Ариша : другие произведения.

Праведная тьма

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сломленный Мир. В нем жестокость - способ выжить, жалость - слабость. В нем Свет побеждает тьму, но Тьма правит светом. И вот уже близок горький финал. Но боги не бросают свои творения. Только хватит ли у них сил и времени исправить то, что натворили люди? Идея романа принадлежит подруге Арише, но воплощать идею приходится мне, ну и свое подсовывать, так что коллективное творчество получается, Свет (и позитив Аришины) и Тьма (занудство, негатив и вредность мои). Не судите строго:) гл 6 (13.09)
  
  https://lostknightkg.deviantart.com/art/Forgotten-city-348548077
  https://www.deviantart.com/art/Paladin-339964406
  
  
  
  
   []
  
  Пролог
  
  -  Ты должна помочь! Слышишь?! Должна! - Риэтт вздрогнула от собственного крика. 
  Пламя свечей затрепетало, сжалось, потускнело,  заставив тьму выползти из углов большой залы. Тени на стенах и потолке все росли, грозя поглотить весь свет, слиться с ночью. Силуэты на картинах в надвинувшемся мраке оживали, казалось, стоит отвернуть голову и они задвигаются, протянут руки, утащат во тьму.  Молодая женщина поежилась, готовая в любой момент окрикнуть слуг и ожидавшего за дверью служителя Солнца.
  
  А вот чародейка, которой и предназначалась просьба-приказ, спокойно накинула капюшон, скрыв лицо, и молча направилась к двери.
  - Неужели тебе все равно? - красавица рванулась за уходящей и, схватившись за рукав, весьма непочтительно развернула к себе, ожидая, что капюшон от резкого движения спадет. Ей нужно было видеть глаза не откликнувшейся на ее просьбу, посмевшей отвернуться, но в запале подзабыла носительница власти, что перед ней маг, а не простая служанка. Капюшон сидел как влитой, а там, где должно быть лицо... ничего. 
  Маги! Проклятые маги! 
  Риэтт подумалось, что безучастны Сильные к судьбе этого мира. А ведь это они во всем виноваты. Это им достаточно щелкнуть пальцами, чтобы исправить то, что они натворили хоть отчасти. Паладины правы,  твердя, как молитву: "Маги - бич людской похуже выходцев из брешей"
  Но эта женщина! От нее управительница такого не ожидала. Неужели так меняются люди за восемь лет, что пропадает у них всякое сострадание и сочувствие?! Ведь накинувшая капюшон считалась когда - то почти  досточтимой девой. Да, обрушилось на нее вдосталь несчастий, но очерстветь настолько, что... дать умереть целому городу! 
  Это невозможно!
  - Ты единственная наша надежда! 
  Хруст нанесенного слугами и посетителями песка под каблуками был ей ответом. Женщина исчезла в дверном проеме, оставляя Риэтт -  госпожу града Скугод, один на один со смертью.
  
  Глава 1
  
  Мы прокляли сами себя
  
  
  
  ...Они не умеют ценить
  И любить... не умеют тоже.
  Значит, нет смысла жить...
  
  А. Перфилов "Сломленный мир"
  
  -- ...И будет править он столько дней и ночей, сколько будут дарить нам свой свет Солнце и Луны, сколько будет нести Ядда воды свои  к Океанам. А мы положим все, что есть у нас, во славу Его и во имя Его!
   - Да будет Государь всегда один! - нестройный рев толпы отразился от стен домов, окружавших площадь, птицей взмыл ввысь, ударился о серое, нависшее над городом облако и рассыпался капельками дождя.
  А кто бы сказал иное? Кто бы возразил? Только тот, кому терять нечего и жить надоело. Но таких немного. Пока...  Человек такое существо, он за жизнь цепляется похлеще любого паразита!  Любого - любого! Даже того безмозглого, что в кишках у коров и свиней живет и изнутри их подъедает, взращивая толстое белесое тело. Вспорешь брюхо, а он скользит все глубже, прячется или замрет, притворится, что он часть туши. И все ради нее... ради жизни! Вот и человек таков! Промолчит в лучшем случае, в худшем подобострастно склонится и головой закивает. А если будет возможность, то и убежит.
  
  Площадь, оглашаемая выкриками Государева вестника,  была заполнена представителями всех сословий. Они точно на большом скотном дворе, по породам разделились, каждый на своем месте стоит со своими, невидимых границ не переходит. Богачи, по большей части восседавшие на лошадях, кидали брезгливые взгляды на толпу и высокомерно задирали подбородки, горожане с доходом носами водили, как охотничьи псы, пытаясь определить, как то, что в толстом свитке в руках глашатая, скажется на их маленьких лавчонках, крохотных пекарнях, пропахших смрадом магии аптеках. А все остальные, работяги да бедняки стояли, тупо уставившись на вестника, взгромоздившегося на окруженный стражами деревянный помост. Они - стадо, участь которого не сильно изменилась даже после Исхода, может потому их и не волновало то, что скажет герольд. Хуже уже не будет, а если и будет, то привыкнут. Выживут.
  Дункан выплюнул остатки табачной жвачки и, надвинув шапку на глаза, тяжело вздохнул. Сейчас толстый, крикливый дурак в красной со знаками принадлежности Двору одежонке, готовой вот-вот затрещать по швам, скажет толпе, что те, у которых подбородки уже выше носов, нуждаются в новых богатствах. И самый обделенный - Государь великий, что сохранил мир людской и продолжает хранить! А за труды его платить надо!
  Стадо и носатые поохают и разойдутся, хотя стадо даже охать не будет, полезут каждый в свои крошечные шкатулочки и чулки, где хранилось единственное, что могло прокормить их семьи, дабы отдать  все тем, кто придет. Пришедшие за данью будут в добротной, неброской одежде со свитками в руках, мешочками и большими гусиными перьями, а за их спинами будут стражи с топорами и алебардами в начищенных сияющих доспехах.  Дункан знал, как они сияли, даже если Солнце за тучами или ночь на дворе, это сияние для него теперь худший из кошмаров.
  Когда они пришли пять лет назад, ему нечем было платить. У него шесть голодных ртов, а рабочих рук всего две с половиной пары: он, жена, да старшая дочь. Дождь, все лето ливший с небес настоящим водопадом, сгубил едва проклюнувшиеся ростки. Нет урожая. Нет денег.
  
  Он мог отдать себя в долговое рабство дворянина, чью землю и так обрабатывал, но что стало бы с его семьей? Мог отдать жену? Но куда троих едва шевелящихся от голода деток девать? Они без матери околели бы быстрее выброшенных на холод щенков зимой. Осталась дочь...
  
  А что ему оставалось?
  
  Эль молчала, не противилась, даже не пискнула, когда зачарованный кинжал проткнул тонкую бледную кожу предплечья и стал вбирать в себя ее жизнь. 
  Если нет денег, плати Силой. Она с лихвой покроет все долги. 
  
  У его дочери отняли время. Крупинки его продадут гораздо дороже того, что должен был Дункан. Но кого это волнует?
  За это ему "подарили"  десять лет минимальных налогов - тридцать мешков зерна! Именно столько стоила жизнь Эль, обратившейся из десятилетней девочки в старуху.
  
  Дочь забрали в монастырь досточтимых Альгада и Усуны, потому что жить такой, как она, среди людей было отныне сложно, да и не долго ей оставалось, посадили ее в повозку, нагруженную зерном тех, кто смог   откупиться, и тронулись, не дав обнять даже сгорбленную старушку с жидким седым веником на голове вместо толстой русой косы. А сияние на столбе, что удерживал самое широкое полотно ворот, повязало синюю ленту, знак того, что этот двор ничего не должен Государю, знак позора Дункана.
  Пять лет минуло и вот он здесь, в городе Шаледи, сером, грязном, полным ненависти и зла. С частыми пожарами, морами и наводнениями от протекавшей вблизи реки Притянь, которая во время сильных осенних дождей и весеннего половодья разливалась, заполняя мутной водой улицы, засталяя полчища крыс подниматься выше на жилые этажи. Не касалось это лишь тех, у кого подбородки сейчас возделись к самым  небесам и чьи дома серой каменной кладки стояли на высоком холме, в центре города. К тому же,  богатеи брезгливы, и, не дай демоны, стены их жилищ соприкоснутся друг с другом, оттого Богатое Место заняло всю более-менее пригодную часть для застройки, всю кроме той, что занимал собор и монастырь. Храм, где поселили  маленькую живую девочку с синими глазами, обращенную в усталую ссутулившуюся женщину со скрюченными пальцами.
  Он должен был увидеть ее! Должен был! Он молился об этом богам ушедшим и оставшимся, демонам, и тем, кого люди в желании выжить погубили: эльфам, гномам, драконам. Без них людской мир оказался не просто обедневшим, он был обречен. И умирал! Как и душа Дункана! Проклятого самим собой отца.
  Над ним насмехались! Он ведь мог забыть обо всем, в гибнувшем мире смерть ребенка неудивительна, никто не заметил бы даже и вряд ли бы опустился до сочувствия. Только не тем человеком был Дункан. Он не мог себе простить случившегося.
  
  Как же сильно он сожалел о том, кто был его родителем. Отец... Жрец Солнца, который мало уважал бога, которому должен был служить, зато поклонялся богу виноделия и пивоварения. Мать - обычная служанка в доме богатых господ, привечала добродушного, словоохотливого, похожего на толстого, упитанного кота преклоняющегося перед досточтимыми, который  приходил в дом жены управителя, и выслушивал попытки ее замолить перед богами все грехи, которые она успела накопить за добрую неделю. На самом деле она была не так распутна, все-таки положение ее мужа больше отпугивало, чем притягивало молодых поклонников, оттого она больше поверяла духовному отцу свои тайные мысли, нежели совершенные преступления. 
  Сам же жрец, ловил рукой в коридоре проворную Марту и, ущипнув за попку, засовывал меж полных грудей одну из монеток, полученных от хозяйки дома в качестве пожертвования. 
  Разумеется, скоро Марта понесла, разумеется, все дворовые знали, кто отец здорового розовощекого карапуза, но это никого не волновало. Да и Марта оказалась не озорной бабенкой - кукушкой, а хорошей матерью и умной хозяйкой. Деньги, которые  получала, она сохранила, место в доме Господ Управителей не потеряла, да и отец малыша под видом исповеди и заботы о подрастающем поколении, кажется, еще чаще захаживал в гости. Он приносил деньги, получал ласку, жил тихой, почти семейной жизнью, и он то как раз и научил Дункана читать и писать. Видеть сквозь туман. За это Дункан отца превозносил... и ненавидел. Потому что возмужав, не смог мужчина отнести себя к крестьянам, чья жизнь больше походила на существование животных, способных  лишь спариваться и искать пропитание, не думая о чем-то большем, не ожидая ничего хорошего. Но и выше путь ему был заказан.
  Это отцу надо быть благодарным Дункану за то, что тот взрастил в сыне такую странную вещь, как душу, которая рвалась и билась последние пять лет. Да что греха таить, уже почти шесть! Даже мать Элли не понимала самоедства мужа. А ведь и в ней он ошибся -  выбрал в жены красавицу-дочку зажиточного крестьянина, жившего недалеко от города, надеялся не только за толстую косу и тонкий стан, но нет, она все больше становилась частью того самого стада. Отец говорил, что не всегда так было. Когда-то больше меж людьми было добра и понимания, но после Исхода все изменилось. 
  
  На площадь опустилась тишина, все приготовились услышать, что хочет от города Шаледи и его жителей Государь. И Его глашатай не заставил себя ждать, оглядев толпу он прокричал послание на свитке, однако не о том, что возрастут налоги, правитель объявил о помолвке своего сына, очередного, с очередной принцессой очередной страны. Бессменному в том проку мало, а вот мелким королевствам хотелось приобщиться к великому и... есть. Поговаривали, что на Севере земля уже не родила урожай. Погибали леса. И теперь идут на юг те, кого обошли мор и голодная смерть. Целые государства обрастали повозками и становились кочевниками. Многие мечтали поселиться на территории Нагияра. Здесь природа, лишенная своих детей - эльфов, еще не так шалила, прогнувшись под гнетом магии Государя и его свиты.
  Итак, город Шаледи ждал праздник с вином из государевых подвалов, хлебом и мясом и музыкантами да фокусниками, которые прибудут в город завтра. Все во славу очередного государева отпрыска, которому никогда не посчастливится получить трон Бессмертного отца.
  Толпа начала расходиться, шлепая по лужам, шумно сопя и переговариваясь. Город снова ожил, будто до этого внимательно вслушивался в слова вестника. И тут разом заскрипели двери и колеса повозок, забрехали собаки, застучал молот и равномерный гул голосов затопил узкие примыкавшие к площади улицы и саму большую торговую стогну. Стражники, сопровождавшие глашатая, прошли мимо Дункана, гремя доспехами и оружием, и исчезли за поворотом одной из улиц, ведших к дому Управителя. 
  Собравшись с силами мужчина тоже тронулся в путь на высокую гору, где стоял Собор досточтимых Альгада и Усуны, куда стремилась его душа все долгие пять с лишним лет. Он верил, что дочь жива, ему очень нужно было ее прощение.
  От площади к Собору и примыкавшему к нему монастырю шла Государева улица, широкая, окруженная добротными каменными строениями зажиточных горожан, прямая, как стрела. Она единственная в городе чистилась и убиралась и за ее состоянием следили, возвращая на место  вывернутые булыжники мостовой. 
  У подножья холма высились внутренние стены города, за которыми начинались особняки богачей. Дункан на них почти не смотрел, больше  глядя себе под ноги, лишь изредка вскидывая голову, и каждый раз огромное, белое здание становилось все больше, пока не закрыло собой все хмурое осеннее небо. От него даже стало светлее и теплее. Сердце Дункана сжалось, ему лишь оставалось молить богов, чтобы Элли здесь было хорошо. Лучше, чем  грязь и голод, в котором они жили.
  Ворота были широко распахнуты. Фигуры досточтимых у входа встречали Дункана и всех паломников, раскинув руки в приветственном жесте, повернувшись спинами к подпиравшим стены нищим и побирушкам. А бедноты тут было так много, что  ей уже не хватало огромного пространства перед Собором, подаяния не всем перепадало. Оттесненные бабы в  обносках с малышами на руках сидели в самых дальних углах и уже даже не тянули руки, понимая, что никто до них не дойдет. Как они выживали, известно лишь богам.  Может, слуги досточтимых кормили свою паству. 
  Дункан швырнул монетку худому как жердь пацаненку и, собрав остатки мужества, шагнул внутрь.
  Вход в храм начинался узким каменным коридором-защитником с балконами наверху. Там в случае опасности могли стоять стрелки и котлы с кипящей смолой.
  Двери огромные, окованные металлом, все в узорах, поблескивали в свете свечей, казалось, паривших в воздухе в  огромном нефе Собора, на самом деле удерживали их тонкие хрустальные подсвечники. Этим собор и был уникален. Ведь досточтимый Альгад обратил силой бога целую гору в хрусталь и расколол ее, чтобы защитить людей. От чего защищался святой, не помнили, но явно от тех, кого изгнали. Ведь надо было оправдать Исход. Дункан помнил эти богохульные разговоры, что заводил отец после пары кружек вина. 
  Возле одного такого подсвечника больше напоминающего куст или маленькое дерево, крутился служка в темном балахоне, счищая скребком наплывший  воск. Дункан шагнул к нему.
  - Да светит вечно Солнце.
  Мальчик устало моргнул и кивнул в знак приветствия.
  - Скажи, где я могу найти женщину по имени Элли? Ее привезли сюда давно. Она была... иссушенной, - вопрос дался Дункану с трудом.
  Мальчик же аккуратно, очень медленно положил скребок на специальную подставочку и, приподняв края рясы,  деловито проследовал к  дверям  одной из малых комнат храма, где обитали жрецы.
  Дункан удивлённо замер, но решил остаться на месте и ждать.
  
