- Скажите, можно будет забрать старую фотографию? - задала женщина вопрос приемщице заказов на изготовление памятников.
- Женщина, - с напором отвечала приемщица, - зачем вам дома вещи с кладбища? "И вправду, чего это я буду домой нести то, что находилось на могиле?" - подумала заказчица.
- Как же вы тут работаете? - спросила она приемщицу.
- Вот так и живем, и работаем, - со вздохом ответила та.
Кладбище жило своей жизнью. В отличие от политической и экономической жизни страны, жизнь кладбища была стабильной. Стабильность заключалась в планомерном прибытии останков еще недавно живших людей на свое последнее земное пристанище. А также в постоянстве групп посетителей захоронений. Разнообразие в состав посетителей изредка вносили изменения в социальной и культурной сфере общества. Так появление готической субкультуры внесло свежую струю в традиционный контингент посетителей места вечного упокоения. Единого мнения о том, что туда притягивало готов, не было ни как у них, так и у специалистов, изучающих новые веяния молодежи. Впрочем отсутствие единого мнения сегодня является всеобщим трендом, не исключая науку, политику и религию. Постоянными гостями мест захоронения, кроме родственников усопших, являются местные бомжи и пьяницы. Они собирают цветы с могил, остатки пищи после поминания, за что часто бывают сурово наказаны местными сторожами. Есть и еще очень немногочисленный, но имеющий свою давнюю историю род посетителей погостов. С виду они ничем не отличаются от родственников покойных и не вызывают подозрений. Местные работники догадываются, что они здесь делают, но стараются держаться от них подальше. Это те, кого в народе называют колдунами и ведьмами. Здесь они собирают необходимые им материалы для проведения своих ритуалов.
Людмила Георгиевна бывала на кладбище в силу своей профессии или ремесла, как она сама называла свою деятельность. Началось все еще в ранней молодости. Жила она с родителями в деревне по соседству с бабой Клавой, местной знахаркой, к которой шли люди за решением своих проблем даже из соседних деревень. Кому порчу снять, кому мужа от пьянства отвадить, кому какую хворь выгнать - всем помогала баба Клава. Однажды и Людмиле пришлось к ней обратиться. Точнее не самой, а по велению матери. Соскочила у нее на руке бородавка. Мать, увидев ее, дала ей десяток яиц и отправила к соседке. Та сделала из нитки петельку, завязала узел и наложила ее на бородавку. Что-то тихо пошептала, затем негромко сказала вслух: "Сгинь, уходи, навсегда пропади". После отнесла нитку на огород и закопала ее. При этом Люда услышала, как баба Клава пробормотала себе под нос: "Как нитка сгниет, бородавка пропадет". Забрала за работу яйца, помыла руки соленой водой и отпустила маленькую Люду домой. В течение двух недель бородавка постепенно становилась меньше, а потом вовсе исчезла, как будто и не было ее никогда. Когда баба Клава сделалась совсем старенькой, Люда начала приходить к ней помогать по хозяйству. Там она волей- неволей становилась свидетельницей знахарства бабы Клавы. Незаметно для себя стала помаленьку помогать и в проведении целительных обрядов. То воск растопить для отлива порчи, то свечи зажечь. "Ты, Людка, смотри, запоминай, глядишь и пригодится тебе когда-нибудь это", - внимательно приглядываясь к ней, говорила баба Клава. "Уж лучше бы никогда бы этого не знать и не касаться" - впоследствии вспоминая свою молодость, думала Людмила Георгиевна. А тогда все это казалось интересным и загадочным для совсем еще молодой девчонки. Но не только могла помогать баба Клава. Однажды пьяный Колька тракторист толкнул ее и назвал старой ведьмою. Прошептала ему что-то вслед баба Клава, заперлась в доме и никого принимать в этот день не стала, даже Людку помогать по хозяйству не пустила. На следующее утро она вышла из дома веселая, с искорками в глазах и несколько помолодевшая. А через неделю Колькин трактор свалился в реку с моста. Деревенские мужики так и не смогли понять, как это произошло. Вот только Колька не успел выбраться из кабины, так и захлебнулся насмерть. Все слухи о причастности к трагедии местной знахарки на корню пресек председатель совхоза, человек партийный, а потому не имеющий право верить в колдовские штучки.
Когда баба Клава совсем слегла, Людка сидела с ней день и ночь. Плохо соображая, баба Клава называла ее внучкой и просила дать слово, чтобы Людка после ее смерти продолжила ее дело. "Не могу помереть я спокойно, пока не буду знать, что заместо меня никто не будет окудничать", - слабым голосом говорила она. Как только Людка слово дала, так на следующий день и отошла старушка. После ее смерти нашли у нее под матрасом листок, где корявым подчерком было написано, что все деньги на сберкнижке надо отдать Людке. Денег по тем временам было много, чуть больше тринадцати тысяч рублей. Откуда такая большая сумма была у простой деревенской женщины, так и осталось для всех загадкой. "Не иначе как черту душу продала", - судачили завистливые деревенские бабы. То, что завещание надо было заверить у нотариуса, баба Клава не знала, а может просто не успела этого сделать. Все по закону отошло государству. Деревенский люд, прознав про это, утешал Людку тем, что деньги эти добра ей не принесли бы, так как ничего путного от ведьмы быть не может. Все это было лишь на словах, в тайне они радовались, что Людка не обогатилась ни про что. "Для счастья нам много не надо, лишь бы у других поменьше было", - такое представление о распределении благ прочно сидело в их головах. Однако Людка о деньгах не думала, а рыдала по причине искренней привязанности к бабе Клаве.
Закончив деревенскую восьмилетку, Людмила поехала в город, где успешно поступила в профтехучилище на востребованную в те времена специальность штукатура маляра. Учеба давалась легко. Городская жизнь бала несравненно интереснее и разнообразнее деревенского бытия. Здесь и театры и дома культуры с субботними танцевальными вечерами, одним словом - цивилизация. Жила она в общежитии с такими же, как и она, приезжими девчонками из районных центров и деревень. Всех их объединяла мечта закрепиться и остаться в городе. Самый простой и надежный способ был выйти замуж за городского. Девушки часто вечерами занимались гаданиями на своих суженых. Люда в гаданиях не участвовала и лишь снисходительно глядела на все происходящее. Уж она-то знала, как надо правильно проводить подобные ритуалы. По какой-то неведомой ей причине, Людмиле не хотелось показывать кому- либо свою осведомленность в ведовстве...
Практику она проходила в строительном монтажном управлении, где приглянулась одному молодому прорабу. Так Людмила получила работу и мужа в лице того самого прораба. Поначалу все шло хорошо. Первой родила дочку Олю, через пять лет сына Максима. Но счастье было недолгим. Старший на семь лет Людмилы муж Андрей стал со временем ревновать ее ко всем встречным. Все свои подозрения он пытался заливать водкой. Однако ревность и пьянка действовали положительно друг на друга, только не на Андрея. Чем больше он ревновал, тем больше пил, чем больше пил, тем еще больше ревновал. Попав в этот дьявольский круговорот, прораб Андрей, гоняя чертей в очередной белой горячке, выбросился с пятого этажа, предварительно покрушив всю мебель на кухне и разбив зачем-то все лампочки в квартире. Замуж больше Людмила выходить не стала. Тянула семью сама, как могла.
