С чего обычно начинают? Во-первых, с описания первозданной красоты природы, ее великолепия, могущества и превосходства. Обрисуют закат, восход или другое положение солнца относительно земного наблюдателя, поведают о том, как прекрасно наблюдать за утопающем в морской глади небесным светилом, за медленно уплывающими над кронами вековых деревьев куда-то в даль облаками, за тем, как после зимней спячки пробуждается лес, поведают о его великолепии в золотом осеннем или благоухающем весеннем уборах. Причем опишут все это с помощью таких словооборотов, что усердные школьники, следящие за всеми паузами в речи учителя во время очередного диктанта по содержащему описанные выше приемы произведению, ставя запятые, старательно зачеркивающие их и снова рисующие, не раз вспомнят обрекшего их на такие муки автора самыми теплыми словами. Во-вторых, начинают с того, что кто-то где-то проснулся и, превозмогая головную боль, дополненную страстным желанием пить, пытается вспомнить что же все-таки вчера произошло и как он до такой жизни докатился. Ну и конечно же где-то рядом должна находится незнакомая обнаженная, хотя бы наполовину, персона противоположного пола. В-третьих, сразу бросают читателя в гущу стремительно разворачивающихся событий. Например, поместив его в камнем летящий вниз самолет, в мчащуюся на вражеские редуты под грохотом разрывающихся снарядов конную рать с развевающимися на ветру знаменами или еще в какое-либо увлекательное путешествие.
Но это все не то. Я не ставлю перед собой целью показать красоту и богатство родного края блеснув легкостью обращения с великим могучим русским языком. Не собираюсь показать свои познания в области похмельного пробуждения и сопровождающих его открытий. И не берусь описывать славные подвиги бессмертных героев бессмысленных войн.
Даже не знаю с чего начать ...
Глава 1.
У моей сестры было много мужчин. Столь много что большинство из них я не помнил не только по именам, но и на лицо. Кого у нее только не было: плешивые банкиры, прилизанные юристы, тупоголовые бандиты, ничем не отличающиеся от них "стражи порядка", толстобрюхие вояки, заносчивые сынки депутатов, извращенные шоумены и прочие персонажи, которые могли позволить себе иметь такую девушку как моя сестра. А обходилась им она не дешево, уж поверьте мне. Все эти походы в рестораны, на светские вечера, тусовки, поездки во всевозможные страны, подарки по немыслимым ценам и т.д. и т.п. Но она того стоила. По крайней мере так считали те, кто готов был исполнять все ее прихоти. Она была красива. Очень красива. Если бы я не был ее братом и не знал все черты ее характера, все ее прихоти, вздорства и увлечения, то возможно тоже влюбился бы. Демон в обличае ангела - это про нее. С виду милая, порядочная и невинная девушка она закатывала такие дикие истерики по поводу сломанного ногтя или затоптанных туфель, что ошеломленные таким поведением мужчины без тени сомнения спешили загладить свою довольно сомнительную вину одним из вышеперечисленных способов.
Говорят, деньги портят людей. Судя по моей сестре, это именно так. Наши родители погибли когда ей едва исполнилось восемнадцать, она успешно окончила школу и собиралась поступать в университет. Мне тогда не было и шестнадцати. Все что было нажито родителями формально досталось по наследству нам обоим, фактически же перешло в ее руки. Семья у нас была довольно состоятельная, так как отец являлся владельцем небольшой, но успешно развивающейся компании. Все наши потребности он с радостью удовлетворял, но при этом старался не баловать. Все что надо для счастливого детства у нас было. Мы не жаловались. А тут получилось так, что в одночасье из тихой скромной восемнадцатилетней девушки моя сестра превратилась в довольно состоятельную кутилу. Уже через месяц у нее вошло в моду начинать свой день с чашки кофе в солидном ресторане, затем совершать визит в салон красоты, поход по бутикам, ювелирным магазинам, обед в том же ресторане, посещение VIP-зала в самом дорогом спортивном комплексе, снова салон красоты, поездка в какой-нибудь элитный ночной клуб на светскую вечеринку и, наконец, возвращение домой с каким-нибудь ухажером. Благодаря такому образу жизни сестры, фирма погорела уже через полгода, спустя аналогичный промежуток времени пришлось продать квартиру и переехать в загородный дом. Из доходов остались лишь проценты от вклада, который сделали родители на мое имя до исполнения мне совершеннолетия. Такой вклад был и у сестры, но она его потратила на какую-то пластическую операцию. Изменений после этого в ее внешности я не заметил, так и не узнав, над чем именно так старательно потрудились пластические хирурги. Когда кончились деньги, сестра уже настолько приобщилось к своему образу жизни, что день, начатый без завтрака хотя бы в мало-мальски дорогом ресторане стал для нее не мыслим и проблемы с финансовым обеспечением она принялась решать за счет привлечения в свою постель как иностранного, так и отечественного капитала.
Не обходили вниманием эти инвесторы и меня. Их подачки я старался не принимать, хотя это было не так уж просто. Соблазн сказать номер сестры, ее хотя бы примерное местоположение или ориентировочное время возвращение домой в обмен на машину с обложки модного глянцевого журнала или на ночь с девушкой из той же серии был, сами понимаете, не маленький. Но чувствовал я себя при этом сутенером, другого слова не подобрать. Поэтому то и старался отнекиваться.
При всем при этом я любил свою сестру. Кроме нее у меня никого не было. Как и у нее кроме меня. Я заботился о ней как мог. Забирал ее из ночных клубов, когда там не находилось достойных ее внимания мужчин и некому было проводить ее домой со всеми вытекающими из этого последствиями. Врал что ее нету дома назойливым ромео, поющим под окнами серенады, оставляющим горы цветов во дворе или непрерывно названивающим. По одной ей понятной причине, игнорирую все мои просьбы, она в качестве контактного телефона оставляла наш домашний или мой мобильный, в виду чего мне приходилось выполнять еще и роль секретаря.
