Если можно охарактеризовать мое отношение к нескольким дням, проведенным в пути, на ум поневоле приходит лишь одно высказывание: я возненавидела Шэрдонию. Эти поля, уносящиеся к горизонту, эти плодородные взгорья, утопающие в солнечном свете, эти уютные, купающиеся в мягком свете рощи.... Все это в такой мере напоминало мифические райские кущи, и, вместе с тем, было столь недоступно для меня, вынужденной с головой закутаться в белую непроницаемую ткань, что ярость поневоле жгла сердце. Сложно было сомневаться, что и в этом раю я окажусь совсем чужой - и все равно, осознание этого в очередной раз поселилось в сердце тяжелой гадиной, выпивающей все силы и пригибающей к земле. Душевное спокойствие, окончательно подорванное размолвкой с Императором, покинуло меня, оставив один на один со страхами.
Очевидно, не укрылось мое состояние от спутников, которые несколько раз попытались меня разговорить. Вышло неубедительно, и, поняв, что на контакт я идти не желаю, они оставили попытки, позволив мне тонуть в вязком болоте депрессии и далее, прячась от окружающего мира и постыдно жалея себя.
Уж не знаю даже, до какой грани я дошла бы в своих сомнениях и страхах, если бы мы, покинув шелестящие бескрайние поля, не приблизились к Линтерро, крупному городу, который, фактически, считался почти что удаленной частью Рами.
Изначально, судя по всему, мы не планировали навещать это поселение. Однако, глядя на мое изможденное лицо и потухшие глаза, мои спутники однозначно решили, что ночевки под открытым небом не слишком благотворно на меня влияют. Потому, Ишири с Дамилом в кои-то веки оказались солидарны в одном: мне необходимо хоть пару ночей провести на цивилизованных, оборудованных для этого постоялых дворах, пусть и с неким риском для личной безопасности.
Таким образом, на закате одного из погожих дней мы, обгоняя солнце, въехали в старинный город Линтерро, уплатив все положенные пошлины. И этот момент, воистину, стал началом громадного перелома, раздробившего мой мир и собравшего заново - ибо никак по-другому описать свой визит в Рами я не способна.
Линтерро отличался от столь знакомых и привычных для меня городов Ишшарры, как день от ночи. В нем было смешано все: люди и животные, запахи нечистот и дорогих духов, лошадиного помета и вкуснейшей выпечки. Улицы городка были непозволительно узки по любым меркам, принятым в моей родной стране, а отсутствие канализационных каналов и вовсе пугало: как в дома попадает вода, и куда деваются нечистоты? Наряды людей также вызывали оторопь: массивные, исполненные деталей, и, вместе с тем, на удивление неопрятные - как подобное вообще может сочетаться?
Я была в шоке, в ступоре, и чувство это прогнало апатию, овладевшую мной ранее. Отбросив, впервые за три дня, капюшон с лица, отметив, равнодушно и краем глаза, удовлетворенный кивок Дамила, я вдохнула смесь невозможных ароматов полной грудью. Вокруг меня сразу же взвился хор шепотков, что поневоле заставило поморщиться: хоть что-то тут неотличимо от родины. Муэти... куда бы я ни ехала, останусь ею.
Однако, как оказалось впоследствии, выводы мои были поспешными. Да, уродство мое никуда не делось; однако, отношение к нему внезапно радикально переменилось.
С удивлением и неким даже священным ужасом наблюдала я, как люди, окружающие нас, расступаются почтительно перед моим мулом, отвешивая поклоны. Все оборачивались, чтобы взглянуть на меня, однако, вместо привычного жалостливого презрения, в глазах прохожих начали отражаться совсем иные чувства. Была там и зависть, и восхищение, и любопытство... было очевидно, что в их глазах муэти не были калеками.
Теряясь в этом водовороте непривычных реакций, я чувствовала, как сердце в груди колотится все быстрее. Да, мне было известно, что среди шэрдов люди, страдающие моим недугом, почитаются, как *луноликие* и автоматически считаются аристократами. Однако, если честно, ведая об этом факте, я никогда не осознавала его до конца, ведь любой человек, даже сотню раз прочитав, что, возможно, в других странах иные традиции, не сможет до конца понять и принять это, не увидев своими глазами. Вот так же и я, с невольным интересом первооткрывателя, окунулась в мир, в котором меня считали *луноликой донной*, ребенком, на чело которого ещё при рождении положила цветок белой лилии Божья Мать, показывая тем самым свое особое расположение.
Мне приветливо и уважительно улыбались на постоялом дворе, куда мы прибыли, а мальчишка-разносчик едва не расквасил себе нос, засмотревшись на *диковинку*. Это было так...
Лежа на мягких, хорошо взбитых предупредительной служанкой перинах, я смотрела в потолок, чувствуя, что уснуть не смогу, и виной тому - этот незабываемый, переполненный противоречивыми эмоциями день. В душе моей все трепетало, и жило там лишь одно, совсем неразумное, желание...
