свинье".
7. О том, что видела аббатисса монастыря Сен-Дени из окон своей обители 1 апреля 1662 года.
8. Холодный камень Сен-Дени.
9. Шевалье де Сен-Дени.
10.Баллада для графа де Шале.
11. Фрондерский цветочек.
12.Во дворце герцога де Бофора.
13.Никогда не говори "никогда".
Глава 1. Монастырксая дорога.
В конце марта 1662 года по дороге, что вела в монастырь Святой Агнессы, во весь опор, разбрызгивая воду в лужах, мчался всадник в мушкетерском плаще.
Не доезжая до монастыря пол-лье, мушкетер спешился, и, взяв коня за повод, повел его в лес, напрямик, по еле заметной тропинке. Животное послушно следовало за хозяином. Вскоре молодой человек исчез в чаще, и только треск сучьев и шорох говорили о его присутствии. При всем желании даже в подзорную трубу невозможно было рассмотреть ни синий плащ королевского мушкетера, ни его черного коня.
Минут через семь-десять после того, как лошадь и всадник исчезли в лесу, послышался тот же шум, и на дорогу вместо юноши вылезла горбатая старуха. В драном чепце, засаленных перчатках, каком-то нелепом балахоне, замотанная шарфом серо-коричневого цвета, она заковылала по дороге, опираясь на палку. "Итак,- бормотала "старушонка", стараясь хромать как можно естественнее и подражать походке старой нищенки, - Посмотрим, все ли мы предусмотрели. Не свалился бы горб, черт его побери!" Ощупав горб, мнимая бабулька убедилась, что все в порядке. "Шпага из-под балахона не торчит, пистолеты за поясом исправны, я только что их проверял. Кинжал наточен. О, да у меня, образно говоря, целый арсенал! Никакой враг мне не страшен! И все это для того, чтобы пробраться в монастырь Святой Агнессы и переговорить с мадемуазель де Бофор..."
На пути "старушонки" возникла огромная лужа. "Дьявольщина! Что твой пролив Па-де-Кале," - выругалась "нищенка". Подобрав балахон, решила было перепрыгнуть лужу. Спохватилась. Попыталась обойти препятствие, но сразу же рассмеялась. "Да разве нищая бабка станет так подбирать подол? Так может держать юбку принцесса Генриетта или ее смазливые девчонки-фрейлины, но уж никак не старая нищенка! Вы деградируете, сударь! Ах, сударь, сударь! Как мало вы знаете свой народ, и какой никудышный актер из вас получился бы, если бы вы родились не бароном, а волей судьбы стали комедиантом. Но ведь вы, господин барон, бывший фрондер. Забыли вы уроки Фронды. Фрондеры должны были играть свои роли лучше, чем труппа модного ныне господина Мольера, ибо для вас плохо сыгранная роль - не свистки, не гнилые помидоры, что полетят на сцену, а просто-напросто смерть. И уроки своего капитана ты тоже подзабыл. А ведь все это нам скоро ой как пригодится! Плохо, сударь, плохо! Деградация полная!"
И, велев себе сгорбиться и шаркать ногами, молодой мушкетер прошел по луже, хотя стройному, полному сил барону было очень трудно воплотиться в образ нищей старухи. Натянув шарф повыше, барон огляделся по сторонам и продолжил свой путь по размытой весенней дороге. "Мне бы только встретиться с мадемуазель де Бофор или с настоятельницей, - продолжал размышлять молодой человек, - А если я, не дай Бог, напорюсь на эту жирную дурищу сестру Урсулу, что сидит как сыч у ворот монастыря и гавкает на всех, она разглядит под шарфом мои усы, тогда все пропало! Ах, дурак я, дурак! Взял бы да сбрил к чертям, так нет, пожалел, решил рискнуть: была не была... Но теперь мне так и мерещится, как эта вредная монашенка останавливает меня и орет дурным голосом: "Мужчина в монастыре! Конец света!"
Тут барон усмехнулся: "Да уж, для сестры Урсулы любой мужчина - конец света, она почему-то вбила себе в голову, что всякий представитель сильного пола - угроза для ее чести, хотя навряд ли найдутся добровольцы на такое дело. Я, например, предпочел бы лишиться головы, чем поцеловать сию толстуху, которая своим присутствием в этой обители подтверждает правило "в семье не без урода", ибо прочие жительницы монастыря Святой Агнессы - очень милое общество, и мне лично не будут угрожать мушкетами, сейчас не 1653 год! Но, случись бестолковой Урсуле, завидев мои усы, ударить в колокол, мое инкогнито будет раскрыто, и тайный разговор с мадемуазель де Бофор не получится.
Эх! Было бы чего жалеть! Подумаешь, усы! Но как в Париж явиться без усов, словно я желторотый сопляк, а? Но как без усов покидать Париж, быть может, навсегда. Ведь я поеду рядом с герцогом де Бофором, как начальник его охраны. А за то время, что нам остается жить на родине, мне никак не отрастить приличные усы. Наверно, это очень глупо, может, ребячливо, но мне все-таки хочется, прощаясь с Парижем, понравиться его жителям, особенно жительницам, ведь, право, не поручусь, что мы все вернемся... А что, если меня не впустят в монастырь и не дадут увидеть ни аббатиссу, и мадемуазель де Бофор? Тогда придется забираться самому. Для этой цели пригодится мое фрондерское снаряжение, которое спрятано вместе с моим конем и шляпой в пещере на Холме Кабанов. Правда, придется возвращаться за всеми этими причиндалами... Надеюсь, за время моего отсутствия никто не украдет ни моего коня, ни мою шляпу. Я, право, затрудняюсь ответиить, что я предпочел бы потерять: и конь и шляпа мне дороги одинаково. Моя шляпа своего рода талисман, и, пока я ношу ее, я верю, что неуязвим! А черное перо на шляпе, что вчера подарил мне Бражелон, отцепив от своего роскошного черного султана - это мой протест, мой траур по Фронде, погибшей уже девять лет назад... Но знать об этом Двору не обязательно: перо подходит к масти моей лошадки, только и всего! Вот как странно получается: дети Всадников с Белыми Перьями на шляпах стали носить черные султаны, бросая этим вызов деспотической власти Людовика Четырнадцатого. Белые Перья на шляпах наших родителей говорили: "Генрих Четвертый жив! Генрих Четвертый с нами! Мы не принимаем его смерть!" Черные перья на шляпах детей не говорят открыто: "Долой Людовика Четырнадцатого!", но наши Черные Перья - наш траур, наш протест, наша боль..."
