Аннотация: Говорят, что инопланетяне иногда похищают людей. А, может быть, не совсем похищают?.. И, может быть, совсем не инопланетяне?
- Они ненавидят нас, понимаете, ненавидят!!! - кричала загипнотизированная Дороти Стаут. - Мы нужны им только для того, чтобы они могли создать расу гибридов для колонизации нашей планеты!
Богдан поморщился и поиграл пультом, уменьшая звук телевизора. Сразу же стало слышно, как за окном подвывает, изголодавшийся без листвы, злой зимний ветер. Колючий, хотя и бесснежный. Снегу на этот Новый год Украина так и не дождалась. Наверное, кто-то где-то какой-то вентиль на севере России перекрыл. В целях геополитического воспитания южнее лежащих, однако тоже снеголюбивых, соседей.
Сквозь ополоумевшие завывания северного ветра еле слышно пробивался с экрана, такой же параноидальный, голос.
- Когда несколько лет назад, - с придыхом вещал бородатый ведущий научно-развлекательной (это надо же такое придумать!) телепрограммы "Проект НЛО", - когда совсем недавно научный еженедельник "Колорадо Обсервер" опубликовал сенсационные результаты обследования под гипнозом тридцатилетней служащей банка Дороти Саут, то ученые США лишь посмеялись. Мол, знаем мы эти похищения людей зелеными человечками. Надоело! Однако сегодня то, что еще совсем недавно казалось обычным бредом, становится обычной реальностью, благодаря все возрастающему количеству свидетельств именно таких происшествий...
Рука с пультом раздраженно дернулась, и экран телевизора погас. Шизофрения космическая. И нравится же кому-то такое!.. "У-у-у-у", - нервно выл за окном ветер. "У-у-у-у-ди... Ди-и-и... Лу-у-у-уди..."
Богдан непроизвольно прислушался. Показалось ему, что ли?
"Помоги-и-и-ите... лю-ю-юд...", - еле-еле, на пределе слышимости, донеслось до него и он, еще полностью не веря в то, что ему это все-таки не показалось, уже вскакивал с продавленного диванчика, набрасывая на плечи старенькую телогрейку. Все действия его были чисто автоматическими. Профессия обязывала. Думать потом будем.
Уличная атмосфера, впрочем, этому процессу не способствовала. Уличная атмосфера способствовала зябкому передергиванию плечами и топтанию на месте огромных, не по размеру, холодных сапог, натянутых прямо на босые ноги. Ветер как-то сразу стих и на ночной улочке Меланивки-2, дачного поселка, расположенного в пятнадцати километрах от Гременца, стало, действительно по-инопланетному, пусто и безжизненно. Все нормальные люди приезжали сюда только летом, а несколько ненормальных, типа Богдана, уехали в город на новогодние праздники. Это только самому Богдану было все равно, где праздновать в одиночестве: что тут, на даче, что в городской квартире. Что там Снегурочек больше никогда не предвидится, что тут.
Впрочем, Снегурочка была. Стремительно превращающаяся в ведьму по мере того, как Богдан, бухая сапожищами бежал к ней, в самый конец узенькой улочки, упирающейся в берег днепровского заливчика, куда скатывались в промозглой темноте дачные домики.
Сухонькая растрепанная женщина с черными провалами глаз на синюшном лице, непокрытой головой и в какой-то немыслимой белой шубенке старинного фасона - именно она казалась издалека праздничным нарядом Снегурочки - медленно оседала прямо на мерзлую землю, протягивая руки к приближающемуся Богдану. Перед тем, как окончательно потерять сознание, она успела еще раз слабо выдохнуть сорванным голосом: "Помог..." И замерла на берегу затоки, который пахнул чем-то неуловимо знакомым и был выметен ветром до самого, что ни на есть, мертвого смерзшегося песка.
Чертыхнувшись, Богдан подхватил ее на руки и помчался назад, к своему маленькому и невзрачному, но такому надежному сейчас, домику. И откуда она взялась, бабка эта?!?
"Бабка" так и не пришла в себя, не смотря на все старания Богдана и запас водки, выплеснутый на ее легенькое холодное тело. Замерзла она основательно. А само тело, кстати, пахло порохом. Именно его запах уловил Богдан еще на берегу реки, и именно он ставал все более и более ощутимым по мере того, как нагревалась грязно-белая шубенка, брошенная прямо на пол дачного домика.
Этот запах еще долго стоял в комнате и после того, как бессознательное тело забрала бригада "скорой помощи", вызванная Богданом по мобильнику. Этот запах потом долго не давал ему уснуть, заставляя ворочаться с боку на бок на не застеленном диванчике. Этот запах, в конце концов, убеждал его в том, что нужно прекращать хандру, переставать пользоваться жалостью друзей-товарищей, брать себя в руки и выходить на работу.
Откуда ж она взялась, горемыка эта?
На работе, в маленьком прокуренном кабинетике, в который Богдан бочком протиснулся на следующий день, сидел скучный Максим Дейко и с непередаваемым отвращением тыкал пальцем в клавиатуру старенького компьютера, стоящего перед ним. Он, то есть - опер, был весь углублен в производственный процесс и ничего не замечал вокруг.
- Привет, Макс, - стараясь выглядеть бодро и беспечно, бросил Богдан и тот вздрогнул всем телом, поворачивая к нему свое ошарашенное от неожиданности лицо.
У Богдана, нужно сказать, оно было точно таким же: с экрана монитора на него смотрела очень знакомая, немного грустная сейчас, женщина.
- Товарищ лейтенант, мать твою... - начал было Макс, но товарищ лейтенант только отмахнулся от него.
- Это что такое? - ткнул он пальцем в дисплей.
- Это? - не поворачиваясь к опостылевшему компьютеру, переспросил Максим. - Это, господин Кременчук, ориентировочку я штампую на пропавшую перед Новым годом, Кордун Анастасию Ивановну, тысяча девятьсот сорокового года рождения, пенсионерку и т.д., и т.п. А так же на мужа ее, Кордуна Юрия Тарасовича, пропавшего по заявлению их дочери, Кордун Аллы Юрьевны, одновременно с супругой. Пошли, понимаешь, в магазин вечером и... Слушай, - внезапно возмутился Макс, - ты, пан Богдан, какого это черта в контору приперся? Тебе что шеф сказал? Чтобы до конца января и духу твоего тут не было.
Чувствовалось, что Дейко тщательно подыскивает слова, чтобы каким-нибудь из них, совершенно случайным, не ранить, и без того ободранную в кровь, душу Кременчука. "Эх, ребята!" - мимолетно, но больно, сжалось сердце Богдана, однако он тут же взял себя в руки. Они хотят, чтобы он отвлекся от прошлого, чтоб развеялся?.. Так он же не против! Тем более, что и предмет для "отвлечения" в поле зрения появился. А поэтому...
- Да подожди ты! - отмахнулся Богдан от товарища. - В отпуске я, в отпуске... А у вас тут так, проездом. - Он сделал короткую паузу и закончил: - Понимаешь, я ведь вчера с этой подругой встречался. Более того, я ее самолично в больницу сдал. В общем, звони Шурке Кошелю - его бригада вчера дежурила, а себе премию выписывай за оперативное, так сказать, завершение...
Оперативного, впрочем, не вышло. Из больницы, куда Шурка переадресовал Макса, сообщили, что неизвестная женщина, доставленная в ноль часов тридцать семь минут, была выведена из коматозного состояния и направлена в Грюков, в психиатрическую лечебницу, в виду полной своей невменяемости и потери памяти. В психиатрической сказали, что с доставленной пациенткой проводятся определенные процедуры, но память к ней не вернулась, и поэтому визиты к ней работников правоохранительных органов пока нежелательны. Дочь же, Алла Юрьевна, коротко вскрикнула в телефонную трубку и, очевидно, вырубилась на непродолжительное время, потому что связь прервалась. Впрочем, вскоре она была восстановлена и дочь, деловитым голосом выяснив местонахождение матери, осведомилась об оном и своего отца. Не получив вразумительного ответа, Алла Юрьевна ледяным тоном поблагодарила органы за проделанную работу и снова прервала связь. Теперь уже на продолжительное, очевидно, время.
Дейко смущенно повертел в руках телефонную трубку. Кременчук же повертел головой и предложил:
- Слушай, Макс, ты пока составь акт с моих слов, а я тем временем мотнусь в Меланивку, осмотрю место, где эту чудачку нашел. Может, и мужа ее какие-нибудь следы найдутся.
- Но... - начал было Дейко, однако Богдан перебил его.
- Но это же не работа! Просто хобби в свободное время. Все равно дома делать нечего, а на Канары смотаться - ни желания нет, ни бабок.
Максим смерил его длинным и каким-то тягучим взглядом. Словно боялся чего-то. В отличие от Богдана, который после некоторых недавних событий делать это напрочь отказывался. Бояться, то есть.
Ну, разве что, страшновато было ему в психушку попасть. Но поскольку до Меланивки все равно нужно было ехать через Грюков, правобережную часть Гременца, то в эту самую больницу Кременчук решил таки заскочить. Может пригодиться. Тем более, что и Алла Юрьевна должна была туда подъехать.
Оказалась та длинноногой девицей ("Пигалица!" - сразу окрестил ее про себя Кременчук), беседующей с доктором за низеньким журнальным столиком, втиснутым зачем-то в самый конец длинного мрачного коридора.
- Тимур Александрович, - представился доктор. - Вот решаем с Аллой Юрьевной, стоит ли применять к ее матушке метод гипноза. Колеблется Алла Юрьевна. А я считаю, что для выяснения обстоятельств всего, произошедшего с Анастасией Ивановной, эта процедура просто необходима.
- Для обстоятельств - да, - плаксиво выдохнула пигалица, странным образом оставляя спокойным выражение накрашенного лица, словно макияж боялась нарушить, - а для здоровья?..
- Так ведь и для улучшения физического состояния пациентки нужно поскорее установить причины его ухудшения, - несколько витиевато произнес Тимур Александрович и непроизвольно прикоснулся к колену малознакомой женщины.
Малознакомая женщина никак не отреагировала на это прикосновение. Обеспокоенной, наверное, был малознакомая женщина.
- Так ведь, - кашлянул Богдан, - оно и действительно неплохо бы было. Может, и про Юрия Тарасовича что-нибудь узнаем.
Кордун бросила быстрый взгляд на Кременчука, а потом очень внимательно и несколько вопросительно посмотрела на доктора.
Тот еле заметно мотнул головой, словно приказывал ей согласиться.
- Ну, если про папу... - неуверенно протянула Алла Юрьевна.
- Тимур Александрович, я хотел бы присутствовать при проведении сеанса, - повернулся Богдан к сидящему доктору. Ему самому, кстати, сесть так и не предложили. И, вообще, с родственниками больных в кабинете разговаривать надо, а не по коридорам ныкаться.
- Ну, не знаю... - развел было Тимур Александрович руками и, уже в свою очередь, бросил быстрый взгляд на пигалицу. А та, тоже в свою очередь, сделала неуловимое движение головой, словно передразнивая недавний жест доктора и приказывая ему согласиться. - Ну, если Алла Юрьевна не возражает...
И как-то насмешливо взглянул на Богдана. Или показалось ему это? Плохо, если всякое кажется. Особенно в дурдоме. В руки себя брать надо. Беда, она сама его нашла. При чем тут посторонние люди?
- Вы себя нахОдите, нахОдите, Анастасия Ивановна, - говорил посторонний человек Тимур Александрович, делая какие-то мудреные пассы над головой уснувшей Кордун-старшей. Кордун-младшая сидела рядом с Кременчуком и молча наблюдала за происходящим. - Вы находитесь там, куда попали, уйдя из дома вместе с Юрием Тарасовичем. Он рядом с вами. Рядом. Ваш любимый, надежный человек. Ведь надежный, Анастасия Ивановна?..
- Да, - еле слышно прошелестело с лежака, но Богдан вздрогнул, как от неожиданного громкого вскрика. Пигалица оставалась неподвижной. - Да, Юрчик, да. Юра, Юра, защити меня от них! Не трогайте, не трогайте его!.. Лучше меня! Меня лучше!..
Кременчук напрягся всем телом. Доктор склонился над спящей.
- Что случилось?.. Что с вами происходит Анастасия Ива...
- Какие шланги, Анастасия Ивановна, какие шланги? Я помогу вам их убрать, помогу. Я - ваш друг. Расскажите мне о них.
- Невысокие. Серебристые. Кожа серебристая. Головы большие. Лысые. Глаза огромные. Черные. В них Юра отражается. И я. Мы висим. Прямо в воздухе висим. К нам подводят какие-то шланги... Не-е-ет!!! Не надо!..
Кременчук почувствовал, как у него по коже пробежали мурашки. Пигалица оставалась неподвижной.
- Где вы находитесь? Как вы сюда попали?
- Юра, давай за хлебом сходим... Прогуляемся заодно, а то ты скоро совсем опухнешь от своего телевизора. Прохладно на улице... Новый год скоро, а снега нет. Ой, смотри, какая звезда большая, словно шарик елочный! Нет... Не звезда... Смотри, смотри, она... оно больше становится, Юра, больше! Действительно, как шарик, сорвавшийся с елки. А за ним след - словно гирлянда золотистая. Что это такое, Юра, что?.. К нам, к нам летит. Зависает. И свет вокруг, свет. Ой, разноцветные змеи на сучьях-руках... Я пошевелится не могу, Юра, не могу!!! Это же... Это же инопланетяне, Юра, инопланетяне!..
Кременчук обеими руками крепко-накрепко растер лицо. Что за бред!.. "Они ненавидят нас, ненавидят!" - кричала Дороти Стаут.
- Они изучают нас, изучают, - кричала на лежаке Анастасия Ивановна Кордун, выгибаясь на нем всем телом. - Разноцветные змеи на сучьях-руках!.. Разноцветные змеи... Не-е-ет!!! Меня заберите, меня! Не трогайте Юру, оставьте Юру!.. Оста-а-а-а...
Издалека Кременчуку показалось, что на губах Кордун появилась пена.
- Они забрали Юру, - внезапно неизвестно кому пожаловалась она. - Разноцветные змеи на сучьях-руках... А меня выкинули назад, на Землю... Холодно... Боже, как холодно! И пусто. Лю-ю-юди!!! Помоги-и-ите, лю-ю-юди!..
Кременчук снова напрягся всем телом, пытаясь задать один-единственный вопрос. Но доктор опередил его.
- Где?.. Где вас выкинули на Землю, Анастасия Ивановна?
- Тут, тут... Не знаю... Только... только... разноцветные змеи на сучьях-руках... раз... з... з-з-з...
Кордун затряслась всем телом и теперь на ее губах ясно была видна белесая пена.
- Успокойтесь, успокойтесь, Анастасия Ивановна. Вы засыпаете, Анастасия Ивановна, вы засыпаете...
Богдан встал. Резко и раздраженно.
- Так, что? - спросил. - Марсиане ее похитили? И мужа ее?.. Именно это наука утверждает? - кинул зло и насмешливо.
Взгляд, брошенный на Кременчука доктором, был не злым. Скорее, тоже немного насмешливым. Снова... Нет, он в этом дурдоме окончательно с ума сойдет.
- Если гражданка Кордун придет в себя и сможет сообщить что-либо по существу вопроса, прошу вас немедленно известить нас, - выдавил сухо и вышел из кабинета.
Бред! Инопланетяне! Разноцветные змеи на сучьях-руках, понимаешь...
- Ну и доктора тут у вас! - попытался пожаловаться старенькому вахтеру при выходе из больницы.
Тот согласно закивал головой:
- Хорошие у нас доктора хорошие, особенно Лагута Тимур Александрович. Он, товарищ, не только психиатр, но и гипнотизер - от Бога. Его методу гипнотическую даже в Киеве изучают.
Тьфу, ты!.. Однако, что это за змеи такие разноцветные?.. Впрочем, что мы знаем о метаморфозах невысоких, серебристых и лысых инопланетян?
Но, знаем - не знаем, а эти рептилии какими-то шевелящимися занозами накрепко засели в подсознании Богдана, иногда выныривая оттуда все то время, пока он добирался до новогодней Меланивки.
И само село с этим названием, и дачный поселок под номером "два", были совсем не праздничными. А совсем даже наоборот. Естественно, такое положение дел наблюдалось ежегодно, начиная с осеннего сезона, но Богдан почему-то особенно остро ощутил это именно сейчас, стоя на безлюдном берегу днепровского заливчика, покрытого прочным, каким-то эбонитовым от бесснежья, льдом. Именно на нем исчезала, до конца не зализанная ночным ветром, еле заметная цепочка следов. Было тихо и морозно. На противоположном берегу, непонятно от чего, в полном безветрии раскачивалась "тарзанка", еще летом привязанная дачной ребятней к огромному тополиному суку, нависшему над заливом.
Снежанка любила раскачиваться на ней и, оторвавшись, с восторженным визгом лететь в зеленоватую воду, разлетающуюся во все стороны колючими брызгами. А еще она любила, схватив своей маленькой ладошкой огромную ручищу Богдана, тянуть его сквозь заросли ивняка к молодому, но уже огромному дубу, верхушка которого была еле заметна с дачного берега.
Дуб этот имел собственное имя и слыл местной достопримечательностью. Говорили, что тот, кто сможет вскарабкаться по шершавой коре "дуба удачи" и привязать какую-нибудь ленточку к его ветвям, обязательно будет любим и счастлив до тех пор, пока она болтается на дереве. Поэтому к нему постоянно тянулись и влюбленные с окрестных сел, и просто отдыхающие с прибрежных дачных поселков.
Но... Не верьте в суеверия!
В прошлом году и Снежанка, вытянувшаяся за лето, сумела таки повязать свою оранжевую ленточку на одну из самых высоких ветвей дуба. Сумела... А Богдан тогда суетливо подпрыгивал внизу и переживал, чтобы она не сорвалась, и покрикивал на нее нетерпеливо, и был горд ее ловкостью да смелостью. Наследственное, понимаешь...
Кременчук даже зубами заскрипел от этих воспоминаний, зримо представив гибкое девчоночье тело на высоких дубовых сучьях, колышущихся разноцветными ленточками. Разноцветные змеи на сучьях-руках... Что-о-о?!?
Даже в сгущающихся сумерках было видно, что на поляне возле могучего дерева, до которого Богдан добрался через полчаса, перебежав заливчик по льду, относительно недавно что-то происходило. Словно кто-то бегал относительно недавно по этой поляне. Или боролся на ней. А на дальней ее стороне, почти у самых зарослей низкорослых акаций...
- Максим, Макс, - тяжело дышал Богдан, плотно прижав мобильник плечом к уху, - давай срочно группу высылай на Меланивку. С паталагоанатомом. Тут, брат, такое...
Выкопанный из еще окончательно не смерзшегося грунта труп, принадлежал, как было записано в протоколе, "мужчине пожилого возраста с огнестрельной раной в затылочной части черепа". Мужчину, как и думал Богдан, звали Кордуном Юрием Тарасовичем. Такие вот у нас инопланетяне с пушками завелись.
Пока Дейко возил дочь Кордуна на опознание, Кременчук созвонился с Лагутой и сухо - но со скрытой насмешкой - обрисовал тому ситуацию. Хорошо смеется тот, кто звонит последний. Тимур Александрович, кажется, это понял, поскольку был явно обескуражен. И даже, как показалось Богдану, чем-то озабочен.
- Понимаете, Богдан Григорьевич, - говорил он, - я со стопроцентной уверенностью могу утверждать, что наша пациентка была просто не в состоянии, как вы говорите, разыграть нас. Это вам любой консилиум подтвердит. Повторный сеанс?.. Нет, нет! Я на это пойти не могу. Нарушения в психике могут стать необратимыми. В столице?.. Взять на себя такую ответственность я тоже не могу.
Богдан мог. Богдан много чего мог после смерти дочери. Даже с начальством вдрызг разругаться, требуя своего немедленного и официального выхода на работу. Но на работу его, естественно, не пустили, дело повесили на Макса, который хоть и недавно работал в отделе, но показал себя смышленым хлопцем. На то, что за Максом, словно тень, следовал Кременчук, глаза закрыли. Тем более, что и сам Дейко был рад такой подмоге: ему хотелось побыстрее дело закрыть - Рождество на носу.
На носу была и привозка из Киева светила психиатрической науки - это уже сам Богдан расстарался, благодаря своим старым связям. Если бы не они, то вряд ли кто согласился бы отрываться от праздничных застолий ради обследования рядовой пациентки. Тимур Александрович точно не согласился бы. Хотя... Вон, как он рвался на сеансе поприсутствовать. Но светило дало ему "от винта". Точно так же, впрочем, как и Богдану.
- Нечего посторонним на сеансе делать. У нас новая метода - ноу-хау наше. Кроме того, это может повредить больной.
- Но, - возразил Кременчук, - в прошлый раз за гипнозом и я наблюдал, и дочь Анастасии Ивановны.
- Ну, не знаю, - скривилось светило, - как это принято в провинции... Однако по всем канонам... Да и ноу-хау к тому же.
Богдан был растерян. Лагута взбешен. И Кременчук прекрасно его понимал: кому понравится, если тебя за провинциального лоха держать начнут.
Когда Лагута выскочил из кабинета, дверь хлопнула так, что чуть из проема не вылетела. Вся респектабельность доктора слиняла как-то моментально. Кременчук вопросительно посмотрел на светило.
- Зря коллега так обижается, - примирительно произнесло оно. - Видеозапись сеанса с необходимыми комментариями будет и ему, и вам предоставлена, Богдан Григорьевич.
Хоть за это спасибо.
Ожидая окончания сеанса, Богдан нетерпеливо постукивал пальцами по потрескавшейся поверхности, знакомого ему уже, низенького журнального столика, засунутого зачем-то в самый конец мрачного коридора.
"Коридоры кончаются стенкой, а туннели выводят на свет", - почему-то вспомнилась ему старая песня Высоцкого.
Кременчук зажмурил глаза. Не прав ты, Владимир Семенович. Туннели, они тоже, того... И снова, в бесчисленный раз, представилось ему тусклое, какое-то неестественно близкое, пасмурное небо, в которое уперлась его машина, выскочив из длинного туннеля. И такое же неестественно близкое обрубленное рыло грузовика, выскочившего со всей своей многотонной дури на встречную полосу. И крик Снежаны, сидящей рядом с ним, и глухой, какой-то липкий, удар, и малиновая кровь на серебристых брызгах осколков лобового стекла...
"Почему не погиб ты? - спокойно, очень спокойно, спросила потом Лена перед тем, как уйти из дома. Навсегда уйти. - Почему?.." И это, наполненное неизбывной болью, спокойствие было страшнее любого крика. Или миллионов криков. Или миллиона миллионов криков. Действительно - "почему???"
Заныло сердце. И захныкал мобильник.
- Тут такое дело, - частил в нём невидимый Макс, - я с соседями Кордунов пообщался. У них в семье, оказывается, нелады были. Особенно, говорят, в последнее время. Алла, оказывается, вообще говоря, безбашенной чудачкой была. Есть, то есть. А в последнее время ее вообще понесло... С матерью еще ничего, а с отцом, говорят, страшные скандалы были. Мать, вроде, всегда ее сторону занимала. Мать, вроде, всегда отцу говорила, что, мол, я тебя порешу, если Аллочку обижать будешь, мать ее...
- Спасибо, Макс, - буркнул Богдан. - Сейчас с этой матерью спецы очень большого масштаба разбираются. Больше ничего?..
По тому, как Дейко замялся, Кременчук понял, что было еще что-то.
- Ну? - спросил нетерпеливо.
- Говорят, в последнее время мачо какой-то у младшей Кордун завелся... С отцом тоже не ладил, вроде. Но, главное... У Юрия Тарасовича "макаров" был зарегистрированный - он офицером Афган прошел.
- Ч-черт! - выдавил Богдан. - Так ведь его из "макарова" и завалили!
- Из него, родного. Которого так и не нашли.
Как-то неуверенно заскрипели двери кабинета.
- Я тебе перезвоню, - бросил Кременчук в электронные бездны, наблюдая за тем, как светило приближается к его столику. Вид у светила был какой-то полинявший.
- Богдан Григорьевич, - сказало оно, - вам бы лучше самому на это посмотреть.
Посмотреть, действительно, было на что. Видеомагнитофон показывал, как тяжело трясется всем телом Анастасия Ивановна Кордун, а лицо ее искажают страшные звериные гримасы... Экзорцизм какой-то!
- Нет, нет, нет, - хрипела женщина, - не надо, не надо!.. Аллочка, скажи ему! Давайте по-доброму все решим, по-доброму. Разве можно из-за какого-то наследства, из-за денег проклятых, такое устраивать? Разве можно, Аллочка?!? Забирайте, уезжайте, мы вам все отдадим!.. Юра, соглашайся! Соглаша-а-а...
Крик Анастасии Ивановны Кордун был страшен. Страшнее был только крик Снежаны, бьющийся в низкое дождливое небо. Богдан нажал "паузу" видака и лицо на экране, почти разорванное надвое черным провалом рта, замерло.
- Это о чем она? Про какое такое наследство?
Светило старалось не смотреть на Кременчука.
- Если вы внимательно просмотрите всю запись, Богдан Григорьевич, то вам станет понятно, что этот разговор происходил во время каких-то драматических событий, разыгравшихся из-за того, что их участники не могли поделить наследства, полученного, очевидно, супругом пациентки.
В кармане Кременчука снова захныкал мобильник.
- Извините, - буркнул Богдан. - Что там еще, Макс?
- Пан Богдан, тут вообще цирк на дроте! Оказывается, у Кордуна родственник какой-то в Канаде объявился. Вернее, завещание его. Несколько сот тысяч баксов и ферму он в наследство Юрию Тарасовичу оставил. Такие, брат, дела!
- Ну, про наследство я уже кое-что знаю.
- Да? - разочарованно спросил Макс. - Ну, ты профи! А про то, что скандалы страшные в семье пошли именно из-за него, знаешь? Что Алла хотела, чтобы ей с мачо все отдали и выехала б она вместе с ним на ПМЖ в Канаду? Ну, а родителям, которые благополучно в Гременце остались, помогала бы. По мере сил, так сказать, и возможностей. Но Кордун мача ее невзлюбил за что-то и разъяснил дочке, что пока она с ним шуры-муры крутит, то шиш она что получит...
- Так кто принимал участие в последнем разговоре? - снова повернулся Богдан к светилу. - Какие такие инопланетяне?
- Инопланетяне, да... - растерянно постучал тот по огромному книжному тому, лежащему на столе. "Виктор Кандыба. Гипноз и болезни. Основы гипнотерапии", прочитал Богдан на обложке. - В последнем разговоре, насколько я понял, принимало участие четверо: супруги Кордун, их дочь и кто-то четвертый... Стрелял, кстати, именно он.
- Кто - "он"?
Доктор молча и растерянно пожал плечами.
- Так узнайте! Загипнотизируйте ее снова! А то у одного они какие-то марсиане лысые, а второй...
- Марсиане, да... - снова постучало светило по книге. - Это, Богдан Григорьевич, был блок ложной памяти, внедренный в сознание пациентки. Очень мощный, нужно сказать, блок.
- Да черт с ним, с блоком этим! Вы же сняли его!..
- Снял, да... Но тот, кто его поставил, запрограммировал организм на остановку сердца в случае его снятия.
- Что-о-о-о?!?
- Да, Богдан Григорьевич, вы правильно поняли. - Пальцы доктора наконец успокоились на обложке книги. - Анастасия Ивановна Кордун скончалась. - И непроизвольно кинул быстрый взгляд на второй выход из кабинета, ведущий в недра психиатрической больницы.
- Да... дык... - Богдан даже заикаться начал. - Эх, вы, коновал!.. Да у нас спецы на порядок лучше ваших, столичных! Только жрете там за наш счет...
И бросился в эти самые недра на поиски Лагуты. За его спиной потухшее светило с остановившимся взглядом бессмысленно листало огромную книгу.
Тимура Александровича Богдан не нашел. Его видели и тут, и там, и нигде определенно. Только знакомый старенький вахтер на выходе из больницы недовольно скривил лицо и буркнул в ответ на вопрос Кременчука:
- Да с этой своей... С пигалицей куда-то подался. Заехала она за ним.
- Какой такой пигалицей? - окаменел Кременчук.
- Так этой... - растерянно взглянул на него вахтер. - Что охмуряет его в последнее время. Тимур Александрович человек солидный, но вот связался ж на свою голову... А я думал, что вы знаете ее. Что познакомились. Ведь вы уже встречались с ней. Аккурат, когда в первый раз к Тимуру Александровичу приезжали, а она тут была...
Из больницы Богдан вылетел со скоростью обезумевшего НЛО.
- Ничего себе, свят-вечер, - крякнул в мобильнике Максим Дейко, которому Богдан на скорую руку обрисовал ситуацию. Сам он про то, что сегодня канун Рождества, забыл совершенно. - А ко мне должен крестник прийти, вечерю принести... Да и что мы сделать сейчас можем? Прямых улик нет, главный свидетель того...
- И улик нет, и свидетель "того", но действовать быстро надо. На испуг брать. А там - по обстоятельствам. А с меня взять нечего - я в отпуске. По собственной инициативе действую. В порядке хобби. А ты пока отдыхай. Я сам пока справлюсь. Главное, чтоб ты в курсах был.
- Я тебе отдохну! Я тебе дам "в курсах"! - внезапно рявкнул Максим. Богдан даже предположить не мог, что у него такой голос внушительный может место иметь. - Без меня никуда не суйся. Я сейчас тоже к дому Кордунов подъеду.
Уж непонятно с какой скоростью передвигался Дейко на стареньком милицейском "уазике", но к девятиэтажке на набережной Капитана Днепрова он примчался почти одновременно с Богданом. Над набережной зажигались первые рождественские звезды.
- Ты возле подъезда стой, - быстро разъяснил Максим молоденькому круглолицему сержанту-водителю, поглядывая на ярко-освещенные окна квартиры Кордунов, - и если кто-нибудь выбегать будет, задерживай безо всяких сантиментов. Усёк?
И рванул к дому следом за Кременчуком.
Возле дверей на третьем этаже напарники задержались.
- Как вваливаться будем? - спросил Дейко. - По согласию или с боем?
В обеих вариантах были свои плюсы и минусы. Но Богдан выбрал третий. С приближением ко второму. Пугать, так пугать.
- Люди, поколядовать позвольте, - вопил он дурным пьяным голосом после четвертого звонка, горбясь и низко наклоняя голову: Кордун его видела мельком, но вот Лагута... А потом запел: - Пришла Коляда накануне Рождества. Дайте коровку, масляну головку! Открывайте сундучок, доставайте пятачок!
Несмотря на определенную напряженность ситуации, Максим, стоящий с боку от дверей с оружием наизготовку, давился беззвучным смехом. Богдан бросал на него разъяренные взгляды. За дверью зашелестело.
- Иди, иди отсюда, пьяндалыга! Бог подаст.
- Маленький мальчик сел на диванчик, - не успокаивался Богдан, - диванчик - хрупь! Гони рупь!
Максим потёк по стенке.
Замок двери щелкнул и она приоткрылась. Богдану веселиться было некогда. Богдану надо было плечом распахивать дверь и врываться в квартиру, сбивая с ног перепуганного мужчину, в котором с трудом можно было узнать респектабельного психиатра. Бледная Алла Юрьевна возникла в проеме, ведущем в комнату.
Впрочем, цвет лица не всегда соответствует проявлению испуга. Возмущению, например, он тоже соответствует. Богдан даже позавидовал такому хладнокровию младшей Кордун. Хотя, чему завидовать?.. Было в этом хладнокровии что-то от холоднокровности рептилий. Вот уж действительно, разноцветные змеи на сучьях-руках.
Руки у Тимура Александровича сначала дрожали, но, присмотревшись к поведению своей подруги, он все больше и больше начал проникаться ее ледниковым спокойствием.
- Бездоказательно, - говорил он, - всё абсолютно бездоказательно. Я просто поражен вашему буйному воображению. Меньше надо на ночь бульварную прессу читать. А то и зомби тут, и наследная принцесса, и таинственное убийство. Полный букет. Вы хоть сами понимаете, что городите?
- Понимаю, - тяжело вздохнул Богдан. К этому моменту он уже остался один. Максим, разочарованный тем, что эту парочку на испуг взять не удалось, спустился к машине. - Всё понимаю. И то, что жизни пестрой вам хочется, и что старики иногда по жизни мешают. Но это же ваши старики, Алла Юрьевна! - взглянул он на Кордун, которая задумчиво смотрела в окно, полностью отдав инициативу разговора Лагуте.
- Вот только одного я не пойму, Тимур Александрович... А чего это вы их обоих не загипнотизировали? Ну, ходили бы себе божьи одуванчики, слюни пускали да рассказывали, как их разумные мухоморы с Альдебарана похищали. Лепота! Вы б над ними опекунство оформили. И всем бы, вроде как, хорошо бы было.
- Было бы... - эхом отозвался Лагута. - Только вот, Богдан Григорьевич, статистика говорит о том, что приблизительно десять процентов людей абсолютно невосприимчивы к гипнозу. Юрий Тарасович, к сожалению, относился именно к ним. А мы этого не выяснили заранее. Тоже, к сожалению.
- К сожалению... - в свою очередь эхом отозвался Кременчук. - Вы же отличный специалист, Тимур Александрович. Неплохой, говорят, врач. Да с вашими способностями такие деньги можно было бы заколачивать, что - ой!.. Зачем же вам всё это нужно было?
- Зачем?.. Скажите, а разве можно даже сверхчеловеческими способностями тупо заставить такую вот женщину, - Лагута мотнул головой на неподвижную Кордун, - заставить себя полюбить?.. Любая женщина, она прежде всего должна в тебе мужчину увидеть. Ради нее, женщины, на все готового. А она, Алла, она - не любая. Она - любимая, - поперхнулся он внезапно какой-то внутренней болью.
- Любовь. Розы-мимозы. Слезы-гипнозы, - пробормотал Богдан и снова взглянул на Кордун. - Оно, конечно, бабы иногда из мужиков такое делают, что... - И внезапно взорвался: - Деньгами ее надо было, деньгами!.. Проще и безопасней для окружающих.
Алла Юрьевна на его взрыв отреагировала холодно. Только плечами пренебрежительно передернула Алла Юрьевна.
- Это вы, заметьте - вы, любовь к деньгам приравняли, - заволновался Лагута, - а не я. Это у вас - такие ассоциации...
- Конечно, я. А не вы. Какие ж у инструмента заводного могут быть ассоциативные способности? Даже к любви. Ведь у инструмента же, не правда ли, гражданка Кордун?
Та слушала его с каменным спокойствием.
- Да что ты в любви понимаешь, мент? - спросила.
- Что? - вызверился Богдан. - Что, спрашиваешь? А то, что та любовь, которая настоящая, она началам всяким способствует, а не концам. Рождению, а не смерти. Таким вот образом, уродина. Не дано вам, выродки, ничего про любовь знать. Не дано! Не можете вы любить. Не способны. Вы только трахаться да хрюкать у кормушки можете. Эх, не моя ты дочь!
- А хоть бы и твоя? - высокомерно бросила Кордун. - Что, под статью бы подвел?.. Убил бы ?.. А как же любовь-то?
Острая боль пронзила сердце Кременчука. Вот оно где - самое, что ни на есть настоящее "почему". Большое такое. Огромное. Почему некоторые, от рождения мертвые, живут припеваючи, а Снежанка его...
