Аннотация: АИ-рассказ, действие происходит после "Крепости"."Во как перепугал. Они все боятся Спартака, как… как чумы, - запоздало понял Красавчик, - а я-то удивить их думал. Всё, пропал."
Тимофей Алёшкин
ПЛОХОЙ РАБ
- Плохой раб, господин, - ответил управляющий, - потому и надо продать.
- Что же он, ленивый? - уточнил Помпей.
- Нет, господин, усердный.
- Может, тогда неловкий? - Помпею начал доставлять удовольствие этот разговор. Хороший римский гражданин должен быть достойным мужем. А достойный муж - это прежде всего хороший хозяин. Хороший хозяин же знает, что раб может быть плох тысячей разных способов, и умеет определить сам, подходит даже и плохой раб для хозяйства, или его и вправду лучше продать на сторону.
- Тоже нет, господин. Он, правда, бывший воин и непривычен к сельской работе, но воин был, наверное, ловкий и может делать все, что ему велят, - управляющий видел, что хозяин доволен разговором, и решил подыграть. Пусть Гней Помпей сам угадает, чем плох раб, если ему так хочется.
- Тогда, наверное, тупой? Не хочет учиться? Или делает вид, что не понимает приказов? - А кто же он, Гней Помпей Великий, как не лучший, достойнейший из римских граждан? А если так - что ж, будем хорошими хозяевами.
- Он понимает латынь, господин, и он достаточно сметлив для раба. Я показал ему, как разбирать маслины на спелые, недозрелые и испорченные, и он справился. Не у всех рабов это получается, господин.
- А может быть он не смирённый? Не подчиняется приказам, прекословит, - Великий любил ввернуть старое словечко, он же защитник старых римских традиций, отцовских обычаев, - противится надсмотрщикам? - мысли Помпея текли неспешно, важно, достойно, и разговор он вел также неторопливо.
- Он послушен приказам, господин. За полгода я приказал выпороть его только три раза. Он задирал голову, господин, но одна порка его отучила, - стоявший неподалеку раб, тот, о котором шел разговор, при этих словах так низко опустил голову, что уколол бородой грудь через тунику.
- Ну, значит, он тайный вредитель. Ломает инструменты, портит растения, калечит скот, так? - а ведь мало кто с той стороны, из популяров, смог бы так вот спокойно говорить. Какой-нибудь Катилина, или Лентул, или Опимий уже тысячу раз бы вспылил, наорал на управляющего, или забыл бы о ничтожном рабе. Им бы только про философию ученые споры разводить. Вот так и видно, кто настоящий римлянин, а кто даже о своем имуществе не может позаботиться как следует.
- Нет, господин, я не замечал за ним такого, и надсмотрщики и другие рабы такого о нем не говорили. Он даже, кажется, любит лошадей, господин. Два раза его ловили на конюшне, он пытался кормить лошадей травой, - подумает, что это я хочу избавиться от хорошего раба, понял управляющий. А что еще ему думать после такой похвалы? Нет, всё равно не буду врать, Помпей только за это меня и держит.
- Или он злонравный? Дерется с другими рабами, не дает рабам спать ночью, ссорит рабов друг с другом? - Юпитер свидетель, а раб-то ведь хороший, подумал вдруг Помпей. Что-то темнит управляющий.
- Он тихий, господин. С другими рабами говорит мало, а когда не занят, больше всего любит поспать, -
- Ну тогда он, наверное, больной или слабый? Больше хворает, чем работает, - Увидел, наверное, случайно, как мой дражайший Статилий ворует, вот и стал раб плох. Нет уж, после этого точно оставлю. А чем он там нехорош - исправим. Найдем средство, как подобает достойному мужу.
- Нет, господин, он здоров и силен, в этом продавец не обманул.
- Послушай, Статилий, но этот твой - как его кличка, кстати?
- Красавчик, господин.
- Этот твой Красавчик хороший раб, так выходит по твоим же словам. Чем же он плох, скажи наконец! - Помпею даже стало интересно, что ответит Статилий. Загадка, вот это Катилине бы понравилось, принялся бы отгадывать. А мы здесь остановимся, и к делу.
- Он уходит, господин.
- Как это уходит? Убегает?
- Нет, господин. Просто уходит, - Красавчик исподлобья осторожно взглянул на Помпея - и быстро опустил голову. Помпей как раз смотрел на раба. Красавчик на всякий случай ещё и ссутулился. Ну, ухожу, подумал он, ну и что.
Да, Красавчик просто уходил. Началось это после того, как его пригнали на усадьбу Помпея. Здесь почти не били, не издевались, позволяли спать каждую ночь, кандалы с рук сняли сразу, а с ног на третий день. А на десятый день был какой-то римский праздник, и рабам разрешили не работать! И управляющий налил каждому по кружке вина!
В тот день Красавчик ушел в первый раз. Только тогда этого никто не заметил. Рабам разрешили гулять подле казармы, мужчинам и женщинам вместе, а он как-то незаметно для себя вдруг оказался в оливковой рощице, вдалеке от дома и пристроек. Идти куда хочешь, когда рядом никого, кто мог бы что-то тебе приказать, было просто невероятно. Он словно снова ожил, в первый раз с тех пор, как стал рабом. В тот раз Красавчик вернулся на свое место до того, как его хватились. Несколько дней спустя надсмотрщик отправил Красавчика с дальнего поля в дом к управляющему передать, что сено не досохло, и спросить что делать. По восточной границе имения проходила дорога - на нее Красавчик вышел, чтобы быстрее пройти до дома. Что снова ушел он понял уже подходя к городу. Потом так получалось всегда - мгновение, когда он уходит, проходило незаметно - вот он ещё раб, а вот уже идёт куда глаза глядят. Это было, конечно, самым главным - шагать по своей воле, а не по слову хозяина, неважно, куда. Вслед за тем добавились и другие радости - улыбаться встреченным на дороге людям, приветствовать их, - и получать приветствия в ответ. Красавчика принимали за свободного - он не склонял головы и смотрел прямо в глаза, совсем не так, как сделал бы раб.