Все эти ухажеры были мне противны. От их разговоров про какие-то пьянки, гуляние по девкам, сомнительные подвиги в постели, разборки, отмывание денег и прочего бреда который они несли меня мутило. Мне было жалко сестру. Мне было жалко себя. Жалко за то что мне приходилось им улыбаться, смеяться над их плоскими шутками, пошлыми анекдотами, принимать приглашения на всякие пьянки, тусовки, обидно за то что я ничего не мог с этим поделать. Вся эта ненависть к ним переросла в ненависть к сестре. Я отгонял ее, эту злобу. Но она возвращалась каждой ночью, когда приходилось прятать голову под подушку от звуков того, что творилось в комнате сестры.
Но вот Максим мне сразу понравился. Он не был похож на остальных представителей той серой массы, которая периодически крутилась вокруг моей сестры. Было в нем что-то такое притягивающее. Макс появился неожиданно. Я уже окончил школу и успел поступить в университет. В тот вечер я поздно возвратился с учебы и привычно презрительным взглядом оценил стоящую у ворот нашего дома машину. Открыв дверь, я первым делом обратил внимание на запах доносившийся с кухни. Там готовилось что-то вкусное. Я удивился, потому как самое изысканное что могла приготовить моя сестра - это бутерброд с колбасой. Без масла. Его ей было лень намазывать. Питалась она в основном в ресторанах. С нескрываемым интересом я пошел на запах. Кухню было не узнать. Повсюду были разложены всевозможные продукты, на немаленьком столе по всему периметру лежали нарезанные ингредиенты незнакомых мне блюд, какие-то специи, добавки, всевозможная зелень и прочие составляющие готовящегося блюда. У плиты, в клубах подымающегося к потолку пара, стоял молодой человек и постоянно что-то мешал, дул на поднесенную ко рту ложку блюда, пробовал, солил, снова пробовал, снова мешал.
--
Здрасте, - предварительно кашлянув, поздоровался я.
- А, Роман, очень приятно. Мне Ирина о тебе рассказывала. Приятно познакомится. Максим, - и он протянул мне руку, предварительно вытирев ее о полотенце, висящее у него на плече.
Первое на что я обратил внимание, так это на его улыбку. Он все время улыбался, и было в этой улыбке что-то такое притягивающее, доброе, приветливое. Весь этот коктейль из его внешности, фигуры, улыбки, взгляда, манеры говорить, поведения складывался в образ какого-то героя исторических кинокартин, рыцаря, который вел под своими знаменами воинов, закованных в сталь, отстаивать честь прекрасной дамы.
Макс сразу же осведомился как у меня дела, чем я занимаюсь, спросил про мои интересы, рассказал о себе. Его было приятно слушать. Я от души смеялся над его ничуть не пошлыми шутками. Во время всего этого разговора он не отрывался от процесса приготовления пищи. Тут легкой походкой вошла моя сестра, ухватив что-то со стола, съела, обняла Максима, поцеловала его, отведала с поднесенной к ней ложки, сделала одобряющий кивок головой и повернулась ко мне. На нее было приятно смотреть - она прямо светилась от счастья, улыбалась.
- Привет, Ромка, - продолжая жевать, поздоровалась со мной Ира.
--
Привет, - улыбнулся я в ответ.
Давно я ее такой не видел. Последнее время она была сама не своя. Постоянно ходила какая-то раздраженная, мы, не переставая, ссорились по пустякам, из клубов она стала приезжать все чаще одна, но в невменяемом состоянии сопровождающимся жутким перегаром, растекшейся вокруг глаз тушью, размазанной помадой и непонятными пятнами на одежде. Если она раньше с утра пораньше спешила в свой любимый ресторан выпить чашечку кофе, то теперь спала до середины дня, а то и вовсе не выходя из комнаты. Если бы я не так хорошо знал свою сестру, то вполне возможно принял бы все это за следствие невзаимной любви. Моя сестра не умела любить, более того не то что не верила в это чувство, презирала его. Поэтому и меняла так часто кавалеров, скорее всего боясь привыкнуть к ним. Хотя вполне возможно что я и ошибаюсь.
С этого же дня все изменилось.
Макс оказался владельцем довольно крупной и успешно развивающейся компании. Познакомились они с Ириной конечно же совершенно случайно. Она ловила машину чтобы доехать до нашего дома, находящегося за городом. В дороге разговорились и вот он здесь. Каково же было мое изумление, когда я узнал что это было несколько часов назад. Моя сестра всегда отличалась легкомыслием, но все же. Через час общения с Максимом я полностью понимал ее. В общем, довольный, я бы даже сказал счастливый за свою сестру и, поевши чудесного блюда, приготовленного новым парнем моей сестры, я отправился к себе. Засыпал я в ту ночь с блаженной улыбкой.
На следующий день Макс переехал к нам. С каждым днем Ирина сияла все ярче, она даже стала готовить, чтоб накормить нас, приезжающих с работы после тяжелого рабочего дня. Сначала правда получалось не больно то вкусно, но мы с наслаждающимися лицами через силу съедали все приготовленное ею, а потом, в утайке от нее перекусывали купленными по дороге в кафе блюдами. Со временем же все у нее стало получаться, и мы облизывая пальцы, просили добавки. Я сдружился с Максом. В мгновение ока он стал моим лучшим другом. С ним было приятно поговорить на любые темы, спросить о чем-нибудь. Получить совет. К тому же он почти сразу взял меня к себе в фирму. Работать под его руководством было одно удовольствие. Есть такой тип людей, чьи указания ты выполняешь с радостью, с наслаждением, с улыбкой, с гордостью за то, что выполнить это он доверил именно тебе. Макс как раз принадлежал к такому.