  Жрец, пожилой с огромными залысинами, в  чистой рясе, подпоясанной тонкой кожаной веревкой, показался из двери спустя пару мгновений и, обшарив взглядом огромную залу, подошел к ожидавшему его мужчине. Едва он приблизился, как Дункан открыл рот, для положенного приветствия, но жрец оборвал его,  грубо поинтересовавшись:
  -  Ты кто?
  Мужчина стянул шапку, скомкав грубую ткань в кулаке.
  - Я жнец с полей господина Силтвита, когда-то мою дочь иссушили и привезли сюда... должны были привезти.
  Если Дункан и искал понимания на лице жреца, то не нашел.
  
  - И зачем ты пришел?
  
  Жнец смутился, убранство собора и воспоминания давили на него. А статуи досточтимых у алтаря, купавшиеся в Свете, не приносили облегчения.  
  
  - Мне не дали даже с ней проститься.
  
  Жрец скривился.
  - Молитва будет тебе помощником, спасителем и утешением, сын мой. Душа твоей дочери отныне рядом с Солнцем. Все, кто прибывал к нам за последние десять лет, умирали через год после приезда.
  Дункан сжал кулаки так, что пальцы свело. А жрец, бросив на него задумчивый взгляд, вдруг решил смягчиться.
  - Она не страдала, сын мой, -  рука слуги досточтимых легла на плечо измученного отца.
  Дункану показалось, что его срубили, как дерево, ствол рухнул, поломав молодые веточки надежды, что мир должен был быть добр к маленькой  девочке, но он оказался миром, о котором со слезами на глазах  говорил пьяный  отец, сидя за столом в крохотной комнате служанки и глядя на дрожащее пламя свечи - Сломленным миром, а в таком не живет Надежда. 
  Пошатываясь, Дункан вышел из собора, даже не оглянувшись, не произнося приличествующих прощальных слов. 
  Жрец долго смотрел вслед мужчине. Многие поступали  так же, как  этот крестьянин, и старый Кур таких уже не осуждал. Но он судил себя и себе подобных, становившихся соучастниками страшного преступления против бога жизни и Света, ведь такие, как дочь этого человека, были кормом ненастной утробы Вечного Государя. Все остатки их жизненной силы сливались в единый котел и отправлялись ему. Вместо символа жизни святое место обратилось в замок на костях, в котором больше не живут души досточтимых.
  
  Глава 2
  
  Обстоятельства
  
  Фарк с утра встал не с той ноги. Досталось всем: девчушке, которая притащила тяжеленный поднос со снедью, но слишком гремела посудой, постояльцу, чересчур громко топавшему в коридоре, сломанной ножке лежака, котомке Сомика, которую тот не убрал с дороги, и которая от прицельного пинка рассерженного великана отправилась в полет прямехонько в камин. Но это настроение Фарка не улучшило, и он, грозно сдвинув брови, обратил свой взор на молодого человека, умывавшегося над большим корытом.
  - Ты не мог бы бриться потише?! Будешь шуметь, выскабливая свою физиономию, пока я сплю, обещаю, паладин, что рост тебе на твою голову укорочу!
  
  - Хотел бы я на это посмотреть! - вихрастый паренек заглянул в комнату из коридора, где, сидя на грязном полу, чистил сапоги. Мальчишка попытался представить, как вредный здоровяк будет лишать паладина "думалки". Могуты на это даже такому заядлому фантазеру не хватило, заканчивалось все одним и тем же - крахом самого вечно недовольного. Заметив, что Фарк, поджав губы, весьма подозрительно его изучает, Сомик широко улыбнулся, "блеснув" провалами на месте выбитых зубов, и предпочел скрыться за косяком. Отец мальчика поспособствовал тому, чтобы тот по жизни не обогатил шарлатанов-лекарей-аптекарей, да еще и наградил сына прозвищем, определенно в насмешку, ведь всем известно - во рту сома полно зубов.
  Паладин же по имени Эрия замер над деревянной чашей в задумчивости, пропустив все, обращённое к нему, мимо ушей. Отражение не складывалось в единое целое: срывавшиеся с лица и волос капли размывали картинку, смешивали и без того тусклые краски. И вот наконец наступил полный штиль, правда, ненадолго - огромная капля, плюхнувшись с носа в корыто, запустила по воде во все стороны круги-волны. Но времени паладину хватило, чтобы успеть увидеть порез на щеке. Обидно. Он умел обращаться с острыми предметами, если только это не касалось бритья.
   - Я с тобой разговариваю! - от грозного рыка Фарка едва успокоившаяся вода опять пошла рябью.
  Великан решил высказать недовольство всем, а заодно в очередной раз прощупать почву на предмет того, кто тут главный. Отец-настоятель как-то сказал Эрии, что вожак обречен доказывать свое превосходство всю жизнь, и не только врагам и новоприбывшим, но и "старичкам", которым неймется занять его место. И свойственно это не только животным. Хотя вожаком Эрия себя не считал, обстоятельства были совсем другими. Да... Обстоятельства...
  Паладин вытер лицо ладонью и выпрямился. Молодой мужчина не отличался ростом, но статью вышел. Крепкий, поджарый, для своих двадцати трех лет, он выглядел даже старше, тому помогли Свет, дорога, сама жизнь, уготованная паладину с рождения.
  Орден Света был малочисленным и с годами становился все меньше. Раньше Эрию до двадцатипятилетия и не выпустили бы из Обители, тренировали и натаскивали, но сейчас... Свет все реже откликался на зов, и носитель благодати рождался в лучшем случае раз в пару лет. А Тьма наступала, поглощала мир и не оставляла надежду людям. Паладины стали последними лучиками бога Солнца. Но в силу своей малочисленности воины Света теперь трудились лишь в крупных градах Нагияра, редко выбираясь за их пределы. Если только бреши открывались такие, что способны были уничтожить деревни на пару миль в окружности. Однако Орден чтил, как мог, свой обет - хранить этот мир, и путешествовали по стране молодые, такие как Эрия, только-только получившие знак отличия и меч, к которому прикоснулся сам бог, паладины.
  Но вряд ли юноши далеко бы ушли от Обители, ведь проведя всю свою сознательную жизнь в тренировках тела и чтении святых текстов за высокими стенами Ордена, оказывались малыми детьми, простодушными и открытыми в большом мире. Неприспособленными. Для лихих людей - легкая добыча. И хотя сильны были паладины в воинском искусстве, постоять за себя могли (не против толпы, но все же), да и ничего особо ценного у Светлых путешественников обычно не было, кроме меча, и тот со смертью носителя исчезал, но в мире, погрязшем в нищете, и лошадь, и теплая куртка - целый клад! По первости молодые паладины, едва переступившие порог Обители становились жертвами всяких жуликов и прочего отребья, которым все равно, что завтра меч воина Солнца спасет их собственную шкуру от тех, кто безжалостен.
  И тогда (давно еще!) Орден пошел на сделку с короной, один единственный раз, испросив право спасать от смерти приговоренных преступников. Простой люд в толк не брал, зачем,  а вот паладины, те, что уже умудрены жизнью, знали, что спасенный, особенно если он не просто малолетний карманник, способен на большие дела, чем вся Гвардия Государя, ради свободы и жизни. 
  И вот тут на сцене появился Фарк. Он был приговоренным к четвертованию убийцей, и не просто пьяных прохожих в подворотне, он убивал магов, а это показатель высокой степени живучести. Эрия специально был направлен отцом-настоятелем в град Кулан спасти Фарка от смерти, что паладин и сделал, заполучив проводника и компаньона, а заодно и утерев нос короне. Хотя на тот момент даже не думал об этом.
  Здоровенный горец бесновался при виде "глупого" паладина, но все же предпочел жизнь и поклялся, коснувшись вспыхнувшего меча Эрии, что будет во всем повиноваться ему. Через семь лет службы он должен был быть отпущен на свободу. Для жителя Заселья это был второй год, когда он скакал из одного края государства в другой, устраивая так, чтобы паладин не голодал и был цел. А это работенка похлеще заказа на убийство поклонников Тьмы, по словам того же Фарка.
  Вот такие вот они - обстоятельства!
  Меч на столе мягко засиял, в темной из-за заколоченных окон комнате в глухой забытой всеми богами таверне, он стал таким ярким источником света, какого стены заведения и не видывали. Тонкий протяжный писк излучающего свет оружия заставил Фарка злобно зарычать и, подхватив свою котомку с пола, громко хлопнув дверью, не забыв пнуть Сомика, отправиться на конюшню седлать лошадей.
  Смуглый, черноглазый великан едва не проронил самое страшное богохульство, за которое полагается отсечение головы. Именно так наказывались те, кто именовал случившееся с мечом, магией. Свет и колдовство - абсолютно разные вещи, ведь Свет исходит от Солнца, а магия от Тьмы, в которой, говорят, богов нет, лишь смерть и ничто.
  Фарк в силу рода своих занятий был жесток и обладал гонором, отчасти благодаря которому смог выжить в той среде, где крутился до встречи с Эрией. Но и разум у него имелся, потому вовремя убийца прикусил язык, не желая получить вместо помилования плаху. Хотя два года, как оказалось, срок немалый, и убийце казалось, что даже если и сорвется что с языка, "его" паладин вряд ли отреагирует, так как принято. Раньше может быть, а сейчас... Обстоятельства изменились!
  
  Внизу за Фарком громко хлопнула дверь и раздался слаженный девичий визг.  Эрия покачал головой и пошел собирать вещи. Проходя мимо камина, паладин вытащил оттуда узелок Сомика, встряхнув от пыли, кинул его на лежак мальчика.
  
  - Сомик, пора!
  
  Мальчишка завозился в коридоре, и поспешил к комнату.
  
  Пора было отправляться в путь. Сборы у Эрии были быстрыми. Котомка воина Света не отличалась богатством содержания: рубаха, штаны, теплый плащ, ножик, огниво. Блестящее лезвие меча утонуло в ножнах, которые паладин приторочит к седлу, и можно ехать.
  Больше всех суетился Сомик, он два раза сбегал в комнату, пока оба его спутника томились в ожидании верхом на лошадях, перепроверил сумы, его даже не смутил грозный взгляд великана. Хотя и тому в пору было дивиться - они прилично обросли вещами и грозились превратиться в дворцовых модниц.
  Что не говори, а Сомик, оказался ценным приобретением.
  
  Паренек прибился к ним где-то через год после освобождения Фарка. Мальчик шел с обозами в столицу к своему дяде в услужение, когда стечение обстоятельств, под названием судьба, открыло перед караваном брешь.
  Мальчик так и не забыл тот первый Страх от увиденного, заставивший его едва не обмочиться! Крики, бесполезный звон оружия, вылетевшего из ножен, ржание обезумевших лошадей и тьма пожирающая все, чего касалась, неотвратимо наступающая.
  
  Это был дракон, как рассказал потом Эрия, силуэт-призрак пробил тонкую грань межмирья и мстил своим убийцам-людям. Тьма гигантским хвостом и мощным туловищем окружила мальчика, умирать Сомик совсем не хотел, но с жизнью начал прощаться, и даже попытался уйти к Солнцу достойно, по-мужски, выхватив плохо заточенный весь в зазубринах на лезвии и совершенно бесполезный кинжал. Вот тогда-то поляну и озарил Свет. Странной формы пылающий меч кромсал Тьму, которая ревела и плакала, будто испытывала боль. Паладин двигался быстро и был смертоносен для самой смерти.
  
  После того, как битва окончилась и клочки тьмы растворились, как туман под лучами Солнца, Эрия в благодарность от обозников получил вместе с небольшим мешочком монет испуганного мальчишку, которого оторвала бы от паладина разве что сама Тьма. Сомик смотрел на молодого мужчину с мечом с благоговейным придыханием и как и всякий мальчишка, мечтал быть таким же, с укором глядя в небеса, обделившие его даром. Хотя со временем Сомик понял, что Эрия кроме способности призывать Свет в свое оружие, какими-то особыми силами не обладал. Если только наивностью и доверчивостью. Но они со временем тускнели. Хотя странности поведения никуда не делись. Фарк назвал это воспитанием. Паренек видел, как в открытую посмеиваясь над паладином, девки с тугими косами и курносыми носами вслед ему вздыхали. И паренек однажды попросил Эрию рассказать, что это за зверь такой - манеры. Паладин на мальца посмотрел странно, сказав, что перво наперво ему стоит улыбаться, не открывая рта. Сомик обиделся, но проведя пару опытов, признал правоту их отрядного лидера, заполучив даже поцелуй в щеку, правда отдав за это румяное яблоко, да и девчонке годов шесть было, но все же! В общем, Эрия стал для него авторитетом.
  Однако и сам паладин мир познавал и в чем-то был даже глупее Сомика. Давно уже в самом начале их знакомства паренек стал свидетелем забавной сцены, когда громила Фарк, который никогда за словом в карман не лез, путая слова и (боги!) покашливая от натуги, пытался доходчиво объяснить Эрии, кто такие доступные женщины. Сам Сомик был, конечно в свои двенадцать не приголублен еще ни одной красоткой, но попытался авторитетное мнение свои вставить, за что получил первый подзатыльник от росляка.
  - Ты же понимаешь, что-то, что у тебя в штанах, не предназначено только для того, чтоб малую нужду под кустик справлять? - начал издалека Фарк
  Эрия тогда кинул на него странный взгляд, но промолчал, ожидая продолжения.
  - Ладно, давай по-другому, ты знаешь, как делаются дети?
  - Да, - кивнул паладин.
  - Вот! - у Фарка камень с плеч свалился. - Уже проще! Вот когда мужчина и женщина делают детей, они - муж и жена. А вот если они - не муж и жена, то они - вот они, - Фарк ткнул пальцем в женщин весьма фривольного, шаставших меж посетителей большой придорожной таверны. - Понял?
  - Ради детей? - глаза Эрии округлились.
  Голова Фарка упала на сложенные на столе руки.
  - Нет, конечно, для удовольствия.
  - Аха, красавчик, не умеешь ты объяснять! - одна из торгующих собой леди ловко юркнула на колени паладину. Молоденькая соблазнительница проникновенно заглянула в глаза новой жертве и кинула смешливый взгляд на Фарка, который никак не мог решить, надо ли "спасать" бестолкового почитателя Солнца от нее или дать ей победить.
  - А мужчины тоже так делают? - удивленно приподнял брови паладин.
  - О, дорогой, у тебя такие запросы, какой плохой мальчик. Поверь, я гораздо лучше, - приластилась красотка.
  - Нет, мужики так не делают, точнее делают, но либо совсем бесплатно, либо за очень большие деньги, - просветил паладина компаньон и кинул монетку девушке, которую та схватила на лету. Дама, кокетливо помахав ручкой, исчезла с колен паладина.
  - Ну, как, не захотелось?
  - Чего? - недоуменно посмотрел Эрия на убийцу.
  - Ее! - уже злясь, уточнил Фарк.
  - Зачем?
  Оба компаньона паладина страдальчески воздели глаза к небесам, где пряталось за толстыми тучами Солнце, и хлопнули себя по лбам.
  Сейчас Эрия пообтесался. Стал более понятливым и более молчаливым. Сомику порой, казалось что этот мир его угнетал.
  Наконец-то все заняли свои места и, расплатившись с трактирщиком, тронулись. Путь их лежал в град Шаледи. Вокруг него появлялось огромное количество брешей и Орден, разыскав своего послушника, направил Эрию в помощь тамошнему паладину Орксу.
  До когда-то хлебной столицы оставался один дневной переход и путники решили отоспаться в таверне на перекрестке, сняв комнату, где и завалились спать, даже не поев. Дорога измотала всех, Тьма измотала Эрию, и от того, что уже видел Сомик, тому совсем уже не хотелось отбиваться от паладина. Тем более, как ни удивительно, паренек получал гроши за свой труд, но эти гроши превосходили то, что зарабатывал отец-рыбак. Сомику купили лошадь и одежду. И, пожалуй, несмотря на страх перед Тьмой, Сомик мог сказать, что он счастлив.
  Фарк такого сказать не мог. Он считал дни до свободы, но скорее уже по привычке. Эрия за два года стал для него тем, кем он и не ожидал - далеко не обузой, а наоборот. Хотя признаться себе в этом убийца не мог, но и уходить снова во тьму, к которой привык, большого желания не было. Только какой у него выбор?
  А Эрия просто шел. У него была цель. Он знал, что был рожден для того, чтобы бороться с Тьмой. Его избрал сам Бог. А мир... Этот мир, который так завораживал его, находившегося в Обители, оказался не таким, каким виделся. И не в жестокости дело или отсутствии справедливости, скорее в пустоте, он видел ее и в сердцах, и в глазах людей независимо от сословия, и понимал, что всего Света не хватит заполнить эту бездну в людях.
  Лошади шли не бойко, осенняя погода превратила дорогу в болото, и путники, жалея животных, старались направлять их по остаткам травы вдоль обочин, чтобы лошадиные ноги не так скользили.
  Дождь все капал и капал. Очень хотелось, чтобы он или полил и перестал. Сомик кутался в плащ, Фарк, как истинный горец, был выдержан и терпелив по отношению к погоде, Эрия же углубился в свои мысли.
  Внезапно паладин резко дернул повод, заставив лошадь остановиться. Воины Света чувствуют Тьму брешей, и сейчас нос Эрии уловил знакомый сладковато-приторный аромат смерти. Через мгновение, определив откуда идет смрад, паладин развернул коня и, пришпорив, понесся по полю в сторону от дороги к видневшимся высоким елям.
  Фарк и Сомик, не сговариваясь, последовали за ним.
  Скачка по пузырящейся уже не способной пить земле угрожала оставить в этой трясине копыта вместе с лошадьми, мальчик и горец сбавили ход, но паладин не остановился и вскоре был далеко впереди спутников, первым заметив Брешь. Она была небольшой, темное пятно посреди лесной прогалины. Возле нее на коленях стоял крестьянин, склонив голову и сжимая в кулаке шапку, и ждал смерти, вместо того, чтобы убегать  в ужасе.
  Меч вспыхнул и заиграл всеми цветами пламени, распарывая Тьму, все больше обретавшую форму эльфа.
  - Нет! Нет! - вскричал мужчина, вскакивая на ноги. Глаза его были дикими, крестьянин бросился к коню Эрии и, схватив его за повод, потянул вниз к земле. Паладин, занятый выходцем из Тьмы, махнул мечом едва не отправив сумасшедшего в ту же Тьму, но успел изменить траекторию полета грозного оружия, ударил ногой в грудь,  отрасывая крестьянина на землю. Мужчина впал в безумие, он опять вскочил и налег на лошадь, стараясь завалить ее на бок. Подлетевший Фарк отшвырнул мужчину одним ударом в живот, от него противник повалился, скорчившись и хватая воздух искаженным ртом.
  Эрия занесенный уже меч опустил. Тот ярко мигал, разгоняя Тьму, оставшуюся после прорвавшего грань. И все трое, включая подоспевшего Сомика с удивлением смотрели на спасенного.
  - Нет! Я виноват! Я так виноват! - мужчина катался по траве, изрытой копытами, слезы бежали по грязному лицу. - Я ее погубил, свою дочь погубил! Дайте мне умереть! Я  заслужил смерть!
  
