Когда я был маленьким мальчиком ( это лучшее начало для историй такого рода), в весёлой компании вместе с моими родителями был очень пожилой человек. Он рассказывал о своей юности в Петербурге 1917 года. Он рассказал о фантастическом ощущении свободы в первые дни после падения самодержавия, народном ликовании, сменившимся дикими расправами и беспредельным геноцидом русского народа. В конце сказал: "Но если бы у меня была машина времени, и была возможность выбирать триста лет мирного существования при самодержавии или три дня свободы, я выбрал бы второе!" Я только потом понял, что не за угнобление русских он выступал, а за свободу, без которой потом стало возможным преступление.
Цензура -неминуемое порождение государства, и характер цензуры за висит от характера государства. Ни у кого нет сомнений, что в развитом западном обществе почти всё подвержено цензуре. В самом деле, острая статья талантливого папарацци, отвергнутая редактором, не цензура ли? Отказ правдиво освещать трагедию Сирии - не цензура? В очень демократичной БИбиси все материалы, все фильмы просматривают цензоры. В своё время запретили песню Маккартни "Отдайте Ирландию Ирландцам!"
В России цензура всегда была государственной функцией. Только её проколы помогли великим произведениям: " Горю от ума", "Ревизору", "Путешествию из Петербурга" стать общественным достоянием. Часто в обкорнанном, урезанном до неприличия виде. Неважно, кто цензурировал тогда - сам император или чиновник, императрица или её фаворит-прапорщик. Чаще цензура такого рода несла вред. Например, Пушкинский "Борис Годунов" по высочайшему распоряжению императора - главного цензора, лишился народного весёлого мата, о чём Пушкин сокрушался, ибо это лишило произведение живости.
Мы знаем, к каким сюрреалистическим последствиям иногда приводила цензура. Например, в своё время запретили употребление слова "шпицрутены". То есть бить железными палками разрешили, а упоминать инструмент битья запретили.
После новой революции 1991 года, только по видимости являющейся "бескровной" снова наступили три дня свободы. Власть не препятствовала сатирическому изображению лидеров, выпускались совершенно свободно любые книги, даже "Майн Кампф" совершенно свободно присутствовал в книжных магазинах, не вызывая ни у кого никаких эмоций.
Человек должен вести себя нормально, но право знать и говорить что угодно, даже когда тебе что-то не нравится у любого есть даже не в силу "Демократии", а в силу того, что его род жил на своей земле задолго до любой формы государства, и будет жить, когда от очередной формы уже ничего не останется. Общество в глубине души знает, что Оно - главное, а не Государство.
Цензура, как инструмент была упразднена, Главлиты разогнаны. Но уже скоро цензура стала возникать из небытия в другом виде. В форме подковёрных указов закрыть ту или иную передачу, высказываний церковных лидеров о репертуаре музыкальных групп и т.д. Сегодня новые законы, по видимости препятствующие терроризму, экстремизму при ближайшем рассмотрении оказываются прежней цензурой. Книги запрещены и снова читаются тайно, ясно, что римейк "Праздника Святого Йоргена" снят не будет. Укрепляющееся государство снова начинает зажимать рот сообществам, не понимая, что зажим рта сообществу сообщество будет терпеть долго только в том случае, если это сопровождается победами Уровня Жизни и Потребления над Бедностью и Несправедливостью. Если этого нет, мы имеем перед собой чайник на огне с заваренным носиком. Очень долго такой чайник недовольно гудит, не вызывая неудобств, потом - всегда взрывается.
В японских корпорация для отвода негативного духа в фойе корпораций ставили резинового начальника и вешали кувалду. Если бы это государство было поумнее, то при том уровне несправедливости, глупости и открытой коррупции ему не нужно зажимать, ему нужно всё разрешать. Не было бы лучшего способа выпускать пар - как поставить резиновые куклы. Всё ведь не запретишь! Нельзя же вечно пребывать в атмосфере, когда на выборах нельзя на улице наклеить плакат любимого всеми вождя народа - тут же порвут на части или напишут краткое определение на лбу! Нельзя же так жить!