Аннотация: Несколько забавных коротких историй из жизни профессора Погремушкина.
Все действия, события и персонажи этих записок вымышлены. Любое совпадение с реально существуеющими людьми полностью исключено.
Все действия, события и персонажи этих записок вымышлены. Любое совпадение с реально существуеющими людьми полностью исключено.
Записки о профессоре Погремушкине.
У профессора было три истинные страсти: работа, переделка уже сделанного и цитаты. Первые две страсти иногда уводили его в такие дебри, что и ему самому становилось страшно, но вот третья... цитировать профессор мог когда угодно, кому угодно и что угодно. Чаще всего его цитаты уходили корнями в классическую литературу, но это не спасало положения, поскольку ни собеседник, ни сам профессор, толком не знали, к чему вообще была произнесена та или иная цитата. Профессор понимал, что выглядит глупо, но его собеседники, как правило, были слишком хорошо воспитаны, чтобы ему это продемонстрировать. Оттого-то, наверное, он и продолжал цитировать, цитировать, цитировать...
Страсть профессора к работе была просто невероятной. В полной мере разграничить ее масштабы могли только домочадцы профессора. К примеру, в будние дни профессор с удовольствием и пристрастием собирался на работу. Проснувшись около десяти часов утра, он подобострастно приводил себя в порядок и долго, с применением под час жесточайших методов внушения, готовился к трудовому дню. По завершении всех приготовлений, замучив до полусмерти всех домашних, профессор отправлялся, наконец, на работу. Часы как раз показывали около полудня.
Если профессор, выехав на пригородную трассу, через которую лежал его путь к вожделенному месту работы, обнаруживал там автомобильную пробку, он со словами: 'Я что, идиот, стоять вместе с ними?!' возвращался назад домой и, либо уезжал на пару часов позже, либо не уезжал вовсе...
Профессор всегда считал, что он прав. Иначе просто не могло быть. Иногда это его убеждение тоже дорогого ему стоило.
Случай первый.
Для отопления дома профессором использовался газовый котел. Но по причине глубокой убежденности и не менее глубокой экономии сломанная вот уже несколько лет кнопка автоматического поджига пламени заменялась нудным розжигом котла 'вручную'. Выглядело это так: профессор, в котором было почти два метра росту, складывался в несколько раз, добираясь таким образом до пола, и, присев на корточки и изгибаясь не хуже гавайских танцовщиков, пытался для начала разглядеть в какой именно точке требуется установить зажженную спичку. После нескольких бесплодных попыток ее туда поместить по причине того, что спичка была непропорционально расстоянию короткой, профессор, как правило, брал в руки в несколько раз сложенную и скрученную в трубку газету и поджигал ее. Посредством этого хитрого приспособления ему удавалось добраться до нужного места. Далее следовало мучительное ожидание, поскольку котел был сконструирован таким образом, что одной лишь поднесенной спички было недостаточно для его розжига. В процессе этого ожидания приспособление профессора многократно гасло, зажигалось вновь, вновь гасло... Надо отметить, что при всей этой процедуре профессору было необходимо свободной от приспособления рукой держать кнопку подачи газа, иначе эта самая подача прекращалась, и приходилось начинать все с самого начала.
Однажды, наблюдая за тем, как профессор в очередной раз мучает себя, котел и газету, ему посоветовали воспользоваться специальной, длинной спичкой. Профессор покрутил спичку, которая превосходила длиной свою сестру в десять раз и была как раз предназначена для подобных розжигу котла процедур, и заявил, что не намерен пользоваться 'новомодными штучками' и предпочитает свою проверенную газету. На том его страдания возле котла продолжились... Надо отметить, что на тот момент они уже стали, как минимум, ежегодными.
Случай второй.