На этот раз его вернули домой встретившиеся по дороге рабы, они возвращались из города с мотыгами, заказанными управляющим. Красавчик сам к ним подошел и легко согласился пойти обратно, даже взял часть ноши. Это-то и смутило управляющего, когда он разбирал дело. В конце концов Статилий решил, что раб просто бестолков и не понял, что ему велели, так что Красавчик отделался поркой. С поручениями его на всякий случай больше не посылали и не оставляли одного. Только он все равно уходил.
Со временем Красавчику открывались все новые радости ухода. Он стал доходить до города, и в городе было лучше всего. Там был рынок, на котором можно подходить к прилавкам, пробовать выложенную еду, заговаривать с торговцами. Там были женщины, красивые, женщины, многие из них смотрели на него с интересом, даже улыбались ему в ответ на его улыбку, И много чего еще было в городе, и главное - Красавчик был свободен. Он даже шептал свое старое, настоящее имя, когда был уверен, что его никто не слышит. Но через несколько часов, иногда раньше, иногда позже, но всегда ещё до вечера, его находили. Сначала это были хозяйские рабы, потом городские стражники. Он покорно шел вместе с ними обратно в дом, молча терпел наказание и начинал готовиться к следующем разу.
Красавчику пытались помешать. Его отправляли на дальнее поле, не отпускали от дома, за ним специально следили надсмотрщики, у него отбирали одежду, на него надевали веревочные путы, потом кандалы. Тогда Красавчик ждал. Всегда приходил момент, когда рядом на поле не было других рабов, когда можно было выйти из дома, когда надсмотрщик отворачивался, когда попадалась чужая одежда, а путы и кандалы всё равно снимали, чтобы он мог работать. Постепенно Красавчик научился сам устраивать так, чтобы кто-нибудь из рабов вовремя предложил ему лишнюю одежду, надсмотрщик отвлекся, или вообще все на время забыли о нем. Вот тогда управляющему Красавчик совсем перестал нравиться. А вскоре в имение приехал хозяин - Гней Помпей.
- Уходит и шатается по городу, так-так, - задумчиво промурлыкал Помпей, когда управляющий закончил рассказ, - Ходит, пока не узнают, и сам возвращается, так. Уходит, но не убегает... Ну, значит, не беглый, и клеймо ему ставить не будем, - громко и довольно заключил он, явно придя к какому-то решению.
- Хорошо, хозяин, - послушно согласился управляющий с некоторым, однако, недоумением в голосе.
- Клеймо ставить не будем, а заклеймим, - еще более непонятно продолжил Помпей.
- Прости, хозяин, но я не понимаю.
- Все очень просто, Статилий. Он уходит потому, что в городе он не раб, пока его не узнают. А мы сделаем так, что не узнать его будет невозможно, тогда и уходить ему будет незачем. Только клеймо беглого ему ставить нельзя, потому что он хороший раб, и его нужно просто вернуть к работе, вот и всё. Скажи палачу, пусть принесет все клейма и все подходящие железки, которые у него есть, нужны вот какие буквы...
* * *
Когда протрубили смену ночной стражи, Сова уложил таблички с донесениями в мешок и отправился в Первый круг, для утреннего доклада отцу. Сопровождать сегодня взял Красавчика, он помог вчера в опросе вновь пришедших, и будет нужен еще для одного дела. Путь предстоял недолгий, Казармы знающих - разведки войска братьев - стояли во Втором круге, недалеко от южных ворот в Первый.
Сова и Красавчик шли по главной улице лагеря восставших рабов (Сова про себя давно уже называл его городом), почти никого не встречая. Караульные уже погасили факелы, хотя недавно показавшееся на востоке солнце еле светило сквозь густые облака. "Сейчас ещё дождик закапает, и будет настоящий галльский зимний день", - недовольно подумал Сова, пытаясь плотнее завернуться в плащ. Красавчик рядом вышагивал в одной тунике как ни в чем не бывало - понятно, германец, им любой холод нипочем. Сегодня он не шевелил губами, как обычно, а только иногда озабоченно тер ладонью багровые шрамы на лбу и на щеках.
В сумерках лицо его, повернутое в профиль, вдруг показалось Сове очень красивым. "Похоже, ему и кличку дали не в насмешку, а до того ещё, как изуродовали", - неожиданно понял Сова.
Они проходили мимо огромных двухэтажных казарм - сами жившие в землянках и хижинах, галлы говорили, что бывшие рабы поселились теперь во дворцах, - мимо строений поменьше, складов и хранилищ, мимо цистерн с водой и больших легионных площадок для занятий. Войско теперь делилось не на легионы, а на меньшие числом вороны, но перестраивать лагерь из-за этого не стали.
Скоро поскрипывание досок мостовой под ногами заглушил шум просыпавшегося лагеря. Во Втором круге жили братья, оставшиеся воинами, те, кто дал клятву свободы - не оставлять оружия пока Рим не будет разрушен. Они селились в казармах, каждый ворон отдельно. Женщин во Второй круг не допускали.
Прошли ворота в Первый круг - Сова показал страже свой жезл и назвал сегодняшний пароль, и скоро подошли к дому отца.
