Аннотация: Приключения Оливье и Рауля. Как Годо-батька спас Люка Куртуа в минуту отчаяни....
Глава 17. Ангельский период Люка Куртуа.
-С превеликим удовольствием! - воскликнул Люк и побежал к своим холстам, но Годо воспротивился:
-Э, полно, полно, Люк, дитя мое, потом покажешь! Пора подкрепиться! Черт побери! Цыпленочек мой так и просится к вам на тарелки, господа! Люк! А Люк! Ты с утра бегаешь по Парижу, а ведь ушел не евши, и в городе, наверно, перекусить не успел.
-Однако я не хочу, чтобы будущий гений помер с голода, потому что старикан Годо был таким извергом, таким скупердяем и не позаботился о том, чтобы вовремя накормить бедного художника. И вы, господин Рауль, тоже наверняка проголодались.
Рауль хотел отказаться, сославшись на спешку - он чувствовал, что Годо стремится удержать его у себя, воспрепятствовать его опасным замыслам. Но - "отсутствие аппетита" - это его испугало, он как наяву услышал голос старого балагура: "С чего это молодые люди вашего возраста, пробегав целый день, теряют аппетит и отказываются от такого вкусного цыпленочка?"
Видя, что художник стоит с гордо-голодным видом, Рауль решил проявить инициативу и уселся за стол. Люк и Годо - за ним. Поглядывая на Годо (старик потирал руки с хитроватой улыбочкой), Рауль убедился, что хозяин кабачка решил любой ценой не пускать его к герцогине де Бофор, а сейчас, может, взялся спаивать. Годо наполнил кружки.
"Годо-батька судит обо мне по отцу. Представляю, как тут гуляли мушкетеры во времена Людовика Тринадцатого! Но старый плут ошибается. Мушкетер по имени Атос пил тут с друзьями от нечего делать. Но у сына Атоса слишком много дел, чтобы позволить себе выпить лишнего в этом милом обществе", - и, решив это, Бражелон занялся беседой со своими сотрапезниками.
Вдруг внизу раздались истошные вопли, звон, грохот, шум. Годо и Люк, привыкшие к такой какофонии, продолжали пить и закусывать, не обращая внимания на суматоху внизу. Но Рауль вздрогнул, а потом, когда вопли стали повторяться, и послышался один, особенно истошный - он даже удивился, что человек может так орать, он вскочил и спросил своих соседей:
-Да кого же там режут?!
-При покойном короле и не то было, - спокойно заметил Годо-батька, а Бражелон расхохотался и пробормотал:
-Черт возьми, хотел бы я хоть одним глазком посмотреть пирушку эпохи Людовика Справедливого.
Но тут раздался новый вопль, и Рауль опять забеспокоился:
-Да посмотрите, что там происходит!
-Ничего особенного, дорогой виконт, не беспокойтесь, - как же спокойно как Годо сказал Люк, - Господа мушкетеры гуляют.
-Они там поубивают друг друга!
-Не волнуйтесь, я знаю что говорю, - улыбнулся художник, - Здесь это дело обычное.
-Убивать друг друга? - спросил Бражелон.
-Да нет же - шуметь! Вот, слышите?
Новый вопль, чуть ли не поросячий визг, раздался внизу, послышался звон разбитых стекол. Рауль, Люк и Годо подбежали к окну, увидев в окнах нижнего этажа веселую компанию. Кого-то, мешавшего гулякам, раскачали за ноги и за руки и бросили из окна в Сену.
-Только не бросайтесь вдогонку, - захохотал Люк, - Так здесь пьяниц приводят в чувство. Купание в Сене пьяных мушкетеров - одна из традиций Роты гасконца.
-Он же утонет!
-Напротив, протрезвеет. Видите: плывет.
Годо, встревоженный разбитым стеклом, почесал в затылке.
-Все-таки пойду, посмотрю, что эти шалопаи натворили, - проворчал Годо, - Честно говоря, господа мушкетеры Тревиля буянили больше,
чем мушкетеры Д'Артаньяна, - добавил старик, подмигнув Бражелону, - А эта попойка - первый признак, что капитана нет в Париже. Будь здесь капитан, они бы так не безобразничали.