  Глава 3
  
  Мелодия души
  
  - Я думал, ты ему проповедь какую прочтешь! - Фарк все-таки сдался и закутался с головой в плащ, отчего стал напоминать завернутого в ткань медведя, который против всех законов природы умел разговаривать.
  Дождь к вечеру полил с такой силой, что диву можно было даваться. Рассерженный бог наклонил над Нагияром свой бездонный ушат и с небес несся к многострадальной земле настоящий водопад. Приятность прогулке добавил пронизывающий холодный ветер, заставлявший путников ежиться и радоваться лишь за задницу, которая плотно сидела в высоком седле в тепле и уюте.
  - Я не лекарь человеческих душ. Этим занимаются служители Досточтимых, - голос паладина был холоднее самого лютого мороза зимой.
  После случившегося на лесной прогалине к разговорам никто расположен не был, даже Сомик, которого хлебом не корми, но дай выспросить  что-нибудь интересное, а уж в той компании, в которой он оказался, было что послушать. Хотя в последнее время из паладина сложно было выжать хоть слово. Так что весь энтузиазм мальчишки был направлен на Фарка, его, более приближенного к людям, можно было хотя бы вывести из себя, тот тогда много всего интересного... говорил, зыркая черными глазищами.
  Крестьянин так и не поднялся с земли, он долго катался с боку на бок, будто пытался сбить пламя, охватившее его тело, стеная, рыча, но потом сдался, сжался в комок и горько заплакал, не встал он даже тогда, когда полил дождь, прибивая огромными каплями брошенную старую шапку к земле, и даже когда Фарк ткнул его носком сапога. От горя над страдающим нависла его личная Тьма, которую ощущали все.
  Великан плюнул, презрительно глядя на валявшегося в грязи мужика и полез на лошадь, которую все это время придерживал за повод Сомик.
  - Продал дочь небось в гарем какому - нибудь дворянчику или магу, или сам топором оприходовал, чтоб лишний рот не кормить.
  - Ага, - поддакнул до этого молчавший паренек.
  Сомик видел такое и не раз. Его самого из дома выгнали, потому что есть было нечего. А пятерых братьев и сестер надо было кормить. Работу в рыбачье деревни не найдешь, точнее работа то есть всегда, только кто за нее хоть краюху хлеба даст, когда сам лапу сосет. А в выходы за рыбой его еще не брали: маловат и хиловат был. Отец же почти что ночевал в море. И ведь уловы были хороши, только в день большой семье после того, как староста забирал улов в счет уплаты дани оставалась едва ли не самая маленькая рыбка и три монеты, одну из которых отец тут же пропивал в таверне. Мать даже не ругалась, уже даже слезы подолом не утирала, все приговаривала, что если б не пил, давно бы уже в клетке сидел и с Невидимыми разговаривал.
  Спутники паладина, кинув последний взгляд на крестьянина, развернули лошадей и тихим шагом пустили животин в сторону дороги. Эрия же, вложив меч в ножны, спрыгнул на землю, ноги погрузились в жижу чуть ли ни на пол ладони, земля стремительно превращалась в болото.
  Паладин подошел и тронул рукой тихо поскуливающего мужчину.
  - Что с твоей дочерью?
  Крестьянин замер на мгновение, а потом в исступлении зашептал, даже не глядя на Эрию, будто спросил его не человек, а бог.
  - Иссушили... - захлебывался он собственным горем, да так что говорить нормально не мог. - А я отдал! Отдал!
  Эрия отдернул руку, точно к Тьме прикоснулся.
  Иссушение.
  Орден ненавидел магов за многое, особенно за то, что те отнимали у людей жизни. Бог Солнца отмерил и отрезал каждому свою ниточку, а маги шли против всех законов - навязывали узлами чужие жизни, удлиняя собственное существование. Они покупали и продавали человечье время, как зерно и скот. Но о том, что Государевы сборщики, в народе именовавшиеся "данниками", подати брали не только деньгами и зерном, но и временем, в Обители не говорили. Умолчали ли об этом наставники намеренно или сами не знали о том страшном, что творится в мире, Эрия не знал.
  Время оказалось самой выгодной платой: можно было отдать жизнь ребенка в счет долга перед короной, и освободиться на десять лет от тяжкого бремени. Сомик и Фарк кивали, что давно уже такое, и что это  подчас единственный способ спасти остальную семью от голода, поднять деток. Убийца и мальчишка смотрели на это спокойно, оправдывая жертву малым ради большего.
  Первый раз Эрия столкнулся с этим в далекой приморской деревушке. Глава семейства с бесстрастным лицом, словно раб, принявший свою участь, вытащил из кучки жавшихся друг к дружке детей за руку мальчугана лет пяти, грязного и худого, как тростиночка. Данник равнодушно, не смущаясь, достал переливающийся магией кинжал, присел рядом с ребенком и, перехватив рукав рубашонки, собрался его разорвать, но подбежавшая мать не дала ему это сделать. Ее руки прижали ревущего малыша к груди. Эрия тогда отстегнул кошель с "благодарностью"  жителей деревни и кинул к ногам данника. Тот, хмыкнув, поднял мешочек и  стал скрупулёзно пересчитывать монеты. Там было больше, чем задолжала семья, давшая паладину и его спутникам приют в пути, но Государев сборщик даже не подумал вернуть излишек. Фарк потом дней пять сокрушался потере и глупости паладина, утверждая, что осенью папаша таки продаст сына, и этим Эрия лишь навредил, продлив агонию.
  Паладин не поверил своим ушам.
  - Ты же сам убивал магов! Ты же ненавидишь их! - воскликнул он тогда. - Как же ты можешь позволять им жить за счет... такого? Мнить себя богами!
  - Ко мне приходили брошенные богатенькие любовники и любовницы, ревнивые мужья и жены, должники и более влиятельные кредиторы. Их всех толкала личная ненависть, обида, ревность. Я, - злобно прорычал Фарк, - убивал магов за деньги, а не потому, что ваши папаши в белых одеждах кричат, что чародейская власть незаконна и отвергаема богом. Если ты забыл, именно Государь заставил уйти первые расы! И да, для многих он - бог!
  - Отцы говорили, что магия никуда не уходила, а Государь просто не хотел делиться мощью с другими, теми, кто мог потягаться с ним, он заключил сделку с Тьмой! И они правы, раньше земля была плодоносной и сильной, а сейчас? Мир умирает. Этот долг Государя заплатят все.
  Фарк на паладина тогда не смотрел.
  - Кто знает, может быть нас также истребили бы эльфы, гномы или драконы? Орден твой кричит, но в бой не вступает, как и петухи - жрецы. Все вы осуждаете правящего, как мать нерадивого дитятю, пальчиком перед носом машете. Больше ничего! И вот это, - палец Фарка указал за их спины, - доказательство вашей слабости.
  Они не разговаривали тогда до самого привала. Эрия был возмущен, а Фарк просто молчал и, лишь спешившись на небольшой полянке, великан посмотрел на паладина и произнес:
   - А если ты прав, то... Может, бреши - единственное спасение! И совсем не стоит их закрывать.
  Тогда молодой воин впервые задумался о том, есть ли смысл в его Цели, когда все делается не ради человека, а ради... магов, которые единственные похоже и унаследуют эту землю. В конце концов его учили жертвовать своей жизнью, а не отдавать в жертву другие. Кодекс паладина требовал защищать обитателей мира от сил Тьмы. Но бреши вредили людям гораздо меньше магов. Эрия никогда не размышлял над тем, как примет его мир за стенами Обители, а мир ведь принял его хорошо. Паладин - это почет и уважение. Вот только примет ли Эрия этот мир, оказалось под большим вопросом.
  Когда мужчина сказал про иссушение, первым порывом паладина было использовать меч не потому назначению, для которого он создан. Огромных усилий воли понадобилось Эрии, чтобы успокоиться.
  Отвращение к существу, корчившемуся на холодной мокрой земле, обуяло все его существо. Уезжал паладин быстро, даже не оглянувшись, обогнав своих спутников, выехал на дорогу и с тех пор не проронил ни слова.
  Переход до Шаледи прошел в молчании. Эрия погрузился в свои мысли, Фарк зорко следил за окрестностями, убийце-одиночке было свойственно больше заботиться о собственной жизни, а привычку и принципы не изменишь клятвой на мече. Паренек же так выстукивал зубами от холода, что удостоился презрительного взгляда великана. Мальчишка сомкнул челюсти что есть силы, чтобы не нарваться на похабную шуточку, и теперь их разжал бы разве что горячий суп с чечевицей и кусок хлеба. Лошадей однако путники не понукали, опасаясь, что животные поскользнутся в слякоти, которая когда-то звалась дорогой. Нахлынувшие, как  океанская волна, внезапные осенние сумерки сделали троицу еще более осторожной, да и торопиться было уже некуда, они и так вымокли до нитки. Единственное, что заставило ускорить лошадиный шаг  - показавшие вдалеке огоньки - град за крепостной стеной со светло-серым пятном собора на высоком холме.
  Стражи у Торговых ворот Шаледи были больше похожи на разбойников, промышлявших под покровом ночи грабежом нерадивых путешественников: в темных плащах с поблескивающими мечами в одной руке и протянутой ладонью другой за проездной данью.
  Паладин был не в настроении, оттого тянувшиеся руки резко отпрянули, солдаты тенями уползли под навес, едва вспыхнул меч паладина, чуть выдвинутый из ножен.
  - Достойный Оркс в Соборе, - сообщил голос едва слышимый за шумом дождя.
  Паладин кивнул и ворота перед ними распахнулись.
  Капюшоны качнулись, в знак приветствия, и теперь пристального внимания охранников удостоился Фарк.
  - Эй! Достойный? - окликнули их уже у первого дома. - Эти двое с тобой?
  Эрия кивнул, этого стражам хватило.
  Завтра все будут обсуждать личность спутника воина Света, но тот уже привык, что периодически он становится популярнее Государя, артистов и чуть ли ни самого паладина. Фарка это даже забавляло. Раньше-то его в лицо знал только узкий круг людей, а уж тем, чем он промышлял, так вообще единицы.
  Мощенная дорога и пустые улицы значительно ускорили передвижение и вскоре путники были на холме возле храма.
  Паладин спешился, опустился на колено перед статуями Альгада и Усуны. Они силой своей спасли когда-то людей этой земли от темной магии эльфийского принца, желавшего изгнать паразитов - "человеков" со своей территории. Да, поклонники Тьмы были и среди первых рас.
  - Пусть всегда твой путь освещает Солнце, отпрыск!
  Залитая ночью и дождем площадь осветилась, когда из огромных дверей, ведущих внутрь храма показался паладин с пылающим, точно маленькое солнце, мечом в руке. Он освещал им путь себе и служкам, как факелом, которому не страшны потоки воды и ветер.
  Тени, в которых тонули стены Собора, вдруг ожили и зашевелились, поначалу отпрянули, а потом потянулись ближе к свету, выставили ладони, как и стражники, только скрывали от холода попрошаек не теплые добротные плащи охраны, а лохмотья. Шаледи был так же беден, как и все остальные грады. Говорят, только столица еще в состоянии прокормить обитавший там люд, путешествующий Государь не приемлет бедноту на улицах, оттого распорядился он строить ночлежки, где раздавали бы еду.
  Эрия прижал кулак к тому месту, где гулко билось сердце, в знак приветствия.
  - Достойный Оркс, отпрыск Эрия прибыл по твоей просьбе.
  Мужчина, развеявший ночь своим мечом, был уже в том возрасте, когда надо сидеть в обнимку с внуками, а то и правнуками, и греть у камина кости. Однако, он был в отличной форме с окладистой короткой бородой. Статный, осанистый. Только выбеленные волосы и говорили о том, что жизнь его  далека от спокойной. - Со мной прибыли двое спутников.
  - Убийца Фаркс будет ночевать на конюшне, - скомандовал, поджав губы, старший паладин. - Как бы ни был праведен его труд сейчас, впустить в храм того, кто проливал кровь не в честной битве, мы не можем. Мальчик может войти.
  Фарк был даже рад. Святоши, которые пьют и трахаются не хуже простых смертных, в присутствии этих самых смертных любят казаться святошами и вместо нормальной еды его бы ждали хлеб, вино, которое раз пять разбавили отвратительной водой и песнопения во славу досточтимых.
  - Я буду в таверне внизу, - Фарк поймал на лету мешок денег, кинутый ему Эрией.
  - А можно я тоже? - послышался дрожащий голос Сомика.
  Великан усмехнулся.
  - Пошли, каши тебе куплю горячей. А может и девку, чтоб хоть отогрела. Когда будешь готов, паладин, пошли ко мне кого-нибудь из досточтимых.
  Когда Фарк и Сомик растворились во тьме, а коня Эрии повели на конюшню, Оркс кивнул в сторону собора и первым направился внутрь. Дождь его совершенно не смущал, и кажется, даже не намочил.
  - Ничего не меняется, - заметил старший воин. - Когда-то я тоже путешествовал с одним из таких. Надеялся пробудить в нем душу и любовь к Свету.
  - Удалось? - поинтересовался Эрия.
  - Я его убил. В честном бою. Едва истек его срок, он решил, что я должен ему денег, - хмыкнул Оркс. - Пойдем. Сухая одежда, ужин и Свет Досточтимых согреют тебя.
  ***
  Эрия слышал об Орксе еще в Обители, тот был сильным воином, способным сражаться с Большой Тьмой и раз ему потребовалась помощь, значит в округе творится что-то серьезное. Однако паладин решил, что поведает отпрыску все завтра на свежую голову, а сейчас и поздно, и холодно, и голодно, да и сам он спешит по делам.
  Начинался ночной молебен и жрецы вскоре встанут на колени в главном нефе, чтобы вознести мольбы Солнцу и Досточтимым. Паладину, как прибывшему, разрешалось, получив благословения жреца Досточтимых,  отдохнуть эту ночь.
  Эрию проводили в маленькую келью с крошечным окошечком, выходящим на монастырский сад, примыкавший к Собору и прятавшийся вместе с ним за одной высокой стеной. Из всей обстановки в комнатке были только твердый, как камень, лежак, маленький стол и стул у окошечка. Это напомнило паладину Обитель, где и прошли его детство и юность. Комната теплом не радовала, но в ней был крохотный камин с уложенными и готовыми к розжигу дровами. На столе приютились три тонкие пахнущее травами свечи.
  Служка в длинной серой рясе постучался тихо, боясь нарушить мелодию, лившуюся из Главного зала Собора. Ему полагалось стоять там и мальчишке казалось, что он совершает грех, пропуская ночную молитву. Поставив поднос и положив вещи на лежак, он споро поклонился, все же сверкнув заинтересованным взглядом ребенка, чем напомнил Сомика, и исчез за дверью. Щелкнул замок, отгораживая паладина от всего мира.
  При всей тяжести сегодняшнего дня есть Эрия не хотел, хотя ему предложили большую тарелку каши с брюквой и монастырское пиво.Пост запрещал паладинам есть мясо и рыбу, аж до самого начала зимы. Только сегодня Эрии до безумия хотелось нарушить все каноны и выпить медового кваса. Он пробовал его лишь однажды, когда они нагнали обоз  артистов. И хоть по правилам паладинов фигляры и циркачи не имели никакого отношения к достойным его общества, у них Эрии понравилось: они были открытые, дружелюбны, веселы, в них не было той пустоты, на которую он постоянно натыкался в глазах простого люда да и не простого тоже.
  Одна из свечек затрепетала на венчике красновато-желтым огоньком. Меч, который отстегнул от седла паладин, занял место на его лежаке у стены. Служка принес еще и чистую рубаху и штаны, и мокрая одежда легла на каменный пол  возле камина.
  Окошко, в которое не всякая птица сможет влететь, состоявшее из крошечных стеклышек, втиснутых в деревянные формы, открылось, впустив запах листы и дождя, их тихий разговор меж собой. В тепле и сухости этот разговор уже не казался руганью, а скорее старой беседой двух закадычных друзей.
  Кашу Эрия все-таки съел и, сотворив положенную молитву, он, разостлав тонкое покрывало на деревянные доски лежака, улегся лицом к камину.
   Ноги окутало теплом. Потрескивание дров убаюкивало, как и едва доносившееся пение из Собора. Эрия вслушивался в привычные песнопения, закрыв глаза, погружаясь в покой и сон, постепенно тональность песни менялась, десятки стройных голосов слились в один нежный и мягкий, еще по-детски звонкий, но сильный.
  - Если яблони цвет облетит по утру, не грусти, не грусти, мой дружок. Ведь у яблони цвет - это сладостный плод, это новой жизни росток.
  Эрии казалось, что он уже слышал эту песню и этот голос, из того детства, которого он и не помнил, но тепло которого сохранил глубоко внутри. Мелодия души. Меч вылетел из ножен быстрее, чем Эрия осознал, что он делает. Разворот и огонь рассекает пространство вместе со столом. Удивленные глаза девушки замирают на лице паладина, а тело ее располовиненное мечом, вспыхивает тысячами искр. Эрия же отшатнулся, упав с лежака, едва дыша от ужаса, боясь открыть крепко зажмуренные мгновение назад глаза, и увидеть, что же он натворил.
   Глава 4
  Призраки прошлого
  Власти Шаледи, не мудрствуя лукаво, разместили бордель в самой большой таверне града. Приличных размеров серое здание в окружении добротных крытых конюшен и амбаров было ближайшим к внутренним стенам, но все же стояло особняком, на почтительном расстоянии от домов благопристойных обывателей. Мэр давешний все хотел рядок высоких елей высадить, чтобы скрыть с глаз сие безобразие, но руки так и не дошли, либо супруга не дала, предпочитая отслеживать, кто и когда туда заглядывал, давая повод сплетням и пересудам.
   Конечно же, первоначальное назначение сохранили, на вывеске так и значилось: 'Таверна виноградная лозочка'. Правда, какой-то подвыпивший умник всячески старался приладить пару деревяшек так, чтобы вместо "лозочка" читалось 'козочка'. Его задумку оценили, да так и оставили.
  Опять же, исключительно ради закона и порядка 'увеселительную часть' вынесли в отдельную большую залу, куда поместили тренькавших на гуслях и дующих в дуду музыкантов, широкую стойку, отгораживающую посетителей от бочек с вином и элем, и, в качестве дополнительной защиты, трактирщика - косая сажень в плечах. Зал поменьше был для посетителей, у которых не было намерений предаваться блуду. И все бы хорошо, если бы не дверь между двумя залами - смех, музыка и жрицы любви благодаря этому чуду проникали даже туда, где путешественники хотели просто поесть и отдохнуть.
  - Ну же! Будь хорошим мальчиком! Я уверена, тебе понравится! - дама в платье с вырезом едва ли скрывавшим полную грудь, скользнула пальчиком, на котором совершенно неуместно смотрелся обрызганный под корень ноготок, по руке Фарка.
  - Вот когда я сам буду уверен в этом, дорогуша, не сомневайся, я тебе свистну, - великан с грохотом опустил кружку на стол, причем так, что капли взмывшие вверх от богатырского замаха, полетели прямёхонько в открытое декольте.
  Сидевший рядом Сомик, наблюдая сию беседу, моргал огромными зелеными глазами, но не забывал уплетать кашу с добрыми кусками свинины. За ушами и мальчишки трещало так, что хруст слышен был во всех концах комнаты и едва не заглушал грохот того, что посетители соседнего зала называли музыкой.
  - А я думал, ты ее на руках в комнату отнесешь, чтоб как следует согреться, - хмыкнул мальчишка с набитым ртом, едва дама, надув губки, уплыла к более сговорчивому клиенту. Мальчишка вовсю подражал Фарку, но его попытки иронизировать и отпускать похабные шуточки пока в большинстве своем с треском проваливались.
  - А ты думай меньше, а ешь больше, - беззлобно отвесил мальчишке подзатыльник Фарк и опять приложился к кружке.
  Едва прибыв в таверну, великан снял комнату для себя и мальчишки, она располагалась в одном из амбаров, на самом деле оказавшимся добротным теплым домом с печкой и самым малым количеством живности в лице тараканов, клопов и мышей, которое доводилось видеть Фарку.
  Судя по тому, как на громилу-горца старались не коситься - все уже были в курсе, что он прибыл с паладином, а раз он прибыл с паладином, то он-преступник. И хоть окружавшим было весьма интересно, кто Фарк по 'роду занятий', никто к нему с вопросами не лез, как и к Сомику.
  Скинув рюкзаки с одеждой и развесив все мокрое белье по комнате, в надежде хоть немного его просушить, удостоверившись, что лошади накормлены и вычищены, за что мальчик на конюшне чуть младше Сомика получил целых две медные монеты, великан и забавно смотревшийся на его фоне Сомик отправились в таверну, где усевшись возле самого окна, заказали сытный ужин и подставив спины очагу, рядом с которым разместились постепенно отогревались.
  Дождь за окном стал стихать, зато поднялся ветер, который бился в ставни, превращая капли воды в бронебойные стрелы. Оставалось радоваться тому, что это враг за стенами, и пока у него нет сил пробить толстые бревна, из которых была сложена таверна.
  Фарк, видимо, разомлевший от тепла, еды и эля, поведал мальчишке, что бывал в хлебной столице еще в юности, когда путешествовал с отцом из Заселья, что на самом краю Нагияра в град Астар - место, где обитали Государь и вся его свита. Потерявший земельный надел за долги, жену из-за мора папаша не нашел иного выхода, кроме как отправиться в столицу. Он, правда, шел не с пустыми руками, точнее с этими самыми руками он и шел, ибо был искусным деревщиком, способным вырезать и ложку и сложнейший орнамент. Жалко не дошел отец до столицы... Но Шаледи маленький Фарк запомнил. За двадцать лет многое изменилось, хотя ребенок и не знал, каков град был до Исхода, и все же... Двадцать лет назад городишко был светлее, красочнее, сытнее, теперь же он тонул в грязи, смраде, бедноте, тянущей руки из каждой подворотни, мраке, который - прямая дорога к Тьме, да и в глазах местной публики поселились отчаяние и горечь.
  - Свободно?
  Фарк даже не голову не повернул, а вот любопытному Сомику не сиделось спокойно, очень уж хотелось углядеть очередную жрицу любви. Это и правда оказалась женщина. Но это удивления только прибавило. Бабам в это время и в это заведение ход был один. А, нет, два! Первый - одеться пропащей женщиной и знать свою цену, а второй... быть магом.
  - В обществе не нуждаемся, - буркнул убийца, даже не глядя на подошедшую.
  - А я вот в вашем очень даже, мастер Фарк, - сказано это было уже совсем с другой интонацией и кажется, даже другим голосом.
  Метаморфоза, произошедшая с великаном, заставила Сомика выронить ложку и чуть ни подавиться. Горец, словно оборотень какой, скинул одну личину и одел совершенно другую. Весь он будто ушел в густую тень, глаза черными агатами заблестели, лицо стало хищным и опасным.Двигаться Фарк стал плавно, несмотря на свои габариты, чем еще больше напугал Сомика. Мальчишке отодвинуться захотелось. Пару раз в период странствий на них нападали любители легкой наживы, пару раз были хорошие драки в тавернах, но там великан выглядел скорей добродушным мишкой, на которого все натыкались и откатывались, не причиняя себе вреда. Сейчас же...
  Женщину, которая, откинув край плаща, уселась на стул рядом с Фарком, эти опасные изменения не смутили.
  Магичка. Молодое ухоженное лицо, четко очерченные губы, будто нарисованные, две толстые темно-русые косы на плечах. И презрительное выражение лица. Глядя на магов, Сомик понимал, что им не надо даже объявлять свой титул и положение, физиономия вечно брезгливо скривленная и так говорила за них.
  - Вот и не верь в чудеса после такого, - глаза у магички были похоже на огонь свечи. - Тебя должны были казнить, а ты тут сидишь живой, здоровый и, смотрю, даже не бедствуешь.
  - Вашими молитвами, - голос убийцы неприятно резанул слух.
  Маленький кулачок врезался в стол, заставив деревянную поверхность вздрогнуть, а весьма увесистую посуду подпрыгнуть. Посетители за соседними столами, бросили на Сильную встревоженные взгляды и засобирались восвояси.
  - Я не для того тебя ловила полгода, чтобы ты спокойно разгуливал, - между пальцев магички змеей скользнула тонкая струйка Тьмы.
  - Госпожа Играда, - абсолютно спокойный Фарк представил женщину изумленному обществу в лице Сомика. - Ловила меня долго, довела дело до плахи, сейчас в гневе, ибо вмешались боги, которые посчитали, что такой очаровательный человек, как я, не может закончить жизнь под хвостами четырех лошадок.
  - Как? - прошипела женщина.
  - Мы служим Свету, - Сомик испуганно моргнул.
  - Паладин? - женщина удивлённо выпрямилась. - Демоновы достойные! Государь должен был давно пресечь их самовольство в отношении преступников.
  - Видимо, государь понимает, что не в состоянии лично бегать за каждой брешью. А его свита слишком разленилась. Вот и позволяет воинам Света маленькие шалости. А еще наверняка заботится о наших пропащих душах добрый Правитель, - Фарк улыбнулся, отчего от уголков глаз разбежались лучи-морщинки.
  Вообще-то, горец не был стар, как могло показаться с первого взгляда. Ему едва ли минуло двадцать восемь зим. И хоть жизнь давно выбила из убийцы всякую дурь и наивность, изувечив и душу и тело, он еще держался, вон, улыбался даже. Чего нельзя было сказать о красивой женщине перед ним.
  - Ты же понимаешь друг мой, что теперь я не оставлю тебя в покое. Да, по указу государя никто не может тебя трогать до исполнения клятвы и после, если ты не нарушить закон, - прошипела магичка. - Но это не значит, что стрелы перестали летать, а ножи настолько затупились, что не войдут тебе в бочину. Ты убил моего помощника...
  - Вашего любовника, вы хотели сказать, и заказала его его же обиженная магичка-жена.
  Женщина сжала пальцы в кулак и магия исчезла, растворившись дымком, красавица на мгновение закрыла глаза и глубоко вздохнула.
  - Фарнакий, тебе пора начать оглядываться. А твоему паладину приглядываться к другим висельникам и ибо ты до этой зимы не доживешь, клянусь Тьмой!
  Сомик вздрогнуть и сжался, когда ее стул с противным скрежетом отодвинулся и женщина, блеснув наполненными магией глазами, скрылась на лестнице, ведущей на второй этаж.
  Мальчишка взволнованно привстал. Эрия не словоохотлив, но он не раз говорил о том, что маги по мнению паладинов есть зло. Правда, ни разу они еще с магами не схлестнулись, и все это было для Сомика лишь красивыми словами, которые по мнению убийцы втюхиваются достойным в Обители, но сейчас, когда настоящий Сильный угрожал Фарку, искать защиты почему-то хотелось именно у паладина.
  Горец же так и остался сидеть и даже спокойно приложился к кружке.
  - Надо вернуться в собор! - зашептал мальчишка.
  - Зачем? - великан непонимающе посмотрел на Сомика.
  - Как?! Ведь эта... Она там, - ткнул подрагивающим пальцем в потолок мальчишка.
  - А я здесь, - Фарк широко улыбнулся, только глаза у него были холодными и совершенно безжалостными.
  Сомик весь покрылся испариной. Он никогда в полной мере не осознавал, что Фарк - убийца, которого спасло от вполне заслуженного наказания само проведение.
  ***
  Плечо гудело, но руки привычно сжали длинную рукоять меча. Паладин замер в стойке, которую принял, едва слетев с лежака.
  Полыхнувший свет и страх ошибиться и убить живого человека заставил его крепко зажмуриться. Но ошибки надо было признавать!
  И этот запах...
  Эрия распахнул глаза.
  Пусто. Распавшийся надвое стол и завалившийся на бок табурет и все, пустота.
  Странно! Не так уж он устал, больным себя не чувствовал.
  Привиделось?!
  Смутила тонкая струйка знакомого запаха, она опять мазнула, защекотала ноздри. Сладкий приторный аромат смерти. Тлена.
  Даже не подумав обуться, паладин чуть ли не сорвав рычаг замка, открыл дверь и выбежал в коридор.
  Крыло, где располагалась его комната, тонуло во тьме, даже привычные для Собора свечи не горели. В конце коридора-тоннеля в сад, поливаемый дождем, вела настежь распахнутая дверь. Толстые створки удерживали открытыми большие камни.
  Странно! Когда они шли сюда со служкой, двери точно были закрыты и было значительно теплее. Осень уже давно властвовала в этой части Нагияра. И хоть жрецы и были аскетами, но так сильно охлаждать и впускать столько сырости в каменный замок не имело смысла, зима и так приложит к этому все усилия.
   Шелестела листва, которой не давали обрести покой то ветер, то дождь. Странная тишина усиливала этот звук, заставляла прислушиваться. Эрия сделал глубокий вдох. Запах тлена потерялся. Если он шел через окно, то скорее всего брешь открылась в саду!
  Паладин почти бегом направился к выходу в сад. Мимо проносились пустые темные кельи, больше похожие на провалы в ту самую Тьму, с которой его обязали бороться. Каменный пол обжигал ступни холодом, но воин Света сейчас думал лишь о своей Цели.
  Собор делил огромный кусок земли с монастырем. Обычно соборные сады ухожены и украшены фонарями и факелами, даже в такую погоду, приветствуя прихожан, но этот сад был для посетителей закрыт, потому больше напоминал лес, а не выхоленный руками человека парк.
  Выбежав из здания, Эрия завернул за угол и, пробежав вдоль стены туда, где располагалось окно его комнаты, остановился, замер, опять втянув носом воздух. Запаха тлена не было. Пахло прелой листвой, дождем, и еще чем-то знакомым - почти у самой кромки неухоженного сада гнила куча травы и веток, навал был таким большим, будто скосили целое поле и привезли сюда.
  Идти в темноте босыми ногами было опасно, но паладин рискнул. Деревья надвинулись сплошной стеной, но чем ближе подходил к ним молодой мужчина, тем виднее становились за первым рядом низкорослых деревьев стволы-остовы исполинских елей, напрочь лишенные коры, отчего даже в такой тьме были заметны и больше напоминали надгробия, иссохшиеся великаны, которые больше не родят листвы.
  Запах шел из той самой огромной кучи, оказавшейся навозом, прикрытым скошенной травой и ветками. Бреши рядом не было, Эрия был теперь уверен в этом. И едва схлынул боевой запал, как ноги почувствовали себя неуютно в грязи и воде, холодный ветер усилился, и от него не были защитой промокшие штаны и рубаха, вдобавок ко всему дождь полил как из ведра.
  Развернувшись, паладин направился обратно к дверям. Ноги вымазанные в земле следовало отчистить, негоже нести в Собор грязь. Эрия, прислонившись к стене, долго счищал пучком травы налипшие куски чернозёма. Вдоль стены вела выложенная булыжниками узкая дорожка, по которой паладин, шаркая ногами, чтобы счистить оставшуюся грязь, и поспешил обратно, уложив плашмя на плечо меч.
  Ступени входа встретили колкими камушками, которые Эрия даже не заметил, когда выбегал, и... закрытыми наглухо створками.
  Мужчина, чуть помедлив, налег плечом, но прочные двери даже не сдвинулись. Паладин застучал кулаком по толстым покрытым лаком дверям. Ответом ему была тишина. Глаза заливала вода, усилившийся ветер пробирал до костей.
  Если никто не придет, придется обходить здание.
  Он опять забарабанил в дверь, но кроме ветра, ему опять никто не ответил.
  И лишь спустя целую вечность послышалось бренчание замков и грохот тяжелой балки, удерживающей створки.
  Дверь распахнулась, заставив паладина сощуриться от света факела в руках пожилого жреца.
  - Достойный? - старик открыл от удивления рот.
  - Мне показалось, открылась брешь в саду! Не ожидал, что вы так быстро затворите дверь? - Эрия отряхнулся, как собака.
  - Затворите? - удивленно повторил старик. - Но эти двери были наглухо закрыты. Их утепляют и замыкают в последний день лета.
  - Они были открыты настежь, - Эрия опустил меч.
  - Да не может этого быть! Я был лично в этом коридоре не далече, как одно песнопение назад.
  Жрец гордо вздернул старчески подрагивающий подбородок, глаза служителя Досточтимых блестели желанием доказать свою правоту и то, что он со всей ответственностью подходит к обязанностям ключника.
  Эрия же удивленно застыл. Коридор, всего несколько минут назад погруженный во тьму и холод, был освещен факелами и устлан сухой соломой. Кельи, мимо которых он пробегал, были закрыты, но было видно, что они обитаемы. Из некоторых слышались приглушенные молитвы, где-то бряцала посуда.
  Паладин потряс головой, пытаясь скинуть наваждение, но тепло и свет были абсолютно реальными, такими же реальным, как тьма и холод, когда он покидал собор!
  Вернувшись в свою комнату, Эрия не поверил своим глазам: стол был цел, из трех свечей на подставке осталась одна - соединенные тонким фитильком, который именовался 'нитью жизни', две уже прогорели, от последней остался кусок размером с мизинец.
   Мужчина поежился. Стянув мокрую одежду, в то время как его собственная еще не просохла, даже та, что лежала в промокшем рюкзаке, Эрия расстелил мокрое белье на полу. Лечь пришлось нагим, накинув плащ.
  Думать о случившемся не хотелось. Видимо, он все-таки устал, либо Тьма играет с ним, завтра жрец прочитает молитву и все будет хорошо. Сон и молитва помогают. Всегда помогали.
  Старик-ключник все шаркал по коридору, проверяя и перепроверяя кельи. Даже подергал дверь в комнату паладина на всякий случай, но в конце концов все опять стихло. Камин прогорел, но угли дарили приятное тепло.
  Мысли перетекали, как кисель, вязкие струи которого переливаются из кружки в кружку у заигравшегося ребенка.
  Странно, бреши пропускали Тьму в образе ушедших рас, жаждавших лишь мести и уничтожения, но никак не...
  - Только не маши мечом, я испугалась!
  Эрия мгновенно оказался на ногах и застыл, оказавшись лицом к лицу с девушкой. Нет. Не настоящей девушкой и не Тьмой. Перед ним висел над землей самый настоящий призрак. И этот призрак, вдруг округлив глаза, закрыл прозрачное лицо прозрачными ладонями и крепко зажмурился. - Ой, я до этого не видела голых мужчин, только статуи, - доверительно сообщило привидение, так и не открыв глаз. Эрия же от удивления так и остался стоять, даже не подумав прикрыться.
  
  Глава 5
  
  
  Враги наших врагов
  
  Сомик дрожал, как осиновый лист, хотя никому бы в этом не признался и под страхом смерти. Из-под отросшей челки парнишка бросал частые взгляды на великана и каждый раз боялся, что тому станет ясно, как мальчишка испуган, ведь женщина с Тьмой между пальцев не просто угрожала Фарку, она вынесла ему приговор.
  
  Там, где Сомик родился, давно уже не видели магов, слышали о них, говорили о них, но Сильные были чем-то вроде страшной сказки, мифа, как оборотни или русалки, мифа, которым становились и старые расы, изгнанные триста лет назад.
  
  Тьма (и маги) была далеко за околицей деревни, туда не могла дотянуться мысль безграмотных рыбаков, чей мир крутился вокруг лодки, невода, погоды и улова.
  
  Есть Государь- слава Государю! Государь- маг? Значит, так надо! Государь изгнал первые расы- значит, так надо!
  
  И хоть мир серел и беднел на глазах, те, кто и так богатыми не были, смирялись с этим значительно быстрее.
  
  Но кое в чем рыбацкому поселению повезло- возле него Тьма не искала выхода, чтобы выплеснуть и в без того погрязший в жестокости мир свою порцию ненависти и злобы, может, потому, что уже очень давно, гораздо раньше Исхода, старые расы ушли от побережья Яддовитого Океана вглубь страны, а ведь когда-то давно обитали и строили великие грады на его берегах.
  
  В десяти милях от деревушки, где родился Сомик, протыкал шпилями серое небо один такой призрак прошлого. Никто уже и не помнил, как он назывался, говорили только, что строили его эльфы в стародавние времена.
  
  Огромный дворец, рассчитанный быть укрытием и домом для тысяч душ, он был словно создан природой, но той, что знает, что такое балконы и парапеты, ступени и арки, барельефы и статуи. Точно огромный каменный массив подчинился чьей-то бурной фантазии и обрел форму. И хоть море и ветер стачивали красоту, Твердыня упрямо держалась, вздымая над бушующими волнами бухты огромный выступ, на котором когда-то располагались живые сады и храмы.
  
  Потом уже странствуя с Эрией и Фарком, мальчишка встречал магов-людей, видел их дома и замки, в душе поражаясь детским воспоминаниям, когда он убегал с друзьями к Твердыне на целый день, и не отпускала его мысль, что в отличие от всего того, что было построено и даже уже заброшено людьми, град эльфов казался добрым даже после своей 'смерти'. Он не ветшал, природа забирала его обратно,  превращая в скалу. Это поразительно. А ведь эльфы тоже были магами. Только их сила была какой-то... Эрия один раз сказал это умное слово. Созидательной! А людская магия была истинной Тьмой, чистым разрушением. И пусть говорили, что первые расы хотели истребить род людской, что они были страшными магами, но их уже давно нет, а красота, созданная ими, живет.
  
  Вот и Эрия - верный сын Солнца не любил магов-людей, он говорил, что они пахнут, как отверзшаяся брешь. И он был прав, от той с пальцами в Тьме несло также, как от тех, кто проламывал грань миров - смертью.
  
  Но дело было не только в магичке, но и в здоровяке. Да, он был убийцей, разбойником, преступником, на него с опаской смотрели мужчины и со страхом женщины. И Сомик бы тоже смотрел, если бы ни одно 'но'. Когда выходец из бреши напал, и огненный меч просвистел над головой мальчишки, мир для него изменился. Эрия тогда обзавелся в глазах Сомика неким ореолом Света, может, тогда и мелькнувший Фарк был за компанию причислен к лику досточтимых, а ведь в схватку горец не лез, понимая, что все железо,  смелость и наглость мира бесполезны против Тьмы, но помогал обозникам, чем мог, оттаскивал раненых, отводил коней.
  
  А когда Эрия забрался в седло, собираясь отправиться в путь за новыми подвигами, Сомик схватился за стремя мертвой хваткой, не желая отпускать не только защитника, но и сказку, в которую эти оба для него превратились. Фарк тогда добродушно улыбнулся на мольбы мальчишки взять его с собой, а паренек обещал, что будет выполнять всю грязную работу, согласен даже бежать за лошадью и все это за кусок хлеба. Удерживать Сомика было некому, потому что глава охраны обоза, который согласился довести мальчика до столицы, растворился во Тьме, а у выживших были свои проблемы, им не было никакого дела до мальчишки. Эрия и Фарк тогда переглянулись. Здоровяк, схватив всего в слезах и соплях паренька, посадил перед собой на огромного серого коня. И паладин, и убийца, конечно, хотели от Сомика избавиться в ближайшем храме, где давали приют таким, как мальчик, и даже помогали найти заработок. Но Сомик уподобился маленькой девочке и устроил настоящую истерику. И почему-то именно Фарк над ним сжалился тогда. Мальчишка все старался делать так, чтобы паладин и Фарк не пожалели о своем решении: он чистил сапоги, стирал, готовил, закупал провизию, тщательно выбирая продукты, и даже молча сносил подзатыльники убийцы, правда, до поры до времени. Потом просыпающийся в щуплом теле мужчина стал противиться самовольству спутника паладина и выразил желание научиться держать меч, на что оба его спутника промолчали, но потом преподавать начали по очереди, один - честный бой, другой - уловки и фокусы.
  
  Фарк мало рассказывал о себе, больше о столице, о людях или о Заселье, несмотря на внешность и вредный характер, он был кладезем любопытных сказок, поверий, мыслей, а еще он уходил от темы о своем 'ремесле', да так умело, что Сомик подзабыл, кто едет рядом с ним, опускает шуточки и пытается втолковать паладину ту или иную прописную истину. Поэтому терять Фарка мальчишка никак не хотел и в силу своей доброй и чистой ещё души не верил, что Эрия бросит горца на съедение магам.
  
  К тому же Эрия оставался воином Света в глазах мальчика, он был сильнее магов, а Сильные для Сомика это тот же дракон, эльф или гном, сотканные из Тьмы.
  
  - Вернемся в Собор? - голос парнишки  звучал глухо. Он скинул на лежак тяжёлую суму и, присев на продавленный тюфяк, стал наблюдать за тем, как Фарк тщательно перебирал белье, разложенное по всей комнате на стульях, столе, лежаке и даже там, где обычно стоят свечи.
  
  - Боишься- езжай, -голос убийцы не изменился, даже не обзавелся страхом или волнением.
  
  - Мы можем ходить  вместе с Эрией и этим Орксом за брешами. Они не тронут тебя, если ты будешь рядом с паладином, тем более с двумя!
  
  - Сам придумал или кто поделился глупостью? - усмехнулся Фарк.
  
  Сомик надулся.
  
  - Да ладно тебе! Никто печалиться не будет, если мне снесут голову, даже Эрия. Или ты не знал, что большинство спутников паладинов именно так и закончили после окончания службы, если до него доживали, - Фарк, убрав одежду с лежака, улёгся на него прямо в сапогах и уже там стал их снимать, скребя ногой об ногу.
  
  Горца забавляло выражение лица Сомика, пожалуй, за его жизнь он первый раз подумал о том, что семья  -это не самое плохое.  Когда кому-то не все равно, будешь ли ты завтра кормить червей или нет, это так... необычно.Только семья семье рознь. Уж ему ли не знать!
  
  Госпожа Играда за два года не изменилась. Не постарела, не подобрела, а значит, она представляет серьезную опасность, настолько серьезную, что Фарк был уверен, что жить ему осталось все ничего. Потому что одно дело охотиться на магов и совсем другое, когда они охотятся на  тебя. Хотя было приятно видеть удивление в ее глазах, она даже не посчитала нужным его скрыть.
  
  Фарк предвидел, что рано или поздно куча недоброжелателей узнает, что он жив, хотя как цыганка  шаром для прорицания не обладал. И что говорить - два года пробегать под солнцем в его случае тоже не плохо.
  
  У госпожи Играды было одно хорошее качество, она не убивала сразу, давая жертве время помучиться, но Фарк, который должен был умереть ещё в Рукане, когда меч паладина разрубил удерживающие его веревки, уже натянутые, чтобы вывернуть ему руки из суставов, относился теперь ко многому проще, и потому просто заснул, решив что завтра наведается в собор и сообщит Эрии о том, что произошло, и отдаст ему мальчишку, что бы было кому присмотреть за Сомиком. Из-за клятвы сбежать Фарк не мог, меч паладина убьет его раньше, чем их с Эрией разделят одиннадцать миль, а значит из города ему вряд ли уйти живым. Можно попробовать потолковать с главой гильдии ночных людей, но толку в этом... Тех, кто убивали магов было мало, а тех, кто их покрывал, ещё меньше. Странно, но страха горец не испытывал, скорее сожаление. Он уснул быстро, как давно не спал, наверное, с самого детства, глубоко, без снов, но в покое с глупейшим ощущением, что все будет хорошо.
  
  ***
  
  Серебряное кольцо было единственным украшением, которое носила особа, постучавшаяся в дверь комнаты, снятой Иградой Ваоле, женщины, ради которой воспользовавшаяся условленным стуком госпожа бросила умирать целый град.
  
  Риэтт никогда не простит, даже из Тьмы душа ее придет когда-нибудь за той, что ожидала, пока отомкнется замок и откроется дверь.
  
  Но разве она могла отступить? Она так долго этого ждала... Восемь лет! И только сейчас стоявшая перед дверью знала, что у нее хватит сил на то, что она задумала. Да и судьба благоволит ей.
  
  Играду возвели в ранг представителя тайной полиции Государя за честный труд и верность год назад. Ваоле ловила преступников и воровала не так много, как все, но зато была гурманом, и если уж брала, то только временем. Накинувшая капюшон посетительница знала о ней все, может даже больше, чем сама Ваоле. Запах ее волос, любимые масла, которыми она мазала тонким пальчиком за ушами и у основания шея, ее голос, когда она простужалась, он становился низким и хрипловатым,  в такие моменты казалось, что если Играда запоет, то заткнет за пояс всех придворных менестрелей. Как она любила читать, пить сладкий фруктовый напиток, оттопырив мизинец и как... она умела убивать.
  
  Тонкие доски, из которых сколочена дверь таверны, были очень ненадежным средством для сохранения тайн, но Играду это не смущало, потому гостья прекрасно знала, что разговор ныне ведется мэром Шаледи, подобострастно и оттого крайне тихо говорившим с очень злой магичкой. Понятное дело, носиться по стране Ваоле в ее то статусе совсем не нравилось. Она хотела покоя,  приближенности к трону и власти, громких дел, которые не затронут ее, но в славе от раскрытия которых можно будет купаться, как чистом озере в поместье Ваоле Реф.
  
  Губы гостьи приоткрылись, и красивое лицо осветила улыбка. Стук каблуков отмерял время, оставшееся до того, как... карие глаза вспыхнут долгожданной радостью.  Наконец-то!
  
  Гостья откинула капюшон.
  
  Дверь распахнулась. На пороге удивленно замерла Играда.
  
  Ее сон, ее вечность. Гостье захотелось коснуться гладкой щеки, переплести пальцы, обнять... Вспомнить запах волос и мягкий голос, читавший ей сказки.
  
  Играда подобралась.
  
  - Чего...
  
  - Ничего... мама...
  
  Угловая комната, на пороге которой стояла госпожа Ваоле и за спиной которой сидел на стуле взволнованный и уставший мужчина, растворилась во Тьме, чтобы потом с оглушительным треском исчезнуть, распавшись в воздухе на тысячи щепок и кусков, мелкого крошева черепицы, обломков и того, что когда-то было людьми. Хотя так и стоявшая возле едва уцелевших частей косяка девушка не верила, что хоть кто-то из них был человеком.
  
  Мир вдруг заговорил сотней громких голосов полных страха и боли, ужаса, но это мало волновало девушку, которая спустилась вниз, не обращая внимания на то, как люди в ужасе убегают с ее пути. 
  
  Град, тонувший во мраке, который разрывали лишь несколько факелов, загудел, как растревоженный улей, послышались кричи и бряцание оружия, ржание, стоны.
  
  Но это все было чуждо девушке, чей конь нес ее, точно на крыльях по плохо освещенной главной улице к собору, где ей предстоит закончить свой век.
  
  ***
  
  Фарк сжался в комок, прикрыв голову руками. Где-то рядом испуганно верещал мальчишка. В голове стояли звон и писк, что остальные звуки удалились, растворившись  в этом трезвоне. Подул холодный ветер. Прокашлявшись и стряхнув пыль с лица, Фарк открыл глаза.  Часть крыши, как оказалось, снесло и огромные кучи соломы и куски дерева усеяли всю комнату. Хорошо, хоть огонь задуло, иначе быть  пожару.
  
  - Что за демоновщина! -  великан подскочил к лежаку Сомика, под который  мальчишка юркой ящеркой забрался.
  
  - Взрыв!
  
  - Да понял я, что не сошествие Солнца.  Живой?
  
  - Дда...
  
  Пахнуло гарью и сладким ароматом смерти.
  
  Тьма! Чертовы маги устроили бойню в борделе!
  
  Через выбитое окошко было видно часть обрушившегося здания с вывернутыми, торчавшими, как кости из туши, бревнами, удерживающими перекрытие второго этажа. Бегали и кричали люди, ржали лошади.
  
  - Собирайся! Уходим! Тут сейчас поклонников Тьмы набежиться больше чем мух на мертвяке.
  
  Вылезший из-под кровати дрожащий Сомик кинулся исполнять приказы. Сам же горец, стал расчищать подход к двери, но плюнув, кивнул:
  
  - Выйдем так.
  
  Сомик уже был готов: два узла одежды, из той, что удалось найти под завалами, плащи и котомка с провизией, которую он предусмотрительно спрятал под лежак.
  
  Перекидав вещи и подсадив мальчонку, сам Фарк легко подтянулся и вскоре оказался во дворе, где Сомик уже  стоял по колено в грязи. Хорошо, что конюшни были далеко, лошади конечно испугались, но не пострадали.
  
  Мимо пробежали солждаты, проковыляло несколько человек, кто с исцарапанным лицом и руками у кого-то сквозь рубаху проступила кровь, кто-то стонал и звал на помощь.
  
  - Эй! - крикнул Фарк пробегавшего мимо мальчишке с конюшни. - Что случилось?
  
  - Говорят, магичка из столицы приехала, шишка важная, а по ее душу приехала другая. Она убила тетку, а сама в сторону собора ускакала.
  
  - Ты знаешь, что за шишка?
  
  Мальчик замотал головой!
  
  - Не знаю, но называли на конюшне ее охранники Иградой.
  
  Мальчик, сверкая пятками побежал в сторону конюшен, откуда перекрывая всеобщий гомон, его окликнул грозный голос.
  
  - Та самая! - Сомик округлил глаза.
  
  - Пошли, найдем место потише, - Фарк подтолкнул паренька в сторону конюшен.
  
  - Собор?
  
  - Смеешься. Там сейчас будет настоящее представление.
  
  ***
  
  Жалко, что свечи погасли, хотя благодарю призраку света в комнате хватало.
  
  - Уже можно открывать?
  
  С девушкой Эрия погорячился, то была еще девчонка с носиком картошкой, огромными глазами, косой через плечо в простого покроя крестьянском платье. Лет двенадцать не больше. Правда, она была лишена всех красок, и была точно рисунок мелом на черном камне. Светящий оживший рисунок. А на самом деле порождение Тьмы!
  
  Меч почти касался призрачной фигуры. Еще чуть-чуть и кончик проткнет туман.
  
  - Ай! -девчушка будто укололась о его острие и отлетела назад. Руки опустила, но глаза не открыла.
  
  - Говорят, что паладины добрые, ты же тоже паладин! Почему же ты такой злой? -ее дрогнувший голос был полон обиды.
  
  - Странно слышать о доброте от Тьмы, - Эрия старался говорить ровно, но был поражен тем, что видел.
  
  Девчонка вздрогнула, и испуганно передернула плечами, распахнув огромные глаза.
  
  - Где Тьма? - она встревоженно заозиралась. И только когда взгляд наткнулся на нацеленный на нее меч, она удивленно похлопала ресницами.
  
  - Я не Тьма! -голос до сих пор был полон обиды, но и праведного гнева в нем тоже стало вдосталь.
  
  - Речи Досточтимых говорят о том, что призраки есть разновидность Тьмы! Они могут принимать вид тех, кто дорог, принося страдания, могут нести вести, но устами их говорит Тьма, а значит, речи их лживы.
  
  - Я много раз слышала, как жрецы поют эти тексты. Эта Речь принадлежит досточтимому Амону. Тьма искушала его видением убитой эльфами семьи.
  
  Эрия поджал губы.
  
  -Но тебя я не знаю и говорить тебе ничего не хочу, хотя бы потому, что я ничего не знаю. Ну, почти ничего! - призрак развела руками и только тут заметила, что паладин до сих пор слегка наг. - Ой! - она опять зажмурилась.
  
  - Ты осквернила службы Досточтимым и Солнцу своим присутствием! - на паладина накатил гнев. Никогда он не говорил с Тьмой напрямую. Никогда она не была столь похожа на человека и столь беспринципна, принимая образ девочки.
  
  - Да ничего я не оскверняла, и разве дом Досточтимых позволяет появляться тут Тьме, разве это не укрытие для верующих? -  возмутился призрак.
  
  - А... Эээ... Неужто служители  знают о тебе? - глаза паладина сузились.
  
  - Нет, ну то есть, да. Брат Асвей со мной часто говорит. Но он... слепой. Так что, не знаю, это считается?
  
  Эрия опустил меч. Подцепив ногой с пола еще влажные штаны и еле нацепив неприятную ткань, а одной рукой это делать неудобно, он снова поднял меч.
  
  - А разве Тьма в наготе может видеть что-то постыдное?
  
  - Тьма может и не видит, а я воспитанная! -рассердился призрак.
  
  - Можешь эм... открыть глаза.
  
  - Спасибо! - выдохнула девчушка.
  
  - Ты умерла тут? - паладин гнев на милость так и не сменил.
  
  - Я не помню,  -призрак, боязливо щурясь, открыл глаза.
  
  - А имя у тебя есть?
  
  - Не помню. Но брат Асвей зовет меня Гори. Говорит, что, когда я рядом, пахнет горицветом, медом и осенью.
  
  Эрия удивленно принюхался и отдал должное слепому жрецу, если таковой конечно есть. Но пока что сомнений в том, что перед ним Тьма, паладин не испытывал.
  
  - Ты не показываешься Братству? - он чуть отступил.
  
  - Нет,  - покачала головой призрачная фигурка, она вдруг взмыла и уселась на каминную полку. -Они не хорошие.
  
  - Это лишь подтверждает, что ты -Тьма, раз не любишь жрецов, - меч качнулся в руке воина Света.
  
  - Это говорит о том, что они плохие люди, не все конечно, но большинство, и носитель меча худший из них.
  
  - Закрой свой поганый рот, - Эрия перехватил меч двумя руками, такого он потерпеть не мог.
  
  - Но это правда! -девчушка замерла. -Он хочет тебя убить! Я сама слышала!
  
  Паладин взмахнул мечом, заставив Свет прийти в грозное оружие. Клинок вошел в призрачную плоть,  пригвоздив призрака к стене. Девушка задергалась и вдруг заплакала.
  
  - Я же... я же... Хотела помочь... Асвей говорит, помогать надо... А они ведь даже призраков не оставляют!
   Огонь разрастался и уже почти охватил весь меч, когда где-то далеко прогремел гром, очень похожий на взрыв Тьмы.
  Можно ли уйти от судьбы?
  
  Призрак распался на сотни крохотных белесых точек, но и они, едва появившись, вскоре истаяли в воздухе.
  Эрия скрипнул зубами от отвращения и встряхнул меч, будто обагрил его кровью люто ненавидимого врага и хотел избавиться от прожигавшей металл кислоты. По телу пробежал озноб. Тьма всегда была злой, чужой, бездушной. Она была обликом и силуэтом, но она была Тьмой. Понятной и простой. Но еще никогда Владычица Смерти не становилась обычной деревенской девчонкой, хлопавшей глазами, как оленёнок, и смущающейся при виде мужчины. Нет, он ни слову не поверил. Паладинов учат тому, что Тьма может разными путями искушать воинов и служителей Солнца, как и простых людей, но те, кто ближе к богу, кто отдал всего себя ему - особо лакомые кусочки.
  Паладин должен быть готов к искушению Тьмы, к ее лживым речам, но здесь, в месте, где обитают величайшие духи досточтимых, Эрия не ожидал встретить порождений Смерти, Тьма проявилась неожиданно близко, так близко и в таком облике, что воин был смущён и оказался не готов к битве.
  Плохой знак.
  
  Но это потом. Сейчас о другом! Что-то случилось в граде!
  Это может потребовать присутствия достойных и прежде всего Оркса.
  