Тут барон вздохнул, в задумчивости угодив в новую лужу, еще глубже предыдущей, но даже не заметил, что шлепает по глине, пока не увяз в своих красивых ботфортах и совсем замочил подол балахона. Выбравшись на сухое место, барон продолжил свои размышления: "Но если черный султан на шляпе Рауля - траур по его любви и вызов Людовику, на раззолоченной шляпе которого красуются перья всех цветов радуги, то черный султан Оливье - траур по Фронде, по тем лучшим годам моей жизни, что пролетели так быстро, начались так весело, а кончились так печально..."
Путешественник, в котором читатель наверняка узнал молодого барона де Невиля, завидел стены монастыря Святой Агнессы, остроконечную пирамиду колокольни и само здание готического монастыря, свернул с дороги на узкую тропинку и зашагал к монастырским воротам, вновь стараясь войти в роль старой нищенки.
"Все же, тогда, в пятьдесят третьем, когда с Фрондой все было кончено, и меня, раненого, прятали здесь монашенки, мне легче было играть роль больной девицы Оливии... Да Оливье де Невилю и не нужно было играть роль мадемуазель Оливии, потому что я валялся в беспамятстве, когда к монастырю рвались мазаринские солдаты, а вооруженные чем придется монашенки стояли на галерее... И Бог знает, уцелели бы мы все, если бы каратели ворвались в монастырь... Насколько я знаю злодея де Фуа, - тут серые глаза де Невиля потемнели от ненависти, - его головорезы не оставили бы тут камня на камне, а монахини, защищая свою добродетель, были готовы на все... Правда, королевские всадники, к сожалению, не фрондеры, к счастью, не убийцы, прогнали де Фуа с его мародерами... Королевские всадники подоспели вовремя. А теперь я должен успеть! Вперед, барон! Я делаю СВЯТОЕ ДЕЛО - как мы любили говорить в те счастливые времена, и да пошлет мне удачу Господь!"
Глава 2. Девушка..
Барон был уже у самых ворот и лихорадочно придумывал предлог, чтобы постучаться. Сочинил наш молодой человек нечто жалобное: "Милосердные сестры, подайте хлеба вдове доброго католика, отдавшего жизнь за Его Величество под стенами Ла-Рошели..." "Милосердные сестры..." - проблеял барон жалобным голосом, но тихо рассмеялся - так мало просящих интонаций было в его обращении. "Право, я никуда не годный комедиант", - вздохнул Оливье.
Тут ворота монастыря распахнулись и сразу же захлопнулись, выпустив всадницу на светло-серой лошади. Барон шарахнулся в нишу монастырской стены. Всадница поправила длинную серую накидку, вскинула головку, на которой лихо, по-мушкетерски сидела широкополая шляпа с длинными белыми перьями, маленькой ручкой в серой, под цвет накидки перчатке, погладила по шее лошадь, весело воскликнула:
-Хэй! Вперед, Звездочка! - и понеслась вокруг монастырских стен.
Девушка, в которой барон де Невиль сразу узнал герцогиню де Бофор, совершала свою обычную верховую прогулку.
-Она! Анжелика! Какая удача! - обрадовался мушкетер, - Сейчас я ее перехвачу по дороге!
И, решив это, Оливье де Невиль уселся на поваленное грозой дерево и стал ждать, пока мадемуазель де Бофор, сделав круг, покажется с другой стороны. Девушка появилась через несколько минут. Оливье заковылял навстречу. Анжелика де Бофор придержала Звездочку и подъехала к барону.
-Молодая госпожа, - заскулил барон, - Подайте хоть корочку хлебушка несчастной вдовушке доблестного королевского солдата, проливавшего кровь за короля Людовика Тринадцатого под стенами гугенотской цитадели, крепости Ла-Рошель...
-Конечно, бедняжка! - доверчиво воскликнула Анжелика де Бофор, - Конечно, мы тебя накормим! О, несчастная Франция! Разве ты не получаешь пенсию за мужа?
-Ни гроша, барышня, - заныл барон, - Ни гроша ломаного не платит король за моего солдатика, убиенного в кровавой схватке с гугенотами... А какой герой был! - Оливье всхлипнул.
-Какая чудовищная несправедливость! - пылко сказала девушка, - Безобразие! Я постараюсь помочь семье ветерана Ла-Рошели. Как тебя зовут?
-Пьер, - назвал готовый рассмеяться барон первое пришедшее в голову имя.
-А дети у вас есть? - участливо расспрашивала девушка.
-Да, мадемуазель, - продолжал легенду де Невиль, - Целый десяток!
-Ой, бедненькая! С ними, наверно, столько хлопот!
-Еще бы, милая барышня! Десять голодных ртов и все пищат: "Мама, матушка, дай хлебушка...", да за мамкину юбку держатся.
