Любовь, которая больше жизни. Больше посмертия. Больше тебя самого. Я даже не знаю, как выразить, не могу подобрать слова... Наверное, именно это буддисты и христиане называют Божественной Любовью, любовью Творца - да простится мне столь кощунственное сравнение... Насчет "простится", это я сейчас глупость написал, конечно. Мне уже ничего не простится. Говорят, Божественная Любовь есть высшее, истинное счастье, но это неправда. Просто рядом с ней такие категории, как "счастье" и "несчастье" уже не имеют значения.
В детстве я любил музыку. Уже не помню, какую, любую, наверное. Она оказывала на меня странное, прямо-таки гипнотическое воздействие. Буря чувств, неистовый восторг, желание прыгать, бежать куда-то, стремление к чему-то недостижимо-высокому, чего я не мог ни назвать, ни описать... Столько эмоций, что даже больно. Их нужно было как-то выплеснуть, я и выплескивал - как все дети, в играх, в богатом воображении. Меня тянуло именно к высокому: великие битвы, волшебные страны, загадочные маги, могущественные короли... Каких только историй я не придумывал! Это не прошло с возрастом, фентэзийные книги и фантастические фильмы легли на благодатную почву. Мой мир взрослел вместе со мной. И уже сам, как мощнейший сгусток психической энергии в моем сознании, требовал хоть как-то выплеснуться наружу. Лет в двенадцать я решил стать музыкантом. Что лучше музыки может выразить невыразимое?
Мои добрые, заботливые родители нашкребли денег на музыкальную школу. Потрясающе нудное место, а "невыразимое" все никак не выражается, хоть ты убейся. Я честно старался и в конце-концов почти возненавидел музыку - любую. Но Баха и Моцарта особенно.
Потом я пытался писать. Куча отрывков, сначала в блокнотах, тетрадках, затем в компьютерных файлах. Я много лет пишу один-единственный роман и почти закончил первую главу. Мне кажется, я почти сумел выразить невыразимое... как я ненавижу это "почти". В моей жизни абсолютно все "почти" удалось.
В общем, я стал психиатром. Даже приобрел кое-какую известность, деньги. Психологические книги почему-то писались легко, как и научные статьи. К тридцатнику защитил кандидатскую, готовил докторскую.
Почти успешный человек. Родители мной гордились, но с каждым годом их все больше тревожило отсутсвие внуков. Каждый наш разговор неизменно сворачивал на одну и ту же тему, где все мое психологическое искусство оказывалось бессильно. Мама плакала, отец грозил кулаком, я позорно сбегал.
Ну не чувствовал я потребности в "тихом семейном гнездышке"! Мне и холостяком хорошо было. Женщины... я их слегка презирал. Всех. В силу профессии слишком хорошо знал женскую природу, чтобы безоглядно влюбиться, хотя влюблялся охотно. И мгновенно остывал. Женщины... самовлюбленные, корыстные, продажные существа... как и мужчины, в общем-то, но в большинстве своем глупее. И главное - настолько приземленные! Куда им до моей девочки с гитарой, до главной героини моих снов, историй, неумелых детских ноктюрнов...
Ты всегда жила в моем мире, первая с того мига, как он был рожден. У Тебя было тысячи лиц - женских, детских, мужских, даже зверинных - пока я не научился узнавать Твои черты в любом обличьи. Незаметно Ты вытеснила с места Главного Героя даже моего протагониста - вполне справедливо, это место могло принадлежать только тебе, ведь именно Ты - душа моего мира. Я все чаще видел тебя в снах...
Сначала Ты была - пустота. Абстрактный идеал, а внутри- холод. Растерянность. Я был слепец, искавший Солнце на ощупь, я был художник, решивший написать портрет Совершенства, ни разу не увидев оригинал. Как же мне все-таки удалось Тебя нарисовать? Я много раз задавал себе этот вопрос. Акт творения - величайшая тайна бытия, воистину... Из многих потребностей, из многих жалких, примитивных звериных нужд человеческой души, пусть хоть сотни раз возведенных религией и культурой в ранг святынь, единственное, что есть в ней действительно великого - жажда красоты. Если ее раскормить как следует, если неустанно раздразнивать, возбуждать аппетит, но никогда не удовлетворять его полностью, довести до той степени, чтобы душа днем и ночью кричала от голода - она, эта обезьянья душонка, попытается спастись от муки. И каким-то неведомым путем родит вам Идеал. На время это утолит жажду. Но потом вам станет мало, слишком мало - и снов, и воображения... И вы начнете поиск...
Иногда мне казалось, я почти нашел. Взгляд, движение, улыбка... я готов был поверить, я готов был на рабство, на все... пара встреч и еще большее презрение к женскому роду. В глубине души я уже точно знал - Тебя нет. Точно так же, как нет ни на Земле, ни на одной планете во Вселенной моего Города-на-Перекрестке, моих дворцов, владык, райверга, Ночи Света и Дня Тьмы и старого толстого корчмаря в таверне, чьи стены обиты драконьей кожей. Как психиатр я все отлично понимал и строго осуждал свой эскапизм, но что с того, если мой мир по прежнему оставался реальнее этого, его события и перемены дергали куда сильнее, чем даже подача на меня в суд родственниками одного из пациентов... Там погиб один мой друг - тут попал в автокатастрофу другой - и за кого мне было больнее? О, как психиатр я понимал, что мой ответ неверный...
А потом я Тебя встретил. Шел дождь, Ты брела без зонтика, в насквозь промокшей рубашке, тащила футляр с гитарой. Тонкая, неправдоподобно хрупкая девочка с распущенными намокшими волосами цвета орехового дерева.
Ты приняла меня за маньяка. Я ж с первого взгляда понял, что это Ты и просто не мог Тебя упустить! Когда Ты отказалась от предложения подвезти, я достал из машины зонтик и побежал рядом, настаивая помочь нести гитару.
- Нет, спасибо, э-ээ... нам не по пути, мне вообще-то в другую сторону! - шарахнулась Ты.
- Нам теперь всегда по пути - радостно заверил я.
Ты ускорила шаг, нервно оглядывала пустынную улицу и наконец со всех ног бросилась к подьезду, перед моим носом захлопнув защищенную домофоном дверь. Ну ничего, адрес я запомнил, у алкаша, как оказалось, из соседней с Тобой квартиры, узнал, что Тебя зовут Леська, Олеся, Тебе девятнадцать, учишся в консерватории, где я подкараулил Тебя с букетом белых орхидей. Моя девочка с гитарой любила орхидеи, я это точно знал!
Через полгода мы поженились. Еще через пару лет я окончательно осознал, что Леся - не Ты. Собственно, сомнения у меня появились еще на второй день знакомства, но я их тщательно гасил. Я был действительно влюблен. Леська правда очень хорошая. Чистая душа, возвышенная натура, что называется. И очень талантливая музыкантша, и голос у нее красивый. Это только мне не нравились ее песни, но ведь я сравнивал ее с божеством, с идеалом, а Леся все-таки - простая земная женщина...
Почему ей так не повезло - встретить меня?
Она меня долго терпела. Любила, наверное. Неправда, что я не любил ее. Просто это чувство несравнимо с другим. Мне было больно и я срывался на том, кто ближе всех и всех виновнее. Она ведь была виновна - тем, что была не Ты. В пьяном виде сей факт представлялся мне особенно обидным и я стал поднимать на нее руку. Тогда она ушла от меня - правильно сделала, зачем только вернулась? Вернулась, когда узнала, что я бросил пить и подсел на наркоту. И вытащила меня. Это было несложно, я даже не ощущал никакого привыкания, никакой потребности, ничего. Чувство, которое жило во мне, бесконечно сильнее любой наркотической зависимости, а я, глупец, старался задавить наркотиками боль. Это самая страшная боль на свете - осознание, что Тебя - нет. Никогда не существовало и никогда не будет существовать. Ни в самом отдаленном уголке земного шара, ни за триллиарды световых лет в другой Галактике, ни за тысячу лет до моего рождения, ни через миллион после моей смерти... Я бы смирился с тем, что мы никогда не встретимся, пусть. Только бы у Тебя был шанс на жизнь!
Мания. Навязчивая идея. Леська меня любила, Леська столько сил, нервов на меня ухлопала, у нас к тому времени уже было двое детей, Ксения и Олег, на два года младше... Мне было ради кого жить. Я твердо решил взять себя в руки. Я должен справиться с этими болезненными фантазиями! Психиатр я, или кто?
Опять закрутилась рутина, навалилась работа, надо было восстанавливать свою изрядно подмоченную репутацию, писать докторскую, растить детей, у отца был инфаркт, потом теща слегла с раком... Боль никуда не ушла, но я научился с ней жить. Проблемы даже помогали, заставляли забывать на время...
Еще спасала графомания. Пока я писал, мне казалось, я делаю Тебя живой. Хоть такая жизнь... хоть на страницах книги... Конечный результат, правда, никогда не нравился.
Иногда я почти забывался. А иногда накатывало - я не мог ни есть, ни спать, ни дышать...
Жена считала, что я чем-то болен и надо пройти обследование. Конечно, болен. Мания, навязчивая идея...
Однажды, в одну из безумных ночей, умирая от боли, я нашел выход, достойный моего безумия. Утром купил газету, отыскал рекламу и поехал по указанному адресу. К гадалке и ясновидящей.
С таким же успехом я мог заехать на работу. У нас же вся больница мистикой пропитана, кто от чертей отбивается, кто исцеляет мановением руки... Дверь открыла моя бывшая пациентка. Сказала, что у нее все хорошо, в больницу ни за что не поедет. И вообще, я ее слишком хорошо лечил, она теперь работать нормально не может - ни видений, ни голосов!
У следующей ясновидящей, бабы Дуни, к которой пришлось ехать аж за город, были то ли реальные экстрасенсорные способности, то ли очередное обострение:
- Знаю я, что тебе надо, антихрист проклятый! Пошел вон, пошел! - и с клюкой за мной по всему огороду на потеху скучающей очереди.
Последний, неприлично молодой колдун с рожей отьявленного афериста, сам меня за психа принял, когда я спросил, как мне встретиться с Дьяволом для оформления договора по продаже души. Но отрыл какую-то потрепанную книженцию и продиктовал всю церемонию проведения черной мессы.
Помню, как тем вечером, десять лет назад, я стоял на террасе дачи, горел закат, и дачный поселок уже был не поселок - деревня с высокими избами, а на горизонте, за садами, за холмами - серые башни моего Города-на-Перекрестке... и в пламени заката, в облаках я видел тысячи лиц, они смотрели на меня... и Ты тоже среди них... простите, ваш Творец бессилен спасти всех... Только одну... Тебя, мою лучшую выдумку, мой идеал, мою аниму... душу моего мира, обьединившую их всех...
В полночь я сделал все в точности как было сказано в инструкции. Даже кота зарезал. Глубоко ошибается, кто считает, что кот - безобидное, нежное домашнее животное. Он откусит вам нос, выцарапает глазные яблоки и раздерет до кости руку, если почует хоть малейшую угрозу вшивому хвосту, чес-слово, психа на пике делирия легче скрутить! Кем надо быть, чтобы держать хищника в одной квартире с ребенком, я с тех пор выкидывал любого "бедного котеночка" с порога, невзирая на слезы и сопли...
Итак, я провел черную мессу по всем правилам, зараннее составил договор, расписался кровью... И, конечно... ничего не случилось. Ни-че-го... Вставало солнце, пели соловьи, а я курил, плакал и ненавидел это утро, себя и весь мир...
А в следующую ночь мне приснился сон. И в следующую. И еще через неделю. Я просыпался в холодном липком поту, с криком ужаса, я стал вообще боятся спать. Пил транквилизаторы, даже в церковь ходил. Продолжало сниться...
Дьявол меня все-таки услышал.
Оказывается, под договором о продаже души нужно расписываться кровью этой самой души - никак не тела, элегантно проколов иголкой пальчик...
А жизнь продолжалась. Я стал лучше понимать своих пациентов. Нелегко это, жить с манией...
Леська все чаще закатывала скандалы. Кричала, что я черствая сволочь, что со мной даже разговаривать сложно, как будто в доме чужой человек живет, что я почти не общаюсь с детьми... Она подозревала, что я завел любовницу. Регулярно обыскивала мои вещи. Накупила кучу косметики, а ведь в молодости ею вообще не пользовалась. Мягкие русые волосы, так похожие на Твои, в которые я так любил зарываться носом, выкрасила в ужасный черный цвет, потом в отвратительный рыжий. Старалась, как могла. Она ведь даже представить не могла, КТО ее соперница...
Иногда, вспоминая, как всерьез принимал ее за Тебя, я чувствовал приступ сильнейшей тошноты, мог посреди разговора сбежать и закрыться в ванной. Иногда обожал за то, что все-таки хоть немного, хоть в далекой молодости - но была похожа. Временами, после очередного кошмара, я вообще никого из семьи не мог видеть, готов был убежать хоть на край света... А ведь, казалось, за столько лет должен был привыкнуть к этим снам... Иногда, напротив, накатывало жгучее до невозможности чувство вины и я изо всех сил старался стать идеальным мужем и отцом. Правда, больше, чем на пару недель, меня никогда не хватало...
Кажется, я всегда в глубине души знал, что однажды решусь. Потому и чувствовал вину, потому и боялся так этих снов - знал, точно знал, что сбудется, только оттягивал, как мог, на годы оттягивал...
А позавчера понял, что могу и не успеть.
Переходил дорогу, не глядя по сторонам, слышу пипиканье, поворачиваю голову и прямо на меня несется бампер... Крики прохожих, мат водителя, а я сижу посреди дороги и осознаю, что вот прямо сейчас, в этот самый миг мог умереть.
Умереть, не дав Тебе и малейшего шанса на жизнь! Умереть и унести Тебя с собой, лишив мир даже памяти о Тебе - памяти, живущей только в моем сознании!
Чудо, истинное чудо, что сейчас я отделался только ушибами. Но, может, где-то в моих венах уже растет маленький неслышимый тромб, может он уже отрывается, чтобы через две минуты закупорить жизненно важный сосуд? А может, где-то на подходе к дому уже ждет свалиться на голову плохо закрепленный кирпич?
Я смертен. Я могу умереть в любой момент и Ты умрешь со мной. Впервые это осознание посетило меня и я был в ужасе.
Шарахался от каждой тени. С трудом дождался вечера пятницы. Дочь чуть не запорола весь план, заявив, что у нее свои планы на выходные, меня чуть инфаркт не хватил. Упертая, как осел, вся в меня, даже внешне - черные кудри, круглое лицо, высокая, полная, ничего от Леськи. Семнадцать лет... на два года младше, чем было Лесе, когда мы познакомились. Как время бежит...
Олег хоть лицом на жену похож. Очень. Иногда я ловлю себя на мысли, что он мог быть Твоим сыном. Или братом...
В общем, Ксения сидела в машине надутая, чуть не плача. Олег, как всегда, не видел никого и ничего, уткнувшись в айпад. А у меня дрожали лежащие на руле руки, даже жена заметила. Перепугалась, всю дорогу донимала расспросами про здоровье.
С трудом я выставил ее с кухни. Сказал, что сегодня сам хочу за ними поухаживать. В кофе были лошадинные дозы снотворного. Ксюша долго распробывала, морщилась. Наблюдательность ее... вся в меня.
Когда они вырубились, накрепко привязал всех к креслам в гостиной. Все веревки приготовил заранее, обдумал, как надежнее вязать... Я сам до последнего не верил, что собираюсь сделать. Двигался на автомате, в каком-то тумане, только руки еще сильнее дрожали да сердце колотилось, как вот-вот выскочит...
Леська очнулась первая. Я засунул ей в рот кляп, прежде чем успела заорать. Конечно, проще их было спящими... но нельзя. Во сне было четко показано, как. Они должны были все увидеть, все осознать...
Олег смотрел на меня, как в детстве, в первый раз увидев море: с бесконечным удивлением, широко распахнутыми туманно-синими глазами, даже не дергался. Я долго примеривался, нащупывал на горле сплетение, чтоб быстро, не мучился... Ксения и орала, и брыкалась, и кусаться пыталась, я не смог с первого раза, случайно прорезал ей скулу - до зубов, искромсал шею, прежде чем она затихла. У Леськи текли слезы, она мычала сквозь кляп, трясла головой со жгучей ненавистью во взгляде...