Сестра перестала завтракать в ресторанах, салон красоты посещала не чаще одного раза в неделю и то разве что для профилактики. Походы в ночные клубы и вовсе прекратились. По выходным мы ездили в парк кататься на велосипедах или выбирались из душного города на природу. Уж насколько я не люблю рыбалку, но мне было приятно посидеть с опущенной в речную гладь леской и слушать голос Макса, шепотом рассказывающего какую-нибудь увлекательную историю про древних майя, про последние достижения в области космоса или про случай из детства. Слушать все его истории было одинаково интересно. Порой, сидя поздно вечером у костра, укутавшись теплыми пледами, держа в руках протянутые к костру палочки с нанизанными на них кусочки хлеба, мы с Ирой так заслушивались, что не замечали как в руках оставались лишь угли.
Я постоянно удивлялся тому, как много знает Макс, его всесторонней развитости. Он имел одинаково полное представление как об устройстве сотового телефона, так и о теориях возникновения небесных светил.
Сестру мою он чуть ли не на руках носил. Заботился о ней больше чем о самом себе. Всегда интересовался ее самочувствием, настроением. Если последнее было не на высоте, подымал его всеми возможными способами и почти всегда преуспевал в этом. Каждый день дом наполнял аромат подаренных им цветов.
В общем, я не мог нарадоваться за них с сестрой. Не знал кого и благодарить за такое счастье. Засыпая, я уже не думал о том, какую выходку ждать от моей сестры или где она может быть, где ее искать в случае чего, кому звонить. Я знал, что рядом с ней Макс и значит все у нее хорошо.
Через месяц все кончилось. Она просто сказала, что если будет звонить Макс говорить что ее нет. Больше ничего. Через совсем небольшой промежуток времени начался предшествующий этому кошмар. Снова эти непонятные личности, в обнимку с ней вваливающиеся в наш дом поздней ночью, все эти беспробудные пьянки, скандалы и прочее, и прочее...
Но Макс не исчез просто так. Он продолжал звонить, приезжать, присылать и привозить сам цветы. И каждый раз, встречая его на пороге нашего дома или отвечая на его звонок, мне приходилось врать что Ирины нет. Мне снова было себя жалко. Обидно.
Еще сильнее мне было жалко Макса. Он чах на глазах. Пропала его улыбка, блеск глаз, свежесть лица. Он ее любил. Любил так как может любить только настоящий мужчина, а сестра же по одной известной ей причине просто поигралась с ним и бросила. Как и многих других. Как всех других. Но Макс был не как все. Я знал это. Но вел он себя как все. Звонил, заезжал, присылал цветы, но все это моей сестре было не нужно. Она не знала что такое любовь, она презирала ее или просто боялась.
Глава 2.
Я все еще продолжал работать на Макса. Это было не легко, видеть как он каждый раз приходил на работу какой-то помятый, небритый, со следами бессонных ночей вокруг глаз. Говорил он как-то неохотно, улыбался через силу, словно выдавливая улыбку сквозь стиснутые от боли зубы. Словно он ежеминутно испытывал изжогу. Словно какой-то груз, неподъемная ноша тянула его куда-то вниз. Словно что-то сжигало его изнутри, разъедало. На вопросы о его самочувствии он отвечал стандартной фразой о том, что все хорошо, просто приходится много работать, не высыпаясь. После этого видеть улыбающиеся лица моей сестры и ее очередного фаворита мне было не то что противно, как-то омерзительно.
Я стал избегать сестру, с утра пораньше спешил в университет, даже если занятия начинались позже, допоздна засиживался на работе. После моего ухода в офисе оставались лишь охранник и уткнувшийся в монитор компьютера, но смотрящий определенно сквозь него Макс.
Те чувства, которые он испытывал, были мне знакомы. Я тоже любил, часто без взаимности. Когда твою любовь не принимают, пламя ее сжигает тебя изнутри. Любовь словно небольшой костер внутри нас, питаемый улыбкой любимого человека, его поцелуем, смехом, голосом, ароматом тела, взглядом, прикосновением, его дыханием, походкой, языком телодвижений - всем тем, что выделяет одного человека из остальных. Любовь может вспыхнуть внезапно, от случайной искры, может загораться постепенно, подобно тому как добывали огонь наши предки, путем долгого трения деревянных палочек друг об друга. И о прямой зависимости на ее продолжительность от того как быстро она загорелась, стала греть нас изнутри, не давая покоя, говорить глупо. Пламя от искры может гореть вечно. Любовь, разжигаемая годами может исчерпать себя за неделю. Но это не важно. Важно другое. То что разгорается внутри нас, нам не принадлежит. Это тепло для того человека, чей взгляд, улыбка, смех или что-то другое зажгло ее. И вот пламя разгорается, растет, крепнет. Наступает момент когда держать его внутри себя уже невыносимо. Оно не дает нам покоя, толкает на такие поступки, вспоминаем которые мы не без смущенной улыбки. Мы пишем откровенные письма, присылаем цветы, рисуем ночью на асфальте заветное признанье, лезем, забыв про врожденный страх к высоте, по водосточной трубе до заветного окна, чтоб прикрепить к нему помятый цветок, поем серенады, срывая голос, дрожащими руками стучим в заветную дверь и убегаем, испугавшись приближающихся шагов, с улыбкой выбираем плюшевого медвежонка, говоря друзьям что для младшей сестры или племянницы. Потому что больше не можем держать ее в себе. После этого два варианта: либо нашу любовь принимают, либо нет. Тот кто примет, получит ее всю без остатка, она, эта любовь, будет согревать его, заставлять улыбаться без повода, просто так. Тот кто не примет, скорее всего будет жить как жил. Тому, кому отказали во взаимности, главное отпустить его, это пламя, не держать внутри себя. Это не его любовь. И если от нее отказался тот, кому она предполагалась, то следует отказаться и ему. Иначе любовь перерастет в ненависть, злобу, будет сжигать его изнутри, разрывать на части до тех пор, пока не потухнет сама, не поглотится новому пламеню или не толкнет человека на бездумный шаг.
Макс не смог отпустить, я это видел. Я не выдержал, попытался поговорить об этом с моей сестрой, но она лишь улыбнулась и уехала в непонятном направлении с очередным ухажером. Минут через пятнадцать приехал Максим.