Герцогиня де Бофор пошевелила губами, что-то вычисляя и вдруг сказала:
-Постой-ка! Как могут "пищать" дети ветерана Ла-Рошели, когда осада была более тридцати лет назад, и твоего мужа, как ты только что сказала, убили под стенами крепости Ла-Рошель? Что-то долго растут дети героя! Ты меня дурачишь! Ну-ка, посмотри на меня!
"Пора кончать этот маскарад," - подумал Оливье, откинул шарф с лица и выпрямился, роняя свой горб.
-Увы! Мне пришлось прибегнуть к переодеванию, чтобы увидеть вас, герцогиня. Но судьба сама послала вас мне навстречу.
Анжелика выхватила пистолет из седельной кобуры:
-Ни шагу, или я прострелю вам череп!
-Да вы что, мадемуазель де Бофор! Я ваш друг! Друг! Понимаете? И почему женщины в каждом мужчине видят угрозу для своей чести? Я барон де Невиль! Оливье де Невиль! 1653 год, Фронда, - он вздохнул ,- Вернее, ее конец... Вспомнили? Помните "мадемуазель Оливию", у которой была очень сильная лихорадка...
-Подхваченная "в одной из последних фрондерских баталий", - сказала Анжелика, доверчиво улыбаясь. Она спрятала свое оружие, и, улыбаясь, протянула руку барону, - Здравстуйте, дорогой де Невиль, я очень рада вас видеть! Но... почему такая таинственность, барон?
-Мне необходимо говорить с вами, герцогиня. А какой повод я мог придумать, чтобы встретиться с вами по всем правилам? В женские монастыри не очень охотно впускают мушкетеров.
-Что правда, то правда, Оливье, - засмеялась Анжелика, - Но скажите - что-нибудь случилось?
-Я расскажу вам все новости, герцогиня, но это поваленное дерево - не очень удобное место для беседы.
-Идемте со мной, Оливье, - решительно сказала Анжелика, - Я велю, чтобы вас пропустили. Только пусть бедная вдовушка героя Ла-Рошели опять спрячет усы и не говорит ни слова. Не очень-то опытный вы заговорщик, барон! Может быть вас лучше выдать за Марго, городскую сумасшедшую?
-Марго? Блаженная Марго? Господи, ведь Марго давно убита. При осаде Города. Разве вы не знали?
-Нет, Оливье. Как это случилось?
-Марго закрыла собой рыжего мальчугана, который кидал камнями в солдат, защищая последнюю баррикаду на Ратушной площади... ее могила в саду возле собора Святой Агнессы, и детишки, которые в дни Фронды дразнили ее и кидались камнями, выросли и теперь приносят цветы на ее могилу...
-Несчастная, - прошептала Анжелика, и ее красивые глаза медленно наполнились слеземи, - Вы уверены в этом?
-Мадемуазель де Бофор, я видел это собственными глазами.
-Почему же аббатисса мне ничего не рассказывала?
-Аббатисса, видно, не хотела вас расстраивать, - сказал де Невиль.
Анжелика и Оливье молчали несколько секунд. "Бедная Марго", - повторила Анжелика, встряхнулась, дотронулась до плеча задумавшегося Оливье, погруженного в свои воспоминания.
-Оливье, друг мой, идемте... Закройте лицо получше.
Девушка сама поправила шарф на лице де Невиля. Мушкетер молча последовал за герцогиней де Бофор, которая решительно постучала в ворота монастыря ручкой своего хлыстика, и, ведя в поводу Звездочку, прошла, подобрав подол амазонки, на территорию монастыря Святой Агнессы, не обращая внимание на ворчанье сварливой толстухи Урсулы: "Молодая герцогиня опять какую-то оборванку привела! Занесут они нам, ваши нищие чуму, оспу, проказу - вот увидите! Зря, зря аббатисса потакает вашим причудам!"
Глава 3. Воспоминания о Фронде.
Анжелика и Оливье прошли по коридорам монастыря Святой Агнессы и остановились перед резной деревянной дверью, ведущей в комнату герцогини де Бофор.
-Я работала, - смущенно пояснила Анжелика, - Поэтому там беспорядок. Но вы не обращайте внимания. Прошу вас, барон!
Пропустив молодого человека, Анжелика из предосторожности закрыла дверь на ключ, уселась и предложила де Невилю занять место подле себя. Барон снял свой балахон и положил рядом с накидкой Анжелики, которую девушка сбросила с плеч, едва переступила порог своей комнаты. Оливье с улыбкой взглянул на дочь Бофора. На вид ей было лет шестнадцать-семнадцать. Из хорошенькой девочки, которую помнил Оливье по фрондерским событиям, она стала настоящей красавицей. Она сняла свою шляпу, и Оливье залюбовался, восхищенно взглянув на девушку. Золотые локоны были уложены в красивую прическу. Лет десять назад малышке Бофорочке такую прическу сделала герцогиня де Шеврез, и Анжелика с тех пор отдавала предпочтение именно этой прическе. С легкой руки герцогини анжеликины подружки назвали прическу "шевретта", и, надо сказать, она была ей очень и очень к лицу - не меньше чем автору - самой герцогине. На Анжелике была синяя амазонка, состоящая из жакета с полукороткими рукавами, скроенными на манер модных в те годы мужских камзолов и длинная юбка. Из-под полукоротких рукавов виднелись кружева рубашки, отделанной богатыми итальянскими кружевами. Такие же кружева украшали воротник.
-Вы из Парижа, Оливье? - спросила Анжелика.