Однажды на работе во время очередного простоя - ждали подвоза цемента и извести, зашел разговор обо всем загадочном и необъяснимом. Люда на свою голову рассказала о бабе Клаве, не преминув сказать, что и сама у нее кое-чему научилась. Неписаный закон превозносить то, что находится далеко и подвергать сомнению то, что лежит рядом, сработал и на этот раз. Над ней начали подтрунивать и подсмеиваться. "Людка, а Людка, заколдуй нас", - задирали ее работники бригады. После смерти мужа нервная система у нее сильно ослабла. Ее бурная реакция защитить имя бабы Клавы вызывала лишь усиление насмешек. "Вот докажи нам, что что-то умеешь, тогда и поверим в бабу Клаву", - потешались рабочие. "Хорошо, - вдруг что-то ярко вспыхнуло и сразу погасло в голове у Людмилы, - завтра после обеда, - резко изменившимся голосом сказала она, - вы все уснете и будете спать до тех пор, пока я вас сама не разбужу". Она удивилась не только тому, что сказала, но и своему голосу, которого не узнала. Все опешили от такой стремительной перемены в состоянии Людмилы, и издевки тотчас прекратились.
Вечером, накормив и уложив детей, Людмила думала, как ей завтра быть на работе. Уж очень не хотелось ей прослыть девушкой с приветом. Так ничего не придумав, решила, что утро вечера мудренее. Засыпая, на стыке грез и сна, увидела свою деревню, свой дом, родителей. Потом появилась баба Клава, она грозила посохом в сторону города и что-то гневное кричала. На душе стало спокойно, и Люда глубоко и крепко заснула.
На следующий день никто не напоминал о вчерашнем разговоре, только раз местный балагур плиточник Генка, подмигнув Людмиле, сказал: "Вздремнуть не вздремнул, а всхрапнул да присвистнул?" После обеда все как обычно удобно расположились, предвкушая привычный треп. Но, то ли обед уж слишком сытным был, то ли перетрудились все с утра- все словно проглотили языки. Людмила заметила, как всех стала охватывать дрема, а ее абсолютно не коснулось. Напротив, она ощутила необыкновенный подъем сил. Первым клюнул носом балагур Генка, за ним зевая и посапывая, погрузились в сон и все остальные. Людмилу всю раздирало от состояния, схожего с торжественным вступлением в столицу победоносного полководца и его войска. Вот только немного огорчало то, что не было ни единого зрителя этого триумфа. Все же один зритель нашелся, но он был не в курсе всех событий и не мог по достоинству оценить роли Людмилы во всем происходящем. Это был прораб, зашедший переговорить с бригадиром Людмилиной бригады. "Они чего, Людка, день с ночью попутали?" - заговорил он. Подойдя к бригадиру, удобно лежащему на двух старых телогрейках, потряс его за плечо. Тот только поежился и перевернулся на другой бок. "Едрить- колотить, пьяный, что ли?"- нахмурился прораб. " Дайте-ка я, я попробую", - встала со стула Людмила и решительно подошла к лежащему бригадиру. Подойдя, склонилась у него над ухом и прошептала неизвестно как появившиеся в ее голове слова: "Сон, сон отойди, - затем произнеся имя бригадира, добавила, - веки подними". Тот задышал глубже и открыл глаза. "Ну, ты Людка просто волшебница", - сказал прораб и, позвав бригадира, удалился с ним для решения каких-то рабочих вопросов. Таким же образом Людмила пробудила и остальных спящих. Они недоуменно смотрели друг на друга и терли руками глаза. Обсуждать все произошедшее никто не стал. Разговоры насчет бабы Клавы и колдовства прекратились раз и навсегда.
Наступила перестройка, пришли лихие девяностые годы. Задерживали зарплаты, цены на все росли как на дрожжах. Кто были посмелее - бросались с головой в недавно разрешенную предпринимательскую деятельность. Не избежала этого и Ольга, дочь Людмилы. Самым прибыльным делом в то время была торговля. Ольга ездила за товаром сначала на Украину, затем в Польшу. Здесь все вещи сдавала на реализацию в комиссионные магазины, ждала, когда все продастся, получала деньги и опять ехала. Дела шли у нее хорошо. Но, как говорится, аппетит приходит во время еды. Для более успешной деятельности требовались большие суммы. Имея их, можно было не тратить время на ожидание продажи товара, а раскидав его по магазинам, сразу отправляться в новую поездку. Еще одной мечтой Ольги был собственный магазин. Между своими поездками она уговаривала Людмилу продать их двухкомнатную квартиру и вложить деньги в дело. "А где же жить- то будем", - справлялась у нее Людмила. "Так давай, мам, купим дом деревянный. Вон, на Черемошниках, можно дом за копейки купить, да еще и с огородом", - отвечала она. Она знала любовь матери к своему хозяйству, так как та выросла в деревне, и на этом пыталась сыграть. Хоть район Черемошники имеет репутацию неблагополучного по криминальной обстановке, но ностальгия по огороду сделала свое дело. "Немного там поживем, мам, а потом я куплю тебе квартиру и себе, и дом еще этот останется", - уверяла Ольга. Людмила уже не работала, так как строительное управление погрязло в таких долгах, что работать в нем не было никакого смысла. Так как Ольга была единственным членом семьи, приносящим доход, Людмила согласилась на этот временный переезд. Максим пока нигде не работал и целыми днями проводил время с товарищами, шляясь без дела неизвестно где.
Ольга все сделала быстро. Продала квартиру, тут же купила дом. Оставшиеся деньги вложила в товар. А денег оставалось достаточно много, учитывая то, что дом обошелся едва ли в четверть стоимости квартиры. Переехав на новое место, Людмила воспряла духом, как всегда бывает на новом месте. Дом был хоть и не ахти какой, зато свой, с огородом. Занимаясь его обустройством, у нее открылось второе дыхание. Максиму район понравился, здесь он быстро нашел себе новых товарищей. Ольга практически дома не жила, все больше в разъездах. Потом и вовсе перестала появляться, так как сошлась с каким-то мужчиной и переехала жить к нему. Но деньги на жизнь матери завозила регулярно. Хоть домашнее хозяйство и отнимало время, но и свободного времени оставалось много. Людмила познакомилась с соседями. Ходили с ними друг к другу в гости, делились своими горестями и радостями.
Как-то раз Людмила сильно простыла. Температура поднялась до 40®. Приехавшая скорая помощь увезла ее в больницу, где ей поставили диагноз воспаление легких. Соседи по палате давно сбились со счета и не могли сказать какое количество капельниц ей поставили. Лечение результатов не приносило. Людмила лежала в беспамятстве и лишь разговаривала с кем-то в бреду. Когда врачи уже отчаялись, у нее вдруг все прошло. Рентгеновские снимки, анализы вдруг в одночасье пришли в норму. Болезни как не бывало, только осталось физическое истощение. За семь дней Людмила не съела ни крошки, только изредка удавалось сестре влить ей с ложки в рот несколько капель бульона. Врачи толпами ходили к ней, рассматривая ее рентгеновские снимки и результаты анализов. Не вписывающийся в каноны медицины Людмилин случай они в конце концов просто постарались для себя забыть, так как он нарушал их представления о болезни и лечении. Это был самый простой способ разрешения проблемы конфликтующей информации. У Людмилы на счет внезапного выздоровления было свое понимание. Но ее об этом никто не спрашивал, да и если бы спросили, то она ничего бы и не сказала. Дело в том, что все время пока она находилась без сознания, Людмила вела беседу с бабой Клавой. Скорее это была не беседа, а некий монолог бабы Клавы в виде наставлений. Она говорила, что пришло Людмилино время, что сама себе и своим близким она помочь не сможет. Если долго не будет практиковать ремесло, то будет сильно болеть, что за свою жизнь ей надо будет обязательно найти того, кому оставить свои знания. И еще много чего говорила баба Клава, только вот все сразу Людмила вспомнить не смогла, но знала точно, что все, что было сказано ей, в нужный момент само вспомнится.