- Вечер добрый, - устало улыбнулся он мне, держа в руках маленький букетик обычных полевых цветов, что каждое лето радуют нас своей красотой, ковром устилая землю.
- И тебе, - улыбнуться я не смог.
- Дома? - спросил Макс, перекладывая букет из одной руки в другую.
В ответ я лишь покачал головой. Он тяжело выдохнул, сел на крыльцо и закурил. Я сел рядом.
- Макс, да не стоит она этого!
Он посмотрел на меня и грустно улыбнулся. Глаза блестели от подступающих слез.
- Я знаю, но ничего не могу с собой поделать, - Макс глубоко затянулся сигаретой, и взгляд его устремился на опускающееся за горизонт солнце.
Я в очередной раз возненавидел сестру.
- Макс, мне...- начал было я, но он сделал мне жест рукой, не отрывая взгляда от заката, я замолчал.
- Посмотри на небо!
Я поднял голову.
Озаренные багровыми лучами солнца, погружающегося за верхушки стоящих вдоль всего горизонта деревьев, по небу плыли облака. Где-то вдалеке тускло светила луна, ожидающая своего часа. Загорелась первая звездочка, вторая ... Солнце окончательно потухло, и с его последним лучом последнее облако превратилось в темную массу, растаяв в ночном небе.
- Облака все еще плывут, просто мы их не видим, замечаем лишь тогда, когда одно из них или сразу несколько прикроет от нас какую-нибудь звезду или луну. Это те же облака, которыми мы любуемся днем, но почему-то ночью они кажутся нам черными тучами.
Я не совсем понял что он сказал, но ощутил какую-то непонятную тоску. Грусть.
- Не могу найти в себе что-то такое, за что можно было бы забыть Иру, разозлиться - сказал он закурив очередную сигарету.
Я ни к месту улыбнулся:
- Это как же ничего? Да она бросила тебя, как бросают щенят когда они из маленьких пушистых комочков вырастают в беспородную дворнягу и держать ее в доме становится несолидно. Стерва она.
- Не говори так. Не стоит, - Макс немного помолчал, затем добавил, - меня сжигает изнутри один единственный вопрос. Единственное что мне хочется понять, что мне хочется знать, это то, улыбалась ли она мне искренне, говорила ли действительно то что думала или это все была маска. Я не знаю. А хочется знать. Невыносимо хочется.
- Может выпить?
Макс оторвал взгляд от разгорающейся луны и улыбнулся мне:
- Пробовал. Не помогает. Чем больше пью, тем чаще задаю себе этот вопрос. Чем чаще задаю этот вопрос, тем больше пью.
Он немного помолчал, потом добавил:
- А есть?
Я мигом слетал к бару, взял бутылку виски, потом подумал и взял водки, две рюмки и лимон.
Когда я вернулся на крыльцо Макса уже не было. Лишь вдалеке светились задние габариты его авто, да маленьким огоньком догорала непотушенная сигарета. Неподалеку от крыльца, в траве лежал брошенный Максом букет. Цветы рассыпались и сразу стали какими-то ущербными, неказистыми. Я постоял, посмотрел на небо, посмотрел на звезды, на луну, на проплывающие под ней тучи, то есть облака, еще раз на цветы, открыл бутылку и выпил с горлышка, закусил, съев лимон целиком. Снова посмотрел на брошенные цветы. Как-то жалко их стало, я подошел к ним, аккуратно собрал, занес в дом и поставил в вазу.
Глава 3.
Я проснулся от свиста тормозов, звонкого смеха и грубого мужского баса. Мне не нравятся люди которые громко смеются. Даже не смеются, а ржут подобно сивым меринам. Громкий, на грани истерики, смех говорит мне об уровне интеллекта его обладателя, а точнее об отсутствии оного. Этот же меня просто взбесил. Я вскочил с кровати. На пол упала опустошенная мной бутылка. От резкого подъема в глазах потемнело, я на ощупь натянул джинсы и спустился вниз.
Они бесцеремонно целовались на диване в гостиной, сестра была уже полураздета, ее новый ухажер суетился над ней одних брюках. На полу валялись стоптанные луговые цветы, рядом, в луже воды, лежала опрокинутая ваза. Я подошел, поднял вазу, собрал разбросанный букет и поставил все это обратно на стол возле дивана. На меня любовники не обратили абсолютно никакого внимания.
- Вон, - закричал я, схватив гостя за жирную шею, и сбросил его с дивана, точнее будет сказать с моей сестры.
- Да ты че, да я, - он было бросился на меня, но я с размаху ударил его вазой.
Ваза разбилась, разодрав ему кожу на лысой голове, цветы легли словно парик, мужчина упал. Сестра тут же завизжала, вскочив, прикрылась одеялом и, прижимая его к груди одной рукой, второй оттолкнула меня от распластавшегося на мокром ковре любовника.
- Да ты... Что ты себе позволяешь... Да ты знаешь кто это такой, - кричала она на меня.
Лысый хотел было встать, но резкое движение моей ноги вернуло его в исходное положение.
- Хватит, - со слезами, срывая голос, закричала сестра и ударила меня по щеке.
Это было первый раз. Она никогда не подымала на меня руку. Никогда, ни при каких обстоятельствах. Я сплюнул ей под ноги кровь от разбитой губы. Ира заревела, хотела было меня обнять, поцеловать, но я ее оттолкнул и направился к двери. Она заревела еще громче, схватила меня за руку, но я вырвался и направился к двери. Обернувшись, я увидел как поверженный мной гость приподнимался, как капала на растрепанные цветы его кровь, как Ира вытирала ее покрывалом и на мгновение я почему то вдруг даже позавидовал ему, но тут же, встряхнув головой, вышел из дома.
Я сел в оставленную лысым около дома машину. Ключи он конечно же оставил в ней, я без труда завел ее, разворачиваясь, разбил задние габариты, проезжая мимо ворот зацепил передние, помял бампер и выехал на дорогу.