-Почти, - ответил барон, - Но сказать, что я прямо из Парижа, милая герцогиня, было бы ошибкой. Я из Блуа, точнее, не из самого города.... Впрочем, не будем пока уточнять мой маршрут. Мы проезжали Блуа с вашим отцом, герцогом де Бофором.
-Вы видели моего отца, господин де Невиль? - живо спросила Анжелика, - Давно ли?
-Только вчера.
-Я так соскучилась по батюшке! - воскликнула Анжелика, - Здесь такая скука!
Де Невиль сочувственно вздохнул:
-Понимаю вас, мадемуазель...
-Но рассказывайте, как он, что нового? У герцога все в порядке? - тревожно спросила герцогиня де Бофор, - Знаете, мой друг, многое о его дуэлях и других... приключениях... я узнаю уже постфактум...
-Не волнуйтесь, мадемуазель, господин герцог в добром здравии. Так вы очень хотите видеть вашего отца? - спросил Оливье.
-Конечно, очень хочу! Но я не могу покинуть монастырь, пока герцог не вызовет меня сам, и мне остается только ждать его.
-Кажется, у вас есть шанс встретиться с герцогом и без его вызова, - промолвил барон.
-Каким же образом, сударь, я, право, не понимаю? - удивилась Бофорочка.
-Попросите аббатису отпустить вас в Париж попрощаться с герцогом де Бофором. Причина важная; она не сможет отказать вам, я уверен.
-Попрощаться, вы сказали? Мой отец уезжает?
-Да, мадемуазель.
-Куда же?
-На войну...
-На войну?! - вскричала Анжелика, - Боже мой! Отец как-то писал, что, возможно, скоро уедет и надолго.... Но я не думала, что так скоро... Я думала, это лето мы проведем вместе.... А с кем же мы будем воевать, ведь Мазарини умер, с Испанией мир, с Англией тоже, и Фронда давно закончилась.
-С мусульманскими пиратами, мадемуазель Анжелика.
-Ой! Правда?
-Истинная, правда! А вы сможете проводить герцога - Великого Адмирала.
-Настоятельница, конечно, меня отпустила бы.... Но если отец рассердится? Он сам непременно заедет ко мне попрощаться. Не могу вспомнить, чтобы герцог пускался в опасное предприятие, не поцеловав меня на прощанье! В детстве я очень радовалась неожиданным визитам и подаркам герцога.... А потом, уже стала кое-что понимать.... Но аббатиса? Как ей объяснить? Что придумать? Письмо от отца? Но где это письмо - она велит показать.... А вас я ей не могу предъявить, сами понимаете.... Надо что-то придумать. Это все ваши новости, милый Оливье? А вы, вы-то сами? Как вы поживаете?
-У меня все отлично - я тоже уезжаю с герцогом де Бофором, мадемуазель Анжелика. Мне поручена личная охрана его светлости.
-Берегите отца, господин де Невиль! Обещайте мне это!
-Слово дворянина, мадемуазель!
-Да хранит вас Бог, - прошептала Бофорочка, - Опять война.... И когда же закончатся все эти войны?
Де Невиль молча, пожал плечами.
-Благодарю вас, барон, что предупредили меня... Вы.... Это все, что вы хотели мне сказать?
-Не совсем.... У меня к вам... просьба не просьба... Я хотел поведать вам некий секрет, скажем так.... Но сначала...
Анжелика! Вы помните Фронду?
Анжелика сидела в кресле, прищурив глаза и задумчиво смотрела мимо барона де Невиля в окно. В ее сознании проносились картины пяти лет гражданской войны.
...Герцог де Бофор, окруженный своими всадниками во дворе Вандомского дворца...
...Парижские улицы. Шумная толпа. Она, Анжелика, в венке из колосьев сидит перед отцом в седле, а Бофор машет шляпой, отвечая на приветствия народа...
... Великий Конде, который не то в шутку не то всерьез назвал ее "Юной Богиней Фронды" и молодые дворяне из его свиты, "Ангелочки Принца Конде"...
...Рогатка-Фронда, подарок графа де Ла Фера, символ Фронды. Рогатка, которая служила залогом в карточной игре Анжелики и короля Людовика Четырнадцатого, в те годы еще ребенка...
...Вандомская охота - первая в ее жизни взрослая охота... Прикрытие для тайного совещания фрондерских лидеров...
...Грохот пушек, от которых дрожали стекла витражей в монастыре Святой Агнессы...
...И многое другое...
-Да, Оливье, я помню Фронду, - прошептала Анжелика, - И буду помнить всю мою жизнь...
-Вы были тогда совсем ребенком, мадемуазель де Бофор, но я позволю себе напомнить вам о некоторых событиях, имевших место около девяти лет тому назад...
-Это были в основном грустные события, - печально сказала Бофорочка, - Фронда была разбита. Восставший город захватили королевские солдаты. Началась резня.... В этой бойне погибли многие наши друзья... Горожане сопротивлялись отчаянно, но силы были слишком неравны. Пушек на стенах Города, как когда-то мечтала его сеньора, герцогиня де Шеврез, не оказалось...
-Вы не совсем правы, милая принцесса, - уточнил де Невиль, - Как участник восстания в Городе, позволю заметить, что одна пушка у нас все-таки была. Ее, между прочим, выкрали то ли слуги, то ли пажи герцогини, подпоив солдат короля. Мы звали нашу пушку Королевой... Но что там одна пушка, когда на Город шел артиллерийский полковник граф де Фуа с целыми батареями! А о защите Города я сейчас не буду говорить... Право, не стоит о грустном. Скажу только, что, когда последняя баррикада между Ратушей и Собором готова была пасть, наш предводитель, граф Генрих Д'Орвиль велел мне выбираться из Города... Мне как раз тогда в плечо попала мушкетная пуля... Я должен был передать записку вдове его брата, вашей аббатиссе.... В город уже ворвались солдаты графа де Фуа.... А я выбрался через пролом в крепостной стене недалеко от ворот Сент-Женевьев. Мне, наверно, не добраться бы живым до монастыря святой Агнессы.... Но, хотя в пригородном лесу я и наскочил на королевскую армию, мне повезло - дорогу контролировали кавалеристы виконта де Тюррена.