- Свобода, братья! - поприветствовал Сова телохранителей у ворот.
- Пароль Кернуннос. Командир знающих Сова к отцу с докладом. Со мной брат знающих Красавчик, - им дали провожатого и пропустили.
В комнате рядом с большим залом уже собрались у стола с развернутыми картами все участники малого совета - сам Спартак, старшие командиры - Гутруат, Критянин, Клоп, Оргеторикс, Стратон и ещё трое, которых Красавчик не знал (выходило, что маленький, наверное, Бычок, здоровый волосатый ибериец - Аякс, а третий, значит, Большой) и главный друид - Старый. У противоположного конца стола сидел Молчун - секретарь отца, со стилом и чистыми табличками наготове, перед ним стояли в ряд сразу четыре светильника. Приведший Сову с Красавчиком караульный молча отсалютовал собравшимся, обменялся взглядами с двумя телохранителями, стоявшими за плечами Спартака, и вышел.
- Свобода, отец! Свобода, братья! - прогудел Красавчик вслед за Совой, чуть запаздывая. Спартак только слегка насупился, отвечая, он уже почти привык к новому титулу. Голос отца звучал глухо, выглядел он недовольным и уставшим, борода отросла длиннее, чем помнил Красавчик, хотя, может, это в полутьме показалось.
- Начинаем, братья - Спартак первым опустился на стул, за ним уселись остальные, Красавчика Сова посадил рядом с собой., - Сегодня нужно решить про войну римлян с пиратами - раз, Ариовист прислал вестника, выслушать и дать ответ - два, про новых братьев, где размещать в лагере и чем кормить, - три, - Молчун кивал и что-то бормотал на каждый счет отца, остальные слушали молча, - Сова, у тебя важные вести, начинай.
- Плохие новости, братья. Всё идет, как мы и боялись. Две недели назад в Риме народное собрание приняло закон Габиния. Гнею Помпею дана проконсульская власть на три года. Для войны с пиратами. Власть над всеми берегами Внутреннего моря и Эвксинского моря. Двадцать легионов, пять тысяч конницы, триста или четыреста кораблей.
Дальше. Помпей уже начал рассылать приказы в города. Десять дней назад пришел приказ в Массилию готовить пятьдесят военных и тридцать транспортных кораблей с экипажами для флота республики.
Дальше. Легионы и правда набирают. Двенадцать дней назад на Марсовом поле выставили десять орлов. Обещают полуторное жалованье. Говорят, деньги республике одолжил Красс.
Про Помпея всё, - Красавчик слушал с интересом. Про Помпея он готов был слушать бесконечно. Потом Сова читал другие новости, Красавчик отвлекся и стал осторожно, исподлобья рассматривать командиров, старших братьев, как их все чаще в последнее время называли. Они тоже вроде бы не очень интересовались тем, что не про Помпея. Слушал, казалось, только отец, сосредоточенно нахмурив брови над сломанным орлиным носом. Гутруат и Оргеторикс, сидящие друг напротив друга, обменивались непонятными знаками. Клоп наклонился почти к самому столу, так что косичка свесилась с шеи и касалась крышки, и водил пальцем по лежащей перед ним карте, сопя и шевеля губами. Старый медленно раскачивался взад-вперед, закатив глаза, тени то опускались на морщинистое лицо, то сползали с него. Богов слушает, или колдует, уважительно подумал Красавчик. Критянин... а Критянин разглядывал Красавчика! Германец быстро отвел глаза. Критянин из равных, бешеных, ещё так их многие зовут, а Красавчику они не нравились, хотя у него тоже было клеймо. Ну его.
Он стал искоса смотреть на Молчуна - тот, согнув и без того сутулую спину, быстро писал, то и дело поднимая голову быстрым птичьим движением. Я бы так не изогнулся, даже если б очень старался, решил Красавчик. А светильников ему зачем столько? Видит, наверное, плохо, вон как щурится. Вдруг он услышал, что старшие уже говорят о Помпее.
- Ну хорошо, согласен, пускай эти гады сейчас наши друзья, потому что они враги Рима. Ладно, их разгоним потом, когда убьём Волчицу, согласны? Но почему им помогать-то нужно? Побьют они римлян, сколько раз уже били!
- Помпей разобьёт пиратов. Он лучший полководец Рима, - правильно, Сова, подумал Красавчик.
- Да что в нём особенного, в этом Помпее?
- А вот его раб, он расскажет.
- Да видим, у него на лбу написано, что раб, только что он расскажет? Раб Помпея, ага, да у нас в Кампании из рабов Красса был целый легион, так, братья? Много они рассказали?
- Подожди, Гутруат! Пусть говорит, - Красавчик поднял взгляд и встретился глазами с отцом, - Расскажи нам о Помпее, брат, - сказал ему Спартак.
И Красавчик рассказал. Он рассказывал, кто отец Помпея, как его убили, как юный Помпей поклялся отомстить за него марианцам, как один собрал войско, очистил с ним половину Италии от врагов и привёл к Сулле, как победил на Сицилии и в Африке, и казнил всех убийц отца, как разбил Брута в Италии, как подчинил приморских галлов, как за пять лет разгромил грозного Сертория и усмирил всю восставшую Испанию. Сова предупредил его, чтобы говорил покороче, поэтому он не рассказал и десятой части того, что знал.
- Да-а, - протянул Клоп, когда Красавчик закончил. Отец и остальные старшие молчали, - Ну а слабости-то у него есть? А то у тебя прямо выходит, что он полубог какой-то. Как Геркулес прямо. Или Сципион, который Ганнибала победил.
- Слабости? - так Красавчик о Помпее никогда не думал, - А какие слабости?