После болезни она стала по-другому видеть людей, будто бы не четыре с половиной десятка лет прожила, а все лет восемьдесят. Появилась мудрость, данная ей кем-то авансом за еще не прожитые годы. Как-то раз зашедшая потрепаться соседка Тамара пожаловалась Людмиле на головную боль, мучавшую ее уже вторую неделю. Сама не зная почему, Людмила велела ей сесть на табурет спиной к ней. Взяла нож и начала его ручкой крестить Тамарину голову, проговаривая слова невесть откуда взявшиеся:
"В голове буйной не боли кость. В голове кости не быть боли, в мозгах - хвори. Больной крови не стучать, висков не ломать, рабе Тамаре не страдать. Как Светлое Воскресенье есть, было и будет, так и здоровье буйной голове рабе Тамаре будет во веки веков. Аминь". Проговорив все это три раза, развернула Тамару к себе, посмотрела ей прямо в глаза.
- Полегчало? - спросила она опешившую от сего действия Тамару.
- Ну, ты Людка даешь, - быстро заговорила Тамара, - а голова-то это и впрямь прошла, ты почем раньше не говорила, что врачевать можешь?
- Всему свое время, - серьезно отвечала Людмила, - вот видно мое и пришло.
- А еще, что можешь окромя головы - то? - тараторила Тамара.
- Поживем, увидим, - сказала Людмила и выпроводила назойливо выспрашивающую соседку.
Тамарина говорливость сделала свое дело. Со всей округи потянулись к теперь уже не Людке, а Людмиле Георгиевне люди со своими хворями и горестями. Кому сама делала, кому просто совет давала, что надо сделать. А сделать иногда такое простое надо было, что и не верилось поначалу тем, кому она советовала, что это поможет. Так обратился к ней знакомый ее сына. Не для себя, а для отчима своего просил помощи. Отчим его два года назад дал денег в долг своему знакомому на покупку гаража. Тот, гараж купил, а с отдачей денег не торопился. Все кормил его завтраками, вот-вот подожди еще чуть-чуть. Главное, от долга не отказывался, но и не возвращал. Написала ему Людмила Георгиевна на бумажке заговор и что сделать надо было, прежде чем его прочесть. А надо было по дороге к реке найти камень, бросить его в реку и после читать его. Когда пасынок все это передал отчиму, тот с большим сомнением во все это поверил. Но, как говорится, чем черт не шутит. Риска никакого, денег с него она не просила. Скорее для успокоения себя, что он хоть что-то предпринимает для возвращения долга, отчим сделал все, как было написано, не особенно надеясь на успех. Какого же было его удивление, что через неделю после совершенного им обряда раздался звонок от должника.
- Здорово, Леш, слушай, я тут должок вечером тебе завезу, дома то будешь?
- Буду, буду, а как надумал то?
- Понимаешь, собрал тут деньги сыну на машину помочь. Думаю, вот сейчас ему помогу, а потом и с тобой начну расплачиваться. Ведь люди то вроде свои, а свои могут и подождать. Да вот дней пять тому назад такая тоска напала, что сил нет. И все мысли о долге. И сыну уже пообещал, да вот сердце так стало давить, что не дай бог, думаю и преставлюсь, а преставлюсь, то кто же сыну потом поможет? Вот как решил сначала с тобою рассчитаться, так камень с души спал, и сердце моментом отпустило. А сын молодой еще, небось и подождет, все же люди то родные, потом все будет у него - и машина, и квартира своя.
За свою работу Людмила Георгиевна денег не брала. Точнее не просила. Люди сами оставляли ей по своим силам. Бывало несли продукты, а иногда и просто так приходили. От того, кто как благодарил за труды, на отношение к нему со стороны Людмилы Георгиевны никак не отражалось. Даже если кому и нечего было ей дать, то все равно получал он от нее помощь в полную ее силу. На жизнь ей стало вполне хватать, даже откладывать стала. Стоило только у нее все более или менее наладиться, так пошли дела вкривь и вкось у дочери. Ольга сняла помещение и открыла свой магазин. Возила товар сама, да еще брала на реализацию у других таких же челноков. В одну из ее поездок в магазин нагрянули пьяные бандиты. Хоть Ольга и исправно им платила ежемесячную дань, в этот раз их визит был незапланированный и на первый взгляд спонтанный. Они забрали всю выручку, а также понравившиеся им дорогие вещи: шапки, куртки дубленки, часы. Продавцы, воспользовавшись таким случаем, тоже приложили руки к разграблению магазина. В результате Ольгу по ее приезду ожидали долги сдавшим вещи челнокам, да и еще счет от арендодателя, которому она платила раз в квартал, и по которому как раз подошел срок платежа. Бригадир бандитов сказал, что разберется с братвой, но на этом все так и закончилось. Пришлось Ольге магазин закрывать. После того как она вывезла остатки товара, бывший магазин стремительно стал переоборудоваться под ресторан. Стало ясно, что ее просто выжили из потребовавшегося кому-то помещения. А тут еще ее сожитель врезался в дорогую иномарку на купленных Ольгой "Жигулях". В общем, надо было начинать все сначала, а для этого опять были нужны деньги.
Прознав об Ольгиных злоключениях, Людмила, как и любая мать, переживающая за своего ребенка, опечалилась. Но помочь ей кроме доброго слова она больше ничем не могла. Откладываемые ей деньги от знахарства были крохами по сравнению с теми, которыми вращала Ольга, а ведовство для себя и своих не действовало.
Одно время стала к ней захаживать Инга Леонидовна, дама средних лет. То приворот своему сожителю заказывала, то остуду его прежней пассии. Потом стала и подруг своих приводить все по тем же житейским любовным вопросам. Где и кем работала Инга Леонидовна, было не понятно, но судя по тому, как она одевалась и какие на ней были украшения, можно было сказать, что дама она не из бедных. И подруги все были под стать ей. Видно было, что женщина она с характером и деловой хваткой. Смотря на то, сколько в день народу идет к Людмиле Георгиевне, она что-то прикидывала и просчитывала в уме. Все чаще стала заглядывать Инга по вечерам к Людмиле, уже просто поговорить о жизни, о том, о сем. Всегда с собой приносила дорогие конфеты и другие деликатесы и вкусности. Людмила видела, что та в подруги не набивается, но что-то уж больно нужно ей от нее.
- Ты, Инга, давай не темни, говори, что имеешь, а то давно уже вижу, что держишь что-то в себе, - первой начала Людмила в очередной приход Леонидовны.
- Да дело хочу предложить тебе, Людмила Георгиевна, - вдруг как прорвало ее, - что ты эти копейки то собираешь? При твоем таланте, да если все грамотно организовать, можно такие деньжищи заколачивать, что мало и снилось кому, - не говорила, а пела Инга. - У меня на примете есть помещение в Доме Быта, самый центр города. Дадим рекламу - народ пойдет. И не тот, что сейчас к тебе ходит - рвань, да голытьба. Только тут уж не кто сколько даст, а твердые цены устанавливать надо будет. Все бумаги и документы я подготовлю, благо и в мэрии есть связи, и в налоговой. Клиенты на Мерседесах будут приезжать, уж поверь, я всех богатев города знаю.
