Вронеж давно покинут богами. Жизнь здесь мелкая, и богам просто нечего здесь делать. Скучно.
Те, кто здесь живут, подсознательно чувствуют, сколь ненадёжен фундамент их жизни. Они знают, что в любой момент, вот просто посреди солнечного дня и фиесты, то ли мировые вихри, то ли мраки враждебные тотчас извлекут их из тёплых постелек, построят в жидкие каре на словно приспособленных для этого идеально линейных проспектах, заставят взять в руки фибровые дедушкины чемоданы и взашей погонят к горизонту, к иной, неведомой жизни. Тысячу раз тут так было, забыли поди?
Вронеж - город тяжёлый, и я даже как бы затруднюсь извлечь из своей памяти доводы и объяснения, почему так. Просто тяжёлый - и всё! Однако, помимо чисто географических причин, какие ещё наблюдательный Платанов наблюдал с ехидной ухмылкой, есть и причины чисто человеческие и не побоюсь этого грубого слова - социальные.
Город давно, ужасно давно был поделён между сионистами по преимуществу - слобожанами, занимавшимися торговлишкой и молотковым ремонтом телег, и потому чахлыми в кулачном бою, и румяными крестьянами, в разные времена и по разным причинам убежавшими из дальних деревень. В лучшие времена власть в общих интересах ограничивала исход крестьян то прямым запретом умерщвления, то похищением паспортов, в худшие - прямо изгоняла их сама голодовкой, маразмом и мором.
Лучшие из крестьян оставались на земле вопреки всему, и потому умерли в печали посреди своей земли или были там растоптаны. Поэтому об этой святой категории русских в вронеже мы почти ничего не знаем. Может, и слава богу, что нервы бесконечным горем терзать, горя здесь меньше не станет! Худшие летали по воронежской земле как навозные мухи над говном, не озаботившись способами уцелевания. Люди это были много и нехорошо испытавшие, хитрые донельзя, с мировоззрением размером много меньше унитазной дыры. Единственное, что им стало быстро даваться - Великое Искусство уцелевать любой ценой. Через бани, самогонные аппараты, через лысый хрущовый совнархоз быстро попадали они в сельскохозяйственные отделы обкомов и райкомов, и там размножались, занятые карьерой и трудоустройством дочерей. Для города делали они мало и прех..во, для себя - больше и иной раз толково. Они любили большевистские пайки, дававшиеся в рабочей столовой поверх грязной арки на проспекте революции. Уже очень давно их куриное мировоззрение стало портить город, потихоньку загадили великий в вронеже комплекс схи - архитектурный шедевр Дитриха. Мало кто помнит уж такие ничтожные мелочи, как разгром чугунных решёток по всему городу и замену их какими-то жалкими крестьянскими столбикам. В общем, я хочу сказать, что город потихоньку стал портиться уже очень давно, а не вчера, как некоторые считают. И этим руководил особый, не всеми осознаваемый, но удивительно последовательный в своей разрушительной деятельности сатанинский дух, дух уничтожения всего прекрасного, который вечно господствует над территорий, где живут Приречные Воры.
Потом разбойничьи крестьянские администрации вронежа солидно укрепились и принялись за более амбициозные и всё более непродуманные проекты - к примеру, рытье знаменитой своими крылатыми бабочками, воронежской лужи.
Или повсеместную порчу городских дворов встроенными высотными домами, со всей последующей дэвид-копперфильдовской чушью, пробитием проезов на пешеходных тропах и скандалами у мусорных баков.
Потом случилась изумительная ельцинская канительная рэвольюция и скрывать куриное мировоззрение, удивительную природную подлость и неизмеримое шкурничество и животную хитрость стало вообще немодно. Эти качества процвели. В той же степени, как паршивел город, так наливались соком знаменитые крестьянские администрации, невесть какими заслугами обрётшие особняки на фоне мутной лужи, которую они называли'Великим Вронежским Морем'.
Тут и вовсе случилась беда. Из крестьянина полезли его комплексы, вина за бабушку-комсомолку, миллион лет назад сорвавшую платок с головы, смела его маленькое сердце, и он стал за счёт всего городского сообщества и на виду его виниться перед церковниками, грабя общественную собственность и наделяя новоторов-богоисканцев нашими святыми парками и скверами. Ландшафт маразматических изменений снова пришёл в движение. Впрочем, скажи кто этим славным представителям крестьянских администраций вронежа, что они делали что-то плохое, даже откровенно незаконное, за что должны бы не на террассах кофе пить, а сидеть по тюрьмам великой страны, они, в силу вышеуказанного куриного мировоззрения, вообще не поняли бы, о чём им говорят. Оголтелые в многовековом маразме Слобожане при этом проявляли свои худшие свойства - упёртую слабость и вертлявость поведения, ввиду чего почти никто из них не осмелился выступить против откровенно преступной деятельности крестьянских управленческих династий. Ввиду моей личной крайней насмешливости по отношению к родному и не очень милому мне вронежа, хочу запоздало сказать землячкам-слобожанам, всегда помалкивавшим, когда надобно было рот разевать, а вот, ребята, поди не задумались вы, что вот ходите по вронежу, и не видите ничего, а не видите ничего потому, что нет ни одной точки, с которой вы можете лицезреть любимый вами город - украли у вас все точки, с которых вы могли его видеть, украли. Застроили их всякой ... той, не давая вам ни взгляда, ни прохода! А то, что у вас, слобожане, украли ваши глаза, это как бы вам, покультурнее сказать..., в общем, поимели вас при вашей тихости, милые, нежные слобожане, поимели!
О культуре говорить не буду - не о чем!
Вот только мой острый нос почуял что-то! Это Платановское чувство дикого ветра истории, который уже где-то задул и поднимая меловые вихри и круша всё на своём пути, уже завывая несётся сюда, чтобы ворваться в приречные степи и магическим образом в одно мгновение посреди солнца и фиесты построить очередные шеренги обалдевших поколений воронежцев, вручить им в руки бабушкины фибровые чемоданы и в мановение ока по московскому проспекту погнать в даль светлую! Бай-Бай! Только бы унёс этот ветер и крестьянские администрации, не в коня корм им тут!