- Ну пороки, изъяны, когда не хватает человеку чего-нибудь, или наоборот, через край, - Клоп говорил тихо, очень спокойно, - Ну вот Красс, его мы все теперь знаем, он вроде и хороший полководец, но неосторожный. И жадный. А Помпей? Нам же воевать с ним, наверное, надо знать, как его победить можно.
- Помпей очень осторожный, - твёрдо ответил Красавчик, - Не жадный, это точно, он не очень богатый вообще-то, хотя мог бы, наверное, быть богаче. Не хватает? Помпею всего хватает, он, достойный муж, так римляне говорят. А через край? Ну, наверное, почести он любит, вот что. Сулла даже, говорят, в насмешку его Великим назвал, а он и не заметил. И ещё, когда он из Испании вернулся, очень триумф хотел, они даже с Крассом из-за этого поссорились. И когда в усадьбу приезжал, его хвалит управляющий, а он надувается так, и видно, что доволен.
- Понятно, - коротко сказал Клоп.
- Ещё есть вопросы? - Сова оглядел всех, - Спасибо, Красавчик, иди. Подожди меня с другими братьями помощниками.
* * *
- Что у тебя, Сова? - спросил Спартак, когда секретарь вслед за командирами вышел за дверь.
- Красавчик, был со мной. Бывший раб Помпея.
- Это ему сам Помпей, что ли, клеймо поставил? - догадался Спартак, - Давай, говори, не тяни, - Сова молча глядел на Спартака, - Ладно, обещаю выслушать до конца и сразу не отказывать, клянусь Гераклом.
- Он ненавидит Помпея. Только о нём и думает. Ещё думает, что тот его заколдовал, когда заклеймил. Говорит, Помпей забрал его имя. Очень злой. Не знает, что ему делать.
- Хорошо, ну а нам что с этим делать?
- Использовать, - Сова заговорил о своей главной страсти и, как всегда в эти моменты, даже речь его сделалась плавной и спокойной. Руки Спартака под столом сжались в кулаки, - Подсказать ему. Он германец и верит в здешних богов. Кто-нибудь из наших друидов расскажет ему, что колдовство можно снять только, скажем, кровью Помпея, или там рукой мертвого Помпея. Он найдет Помпея, тут мы поможем, и убьет его. А мы решили, что Помпея нужно убить любой ценой.
- Ха, а все, кого мы уже послали за головой Помпея, и ещё пошлём, и пять воронов, которые идут в Иллирию, не убьют, что ли? Чего в нем особенного?
- Он наполовину сумасшедший, Спартак, - Сова говорил мягко, спокойно, обращался по имени, а не "отец", но Спартак от этого только сильнее ярился, - такие бывают очень опасны, с нормальным и не сравнить. Нам нужно только подтолкнуть его куда надо, до конца свести с ума так, чтобы он думал только как убить Помпея. Тогда его ничто не остановит.
- Хорошо, согласен. Своди с ума. Предавай! Продавай! Посылай ещё братьев на смерть! Пытай! Вешай на крестах! - Спартак осекся и резко сел, подавшиеся было вперед телохранители мягко скользнули на места. Выдохнул. Разжал кулаки и положил руки ладонями на стол. Заговорил ровно, - Прости. Ты прав, конечно. Разрешаю тебе делать с Красавчиком что нужно. Я скажу Старому, - Сова молча кивнул и поднялся.
- Сова, подожди. Скажи, почему ты каждый раз приходишь ко мне с этими подлостями? Да, я тебе приказал не посылать братьев на смерть без моего разрешения, но ты же можешь тысячу раз сделать так, чтобы я ничего не узнал. Да если и узнаю, этим тебя не испугать, ты же римлян ненавидишь так, что на крест пойдешь, лишь бы побольше их убить. Я же тебе то запрещаю, то чуть не убить тебя бросаюсь... зачем?
- Я могу умереть. Тогда посылать братьев туда, куда посылаю их я, станет некому. Кроме тебя. Братья всегда будут беспрекословно подчиняться только тебе. Я учу тебя использовать это. Ты должен научиться жертвовать братьями, хоть открыто, хоть вслепую. Ты должен привыкнуть легко посылать на смерть любого. Ты должен никого не жалеть ради победы над Римом. Иначе мы проиграем, Спартак. Рим нас не пожалеет.
- Нет, Сова, это римляне-хозяева могут послать раба на смерть обманом или насильно, как меня отправили на арену. Братья идут к нам, потому что здесь они сами могут распоряжаться своими жизнями. И я, Сова, думаю, что когда я буду обманом посылать на смерть любого из наших, чтобы умерло побольше римлян, вот тогда мы и проиграем, потому что станем ничем не лучше их.
Сова отсалютовал и вышел. Спартак набычился и мрачно поглядел на закрывшуюся дверь.
- Может, мы уже проиграли, - неслышно, одними губами закончил он.
* * *
Шторм кончился. Ветер ослабел, небо очистилось и поголубело. Только море оставалось тёмно-фиолетовым, с белыми пятнышками пены, - волнение никак не утихало.
Нос пентеры глубоко прорезал поперечную волну, так что ее гребень с плеском разбился о борт, и всех стоявших на передней площадке корабля обдало фонтаном брызг. Люди задвигались, подались назад, недовольно ворча и стряхивая пену с одежды. Только двое продолжали спорить, не сдвинувшись с места. Один из них, невысокий, в военном сагуме, с мечом на поясе, явно увлекся и не замечал, что творится вокруг. Другой, в длинном красном плаще, был так преисполнен достоинства и важности, что брызги, казалось, держатся от него на почтительном отдалении и не смеют приблизиться.
- Такой выигрыш нельзя упускать, Гней! Это большая удача, посланная богами, так? - человек с мечом, Луций Афраний, легат с пропреторской властью и ближайший помощник главнокомандующего флотом республики, горячился и размахивал руками перед лицом собеседника.
- Луций, говорю тебе, они обманывают. Эти дикари не умеют говорить правду, они рождаются уже пиратами и ворами. Но хорошо, пусть они бы и говорили правду - по ошибке - и здесь есть беглые, я все равно не вижу в этом причины отступать от плана. Мой план ведь тем и хорош, что предусматривает все случайности. Пираты не стали убегать, а сами собрались здесь против нас? Отлично, значит, сначала мы помогаем Бальбу против их главных сил, потом поворачиваем на север и вылавливаем тех, кто остался, - Гней Помпей, чрезвычайный верховный командующий морскими и сухопутными силами сената и народа Рима, избранный для войны с пиратами, был в этом споре тверд как каменная стена.
- Но тогда подлецы могут сбежать, клянусь Квирином! Мы вклинились между пиратами и рабами и разделили их, так? Беглые, должно быть, шли на помощь либурнам, и теперь разбегутся, если мы разобьем варваров раньше, - палуба под ногами раскачивалась, и Афраний был вынужден все время переступать с места на место чтобы не потерять равновесия.
- Послушай, Луций, - Помпей заговорил тише, - допустим, ты прав, но объясни, зачем нам беглые? Нас послали против пиратов, за победу над ними мы получим славу и почести. Какое проклятье нас гонит помогать Крассу? Он поддержал меня перед народом, а я его в сенате, и Юпитер меня порази, если я собираюсь нарушать сделку. Это его с моей помощью выбрали воевать со Спартаком, вот и пусть воюет. Иначе мы разобьем здесь, в Адриатике отряд беглых, и никто об этом в Риме не узнает, а слава достанется Крассу, когда он победит самого Спартака в Галлии, понимаешь? Нет, пускай Красс расшибет о беглых голову, зачем ему мешать? Да и, - Помпей возвысил голос, - опасно разделять наши силы. Из-за этих обиженных богами массилийцев, которые не могут нормально охранять собственные верфи, я и так уже здесь только с половиной резервной эскадры. Действовать отдельно от Бальба против неизвестных сил врага - это слишком большой риск для нас. Нет, дождемся разведчиков и поворачиваем на юг.
Афраний явно собирался возразить, когда дозорный в вороньем гнезде на мачте закричал: - Корабль! - и через миг - "Терция" идет сюда!
Но и с палубы уже было видно, что появившийся из-за недалекого, в пяти стадиях от флагмана, мыса корабль - римский.
Одна из галер, высланных на север на разведку, возвращалась. Маленький черный кораблик перебирал веслами, как сороконожка, быстро сокращая расстояние, отделявшее его от медленно, на верхних веслах, идущей вдоль берега эскадры Помпея.
- Белый флаг! - донесся новый крик сверху. Белый флаг означал, что разведчики не встретили врага.
- Тремеллий, всем кораблям остановиться. Приготовиться к бою, - лишняя предосторожность не повредит, решил Помпей. Если разведчик захвачен, то флот пиратов может скрываться прямо за этим мысом.
Повинуясь звукам трубы с флагмана римские корабли, тянущиеся вдоль берега в трёх длинных колоннах, дружно подняли весла и вскоре замерли на месте. Сопровождающий греблю ритмичный шум на двух верхних палубах прекратился, его сменили топот ног гребцов нижних ярусов и стук выдвигаемых через люки весел.
"Терция" остановилась стадиях в трех от римских передовых. От кормы разведчика отделилась лодка и взяла направление на "Марс" - корабль Помпея.
Помпей остановил Афрания, положив тому руку на плечо - мол, после договорим, - и неторопливо зашагал на корму, свита потянулась за ним. Перед своей каютой Помпей развернулся, расставил ноги, упер руки в бока, недовольно надул щеки и стал молча ждать, пока лодка подойдет. Он хоть и был лучшим полководцем республики, неожиданностей на войне не любил и чувствовал себя спокойно только тогда, когда все шло согласно с его планами. Планы Помпея, впрочем, всегда были превосходны, и поражений он не знал.
Офицеры, ликторы и секретари растянулись в полукруг за спиной своего полководца, десять преторианцев обнажили мечи и шагнули вперед, двое встали чуть впереди императора, почти сомкнув плечи, остальные образовали ряды справа и слева, оставив неширокий проход. Помпея за последний месяц пытались убить дважды, и приближенные заставили его утроить защиту.
Что-то глухо стукнулось о борт около носа.
- Эй, на борту, принимай конец! - закричали внизу.
Из корзины, втянутой на палубу, выбрались двое - центурион и полуголый верзила с изуродованным лицом. Их тотчас подвели к Помпею.
- Здравия желаю, мой император! - вскинул руку в приветствии центурион, - Публий Асиний, старший центурион третьей когорты Шестого! Разреши доложить!
- Говори.
- На север никого на милю вдоль берега. Вот этого поймали на берегу, мой император. Говорит, он твой раб, кличка Красавчик. Говорит, перебежчик от беглых. Говорит, у него важное известие, скажет только тебе. По лицу судя, он и правда твой, и вышел к нам сам, так что пытать его сами не стали и привезли прямо к тебе.
- Хорошо, центурион, вы решили правильно. Подведите его ко мне.
Двое преторианцев взяли раба под локти связанных за спиной рук и подвели ближе к императору.
Оказавшись в пяти шагах перед Помпеем, Красавчик легко вырвался из хватки солдат и упал на колени.