Ребята Тюррена оказались моими знакомыми и пропустили меня... по старой дружбе. А я попросил их перехватить инициативу у графа де Фуа и пощадить побежденных горожан, в чем они меня заверили с всей искренностью, так как их командир, господин де Тюррен, уже был на подходе. И слово свое сдержали: Тюррен, явившись в Город со своими всадниками, велел графу де Фуа прекратить террор по отношению к населению. Горожане кричали: `'Милосердия! Милосердия!'' Повстанцы братались с тюрреновцами. И господин де Тюррен предупредил полковника, что всякий из его людей, пойманный на месте преступления - а в Городе начались грабежи, пожары, насилие, мародерство - будет повешен на месте. Тюррен и его люди руководили тушением пожаров. К ним присоединились и горожане. Город был спасен, а граф, чуть не предавший мятежный Город огню, по приказу виконта де Тюррена убрался из Города под улюлюканье мальчишек и проклятия женщин.
-Молодец Тюррен! Впрочем, дорогой Оливье, об этом я знала... со слов участников тех событий.
-Но граф де Фуа начал хозяйничать в окрестностях. Его люди окружили монастырь, и мы, уцелевшие фрондеры, вновь оказались в опасности. Как зловещая тень, появлялся этот страшный человек, грабил фрондерские замки, наживая на войне огромное состояние. Правда, от монастыря Святой Агнессы его спровадили кавалеристы Тюррена, чуть не вступив с ним в драку...
-И это я помню, - прошептала Бофорочка, - Мы все тогда чудом остались живы, дорогой Оливье...
-Но вот в замок графа де Линьет они не успели...
-А сейчас полковник де Фуа генерал, если я не ошибаюсь, - промолвила Анжелика.
-Вы не ошибаетесь, мадемуазель де Бофор, - сдерживая ярость, сказал де Невиль, - Но я не о графе де Фуа собирался вам говорить, это так, образно говоря, к слову пришлось.... Но, раз уж к слову... Племянник графа, Серж де Фуа, сын его старшего брата, фрондер, попал к дядюшке в плен, когда Конде потерпел поражение от королевской армии при битве в Дюнах. И знаете, что предложил дядюшка, чтобы сохранить жизнь родному племяннику? Подписать бумагу, по которой майорат достанется ему, а не законному наследнику, молодому графу. Он прямо так и заявил, что мятежникам замки и земли ни к чему, и, если де Фуа-младший не хочет быть повешенным, пусть немедленно подписывает отречение от своих прав в его, дядину, пользу. Повешенным молодой де Фуа, конечно, быть не хотел. Плюнул и подписал, в обмен на жизнь и свободу. И остался без гроша.
-Вот негодяй! Стойте-ка! Это тот самый граф, старый хрыч, который женился на Жюльетте де Линьет? Вы вроде за ней немного ухаживали, барон, когда начали поправляться...
-Не то чтобы очень... Я просто старался быть учтивым с барышней.... Тогда, Юная Богиня Фронды, я не такой уж был шалопай, извините.... И воспитанницу Жюльетту де Линьет я почти не помню - лихорадка, ранение. Вот вас и вашу подругу Женевьеву я помню лучше.
-Да, правда, я забыла. Брат-близнец увез сестричку, еще, когда у вас было "состояние средней тяжести", и вы не могли запомнить будущую графиню де Фуа... А Женевьеву вы вспоминаете?
-Ребячество, мадемуазель де Бофор! - улыбнулся Оливье, не собираясь посвящать невинную дочь герцога де Бофора в тайну своих отношений с повзрослевшей Женевьевой, женой богатого маркиза.
-Но, раз уж мы заговорили о моей ране, я позволю себе напомнить вам, как вы, наша крошка-Анжелика, помогали в те роковые дни аббатисе. Простите, воспоминания нахлынули... Ох! Черт побери, черт побери сто раз того сукиного сына, что всадил мне в плечо пулю из своего окаянного мушкета! У меня глаза лезли на лоб от сумасшедшей боли, когда аббатиса пыталась извлечь пулю.... А потом, когда этот кошмар закончился, помню, как вы, крошка наша, ангелочек, вы вытирали кружевным платочком своим с бофоровским гербом и вашим инициалами пот с моего лба. Ваше нежное личико склонилось к моему изголовью. Вы были тогда такой малюткой, милая Анжелика, и такой доброй девочкой! Помню, у вас еще волосы были повязаны голубой ленточкой и распущены по плечам, самая модная в те годы прическа - аль-анфан, под Людовика Четырнадцатого.... И вы говорили мне такие милые словечки! "Не плачьте, барончик, не плачьте, миленький, хорошенький", и все это так мило, по-детски, вашим нежным детским серебристым голосочком. Мне тогда вы очень помогли, маленькая дочь герцога де Бофора! Именно вы, а не ваши старшие товарки! Вот я и решил, вспоминая ваш нежный лепет - ведь я не плакал при вас.... А было от чего не то, что плакать - орать!..
-Что вы решили, Оливье?
-Сейчас, соберусь с мыслями... А вы стали еще прекраснее, и прическа "шевретта" вам очень к лицу. Больше, чем та, детская, с голубой лентой...
