Не стоило мне грубить.

Арсеньев Петр Станиславович вышел из дому, окинул мрачным взором двор и шагнул со ступенек.

И так каждый будний день, почти без изменений, с утра на работу, вечером обратно - рутина.

Серый быт-телевизор, газета, ужин - полное отсутствие самовыражения и он об этом догадывается (замечу, догадывается), а не знает, потому прибывает в постоянном угнетенном состоянии духа.

Правда иногда такую бытность раскрашивает замечательная ссора с женой, примерно три раза в неделю. В ссоре должно быть все как положено, с битьем посуды, ором до крыши и сквернословием, изучив которое можно составить словарь. Конечно, и характер подкачал - гнусный. Петр Станиславович прибывает в вечном поиске кому бы насолить, испортить настроение, слить на него всю свою накопившуюся отрицательную энергию. Властолюбие, жадность, плюс холерический темперамент - согласитесь, взрывоопасная смесь, впрочем, ему это не мешает, и он даже об этом не знает, и знать не хочет, у него насчет себя другое мнение. Он считает, что человек должен быть самим собой, таков его девиз. Не становиться же каким ни будь хлюпиком, вечно улыбающимся и заглядывающим в рот. Лицо человека, особенно мужчины, должно быть каменным, не выдающим его хозяина предательскими эмоциями и обязательно с наличием тяжелого подбородка. Такой подбородок должен выдерживать всякие удары судьбы, а еще характер, как у него - нордический, свойственный древнему воину прошедшему все медные трубы, воды, огни и невероятные испытания. Короче говоря, себя он "знал" и был полностью в себе уверен, хотя окружающие, в особенности его жена, не разделяла с ним его взгляда. Со стороны Петр Станиславович был полным, небольшого роста, рано облысевшим мужчиной лет сорока пяти. У него было вечно хмурое лицо, с вислыми щеками, сдвинутыми от тяжелых дум густыми бровями, взглядом исподлобья и выпяченными чванливо губами, телодвижениями, смахивающими на ход бульдозера в узком лабиринте, а походкой - слоновьей, тяжелая поступь, которой как раз сейчас он транспортировал себя на остановку.

Троллейбус под номером десять остановился чуть поодаль от бордюра, видимо водитель предусмотрительно не захотел въезжать в лужу, которая выглядела довольно глубокой. Пыхтя и помрачнев еще сильнее, Петр Станиславович, попытался перешагнуть топкое место, но что-то у него не получилось и он прямиком, угодил левой ногой в мутную жидкую грязь. Туфель, хорошо накремленный и начищенный ушел, полностью зачерпнув приличную порцию жижицы. Ощутив что, случилось, он не издал ни единого слова, лишь с силой выдохнул, как спускает пары локомотив, и быстренько стряхнув влагу, подергал ногой как мокрый пес лапой, и ступил в раскрытые двери ожидающего троллейбуса. Двери, в которые он вскочил, были последними, а сзади, как известно, потряхивает и "железный" желудок может не выдержать. Осмотрев салон взглядом перископа, Петр Станиславович обнаружил, что для него места нет. Хотя, что там? Сидит молодой человек, лет семнадцати на вид лопух из семейства лопуховых; черная куртка, синие джинсы, взгляд задумчивый, лицо невинное - уступит. Закрыв проход своим объемным телом, сопротивляясь качке, наш герой прошагал к намеченному месту, по пути показав кондукторше "проездной", он встал, опустив свой взгляд на жертву тяжелой балкой

Паренек и не догадывался, что вставший рядом пассажир с праведным гневом ждет от него проявления доброй воли.

-Гм, гм! - издал Петр Станиславович, выдвинув "каменную" челюсть вперед.

Никакого эффекта.

-Гм! - громче выдал он, на что обернулись несколько пассажиров.

результата нет.

-Гм! - большей силы добавил голосу, который прозвучал уже звериным рыком.

Наконец молодой человек среагировал, вопрошающе взглянув на плотного, сопящего господина, нависшего над ним утесом.

-Ну, чего сидишь? - разом вылил скопившееся напряжение голосом Петр Станиславович - Я столько стою, сколько можно ждать?

-Простите? - подняв на Петра Станиславовича изумленное лицо, спокойно спросил Паренек.

- Чего простить? Смотреть по сторонам надо, видишь, старший стоит... так что уступай, вылазь давай... пригрелся!

Гневливо глянув на обидчика, парень поднялся и направился к средним дверям. Когда он шел, пассажиры могли заметить, как он прихрамывает на правую ногу и с усилием держится за поручни.

-Расселся тут! Хамье! Вся молодежь нынче такая, не морали, не уважения - щерился Арсеньев, его раздирала возникшая ярость, и сильнее хотелось ее реализовать

- Конечно, родителям до них дела нет, вот такие и получаются - вторила рядом сидящая бабуля. Однако троллейбус подошел к остановке, и излить накопленное в полной мере Петру Станиславовичу не удалось. Двери открылись, и парень шагнул на ступеньки, но вдруг обернулся и сдержанно сказал - Не стоило мне грубить... зря - а потом вышел.

Петр Станиславович, выдал несколько праведных реплик, сложил руки поверх выдающегося пузца и на этом успокоился, не обратив на лепет обиженного мальчишки никакого внимания.

Через три остановки его, потому еще можно посидеть, подумать о стороннем, например, о даче, расслабиться. За окном проносились машины, троллейбус немного потряхивало, слышались невнятные разговоры, кондуктор выпрашивала билеты и... гул, странный одновременно знакомый какой-то угрозой. Он повернул голову в его сторону и отшатнулся - перед глазами висела оса.

