Солнце уже успело замелькать своей верхушкой в деревьях, насаженных вокруг кладбища, но летний день еще не наступил, и потому воздух был свеж и прохладен. Дом, который я искал, оказался на самом конце улицы. Я искал его долго. Все, что мне было известно - это номер дома и улица. Честно говоря, я не поверил, что такая махина могла принадлежать простому учителю астрономии, скорее какому-нибудь среднему мажору. Высокий забор из красного кирпича, массивная железная дверь. Я позвонил три раза подряд и потом еще раз. Черт, он же старый. Пока спустится со своего второго этажа, оденется. Но дверь открылась быстрее, чем я думал. Несмотря на ранний час, он не спал. И даже не выглядел сонным.
- А вот и мой любимый ученик, - голос молодой, во всяком случае, моложе того, которым должен говорить дряхлый астроном семидесяти пяти лет. На самом деле, я бы дал ему на двадцать меньше.
- Здравствуйте. Такое ощущение, что Вы меня ждали...
- Так оно и есть. Я думал ты придешь раньше. У тебя мало времени.
- Я не хотел Вам надоедать своим присутствием в течение долгого времени.
Все это время я стоял за пределами двора дома, ожидая специального приглашения. Вместо приглашения учитель взял меня за рукав джинсовой куртки и потащил, как корову, в свой "сарай".
- Ты не причинишь мне беспокойства. Я думаю, нам обоим понравится беседа за чашкой чая. Или кофе. Что ты любишь больше?
- Кофе.
- У меня недорогой. Я не люблю кофе, не разбираюсь в нем и покупаю, поэтому, самый дешевый.
Мы прошли по бетонной дорожке мимо шикарного сада (кто за ним ухаживает?), впереди меня ждала конура с ее наверняка злым обитателем.
- У Вас собака - она злобная? У меня с ними особые отношения.
- Собака? - он переспросил, будто удивившись моему вопросу, - нет, собаки бояться не надо, даже тем, у кого "с собаками особые отношения". Он улыбнулся доброй улыбкой, сильнее сжал рукав и сказал:
- Моя собака умнее многих людей. Она знает, кто здесь должен умереть от потери крови, после ее укусов, а кто просто погладит ее и пойдет в гости ее хозяину, как старый добрый друг.
Мы миновали конуру с умной собакой и меня привели к двери дома.
- Разувайся здесь. Если хочешь повесить свою куртку - вот вешалка.
Он отпустил мой рукав.
- Я руки бы хотел помыть. Где ванная?
Дома у него было еще темно. Свет он не включил. Мы прошли по коридору до ванной комнаты. Похоже, он не собирается меня отпускать нигде и никогда. Ни на шаг не отходит.
- Теперь мы пойдем в гостиную - она наверху. Я думал, он вновь схватит меня за рукав. Но я просто пошел за ним, что было куда приятнее. В то же время я сразу ощутил неуверенность, и даже страх. Я словно боялся заблудиться.
Мы подошли к широкой лестнице на второй этаж. Здоровая, почти как в школе, будто здесь толпы тупых первоклашек носятся.
- Я думал, что такой ранний визит удивит Вас, но я смотрю, Вы знали, что я приду. Я здесь, чтобы...
- Я знаю, зачем ты пришел. Хочешь поблагодарить меня, выразить свою признательность. Да? - голос жутко спокойный, он знает, что я ему сейчас скажу.
- Да. Все так. Вы знали, что я приду. Вы знали, о чем я хочу Вам сказать. Откуда?
- Пойдем наверх. Пока ты поднимаешься по лестнице, я хочу тебе кое-что показать.
Я шагнул на первую ступень. Лестница заскрипела. Я думал, домик-то новый.
- Не бойся, лестница не упадет. Тебе не к чему умирать дважды. Лучше посмотри на стену. В этом месте стена самая высокая. Здесь идет лестница вдоль стены, не поделенной полом второго этажа. Лишь этой стены хватает, чтобы собрать все в одном месте. Я люблю фотографии, а ты? - с этими словами он нашел на стене незаметный выключатель, и через мгновение все заполнилось мягким светом светильников и люстр. А на стене я увидел фотографии в рамках. Море фотографий. Они действительно были развешаны по всей стене вдоль лестницы, формируя огромный треугольник. Я повернулся к учителю.
- Впечатляюще! Я тоже люблю фотографировать, - я действительно был поражен.
- Ты лучше смотри. Может, знакомых увидишь, - он усмехнулся, и уже при этих словах я понял, что я их увижу.