Профессор, как мы уже говорили, имел огромную страсть к переделыванию того, что было сделано ранее. Самым любимым в списке 'переделок' был безусловно ремонт в доме. Не успевали нанятые им рабочие отремонтировать какую-то комнату, как он давал им указание ремонтировать следующую, а потом еще одну, а потом еще... И в конечном счете, где-то через год-полтора круговорот ремонта возвращался в первую комнату, поскольку к тому моменту она уже снова требовала ремонта. Почему так происходило, спросите вы? Потому, что профессор испытывал настоящую страсть к экономии. Экономии я в его случае граничила со скупердяйством и точно была его редкой разновидностью. Например, если в магазине какой-то товар выставлялся со скидкой, профессор, не проверяя его характеристик, а иногда даже не руководствуясь реальной необходимостью в этом предмете, покупал его и с гордостью преподносил эту покупку домашним, как очередной акт бескорыстия и человеколюбия. Именно поэтому ремонта, сделанного по настоянию и под чутким руководством профессора хватало на год-полтора, иногда на два года. Потолки отваливались, обои отклеивались, плитка отходила от стен...
Профессор в очередной раз затеял ремонт в одной из ванных комнат своего дома. Домочадцы, доведенные ремонтом до исступления, были категорически против, но, увы и ах, профессора это мало волновало. Выслушав кучу разумных доводов в пользу того, что с ремонтом в ванной можно еще лет десять подождать, он многозначительно кивнул, процитировал кого-то из классиков и... сделал по-своему.
Результатом ремонта, который был заявлен по времени на две недели, а растянулся без малого на два месяца, стали: 'утепленный' пол (слой утеплителя в 5 см толщиной был залит бетоном, в результате чего уровень пола в ванной поднялся над уровнем пола остальной части дома аж на 10 см!), подвесной потолок, новая ванна ( за которую были благодарны все без исключения, поскольку ее предшественница была больше похожа на крошечную лоханку, поместиться в которую удавалось только самой маленькой из членом большего семейства, которая и так была одним из самых хрупких людей. Надо отметить, что ванна покупалась под чутким руководством и присмотром домочадцев. Она стала непременным условием, благодаря которому профессору все таки позволили без бунта лишить сан. узла нескольких человек на такой большой срок.) и личная гордость профессора - электрический полотенцесушитель. На вопрос, зачем нужно было покупать конструкцию, которую с успехом заменила бы труба, запитанная на цикл горячего водоснабжения, профессор ответить не смог. Но это было и не нужно... Не могу не добавить пару деталей: ванна была вписана в интерьер таким образом, что нижняя ее часть и все пространство под ней закрывалось выложенной их блоков невысокой стенкой, облицованной плиткой. Стояла эта прекрасная во всех смыслах конструкция прямо на плитке, которая устилала пол. Такая последовательность возведения функционального декора удивила в тот момент абсолютно всех, кто ее заметил. Добавим ко всему сказанному, что уже через пару дней по окончанию ремонта в ванной бил фонтан кипятка из горячего крана, который сорвало в месте некачественного соединения с трубой. Добраться до этого места трудами профессора было практически невозможно. Он заботливо погрузил все коммуникации в слой бетона и прикрыл плиткой. Думаю, не стоит упоминать, что переделывать пришлось половину стены...
Случай третий.
Профессор слыл неслыханной экономией в вопросах содержания дома. Если покупался им стиральный порошок, то только тот, который был самым дешевым. Жене он упорно доказывал, что только этот порошок не дает одежде 'сереть', тогда, как другие, более дорогие и известные марки стирального порошка делают вещи со временем серыми и невзрачными. Жена покорно соглашалась, но при случае, участвуя в закупках, выбирала все же то, что было ей милее, не глядя, прочем, на цену.
Точно такой же экономии профессор придерживался и в вопросах электроэнергии. Домочадцы однажды более половины зимы воевали с ним за право жить в теплом доме. Дело в том, что профессор 'шел в ногу со временем' и установил в одной из комнат терморегулятор. Тот должен был фиксировать температуру в помещении и, если она опускалась до определенного значения, включать насос, который заботливо гонял по трубам нагретую в котле жидкость. Все было бы отлично, если бы профессор не повесил прибор на высоте собственной макушки и не выставил там температуру в 18 градусов по Цельсию. К тому моменту, когда прибор срабатывал, домочадцы уже отчаянно сбивали сосульки с собственных носов. Война была не на жизнь, а на смерть. Победа была сладка. Прибор был убран, и почти полгода о нем никто не вспоминал. Пока не настала следующая зима...
Случай четвертый.