  Надо спешить в главную залу!
  Ступни обдало холодом, тянувшим из-под двери. Келья Эрии находилась к ближе всего к входу основную часть собора, располагаясь в пристройке - жилом рукаве, и она последняя обладала камином, жрецы соседних комнат должны были терпеть лишения во имя Солнца и спасения души, стоически перенося холод. Паладинам же заповедовал бог не жалеть себя в бою, но стараться блюсти здоровье и крепость в отдыхе, они - опора жрецов.
  Угли в камине потухли, даже красноватой искорки меж черными угольками не пробегало. Комната погрузилась во мрак, и этот мрак вытеснял, как ведро воду из корыта, тепло.
  Сборы были быстрыми и вскоре Эрия спешил по тускло освещенному коридору. Вряд ли паладину показалось, что источником взрыва была Тьма: жрецы попадались в столь поздний час в большом количестве, а значит, паладин не ошибся. Видимо, Шаледи действительно в осаде Зла, раз в черте града свершилось такое. Про призрака мужчина решил пока не думать, надеясь понять, почему, слова девчонки, которым он не поверил, конечно же, никак из головы не выходили. Неужели это и есть смущение - попытка усомниться в достойном Орксе!
  У входа в собор возле огромных, изукрашенных резьбой дверей темного дерева толпились жрецы и достойный, облаченный для боя в белый гамбезон: доспехи против Тьмы бесполезны, лишь вера и умение способны уберечь воина Света от гибели, именно потому младенцев, рождённых со знаками Солнца, забирали у матерей, едва их отлучали от груди. Почти двадцать лет длилась учеба воинскому искусству и укрепление веры в Свет.
  Конечно, воинство досточтимых и бога носило тяжёлые доспехи, но лишь тогда, когда надо было отстоять Обитель и ее интересы от людей. А такое за последние столетия, что стала процветать Тьма, бывало нечасто.
  Заметив Эрию, Оркс кивнул.
  - Отпрыск, останься здесь. На твои плечи я перекладываю бремя охраны Собора, - как старший достойный, он имел право отдавать подобные распоряжения и Эрии ничего не оставалось, кроме как подчиниться и слегка поклониться.
  Защитник Шаледи, махнув рукой жрецам, направился к выходу из храма, блестящая рукоять меча, притороченного с боку, грозно переливалась, обещая смерть Тьме и ее порождениям.
  Тяжелые двери собора дрогнули, загремели металлом замков и полированным деревом запоров, в случае подобной опасности они широко открывались, чтобы дать убежище всем, кто в нем нуждался.Пламя свечей дрогнуло от хлынувшего внутрь осеннего, пропитанного влагой ветра. С хоров полилась тихая песня Поклонения и Успокоения, молодые тонкие голоса выводили знакомые слова, играя с мелодией. В каждом новом месте  она чуть отличалась, потому каждый раз Эрия слышал ее будто впервые.
  Служители храма готовились принять раненых, если таковые будут, хотя Тьма обычно не оставляет свидетелей. Но в любом случае жрецы были готовы. Они выполняли роль лекарей, многие обучались обрабатывать раны и облегчать страдания.
   Никакой суеты, каждый занимался своим делом: молодые служки счищали воск и подметали, протирали тяжелые деревянные скамьи, стоявшие ближе всего к алтарю. Кто-то носил воду в смежные помещения, где ее можно было разогреть. Мелькнул жрец с ворохом чистых выбеленных холстов.
  Постояв перед входом, Эрия прошел длинным коридором и оказался на залитой светом факелов площади перед собором. Она была пуста: нищие попрятались в тепло ближе к хозяйственным  постройкам, и на площади было лишь несколько жрецов.  
  
  Частенько отец Кот ругал отпрыска за излишнее любопытство, не приличествующее служителю Света, ибо то, что надо, Солнце и так покажет и объяснит в свое время. Но избавиться от этого было сложно. А в случае Эрии оказалось невозможно.
  Град внизу тонул во тьме, точно в плохую погоду звезды, едва различимы были факелы. Единственное освещенное место  возле самой внутренней городской стеной у тракта, по которому они сюда и прибыли с Фарком и Сомиком. Там полыхало зарево, огонь то соединялся, то распадался на отдельные искорки-звездочки.
  По широкой ленте Государевой дороги сновали, как тараканы по темной избе, люди и верховые, неслась группа всадников в сторону того самого зарева, это наверняка Оркс и жрецы, которые отправлены были на помощь и ради успокоения населения.
  Меч не сказал ему о гибели принесшего клятву. Значит, Фарк жив и Эрия надеялся, мальчишка тоже.
  Цель воина - двигаться вперёд во имя уничтожения зла, оставляя себе право лишь на краткий отдых. Нужно было отринуть все, что присуще человеку, что уж говорить о мужчине. Все ради Цели. Все время и силы, особенно душевные. Потому компаньон молодого паладина - преступник, тот, кто не нуждается жалости, тот, кто знаком с тяготами, кто должен страдать, чтобы искупить грехи. Может, так и правильно...
  А Сомик? Его бы наставник точно не одобрил, ведь мальчишка заставляет проявлять заботу, будто о младшем отпрыске, беспокоиться. А это может помешать Цели.
  Но прогнать Сомика он не мог.
  Ругал себя за это Эрия, вместо должной жесткости он становился каким-то... Как все.
  Вот почему Тьма и пришла к нему! Почувствовала слабость!
  Мимо задумавшегося воина проскакал первый искавший утешения. Путник в плаще, на черном коне, оба напоминали уставшему сознанию паладина само порождение Тьмы своим обликом.
  Путник соскочил и, пошатнувшись, едва не упал, но из всех жрецов никто не кинулся помочь.
  Наоборот, все сделали шаг назад. А проказник ветер подул с садов, закрутил плащ путника, ударился в стену собора, понесся к паладину, принося сладкий, пряный аромат Смерти.
  Эрия рванул за удаляющимся человеком.
  Маг!
  Никто не мог запретить входить в собор магам, ведь бог Солнце рад всем, а уж служителям Тьмы, если они решили разрубить порочную нитку связи со Злом, вдвойне.
  Но прощению и пониманию учат жрецов, а не паладинов. Воинам должно защищать. И обитель Света от Зла в том числе. Потому жрец - олицетворения добра, а паладин отражение силы, то, что не посмеет сделать служитель, сделает воин.
  По лезвию меча пробежали всполохи огня. Путь по коридору едва державшийся на ногах путник проделал удивительно быстро, и когда Эрия оказался за спиной мага, тот уже преодолел половину пути к алтарю, где стоял сам Епископ, оставивший отдых и молитвы ради паствы
  Силуэт закутанный в плащ, услыхав шаги за своей спиной, остановился и повернулся, из-под капюшона едва можно было разглядеть бледное лицо и бескровные губы, и два горящих глаза, замерших на паладине.
  Маг откинул полы плотного, дорожного плаща, отороченного мехом, под ним вырисовалась изящная женская фигурка. Руки в перчатках сбросили капюшон.
  Тонкие черты лица, высокие скулы, прямой нос, ноздри подрагивали, как у лани, это, пожалуй, единственное, что выдавало состояние девушки, бледность и на ее фоне черными мазками брови, плотно сжатые губы. Волосы, как положено, заплетены не были, они волной ниспадали, прячась в складках плаща и капюшона. Она была красива, даже очень.
  - Марта Ваоле! - разомкнула наконец уста маг. Хотя обращалась она, не как положено, к епископу, а к паладину. - Я пришла просить защиты и утешения, искать прощения и покаяния.
  В соборе повисло молчание.
  Девушка, оторвав взгляд от воина, тяжело вздохнула, повернувшись к епископу и замершим вокруг него служкам и жрецам.
  - Маг третьей ступени, графиня Реф просит о милости
  - Дочь моя, это благое решение, - епископ Шаледи достойный Уран протянул ей руку.
  Нечасто такое бывает. Если аристократ маг отдавал себя жрецам, все, что он имел, отходило культу Солнца.
   Девушка будто стушевалась на мгновение, бросила нерешительный взгляд на паладина, но, расправив худенькие плечи, гордо вздернула подбородок.
  - Я убила ту, что ради титула и власти погубила моих родителей. И пусть была она мне как мать, никогда не прощу я ей того что она сотворила!
  Глаза епископа блеснули.
  - Раз ты хочешь прощения, дочь моя, то сама должна научиться прощать. Но в любом случае смирение и понимание приходят с годами. Теперь у тебя будет время.
  Посох епископа зазвенел металлическим наконечником, врезавшись в каменные плиты пола.
  - Отныне ты - дочь Солнца, все твои мирские грехи и дела остались за вратами храма. Никто и ничто не посмеет забрать тебя отсюда.
  ***
  - Да что же это творится-то, добрые жители! Неужто маги совсем потеряли стыд и совесть, перестали людьми быть! - слышно было со всех концов разбуженного града.
  Весть о том, что Сильные подрались, и во Тьму канул ещё и мэр доброго Шаледи, решивший развлечься в борделе, разнеслась быстрее, чем пожар.
  Как улей, гудел град. Свет в мэровском доме горел во всех окнах. Там мелькали тени и слышались недовольные окрики.
  И кто их дернул с Сомиком направиться искать постоялый двор по этой улице?!
  Фарк потёр шею, зудевшую от напряжения, как и спина. Так и непросохшая до конца одежда, под моросящим дождем, начавшимся едва путники выехали из конюшен, опять намокла.
  Ушлый трактирщик и хозяин постоялого двора даже во всей этой кутерьме умудрился не забыть о том, что ему должны его гости. Потому половину платы за постой на выходе из конюшен собирал амбал весом, как груженая телега, с которым один на один, да без оружия, даже Фарк вряд ли бы пошел.
  Да и портить отношения смысла не имело, никто не знал, на сколько Эрия тут застрял.
  Но самое главное, не верилось горцу, что судьба, бог, Тьма или кто там ещё за каждым человеческим шагом наблюдает, дали ему ещё один шанс.
  Играда Ваоле, да вечно ей в темноте сидеть, была страшным врагом и, кажется, полстраны смогут теперь вздохнуть свободно и Фарк в их числе. Если, конечно, госпожа не успела отдать приказы кому надо.
  А если успела?
  - Ваоле-сыскарка мертва, - слышались со всех концов.
  Вот ведь народ! Все знает, кроме того, когда промолчать надо.
  - Ой ё! Теперь государевых оборотней ждать в гости! Страсть-то какая! Прошлый раз город месяц в страхе сидел!
  Эх, все канувшие во Тьму! Оборотни не дружили с паладинами... и с их компаньонами. Они могли и за так убить, что воздух их вдохнули неугодные. А если сыскарка Ваоле все же успела кого-нибудь облагодетельствовать монетой в счёт награды за  голову Фарка, то он даже до оборотней может не дожить.
  Засада!
  Фарк взрыкнул от злости.
  Если успела, то паренёк, который при нем был и день и ночь, тоже получит кинжалом под ребро. Безбожники свидетелей не оставляли, даже детей. Уж Фарку ли не знать?!
  Нет, детей он не убивал. Но законы знал. Просто ему везло...
  Пожалуй, и правда надо вернуться в собор. Пусть мальчишка там сидит. Уж переживет пару дней горец конюшни жрецов, и не в таких дырах бывал.
  - Поворачиваем к собору! - крикнул великан, дернув повод Серого.
  Сомик, вовсю клевавший носом, подчинился, кажется, и не соображая, что делает. Возбуждение от произошедшего в таверне схлынуло и мальчишка был готов заснуть в седле, единственное, что мешало, так это то, что на улице было полно народу и этот народ был настолько осоловевший да отчаянный, что конниками приходилось уворачиваться, прижимаясь порой к зданиям, чтобы не затоптать кого-нибудь и не закончить жизнь в глухом переулке с головой раскроенной гневной толпой.
  Собор так собор.
  Мальчишка бы и буркнул, что сразу предлагал, но нет же! Кто его мелкого слушает?!
  Дёрнув повод Капельки, парнишка направился следом за удаляющимся великаном, который, однако, оглядывался, чтобы не потерять спутника
  Сомик уже почти видел сон о теплом летнем вечере у костра с большим куском оленины, исходившей соком там, где треснула сухая поджаренная корочка, когда от сильного толчка вылетел из седла. Голову спасла куча соломы, возле стены одного из домов. Промокшая она хоть была не сильно мягкой, но удар смягчила все же лучше, чем каменные ступени или вывороченные местами мостовая.
  Сомика, сжавшегося на земле, принялись пинать сапогами двое мужчин. Мальчишка взвыл, пытаясь прикрыться руками. Толпа отхлынула к стенам.
  Серый Гром  убийцы ударил копытами по мостовой совсем рядом с озверевшими мужчинами и нога горца без труда отправила в полет одного из нападавших. Второй, едва завидев Фарка, кинулся прочь, подхватив сумку мальчика.
  Капелька Сомика танцевала в узком переулке, заставляя людей отступать еще дальше.
  Великан же нагнулся в седле и, схватив паренька за руку, легко приподнял щуплое тельце и посадил перед собой. В темноте не разглядеть, насколько пострадал мальчишка, но дышал он скверно.
  Горец тронул коня в сторону лошади мальчика. Капелька Грома уважала, потому при его приближении успокоилась дала забрать повод, который Фарк накинул на рог у седла.
   Все хорошо, если бы не... К нему ни подскочил ещё один нападавший, в руке блеснул в скудном свете кинжал. Заметил его Фарк в последний момент. Человек подпрыгнул и нож уже летел в бок убийцы. Времени не осталось и, чтобы защититься, пришлось, перевалившись с Сомиком в руках, рухнуть на землю с другой стороны коня. Кинжал ударился о пустое седло, нога Фарка ушла от удара в последний момент. Гром испуганно заржал и засеменил копытами, натыкаясь на Капельку. Выпутавшись из плаща, Фарк вскочил на ноги и был тут же повержен на лопатки, ударом в челюсть. Противник оказался умелым и не малого роста и силы. От него не несло сивухой. Борода не была в грязи. Не крестьянин. Сноровке и умении обращаться с оружием ему тоже можно было отдать честь. Фарку пришлось забыть о собственном кинжале у пояса, потому что двумя руками пришлось сдерживать того, кто навалился на него всей своей тяжестью, направив грозное оружие ему в шею.
  Конь горца неожиданно пришел на помощь хозяину, едва не наткнувшись на соперников во время своей "испуганной пляски".
  Ровно мгновение! Но оно стоило жизни. Даже двух!
  Отпрянув от мелькнувшего перед лицом копыта, нападавший удостоился Фарковского кинжала в шею. А Фарк получил сталь в живот, не успев удержать руки нападавшего, пока доставал свое оружие.
  Боль врезалась в тело, как стадо лошадей, сметая мысли, но ненадолго. Возбуждение от схватки оказалось сильнее.
  Чтоб тебя Тьма сгрызла, Играда! Это ведь наверняка твоя заслуга! Сомик так и лежал у стены. Гром и Капелька исчезли, убегая по переулку. Прохожие, схлынувшие с места битвы, осторожно выглядывали из-за углов, присматриваясь к Фарку, но сил встать и порадовать их новым зрелищем у горца уже не осталось. Бог Солнце не знает жалости, даже к тем, кто верно служит его воинам.
  Глава 6
  И да не зачтется им!
  
