Наш герой вышел из герцогского дворца, и, зайдя за угол, развязал свою маску. Приключения Бархатной Маски окончились. Шевалье де Сен-Дени превратился в Бражелона.
х х х
Завидев своего господина живым и невредимым. Оливен вскрикнул от радости. Парень едва не бросился на шею хозяину. Но сдержался и замер с протянутыми руками. И тут.... Оливен не поверил своим глазам - Рауль сам обнял его! "Ну что ты, дурачок, зря ты волновался, ничего со мной не случилось".
Оливен раньше иногда сомневался в том, что его хозяин хоть изредка думает о его существовании. "Лошадь, тварь бессловесная, и то важнее для него, а я-то человек, - обижался в былые времена слуга, но вывод делал один: - Ничего не попишешь, дворяне!" А сейчас в его сеньоре произошла большая внутренняя перемена. Счастливый очаровательный молодой человек из Дома Генриха Четвертого, занятый всерьез одной своей любовью, волей своего поэтического воображения превративший обыкновенную девушку в святую, и, когда его идеал, божество, святая, спустилась с небес на грешную землю, и не то, что на землю, а по всей вероятности, в постель к королю, бедный влюбленный, так жестоко пробужденный от своих грез жестокой реальностью, прозрел, увидев не только любимую, но и всех остальных людей такими, какие они есть.
Новый Бражелон Оливену нравился больше. Новый Бражелон был умнее, серьезнее, добрее прежнего. Но печаль, переполнявшая душу его господина, с тех пор как Рауль убедился в предательстве Луизы, очень тревожила верного слугу.
А с тех пор как Оливен узнал, что его господин уезжает на войну с герцогом де Бофором, парень и вовсе покоя лишился. Он просился с нам, но Рауль взять его отказался. Виконт еще со времен Фронды считал своего Оливена слишком домашним для войны. Оливен, зная склонность своего хозяина к опасным приключениям, жаловался, бывало: "Черт возьми! Опасные приключения мой виконт просто обожает! Его хлебом не корми, а подавай какое-нибудь лихое приключение. А не дашь, сам отыщет, на это ему везет!" А теперь еще в таком состоянии на войну едет, беды не миновать, сокрушался Оливен и боялся додумывать свои думки до конца. Его начинала бить дрожь. За те несколько часов, что Оливен провел в обществе своего повзрослевшего печального хозяина, парень совсем измучился.
Он стал относиться к своему хозяину с большим уважением - Рауль показал, что умеет любить, отстаивая свою честь и любовь перед королем Франции! Но к этому уважению примешивалось чувство обреченности. Оливена поразила резкая перемена в его господине, за то время, что Бражелон провел в имении, порвав с Двором короля. Оливен решил, что его господин во всей этой истории, гордо выйдя из игры в самый разгар страстей, вел себя как само совершенство, и отныне стал относиться к Бражелону с обожанием. Все что говорил и делал его хозяин, вызывало у Оливена восхищение и внушало страх. А иногда и протест, но протест и уважение. Только о спокойной жизни даже думать было рано. А он мечтал о покое еще со времен фрондерских войн.
Вспоминая своего веселого обаятельного хозяина до истории с Лавальер, Оливен думал, что излишняя доверчивость, пожалуй, единственный недостаток его господина, если доверчивость можно считать недостатком.
"Мой бедный господин, такой умный и образованный, иногда поражал меня своей чуть ли не детской наивностью в практических вопросах. Он судил о людях по себе, а люди.... Ох, люди, люди! Если бы люди были все, такие как мой господин, не было бы ни войн, ни убийств. Все жили бы в мире и согласии. Но в этом подлом мире чаще-то и убивают самых лучших. Таких как он. А я не хочу, чтобы его убили!"
И Оливен - а по разговору с Розой читатель понял, как глубоко сочувствовал слуга любовной драме своего хозяина - тоже изменился. Он перестал сдерживаться. Он резал правду-матку и говорил Раулю все, что думает. И обязанности свои выполнял лучше, чем обычно, старался изо всех сил. Но - странное дело! - Рауль как чувствовал, что слуга из кожи вон лезет, выражая свою преданность, и грустно говорил в ответ на все его заботы: "Спасибо, милый Оливен".
И сейчас он произнес те же слова, когда Оливен подхватил плащ, падавший с плеч Рауля, и взял шпагу уже машинально, даже не заметив, что шпага была чужая.
Рауль, шатаясь от усталости, ввалился в свою комнату и бухнулся в кресло. Оливен подбежал к нему. Рауль сидел с закрытыми глазами и тяжело дышал. Оливена встревожила бледность его лица, и он отважился на вопрос:
-Вы не ранены, господин Рауль?
-Нет, - не открывая глаз, сказал Бражелон, - Я просто черто-о-о-вски устал.
-Тогда лягте, отдохните!
-Какой смысл? Уже утро.... Ты.... Не трогай меня, Оливен.... Я.... Я посплю тут минут двадцать.... Право, дружище, у меня нет сил добраться до постели. Я шевельнуться не могу. Я валюсь с ног. И ты... Оставь меня в покое, ради всех святых.
Оливен не послушался. То, что Рауль едва держался на ногах, было видно с первого взгляда, когда он только появился на пороге.
Но, слава Богу, хозяин не ранен, и у Оливена отлегло от сердца.
-Разве можно так изводить себя, мой господин! - сказал Оливен.
Рауль открыл глаза и улыбнулся. Эта улыбка так поразила Оливена, что добрый малый разинул рот. Его хозяин и раньше улыбался, но после истории с Лавальер просто выдавливал из себя печальную улыбку. Синие глаза хозяина оставались грустными. А сейчас - это не померещилось ему -Рауль улыбался по-настоящему, и глаза у него были веселые!
-Я выполнял свой долг, Оливен, - устало сказал он и опять закрыл глаза, почти засыпая.
-Разве вы кому-нибудь должны хоть ливр? - фыркнул слуга.
-Долг... дворянина... - сонным голосом пробормотал Рауль, - Не притворяйся, что не понимаешь, плут.
-Что же, господин дворянин, вы свой долг выполнили, теперь очередь вашего покорного слуги, - весело сказал Оливен. Он присел на корточки и стал стаскивать ботфорты.
-Не трожь меня, Оливен, - сказал Рауль, - Я сплю уже. Оставь меня, отвяжись от меня, я хочу спать. К чертям собачьим!
-Что вы, господин Рауль, будете спать тут в кресле, словно бродяга какой-нибудь! - заворчал Оливен, - Чтобы я позволил вам заснуть в мокрых насквозь ботфортах! Да вы смеетесь! И где это вы путешествовали?
-Долго рассказывать, - ответил Рауль.
Оливен стащил с него ботфорты, принялся тормошить засыпающего Рауля, расстегивая кафтанчик. Рауль зевнул, встряхнулся и добродушно проворчал:
-Я так и знал, что ты от меня не отвяжешься. Господин Оливен, позвольте вам заявить, что вы зануда и педант!
-Господин виконт, - подстраиваясь под тон хозяина, заявил слуга, - Позвольте вам заявить, что я не допущу, чтобы ваша милость тут почивала в этом ужасном кафтанчике, который и бродяга надеть постыдился бы. И вы уже не дитя малое. Одно дело, когда вы, будучи ребенком, набегавшись, засыпали на ковре, и мне приходилось укладывать вас сонного. Виконт улыбнулся, вспомнив как Оливен, сам еще ребенок, говорил ему: "Ваша лошадка прискакала, монсеньор!"
И с визгом и хохотом сваливал малыша в постель.
-Так ваша милость пойдет почивать или мне тащить вас как маленького?
-Пойду, пойду, - ответил Рауль, - Теперь ты меня не дотащишь. Да не бойся, я не упаду, - добавил он, видя, что Оливен готов поддерживать его, словно раненого, - Доконал ты меня, мошенник.
Оливен, подметив и шутки, и мушкетерские словечки в речи своего господина, возрадовался. И когда его сеньор с блаженным видом повалился на пуховики и подушки, а кот спрыгнул со шкафа и улегся в ногах хозяина, слуга опустил занавески, притащил вино, довольно крепкое. Его встревожило, что Рауль то и дело покашливал.
Он на цыпочках пошел из спальни, чуть не ляпнув в полвосьмого утра: "Спокойной ночи!" Рауль окликнул его:
-Оливен!
-Да, господин Рауль! Вам еще что-нибудь нужно?
"У вас всегда должны быть ушки на макушке, и шпага всегда должна быть у вас под рукой. Даже у себя дома, когда вы спите, пусть тогда слуги не спят и держат оружие наготове."
-Кто в доме, кроме тебя?
-Господин Люк и мадемуазель Роза.
-Что они делают?
-Господин Люк спит на диване, он всю ночь писал картину и заснул только перед вашим приходом. Мадемуазель Роза собирается что-нибудь купить к обеду.
-Хочу,... но сейчас я еле языком ворочаю. Ты принеси чего-нибудь, поставишь тут, рядом. Но я не еды просил. У нас на чердаке были мушкеты.... Они целы?
-А куда они денутся? Так и лежат на чердаке, с тех пор, как война закончилась. А почему вы спросили про мушкеты?
-Потому что слуга де Гиша пропил мушкеты своего хозяина.
-Но я - ваш слуга, а не де Гиша, - гордо заявил Оливен.
-Так они исправны?
-А что им сделается? Конечно! Правда, мы столько лет из них не стреляли.
-Приготовь их. Когда Люк проснется, позови его.
-Вы меня пугаете! Что же все-таки случилось?
-Пока ничего, но может случиться. Пожалуйста, мой сланный Оливен,
следи за улицей. Если пойдет кто-нибудь подозрительный, сразу буди меня.
-А мушкеты?
-Мушкеты - в гостиную.
-Да вы что!
-Так надо, Оливен!
Оливен отправился на чердак за мушкетами.
"Надеюсь, все-таки Людовик не узнает настоящее имя шевалье де Сен-Дени", - подумал Рауль, задергивая полог.
"А если уже узнал? И уже подписан приказ о моем аресте? Вопрос в том, кто первый появится - его полицейские или граф де Ла Фер....