- Господин Помпей, я твой раб, Красавчик! Ты помнишь меня? - Помпей прищурил глаза и подался вперед, в промежуток между телохранителями.
- Красачик... Да, я вспомнил тебя, раб, - полуобернув голову к помощникам, Помпей пояснил, - Раб из плацентинской усадьбы, ее разграбила шайка беглых в прошлом году. Помню клеймо, я сам приказал его поставить. Им там у меня неплохо жилось. Вот, видно, и решил вернуться, - Офицеры согласно закивали. Такое действительно случалось в последнее время, рабы возвращались от Спартака к хозяевам сами. Немногие, один на тысячу - верный раб в наше время редкость - но бывало, - Что ты хотел сказать мне, Красавчик?
- Господин, я пришел к тебе от беглых, они силой забрали меня с усадьбы, они увели меня с собой, мне пришлось идти, а вчера я узнал, что ты недалеко, и сразу сбежал! - Красавчик торопливо выкрикивал все, что смог придумать, чтобы привлечь внимание Помпея, а сам осторожно, как можно незаметнее для солдат подползал на коленях ближе к хозяину. Двое преторианцев держат за плечи - ерунда, расшвыряю, как котят, металось у него в голове, у левого выхвачу меч, а дальше, как дальше? Друид говорил, надо Помпея убить и свежей кровью обвести клеймо... нет, надо еще подползти.
- Господин, я был там приближенным самого Совы, самого злого из их главарей, я знаю о тайнах беглых, - Помпей недовольно скривился, завывания Красавчика явно начали ему надоедать, пора было переходить к главному. Красавчик напряг ноги, готовясь прыгнуть, и выпалил, - я пришел предупредить, Спартак здесь, господин, - вот только римляне повели себя совсем не так, как рассчитывал Красавчик.
Его схватили несколько пар рук с разных сторон, телохранители перед Помпеем сдвинули щиты и попятились, оттесняя своего императора назад, сам Помпей скривился, как будто съел горький орех, офицеры из свиты схватились за мечи.
"Во как перепугал. Они все боятся Спартака, как... как чумы, - запоздало понял Красавчик, - а я-то удивить их думал. Всё, пропал".
- Палача сюда, - бросил Помпей через плечо.
* * *
Ещё один переезд на лодке Красавчик едва заметил. Сначала он осторожно пошевеливался и напрягал по очереди мышцы, пока не убедился, что палач ничего сильно не поломал и не повредил. Потом вспоминал, что выдал римлянам. Выходило, что почти всё. То, что четыре тысячи братьев и тысяча пиратов из здешнего племени иллирийцев с десятью палубными и двадцатью легкими кораблями стоят неподалёку, римляне уже знали. Отпираться, что Спартак во главе братьев, было бессмысленно - сам заорал. И о том, что вместе со Спартаком в ущелье в полумиле от первого лагеря стоят ещё пять воронов, пять тысяч лучших бойцов Братства, тоже рассказал, хотелось показать Помпею, что он - раб преданный и полезный. Теперь, успокоившись, Красавчик уже понимал, что напрасно выдал братьев, что Помпея всё равно больше никогда в жизни не увидит, что весь его план был с самого начала безумным, да и не было толком никакого плана...
Лодка подошла к круглому купеческому кораблю. Во всём предусмотрительный, Помпей распорядился включить в каждую из эскадр римского флота кроме транспортов с продовольствием несколько пустых грузовых судов, чтобы было на чем везти пленных - новых рабов победителей.
- Лезь в корзину, - велел солдат.
Красавчика со связанными руками подняли из лодки в корзине на борт, передавая с рук на руки, как немощного. Да не прыгну я, не тряситесь, сам сюда пришёл, хотел он сказать. На палубе его бросили спиной на доски, развязали веревки и надели вместо них на руки деревянную колодку. На шее застегнули ошейник, сцепили с колодкой. Подняли на ноги. Вытянули по спине палкой.
У Красавчика в голове словно гром прогремел. Он еле удержал себя, стиснув зубы и даже глаза зажмурив от напряжения, чтобы не броситься на надсмотрщиков, на этих уродов. Отвык. Чуть не завопил, что свободный. Вот бы гады посмеялись. Спину обжёг новый удар.
- Хватит упираться. Пшёл в трюм, - равнодушно сказал надсмотрщик сиплым голосом.
Красавчика бросило в холод. Опять, понял он, мгновенно вспомнив всё - цепи, решётки, колодки, голод, плети и пытки. Нет, нет, не хочу, билось в голове. Внезапно к нему пришли полное, каменное спокойствие и ясность мыслей. Я и правда хороший раб, понял он, бредя по палубе к решетчатому люку. Я вернулся к Помпею, к его надсмотрщикам, в его ошейник, под его палки. Да я от него, выходит, и не уходил. Вотан, Донар, мои боги, я забыл вас, я забыл своё племя, свой род. Я даже себя забыл, и не заметил, что год пробыл свободным. Весь этот проклятый год я помнил только о Помпее. А Помпей уже, наверное, и забыл обо мне, он же хороший хозяин, пристроил раба к месту - и успокоился - чем-нибудь ещё достойным занимается. С палубы купца Красавчик видел "Марс", но разглядеть, что там делает Помпей, конечно, не мог.
А на флагмане у Помпея подходил к концу военный совет.
- Мой император, ты же сам говорил, с одной нашей эскадрой опасно идти против беглых. С пятью когортами мы на берегу даже двойной линии не выставим, так ведь? - Афраний умолк, и стоящие рядом трибуны и капитаны кораблей согласно наклонили головы, словно по команде.
- Ну как же вы не видите, друзья! - глаза Помпея горели, ладонь правой руки ритмично хлопала по столу с разложенной картой в такт словам, так что тонкая резная крышка прогибалась и поскрипывала, - это сама Фортуна улыбается нам, это она послала нам шторм. Спартак для беглых важнее, чем Серторий для испанцев, кто его убьёт, тот окончит войну, а сейчас боги отдали его в наши руки. Беглые не знают, что мы рядом, мы сами не ожидали, что буря отнесёт нас так далеко на север, ни один человек не ожидал! Они готовили нам ловушку, и сами в неё попадутся. Говорю вам, это наши боги послали удачу нам, республике! Сулла на нашем месте уже плыл бы на север на всех вёслах, а он умел принимать дары Фортуны, я знаю, я был с ним у Коллинских ворот. А я только говорю вам: давайте посмотрим знамения! - нет, Помпей больше про Красавчика не думал. Он уже оправился от неожиданности, и все его мысли занимал теперь только Спартак.
- В стороны, собаки! - закричал надсмотрщик в открытый люк, - Прыгай, там невысоко, - велел он Красавчику. Красавчик встал на край отверстия и спрыгнул вниз, мгновенно провалившись из света в темноту. Над головой грохнуло - опустилась решетка. Он шагнул в сторону из светлого квадрата. Постоял, привыкая к полумраку и вони. Хотел спросить, где свободное место, но его опередили.
- Тиудемир, как ты здесь? - он вздрогнул. Имя! Моё настоящее имя!
- Хиль-, Хильперик! - от волнения он с трудом выговаривал родные германские слова, - Здравствуй, друг! Я был со Спартаком, сегодня попал к Помпею.
- А я у Клеона! Слышал про такого? Вот это был пират! Эй, ребята, подвиньтесь немного, дайте нам с другом поговорить! - С Хильпериком вместе они выросли, пошли на войну в одной дружине, и в плен попали тоже вместе. Только продали их, конечно, разным хозяевам, как всегда делают римляне.
Прежде всего Хильперик описал ему, как принято у рабов, место: еда дрянь и мало, самые злые надсмотрщики - лысый и шепелявый, спать дают, на работу не гоняют, охраняют крепко, колодку заменят на кандалы дня через два, если будешь сидеть тихо, непокорных сразу за борт. Быстро они рассказали друг другу свои новости. Потом принялись вспоминать старое. Наконец, оба умолкли - для более серьёзных разговоров время ещё не пришло.
Корабль тем временем то ускорял, то замедлял ход. Часа через три остановился. Постоял неподвижно, слегка покачиваясь на волнах. Вдруг наверху заорали, затопотали, судно накренилось, стало набирать ход. Слева в борт стукнуло и заскребло о доски, - похоже, лодка пристала, шепнул Хильдерик. Тут же стукнуло опять, слева, справа, ещё слева, потом крики, треск, лязг боя заглушили остальные звуки. Корабль опять остановился.
Рабы столпились под люком, пытаясь разглядеть, что происходит на палубе. Над ними метались люди, солнце в решетчатом проёме то пропадало, заслоненное сражающимися, то вновь появлялось, освещая запрокинутые головы и слепя глаза.
Шум немного утих и сместился к корме. Решетка открылась. Вниз протянулось сразу несколько рук.
- Братья, выходите! - закричали сверху.
Красавчик выбрался на палубу одним из первых и быстро огляделся, щурясь от яркого света. Четверо братьев тут же у люка молотами и топорами разбивали кандалы пленников, он встал в очередь за Хильдериком. На корме теснились голые спины воинов Спартака - туда загнали ещё сопротивлявшихся римлян.
Слева, к югу на море было видно множество беспорядочно плывущих кораблей и лодок. Мимо их корабля, стоявшего у берега, торопливо, на всех вёслах, проходили две римские квадриремы, за ними спешили несколько лёгких судов, непонятно чьих. Справа, на середине широкой бухты горел, задирая позолоченный нос... да это же "Марс", понял Красавчик, и очень обрадовался. Что, Помпей, не удался, значит, замечательный план, не вышло Спартака поймать.
План Помпея и правда казался безупречным. Кораблей у него было намного больше, чем у Спартака - семьдесят против тридцати, даже не считая разницы в классе, а солдат - меньше, шесть тысяч легионеров, две тысячи вооруженных моряков и несколько сотен союзных иллирийцев против десяти тысяч беглых и пиратов. Спартак, оставив в засаде на суше половину войска (так сказали разведчики иллирийцев, а Красавчик - перебежчик подтвердил), явно собирался позволить Помпею разгромить свой флот, выманить легионеров на берег, и там уже ударить всей силой. Римский полководец задумал повернуть этот план против самих беглых.
Половину флота с пятью когортами легиона и своей преторианской когортой Помпей двинул вперед, прямо в бухту, где стоял вражеский флот. Тридцати больших кораблей, пентер и квадрирем, было всё равно достаточно, чтобы победить пиратскую мелочь, из тесной бухты не вырвется ни одна либурна, а дальше римляне высадятся, нападут на лагерь пиратов, на них из засады ударят отборные отряды беглых - ловушка Спартака захлопнется. А потом поверх неё захлопнется ловушка Помпея - тем временем вторая половина флота высадит остальные пять когорт на берегу, не доходя десяти стадиев до места сражения, римляне соединятся с союзниками-иллирийцами, скрытно подойдут к полю боя и по сигналу Помпея ударят в тыл беглым. А случись, у одной или другой половины войска на суше дела пойдут плохо, всегда можно отступить на корабли.