- Откуда осы? - удивилась соседка, отмахнувшись от опасного насекомого. "Полосатая" взбесилась. Она сделала крюк над высокой прической старушки, будто специально набирала высоту, и, спикировав с приличной высоты, словно дротик от дарца впилась в мочку Арсеньева. Петр Станиславович взвыл, вскочил и замолотил себе ладонью по уху, избавляясь от твари, которая так внезапно и подло нанесла ему болезненный удар. Убедившись что " подлая" мертва, Петр Станиславович закричал на весь салон, привлекая к себе внимание:

- Безобразие, что это такое! Кондуктор у вас в салоне насекомые!

- Да, осы - поддакнула соседка

- Весною осы? Вы в своем уме? Быть такого не может! - отозвалась жующая жевачку молодая кондуктор.

-Как это не может быть? Посмотрите сами, что она сделала! - еще больше возмутился Петр Станиславович, демонстрируя сидящей в трех метрах от него хозяйке салона, на глазах опухающий орган, уже сейчас размерами напоминавший приличный вареник с малиной.

- Ну не знаю - повела плечами невозмутимая кондукторша и отвернулась, не желая слышать ни о каких осах и ушах.

- Не знаю - тихо передразнил Петр Станиславович - развели тут, черт знает что - бурчал он, обиженно выпятив нижнюю губу. Все время до своей остановки он сидел молча, лишь мял ухо, которое стало непропорционально огромным, примерно в два раз больше левого.

Хлюпая туфлей, он вышел на "Академической" и двинулся в сторону гостиницы Южной - обычный путь до работы. Недалеко, совсем близко, всего лишь миновать одно здание и на месте, но не так просто оказалось это сделать... оказалось ли вообще? Потом этот день наш герой будет вспоминать как безумный кошмарный сон, однако не стоит забегать вперед, все по порядку.

Он шел по небольшой аллейке, с нависшими аркой ветвями акаций и кипел в душе, сетуя на рок.

-Ну, скажите, ну откуда взялась эта свихнувшаяся птица? - спросил бы он вас.

Ворона подобно грифону впилась когтями ему в облысевшую часть головы и пару раз сильно клюнула. И если бы Петр Станиславович с душещипательным воплем, не повалился на асфальт, то возможно птица добралась бы и до глаз, но этого не произошло - помогли прохожие, какой-то ветеран отогнал дебоширку бадиком, и на том закончилось. Поднявшись, промокнув платком саднившие царапины, красный от ярости, Петр Станиславович отряхнулся, и что-то бормоча под нос, направился в прежнем направлении. Однако на этом случае его лишения не кончились.

Остановившись на светофоре, все еще держа на голове окровавленный платок, он не заметил, как сзади подошел слепой с собакой поводырем. Принято считать что собаки, обучаемые для слепых наименее агрессивные, так как они обучены быть уравновешенными, но эта... будто взбесилась. Под строгие окрики своего слепого хозяина она, скалясь и рыча, бросилась на Арсеньева, и если бы наш герой не отпрыгнул чуть подальше, то лишился бы части ягодицы, а так овчарка только дотянулась до края штанины и резким движением вырвала клок. Петр Станиславович в испуге отбежал на середину дороги, так как не замечал, кроме страха ничего и едва не попал под машину, хозяин которой оказался невероятно агрессивным молодым человеком с грязным ртом. Он, выскочив из своей иномарки с битой, погнался за изнывающим, стонущим Арсеньевым, но догнать не смог и вернулся к своему авто, вслед поливая беглеца бранью.

Петр Станиславович думал, что с ним случится страшное, будь то инфаркт или инсульт. Роняя слезы ярости, он подошел к только что открывшемуся кафе, поставил дипломат на столик и попросил у злорадно улыбающейся официантки бутылку минералки... что было выполнено. Он хотел привести себя в порядок перед работой, но опять таки случилось непредвиденное. На протертую минералкой голову, что-то сверху капнуло, наш герой задрал лицо и получил тройную порцию голубиных "подарков". Нервы сдали окончательно, он облил грязной бранью сидящую за соседним столиком компанию студентов - изнывающих от гомерического смеха... снова получил порцию подарков... и, поняв, что здесь что-то не так, поддался панике и бросился вдоль аллеи. Несколько раз спотыкался из-за проклятущих шнурков, ветер, будто специально в глаза бросил пригоршню пыли, однако рок и тут его нашел, повернув немного правее, он, разумеется, не увидел столба и на всем бегу врезался, разбив себе нос.

Роняющий слезы отчаяния, вымазанный пылью, грязью, с разорванными брюками, разбитым носом и исцарапанной головой, обезумевший от ярости, Петр Станиславович на четвереньках пополз к подъезду своего родного предприятия. Как ему казалось, он сможет спрятаться от беды за родными стенами.

Перед ступенями он встал на ноги и пошел - одна ступень, две, три, четыре... и темнота.

Маляры, красящие фасад здания на подвесном лифте никак не ожидали, что ведро полное виниловой краски полетит вниз, причем с высоты четвертого этажа. И особенно не ожидали они, что попадет прямо в человека - Что ж и такое бывает - ехидно улыбаясь, съиронизирует их усатый бригадир, заставит рабочих отмыть асфальт и продолжить работу дальше. Уже теряя сознание, Петр Станиславович отчетливо услышит знакомый сдержанный голос. Он скажет: - не стоило мне грубить... зря. Очнется он в больнице, вымытым в чистом белье, с перевязанными ранами, но ощутит что его что-то внутри жгет, раздирает, и даже будучи спросонья он поймет - это ярость ...его лучшее качество.