Все закончилось неожиданно быстро. Я вдруг обнаружил себя в абсолютной тишине, в компании трех трупов, только-что бывших моей семьей, размазывающим слезы перепачканными кровью руками... Вот она - кровь моей души! Вот она! Что еще надо?! Почему ничего не происходит?! Неужели... неужели все было напрасно?
Ничего не происходит. Ни-че-го...
Сзади послышался шорох.
Я резко обернулся.
Ты сидела на ручке кресла, в котором умер мой сын.
Я замер, не в силах сдвинуться с места. Точно такая, какой я Тебя представлял. Босоногая девочка с волосами цвета орехового дерева. Ты смотрела на меня. В космической черноте Твоих глаз я читал ужас и жалость - ужаса было больше. Неудивительно - Ты ведь не знала, кто я. Да и кто я? Бесталанный музыкант, писатель, не написавший ни одной книги, психиатр, бессильный вылечить собственное сумасшествие... Маньяк, убийца. Это все не важно, главное, Ты - живая.
Действительно живая, я видел, как ты дышишь, как нервно подрагивают твои длинные пальцы, еле слышно постукивая по обивке кресла... Ты вдруг протянула руку и взяла Леськину старую гитару, так небрежно хранившуюся здесь, позади дивана. Зацепила струну, еще одну... Мое сердце разрывалось в такт звукам. Они до сих пор звучат в моих ушах, те два случайных аккорда.
Я наконец сделал шаг, медленно протянул руку, касаясь твоего плеча. Живая. Живая! Теплое!
Ты вскинула на меня глаза. Шевельнула губами. Глубоко вздохнула. Еще раз, еще глубже, словно задыхаясь. И выронила гитару! Судорожно хватая раскрытым ртом воздух! Медленно сползая с дивана! Я бросился, чтобы подхватить Тебя, почти схватил на руки, почувствовал тяжесть Твоего тела... а потом мои руки нашли пустоту. Теплую пустоту, пахнущую орехом и орхидеями... через пару секунд исчезло и тепло.
Я остался один.
Стоял, чего-то ждал. Никак не мог понять, что произошло. Ждал, все ждал. Постепенно впал в полубессознательное состояние. Мой разум не хотел осознать случившееся. Я ходил по комнате. Останавливался. Бормотал что-то. Не знаю, сколько часов прошло. Мы приехали на дачу вечером, сейчас за окнами яркий полдень.
Я очнулся с тем самым проклятым договором в руках и с мыслью, что я ведь не написал срок Твоей жизни! Чтобы Ты жила - написал, а сколько Ты будешь жить - нет! Одна маленькая ошибка...
А может, и не было Тебя? Может, мой отчаявшийся мозг родил галлюцинацию? В таком случае я и сейчас галлюцинирую. В луже крови, натекшей вокруг Олега, четкий след маленькой босой ножки, гитара валяется рядом... И на липкой ручке кресла тоже отпечатались чьи-то пальчики...
Я сам удивлен, что еще не умер. Как можно жить, двигаться и даже писать эту исповедь с такой дикой болью в груди? Я умру... вот допишу и умру, только еще не решил: передоз снотворного или веревка с мылом? Я должен успеть до приезда полиции, я их уже вызвал. Зачем-то развязал детей и Леську, вынял кляп, уложил поудобнее, как будто им уже не все-равно... Ксюшу устроил так, чтоб не видеть порез на щеке. Мама, ей уже не нужен розовый свитер, который ты так и не успела довязать... Мама, папа, я знаю, почему вас не было в моих снах - вам легче было бы умереть, чем жить с мыслью, что вырастили чудовище... что ваши обожаемые внуки, ради которых вы жили - зверски убиты ваши собственным сыном, которым вы так гордились. У отца, конечно, случится второй инфаркт...
Я не прошу прощения. Ни Божеского, ни человеческого. Я сам себя не прощаю. Но я и не раскаиваюсь, нет. Если бы ради Тебя я должен был принести в жертву все человечество - я бы принес, не задумываясь.
Что меня ждет? Абсолютная пустота или Ад? Не знаю, я ни во что не верю. Ты была моей единственной религией. Ни один Ад не сравнится с мыслью, что Тебя - нет.