Если бы Помпея, хватающегося за весло лодки под бортом "Марса", выловили из воды и спросили, отчего его план не удался, Помпей бы ответил, что виноват Красавчик, который оказался плохим, очень плохим рабом. Он солгал своему господину, вернее, рассказал всё, кроме самого главного: у беглых были лодки, они как-то сумели не то принести с собой, не то построить на месте двести лодок!
Когда сорок римских кораблей двумя тесными рядами, с гигантом "Марсом" в центре первого ряда, вошли в бухту и развернулись против беспорядочно отходящих от берега пиратских либурн, из леса на берегу густыми рядами повалили беглые. Они несли лодки, спускали их на воду, и гребли к римским кораблям.
В открытом море лодка в бою с высокобортным многовесельным кораблём обречена на бесславную и бесполезную гибель, её скорее всего просто раздавят, или, если она сумеет подобраться поближе, экипаж расстреляют сверху. Иное дело в морской узости, где большие корабли теснятся друг к другу и неспособны маневрировать, а лодки, собравшись вместе, могут атаковать огромных противников по очереди и брать вверх числом.
Главные силы Спартака атаковали центр помпеева строя. Часть лодок сразу прошла между римскими кораблями первого ряда и связала боем следующие за ними суда второго. Остальные подходили к римским передовым и, не тратя время на маневры, сцеплялись для абордажа. С "Марсом" свалились бортами сразу две пиратские либурны. Со свободных бортов к ним подходили лодки, одна за другой, и высаживали всё новых беглых. Римляне, сотня лучших преторианцев Помпея и двести моряков, дрались отчаянно, убитые враги устилали палубу корабля, но на их место вставали новые бойцы. При отражении неожиданной атаки беглых, взобравшихся с лодок на корму, сражавшиеся опрокинули на палубу горшки с зажигательной смесью. Огромный корабль загорелся. Скоро и римлянам, и беглым пришлось спасаться от огня: люди бежали на стоящие рядом корабли и лодки и поспешно отгребали прочь, кто не успел, прыгали в воду.
Соседние римские корабли, которые могли бы подать помощь флагману, или хотя бы спасти уцелевших своих, не смогли пробиться к "Марсу" - они сами с трудом отражали отчаянно лезущих со всех сторон беглых.
Помпею телохранители не смогли пробить дорогу к лодке через огонь, и ему пришлось прыгать за борт вместе со всеми. Никто не стал вылавливать его из воды. Братья из четвёртого ворона, за лодку которых цеплялся какой-то римлянин, оглушили его веслом и, отплывая, даже не обернулись посмотреть, как тонет чрезвычайный верховный командующий силами республики.
С другой лодки достали зацепившийся за обломок реи красный плащ Помпея. Его быстро передали на одну из либурн, а там вывесили на мачте. Радостный рёв покатился, усиливаясь от центра к флангам строя братьев, от них по берегам бухты: "Помпей сдох! Победа! Спартак!" Римские корабли стали один за другим выходить из боя, разворачиваться и грести в открытое море. Уцелевшие лодки и корабли братьев гнались за ними. Во время погони они захватили несколько отставших транспортников. Так Красавчик и оказался снова свободен.
- Трах! - топор расколол пополам верхнюю доску колодки. Руки Красавчика освободились и он, торопливо растирая кисти, освободил место следующему в очереди. Опустил взгляд с моря на палубу в поисках оружия.
- Баррит! - донесся нестройный рёв с кормы. Несколько братьев упали, стена, образованная голыми спинами, рассыпалась, сквозь неё побежали римляне, десять, пятнадцать, ох, много, выдохнул Красавчик, принимая тяжелый колун у своего освободителя, тот уже тянул правой рукой из ножен меч, вот и кончилась моя свобода.
Прямо на Красавчика несся давешний сиплый надсмотрщик, неловко размахивая руками, щит в левой совсем его не прикрывал, а длинный нож в правой он и вовсе держал лезвием вниз. Хоть этого успею убить, решил германец, поворачиваясь боком. Маленькими шажками смещаясь влево, против незащищенной стороны врага, он далеко, за спину занес топор, как будто дерево рубить собирался.
Надсмотрщик, увидев Красавчика, замешкался на миг, решая, обогнуть или нападать. Красавчик легко взмахнул топором, целя в макушку, как в полено. Римлянин удивленно моргнул и закрылся рукой с ножом. Топор снес руку и вместо темени врубился ниже, прямо в лоб. В лицо Красавчику брызнула кровь, и ослепила. Вот и всё, обреченно подумал он, продирая глаза левой рукой и отскакивая к борту, неловко выставив топор в пустоту, сейчас и меня также срубят.
Он открыл глаза. Ни одного римлянина рядом не было, они все пробежали мимо и оказались далеко, уже на носу корабля. Одни прыгали за борт, другие спускались вниз, цепляясь за носовую статую, к лодкам прорывались, понял он. У мачты стоял Хильдерик, он махнул рукой, Хильдерик махнул в ответ. Братья бежали мимо него, за римлянами. "Спартак! Смерть! Помпей сдох!" - кричали они. Он ещё раз потёр лицо, медленно, ощупывая по очереди шрамы-буквы, которые складывались в слова: "РАБ ГН. ПОМПЕЯ", опустил руку и посмотрел на окровавленную ладонь. Вытер её о штаны. Повернулся и пошёл к люку, вытаскивать ещё оставшихся внизу.
- Эй, Красавчик, а ты здесь откуда? - рядом остановился Носач, знакомый брат из Третьего, - Слышал, Помпея убили?!
- Больше не Красавчик, - улыбнулся он, вытягивая наверх пленника, - Тиудемир моё имя.