Я боролась с ним, как могла, но, не сдержавшись, неслышно оделась и спустилась вниз.
Мне нужно было знать наверняка.
Ступени скрипели под моими шагами, когда я стремительно, боясь передумать, спускалась на первый этаж постоялого двора, в так называемую *гостевую комнату*, куда стекались скучающие, страдающие от бессонницы или жаждущие общения посетители.
Мне, нелюдимой, вечно скрывающейся в тени, много лет общавшейся только с книжными фолиантами, было точно нечего делать там.
Нечего. Но я была обязана проверить.
Замерев на пару мгновений на последней ступени, я решительно вошла в зал. Он встретил меня громкой музыкой, гомоном голосов, витающих под потолком, парой девиц, задорно выплясывающих на столе, и мельтешением снующих разносчиков. По всем признакам, этот постоялый двор был весьма популярен, притом среди публики вполне состоятельной. Я не была сильна в иерархии шэрдов и особенностях их культуры, но, судя по примерной стоимости костюмов, люди эти были, в среднем, купцами и местной знатью низшего пошиба.
Это то, что мне было нужно.
Медленно, стараясь пока что не привлекать лишнего внимания, я замерла за одной из колонн, жадно впитывая совершенно чужую мне атмосферу.
Гостевая комната занимала весь первый этаж весьма немаленького постоялого двора. На мой, избалованный утонченностью родины, вкус, внутреннее убранство комнаты было грубовато: холодный каменный пол, обычные, без малейших украшений, серые колонны, поддерживающие темный потолок, пылающие зева полукруглых каминов, грубо сколоченные столы и стулья - все это было до безобразия простым, неизящным, неуютным. Но, что-то в этом, определенно, было эдакое, привлекающее внимание и будоражащее воображение ощущением свободы.
Потому, прикрыв глаза, вдохнув воздух поглубже, я решительно шагнула в веселящуюся круговерть, чувствуя, как чужие взгляды шлейфом шелестят мне вслед и не отводя взгляда от заинтриговавших меня глаз.
Это был худощавый мужчина лет сорока, видимо, купец, с удлиненным лицом, густыми темными волосами и цепкими, серьёзными карими глазами. Он сидел в одиночестве, попивая какой-то напиток, и свысока поглядывал на подавальщиц, откровенно с ним флиртующих. От меня не укрылась почтительность, с которой к нему обращались, и аура власти, витающая вокруг него...
Видят боги, несмотря на национальные различия, этот человек был похож на Эйтана. Потому-то я, не мешкая, направилась к нему.
- Дон, Вы позволите присесть с Вами? - мой голос был ровен и мягок, и я отчетливо ощущала полные ненависти взоры, прожигающие мне спину. И, надо признать, в Ишшарре я никогда не рискнула бы подойти к понравившемуся мужчине, конкурируя с нормальными женщинами. Но, Шэрдония была другой...
- Да, луноликая донна, - ответили мне на книжном шэрдонском, чуть поклонившись, - Сочту за честь.
Я мягко улыбнулась и присела, негромко пояснив:
- Простите мне мою наглость. На самом деле, мною движет любопытство и желание увидеть быт этой страны. Из всех присутствующих, Ваша компания мне представилась наиболее интересной. Но, если я нарушаю хоть в какой-то мере Ваши планы на вечер - я уйду.
Он тихо усмехнулся.
- В мои планы на вечер входило лишь вино. Если к нему добавится общество красивой женщины, я не буду внакладе, поверьте.
Я вернула ему легкую улыбку и негромко заметила, глядя в глаза:
- Бывают в любой жизни вечера, когда вино - единственный собеседник, которого хочется видеть. Мне это известно, как никому.
Он ответил прямым, внимательным взглядом.
- Да, такие вечера случаются, но сегодня - не один из них. Признаться, я не подозвал к себе ту девушку, что сейчас разносит вино, только потому, что заметил, как пристально Вы наблюдаете за мной из-за колонны. Я надеюсь, Вы не убийца, подосланный доном Итэоро, и интерес Ваш не носит деловой характер?
Я тихонько рассмеялась.
- Ах, дон, право, я слишком заметна для убийцы, Вам не кажется?
- Самое незаметное и самое заметное равнозначны, как любые крайности. Кажется, об этом писал Ваш соотечественник?
Я улыбнулась, на сей раз - искренне:
- Верно, это эпиграф к мемуарам основателя Серых Крыс. В принципе, первые семь страниц - вот и все, что было предано из этих мемуаров огласке. Тем, что Вам доводилось это читать, я впечатлена.
Он приподнял брови:
- Надо сказать, я впечатлен тем же. Вы - пэри?
Я позволила своим губам капризную и дерзкую усмешку, которую любая моя соотечественница сочла бы верхом неприличия.
- Эта подавальщица хороша, - отозвалась ваша покорная слуга, оглядывая обсуждаемую оценивающим взглядом, - Вам стоило все же позвать её.
- А Вам стоило спать в номере наверху, донна. Всегда ли мы делаем то, что стоило бы? То-то. Пить будете?