-Пошел требовать, чтобы возместили ущерб, заплатили за выбитое стекло. И, как правило, платить будет не виновник, а самый честный и щедрый! Не факт что самый богатый. Вот увидите! Подобно тому, как в былые времена, по словам дядюшки Годо, господин Атос, - тут Люк изобразил нечто вроде поклона, - никогда не мелочился и бросал на стойку Годо золотые монеты за сломанные Портосом столы или на ленточки для девочек Арамиса. С этого-то и началось более тесное их знакомство.
-Понимаю, - засмеялся Бражелон, - Столы, сломанные Портосом - это я могу себе представить. Но девочки Арамиса - это уже сейчас нечто фантастическое! Вы видели ваннского епископа во всем его величии?
-Это он сейчас напустил на себя строгость и пытается казаться аскетом. Надо же когда-то остепениться.
-Скажите, Люк, с чего это они так разгулялись сегодня?
-Ну,... во-первых, им не нужно искать повод, чтобы устроить пирушку, были бы деньги. Я их понимаю, сударь. Охранять короля - дело суровое, нервы напряжены, надо же и расслабиться. Я хочу добавить, что кабачок дядюшки Годо - их любимое местечко со времен Тревиля, и чужаков здесь не очень-то жалуют, посторонних не принимают в компанию. Я, как постоялец Годо, немного знаю обычаи. И сам Годо очень осторожен в выборе жильцов, в такое уж время мы живем! Мои соседи - школяр Сорбонны да какой-то тихоня-семинрист, словом, народ молодой и искренний. А я тоже стал своим человеком в мушкетерской компании, в основном благодаря моим художествам.
Потому-то я знаю, в чем там дело. Они барона де Невиля на войну провожают. Да, того самого Оливье де Невиля, которого я рисовал весной прошлого года, вашего друга. Вы, может, хотите попрощаться с де Невилем?
-Мне незачем прощаться с Оливье.
-Странно... Ведь он ваш, насколько я знаю, весьма близкий друг, и он уезжает на войну с арабами!
-Я знаю, господин Люк, - сказал Рауль и добавил немного насмешливо: "Я бью арабов, - Оливье сказал, - Мне меч из ножен некогда достать".*
-Ваше дело, господин виконт, не смею советовать, - холодно сказал Люк, вздыхая, - Аой!
-Аой-аой, - пробормотал Рауль, - Дело в том, что мы, можно сказать, едем вместе.
-Вы?! - вскричал Люк Куртуа, - А вы-то зачем? Так вот вы куда собрались.... До меня и не дошло сначала. Вы уезжаете с Бофором! Аой! "С ним будут граф Роланд неустрашимый и Оливье, его собрат любимый..."*
Тут молодой художник замер на полуслове, боясь сболтнуть лишнее, он заметил, как помрачнел его собеседник при этих словах, и, желая как-то выразить свои симпатии, пробормотал:
-Что ж... наверно, боевая компания будет у славного герцога де Бофора... Вы, де Невиль... А я всегда смеялся, вспоминая мою первую встречу с вами и де Невилем тогда, весной, на Новом Мосту.
Помните, господин Рауль?
-Помню, - отозвался Рауль, улыбаясь поневоле.
Вот что они вспомнили:
Ранним весенним утром Рауль бродил по улицам Парижа, погруженный в свои любовные мечтания. Любовь, как известно, иногда лишает сна и аппетита, нечто подобное происходило и с нашим героем.
Спать он не мог, есть тоже, с тех пор как узнал, что Луиза где-то в Париже. Она виделась ему в каждой встречной хорошенькой белокурой девушке. Однажды он заметил девушку, фигурой очень похожую на Луизу де Лавальер, он побежал было за незнакомкой, окликнул ее: "Луиза!" Но девушка обернулась, и, хотя блондиночка была очень мила, Бражелон, ожидая увидеть лицо своей возлюбленной (ему показалось, девушка слегка хромала, как его невеста, но, возможно, девушке просто жали туфельки) - был почти оскорблен, что какая-то горожанка смеет походить на владычицу его
сердца!