- Я не фотографировал все это сам, - учитель провел рукой по нескольким фотографиям, нежно, почти не касаясь. Произведения искусства, священные и бесценные.
Впервые я пригляделся к фотографиям, и через мгновение дар речи оставил меня. Первое, что я увидел - обгоревшее тело своего школьного товарища, с пятого класса. Я узнал его по уцелевшей правой половине лица - шрам над бровью, в которую был вдет кусок железа - мой приятель обожал пирсинг.
- Он погиб на следующий день после зачисления в университет. Я думаю, тебе это известно, - учитель произнес эти слова, словно описывая не фотографию сожженного заживо подростка, а один из рисунков в учебнике во время уроков по астрономии.
- Ты ведь был одним из первых, кто узнал об этом?
Я кивнул, до сих пор не в силах сказать что-либо. Где он взял эту фотографию, и зачем она ему? Мне было страшно смотреть дальше, дабы не наткнуться на новых трупов, но я посмотрел.
Это была моя первая любовь. С этой девчонкой я зажигал в четвертом классе. Мы страшно гордились тем, что целовались взасос на глазах жутко завидовавших мне одноклассников. Правда, уже в шестом классе мы ненавидели друг друга и отчаянно пытались забыть о нашей дружбе, что мне практически удалось. А теперь она лежала с перерезанным горлом на потрескавшемся асфальте рядом с мусорным баком в черноте ночи. Глаз не видно, похоже, их просто нет. Слава Богу, в объективе лишь ее лицо и плечи. Я знал, что с ней произошло. Об этом не переставали писать все газеты города в течение нескольких дней. Ей вырезали половину внутренних органов. Девушку не стали убивать перед "операцией". Смерть кривлялась и извивалась в ней, пока длилась бесконечная пытка, а когда она наконец выползла из исковерканного тела, забрав душу несчастной, ей перерезали горло, видимо собираясь забрать голову, но не успели. Что-то или кто-то их напугал. Впрочем, я не уверен, что этих хирургов было несколько.
- Таких фотографий нет больше ни у кого. У меня свой фотограф, - впервые я услышал его смех - скрип жути где-то в мрачном погребе страшной души, - моего фотографа зовут Ее Величество Смерть. Ей нужны не отбросы какие-нибудь, а настоящие шедевры. Лучшие из лучших. Смерть любит забирать людей не в эпоху маразма и артрита. Она любит похищать людей отсюда в рассвете их сил. Что дает им этот дебильный мир взамен их гениальности? Зависть толпы, ненависть неудачников. А тебе не надо доказывать, что Смерть по достоинству награждает достойных людей. Ты еще не привык к такой хорошей жизни. Ты по-прежнему живешь в страхе. То моя собака должна искусать тебя, то лестница, на которой мы стоим уже полчаса, должна рухнуть. Теперь ты боишься меня. Я должен сказать тебе, что этот страх, который исходит из уважения и любви. Люди боятся Бога, потому, что любят и уважают его. А ты боишься меня.
Я кивнул. Не было в его словах ничего, с чем я бы не согласился. Так зачем я пришел, если он все знает. Ему не нужна моя благодарность. Но ему надо видеть, как я уважаю его, благоговею перед ним. Он заслуживает этого. Он привел меня в Другой Мир. Мир Справедливости. Перед смертью все равны. И после смерти тоже. Этот мир подарил мне он.
- Ты сможешь посмотреть их внимательнее позже. А сейчас, давай пройдем в гостиную. Там уже готов кофе. Ну, кому кофе, а кому чай, - он снова улыбнулся, и на этот раз это была добрая улыбка.
Мы вошли в гостиную. За огромным столом уже сидели другие гости, о которых я и не подозревал. То были мои одноклассники. Выпуск 2003 года. Сорок три из сорока пяти были здесь. Еще двое были живы, пока. Они все выглядели просто отлично. Девчонки были просто неотразимы, даже те, кто при жизни не тянули внешностью даже на троечку. Одежда как будто не имела значения, я даже не обратил на нее внимания. Но они были разного возраста, впрочем, всегда того возраста, когда их настигала преждевременная смерть.