  - О, мадам Морни!
  - Драгоценный Диамон, рада вам, безмерно рада! - худощавая женщина в строгом, но изысканном платье, подчеркивающем весьма неплохую для ее возраста фигуру, сжала в своих ладонях... не сказать что руку купца, а скорее пару пальцев, ибо чтобы ухватить все пять "сосисок" длины ее тонких суховатых носителей колец не хватило бы. Но молодой гигант был рад и этому, как и мадам Морни, хозяйка угодного бо... императору и всем прочим заведения, прижавшегося к внутренней стене доброго города Шаледи.
  Диамон Курга пользовался "приятной" славой. Никак иначе ее и не назовешь. Он мог обжулить, что определенно не тянуло на славу "добрую", но обжуливал разве что на одну монету сверх цены, но всегда от него для покупателя следовал какой-нибудь мелкий, но яркий подарочек: статуэтка, бусы, коврик с вышивкой, которые ему-то доставались даром, но эти мелкие вещицы делали весьма приятно покупателю, который еще не осознал, что обеднел на лишнюю монету, но уж получил то, что на его взгляд с лихвой окупает поблескивающий императорский кругляш. А вот это уже слава "крайне хорошая". Но, как считают великие чародеи-математики, в сумме получается слава приятная, не минус, но и не плюс.
  Отец им был недоволен, мечты его о том, что единственный сын из пяти детей будет продолжателем его рода и его работы, терпели крах за крахом, ибо прибыли от Диама было ... немного. Старик, правда, был не в курсе, что монеток в мешке позвякивало бы значительно больше, если бы не любил молодой купеческий сын посещать подобные заведения, где на подарки он растрачивал гораздо больше, чем было не то, что приемлемо, а  позорно.
  Но что говорить, девочки любили крупного улыбающегося молодца, а мадам Морни... видела в нем выгоду, хотя считала дурнем, хорошо устроившимся под отцовым крылом, а боги на это глаза закрывают, между прочим, значит, ей смысла быть зрячей нет. Конечно же она, как и всякий практичный человек с добрым сердцем, видела в нем больше проблему для дел батюшки, чем помощь, но, как и всякий делец, она предпочитала этим пользоваться, нежели наставить любвеобильного толстячка на путь праведный.
  - Проходите, проходите! Все лучшее для доброго друга!
  - Ох, балуете вы меня, мадам, балуете!
  - На то мы тут и стоим! - мадам Морни улыбнулась и кивнула девчушке, что топталась у барной стойки в ожидании того, чтобы сопроводить гостя куда надо.
  Все, кто давно работал на мадам, знали, что этого клиента надо хорошо ублажить. Хорошо, но недорого. От него все равно прибудет даров, ибо когда он становился пьян, ему не важно, что выгребать из воза.
  Посетителей в этот вечер было немного. Хотя ночь еще только начиналась. Осенняя темень и морось временами переходящая в настоящий ливень, многих затормозила в пути, многих  оставила дома греться в теплом жупане и попивать отвар, от радости наготовленный матроной в платочке с голубками.
  Мадам Морни никогда бы не променяла своего удел не удел такой матроны. Она удивилась бы этому, но даже мысль сия  ее не посещала. Вряд ли она чувствовала призвание к тому, чтобы чтобы "помогать"... Но и другой жизни себе не представляла.
  Вот и сейчас, улыбнувшись вслед  купцу, она поторопилась в ту часть Дома ласки, где уже топтались в еле живых лоптях, а то и, страсть божья, в обмотанных на ноги кусках кожи, девчонки,  привезенные из деревень: сбежавшие или выгнанные семьями из-за недостатка еды, и готовые теперь служить в доме мадам Морни, сначала полотерами, посудомойками, прачками, а те кто смотрелись по перспективнее, тем доверят лишь шитье, с последующим обучением "мастерству"
  При виде хозяйки заведения, девчушки (явно по приказу Туя) кое как поклонились, хотя больше напоминали в тот момент танец медведей, которым в нос полезли пчелы.
  Хорошеньких в этот раз было много. "Урожайная" осень ... Жди опять урезание зерна.
  Девочки зашушукались, но под строгим взглядом мадам Морни разговоры быстро затихли.
  - Итак! Вам не надо объяснять, где вы оказались и что вы тут будете делать! Если вам повезет, пока можете работать - будете иметь сухую чистую кровать и кусок хлеба, если вам очень повезет, вы будете работать там, - взметнулся вверх палец госпожи, - и сможете найти того, кто будет вас содержать...
  - Или женится! - раскрыла огромные глаза самая маленькая из этого пестрого собрания девчушка.
  - На тебе вряд ли! - скривила губы мадам Морни. - Лицо плоское, глаза черные, у нас не очень любят жителей Предгорий, нос картошкой, осанки никакой!
  Глаза малышки засияли от слез, но лучше сказать правду сразу. От подобной наивности многие гибли. Каждый должен знать свое место.
  - А ведь говорят у нас... - смутилась блондиночка стоявшая рядом с мадам Морни, - что граф столичный женился на содержанке.
  Тую давно пора устроить взбучку. Не самый лучший способ повысить привоз девчонок, готовых вместо работы подглядывать за посетителями. Это не только не хорошо, но и опасно для здоровья и этих дурех, и всего этого заведения.
  - Говорят, досточтимые по этой земле ходят! - грозно нахмурилась мадам Морни. - Вам выделят общую комнату, семь дней на приведение себя в порядок и работу, которую прикажут  выполнять. Потом будет смотр.
  Трость, что сжимала в руках хозяйка, встретилась с полом острым концом, неприятно звякнув, как колокол на казни, и девочки гурьбой потянулись за служанкой, мгновенно появившейся из коридора, едва хозяйка сообщила, что закончила.
  Комната оказалась простой и на удивление чистой и... в ней было тепло и сухо. Уж о ком, а о своих работницах мадам Морни заботилась на славу - болезни, голод и холод убыточны для этого дома. Оберегали и тех, кто приносил основной доход, и тех, кто должен был прислуживать "девочкам наверху" дабы не заразить и не испачкать полов в уютных комнатах.
  Служанка распахнула дверь и, кинув в мису у двери горсть лучин, исчезла в коридоре.
  Маленькая жительница Предгорий первая сориентировалась и рванула, что заяц завидевший лису, к дальней стене, почувствовав всем своим существом, что там ближе всего к печке, стоявшего рядом здания.  Девочка благоговейно коснулась ладонью укрытого толстым грубым полотнищем тюфяка.
  - Красота-то какая! У нас в деревни на таких разве что староста спит! - воскликнула она.
  - Ну, вот и будет у тебя теперь такое прозвище, - засмеялись остальные.
  Туй принес большой бурдюк с молоком, не стесняясь разгуливать по девичьей, и мешок с хлебом - настоящими маленькими булочками, хоть и остывшими, но не черствыми и даже сохранившими непередаваемый запах пекарни.
  - Жрать и спать! Подъем завтра ранний! - гаркнул дедок, походивший на старого медведя, и захлопнул дверь. Послышался звук засова.
  ***
  Поев и напившись вдосталь молока по очереди из единственной кружки. Девочки, сняв обувь, завалились на свои лежанки. Под изголовьем обнаружились еще холсты, которыми можно было прикрыться или положить под голову.
  Вскоре послышалось тихое посапывание, мерное дыхание десяти носов, и только одиннадцатый отказывался сопеть в нужном ритме.
  Маленькой Коре не спалось. Звуки за стеной дома не давали сосредоточиться на том, чтобы удержать хитрый, пугливый сон за хвост. Будоражили. Она ведь первый раз в большом городе. Слышалось лошадиное ржание, скрежет повозок, и неуловимо музыка и пение. Рядом с домом мадам Морни располагался самый известный и богатый бордель в Шаледи. Там же была и таверна где останавливались, по словам Туя-вонючки, путники с деньгами. Говорят, там хорошо кормили.
  Маленькое окошко располагалось над самой лежанкой - источник заманчивых звуков, и девочке все больше хотелось посмотреть, что происходит там.
  Прислушавшись к дыханию новых своих "подруг" и убедившись, что даже если луна с неба упадет, никто из них  и не заметит, кора выбралась из-под одеяла и приподнялась на цыпочках.
  Ее глазам предстал большой добротный дом, омываемый сильным ливнем: с крыши лился целый водопад, темные силуэты коней на фоне освещенного здания похрапывали и приплясывали, ожидая хозяев, бросивших питомцев под этим божьим наказанием.
  - А ведь интересно, сколько же они дров расходуют? - прошептала себе под нос Кора. - Этак небось всю деревню можно ...
  Договорить малышка не успела.
   Будто гром ударил, только не в небесах, а тут где-то совсем рядом. Дом перед ее глазами раздулся, как пузырь в животе у рыбы, потом похудел, как старая бабушка Коры, и распался на невиданное количество кусков. Кора тогда удивленно себя спросила, что  чихнул дом. Но и на это вопрос не успела найти ответа, потому что обжигающей волной стену, девочку, и тюфяк под ее ногами снесло во тьму.
  ***
  - Вы, матушка, последили бы за ней! Девочка совсем, как сорнячок, растет, - старый слуга, шаркая ногами в растоптанных туфлях с длинными носами, казался иногда Играде Ваоле видевшим еще того правителя, что был до Вечного.
  Может, звенящий посудой на серебряном подносе Кадар обманывает? Может, он не просто добрый слуга, отдавший дому Ваоле свою жизнь, а маг, который знает сотни тайн этого старого замка и плетет свою жизнь за счет его обитателей.
  Тайф всегда говорила, что Играда самая правильная аристократка. Такая, какая и должна быть. Высокомерная, заносчивая, мнительная, дотошная, сноб и ханжа, когда хочется.
  Сестра во многом ошибалась, даже в том, что приписывала себе возможность видеть людей насквозь. Она вообще много чего себе приписывала: красоту например, красноречие, сексуальность, неприступность. Ха! Самая объезженная в высшем свете лошадка неприступна! Такой бы анекдот шутам и балагурам, что смешат народ на площади. Тощая задница сестрицы сиживала ни на одной кровати в их славной столицы и за ее пределами, и ни одну стену почтила своим прикосновением.
  Шлюха!
  Хотя, что греха таить, ей было из чего выбирать! Волшебный дар сестрицы заключался не в ее способности обращения с силой, которой у нее было - кот наплакал (причем, плакал - не усердствовал), а в том, что она умела запасть мужику в душу, или еще куда. Скорее еще куда! И более того, они умудрялись так подсесть на "общество" Тайф, что готовы были на невиданные жертвы, оттого, как ни забавно это звучит, графское поместье Ваоле Реф росло и процветало.
  Драгоценности и дорогущие детали гардероба, кареты, слуги, произведения искусства, лошади и породистые собаки, дорогие птицы - охотники и просто деньги. А пара особо богатых любовников подарили ей землю. Обширные заливные луга и поля с фермами, которые неплохо кормили с тех пор представителей обедневшего рода Ваоле.
  В общем, графиня Тайфиан Ваоле в супружестве Кортиз была семейной гордостью в отличие от старшей - Играды, талантливого и сильного мага, которая просто не умела раздвигать ноги перед всеми подряд, да и если б попыталась вряд ли бы имела такой же успех , как Тайф, потому что сама Тайф все приличное под себя уже загребла.
   Играде всегда было любопытно, а снизошел ли до ее сестрицы Венценосный?
  С учетом того, что все сыпалось на них как из рога изобилия, и последствий тому в виде возмущения в обществе не было, стоило задуматься над тем, что чья-то очень сильная невидимая рука в состоянии заткнуть кому-то в рты даже тогда когда слова еще не сорвались с языка.
  Даже возмущенных жен не было! А вряд ли Тайф ублажала и их.
  - За тебя хочет посвататься граф Нуорин, - Играда помнила, как сестра запрокинув голову предоставила роскошные черные волосы в власть кропотливой служанке, которая была нанята для того, чтобы следить за этой частью тела хозяйки. Сотни и тысячи раз расческа умащенная маслами, а то и какими-то магическими отварами скользила по длинным шелковистым локонам обращая их в настоящий водопад.
  Играда всегда сомневалась, что мужикам есть дело до волос, но заметив поведение кавалеров сестры на одном из приемов, ей пришлось засунуть свое мнение куда подальше. Руки готовых пускать слюни от счастья поклонников так и тянулись украдкой к ее локонам. Сестра никогда не убирала их в прическу, наоборот чуть ли ни по-крестьянски просто укладывала: крупные завитые пряди по спине и плечам. И лишь наверху все так, как принято - ни волоска не выпадало из идеально заколотых и заплетенных волос с небольшими, но яркими украшениями.
  Может, этой естественностью она их и брала, ведь как ни заплетали конюхи гривы, гарцевать на лошади мужчины предпочитали так, чтобы все лошадиное богатство блестело и сияло во всей своей расчесанной красе.
  Кобыла!
  - Это же один из твоих, - получалось так, будто Тайф предложила сестре переспать с мерзкой жабой , по сути так и было, не смотря на то что граф Ну был весьма привлекательным молодым аристократом, кому же магом, и вроде бы даже с головой... до того момента, как оказался в постели графини Ваоле-Кортиз.
  - Ну, разве я тебе предложила бы не опробованный товар, - удивилась сестра, причем совершенно искренне! - Ты ему приглянулась. Он сказал, что твои глаза похожи на изначальную Тьму. Ну чем ни признание в любви?!
  - Это отвратительно!
  - Нет! Милая, ты должна обдумать это выгодное предложение, как ни посмотри, а оно всем хорошо!
  - Кроме того, что ты с ним спала!
  - О, так это как раз и хорошо! Дорогая, мужчина должен быть состоятельным, перспективным, не прошляпить  состояние и быть опытным в постели! Иначе какой от него еще толк?!
  Слава Солнцу! Марту сестра родила от законного супруга, хоть на это ума хватило! И ее дочь пошла не в мать!
  Это было как бальзам на сердце Играды.
  Серьезная девочка, умненькая, с зачатками хорошего мага.
  - Когда мне потребуется, я найду того, кого посчитаю достойным, - старшая дочь графа отодвинула бокал с вином.
  Тайф ухмыльнулась и бросила на сестру насмешливый взгляд. Но благоразумно сменила тему и бросила вслед уходящей графине.
  - На балу будет Вечный!
  Играда остановилась и развернулась, удивленно взглянув на поднявшуюся и готовую к одеванию сестру.
  - На детском празднике?
  - Да, - Тайфиан вдруг хищно осклабилась, чем еще больше поразила сестру. - Он  не мелькает в поле зрения гостей,и об этом знают только хозяева.
  Красавица в упор посмотрела на Играду.
  - Он ищет там себе будущих жен. И, я надеюсь, Марта меня не подведет!
  ***
  Визги и крики, хрипы и стоны, все слилось в одну страшную какофонию.
  Туй, оказавшийся во дворе, где его волной магического взрыва не задело, бросился в дом мадам Морни, убедившись что с хозяйкой и самыми дорогоими девушками ничего серьезного не произошло, как и с их посетителями, старик рванулся к разнесенному амбару, куда он не так давно заселил новоприбывших. От него осталось мало что, из под досок, соломы и бревен слышались крики и стоны. Со стороны взорвавшегося дома бежали люди, кричали, размахивали факелами, те, кто мог, быстро уезжали: повскакали на лошадей даже без седел.
  Лишь одна фигура посреди кошмара замерла, стоя босыми ногами на обломках.
  Крохотная жительница Предгорий смотрела на замершего от удивления Туя, по ее лицу бежали струйки воды, делая её безжизненной бледной куклой, однако все изменилось едва она подняла глаза. Даже в ночной тьме очи  ее были подобны самой темной ночи. Хриплый голос резанул по нервам.
  - Я должна закончить дела!
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"