- Ты, Инга, погодь, не гони вперед лошади. Поняла все я, тут подумать надо, не все так просто, - отвечала спокойно Людмила, - через неделю заходи.
- А что тут думать, пока дело новое, надо успевать зарабатывать, - говорила, собираясь уходить Инга.
В душе Людмиле все претило этой затее, нутром чувствовала она, что ничего путного из нее не выйдет. Но, думая о том, как мучается Ольга, как хочется ей встать на ноги - решилась. Ровно через неделю после их разговора Инга Леонидовна вновь пришла к ней, и они уже подробно все обсудили. По уговору все расходы они договорились делить пополам, а прибыль распределять так: шестьдесят процентов Людмиле, сорок Инге. Так как у Людмилы своих денег не было, все начальные расходы в счет будущей прибыли взяла на себя Инга. Она рьяно взялась за дело. Уже в течение недели было снято помещение почти в самом центре города, в Дома Быта, сделан косметический ремонт, куплена мебель, заказана вывеска. Еще через неделю на экранах местного телеканала пошла реклама салона "Магия", в которой предлагались услуги по снятию сглаза, порчи и прочих магических дел.
По началу клиентов было мало. Администратором, директором и одновременно кассиром выступала Инга Леонидовна. Она первая встречала клиента, проводила с ним предварительную беседу, решала денежный вопрос, и только потом провожала его в отдельную комнату, где находилась Людмила. Она установила твердые цены на магические процедуры. У себя на Черемошниках, Людмила порой и за целый день не получала столько, сколько Леонидовна установила лишь за один сеанс. Видя, что многих такие цены отпугивают, Инга поменяла тактику. Хороший психолог, она с первого взгляда понимал, какими суммами располагает клиент и назначала цену сообразно его кошельку. Людмиле такой подход к делу был не по душе. Часто бывало так, что на человеке не было ни порчи, ни сглаза, а была в нем только временная неуверенность в себе. Таким она советовала чаще смотреться в зеркало, улыбаться себе и говорить при этом, что все у них хорошо. Деньги за вход к ней, она говорила им забрать назад у Инги. Это стало первой причиной их разногласий.
- Ты, Людмила Георгиевна, пойми, - говорила стяжательница, - если деньги попали в руки, их никак выпускать нельзя, иначе добра никогда не наживешь.
- От добра нажитого обманом счастья не будет, - отвечала Людмила.
- Да бог с ним, с этим счастьем, сейчас главное - вернуть вложенное. Я вот полгода как искала себе за приемлемую цену Ауди и нашла и цвет, что хотела, и цена, и год выпуска - все совпало. Однако все в дело наше вложила.
Впоследствии реклама, а главное - сарафанное радио, сделали свое дело. Весть о салоне "Магия" быстро распространилась по городу. И дело было не в том, что в то время открывшейся свободы у населения появился интерес ко всему загадочному, а в действительно реальной помощи Людмилы в вопросах здоровья и человеческих отношений. Она не успевала принимать всей страждущих, поэтому Инга стала вести запись к ней на прием. Порой очередь растягивалась на месяц. К тому же Людмила стала сильно уставать, так как приходилось работать без выходных. К своему ремеслу она относилась с большой ответственностью и серьезностью. А вот Ингу порой это не устраивало.
- Ну что ты с ними возишься как с малыми детьми, - говорила она Людмиле, - по стольку времени на каждого тратишь. Тут все на поток надо ставить, время, как говорится деньги.
- Ты не учи меня как мне кудесить, - отвечала Людмила, - я за свою работу ответ несу, и не только перед клиентом.
- И перед кем же еще?
- Да не надо знать тебе это, - помня о насмешках строителей над бабой Клавой, сказала знахарка.
"Да, - подумала Инга, - а деловой жилки то в ней совсем нет. С таким подходом много не заработаешь. Надо будет что-то придумывать".
Все решилось, как и все гениальное, просто и само собой. В один день, когда Людмила уже ушла домой, а Инга еще занималась подсчетом доходов за прошедший день, в салон пришла молодая женщина с просьбой приворожить ее молодого человека. Инга уже хотела ей сказать, что прием окончен и предложить ей записаться на следующую неделю, как вдруг шальная мысль внезапно возникла у нее в голове.
- Фотография, вещь, волосы его у Вас с собой есть? - тихим и низким голосом спросила она у нее.
- Волос нет, есть только фотография и зажигалка, - испуганно ответила та.
- Конечно, желательно было бы, если были его волосы или ногти, но того, что есть вполне достаточно - луна сегодня сильная, - начала заговаривать ее Инга.
Потом провела ее в комнату, где Людмила проводила обряды. Там, усадив девушку на стул, зажгла свечи, поводила фотографию над пламенем, что-то пошептала над ней. Единственное, что услышала в этом шепоте девушка, было повторяющееся имя ее избранника. Затем Инга забрала у нее зажигалку, сказала, что с ней она еще поработает ночью, взяла с нее приличную сумму и сказала ждать изменений в течение месяца. Та, впечатленная всем произошедшим, благодарила Ингу и, пятясь, удалилась из салона.
После этого случая Инга поняла, что может вполне обойтись без Людмилы Георгиевны и стала искать повод, чтобы расстаться с ней. Повод не заставил себя ждать. В день подведения месячных финансовых итогов совместной деятельности Инга то ли случайно, то ли умышленно неправильно посчитала доход каждого из них.
- Чего так мало в этом месяце вышло? - удивилась Людмила.
- Ты что, не доверяешь мне, - вспылила Инга, - я тебя, считай, из грязи вытащила, смотри, вон оделась хоть по-человечески, сидишь в чистеньком офисе, на такси каждый день ездишь. И такая мне благодарность за это? Спасибо тебе, родная, но дел с тобой никаких больше иметь не желаю. Видя фальшивую наигранность Инги, Людмила не стала спорить и молча развернувшись, ушла. Ощущение того, что ее использовали и выбросили за ненадобностью, оставило глубокий осадок в ее душе.
Людмила вновь вернулась к своей домашней практике. В том, что Инга неспроста устроила спектакль, она убедилась спустя месяц. Салон "Магия" продолжал работать в том же Доме Быта, только теперь он переехал на пятый этаж и занял более просторное помещение. Теперь в нем под чутким руководством Инги трудились одновременно четыре народные целительницы. Целительницами их можно было назвать условно, это были обычные психологи, прикрытые различными дипломами об окончании всевозможных магических академий и школ. Спектр услуг салона расширился до невероятных размеров, включая помощь в нахождении не только пропавших людей, но и домашних кошек и собак. Теперь магическую услугу можно было получить еще и в кредит. То, что дела там не чисты, Людмила ни капельки не сомневалась. До нее доходили слухи, что салону покровительствуют бандиты, которые решают все вопросы с особо возмущающимися клиентами и выбивают долги с тех, кто воспользовался услугами в кредит. Они приезжали к неплательщикам и забирали то, что можно было сразу продать. Случалось даже такое, что, запугав должника угрозами и магическими карами, они заставляли его переписать на них свою квартиру. В общем, салон превратился в ширму для криминальной деятельности.
Через полгода после разлада с Ингой у Людмилы случилась беда. Ночью пришла милиция и арестовала Максима. Его обвиняли в серии разбойных нападений на ночные магазины. За две недели он учувствовал в пяти налетах. Это стало ударом для Людмилы. Максим был всегда спокойным и уравновешенным ребенком. Симпатичный, мягкий, внушающий доверие, немного стеснительный и краснеющий по любому поводу и вдруг, в одночасье налетчик. Он хоть нигде не работал, но никогда не доставлял Людмиле хлопот. Максим не пил, не курил, но был немного замкнутым. Людмила его замкнутость объясняла тем, что ему было неудобно перед окружающими, что его отец ушел из жизни таким образом. Приятели его были всегда вежливые и никогда не вызывали у нее подозрений. В милиции все были поражены тем, что как они, не имеющие никакого криминального опыта, умудрились столько совершить за короткое время, и не попасться по горячим следам. "Не иначе, как нечистая сила им помогала", - говорил следователь Людмиле. Упоминание о нечистой силе Людмила восприняла на свой счет: "Видно все, что с Максимкой случилось, есть расплата за мое ремесленничество". То, сколько раз она вмешивалась в судьбы людей, не могло пройти бесследно для нее самой. С одних она чернь снимала, на других переводила. Когда даже и не знала, кому она перейдет. Снимая порчу, она переносила ее на мелкие монеты или предметы, которые потом относила и оставляла на перекрестке. Тот, кто их находил и поднимал, получал вместе с ними болезни и неудачи того, с кого она их сняла. Бывало, что когда долгое время никто не находил порченый предмет, все возвращалось назад, только теперь уже к ней. Она это сразу чувствовала и тогда шла к церкви. Там, прикидываясь плохо видящей, дожидалась, кого помоложе и просила посчитать купола на храме. Пока юноша или девушка считали, она успевала прочесть нужную молитву и, узнав имя считавшего, пожелав тому счастья, быстро уходила прочь. Все это надо было делать быстро, так как держать на себе чужую порчу отнимало много сил и здоровья.
Опять как никогда потребовались деньги. Адвокат постоянно требовал все новых и новых сумм, постоянно намекая на свои связи в следственном отделе и суде. Людмила назанимала у всех, у кого могла. Ольга, финансово так и неоправившаяся после закрытия магазина, была на мели. Перед отправкой дела в суд адвокат сказал Людмиле, что есть возможность изменить степень соучастия Максима в преступлениях на более простую форму и тем самым избежать ему реального наказания, получив условный срок. Для этого ему нужна была достаточно крупная сумма денег в течение недели. Единственной из ее знакомых, кто мог обладать такой суммой, была Инга. Людмила поехала к ней. Та, как ни странно, с большим радушием встретила ее. Рассказав ей о своем горе, Людмила попросила одолжить ей эту сумму в долг. Инга, посочувствовав, согласилась помочь.
- Что же мы, не свои люди что ли, - говорила она, - конечно же, помогу, - только сейчас сразу у меня столько нет. Тебе когда надо?
- В пятницу, в обед, - не ожидав от Инги такого участия ,ответила Людмила.
- Давай в пятницу подъезжай к часу дня, я тебе все соберу, - уверенно сказала Инга.
- Спасибо тебе, ты последняя надежда у меня была. Больше то мне и не к кому было обратиться. Честно говоря, не ожидала, что согласишься помочь.
- Да брось ты, говорю же свои люди, - заверила ее Инга.
В пятницу за Людмилой заехала Ольга на машине вместе со своим сожителем, и они все вместе поехали к Инге в салон. Подъехав к Дому Быта, Людмила вместе с Ольгой поднялась на пятый этаж. В приемной салона сидела Инга с двумя незнакомыми Людмиле мужчинами. При виде их, Людмила краем взгляда заметила, как Ольга слегка вздрогнула.
- А, Людочка, дорогая, ты извини, у меня тут важные гости, - суетливо заговорила Инга, и аккуратно взяв Людмилу и Ольгу под руки, вывела их из кабинета. - Ты уж прости меня, закрутилась, замоталась. Тут вот как на грех у брата проблемы возникли, вот сейчас как раз помогаю ему их решить. Деньги, что тебе обещала, пришлось ему отдать. Ты подожди с неделю, я тебе их обязательно соберу, - не то извиняющимся, не то оправдывающимся тоном говорила Инга. От этих слов у Людмилы все сжалось внутри.
- Не надо через неделю, сегодня последний срок был, - тихо ответила Людмила и, развернувшись, пошла прочь. Ольга последовала за ней.
- Люда, не сердись только, заходи в любое время, всегда тебя рада буду видеть, - почти кричала ей вслед Инга, не понимая того, что сейчас творилось в душе Людмилы.
"Назначить Козаку Максиму Андреевичу наказание в виде лишения свободы сроком на пять лет, - как заезжая пластинка крутились слова судьи в голове Людмилы уже второй день. - Ведь мало того, что за счет меня бизнес свой обманный наладила, так еще и, подарив надежду, сама же ее и украла", - с ненавистью об Инге думала Людмила. А когда Ольга рассказала ей, кто были те двое в кабинете, к ненависти добавились гнев и злоба. Один из них был братом Инги и владельцем того самого ресторана, из-за которого Ольгу и выжили из помещения. Второй был бригадиром тех бандитов, которые устроили погром в Ольгином магазине. Получалось, что Инга была как-то замешана и в дочкиных бедах. Нервы Людмилы были на таком пределе, что она уже три дня не могла вести прием. Ко всему еще пропал и сон. На третью бессонную ночь у нее начались видения. Виделась ей баба Клава, собирающая в лесу травы, могилы с покосившимися деревянными крестами и поросшие бурьяном, черные вороны, сидящие на деревьях, и еще многое чего. Под самое утро предстал пред ней старик с заросшей бородой и безобразным лицом. Взгляд его был тяжелым и пронзительным. Он выражал неимоверную внутреннюю силу, идущую из глубины веков всех его предков и сконцентрированную в нем. В руках он держал огромного размера медвежий коготь. Людмила поняла, что весь колдовской род, к которому принадлежала баба Клава и теперь она сама, идет от этого старика. Только связь в этом роду была не по крови, а по духу.
На следующий день Людмила уже знала, что ей надо было делать. Съездила на два городских кладбища. Набрала земли с подходящих могил. Побывала по кругу в семи церквях. Заказала молитву за упокой души, раздала милостыню только не тем, кто действительно нуждается, а местным пьяницам, побирающимся возле церквей, с наказом выпить за упокой души рабы божьей Инги. И еще много чего в тот день она сделала. Через две недели машина, за рулем которой находилась Инга, мчавшаяся на огромной скорости по загородной трассе, выехав на встречную полосу, лоб в лоб столкнулась с груженым КамАЗом...
Как только Инга отошла в мир иной, на Людмилу опустилась благодать. От бога она была или от дьявола, Людмила не задумывалась. Воспитанная в советское время, к богу она относилась как к пережитку прошлого. Впоследствии, занимаясь оккультной практикой, она пересмотрела свое отношение к религии. Теперь религия для нее стала являться некой объединяющей людей идеей, вытягивающей в процессе молитв из них энергию и перераспределяющей ее между собой от большего к малому. По своей сути эта была та же магия, только уж больно напоминающая социализм, где весь совместный труд складывался в единый котелок и делился между всеми примерно поровну, невзирая на КПД отдельного участника. Магия же была схожа с капитализмом, где отдельно взятая личность присваивала большую часть труда других личностей и использовала его по своему усмотрению. Только в магии результатом труда был не товар, а энергия, которую люди воспроизводили, молясь в храмах. Хоть работники культа и стерегли своих энергетических производителей, гоняя напущателей, приворожников и прочих Людмилиных соратников из храмов, им все же удавалось, подключившись к толпе верующих во время службы перенаправить часть их энергии для воплощения нужных им событий. Она понимала, что на самом деле все гораздо сложнее, но такое видение ее устраивало, так-так оно достаточно просто объясняло принцип работы ее ремесла.
После всего этого, жизнь пошла своим чередом. Так же шли к ней вереницы клиентов. Вот только если раньше она испытывала удовольствие от знахарства, то теперь оно никак не могло сравниться с той благодатью, снизошедшей на нее после гибели Инги. У Ольги магазинные дела так и не шли. Как будто злой рок висел над ее финансовой деятельностью. "Это все нечистой силы проделки, - шептались бабы в округе, - не хочет она Людку отпускать с этого дома, видно тут место у них особое". Дело в том, что в доме, где жила Людмила, раньше жила бабушка, также промышляющая ведовством. Так что дорожки к этому дому были давно уже протоптаны и появление Людмилы в этом доме было неслучайным. Люди, сопоставив конфликт Людмилы Георгиевной с Ингой и гибелью последней, пришли к выводу, что не только может лечить она. Вскоре об этом поползли слухи, в результате которых к Людмиле стали поступать завуалированные просьбы в помощи ускорить кому-либо переход в мир иной, намекая на хорошее вознаграждение. Она делала вид, что не понимает о чем идет речь.
Приблизительно через год, Людмила стала чувствовать, что ее покидают силы. Стало болеть все тело, по ночам тянуть и выворачивать суставы. Она поняла это как знак, и что от нее требуют. Но теперь инициатива должна была идти со стороны, а не от нее. Таким образом, большая часть ответственности ложилась на заказчика. Где и как его найти она не знала. Когда ей стало совсем невмоготу, что даже сил не было ячмень заговорить, заказчик объявился сам. С виду это был простой обычный работяга, подозревающий, что его теща колдует и хочет извести его. Что-то неуловимо фальшивое было в его суетливом поведении. Видя его неискренность, Людмила на всякий случай сделала ему отливку воском. Как она и думала, ни сглаза, ни порчи на нем не было. Уже собираясь уходить, он вдруг резко изменился. Вдруг куда-то пропали его неуверенность и суетливость.
- На смерть порчу можешь сделать? - хорошо поставленным командным голосом, смотря прямо ей глаза, спросил он.
- Могу, - немного помолчав, тихо ответила Людмила, расценив это предложение как неслучайное.
- Что тебе для этого надо?
- Имя, фотографию, вещи им или ей ношенные, только нестиранные. Волосы или ногти.
- В конце недели все завезу, как будет результат, получишь, - и он достал из внутреннего кармана новую пачку стодолларовых купюр.
- А обманешь, - замогильным голосом произнесла Людмила, - там же в раз и окажешься.
- Не пугай, - поежившись от холода, повеявшего от Людмилы, ответил он, - не обману.
После этого визита, Людмила заметно лучше стала себя чувствовать. Предвкушая работу, оживилась, стала шутить со всеми. "Ты Людка, ненормальная, - говорила ей соседка Тамара, - еще вчера богу душу готова отдать была, а сегодня уже хоть воду на тебе вози". В субботу приехал заказчик - привез, что было надо. С фотографии на Людмилу смотрел мужчина в строгом костюме с галстуком, примерно лет 35 или 40, немного уставший, с печальными глазами, темноволосый и прической, зачесанной на бок. "Вот, - сказал заказчик, - Олег". Людмила сказала, что на неделе все сделает, и результат будет в течение сорока дней.
- Точнее сказать можешь? - спросил командир, как окрестила заказчика Людмила за его командный голос.
- Ежели сильный он, то к концу сорокового со дня проведения работы. За неделю соберу, что надо, вот с конца ее и считай.
На дворе стояли последние дни сентября. Бабье лето было еще в разгаре. В октябре 17 числа появился командир. Молча отдал Людмиле пачку денег и, стараясь не смотреть ей в глаза, развернувшись, ушел. Вечером пришла Тамара, следящая за всеми событиями в городе и с порога затараторила о том, что наш самый главный депутат поехал купаться за границу и утонул. Но, утонул не сам, а что ему враги его нарочно неисправный акваланг подсунули.
В течение года, Людмила чувствовала себя прекрасно. У Максима в колонии было все хорошо. Никаких жалоб и нареканий со стороны администрации на него не было. Ольга помимо того, что меняла один магазин на другой, теперь еще стала менять и своих сожителей. "В кого она такая непутевая, - думала Людмила, - скорее всего по отцовской линии, не зря, поди чертей - то гонял". Успокаивая себя такими мыслями, в глубине души она понимала, что дело не в Андрее, а в ее ремесле. Но, не заниматься им, она уже не могла. Опять начались проблемы со здоровьем. Уже зная, что все это означает, Людмила попробовала бороться с этим при помощи медицины. Всю зиму и весну она проходила по врачам. Те, только разводили руками, не находя у нее никакого заболевания, и футболили ее от одного специалиста к другому. К лету совсем расхворалась. Суставы выкручивало и выворачивало, временами ее всю выгибало, как при эпилептическом припадке. Постоянно болела голова. Терпеливая ко всему,Людмила нет- нет, да иногда начинала подвывать от боли да так, что соседские собаки, слышав ее вой, скуля, вжимались в свои будки. Как и в прошлый раз, решение пришло само.
Оно появилось в виде молодящейся женщины средних лет. Она долго жаловалась на своего не то гражданского, не то законного мужа, что он паразит, всю жизнь ей испортил, всю кровь выпил, всю молодость ее загубил. Пока гол как сокол был, так тише воды, ниже травы, а как в гору пошел, так про нее родную совсем забыл и теперь с молодухами направо и налево гуляет. И вот если бы он, кобель такой, шею бы себе свернул, то это было бы справедливо, и она этому была бы рада. "Врешь ты паскуда, - глядя на нее, думала Людмила, - корысть на твоей морде так пропечатана, что ее и топором не вырубишь".
- И в сколько ты шею кобеля своего ценишь? - спросила она ее.
- Что вы, это же просто к слову.
- Так ты же за этим сюда пришла, или нет? - в голосе Людмилы прозвучала скрытая угроза.
- Я вот думала может проучить его, слабость там наслать или еще что...
- Слабость для кобеля хуже смерти, - перебила ее Людмила.
- А и это возможно? - слово это, она, слегка выделила, дрожащим от возбуждения голосом.
- Тебе, даже нужно, - властно произнесла Людмила, - так в сколько?
- В семь тысяч, - моментально ответила она и тут же добавила - долларов. Этого достаточно?
- Что-то ты уж не больно ценишь свою загубленную молодость. Да ладно, годиться.
- Только чтобы, - заказчица немного замялась, - сразу...
- Не переживай, - заверила ее Людмила.