- Вот он мой любимый класс. Ты не видел их давно, но теперь у нас всех есть прекрасная возможность собираться вместе. Они, кстати, заглядывают ко мне очень часто. А почему бы и нет! Что мне делать еще, как не любоваться на тех, кому была дарована мною Милость. Кстати, глянь-ка на своего старосту! Вон он, ухвативший самый большой кусок торта, - староста оторвался от кушанья и махнул мне рукой - типа привет, чувак, рад, что ты пришел, - Ты говорил о моей собаке. Я как-то отпустил ее погулять. Она долго не возвращалась домой - нашла отличную забаву. А ему, конечно, пришлось покричать и помучиться. Представляешь, даже до реанимации довезли. Хотя, к чему я это говорю. Ты и сам все знаешь. Он погиб прямо перед тем, как ты вступил в наш славный клуб. Но никто из вас на меня не в обиде. Все эти секундные страдания ничто перед тем, что даровала вам Смерть. Она любит вас. Вы лучшие. Я всегда гордился вашим классом. Я не знаю, как вы все собрались вместе. Но такие, как вы куда больше нужны Смерти, чем жизни, которая не ценит ничего в гениальных людях.
Мои мертвые одноклассники тем временем хранили гробовое молчание. Я ведь тоже с тех пор, как оказался на лестнице, не проронил ни словечка.
- Ты уж извини, что я убил тебя так прозаично. Мне не хотелось издеваться над тобой. Пожалуй, из всех этих обормотов ты вел себя лучше всех.
Теперь я снова пережил свою смерть. Длинный стол, за которым восседали мертвецы, превратился в асфальтированную дорогу. Тарелки, чашки и другая посуда преобразились в машины, велосипеды и мотоциклы. А окно на против засветилось фарами огромного грузовика, я посмотрел на луну, которая исказилась через стекло в морщинистое лицо учителя астрономии, а через мгновение от луны осталась лишь его злобная ухмылка. Я видел этот рот, из уголков которого капала слюна, где на месте зубов были вставные челюсти, а из черноты глотки вырвался омерзительный хохот, хохот счастливого безумца, который поставлял смерти своих учеников за вечную молодость.
Мы посидели еще полчаса, вспоминая, как были убиты трое или четверо моих одноклассников. Я сидел, слушал и не мог понять, как можно сжечь дачу своего ученика, который собрал своих друзей по поводу зачисления на факультет, которым грезил полжизни. Как можно выпотрошить свою ученицу, пока она шла к своей недееспособной матери через какой-то переулок, чтобы быстрее добраться до дома. Как можно убить больше сорока человек, и остаться вне подозрения, вне наказания, но пребывать в вечном почитании, любви и уважении своих жертв. Я приду сюда еще тысячи раз. Мертвым некуда спешить. А ему еще рано умирать. Я спрошу все, что хочу знать, но сегодня я просто еще раз сажу ему спасибо. Я знаю, что мне ничего не остается поделать, как благодарить это исчадие ада за то, что я сейчас там, а не здесь.
Я спускался по лестнице и еще раз посмотрел на высокую стену. Здесь было очень много фотографий. Они были развешаны в беспорядке. Каждый ученик был сфотографирован не раз, но всегда в момент смерти или за мгновение до нее. Смерть-фотограф просто балдела от разных углов, планов и поз. Она балдела от самой себя. Она наблюдала, как властвовала над беспомощными людьми. Но она балдела и от нас. Она просто обожает меня. Я никогда не стал бы здесь тем, кем являюсь там. Я погиб в сорок три года. Известный кинорежиссер. Море поклонников (и завистников, врагов). Я был на пике своей карьеры, на высоте. Но эта высота ниже плинтуса в Мире Справедливости. Уже под самым потолком я увидел несколько пустых рамок для моих пока еще живых одноклассников. Они еще не достигли всего, чего могут достигнуть в этой ЯМЕ. А пока пусть живут.
Учитель вышел проводить меня, оставив в гостиной, видимо, особо преданных ему учеников.
- Ты мог бы еще посидеть. Я думал, тебе, наоборот, на первый раз не хватит времени, чтобы все расспросить, разузнать. Да и одноклассников ты давно не видел все-таки.
- Я зайду сегодня вечером, может ночью - я смотрю, Вам сон не нужен вообще. А сейчас, извините, я должен уйти.
- Ну тогда, до скорой встречи, - он прощался со мной как с приятелем, который, в пятисотый раз зашел к нему поиграть в домино, и зайдет еще. Это был семидесятипятилетний старик, которому нравился возраст половины века, и в котором он решил остаться навсегда. Дверь закрылась. И я, уже не опасаясь собаки, спокойно прошел через двор, мимо сада, в котором наверное регулярно работают мои мертвые одноклассники. Я найду что-нибудь более интересное, чем мог бы помочь учителю, подумал я и вышел на улицу. Подъехало такси и я заглянул в окно к водителю: