Аннотация: Первая и вторая главы. Скоро будет еще...
Глава 1. 2005 год.
Это страшно - просыпаться вот так, посреди ночи, и видеть кровь на своих руках. Нет липкого пота, нет сухости в свеленном спазмами слез горле. Страшно. Очень страшно, нестерпимо. Бежать в ванную и пытаться смыть эту иллюзорную явь, стараться отскоблить отметину, въевшуюся в самое сердце сквозь кожу и мышцы, в саму сущность черной души. А потом смотреть в небольшое зеркальце над умывальником и видеть перекошенное злостью и ненавистью к самому себе лицо. Чужое лицо чужого человека. Даже не человека, а какое-то фантасмагорическое существо, натянувшее маску мимических мышц и дряблой неухоженной кожи ради своего удовольствия или на потеху беснующейся толпе. Страшно и больно. Каждый раз, когда наступает утро. Ночь без снов и утро, способное заполнить отборнейшими кошмарами пробуждение любого обывателя. Человека, никогда не познававшего настоящую злость и настоящее отчаяние. Человека, рожденного этой реальностью. Всего лишь человека, упивающегося скоротечностью жизни.
Я со злостью плюнул в зеркало и смыл плевок ледяной ржавой водой из крана. Горячую в этом доме давали только по праздникам или к приезду высоких персон. Существование в этом веке несколько затянулось, а всему виной прогресс, столь излюбленный человечеством, обласканный всеобщим почетом. Безответное к моему хулиганству зеркало молча выполняло свою работу, совершенно не интересуясь метаниями и потугами своего хозяина, создать себе хоть иллюзорного противника. Старое, покосившееся и помутневшее стекло, оно всегда все стерпит, безропотно отражая удручающую реальность.
Завтрак. Просто как топливо для автомобиля. Подкрепить уставший от ночных метаний организм, подкинуть в топку очередную порцию органических поленьев. Не чувствуешь вкуса, потребляя эти суррогатные удовольствия. Молча, пережевывая бутерброд, яичницу, да, впрочем, что угодно, уставившись в мутный экран утренних новостей. Это будет завтра, это есть сегодня и это было вчера, бег по замкнутому манежу вселенского цирка. Бесконечная череда одинаковых дней. Отчаяние, страх и боль. Скука. Бесконечная скука бесконечной жизни. Молчаливая скука, столь тихая, как и само небо, вкус которого я еще помню на своих устах. Память - вот и все что осталось у меня от былого могущества. Лучше бы они вытравили и память, тогда можно жить как все, наслаждаясь этим миром, но наказание никогда не бывает сладким. Сладость наказания только в книгах, для тех, кто еще верит в совершенство и праведность этого худшего из миров. Сказка для неспособных принять свою жизнь в полном объеме и осознать ничтожную скорбь своего существования.
- Ну что, доволен? - ритуальная фраза, произнесенная в никуда.
Каждодневная реплика, как молитва, которой начинают день набожные люди.
- Этого ты желал?! Этого хотел?!
Голос предательски срывается на крик. Слишком часто этот тошнотворный вопль так и уходит в пустоту, не дождавшись ответа. Да, и не может быть ответа. Высшие, что играют нами, как пешками, в свои шахматные партии вселенной, никогда не снизойдут до ответа. Они только переставляют фигуры, ведя бесконечное противостояние. Бросая нас как щепки от срубленного дерева и растапливая нами камин своего вселенского дома. Обогревая свои обрюзгшие тела последними крупицами выжатой из нас жизни.
Обшарпанная квартира, в отсталом районе, на задворках большой и многолюдной столицы, столь же прогнившего государства. Впрочем, я был и царем, и властителем, рабом и хозяином. Пожив почти в каждом возможном доме, от шалаша, до богатейшего из дворцов. Я прожил миллионы жизней, и никогда не умирал. Невозможно получать удовольствия, зная, что оно никогда не кончится. Все-таки он - гений, прищурившись, я посмотрел на небо с улыбкой, вглядываясь в первые лучи рассвета. Гений, но извращенный, ханжеский гений, способный на столь непревзойденное издевательство, что многие палачи и пыточных дел мастера зарыдают от своей несостоятельности. Маленький гений, придумавший все вокруг и обративший в самый продвинутый пыточный цех, назвав это добром, запретив пользоваться орудиями в свое удовольствие всем обитателям.
Машинально поздороваться с соседями, кивнуть консьержке со столь пропитой рожей, увы, лицом это месиво назвать не поворачивается язык, что создается вопрос кто и от кого должен этот гадюшник защищать. Видеть бы сны. Хорошие, цветные как в детских книжках, или хотя бы лубочные картинки вездесущих ярмарок, да хоть персонажей низкопробных поделок Голливуда, только не эти руки по утрам. Свои руки. Ушло бы это все подальше. Как очередной скелет, который засовывают в платяной шкаф, чтобы изредка доставая, любоваться на свои проступки, но не помнить о них вечно.
На автобусной остановке опять толчея. Человеческое стадо едет на каждодневную рабскую повинность, названную работой. Получая крохи с барских столов своих хозяев, потчуя себя сказками о счастье, усталые ряды безвольных тел. В древнем Риме рабов тоже кормили, чтобы те могли хоть немного работать. Сегодняшняя ситуация ничем от этого не отличается. Рабам всего лишь дали возможность самим выбирать себе кормежку по достатку и уровню раболепия к хозяину. Мир так и не сменился за те две тысячи лет, что я наблюдаю за ним не вмешиваясь, не имея права вмешаться.
И как всегда старичок на лавочке остановки, сидит, наблюдая за людским потоком. Сколько здесь живу, мы всегда встречаемся на этом месте по утрам.
Он наш. Наш с большой буквы, до кончиков выцветшей пакли волос. Если следовать регалиям этой реальности - рядовой. По сути, мелкая сошка, на которую я бы и не обратил внимания будь у меня прошлые силы.
- Привет рядовой, - сажусь рядом закуривая.
Да табак и алкоголь хоть немного помогает пережить заточение в этой реальности, на небесах мы такого удовольствия не имели. Еще наркотики, но кошмаров галюценогенного бреда мне в снах хватает и так. Там все стерильно и выглажено, квадратно параллельно. Аж оторопь берет от такого благополучия. Но то сейчас, а раньше... А раньше мы были счастливы.
- Что, генерал? Устал уже за столько то лет, - это не вопрос, скорее утверждение, оба мы уже устали.
- Устал, а ты?
- А что я? Я маленький исполнитель - разменная карта в вашей великой партии. Будь мы там я бы даже не смог подойти к тебе, не говоря уже о разговоре. А тут мы почти равны, - он сделал ударение на слове почти, ровно настолько, чтобы я заметил разницу.
Каждый день мы ведем эту беседу, вот уже на протяжении пяти лет. И каждый день он говорит об одном и том же, а я поддакиваю или периодически возражаю. Это уже вошло в привычку. Без этого разговора даже скучно. Интересно, что я буду делать не встретив старика однажды. Пойду ли искать его среди многочисленных прохожих или отправлюсь дальше по своим делам, не придав проишествию значения. Да я даже не знаю как его зовут.