Через месяц Тамара, сидя у Людмилы на кухне за чашкой чая, рассказывала ей о том, что директор одной строительной фирмы пошел проверять, как строится, дом и упал с лесов. Разбился насмерть. "Какой черт его дернул лезть на такую высоту? - сетовала Тамара, - ведь на то, есть прорабы". Подозрительная Тамара во всем произошедшем деле увидела происки конкурентов, которые то - ли леса подпилили, то - ли разлили на них что-то скользкое. Следствие по этому делу установило, что причиной гибели бизнесмена явился несчастный случай. Все его состояние перешло к женщине, с которой он проживал в последнее время. Деньги за второй заказ, Людмила приложила к деньгам за первый, к которым она даже не притрагивалась. Уж она как никто другой знала, что деньги не только пахнут, но и несут за собой шлейф тех дел, которыми они были заработаны. Теперь, вся прошедшая ее жизнь, состоящая из отдельных кусочков мозаики, стала постепенно складываться в цельную картину. И эта картина не оканчивалась настоящим моментом времени, а простиралась седой дымкой в туманное будущее, в котором эти деньги должны предназначаться приемнику ее дела.
Вскоре освободился Максим. Оказавшись на свободе, он первое время был как пришибленный и напоминал котенка, оказавшегося в новой квартире. Постепенно пришел в себя и стал адаптироваться к новой, изменившейся за его отсутствие жизни. Вместе с товарищем, с которым отбывал наказание, они занялись оформлением квартир и помещений, слово дизайн тогда еще только входило в обиход. Примерно в это же время Людмила стала серьезно задумываться о продолжателе своего дела. Об этом часто ей напоминали сны, в которых она видела не только бабу Клаву и старика, но и еще многих тех, кто входил в ее ведовскую ветвь-род. Через эти сны род знакомил Людмилу с ее предшественниками по ремеслу, среди которых были не только женщины, но и мужчины, которых, правда, было меньше,чем женщин. Сейчас ей как никогда был нужен помощник. Надеяться просто на благосклонность судьбы в появлении спасительных для нее заказов она не хотела. В последнее время в ней стали проявляться осторожность, недоверчивость и подозрительность. Скорее всего они были необоснованные, но чувство опасности от понимания этого меньше не становилось.
Как-то товарищ Максима по лагерю обратился к ней со странной просьбой. У него был приятель детства, который интересовался колдовством и магией. Тот очень хотел побеседовать с Людмилой Георгиевной и просил товарища Максима устроить ему это. Она согласие дала, но предварительно вызнала его имя, фамилию и дату рождения. В своей работе Людмила не пользовалась входящей тогда в моду нумерологией, так как считала ее средством для оболванивания граждан всевозможными астрологами и новоявленными провидцами. Это было скорее для отвода глаз и показной важности.
Интересующимся магией был некто Сашка Игольников. Человек БОРЗ, как сам он себя называл, что означало - без определенного рода занятий. Не имея никакого специального образования, он, тем не менее, имел вид человека интеллигентного и знающего. "Высшее учебное заведение дает только верхнее образование, образование высшее дает жизнь", - любил он повторять понравившуюся ему фразу своего знакомого философа. Неискушенному и незнающему его человеку он мог показаться врачом, метеорологом, преподавателем и даже астрофизиком в зависимости от того, какую тему он развивал. Конечно, любой узкий специалист при желании раскусил бы его минут за тридцать, но за это время Игольников бы получил для себя более глубокие познания предмета. Все его на первый взгляд не имеющие своей системы кусочные познания из различных областей все же имели свою направленность. Направленность была в сторону управления непериодическими, быстропротекающими явлениями в окружающей среде, к коим он относил и магию. По сути, эти явления имеют физический характер, но с неясными причинами их возникновения. Так некоторые физические поля определенной частоты и мощности способны вывести из строя приборы и технику, а также воздействовать на психику человека так, что в результате этого он может совершить неадекватные действия, возможные привести к трагическим последствиям. В результате участившихся аварий и катастроф даже появился термин - человеческий фактор, описывающий возможность принятия человеком ошибочных и алогичных решений в конкретном случае. Во время перехода дороги пешеход мог, смотря на разрешающий сигнал светофора для водителя, принять его на свой счет, и попасть под колеса автомобиля. Причиной такой невнимательности могли стать и внезапно возникшие вокруг него поля. То, что этот феномен непосредственно связан с человеком, привело Сашку к мысли о возможности управления им. Таким инструментом управления и могла выступать магия, которую Игольников наукообразно представлял себе как некий генератор псевдослучайных событии.
Беседа Игольникова с Людмилой Георгиевной происходила по телефону. Говорили о порчах, сглазах, приворотах. Умеющий подстраиваться к собеседнику, Игольников быстро перенял язык и манеру разговора Людмилы, чем сразу расположил ее к себе. Никаких научных терминов он не применял, так как сразу определил ее понятийный языковой диапазон. Ей он понравился, после их беседы она почувствовала себя несколько отдохнувшей. У него был природный дар располагать к себе людей, рядом с ним было комфортно. Они договорились, что в следующий раз Игольников приедет к ней. Он стал частенько заезжать к Людмиле и постепенно у них наладился контакт.
Магия Игольникова интересовала вначале из любопытства, а затем и как возможный источник заработка. Его мечтой было жить на проценты, но для этого требовалась крупная сумма денег. Склонный к манипуляциям, он мог стать неплохим мошенником, но этому мешали некие внутренние запреты, являющиеся следствием его воспитания. Запреты выражалась не в страхе наказания, а в чувствах жалости к жертве и вины перед ней. На самом деле эти чувства были прикрытием боязни разоблачения, но не наказания. Магия же полностью исключала возможность быть разоблаченным. В божественное всевидящее око Игольников не верил. Сам талантов к магии он не имел, а вот воспользоваться талантами других был готов. Сашка ходил к различным целительницам и гадалкам, водил к ним своих знакомых, наблюдал и анализировал результаты их магической работы. Но вот пока кроме только легкого психотерапевтического эффекта от их действий больше ничего не наблюдал. В Людмиле Георгиевне он интуитивно почувствовал некую дремучую и архаичную силу и понял, что наконец нашел то, что искал. То, что эту силу она может направлять в нужное ей русло, Игольников самолично удостоверился.
В очередной раз захворав, Людмила позвала Сашку посидеть с ней. Максим и Ольга, вроде люди родные, не оказывали на нее такого благотворного влияния, как он. Они пили чай, разговаривали о жизни, человеческих отношениях. В разгар беседы в двери раздался стук. Сашка открыл дверь, на пороге стоял молодой дагестанец. Он вежливо спросил Людмилу Георгиевну. Игольников проводил его к ней. Она встретила дагестанца как знакомого легким кивком головы и рукой показала ему на соседнюю комнату. Сама встала и, тяжело передвигаясь, последовала вслед за ним. Пробыли они там не более пяти минут. Вместе вышли и Людмила, еле ковыляя, пошла провожать его к двери. Заглянув в соседнюю комнату, Игольников краем глаза увидел лежащую на столе фотографию. На ней был запечатлен человек, который был смутно знаком ему. "Саша, - услышал он голос Людмилы, - помоги, будь так добр". Подойдя к открытой входной двери, он увидел машину во дворе, из которой дагестанец вытаскивал какой-то ящик. По просьбе Людмилы Игольников взял ящик из рук дагестанца и занес его в дом. Ящик был доверху набит бутылками дешевой водки. После визита Людмила заметно повеселела, оживилась и приободрилась. Игольнтков понял, что сейчас стал не к месту и ушел. На следующий день вновь заехал к Людмиле. Ее дома не оказалось. Соседка Тамара, всегда все знающая, увидев Сашку, сказала, что Людмила уехала то ли в церковь, то ли на кладбище. Также добавила, что вчера все пропойцы на районе как один пьяны были, проходу от них не было и что пили за какого-то Тишку, то ли Гришку, которого отродясь здесь не было. "Раньше бы их всех быстро в ЛТП упекли, а сейчас всем свободу дали, вот и творят, что им вздумается", - найдя свободные уши, тараторила Тамара.