-Ну что вы, Оливье... - покраснела Анжелика, - Вы очень любезны, но я... Мне тогда было жаль вас до слез... Вы казались мне таким героем и так мужественно переносили боль! Женщины всегда приходят на помощь, когда мужчинам плохо.... В этом наша миссия на земле - так нас учит госпожа настоятельница.... А вы, как настоящий рыцарь, еще поцеловали руку аббатисе... и мне... и потом уже сознание потеряли...
Оливье улыбнулся, вспоминая пухлую детскую ручонку с кружевным платочком.
-Вы, верно, понимаете ваше миссию на земле, Юная Богиня Фронды.... Так вот что я подумал... Пуля... Что пуля! Я потом даже стал хвастаться этим, с позволения сказать сувениром. На шее ношу, на шнурке - как талисман. Я речь веду к тому, что вы, такая добрая...
-Разве я добрая? Я бываю иногда ужасной злюкой! Де Фуа, карателя этого, я просто ненавижу!
-Я тоже, и не только я. Послушайте, это важно! То участие, которое вы проявили к "вдове солдатика", ваши слезы при упоминании о блаженной Марго, ваше поведение, еще совсем маленькой девочки, когда монастырь укрывал оставшихся в живых фрондеров, - все это говорит о вашем добром сердце, мадемуазель де Бофор.... И, к тому же, вы так же прекрасны, как добры...
-Я просто... стараюсь жить по законам Христа, - смущенная похвалами мушкетера, сказала Бофорочка, - Но это очень трудно, и не всегда у меня получается, хотя я стараюсь. Я ведь католичка.
-Вы ангел, - сказал Оливье, - Ангел-то мне и нужен. И вы мне можете помочь в одном очень сложном деле.
-Нужна моя помощь? - с готовностью спросила герцогиня де Бофор.
-Да, дорогая Анжелика! Очень нужна!
-Что я должна сделать? - спросила Анжелика, - Кто нуждается в помощи? Вы? Отец? Еще кто-то?
-Еще кто-то.... И мне кажется, только у вас, одной в целом мире это получится! Если вы поможете,... а может быть, даже спасете одного человека. Это ведь святое дело, не так ли?
-Разумеется, - кивнула девушка, - Но кто он, и какая опасность ему угрожает?
-Мой друг, - сказал Оливье, - Сейчас вы все узнаете.
Глава 4. Художества мадемуазель де Бофор.(Два слова - и перчатка).
Сразу взять быка за рога и начать трудный разговор о своем друге, которому, как поняла со слов Оливье Анжелика, грозила какая-то беда, молодой мушкетер не решился. Он встал, прошелся по комнате, подошел к окну, взглянул через плечо на столик, где были разложены мотки и катушки разноцветных ниток, золотистой и серебряной проволоки, пакетики с бисером и коробочки с блестками и лежала начатая Анжеликой работа. Она-то и привлекла внимание молодого человека.
-Вы позволите? - спросил барон, смотря на вышивку.
-Насколько я понял ваш замысел, принцесса, это знаменитый граф Роланд, и ваша работа изображает смерть Роланда в Ронсевальском ущелье...
-"Смерть" Роланда? - переспросила Анжелика, - Скажем так... - и покраснела еще сильнее.
-Очень живо схвачено движение, - похвалил барон де Невиль, любуясь начатой вышивкой, - Рука, перчатка... Прелестная работа, мадемуазель де Бофор! Так вы такими видите французских рыцарей?
-Тут еще чего-то не хватает. Видите, я только контуром наметила ангела, который "берет" ...перчатку у Роланда, но, видите? - ангел у меня получился почему-то похож на девушку...
-Ангел похож на вас, мадемуазель, - улыбаясь, заметил Оливье.
-Ой! Оливье! Что это вы говорите!
У Анжелики очень сильно забилось сердце.
-Да вы и так похожи на ангела, - сказал барон.
-Вы это уже говорили, барон де Невиль, и зря! Ну, какой же я ангел? Разве что имя! Но - "Что имя?" - как сказал поэт.
-Как сказала Джульетта, - уточнил Оливье.
-Барон, вы слишком добры. Вот отец, он меня называет и ведьмочкой, и бесенком, и чертовкой.
-Это он любя. В беседе с нами он называет вас своим ангелом. Милый герцог всегда так - в глаза ворчит, ругается, а за глаза восхваляет. Он такой, ваш отец. Вам ли не знать эту его повадку! А согласитесь, принцесса, это лучше, чем в глаза говорить комплименты, а за глаза - злословить, как это часто случается при Дворе нашего короля...
-Я тоже, такая как отец. Но я вредная злючка, и чаще всего ругаюсь и спорю с теми, кого больше всех люблю и уважаю. Им от меня больше всего достается. Если человек мне безразличен, я не спорю и не ругаюсь. И получается, что я обижаю людей против своей воли. Именно тех, кто мне дорог. Разве так поступают ангелы?
-Приму к сведению, - сказал Оливье, - Меня, например, вы еще не обругали.
-Не успела, - вздохнула Анжелика, - Вы же еще ничего не натворили.
Оливье засмеялся.
-Что же касается доблестного рыцаря Роланда, - пробормотал де Невиль, рассматривая анжеликину работу, поворачивая вышивку то вправо, то влево.
-Вам не нравится мой рыцарь? Я только начала, повторяю, барон....И потом, я вышивала... Роланда... таким, каким его вижу.... В моей книге "Песнь о Роланде" картинки просто ужасные! Я даже читать не могла спокойно! Читаю, и скорее страничку переворачиваю. Ну не такие они все! И тогда я решила сделать по-своему. Таким, каким представляю... графа бретонской марки, племянника Шарлеманя...