- Твой автобус, генерал, - старичок кивает на подошедший чадящий выхлопом Икарус, - Что же ты себе машину до сих пор не купил, генерал?
Молча развожу руками и проталкиваюсь через толпу. Сейчас пятнадцать минут тряски, а потом еще метро - ужаснейшее из изобретений человечества. Даже ад местами приятней, чем эти крысиные норы.
- Как тебя зовут? - внезапно оборачиваюсь я, - Как?
- Старик. Сейчас другого имени для меня не сыщещь. Иди генерал, а то опоздаешь, - улыбается он.
Сажусь на подвернувшееся так удачно место и закрываю глаза, смотреть в окно нет никакого желания - видеть каждодневно удручающий пейзаж за грязным конвертом стекла это самая настоящая пытка. Каждый раз я закрываю глаза в надежде увидеть сон. Настоящий сон, красивый и облегчающий израненную душу, но он никогда не приходит.
Сон 1
Каменистая равнина до самого горизонта, утыканная истуканами высотой метров в пятнадцать. Низкое багровое солнце словно распухший чирий, подточенный болезнью, пухнет над самой линией горизонта. Поднимаются вдали столбы дыма бессчисленных погребальных костров, донося запах горелой человеческой плоти. Очередная реальность из бесконечного множества других реальностей и отражений истинного мира. Мира, в котором я родился, а точнее Он создал меня своей волей, на свою потеху и развлечение. Как он любит называть нас своими заблудшими детьми, с прищуром посматривая на возню и душевные поиски. Всегда только наблюдает, но никогда не поможет. Вот наказать Он любит, и делает это с удручающей методичностью.
Я стою, сжимая в руках окровавленный огромный меч. С отполированного лезвия капает кровь, ровным узором ложась на черный камень. Бой уже окончен, и сейчас можно позволить себе отдохнуть. Сажусь на жесткую поверхность, бессильно опираясь на меч. Тяжело сегодня было, впрочем, всегда тяжело. Бой не бывает легким даже в иной реальности, даже при других физических законах. Меч наливается нестерпимым свинцом в натруженных руках.
Невольно встаю. Как я ненавижу все эти сны. Память вредный советчик, и еще более вредный друг. Каждый раз она вытаскивает отвратительнейшие моменты из уголков души и заставляет переживать все наяву. Чувствовать всеми фибрами прошедшие, вновь и вновь кричать от нестерпимого отчаянья.
- Ты выиграл битву. И можешь продолжить путь. Иди же, воин.
И я иду. Меч в моих руках высекает искры о камень, поднять и убрать его в ножны уже нет сил. Усталость накатывает волнами, выбивая раскаленным молотом последние осколки желания действовать.
Жаль, что моя память не сохранила ничего кроме вечного боя. А может это часть наказания? Маленькая, но очень хорошо продуманная пытка, для бойца, который не может поднять меч, чтобы вновь ощутить пьянящее чувство победы в реальности физического мира. Или не было в моей жизни ничего кроме вечной драки...
- Ваш билет, молодой человек
Слова вырывают из сна. Моргаю, пытаясь сфокусировать взгляд на нависающей надо мной туше билетерши. Откуда их таких только набирают по сто кило весом. В переполненном автобусе и так не протолкнуться, а она еще и молча шествует по проходу, бесцеремонно расталкивая сонных пассажиров. Увы, манеры данного индивидуума женского пола - под стать поведению и внешности. Скорее всего, кто-то из высших демонов решил пошутить, придумав это создание.
Молча протягиваю полоску дешевого картона с наклеенной столь же убогой магнитной лентой. Иногда смешно становится, насколько люди тешатся своим гением. Да любой Кулибин, чуть умнее кошки, догадается как подделать такой билет с магнитной пленкой. Впрочем, я сам никогда не покупал билета. Все таки кое-какие способности остались. Влиять на отсталые умы еще в моих силах.
Ручной сканер в руках билетерши противно попискивает, но она молча протягивает мне недействительный билет и со стеклянным взглядом проталкивается дальше. Спины быстро скрывают грузное тело, обряженное в цветастые дешевые тряпки. Дремать, а тем более спать, уже не хочется.
- Костя, это Лиля из отдела персонала, у тебя сегодня будет собеседование с новой стажеркой. Я надеюсь, ты не опоздаешь как всегда?
- Если пробок не будет, - буркнул я в трубку и отключил связь.
Ненавижу эту реальность, хоть и приходится в ней существовать. Именно существовать, потому что жить в таких условиях невозможно. Только в этой реальности могут присутствовать страны так люто ненавидящие свой собственный народ.
- Конечная остановка, метро "Новогиреево", просьба освободить салон, - раздалось в хрипящих динамиках под потолком.
Могли бы и не просить, все равно уже большая часть пассажиров спешила по своим делам в промозглое утро. Выходя, я только плотнее закутался в поношенную куртку. Хотя на дворе и май, а погода до сих пор не радует, того и гляди пойдет снег. Экология стала ни к черту.
Двое пузатых милиционеров придирчиво осматривают входящих в подземку граждан, явно выискивая не происшествия, а легкий источник наживы. Впрочем, к таким как я они никогда не цепляются - боятся наверно, или чувствуют. Оглядываю их хмурым взглядом - наши, не высшие как старичок на скамейке, а обычные люди, но их души принадлежат нашему воинству. Что ж соратнички, а еще должны стоять на страже и защите добра. Да эта реальность совершенно сошла с ума. Когда даже воины - основная опора честных граждан стоит на страже интересов тьмы. Все таки в чем-то этот город мне приятен.
Очередная поездка, мелькают за окнами вагона безликие станции метро, выстроенные с пафосом и шиком. Кому нужны все эти лепнины и мрамор, их затопчут грязными ногами, заплюют плебейскими жестами и отсутствием культуры, названной в это время моральной свободой. Жаль архитекторов ушедших эпох, страдавших по-видимому манией величия. Бетонная коробка в данной ситуации подошла бы гораздо лучше, да, и мыть было бы куда удобнее. Но градостроителей не переубедить, они с маниакальной исступленностью все возводят понятные только им баснословно дорогие памятники своего сумасшествия. Облекают приступы шизофрении в многометровые статуи ушедших вождей.
Сорок минут давки и вновь глоток живительного воздуха. Офис моей компании расположен в центре, возможно именно поэтому и не покупаю машину. Предпочитая тратить нервы в подземке, чем простаивать в пробках пусть и на поверхности. Это любители денежных купюр кичатся в пробках своими навороченными механическими монстрами, совершено не понимая, что стоят и ждут точно так же как и сосед на стареньком жигуленке.