По-прошествии месяца в местных новостях прошло сообщение о гибели в ДТП директора крупного предприятия во время его возвращения из аэропорта соседнего города. Лицо погибшего было один в один похоже на то, что видел Игольников на фотографии в доме у Людмилы. Сашка сразу понял, что этот случай имеет отношение к Людмиле Георгиевне. Собирая по крупицам сведения о произошедшем событии и бизнесмене, обратил внимание на то, что сколько тот ни летал на самолетах, никогда портфель в багаж не сдавал. А в этот раз сдал. И задержался в аэропорту, дожидаясь выдачи багажа. Сел рядом с водителем, а раньше садился всегда на заднее сидение. Если бы он не задержался в аэропорту, то скорее всего бы избежал возникшей на его пути аварийной ситуации. Что заставило нарушить его свои укоренившиеся привычки - было не ясно. Все Сашкины размышления по поводу этого случая породили в его голове доселе неизвестное ему слово - стройрокмонтаж, означавшее ряд собранных вместе событий, приведших к трагической развязке. "Вот это работа!" - восхищенно подумал Игольников.
- Страсти правят миром, - говорила Сашке Людмила Георгиевна в одну из бесед, - зависть, злоба да нажива. За деньги глотки друг другу готовы перегрызть как собаки. Кто посмелее, тот сам грызет, а кто духом послабее или чистеньким остаться хочет, тот ко мне идет. Чего только я для них не делала.
- А на Вас это не отразится? - спросил Игольников.
- А я то что, воля то их, сами решили. Вот на них и отразится, может быть, потом. Если я на свете есть, значит это надо. Волки лесу тоже нужны. Плохо это или хорошо, это только человеческие думки, - ответила Людмила и повторилась, - если есть, значит надо.
- Людмила Георгиевна, вот если у меня кому из знакомых что-нибудь такое потребуется, можно будет к вам обратиться? - закинул удочку Сашка.
- Посмотрим. Ты знаешь, Саша, стара я становлюсь. Все тяжелее мне с людьми язык находить самой становится. Устаю от них. Вот если бы мне кто помогал, то уж силы лучше на другое тратила. Ты, смотрю, с любым поладить можешь, да знакомых у тебя полгорода. У меня же от ячменей да грыж с бородавками сил больше уходит, чем прибавка. Вот если бы ты мне что-то посложнее находил, то вовсе бы перестала открыто принимать. В городе такая я одна. Правда есть еще на севере области, у черта на куличках, но уж больно несговорчивая она. А все остальные - мыши серые. Да сам бы в накладе не остался. Люди то, знаю, у тебя богатые есть.
- Давайте так, Людмила Георгиевна, - от этого предложения у Игольникова приятно защекотало в груди, - вы ничего пока не бросайте, а я проведу, как говорят сейчас маркетинг.
"Если сильно что-то хочешь, то обязательно это получишь", - думал Сашка, идя от Людмилы. И это было верно, человек всегда получает в жизни то, что хочет, но только не в той форме, в какой хотел... Игольников имел широкий круг общения, с ним на улице мог поздороваться и бомж, и уголовник, и бизнесмен, и депутат. Для начала он начал заводить со всеми знакомыми разговоры о потустороннем и необъяснимом.. Таким образом, Сашка хотел выделить, если не потенциальных клиентов, то тех, кто ими не станет, тех, кто в магию не верит. Отсеяв ярых скептиков и материалистов, он начал вести работу с теми, у кого хоть немного присутствовало магическое мышление. Среди них забраковал тех, кто верит в судьбу и в то, что лично от них ничего не зависит. В результате остались азартные, рискованные и верящие в счастливый случай, достаточно успешные люди. Но первого клиента Игольников нашел не среди них, а по случаю.
Им оказалась обычная женщина, с которой он познакомились в кафе за чашкой кофе. Марина, уставшая от жизни, имела весьма прозаичную историю. Вышла замуж, родила дочь. Муж сильно пил, в результате чего и умер. Замуж так и не вышла. Пока растила и воспитывала дочь, думать о жизни было некогда. Когда же дочка стала на ноги, началось ворошение прошлого. Возможно, в преддверии климакса у нее стал нарушаться гормональный фон, который слегка помутил ее разум. Во всех своих бедах она стала винить брата мужа. Что он отличник и чистоплюй, никогда мужу ее не помогал. Всегда был в любимцах у родителей и теперь - живой, здоровый и богатый, а муж ее уже давно сгнил в земле сырой. Денег у него куры не клюют, а живет один бобылем. Бабы так и вьются вокруг него, но не он им нужен, а деньги его. Деверь их как огня боится и все деньги свои стережет. А недавно появилась одна вертихвостка, так она у бабки приворот ему сделала и теперь вот- вот женит его на себе. Деверь ничего понять не может, стал такой нервный, как бы с ума не сошел. Если что, все богатство его могло доченьке ее перейти, а теперь шлюхе все безродной достанется. " Классика, - слушая Марину, думал Игольников, - обида, зависть, месть, корысть".
Наведя справки о Маринином родственнике, Сашка понял, что дело стоящее. Только времени оставалось мало, у того действительно был роман на стадии похода в загс. Уговорить Марину сделать деверю порчу на смерть, Сашке труда не составило. Умело играя на ее эмоциональном состоянии, он убедил ее в том, что это единственный шанс круто изменить жизнь, жить в свое удовольствие и обрести душевный покой. Та дала согласие отчасти не потому, что уже сама была готова к этому, а еще из- за того, что до конца не поняла всей серьезности ситуации. Марина относилась к этому как к игре, в тайне надеясь на отношения с Игольниковым, поэтому, старалась подсознательно не разочаровать его в себе. Договорились, что Марина оплатит ритуал после вхождения дочери в наследные права. Игольников посоветовал ей найти повод и сблизиться с ним, что бы быть в курсе его дел, а также для собрания нужных для ритуала вещей.
Сашка принес Людмиле фотографию деверя Марины. Людмила, внимательно рассмотрев воск, отлитый над ней, сказала: "Да у него тут еще до приворота венец безбрачия стоит, вот он и бесится". Придя домой, Игольников весь вечер строил планы на будущее. В них он жил на берегу еще не определенного им моря. Ночью ему приснился сон, в котором он пировал за одним столом со старухами и стариками. Во главе стола сидел бородатый и безобразный старец с пронзительным взглядом. От него исходила неимоверная сила, было ясно, что здесь он самый главный. Когда он смотрел на Сашку, то в его лице проявлялось еле заметное одобрение. Утром после сна, у Сашки появилось ощущение, что он никогда не покинет этот город, которое он моментально прогнал прочь. Людмила с утра перепрятала деньги для будущего своего приемника, которых скопилось уже почти сорок тысяч долларов, поехала на кладбище. Марина, наладившая контакт с деверем и выпросившая у него денег на новый памятник для мужа, в это время была на том же кладбище в ритуальной конторе.
- Скажите, можно будет забрать старую фотографию? - задала она вопрос приемщице заказов на изготовление памятников.
- Женщина, - с напором отвечала приемщица, - зачем вам дома вещи с кладбища? "И вправду, чего это я буду домой нести то, что находилось на могиле?"- подумала Марина.
- Как же вы тут работаете? - спросила она приемщицу.
- Вот так и живем и работаем, - со вздохом ответила та.