Вы ведь помните, что профессор был очень экономным. Именно поэтому каждый пролитый в доме литр воды тщательно фиксировался. И громкий скандал ожидал того, кто, не дай Праведный Боже, выльет в раковину или унитаз лишнюю чашку воды. Именно поэтому разгорелся скандал, когда профессор обнаружил, что на кухне течет хитрым образом кран. Хитрость состояла в том, что кран тек в месте стыка самого крана и подведенных к нему трубок с водой. Заметить эту оплошность было чрезвычайно сложно.
Случай пятый.
Профессор был очень экономным... Именно поэтому вдоль дорожки, ведущей к дому, им было установлено несколько фонарей. Они должны были освещать дорожку в темное время суток, а зимой этот период был более двенадцати часов. Для любого, кроме профессора, это могло бы стать жутким расточительством. Но наш герой был не таков.
К слову, именно с этими фонарями связана одна занимательная история.
Сколько нужно профессоров, чтобы вкрутить одну лампочку?
Когда профессор наладил свой 'светлый путь', больше половины домочадцев были готовы возненавидеть его лютой ненавистью. Именно тогда им в голову пришла мысль о том, что 'светлый путь' можно деморализовать без непосредственной порчи имущества. Предприимчивые домочадцы аккуратно выкрутили на пару оборотов лампочки в каждом из фонарей, даже не догадываясь, какое море удовольствия их ожидало в связи с этим.
Профессор, обнаружив, что фонари не горят, принялся по сантиметру выкапывать и проверять всю проводку, любовно закопанную им вдоль дорожки всего за пару дней до этого. Были проверены все таймеры, выключатели и прочее... Фонари были осмотрены несколько раз и с нескольких сторон. И по истечении нескольких дней кто-то из сочувствующих все же указал профессору на то, что лампы в фонарях немного выкручены. Тот, не без негодования, заявил, что он и сам это прекрасно знал, вкрутил лампы поплотнее и на том успокоился.
Думаю, не надо упоминать, сколько радости он принес тем, кто эти лампочки выкручивал. Ему даже простили его 'светлый путь' и сжились с его наличием.
Случай шестой.
Как мы уже знаем и помним, профессор... Правильно! Был экономным! Именно поэтому нечистоты из находившегося под домом резервуара тщательно сливались, но не в специально предназначенную для этого и вызванную машину, и даже не в кювет, а на до умопомрачения любимый профессором газон перед домом. Профессор считал, что таким способом он убивает двух зайцев: удобряет газон и избавляется от жидкой составляющей выгребной ямы. Не надо упоминать, что убивал он вовсе не зайцев, а своих домочадцев.
Случай седьмой.
И снова про газон. Профессор так сильно его любил, что предпочитал косить его, если это позволяло время и самочувствие, самостоятельно. Делал он это почему-то в предзакатные и закатные часы, разнося по всей округе невероятный аромат отработанного и крайне дешевого топлива, которое заливал в свою косилку.
Случай восьмой. Курица или яйцо?
Профессор звался профессором не просто так. Он в действительности занимался исследованиями. Именно для этой цели им было закуплено и заточено в клетки несколько несушек. Все бы ничего, но ему было важно, что снесенное курицей яйцо попадало в специальный кювет для этих самых яиц, т.е. курица никоим образом не должна была добраться до только что снесенного яйца. Для этого профессор заказал, чтобы пол в куриных клетках приподняли под углом в сторону кювета. Зная его характер и потому не особенно сопротивляясь, его заказ исполнили в соответствии с его требованиями. Но яйца упорно не желали катиться по решетчатому полу клеток. Профессор, видя это, заказал увеличить наклон пола, что и было исполнено. Но результат не слишком отличался от предыдущего. После еще нескольких бесплодных попыток профессору посоветовали сменить направление прутьев решетки, являющейся полом. В таком случае яйцо катилось бы между прутьями решетки, как по желобу, в кювет. Но профессор был, что называется, себе на уме. Он полностью отверг подобный вариант, как несостоятельный, и продолжил мучить кур, клетки и специалистов, которые эти клетки по его заказу переделывали.
Случай девятый.
Снова о клетках. На самом деле эта история является предшественницей предыдущей и переносит нас к тому моменту, когда клетки для кур были только заказаны. Их изготовление заняло некоторое время, и профессор в результате приехал их самолично 'дегустировать'. Войдя в производственное помещение, в котором после сборки клетки стояли вверх 'ногами', он заявил, что это халтура, что все должно было быть сделано совершенно иначе, и что платить он за это не станет. Переделать! Вот был его вердикт. Мастер не растерялся и прямо на его глазах перевернул одну из клеток в правильное положение. Профессор тут же заявил, что эта клетка сделана именно так, как он заказывал, и что нужно переделать остальные в соответствие с ней. Что и было проделано тут же. Профессор расплатился, погрузил свой заказ в машину и был таков.
Случай десятый. Рыба, мясо и любовь...
Профессор, по его собственным словам, очень любил рыбу 'с душком'. То, что я сейчас опишу, было в некотором роде форменным хулиганством, но участники и виновники этого хулиганства поступить иначе просто не могли.
Итак, однажды, когда все ждали приезда профессора и готовили ему угощение, была обнаружена утерянная за несколько дней до этого скумбрия в горчичном соусе. Банка с рыбой была забыта на подоконнике в кухне и, поскольку была плотно прикрыта крышкой, никак не выдавала своего там присутствия. Вспомнив о кулинарных пристрастиях профессора, было решено попробовать подать ему к столу эту рыбу, которую сложно было назвать съедобной. По крайней мере, никто из домочадцев попробовать ее не решился.
Итак, наш герой прибывает. Он садится за накрытый к его приезду стол, щедро украшает свою тарелку угощениями и пробует рыбу. Домочадцы, затаив дыхание, ждут, что же будет дальше, нутром чуя, что возможно лишь одно из двух...
В результате профессор сделал то, чего от него совершенно не ожидали. Он отказался от рыбы, НО... Он мотивировал свой отказ тем, что по его мнению, соус был слишком острым. Домочадцы не нашлись, как на это реагировать, так что реакция последовала намного позже и была очень бурной. Думаю, этот случай будет пересказываться в семье из уст в уста еще пару поколений, пока не забудется окончательно.
Случай одиннадцатый.
Для профессора все животные в доме делились по сабокотопринадлежности и кличкам Тузик и Мурзик. Все кошки были Мурзиками, все собаки были Тузиками, независимо от того какие клички животные носили на самом деле. Из-за этого иногда рассказы профессора о том, что было сотворено животными, вводили домочадцев в некоторый ступор и сопровождались с их стороны расспросами и внешности того или иного Тузика или Мурзика. Надо отметить, что профессор к животным относился с должным уважением и особо с ними не лютовал. Хотя мне лично была рассказана история, которая скорее грустна, чем забавна.
Однажды под проезжавшую мимо машину попала кошка, которую профессор публично любил. Публично, потому что именно на публике он проявлял к ней наибольшую симпатию. В связи с ее бесславной кончиной профессор дико сокрушался, поскольку, по его собственным словам, кошка была ему, как родная, встречала его, провожала и ждала и верила. Именно поэтому профессор заверил домочадцев, что похоронит животное сам. Он взял мешок, лопату, кошку и направился подальше от дома, чтобы предать животное земле. Каково же было удивление домочадцев, когда ими был обнаружен в укромном месте тот самый мешок. Профессор не только не зарыл кошку, но и забыл рядом с ее брошенным трупом лопату. Что ему помешало выполнить священный долг - загадка. Но будем надеяться, что причина была веской...
Случай двенадцатый.
О забывчивости профессора можно слагать легенды. Пожилой человек всегда что-то да забудет. Но профессор был таким и в самом рассвете сил. По словам его жены и тещи на входной двери его квартиры висел список непременных дел, которые нужно выполнить, уходя из дома, в котором числилось 'выключить свет, газ, воду' и 'запереть дверь на ключ'. Продолжением этого списка стали бирки на многочисленных проводах, включенных в розетки при входе в дом. Провода эти тянулись к 'светлому пути', выгребной яме, иной подсветке и многому другому. На каждом проводе имелась бирка с названием того прибора, к которому этот провод был подключен. Склероз, скажете вы? Нет, просто рассеянность. Кстати, ради нее и в ее избежание розетки были соединены между собой последовательно двумя таймерами, включавшими сначала одну часть розеток, а потом еще и часть проводов, включенных в другую часть розеток. Мудрено? Ничуть. Профессор был дико доволен своим изобретением.