Обхожу очередной затор и ныряю в стеклянные двери офисного здания, на восьмом этаже которого размещен мой ненавистный кабинет. Охранник сонно кивает мне из-за стойки. Прикладываю карточку с ключом к сканеру охранной системы и прохожу через турникет к лифтам. Кто только придумал эти офисы в век информационных технологий, когда любое рабочее место можно организовать не выходя из своего дома. Как же много анахронизмов тащит за собой человечество в эпоху просвещенного прогресса. Научились работать, создавать самые современные технологии, а использовать их не хватает смелости. Все боятся, что машина поработит человечество. Слепцы.
У нас на восьмом уже как всегда кипит работа. Рассеянно оглядываюсь на большой циферблат часов, висящий над входной дверью - опоздал, как всегда, ничего нового. Секретарша уже выглядывает из двери приемной в поисках моей скромной персоны. Ее кудрявая голова сканирует коридор не хуже любой охранной системы, а подведенные глазки простреливают все доступное пространство.
- О! - она фокусирует свой прицел на мне, и ее курносое личико мгновенно расплывается в фальшивой улыбке, - Костя, а тебя практикантка дожидается уже полчаса. В пятой комнате, а ты опаздываешь.
- Пробки, - отработанно буркаю, протискиваясь мимо этого чуда профессиональной офисной неполноценности ума и такта, стараясь как можно быстрее просочиться в сторону своего кабинета.
- Костя, а тебе не туда, - она хватает меня за руку и тянет в противоположную сторону, уже суя мне под нос папку с документами, - Вот тут информация, просмотри перед собеседованием. На мой взгляд, кандидатура так себе.
Замечаю в ее глазах чисто женскую ревность. Такая ревность проявляется в глазах каждой неуверенной в своих чарах несформировавшийся женщины, в надежде подавить конкурента, пусть даже и подсознательно. Извечная проблема - я ль на свете всех милее, я ль румяней, ты ль страшнее.
Рассеянно проглядываю резюме на пути к комнате переговоров. Ничего выдающегося, совершенно обычное резюме, не чуть не лучше чем остальные, да, впрочем, и не хуже. Полнейший стандарт, полностью поглотивший мир в наши дни. Даже, можно сказать, стандарт возведенный в абсолютизм.
А вот и пресловутая пятая комната, с отполированной от частого использования дверной ручкой и мимолетным налетом ожидания на самой грани сознательного чувствования. Открываю и вхожу.
- Здравствуйте, - она смотрит на меня, из под небольших, но аккуратных очков и запинается.
В глазах молоденькой девушки появляется испуг, а затем понимание. И мы узнаем друг друга, чувствуем, как ощущает себя каждый из нас, живущих в другой реальности. Мы способны понимать других людей, но себе подобных способны чувствовать каким-то шестым чувством, почти на грани дозволенного в этой реальности. Сейчас мы смотрим на человека и не видим нечего кроме доступного всем, а в следующий момент знаем о нем все. Многие экстрасенсы называют это астральным чтением, но каждый из нас знает - это знание глубин. Моментальное прозрение, как будто включили свет в абсолютно темной комнате, и все предметы обрели резкость и контраст.
Она ангел. Самый настоящий ангел, так же как и я, высшее существо. Только стоим мы по разные стороны баррикад. А сейчас встретились и молча смотрим в глаза друг другу. Диалог двух различных людей, но равнозначных существ, способных на большее чем принято говорить и мыслить.
- Здравствуй генерал, - я не издеваюсь, мы действительно равны, - Что ты тут забыла?
Она непроизвольно морщится, когда я сажусь напротив, закуривая и пуская дым прямо ей в лицо. По-хамски, в детской попытке ущемить пусть таким сиюминутным ребячеством, но все таки задеть ее хоть немного. Как же это по-детски, но сделанного не воротишь, не в нашей власти изменять время. Да и она, дай ей волю, с превеликой радостью показала бы мне язык, как заправская школьница. Но сдержалась - молодец.
- А ты не собираешься спрашивать меня насчет работы, - она уже оправилась от первого удивления и теперь в ее голосе звучит неприкрытый сарказм.
- Записи нет. Зачем играть роль, когда нас не видят?
Молча смотрим друг на друга выжидая момент. Как два волка кружат в надежде что противник даст промашку и подставится под молниеносный удар. Бег по кругу у пылающего костра, огонь опаляет шкуру, пахнет свежепеченой псиной, но оба не в силах остановиться. Но мы равны, и этот танец может продолжаться бесконечно. Невольно я подумал, что конец уже близок, если мы встретились так случайно, в этой реальности. Или кто-то из шахматистов ошибся ходом и случайно ввел в игру фигуру время которой еще не пришло.
- Правда твоя демон. Не за чем нам играть. Давно ты тут?
- Да, как и ты.
Она молча кивает. Опять молчание. Эта игра уже начинает надоедать.
- Ты не ответила на вопрос. Что ты тут делаешь?
- Пришла устраиваться на работу, - она лукаво улыбается, как ненавижу я эту способность ангелов выводить из себя, - Что может быть непонятного в столь банальном предлоге для визита. Или ты считаешь, что я пришла ради тебя? Отвечу сразу, что нет. О тебе я не знала ровным счетом ничего. И, кстати, тебе не мешало бы выспаться нормально, а то плохо выглядишь.
- Оставь свои нравоучения для паствы, - рассерженно тушу окурок догоревшей сигареты в предусмотрительно поставленную секретаршей пепельницу, - Я не могу отказать тебе в работе, но примешь ли ты ее. Я буду твоим непосредственным начальником, надеюсь, ты осознаешь эту ситуацию?
Она лучезарно улыбается, всем своим видом показывая полнейшее смирение и кротость. Прямо гравюра средних веков, только не хватает вездесущего нимба, который как не странно придумали сами люди, в попытки обожествления своих обожаемых ангелов. Разрисовали их портретами все стены своих храмов, а о нас зачастую истинных защитников своих свобод забыли начисто. Мы всегда были олицетворением всего самого плохого, что есть в душе человека, с точки зрения самого человека естественно. Несправедливо это, но мы не в обиде. Человечество всегда предавало и убивало своих истинных спасителей.
- Понимаю прекрасно. И согласна, если ты примешь условия этой реальности. Мы же имеем право заключить перемирие? - она заискивающе посмотрела прямо в глаза мне.
- Тогда вы приняты. Уважаемая Ирина Андреевна.
Я уже было собрался уходить, когда она жестом остановила меня.
- Скажи, а умирать это страшно?
Я невольно вздрогнул, и по лицу пробежала судорога понимания. Да, милая умирать очень страшно и больно. Очень больно, но воскресать еще больнее.
Ничего не ответив, я вышел с силой хлопнув дверью.
Сон 2
Песок лез во все щели пластинчатого доспеха, а неумолимое солнце нещадно палило. Я уже несоизмеримо устал идти по этому песку, стараясь отследить малейшее движение в визере головного прицела. В плазменной винтовке осталось всего с десяток зарядов, а врагов, насколько я мог понимать, было в разы больше. Уверенность, что это задание мне не выполнить крепло с каждой секундой.