Выстрелы прозвучали как гром среди ясного неба. Заднее лобовое стекло вылетело в лучших традициях жанра. От неожиданности и охватившего меня ужаса я нажал на тормоза, открыл дверь и посмотрел назад. Весь в крови по дороге бежал Иркин ухажер, вставляя в пистолет новую обойму. Он что то кричал, я не слышал. На поднятую руку с направленным в меня стволом накинулась Ирина. От удара по лицу она отлетела в сторону, исчезнув из моего поля зрения. Лысый снова прицелился. Я, хлопнув дверью, развернулся и погнал машину прямо на него. Выстрелом мне обожгло плечо, в лицо попало несколько осколков стекла. Я еще прибавил скорости. В самый последний момент на дорогу между мной и его наглой физиономией выскочила сестра, я едва успел затормозить.
Я смотрел на уставленное в меня темное дуло пистолета. Ира лежала у него в ногах и громко ревела. Он ухмылялся, я тоже. Нас разделяло метров пять.
- Ну же, стреляй, - сквозь зубы, сжатые от обжигающей плечо боли процедил я.
- В легкую, - раздался выстрел.
- Нет,- сорванным голосом прохрипела Ирина, после чего вновь была отброшена в сторону.
Он промахнулся, я нажал на газ и сбил его.
- В машину, - подбежав к сестре, прокричал я.
- Идиот, что ты наделал, - на нее было страшно смотреть. Тушь растеклась от слез, рот был весь в крови, она сидела, сжимая колени руками, и хрипло ревела.
- В машину, - повторил я.
Она оттолкнула меня и, направившись к лежащему на дороге своему ухажеру, злобно прокричала:
- Ты мне больше не брат.
С этими словами все словно остановилось, картина мира поплыла перед прослезившимися глазами. Слипшиеся от крови губы прошептали:
- Ты мне больше не сестра.
Мчась по ночному пригородному шоссе, я плакал. Нет, мчась по ночному шоссе, я рыдал. От боли, от обиды, от всего того что накопилось. Я достал телефон и набрал Макса.
- Алло, Макс?
- Да!
- Это я, у меня проблемы!
- Ты где?
- Еду к тебе.
- Что случилось?
- Понимаешь...
Плечо зажгло нестерпимо больно, я выронил телефон, в глазах потемнело, я потерял управление и выскочил на встречную...
Глава 4.
Наверно мне следовало прийти в себя в больнице, или не прийти в сознание вообще. Я же очнулся в раскоряженной машине. Мне прижало ноги, что-то давило на грудь. Изо рта текла кровь. Было больно дышать. Я попытался выбраться, но у меня ничего не получилось. Крикнуть я тоже не смог. И стало мне так себя жалко, что захотелось завыть. Тут же перед глазами поплыли картины из памяти. Вспомнил детство, еще живых родителей, отдых всей семьей на море. Почему-то всегда, когда пытаешься вспомнить или представить родных всех вместе, вспоминается именно отдых на море. Может оттого, что вдали от дома в незнакомом, непривычном месте забываются все ссоры, все обиды, исчезают разногласия. Даже мы с сестрой, почти все детство проведя, так сказать, по разные стороны баррикад, на море всегда играли вместе: строили замки из песка, собирали медуз, ракушек, самые красивые доставались ей, мне же самые большие. Ближе к дому мы вновь начинали ссориться, я ломал ее ракушки пополам, а она в девчачьи цвета разукрашивала мои. Закрыв глаза, я улыбался.
--
Эй, есть кто живой?- кто-то постучал по крыше машины.
От неожиданности я бы подпрыгнул, если бы не был так плотно зажат. Я с неохотой открыл глаза, и вся эта груда расскареженного металла навалилась на меня и стала сжимать с новой силой.
- Есть, - нехотя прохрипел я.
- Не двигайся, спасателей я уже вызвал. Ну ты и дал, пить надо меньше. Ну ничего, ничего, я вот помню, - и он стал мне рассказывать о разных случаях из своей жизни, прерываясь лишь для того чтоб спросить жив ли я еще и в ответ на мой хрип продолжал рассказ.
Уж лучше бы я вообще не пришел в себя. Я вновь попытался вспомнить детство, лето у моря и никак не мог. С силой сжимал глаза, но это не помогало. Закололи ноги, заныло в груди, в глазах вновь замутнело от слез, к горлу подступил ком. Мне не было страшно. Мне было не так уж и больно. Мне было жаль то лето у моря, родителей, сестру, себя. Хотелось вскочить и бежать куда глаза глядят, но я не мог. И от этого, от собственного бессилия, было еще хуже. Когда ты не в силах ничего сделать, знаешь об этом и не можешь хоть на мгновения заставить себя поверить в обратное. Потом я вспомнил сцену с тем лысым гостем моей сестры. Пыл немного спал, и я понял что был не прав, не стоило вот так вот сразу разбивать об голову незнакомого человека вазу. Хотя вполне возможно мы с ним и были знакомы, я не помнил. Мысленно я переживал эту сцену снова и снова, говорил про себя, отвечал за него и за сестру, и каждый раз представлялся таким униженным и оскорбленным, что вновь становилось жалко себя, и ваза вновь разбивалась о ту же голову. Вот уже вмешиваются родители, мы перемещаемся на пляж, ваза заменяется какой-то статуэткой, перед глазами начинают мелькать лица, предметы, я понимаю что начинаю бредить. Сопротивляться этому нет сил и я, сдавшись, теряю сознания.
В себя меня заставляет прийти раздавшийся где-то совсем рядом невыносимо громкий смех. Меня всего трясет, мне жутко холодно, но при этом я обильно потею. Сквозь какой-то туман в голове различаю как кто-то, не переставая, говорит и говорит.
- А вот и спасатели, - радостно воскликнул мой собеседник, точнее будет сказать рассказчик. - Это я вам звонил, да, да, именно я. Вот он там. Живой. Прямо передо мной выскочил, еще немного и в меня бы. Помочь чем?- продолжал тарахтеть он.
