"Вы, профессор, воля ваша, что-то нескладное придумали!
Оно, может, и умно, но больно непонятно"
М. Булгаков
В небольшом амфитеатре Academia учёный муж, облачённый в серое одеяние, клеймил знаменитого писателя и его известный роман:
- Булгаков - подельники дьявола! - уверенно звучит его голос в тишине аудитории, несколько удивлённой изощрённостью интеллекта профессора и его основательными познаниями. Но не будем забираться, подобно 'редактору толстого художественного журнала, в дебри, в которые может забираться, не рискуя свернуть себе шею, лишь очень образованный человек'. Роман Булгакова религиозен ничуть не больше, чем 'Божественная комедия' Данте или 'Фауст' Гёте, однако никто не сомневается в их светском содержании. 'И доказательств никаких не требуется'.
- Маргарита - не Муза! Она не вдохновляет Мастера, - 'что-то на редкость фальшивое и неуверенное чувствуется' в этих словах, отвергающих суть художественного произведения. Возможно, кое-кто из зала и хотел бы возразить лектору, но высок на Руси авторитет человека в одежде православного священника. А может протодьякон одумается? Случилось же такое с отцом Олимпием, который вместо анафемы запел с кафедры многосотенной толпе: - Земной нашей радости, украшению и цвету жизни, воистину Христа соратнику и слуге, болярину Льву Толстому... Многая ле-е-е-та-а-а-а.
. Творение классиков - не блюдо, кое подносят всем для опробования, а Храм с открытыми дверями, где познаётся, то, до чего человек ранее не созрел. Как-то мудрая Верико Анджапаридзе спросила: - Кому нужна дорога, если она не приводит к храму?
- В романе просто нет положительных персонажей, - причудливый подарок писателю в год его юбилея! Но бывают чудеса, в которых, при внимательном рассмотрении, можно подметить довольно яркое проявление. Таким является, мягко говоря, нелюбовь профессора к всаднику Золотое Копьё. Интересно заметить, что подобная критика в адрес писателя была ещё при его жизни, но в точности наоборот, а именно - в 'апологии Христа'. Хотя все нападки на роман и во все времена 'оказываются недействительными', за семью печатями остаётся некая тайна, связывающая критика Латунского и нынешнего уважаемого публициста в их едином стремлении 'ударить, и крепко ударить, по Пилатчине и тому богомазу, который вздумал протащить её в печать'.
Вернёмся к героине романа. В чём вина Маргариты, которую, подобно средневековому Клоду Фролло, миссионер готов отправить на костёр? Неужели в том, что она 'красива, умна, живёт в прекрасном особняке, бывает на приёмах и её руки никогда не прикасалась к примусу'? Грешна ли женщина, которая подобно сборщику налогов, бросившему деньги на дорогу, так и она бросила цветы в канаву, чтобы без колебаний пойти за своим возлюбленным? Как всякая земная женщина, Маргарита одновременно свята в своей любви и порочна в плену своих страстей. И пусть кто посмеет этому возразить! 'Да отрежут лгуну его гнусный язык'.
Какие бы 'сюрпризы' не посылала судьба романа его автору, самым дорогим его читателем, самым близким критиком и его верным защитником останется Маргарита. И пока она с ним - пусть все латунские на свете изойдут в бессильной зависти.
P.S. Положительный персонаж в романе всё же имеется и, хотя 'штаны ему не полагаются, сказано им прилично: - История рассудит нас'.