Более того, горожаночка кокетливо улыбнулась красивому молодому человеку, давая понять, что не прочь поближе познакомиться с очаровательным юношей. Но надежды ее не оправдались: незнакомец с улыбочкой раскланялся, извинился,
сказал со вздохом, что принял ее за другую. А девушка тоже вздохнула, но долго еще смотрела вслед неизвестному красавчику. А наш герой шел по улице в самом радужном настроении, мечтая о встрече с Луизой. И вдруг на него с балкона свалился молодой человек, ухватился за Рауля, чтобы не упасть и завопил: "Сударь, простите меня, но я спешу! За мной гонится один человек!"
За какие-то секунды Рауль сообразил, в чем дело, засмеялся и разжал эфес своей шпаги. К тому же слова извинения, которые прокричал свалившийся с балкона молодой человек, уже стали для мушкетеров легендарными. Разница была, правда, в том, что гасконец сам гнался за своим оскорбителем, а его мушкетер во всю прыть удирал от погони. В беглеце Рауль узнал барона де Невиля, и хотел, было пошутить насчет того, как меняются времена и нравы, но, заметив погоню и разноголосые вопли: "Смерть ему, смерть! Держи негодяя! Куда он побежал? Ату его!" сказал другу с тревогой:
-За тобой гонится уже НЕ ОДИН ЧЕЛОВЕК, Оливье.
-Бражелон! Дружочек! Спаси меня! - взмолился Оливье, - Видишь, я без шпаги, они убьют меня на месте!
-Успокойся, я знаю тут все закоулки, потому что живу неподалеку.
С этими словами Рауль утащил Оливье за угол, они забежали в подворотню, прошмыгнули в какой-то двор, и там спрятались за винными бочками и телегой с сеном.
-Сядь и говори в чем дело! - велел Рауль, устроившись на бочке, - И не трясись как овечий хвост. Должен же я знать, что произошло. В какую историю ты опять впутался? Ты салился на меня с неба, вернее, с балкона...
-Ах! - воскликнул Оливье,- Правильнее первое, с неба, милый мой, с Неба - с заглавной буквы! Из самого Рая!
-Вот как? - улыбнулся Бражелон, - И где же находится твой Рай, дружище?
Оливье сделал умильное лицо, блаженно вздохнул и прошептал, наклонившись к другу:
-Только тебе... конфиденциально... в спальне маркизы... Женевьевы де ***. Ты понял?
-Теперь ясно, почему беглецы из Рая появляются на улицах Парижа такие расхристанные.
-Да, ты прав, мне надо привести себя в порядок.... Не смейся, Рауль, дела мои очень плохи! Как я на улицах покажусь в таком виде?
Вся одежда Оливье состояла из штанов и плаща, надетого прямо на голое тело. Даже ботфорты бедняга не успел натянуть до конца. Пока Бражелон тащил его в укрытие, ухватив за крылышко мушкетерского плаща, бедный барон хромал на обе ноги, как стреноженная лошадь. Оливье начал с того, что подтянул свои ботфорты, поправил сбившийся набок плащ и растерянно взглянул на друга, не зная, что делать дальше.
-Это катастрофа, - с отчаянием сказал Оливье.
-Очаровательное неглиже, барон, - фыркнул Рауль.
-Ни оружия, ни шляпы - все осталось там... Рубашки, и той нет. Куда я такой пойду?
-В Раю?
-Увы! В Раю, в Раю, куда вход сейчас закрыт для бедного грешника.
-С удовольствием сыграл бы роль ангела и раздобыл твои вещи, но боюсь своим появлением в такое раннее время скомпрометировать
Твою даму. Кроме того, я едва знаком с маркизом и никак не могу выручить тебя.
-Да-да, - развел руками Оливье, - Конечно, там тебе нельзя появляться. Так что же - сидеть и ждать?
-Надо выбираться. Если маркиз нас здесь застанет...
-Он убьет меня на месте! Он в ярости!
-Не волнуйся, я не дам убить тебя на месте. Но если маркиз сюда заявится, единственное, что я могу - обсудить с ним условия поединка, если маркиз будет настаивать на дуэли.
-Это было бы счастьем для меня! - вскрикнул де Невиль, - Что такое дуэль! Но сейчас я без оружия! Он зарежет меня как барана!
-ОН ЗАБОДАЕТ ТЕБЯ СВОИМИ РОГАМИ.
-Тебе смешно! А мне нечем драться с маркизом, если он нападет! Ай! Кто там?
-Да нет никого. Тебе померещилось.
Барону не померещилось. Но те, кто бы причиной его беспокойства, менее всего собирались нападать на него - из сена выкарабкалась парочка и пустилась наутек. Рауль отцепил от пояса свой кинжал и вручил Оливье.
-На, несчастный. На первое время. Все уладится. Маркиза - женщина умная и очаровательная. Она найдет способ переправить тебе оружие и все остальное.
-О, спасибо!
Барон повеселел.
-А теперь надевай мой кафтанчик, - велел Рауль.
-А как же ты?
-Весна, Оливье! На улицах так жарко! Рано утром можно совершать променад и без кафтанчика,- ответил Рауль, расправляя кружево на своей рубашке, слегка примятое модным кафтанчиком.
Это переодевание заняло еще несколько минут. Де Невиль застегнул все пуговицы на легком кафтанчике приятеля - чтобы замаскировать отсутствие рубашки, снова напялил плащ и сокрушенно сказал:
-Нет, вид дурацкий: рукава кафтанчика слишком короткие.
-Сейчас все носят такие, - заметил Бражелон.
-Это я знаю, сам такой Персерену заказывал, мышиного цвета. Но ведь сразу видно, что кафтанчик надет прямо на голое тело! И шляпы нет!
-Хочешь совет, Оливье?
-Конечно! Ты всегда даешь дельные советы.
-Веди себя естественно. Как будто, так и надо. И никого не бойся.
У меня, к сожалению, всего одна шляпа - это во времена Карла Смелого Бургундского сеньоры носили сразу две шляпы....
-Неужели правда? А зачем?
-От большого ума, - сказал Бражелон, - Крутизну показывали. Может, все-таки возьмешь мою шляпу?
-Спасибо, милый Рауль, я в отличие от бедняги, которого выручил Святой Мартин, отдав пол-плаща, не нищий, а попавший в беду любовник. Я жертва несчастливых обстоятельств! Но я не так воспитан, чтобы в таком виде болтаться по улицам! Понимаешь, дружочек - я успел только натянуть штаны - это, разумеется, первое, что надевает любовник, застигнутый мужем врасплох. О, не смейся надо мной, ради Бога!
-Я не смеюсь.
-Ага, не смеешься, ржешь втихаря... А шляпу свою оставь себе, она у тебя слишком светлая и нарядная, еще не дай Бог, извазюкаю. Да шляпа - не так и важно. Случалось и терять и забывать их, и с башки слетали. Это меня не беспокоит.
-Да, и со мной такое бывало. Я однажды забыл шляпу, и подставил молодую девушку.*
-Ты отлично выглядишь, Оливье. Побудь здесь, я схожу на разведку.
Де Невиль ждал недолго. Вскоре Рауль появился и сказал:
-Вроде все тихо, иди за мной.
-Рауль!
-Что тебе еще? Доберемся до моего дома, там приведешь себя в божеский вид. По-моему, все ясно.
-А если они нас выследят по дороге? А если они тебя не послушают? А если маркиз не захочет драться на дуэли?
-Ты что, думаешь, я допущу, чтобы тебя убили?
-Но у них численное превосходство. Их больше - человек десять!
-У страха глаза велики. Я насчитал семь. Всего-навсего семь.
-Еще, небось, с десяток набежало.
-Перестань! Если что - отобьемся!
-Если что - я могу рассчитывать на тебя в качестве секунданта?
-Конечно.
-И короля не боишься?
-Что-нибудь наболтаю. С Людовиком у меня отличные отношения. Но лучше предотвратить дуэль. Все-таки преимущества на стороне маркиза. Ты ему рога наставил. И, если он тебя вызовет, он будет прав.
-Да, я виноват, я не отрицаю своей сладостной вины, но, черт побери,
маркиз тоже виноват...
-В чем же вина бедного маркиза? В том, что женат на прелестной женщине?
-Во-первых, он дурак. Богатый, но тупой.
-Не буду спорить.
-Во-вторых, он заставил плакать прелестную женщину, разбушевался из-за ее тряпок - много денег, мол, тратит на наряды и драгоценности... А я не мог видеть такое безобразие, и взялся ее утешать! Мои утешения... понравились очаровательной Женевьеве...
Видишь, до чего дошло. Да черт с ним! Дуэль так дуэль! Мне ли бояться дуэли! Но я боюсь повредить твоей карьере.
-Моя карьера рухнет из-за одной несчастной дуэли? Полно! У меня отличные отношения с королем, я же говорил.
-Де Бутвилю за одну "несчастную дуэль" голову отрубили.
-Де Невиль, не притворяйся! Все дело в том, что тебя совесть мучает. Как там Арамис стращал гвардейцев кардинала? - И, подражая молодому Арамису, Рауль патетически воскликнул: - "Покайся, грешник! Слушай Глас Божий!"
-Слышу Глас Божий, - сказал Оливье, - Совесть мучает еще как! Что сейчас переживает она, бедняжка. А если этот грубиян маркиз убьет ее? Или увезет в какую-нибудь медвежью дыру из Парижа? Он же нас видел - как есть. Голыми в постели!
-Будем надеяться на лучшее. Ты так ее любишь?
-Она божественная любовница. Офигительная! - мечтательно сказал Оливье.
Наши герои вышли на улицу, но, заметив бегающих туда-сюда молодых людей грозного вида со шпагами в руках, Рауль потащил де Невиля в противоположную сторону. Они выскочили на Новый мост и заметили Люка Куртуа, который, в свою очередь обратил внимание на странную парочку.
И для Люка Куртуа прошлая весна была связана с новыми надеждами и мечтами. Уже полгода прошло со смерти Маэстро. Художник прожил на родине надолго, Маэстро умер в начале октября, и Люк принялся платить отцовы долги. Кредиторы, поняв, что имеют дело с честным и наивным молодым человеком, общипали бедного Люка как цыпленка. У него не было больше ни мастерской, ни денег,
Но и долгов тоже не было. Люк Куртуа оказался на улице. От великого художника, бывшего графа де Фуа, остались только кисти да краски и фамильная шпага, которую Люк не собирался продавать ни при каких
обстоятельствах.
Люк стоял на Новом Мосту и обдумывал роковое намерение -
каким способом легче лишить себя жизни - броситься в воду или заколоть себя шпагой? Он не хотел больше жить. Жизнь в нищете - разве это жизнь? Но и не хотел мучиться.... В этот дождливый октябрьский вечер Годо-батька заметил одинокую фигуру молодого
художника - а Люк как раз бросил свой последний золотой. Он загадал: "орел" - бросаюсь с моста, "решка" - заколюсь шпагой. Люк не успел разыграть свою жизнь в орлянку. Годо окликнул его, и, когда Люк повернул к нему залитое слезами лицо, проворчал:
-Не для того король Генрих строил Новый Мост, чтобы с него сигали в воду такие молокососы! Стыдитесь, сударь!
Он увел с собой усталого и голодного Люка. Около двух недель Люк валялся в лихорадке. Выходив беднягу с помощью жены и дочки, Годо оставил художника у себя. Когда настали теплые дни, Люк облюбовал Новый Мост, и вскоре рассчитался со стариком Годо.