- Кстати, - продолжала Алла Юрьевна, - если вы даже записали весь наш разговор, то ничего у вас не выйдет. Магнитофонные записи доказательством в суде не являются.
- Не являются, - хмуро согласился Богдан, машинально растирая левую половину груди: сердце болело все больше и больше. - Конечно, не являются. Но я теперь всю жизнь, что мне осталась, положу на то, чтобы их, доказательства эти, отыскать. И отыщу. Уж поверьте.
Боже, как сердце ноет!
- Это может быть опасно, - повернула Кордун к Лагуте свое накрашенное лицо, - очень опасно, Тимчик...
- Да, да, - засуетился тот и для чего-то начал раскачивать указательным пальцем согнутой руки перед своим носом. - Посмотрите сюда, Богдан Григорьевич, посмотрите сюда...
Внезапно свет в комнате мигнул и начал меркнуть, скручиваясь в какой-то янтарный поток, тянущийся к окну над самой головой Кордун. Та, в конце концов - испуганно, обернулась. Лагута замер. Богдан почувствовал, как больно ударилось в ребра его сердце. И остановилось.
Свет скрутился в спираль и вдруг бесшумно сменил свое направление, распадаясь на какие-то изумрудные искры, вылетающие из окна. Только сейчас Богдан заметил, что оно странным образом оказалось открытым, а за ним...
Сферическое, слегка сплюснутое НЛО, похожее на блестящую елочную игрушку, тихо покачивалось в темно-фиолетовом воздухе. Световая дорожка тянулась прямо от него в уже темную квартиру. Вот на этой дорожке откуда-то возникли две худенькие, какие-то детские, фигурки в серебристых комбинезонах. На их больших, абсолютно лысых, головах чернели провалы огромных глаз.
Фигурки становились все ближе... ближе... ближе...
Богдан вдруг понял, что абсолютно не чувствует своего тела, и напрягаясь, скосил глаза на Лагуту. Тот как поднял, свой указательный палец, так и окаменел в этой позе. Кордун замерла с чуть повернутой головой.
А серебристые фигурки уже вплотную приблизились к ним, плавно повели своими тонкими руками и психиатр со своей подругой поднялись в воздух, замедленно поворачиваясь параллельно полу. Одна из фигурок выставила руки вперед, словно отталкивала от себя что-то, и две человеческие особи поплыли к игрушечно-новогоднему НЛО. Сами визитеры пошли вслед за ними по колышущейся световой дорожке.
Первая фигурка никак не отреагировала на это, а вторая внезапно замерла и после мгновения недвижимости повернулась к Богдану.
- Стой-ат-ть! - продолжал ворочать себя тот.
"Успокойся! - раздалось внезапно в немыслимой глубине его мозга. - Нам нужен материал на гибридизацию расы, которой суждено вернуться на эту Землю. Которой предназначено вернуться к вам. Зачем тебе мертвая органика, зачем? Успокойся, прошу".
Богдан успокоиться не мог. Потому, что такое спокойствие и было началом той не-любви, про существование которой намекнула Кордун. Потому, что органика принципиально не бывает мертвой. Потому, что никому не дано делать что-то с людьми вопреки их воле. Даже их поганой воле. И поэтому Кременчук напрягся всеми костями, мышцами и сухожилиями, пытаясь вывернуть свое тело из, ставшего неимоверно плотным, пространства.
И никак не мог этого сделать.
Внезапно серебристая фигурка подняла обе руки к своей голове и... Лицевая ее часть откинулась вверх и назад. А до Богдана дошло, что это - необычного вида гермошлем, в глубине которого он различил лицо дево...
Снежана!.. Дочка!!! Кременчук так рванул обездвиженое тело, что ему показалось, будто вся Вселенная затрещала всеми своими звездами.
"Не надо, папа, не надо! - прошелестело по извилинам мозга. - Не ругай нас. Мы еще дети. Просто дети, которые играют в кубики пространства и машинки времени. Но мы встретимся. Обязательно встретимся... Мы любим вас, папка".
И снова меркнул свет. И снова вспыхивал. И снова надрывно билось, пронизанное болью, сердце. И снова Богдан стоял посреди ярко освещенной квартиры Кордунов. Захламленной вещами, спешно собираемыми для побега. Совершенно пустой квартиры.
- Загипнотизировал! Загипнотизировал таки, гад! - вытолкнул Кременчук всю свою злость сквозь онемевшие губы. - Убегут! Уйдут, сволочи!!!
И уже вываливался на лестничную площадку, и скатывался по темным ступенькам, и ногой выбивал подъездную дверь, весь взъерошенный, перекособоченный влево, пытаясь этим положением унять пекучую боль в груди.
Невдалеке от подъезда, возле милицейской машины с включенными фарами, стояли Макс и молоденький водила, задрав к небу свои ошарашенные лица. Возле них замерла небольшая группка, ряженой для колядования, ребятни: дед, баба, коза и цыган. Низкорослый "дед" на, длинном для него, шесте неуклюже держал огромную рождественскую звезду. А над нею, среди настоящих звезд, исчезало маленькое светлое пятнышко, оставляющее за собою след, похожий на золотистую елочную гирлянду.