Внезапно почти у самых ног, погруженных по щиколотку в синеватый песок, что-то зашуршало. Не глядя, я выстрелил на звук и отпрыгнул на пару метров.
Из под обугленного песка выползал человек в защитном костюме. Дыхательная маска на нем оплавилась так, что черты лица уже невозможно было различить. Не люблю я эти новые технологии, где все решает только скорость реакции и мощность заряда, но не осталось места для ума и чести. Куда лучше меч. Холодная сталь всегда говорит только правду.
Я склонился над трупом. Хорошо хоть умер он быстро, без мучений.
Внезапно в грудь что-то ударило. Я недоуменно посмотрел вниз и увидел зияющую рану, из которой толчками выплескивалась на песок горячая алая кровь. А потом пришла боль...
- Так, что же мне делать?
Голос вывел меня из дремоты, и, открыв глаза, я посмотрел на Ирину. Она стояла перед моим столом, явно довольная, что помешала.
- Что делать-то? - вновь повторила она, всем видом показывая полнейшее смирение.
- Посмотри отчеты о рекламной компании, проведи анализ клиентов, вообще освойся, я пока занят. Чуть позже подготовлю тебе план работы, - невольно отмахнулся я от назойливой практикантки, которой так не терпелось приступить к исполнению своих обязанностей.
Она удалилась, явно недовольная ответом. Что ж она подчиненная и вынуждена терпеть, раз сама согласилась. Я ее не обязывал. Мы вообще никого не обязываем, не наше это дело. Не судим мы, лишь наблюдаем. Человек сам должен выбирать свой путь, без оков в виде заповедей и прочей мишуры религиозной горячки. Не мы пугаем бедного несмышленыша вечными муками, он сам должен выбирать свою судьбу.
- Кость, тут такое дело...
Я поднял взгляд на стоявшего предо мной заместителя, явно смущенного своей наглостью. Никак не воспитаю из этого человека настоящего работника. Слишком он мягкий для столь ответственного поста. Пожалуй, надо будет заменить его, при возможности.
- Говори уже, - благодушно махнул я рукой и отложил бумаги, над которыми работал, в сторону, - Хватит мяться тут и сомневаться в своих словах. Много раз я тебе это говорил.
- Галя из бухгалтерии умерла, - он скорбно помолчал, - Мы собираем на похороны. Вот.
Я молча достал бумажник и выгреб ровно половину содержимого. Хоть Галя и не наша, но я никогда не откажу в последней памяти упокоенному, будь то грешник или праведник. Егор смущенно взял деньги и поспешил исчезнуть из поля зрения. Я взглянул на часы. До конца рабочего дня оставалось еще три часа, а я так и не ходил еще на обед. Питаться все-таки надо, хотя это и не приносит удовольствия. Да и наша столовая готовила не так уж и отлично, скорее очень посредственно. Но есть все же хотелось.
Мельком проглядев, сегодняшние дела, я наткнулся на отчет компании по производству баннеров. Пожалуй, надо туда доехать и пообщаться с руководством. По телефону очень тяжело решать дела связанные с рекламной компанией такого масштаба. Как же я устал заниматься всей этой рутиной обычного человека. Не для того пришел я в этот мир.
Справедливо решив, что пообедать могу и по дороге, сунул в потертый портфель необходимые документы, и уже было направился к выходу из кабинета, когда на пороге возникла вездесущая практикантка. Кокетливо улыбаясь, она мяла в руках несколько сложенных листов и старалась не смотреть мне в глаза.
- Костя, уже уезжаешь? Даже не дав мне плана работы? - хотя я и не давал ей разрешения на такую фамильярность, но пресекать это не стал.
- Да, разберемся со всеми вопросами завтра. А сейчас мне пора ехать.
Она невольно помялась явно в смущении, но с дороги не отошла.
- Что-то еще? - невозмутимо, но с явным раздражением спросил я.
- Не возражаешь, если я с тобой поеду, - она посмотрела мне прямо в глаза, - Я на машине могу подбросить.
Что ж можно и так. Да и потом тащиться в метро на другой конец города мне не хотелось. Видно секретарша уже намекнула ей, что начальство, включая конечно и меня, настоящие скупердяи, что до сих пор перемещаются на общественном транспорте. Если ей нравятся пробки пусть сидит в железной банке по несколько часов, а я лучше ноги разомну. Но сейчас предложение подвезти было как нельзя кстати. В машине вполне можно вздремнуть пару часов, пока будем ехать.
Машина у нее была не сказать хорошая, но добротная иномарка. Небольшой, как раз для городов дэу. Мне вспомнилось, что где-то на глаза попадалась статья о предприимчивых китайцах укравших этот дизайн у одного очень известного автоконцена. Но вспоминать не хотелось. Такие истории случаются в наше время сплошь и рядом.
Рассказав куда и как проехать, я прикрыл глаза. Не до разговор мне было сейчас. День был наполнен множеством дел, да и еще два сна подряд, совсем измотали нервы, а надо подумать о ситуации. Оценить последствия и решить, как поступить. Не бросаться же на врага с ножом в тщетной попытке прекратить это издевательство или свить петлю и взлететь как птица.
- Поверь, это действительно случайность, что мы встретились, - первой нарушила она молчание, умело лавируя в потоке машин, - Я не стремилась найти тебя.
- Угу, - только и смог буркнуть я не открывая глаз.
- Ты же знаешь, что мы не умеем врать.
- Знаю, но от этого мне легче не становится. Неужели ты не понимаешь, что это начало? - я невольно выпрямился в струну и напрягся, - Начало чего-то очень большого и явно не праздника для всего людского рода.
- Понимаю прекрасно, но ты не забывай, что сейчас мы заключили перемирие. И я всего лишь твоя подчиненная. А мы все всего лишь люди, пусть и не совсем обычные, но люди. Мы должны помочь остальным, если случится война. Должны дать им надежду, успокоить...
Договорить она не успела, я перебил ее.
- Оставь свою демагогию о всеобщем спасении для проповеди. Ты же прекрасно знаешь мое отношение к вашим разглагольствованиям. Они сами выберут за кем идти, если придет тот час. И я мешать или помогать не намерен. Не наше дело лезть в их жизнь. Люди получили право выбора и пусть сами с ним разбираются.
- Ты просто завидуешь, - она поджала губки и со злостью подрезала какого-то лихача, - Всегда вы ведете себя как маленькие ревнивые дети.
- Да о чем мы спорим, - раздраженно заметил я, - Уже тысячи лет мы вот так спорим и спорим. Разве не надоело уже? Хватит. Когда придет время, тогда и будем выяснять отношения, а пока лучше за дорогой следи, а я подремлю. Спал плохо.
- Все мы спим плохо, - философски заметила она не к кому не обращаясь, но замолчала и сосредоточилась на дороге.
Машинка резво бежала по московским улицам, бодро ввинчиваясь в машинопоток. Ирина была хорошим водителем. До места назначения мы доехали достаточно быстро, минуя пробки, ставшие настоящим проклятием мегаполисов.
Оставив Ирину ждать в машине, я быстро решил рабочие вопросы и уже намеревался ехать обедать, когда на выходе из здания мое внимание привлек охранник. Он вальяжно сидел в приемной, по хозяйски закинув руки за спинку кресла и с нескрываемой улыбкой смотрел на меня в упор, разглядывая с неприкрытым удовольствием.
- Что не можешь разобраться в ситуации? - он посмотрел на меня и ухмыльнулся еще сильнее, - Думаешь, шахматисты просчитались?
Я невольно вздрогнул. Охранник был человеком. Именно обычным человеком, он не принадлежал к другому миру, хотя и был грешником, но не слишком то и большим, у него еще был шанс исправиться. Но такого я от него не ожидал.
- Не удивляйся, - глаза охранника подозрительно заблестели, и он заговорщицки подмигнул, - Нам надо поговорить. Точнее тебе надо послушать, что я скажу. Видишь ли. Шахматисты не ошиблись и ты прав, когда решил, что что-то назревает. Но не совсем то, что ты думаешь. Они еще не готовы развязать финал партии, хотя сам видишь, все собираются в одном месте. Понемногу, но идет сбор. И твоя встреча не случайна. Просто помни, это не случайность, как бы тебя не убеждали в обратном. К сожалению большего я сказать не могу. Будь внимательней к деталям, Денвор.
Охранник как-то странно мигнул и глаза его потеряли былой блеск. Стали тусклее и менее осмысленными. Я понял, что сущность говорившая через него покинула своего проводника. Он непроизвольно дернулся, явно не ожидая ощутить себя в столь вальяжной позе, и с непониманием посмотрел на меня. Я только пожал плечами и вышел, не стоит смущать человека поневоле оказавшегося проводником для личного послания, ему и так тяжело осознать происходящее. Сейчас он подумает, что задремал на посту и будет винить себя. Но его душевное равновесие меня волновало в самой малой степени.
Стоя в лифте, я размышлял над предупреждением. Значит действительно заваривается настоящая каша, если личное послание было передано столь странным образом. Да и само послание уже являлось нарушением соглашения между противоборствующими сторонами. Просто так меня не назовут реальным именем. Створки лифта раскрылись выпуская меня в удушливый полумрак главного холла.
Ирина ждала у входа, там же где я ее оставил. Она сидела на капоте машины, фривольно крутя колечком с ключами на пальце. Я взглянул на нее с испугом - неужели именно этот человек приведет к войне. Именно эта встреча станет финалом в затянувшемся противоборстве.
- Ну что обедать? - весело сказала она, спрыгнув с капота, - Ты же хотел поесть, когда выходил из офиса.
- А вот в душу ко мне лезть не надо. Мы тут не в детективов играем, - немного помедлив я продолжил, - Поехали в "Яму". Ты знаешь где это?
Она отрицательно мотнула головой, всем видом показывая, что название ей явно не нравится. Что ж мне плевать нравится оно ей или нет, главное это место более чем подходит мне. Комфортно я себя чувствую в этом небольшом кафе, жаль только, кухня там испортилась в последнее время, впрочем, сносно перекусить вполне возможно, да и пиво там неплохое.
Через сорок минут мы подъехали к лубянской площади, с трудом нашли парковку и спустились по витиеватым ступенькам в подвал, где и располагалось одно из моих любимых заведений. Народу было немного и почти все резные столики были свободны. Я выбрал двухместный столик в углу и сел спиной к стене. Люблю когда можно наблюдать за происходящим в зале, в принципе привычка не нужная в наше мирное время, а тем более в таких заведениях, но подстраховаться не мешает.
Заказав суши и пиво мы наконец нарушили молчание.
- Ну, так что скажешь Демон? - она повертела в руках незажженную длинную женскую сигарету и отложила ее в сторону с явным сожалением.
- А что тебе сказать. Ангел? Неужели слова стали что-то значить в этом мире? Кстати, а пиво то зачем заказала, ты ведь за рулем - нарушаешь законы, праведник, - я невольно ухмыльнулся.
- А ты тоже не трезвенник как я погляжу, - парировала она, - Как считаешь, что-то действительно заваривается? Ты в курсе, что начинается сбор и мы все помимо воли стекаемся в одно место. Нас как бы влечет туда в один город. В этот город.
Она посмотрела мне в глаза. Такого взгляда я не видел давно, пожалуй, даже очень давно. Из под игриво подвитых ресниц на меня смотрели уставшие глаза старца. Человека прошедшего многое и многое познавшего.
- Тебя тоже предупредили? - вопросом на вопрос ответил я, но она не смутилась, а только молча кивнула в ответ.
Значит действительно начинается что-то серьезное. Раз шахматисты нарушили все правила и предупредили обычные фигуры. Неужели время пришло. Я даже немного занервничал, ожидать тысячелетиями это как-то привычно, а находиться в стадии, когда в любой момент начнется война к этому привыкнуть невозможно. Расслабились мы видно и стали слишком спокойными, забыли, что значит вечный бой. И вот ожидание закончилось, возможно уже навсегда.
Еще немного посидев и пожевав без всякого аппетита пародию на японские деликатесы, мы принялись за пиво, которое, к сожалению уже успело потеплеть.
- Сколько раз ты умирал, Демон?
- Много, - взглянул я на нее и продолжил, - Важно не это. Все мы умираем и ты это прекрасно знаешь. Но не можем обрести покоя. Никогда.
- Знаю, - она откинулась на спинку стула, - Я мечтала о покое с тех пор, как нас изгнали в эту реальность. Я так устала от всей серости этого мира.
- И это говорит мне всепрощающий и всеблагой, - невольно рассмеялся столь сильно, что редкие посетители стали оборачиваться в нашу сторону, - Уж не смешила бы. Этот мир - дело ваших рук. Вы сами его таким создали своим желанием во всем наставить человека на путь истинный. Нас, увы, никто так и не послушал.
- А что вас было слушать? - она явно начала злиться, - Вы хотели дать этим людям мир и благоденствие? Сильно в этом сомневаюсь. С вашим лозунгом "пусть они сами поступают так как хотят, а мы не должны вмешиваться" можно создать только анархию и хаос.
- И что? Это была бы их анархия и их хаос. Понимаешь? Их собственный. Без бесплодных надежд на всепрощающего и всеблагого, - я только усмехнулся.
Этот спор был вечен, как мир. Никогда мы не договоримся. Столь различны наши взгляды, что не будет общего мнения. Невозможно определить середину там, где не может быть никаких уступок и соглашений.
- Они бы просто уничтожили себя, - только и отмахнулась она от всех моих доводов.
- И пусть! - не уступал я, - Но это было бы целиком и полностью на их совести. Им дано право выбирать, так пусть они сами выбирают свой путь, а не вы, сизокрылые, решаете, как им жить и как поступать. Хватит уже превращать людей в безвольных фанатиков вашей прогнившей веры. Разве вера несет им спасение? Или может вера их кормит и поит? Нет! Они сами спасают себя и сами себя кормят.
- Ну, знаешь ли... - она задохнулась от гнева, казалось еще чуть-чуть и битва начнется прямо за этим столиком, но она быстро справилась с минутным порывом, - Хватит уже спорить. Сам знаешь, что мы никогда не придем к согласию.
Я только молча кивнул. Согласия нам действительно не достичь. Мы разделились на два фронта слишком давно, чтобы была надежда на убеждение и понимание. И каждый из нас был по-своему прав.
Принесли счет, и я расплатился, хотя Ирина и возражала, но мои принципы были непоколебимы. Уже на улице она окликнула меня, когда, кивнув ей, я двинулся в сторону метро.
- Если хочешь, я могу подвезти тебя до дома.
- Зачем? - невольно удивился я, - Рабочий день окончен и тебе пора ехать домой отдыхать или заниматься какими-то своими делами. А я могу прекрасно доехать и на метро.
- Ну, мне все равно делать сейчас нечего. А отдыхать еще рано. Поехали, я не буду пытаться опять склонить тебя на свою сторону. Просто пытаюсь оказать услугу.
- Любите вы этот пафос, - проворчал я, но тем не менее сел в машину, - Куда ехать знаешь?
- Метро знаю, - кивнула она, - А от метро покажешь.
Мы вновь ввинтились в вечерний поток. Москва вечером - это вавилонское столпотворение. Тысячи людей спешащих поскорее покинуть ненавистный город, добраться до уютных, или не очень, квартир и отдохнуть от тяжелого дня. И вся эта масса выплескивает столь старательно накопленный за долгий рабочий день негатив на окружающих. К моему удивлению, до метро мы доехали довольно быстро, даже не обмолвившись словом во время поездки.
- Дальше куда? - спроси она, припарковавшись у обочины.
- Дальше я сам, - сказал я, открывая дверь, - Тут недалеко, да и на общественном транспорте удобнее. Спасибо, что...
Договорить я не успел. В нашу маленькую машинку на огромной скорости врезался мусоровоз. Меня кинуло на приборную панель. Боль была нестерпимой, глаза залило кровью из иссеченного осколками лобового стекла лица. Я понял, что умираю. Как минимум пять ребер было сломано, голова повернута под неестественным углом, сердце не работало. Я скосил глаза, в надежде, что Ирина осталась цела, но и она находилась не в лучшем состоянии.
- Найди меня, - одними губами прошептала она и ее глаза закрылись.
Мир вокруг потух, и я провалился в бездну.
Сон 3
Маленькая речушка медленно бежала по камням, весело отсвечивая бликами полуденного солнца. Красивый ручеек. Я стоял и любовался игрой света, когда кто-то сзади сшиб меня с ног, и мы упали прямо в воду.
- Ты совсем сошел с ума? - прокричал я, разворачиваясь и вытаскивая из ножен массивный устрашающий меч.
- Не боле,е чем ты, - ответил я сам, стоящий с таким же мечом в руках напротив.
Я невольно отступил на шаг, но меч не опустил. Встретить себя самого, да при этом еще и пытающегося тебя убить, это было слишком даже для меня.
- Что, удивлен? - я второй рассмеялся, - Думал, что все твое обучение будет таким простым?
- Не думал, - только и смог выдавить я, - Но такое уже черезчур.
Внезапно все вокруг охватил нестерпимо яркий свет. Я невольно закрыл глаза, но как только я обрел способность чувствовать, место и картина изменииась до неузнаваемости.
Я стоял в пустыне, высоко подняв над головой тяжелый меч, с которого капали большие капли крови. А передо мной лежало обезглавленное тело. Голова человека смотрела на меня и улыбалась. Это была моя голова.
Глава 2.
От ужаса я проснулся. Невольно ощупав собственное тело, не нашел никаких повреждений, кроме повязки на голове. Явно пропитавшейся кровью.
Помещение, в котором я находился, напоминало землянку середины сороковых годов. Грубо сложенные бревна заменяли стены, сквозь щели между ними можно было различить корни трав и землю, спрессованную неведомыми строителями. Потолок был сложен из таких же не струганных бревен и закопчен до черноты. В воздухе витал ощутимый запах гари и смерти.
- Проснулся, наконец, - раздался голос совсем рядом.
Я повернул голову и увидел солдата в форме сороковых годов. Гимнастерка была расстегнута, а пилотка лежала рядом на грубо сбитом столе. Он смотрел на меня с явным удовольствием и как-то по-отечески. Лицо столь живописно перемазано сажей и присохшей грязью, что я невольно улыбнулся.
- А мы уж думали, что не выкарабкаешься, - внезапно вдали что-то громыхнуло и с потолка посыпалась земля, - Фрицы тебя сильно задели. Помнишь хоть что-нибудь?
Я закрыл глаза и перед мысленным взором пронеслась вся жизнь человека в теле которого я только что возродился. Сороковые годы, война с фашистами. Меня убили при попытке форсировать какую-то реку. Пуля попала прямо в голову, и шансов остаться в живых не было. Всегда мы так возрождаемся, вселяясь в тела уже умирающих, тех которые гарантированно умрут. А потом полностью вбираем в себя их память, все до самых сокровенных моментов, далеких отголосков потаенных желаний. Иногда это очень неприятно и болезненно, но быстро привыкаешь воспринимать все как актерскую игру. За эти долгие годы все мы стали прекраснейшими актерами. Только иногда играть совершенно нет желания, после этого появляются вездесущие истории о одержимых всех мастей и расцветок.
Я еще помнил глаза водителя мусоровоза, который врезался в нас с Ирой, холодные отрешенные глаза умершего человека. Внезапная вспышка памяти о ней, принесла только мучения. Хоть она и ангел, но что-то было в ней такое, притягивающие меня. Да, и еще ее последние слова не шли из головы и эхом звучали сквозь головную боль. Пульсировали, не прекращаясь ни на секунду, тихим шопотком проносясь на грани слышимости.
- Как реку взяли? - стараясь не выходить из роли, спросил я
- Взяли, товарищ командир, - солдат повеселел, - Еще как взяли. Теперь пытаемся выбить фрицев из деревни. Эти собаки окопались и долбят из пушек, но мы их выкурим. Может покушать чего или попить? - внезапно спохватился солдат и вскочил со стула.
- Водка есть? - надо было залить горечь крови, вкус которой все еще казался на губах.
- Командир, врачи сказали, что нельзя вам водки, - с сомнением сказал солдат, кажется, его звали Петр.
- Плевать мне, что сказали врачи. Неси сюда живо!