-Ангельски красивым, с большими синими глазами и длинными кудрями. Вы влюблены в графа бретонской марки, племянника Шарлеманя? Мы, ваши современники, будем ревновать вас к прошлому, - любезнейшим тоном сказал де Невиль.
Не отвечая на лукавый вопрос Оливье, Анжелика проговорила:
-Но история не донесла до нас подлинный портрет племянника Шарлеманя, и я могу представлять его так, как мне угодно. Только не смейтесь надо мной, барон!
-Я и не думаю смеяться, мадемуазель! Мне очень нравится ваш граф, правда! Хотя образ получился, наверно, идеализированный. Это видно даже по незаконченной вышивке.
-Разве это плохо? Роланд, цвет французского рыцарства...
-И не один еще век будет волновать воображение наших прекрасных дам, - все тем же любезным тоном говорил Оливье, - И его трагическая тень... Эх! Мадемуазель де Бофор! Зачем искать героев в прошлом, взгляните повнимательнее вокруг себя.... А знаете, ваш граф мне кого-то напоминает...
Анжелика взяла из рук Оливье свою вышивку.
-Вот еще! Что за глупости вы говорите, господин де Невиль!
Оливье улыбнулся.
-Вы начинаете ругать меня, мадемуазель?
-Извините...Я пыталась создать образ ... идеального рыцаря. И если он у меня получился слишком красивым, приукрашенным, как вы изволили заметить, я не виновата. Я так вижу... Я таким представляю...
-Идеального рыцаря? Не обижайтесь, пожалуйста, дорогая Анжелика, я восхищен вашим искусством!
Анжелика пересела к своему столику и стала сматывать нитки, складывая в корзиночку. Начатую вышивку с графом бретонской марки девушка спрятала в боковое отделение своей корзиночки, прикрыв лоскутками.
"Она, наверно, в куклы еще играет, - подумал Оливье, вздыхая, - Тем лучше.... Или...тем хуже?"
-Вы обиделись, принцесса? - мягко спросил он.
-Я переделаю лицо Роланду, раз он слишком красивый. Просто... я давно не видела... кое-кого...
-Нет-нет, оставьте все как есть, пожалуйста! - возразил Оливье, - Пусть остается таким. Это все-таки легенда. Вы не очень точны в изображении оружия и доспехов, они изображены... наивно, я сказал бы, но именно эта наивность и составляет главную прелесть вашей работы.
-Наивность? То есть, господин де Невиль, я просто дурочка? И, глядя на моих рыцарей, всякий скажет, что их придумала женщина?
-Много ли вы видели мужчин, занятых вышиванием, принцесса? - рассмеялся Оливье.
-Нет, лучше друг друга шпагами колоть, - вздохнула Бофорочка, - Лучше заниматься мужскими делами - палить из пушек, загонять насмерть несчастных лошадей, стрелять в загнанных зверей, жечь города... Я не о технике работы говорю, а о рисунке! Разве вы меня не поняли?
-Доспехи и мечи в эпоху Карла Великого были... немного не такими, - мягко сказал Оливье, - Панцирь Роланда похож, скорее, на кирасу нашего времени, да и легендарный меч - на шпагу семнадцатого века. Мне это даже нравится - вы приблизили к нам древнюю легенду. Конечно, я могу нарисовать вам, как мог выглядеть знаменитый Дюрандаль, конечно, вы можете его скопировать, и никто вас не упрекнет в неточности.... И все-таки ВАШ взгляд на те далекие события останется ВАШИМ взглядом.
-Ничего, ничего, мадемуазель... Я хотел только сказать, что в Ронсевале все было далеко не так красиво, как на вашей картинке, по всей вероятности.... Там было, скорее всего, много грязи и кровищи.... И война, когда видишь ее вблизи, очень отвратительное дело, совершенно лишенное поэзии. Вы, такая утонченная и поэтическая, наверно, считаете теперь, что я грубое животное, не способное, образно говоря, оценить по достоинству вашу прелестную работу.
Анжелика хихинула.
-Ну конечно, - вздохнул Оливье, - По сравнению с моим эпическим тезкой - тем Оливье - я деградирую!
Анжелика захохотала.
-Разве я сказал что-то смешное?
-Не обижайтесь, дорогой де Невиль... Я не только злючка, я еще и хохотушка. Только, образно говоря, не надо... хи-хи-хи!
д-д-деградировать...
Тут лицо Бофорочки стало серьезным, - А то, что вы сказали о войне - правда. Я с вами согласна.
-Поверьте, я успел увидеть кое-что.
-Верю. И, тем не менее, вы снова ее начинаете!
-И, тем не менее, мы снова ее начинаем, - поклонился Оливье, - Но, герцогиня, мы будем драться с мусульманами не хуже, чем рыцари Карла Великого, которыми вы так восхищаетесь!
-Я в этом не сомневаюсь, Оливье. Только... Оливье из Семнадцатого века! Я надеюсь, что ваша судьба будет счастливее, чем вашего эпического тезки из девятого века. Я имею в виду рыцаря Оливье, друга графа Роланда.
-Я понял. Спасибо на добром слове, милая принцесса. И мне хочется верить в это. Но ...как знать? Идея! Когда закончите вашу картинку, подарите ее отцу!
-Мне она разонравилась.... Вот, вы говорили, и в оружии неточности... Отец меня на смех поднимет!
-Что вы! Герцог будет восхищен!
-Героический граф, умирающий на поле битвы, в бою с сарацинами и протягивающий перчатку Богу, и ангел, принимающий ее - вот так сюжет! Вот так подарок уходящему на войну мужчине! Нет, барон, такой подарок может накликать беду! Я лучше вышью ему, может быть, гения Победы, может быть, святого Георгия, покровителя воинов. Или святого Михаила, победителя Сатаны...