- Мужик, шел бы ты отсюда, сами справимся, - сказал спасатель, заглядывая в салон.
Я попытался повернуть голову в его сторону, но не смог.
- Живой паря? - спросил он.
Из моих легким в ответ ему раздался лишь сдавленный хрип.
- Живой значит сука, - услышал я знакомый бас.- Что, доездился подонок? Попал ты короче сопляк. Будешь знать на кого рыпаться!
Что я ощутил в тот момент страхом наверно нельзя назвать. Это был животный ужас. Меня затрясло еще сильней, зубы застучали. Я снова попытался вырваться из стального плена, но сильно надавил грудью на руль и громко застонал от боли. Снаружи заржали.
- Что паря, страшно?
Снова смех. И от него никуда не спрятаться. Как бы сильно я не жмурился, как бы сильно не втягивал голову в плечи, пытаясь таким образом зажать уши.
- Череп, ну как его? Может застрелить козла?
- Нет, слишком легко отделается, неси канистру!
- С бензином?
- Ну не с минералкой же!
Снова заржали. Я слышал как кто-то удаляется. Я вспомнил, сам не знаю почему, как сестра учила меня бороться со страхом. Родителей не было дома и мы решили посмотреть на ночь какой-нибудь фильм. Разумеется ужасы. Сестра достала кассету с видеозаписью. Кино было про ожившую куклу, которая ходила и убивала всех. До конца мы так и не досмотрели, но и увиденного хватило. Сестре еще задолго до этого подарили огромную куклу, и когда я после просмотра случайно взглянул на нее, ее лицо показалось мне зловеще улыбающимся. Я заплакал, мне было страшно. Очень страшно. И тогда Ирина сказала:
--
Давай я досчитаю до десяти, и пока я буду считать, тебе будет страшно-страшно, так как никогда не было еще. Но как только я скажу десять, ты перестанешь бояться.
Я согласился. Она медленно считала, а я трясся от ужаса, сжавшись всем телом. Я представлял как эта кукла подходит ко мне когда я сплю и начинает душить, как та же кукла прыгает на меня из-за штор, как хватает за ноги, притаившись под кроватью. Но только она сказала десять, я неожиданно расслабился и страх ушел. После этого фильм мы досмотрели до конца.
Пока лысый ухажер моей сестры что-то говорил, я считал.
Один.
--
Блин тачку жалко, вот урод. Как ты ее! Эх! Ну ниче, на твои же бабки себе новую возьму.
Два.
--
Я тебе устрою крематорий
Три.
--
Ты у меня как свинья визжать будешь!
Четыре.
- Ну ты там скоро?
Пять.
--
Иду, иду, - донеслось чуть дальше.
Шесть.
--
Давай быстрей, клиент ждет!
Семь.
Вновь взрыв хохота
Восемь.
--
Тил тили бом. Загорелся кошкин дом!
Девять.
--
Ну все сука, доездился.
Десять.
Я слышал как льется бензин из канистры, всем телом ощущал его запах. Но мне уже не было страшно. Мне было все равно. Я улыбался.
Вдруг зазвонил телефон, я подпрыгнул от неожиданности, в груди с новой силой закололо. Мелодия звонка играла где-то совсем рядом. Я попытался дотянуться до мобильного. Было очень больно, все тело ныло, но я тянулся рукой вниз, туда, где играла спасительная, как мне казалось, музыка.
- У тебя чтоль там телефон, а? - донеслось снаружи.
- Да у него, у кого ж еще. Абонент не отвечает или временно не доступен.
Снова заржали.
Я не обращая внимания ни на них, ни на боль, ни на противный запах бензина, ни на раздражающий смех тянулся и тянулся к телефону. Вот, наконец, я нащупал рукой телефон, ощутил его вибрацию, взял его и с титаническими усилиями поднес к уху. Посмотреть на дисплее имя звонившего я не смог - глаза почти ничего не видели. Я стал нажимать на все кнопки подряд, пытаясь принять вызов.
- Ах ты черт, - крикнул кто-то над самым моим ухом и выхватил телефон. Почти сразу же меня сильно ударили по лицу.
- Готово Череп, поджигать?
- Погоди, хочу услышать его голос на прощание, - снова этот ужасный смех.
- Ну все, хана тебе паря.
Череп схватил меня за голову и повернул к себе.
- Смотри на меня, смотри сука!
Я открыл глаза. Точнее глаз. Правый. Левый не открывался от последствий недавнего удара.
--
Подонок, - выдавил я из себя прежде чем плюнуть в ему в лицо.
--
Ах ты, тварь, - последовал еще удар. - Поджигай.
- Угу. Слышь, Череп, а спичек у тебя нет?
- В машине возьми.
- А, точно, я мигом, - раздался звук его убегающих шагов.
Затем на мгновение стало тихо. Я слышал лишь свое прерывистое дыхание да звуки проезжающих по трассе машин.
- Череп, - раздался крик. - Череп!
Последовал звук глухого удара.
- Что там еще? - басом осведомился лысый ухажер.
- Уйди от машины, быстро! - скомандовал ставший уже родным голос.
- Макс, - закричал я, забыв про боль.
Я слышал как кто-то побежал, скорее всего Макс, услышал как кого-то ударили, скорее всего Черепа, услышал как кто-то упал, скорее всего он же.
- Цел? - раздался над самым ухом голос Макса.
- Угу, - выдавил я.
- Не двигайся, спасатели с минуту на минуты будут, я их обогнал когда шел по трассе. Километров пять отсюда. Держись. Все будет хорошо.
Я улыбнулся, сразу стало так спокойно, так легко. И только все тот же мерзкий бас не дал мне расслабиться.
- Ты, падла, кого ударил? Ты хоть понимаешь, под чем подписался? Хана вам всем, вы поняли?
- Да поняли, поняли. Давай бегом отсюда, пока за место него в машину не запихали и не подожгли, - ответил Макс.
- Ты как со мной разговариваешь? Слышь, ты! Да, я сам решу когда мне уходить, а когда остаться. Короче попали вы, суки.