Солдат улыбнулся и выбежал из землянки. Кажется, он уверился, что его командир вернулся из небытия свершив настоящие чудо стойкости советского командира. Перерождение всегда наносило отпечаток на нашу жизнь, накладывая с каждым новым телом очередной мазок к личности. Тяжело чувствовать себя калейдоскопом чужих жизней, непрожитых эмоций, ложных воспоминаний. Услужливая бесконечная память каждый раз подсовывала самый отвратительный момент чужих жизней, когда я старался вспомнить что-то свое. Только память боя, и не одного радостного момента. Ничего не поделать - наказание никто отменить не мог.
Через пару минут, когда я уже натянул китель, прибежал солдат с железной кружкой доверху наполненной водкой, в дугой руке он нес краюшку подсохшего черного хлеба.
Водка не принесла избавления, но стало несколько легче. Перед глазами все еще стояло лицо Ирины перекошенное ударом и ее беззвучный шепот. Полог занавески, заслоняющий вход, откинулся и в землянку вошел человек с лычками майора.
- Опа, какие люди, - сразу сказал майор и подмигнул мне.
Еще один святоша. Передо мной стоял ангел. Не слишком высокого ранга, но и не мелкая сошка, да при этом еще и особист. Любят все-таки эти сизокрылые бестии рисоваться и править, наставлять на путь истинный, пусть и против воли. Как уже устал я от их вечной правоты, которой оправдывают все поступки и желания. Он сразу узнал меня, а я его. В военное время он мог сделать со мной что угодно, но все-таки была лазейка в перемирии. Война шла между людьми, но не между такими как мы. Хотя, войну развязали именно святоши в надежде изменить человечество. Всегда у них так, хотят как лучше, а получается как всегда.
- Ага, такие вот люди, - я указал ему на стул и, повернувшись к солдату добавил, - Выйди нам поговорить надо.
Солдат пожал плечами и вышел из землянки. Все еще ухмыляясь, майор подсел к столу.
- Что ты делаешь в нашей глуши нечистый? - он укоризненно посмотрел на меня, - Я знал человека, в теле которого ты сейчас находишься. Он был хорошим человеком. Никто не просил тебя вселяться в него.
- А меня тоже знаешь ли не спрашивали, - огрызнулся я в ответ.,
- Знаешь, я могу щелкнуть пальцами, и тебя расстреляют за измену Родине, - он улыбнулся, - Просто без суда и следствия по закону военного времени.
Ангелы все-таки кровожадны, и несдержанны в методах ради своего возлюбленного человечества. Развязывать войны, наказывать тех, кто считает их методы неправильными - вот основные стремления этого святого воинства. Почему только они решили, что имеют право решать за других. Насаждать везде, где только можно и нельзя, свои устои, и пресловутые заповеди. Проповедовать всепрощение и при этом взводить курок - это в их стиле.
- Можешь, - я глотнул сивухи из кружки и продолжил, - А так же можешь сейчас прекратить эту комедию и сказать что именно тебе нужно.
- Да я тебя в порошок сотру, дьявольское отродье, - он одним рывком перегнулся через стол и схватил меня за отвороты кителя, ткань предостерегающе заскрипела
Кружка упала со стола, и содержимое разлилось по полу, источая сивушный аромат. Сбив его руки резким движением, и ударив открытой ладонью в нос, я наблюдал, как майор отлетел к стене и осел на пол. Вновь сев и поставив на стол опрокинутую кружку, я с укором посмотрел на него.
- Испортил хороший продукт, - повысив голос я крикнул, - Петр принеси еще водки, а то эту мы с майором уронили.
Солдат вошел в землянку и его глаза расширились от удивления, когда он увидел майора, лежащего у стены без сознания.
- И воды для майора принеси, предвосхитил я вопрос солдата, но тот все еще мялся у занавеси в нерешительности, - Что стоим? Выполнять приказание командования! Немедленно!
Солдата как ветром сдуло. Не прошло и минуты, как у меня в руках была кружка с водой, на столе стоял графин с водкой и две стопки, а рядом открытая банка тушенки и пару свежих луковиц. Я взглянул на майора, он был жалок. Кровь из разбитого носа залила парадную форму, лицо, обезображенное гневом, так и застыло пока он находился без сознания. С сожалением взглянув на кружку с водой, я плеснул ему в лицо и чуть отошел, чтобы пришедший в себя майор не решился с перепугу повторить свой предыдущий маневр. Особист закашлялся и открыл глаза, пытаясь резко встать, но вновь грузно опустился на пол сверкая на меня испепеляющим взглядом.
- Теперь мы можем и поговорить, - устало сказал я и налив водку, протянул ему одну из стопок, - Прекрати пороть горячку сизокрылый, а лучше сядь и послушай, что я тебе скажу.
Майор с трудом поднялся и сел за стол. Залпом выпил и с ненавистью уставился на меня.
- Видишь ли, враг мой. Происходит то к чему мы готовились и чего так долго ждали. Но и ты и я, да и все мы понимаем, что это будет концом всего. Наша война не должна затянуть этот мир, он не выдержит тех сил, которыми мы управляем. Так что замолчи и послушай, внимательно послушай. Война начинается. Если ты, необстрелянная сошка, еще раз поднимешь руку на меня или кого-то другого то она начнется раньше чем ты умрешь. Когда будешь стоять напротив на великом поле, тогда и маши кулаками, а пока заткнись и играй свою роль, как поступает каждый из нас. Все понял?
Майор налил еще водки и залпом выпил. Посмотрел на меня с угрозой он кивнул в знак согласия но так и не проронил не слова.
- Значит мы договорились, - резюмировал я разговор и вышел из землянки, оставив майора напиваться заливая страхи.
На улице было холодно. Только-только занимался рассвет и траншея в которой я оказался отливала багрянцем. Вдалеке темнел лес, освещаемый вспышками взрывов. Около пяти километров на взгляд прикинул я и двинулся дальше по осыпающейся земле.
То тут, то там попадались спящие солдаты, лежащие прямо на земле, завернувшись в свои плащи и прижав к груди оружие. Караульные, безмятежно сидящие на гребне и курившие, кивали мне улыбаясь. Я взял закурить у одного из них, и сел на гребень траншеи всматриваясь в рассвет.
Солдаты не реагировали на мое поведение. Видно задумчивые посиделки были в духе их командира. Докурив я вернулся в землянку. Майор спал на лежаке ополовинив графин водки и съел весь лук, к тушенке он даже не притронулся. Все-таки Ангелы в чем-то сумасшедшие, многие из них были вегетарианцами, хотя прекрасно убивали не только животных но и людей, а вот принимать в пищу отказывались. Чудаки они, помешанные на собственном превосходстве. Я налил себе водки. Залпом выпил и уронив голову на стол, задремал.
Сон 4
Покинутый город наблюдал за мной выбитыми глазницами окон. Здания как сказочные животные следили за каждым моим движением, Гнетущие произведение производил этот заброшенный, оставленный жителями город.
Очередной мир войны. Бесконечной войны. Я с неизмеримо страстью хотел проснуться, но вселенский кинотеатр не отпускал, пока лента жуткого фильма моего сна не закончится. Наказание - как же я устал от этого вечного наказания. Иногда хотелось выть и пустить пулю в висок, но смерть лишь даст новые условия для пыток. Спасибо добрый ты и всепрощающий, я с тоской погрозил пальцем зеленому небу.
Передернув затвор автомата я двинулся по улице в глубь заброшенных строений. Мешала куча амуниции развешанной в любом удобном месте. Казалось что взгляни на себя со стороны и я увижу новогоднюю елку, на которую сумасшедшие повесили вместо игрушек изощренные орудия убийства.
В двухстах метрах впереди ярко полыхнуло и за сотую долю секунды вал горячего пламени окутал меня с ног до головы.
Я проснулся с дикой головной болью и ужасным привкусом перегара во рту. Майор еще мирно похрапывал на лежаке, не реагируя на внешний мир. Взяв тушенку, которая уже успела заветреться и не найдя ложки или чего-нибудь подходящего, принялся пальцами выскребать куски мяса, совершенно не обладающего вкусом из проржавевшей жестянки. Военное время накладывало свои условности и сейчас было не до возвышенного этикета и церемоний.
Полог входа откинулся и в землянку зашел уже знакомый солдат. Глаза его бегали а гимнастерка была изорвана и в крови.
- Товарищ капитан. Фрицы прорвались. Надо срочно отходить.
- Не пяди родной земли врагу, - осоловело пробормотал майор и захрапел с удвоенной силой.
- Уходите, - я жестом остановил все его слова, - Я останусь, все равно некуда мне возвращаться. Да. И этого заберите с собой, - я казал на храпящего особиста.
Солдат мялся у входа но попытки уйти не предпринимал. Казалось он хотел что-то сказать, но не решался.
- Говори солдат, сейчас можешь говорить все что хочешь, я не отдам тебя по суд.
- Товарищ командир, а можно не буду я его забирать, - и он покраснел от своей наглости.
- Это почему же? Своих бросить захотел? - я со злобой взглянул на него.
- Никак нет, товарищ капитан, - солдат встрепенулся и покраснел еще больше, - Тут такое дело. Пока вы без сознания были мы проходили деревню. А там, - солдат на минуту умолк набираясь смелости, - Церковь там была действующая. Вообщем, товарищ майор расстрелял батюшку.
Солдат выпалил и уставился в пол. Я невольно посмотрел на майора с брезгливостью и презрением.
- Уходи солдат, - я налил водки и выпил, - Хотя погоди водки мне принеси и уходите. Ты за старшего. А с этим добрым ревнителем старых заповедей я сам разберусь.
Я пил около четырех часов. Прерываясь только на перекур и опять заливая горечь водкой, ожидая когда проснется майор. Проснувшись, он сразу закричал солдата, чтобы тот принес ему опохмелиться. Я лишь с брезгливой улыбкой наблюдал за его потугами подняться.
- Они ушли все, - я опрокинул еще одну стопку и закусил противной тушенкой, - И мы тут с тобой вдвоем остались. Скоро кстати к нам фритцы присоединятся. Как раз попразднуем.
Майор резко дернулся к кобуре на поясе но она была пуста. Я предусмотрительно вынул его наган пока тот спал. Сейчас пистолет лежал на столе рядом с моей опять полной рюмкой.
- Нет его там, даже не ищи, - я выпил еще и продолжил, - Священника то зачем шлепнул, а святоша? Или ты у нас из особого воинства за чистоту его восхваления? То-то я смотрю что ты такой ретивый на расправу. Вам мозгов там не выделяют, только бессрочную индульгенцию. Да не сверкай так глазами, в этой реальности ты меня не можешь испепелить, как впрочем и в той. Не дорос ты еще тягаться с главнокомандующими на их поле. Поэтому сиди тихо и слушай.
Майор только молча хлопал глазами. На его одутловатом лице отражалась вся гамма чувств что он сейчас испытывал. Меня это веселило. Значит с воинством я угадал. "Коммерция в храмах" Девиз особого воинства за чистоту религии. Простой девиз - давайте просто истребим всех попов и никто тогда наживаться не будет на его восхвалении. Насколько же они прямолинейны и твердолобы. Готовы уничтожить миллионы ради благой цели, даже не задумываясь о загубленных жизнях. Он не возражал слушая мою гневную отповедь, да и возразить ему было нечего. Я явственно видел, что сейчас он планирует как бы ловчее выхватить у меня револьвер.
- Я не буду лишать тебя жизни. Мы оба прекрасно знаем что за этим последует. Война. Война гораздо большая чем та что вы развязали в очередной раз. Хотя есть лазейка, если бы ты нарушил законы человеческого общества, которые провозглашают смерть, а я должен был бы исполнить приговор, то ты сам знаешь я имел бы полное право их нарушить. Или если бы я убил тебя случайно и непреднамеренно, но увы оба этих варианта тут не проходят. Поэтому мы с тобой просто посидим тут и подождем, когда нас посетят доблестные солдаты вермахта, чтобы выполнить столь сложную для меня работу.
Глаза майора налились кровью и он вскочил с лежака. Я выхватил револьвер и прострелил ему ногу, а потом вторую. Его крик отчаяния и боли эхом разнесся в маленьком помещении землянки.
- Я не могу убить тебя, - лукаво улыбнулся я, - Но это не значит что не могу причинить тебе вред. От этих ран ты не умрешь несколько суток, а двигаться не сможешь. Но больше чем уверен что умертвят тебя гораздо раньше и не моими руками. А сейчас я налью себе еще этого отвратительного напитка и мы поболтаем. Ты кстати не хочешь водки, говорят она помогает против боли.
Он только с ужасом и злобой посмотрел на меня не проронив ни слова.
- Никак не мог понять, зачем вы развязываете все эти войны. Неужели вам спокойно не живется? Сначала создали монархию, но она вам не понравилась, ввели революцию и коммунизм, а теперь и коммунизм вам не приглянулся и пытаетесь сбросить его руками немцев. Зачем? Неужели нельзя дать человечеству жить как ему самому хочется?
- Да что ты в этом понимаешь, темный ублюдок, - сквозь боль процедил особист, - Такие как ты приведут людей к хаосу а мы пытаемся их защитить, наставить на путь истинный, дать спасение!
Я рассмеялся во весь голос.
- Дать спасение с пулей во лбу? Ну ты и шутник ангел. Убить миллионы ради их спасения. Ты хоть знаешь сколько людей погибнет только в этой стране во время войны? Двадцать два миллиона. Не пугает цифра?
- Зато остальные будут спасены, - сказал он и отвернулся к стене.
- Ага до следующего раза, - я вновь опрокинул стопку водки, - Ничего для нас тобой сегодня все будет кончено.
Перед входом послышались шаги.
- Входите не заперто - крикнул я на немецком.
Послышались настороженные голоса. И в землянку влетела граната.
- Ну вот видишь я был прав, - улыбнулся я.
Мир померк.