-И ваш Святой Михаил будет так же очарователен, как ваш Роланд, герцогиня, - галантно сказал мушкетер, подобрав с пола лоскуток холста с вышитой готической буквой "R", - Вы потеряли, принцесса....
Щеки герцогини де Бофор стали такими же алыми, как тонкие шелковые нитки, которыми она вышивала готическое "R".
-Ах, да, - небрежно сказала она, - "R" - "Роланд". Я выбирала цвет и контур букв для имени... Роланда. Положите эту... тряпочку в мою корзинку, барон.
- Вот еще один, - заметил барон, подбирая второй лоскуток, на котором уже красовалась не одна буква "R", а тонкая иголка герцогини вышила "а" и "о".
-"Rao... - Ро" - прочел барон, - вы сделали ошибку, - Роланд пишется через "о".*
-Ах, это я так, - смутилась Бофорочка, - Я сама не представляю, как это "а" не туда влезла. Я задумалась, и вот... само собой вышло.
Она закрыла пальчиком предательницу-букву "а".
-"Ro" - этот, вишневый цвет лучше, чем тот, алый, на первом лоскутке, барон, как вы находите?
-Вишневый? ...Мне представляется этот цвет более трагическим, чем алый...
-Вишневый - трагический цвет? Скажете тоже! Вишни! Ух, как я их обожаю! И когда они еще цветут... и когда можно есть спелые вишни! Георгины! Я по заданию настоятельницы рисовала с натуры букет георгинов и "отлично" получила! Не думайте, только, что я хвастаюсь, но потом мою акварель аббатиса велела поместить в раму под стеклом, я подписала свою работу, где обычно художники ставят автографы, и мое художество аббатиса послала в подарок королю - когда король на инфанте женился! Гладиолусы тоже бывают вишневого цвета! Это как мечи цветочных рыцарей! Аббатиса мне поручила вышить гладиолусы, и моя вышивка украшала статую Девы Марии на крестном ходе в Ванне, сам епископ ваннский был в восторге! - горячо заступилась за вишневый цвет юная художница, - И... есть еще одна причина, по которой я выбрала именно этот цвет...*
* Бофорочка выбрала вишневый цвет потому, что в годы Фронды Рауль носил что-то типа куртки вишеневого цвета. (У Дюма в "20 лет спустя" - "гранатовый колет"). Цвета, в сущности, близкие по гамме, но "вишневый" наводит на мысль о знаменитом "вишневом плаще" графа де Ла Моля из "Королевы Марго". Узор на куртке составляли серебряные цветы вишен, потому Анжелика де Бофор так восхищается этими цветами. Прочие цветы, упоминаемые принцессой - из парка герцога де Бофора. Это история детского знакомства наших героев, которая в будущем, быть может, будет представлена на
Оливье не знал причины такой увлеченности вишневым цветом. Он не обращал внимания на цвета плащей и курток своих приятелей.
-Краплак красный, сказал бы мой приятель-художник, - пробормотал Оливье, - А я, грубый циничный вояка, совсем деградировавший при этом тупом Дворе, сказал бы, что ваш "веселенький" вишневый похож на цвет запекшейся крови... Впрочем, не слушайте меня, глупого фрондерского подранка. Я говорю глупости... Забудьте мои слова, милая Анжелика.... Знаете, у кого что болит...
-Барон! - вздрогнула Анжелика, - Неужели, через столько лет... у вас еще болит та ваша рана?
Она дотронулась ладошкой до плеча барона де Невиля.
-Оливье. Болит?
-Вовсе нет! - бодро сказал Оливье, - Разве что иногда... моральная, скажем так. Простите, мадемуазель, я все вижу в мрачном свете. Конечно, цвет прелестен...
-Мне кажется, вишневый цвет более благородный, чем ярко-алый. Не киноварь, а кадмий красный, знаете? Алый, будет, наверно, слишком кричащий...
"Алый цвет, - подумал фрондерский подранок, - или кадмий красный, - это только что пролитая кровь". Но на этот раз благоразумно промолчал.
Оливье сказал только:
-Долго же вам придется вышивать эти буквы: "Виват, граф Роланд, Герой Ронсеваля!"
-Нет, Оливье, я вышиваю очень быстро, когда у меня есть настроение.
Анжелика вертела в руках кусочек холста с алой и вишневыми буквами Rao. Барон де Невиль чуть не узнал имя избранника герцогини де Бофор. Если бы четвертая буква была вышита, сердечная тайна раскрылась бы непременно. Но Бофорочка успела вышить только вертикальную полосу следующей буквы "u", которую теперь пыталась выдать за незаконченную "l", а имя своего "рыцаря" - за имя легендарного Роланда.
-Как вам пришла эта идея, мадемуазель де Бофор? - спросил Оливье, - При Дворе сейчас в моде совсем другие темы.
-Дочь Бофора не собирается вышивать каких-то дурацких пастушков и пастушек! - фыркнула Юная Богиня Фронды, - А идея пришла очень просто. Аббатиса, женщина очень образованная, давала мне читать лучшие книги из своей библиотеки, до которых она страстная охотница.... Потом мы с госпожой настоятельницей делились впечатлениями о прочитанном. Мы даже немного поспорили с матерью-настоятельницей насчет графа Роланда. Помните тот момент, когда нужно было, по совету Оливье, позвать короля на помощь. Аббатиса осуждала графа...
-А вы, конечно, защищали!
-Да, барон, лучше справиться самому с врагами.... Но я говорю об