- Пошел вон, сопляк! - процедила она из-под вуалетки, когда он кинулся целовать ей руку.
Маврикий не помнил, как отошел в тумане на ватных ногах в левый угол церкви, где продавали свечи.
Под носом сразу намокло, воротник сюртука вдавился в потный затылок.
Слышал ли кто-нибудь? Наверняка, вдова генерала Самохина. Она взяла его под локоть и что-то утешительное шептала.
Маврикий не смел поднять глаз, но знал внутренним безошибочным взором, как сузились глаза и побелел лоб Конкордии Ардалионовны под праздничной вуалеткой. Ровно так же, как тогда...
Когда после долгих, в несколько месяцев, печально-манящих взглядов, посреди сумасшедшей мазурки в губернском бале они оказались в каком-то дальнем кабинете с холодным камином.
Его руки суматошно и бестолково соскальзывали с ее маленьких твердых грудей и страшно дрожали.
Конкордия, целуя его в полуприкрытые мокрые глаза, уверенными пухлыми пальчиками выпростала его взрывоопасное хозяйство и понесла внутрь пространства между своих широко распахнутых толстеньких ног в белых чулках.
Маврикий вошел и незамедлительно постыдно задергался. И заплакал.
Срочность их греховного свидания не оставляла времени на объяснения. Нужно было подхватиться и возвращаться в толкотню бала. Но он заметил белые муаровые полоски на ее лбу и сузившиеся в чернеющей досаде глаза.
Позор неудавшегося гусарского счастья терзал его несколько недель и опускал все ниже и без того опущенные внешние уголки глаз вечно печального мальчика.
Сердобольная ко всему свету генеральская вдова, признанная губернским бомондом за хранительницу всяческих пикантных тайн (кстати, не шибко аккуратную хранительницу) легко выудила у Маврикия его секрет, с легкостью многоопытной интриганши очистив его для себя от шелухи скорбных драматизмов и уяснив главное. При всем своем циничиском хладнокровии вдова жалела Маврикия.
- Голубчик, Вам Костенька машет вон...
Он поднял голову. Ближе к аналою стояла жена в новой лиловой тальме. По обе стороны от нее - сыновья. Женина шляпка колыхалась то к одному сыну, то к другому, то склонялась вперед и вниз, вслед за молитвой. Младший, Костенька, отворачивался от царских врат и искал отца бойким мальчишеским взглядом. Увидав, помахал радостно.
Отстояли службу.
Дома жена, сняв шляпку, мельком, но не без озабоченности, заглянула ему в лицо:
- Опять твой геморрой? Так я и знала. Во флигеле ванночка с пижмой. Поди. До обеду покуда поспеешь посидеть.
"Какая пижма!" - думал он, двигаясь к флигелю по тропинке, словно на деревенской вышитой дорожке, обрамленной густой желтизной одуванчиков. "Удавлюсь! Там во флигеле и удавлюсь"
Посреди пропитанного плотным гераневым духом помещения стояла "ванночка" - лохань с зеленоватой водой. Маврикий Севастьяных снял портки, кальсоны. Опустил в лохань свой пятидесятилетний зад, вздрогнув съежившейся седеющей мошонкой, и с печальной созерцательностью стал рассматривать сукровичную полоску на внутреннем шве кальсон..