- Я по моему ясно выразился, если возникнут какие-то вопросы то вот вам моя визитная карточка с контактным телефоном.
- Да на кой мне эта бумажка? Короче попали вы все, не долго вам жить на этом свете. Вы не представляете, в какие проблемы вас это щенок втянул. Слышь, ты! Я с тобой разговариваю. Эй, ствол убери! Понял я, понял!
После этого он еще немного поворочал, но все же, забрав своего напарника, поспешил удалиться. Потом все-таки приехали спасатели.
Глава 5.
Не что так не пробуждает, как бесцеремонно светящий прямо в глаза хитрый солнечный луч. Сквозь плотно закрытые веки он светиться розовым, но стоит открыть глаза как яркий желтый свет слепит их. Как бы плотно не задергивали шторы перед сном, он все равно прошмыгнет через них и усядется на ресницах. Отвернешься - и он умело отражается от чего угодно, лишь бы не дать спокойно уснуть. Накрываешься одеялом, и он начинает раскалять его. Никакого покоя. Волей неволей ты сдаешься и просыпаешься. Довольный луч усаживается где-нибудь на часах.
Таким же образом был прерван и мой сон. Сначала я удивился, увидев вокруг себя комнату в белых тонах. Я никак не мог вспомнить какой эпизод моей жизни предшествовал данному пробуждению, никак не мог извлечь его из памяти. Вот я нашел ниточку, потянул за нее и весь клубок мгновенно накатился на меня. Вспомнил Макса, бутылку водки, драку в доме, стрельбу, Иркины слезы, аварию, море, куклу...
Я попытался пошевелиться. К моему удивлению у меня это получилось. Сначала одной рукой, потом второй, ногами. Единственное что стесняло движения - упругая повязка на груди.
- Доктор, - крикнул я и тут же схватился за ребра - от резкого движения что-то хрустнуло внутри, закололо.
Дверь тут же распахнулась, в комнату вбежал Макс, накинутый на его плечи халат упал вниз.
- Ну что ты кричишь? Вот же специальная штучка для вызова доктора, - улыбнулся он, показывая пальцем куда-то слева от меня. Я лишь улыбнулся.
- Спасибо Макс!
- За что? - удивленно спросил он и сел на стул, стоящий рядом с моей кроватью.
- За все. Ты мне жизнь спас!
- Пустяки. Как сам?
--
Да вроде нормально, уверен что жить буду, - я улыбнулся и демонстративно подвигал руками, затем ногами, - а долго я здесь пролежал?
Макс задумчиво отвел взгляд, немного помолчал и начал считать:
- В среду ночью тебя привезли, сразу операцию сделали,- увидев мой удивленный взгляд, он улыбнулся и уточнил, - по извлечению пуль. Четверг ты весь проспал. В пятницу следователь приходил. Мы сказали, что ты в крайне тяжелом состоянии находишься и ничего сказать не сможешь. Он не поверил, сам захотел взглянуть, ну мы на всякий пожарный, чтоб не проснулся при нем, дали тебе снотворное, чтоб еще денек поспал. А сегодня суббота. После обеда где-то. Итого три дня.
- А следователь то чего хотел?
- Ну как чего? По поводу извлеченных из тебя пуль. Ну я...
- Пуль, - перебил его я, - каких еще пуль?
- В тебя же Череп стрелял. Так вот- одну из плеча, из груди еще две.
Мысленно я пережил ту сцену еще раз.
- Я думал один раз он попал.
- Меткий зараза оказался, - снова улыбнулся Макс, - так вот, медсестра где-то там указала об этом, ну милиция и стала тобой интересоваться. Пришлось доктору новое медицинское оборудование пообещать, чтоб он справку выписал, мол, никаких пуль не было, медсестра неопытная и перепутала их с осколками стекла. В общем, уладили с милицией.
- Взятку дали?
- Зачем, - Макс улыбнулся вновь, - у меня там друг хороший, ну я ему и объяснил что к чему.
- А с Черепом что?
- А вот тут дело посерьезней будет. Он конечно хоть и подонок, и сам по себе не стоит ничего, но связи огромные. К тому же отец депутат. В офис уже с братками приезжал.
- Зря ты наверно ему тогда визитку дал.
- Да нет, все равно бы нашел, да и зачем прятаться, если я себя виновным не чувствую. В общем, как приехал, так и уехал. Охрана моя не пустила его в здание. Он видно обиделся и сообщил, кому следует. То есть папочке своему. Вчера звонили мне от него, встречу назначили. Не в ресторане, не в кафе, не в офисе, а на пустыре за городом. Дело серьезное. Обзвонил я всех своих, хотят войны - получат. Но все таки считаю что любую проблему можно мирно решить, просто поговорив. Только порой исключения попадаются, вроде того же Черепа. Сегодня же с утра опять звонили, сказали что все улажено и претензий они к нам не имеют.
- Вот как? С чего это вдруг? - удивленно спросил я.
Макс отвел глаза в сторону окна, тяжело вздохнул, повернулся вновь ко мне, улыбнулся, и, блестя глазами от набегающих слез, сказал:
--
Ирка за него замуж выходит!
- Как? - я уже не мог просто лежать и сел на кровать, не без помощи Макса.
- А вот так. Собой жертвует, чтоб у нас проблем не было, - он встал, подошел к окну и продолжал разговор уже стоя спиной ко мне.- Я ей звонил, хотел сказать что не стоит это делать, только вот дома у вас трубку постоянно Череп снимает, а мобильник ее молчит. Дом ваш в крепость превратился, внутрь только с боем наверно пробиться можно. У ворот постоянно охрана стоит, я видел.
--
Не ожидал от Ирки такого, - все это как-то не укладывалось у меня в голове.
- Я тоже. Нельзя этого допустить, никак, - Макс, тяжело вздохнув, покачал головой.
- Ты прав, а когда свадьба?
Макс обернулся, посмотрел на меня и улыбнулся. В этой улыбке было все: печаль, боль, немного сарказма, чувство собственного бессилия, усталости. От его взгляда по спине побежали мурашки, и предательски громко застучало сердце.
- Сегодня, - словно через силу выдавил он из себя.
- Как?
- А вот так, - и он снова повернулся к окну.
В носу предательски защипало, глаза набухли от слез, кулаки сжались от злости. Превозмогая боль, я поднялся, подобрал оброненный Максимом халат и надел его на себя.
- Поехали, - шатаясь и, опершись рукой на стенку, бросил я Максу.
- Куда? - удивленно спросил он.
- Совесть очищать.
Глава 6.
Всю дорогу мы ехали молча. Макс пристально следил за дорогой, а я рассматривал мелькающие за окном пейзажи. Машину мы недалеко от нашего с Ирой дома и дальше пошли пешком. У ворот стояла уйма машин. Судя по всему, свадьбу решили играть прямо здесь. Тут же мы увидели и стандартный белый лимузин с позолоченными кольцами на крыше.
- Я же говорил не пройти, - отчалился Макс до хруста сжав кулаки.
- Это мой дом, я тут каждую травинку знаю, - успокаивающе похлопал я его по плечу. - Обойдем сейчас по лесу, там сзади в заборе дыра, я ее еще в детстве сделал, чтоб из дому бегать.
Наверно было бы красиво если мы ворвались бы во двор дома на джипах, паля из автоматов во все стороны и разбрасывая гранаты, с боем прорвались в комнату сестры, потеряв надежных товарищей в этом неравном бою, и в решающей схватке одолев подлого Черепа, уехали бы с Ириной в какое-нибудь тихое место где нас никто не нашел. Но все оказалось намного проще, и потому не так показательно. Мы просто зашли в дом с другой стороны и поднялись по черной лестнице в комнату сестры. Она стояла перед зеркалом и примеряла платье. Свадебное платье. Ира была прекрасна в нем. Все девушки красивы в таком платье, они улыбаются, светятся счастьем и переполняющей их сердце любовью. Прекрасны все без исключения.
Ирина радостно смеялась, рассматривая себя в зеркало и расправляя свадебный наряд руками. Она не замечала нас, а мы стояли, потеряв дар речи. Моя сестра была прекрасна, как никогда.
- Ир, - не уверенно, словно боясь спугнуть ее радость, проговорил я.
Она резко обернулась и испуганно посмотрела на меня. Я был одет в какие-то не понятные вещи, которые случайно остались у Макса в машине, то ли с охоты, то ли с рыбалки, то ли еще после какого-нибудь другой увлекательной поездки за город. Под правым глазом гордо восседал фиолетовый синяк, кроме того все лицо было в ссадинах и местами опухло.
--
Ромка, - по девчачьи взвизгнула Ирина и бросилась обнимать меня, целовать, гладить побитое лицо руками. Я пытался было вырваться, да куда там. - Прости, прости меня, пожалуйста.
Я улыбнулся. Она тоже.
--
И ты меня прости, - сказал я, положив голову ей на плечи.
--
Я тебя люблю, братик мой милый.
--
И я тебя тоже.
Мы так еще немного постояли. С Максом она перекинулась лишь символическим кивком головы.
--
А теперь идите вниз, Игорь вас встретит, - наконец сказала она, вновь повернувшись к зеркалу.
--
Ир, мы вообще-то за тобой приехали, - шепотом сказал я.
Она вновь бросила на меня удивленный взгляд и улыбнулась:
--
У меня же свадьба.
--
Не стоит жертвовать собой из-за нас, - заговорил, наконец, Макс. - Не бойся за нас, ничто этот Череп сделать не сможет, пугает только. Уедем туда, где он нас никогда не найдет.
Макс подошел к ней и хотел обнять, но она увернулась.
--
Что ты такое несешь? Куда уезжать? Зачем прятаться? - она отошла к двери, убрав руки за спину, положив их на ручку замка.
Мы с Максом обменялись непонимающими взглядами. И тут на него нашло.
--
Ты разве не знаешь, что Рома разбился на машине, что Череп хотел его сжечь заживо в ней, что угрожал мне расправой за то, что я его остановил, как назначил мне встречу за городом, а потом ее отменил? Разве не из-за этого ты выходишь за него? - Макс почти кричал, подходя к Ире все ближе и ближе, отчаянно жестикулируя руками.
Ирина испуганно посмотрела на меня, буквально вжалась в дверь, улыбка исчезла с ее лица.
- Что ты такое говоришь? Я выхожу за него потому что он клевый. Мне нравится что он такой весь деловой, серьезный. Я его даже люблю наверно. И не про какие аварии я не слышала. И вообще, что вы делаете в комнате невесты?
- Ира я люблю тебя, - Макс подбежал к ней и, обняв, хотел поцеловать, но она оттолкнула его,- не делай этого, да я этого Черепа, да не бойся ты, ничто он нам не сделает, уедем в Италию. Ты же любишь Италию.
--
Ты что себе позволяешь? Убери руки. Я же тебе все сказала. Я тебя не любила, а встречалась только чтоб Игорю насолить, он у меня ревнивый!
- Я люблю тебя, - продолжал Макс.
Он целовал подол ее платья, встал перед ней на коленях и, рыдая, признавался в любви, а она смеялась над ним. Это было для меня шоком. Я не мог в это поверить. Я не хотел в это верить.
- Отстань, придурок. Ром, убери ты его, пока я охрану не вызвала, - отталкивая Макса, с презрением сказала Ира.
- Макс, - я потеребил его за плечо и он отпустил мою сестру. - Пойдем, здесь нам делать нечего.
- А ты разве не останешься? - удивленно спросила меня сестра
Я посмотрел ей в глаза в надежде хоть в них найти объяснения. Но не нашел. Я лишь покачал головой и, подняв Макса с пола, сквозь сжатые от непонятно откуда появившейся злобы зубы процедил:
- Дура!
Она вновь непонимающе улыбнулась и ласково так сказала: