Аннотация: "Если я не вернусь - считайте меня коммунистом".
Ранним утром он поднялся с кровати и начал одеваться. Сегодня самый важный день в его жизни. Прочитав утренний гимн, он умылся и прошептал:
"Как кровь воинов погибших ради будущего, так и эта вода умоет меня, наставляя на Путь". Зубы почищены. Идеально выбритое лицо. Туго стянутый короткий пучок волос. Взгляд за окно.
Красный песок уныло ползет по асфальту. Площадь Борьбы, как и всегда по утрам, многолюдна. Коленнопреклонные люди и только один стоял, возвышаясь над массами, читая гимны и воззвания. Сегодня шла речь о превозможении и Пути к Будущему. Огромный памятник, посвященный одному из Тройки, возвышался над всеми.
Склонив на мгновение голову и прошептав слова Отзыва, молодой человек, лет двадцати пяти, вышел из ванной. На кухне уже сидел отец. Надо же. Получается, действительно прилетел с дальних территорий, чтобы провести его. Как же его отпустили-то?
- Папа... - он обнял пожилого человека.
- Сын. - Улыбнулся в черные как смоль усы родитель. - Не ждал?
- Не верил что тебя отпустят по личным причинам. Спасибо, что вырвался.
- Ничего, Конрад. Все будет хорошо. Я даже приготовил завтрак. - Улыбался отец.
- Мне всегда не нравилась твоя стряпня. - Засмеялся сын, быстро накладывая себе еще теплую яичницу. - Как там на дальних территориях?
- Плохо. Как и всегда. - Лицо чуть пожилого человека резко помрачнело. - Священная война идет и конца ей нет. Предательства и кровь верных...
- Извини. Приехал домой и опять о работе. - Поднял на мгновение руки Конрад. - Еще раз спасибо что приехал.
И молодой человек накинулся на еду. Авраам Иванов кивнул и откинулся на спинку кресла, разглядывая сына. В молчании прошел завтрак. Отец молчал, а он был слишком занят едой и собственными мыслями.
Вымыв посуду, он взглянул на часы, висящие прямо над раковиной. Время.
- Пап... - Он сокрушенно развел руками. - Мне пора.
- Я знаю. За тем и приехал, Кор. - Назвал его детским прозвищем отец. - У нас с твоей мамой было три ребенка... Ты последний. На тебя вся надежда. Не посрами наш род, договорились?
Конрад замолчал. Он задумался, вспоминая сестру и старшего брата. Один погиб, когда вспыхнуло восстание еретиков. А за их семьей пришли в первую очередь. Сестра... Отличная девушка. Но когда пошла в тот Путь, которым шли все в их семье - не выдержала. И не вернулась. Плоть слаба. И, видимо, ее духа не хватило пройти тем, чем шли все в их роду от самого Начала.
- Да... - Просто кивнул в результате он, не дав подняться эмоциям.
- Ты знаешь. Хотя и все наши предки шли этим Путем. Ты... Можешь отказаться. - Каждое слово давалось отцу с трудом. - Ведь большинство людей живет и не идет им. Даже важных и влиятельных персон. И пусть это наша семейная традиция. - Авраам вздохнул. - Но ты последний в нашем роду. Последний мой ребенок, а других не будет... - Его лицо совсем потемнело, наверное, он вспомнил маму. - Поэтому... Это же добровольно. Многие вообще не хотят или не думают об этом...
- Нет, отец. Это мое и только мое решение. - Мотнул головой Конрад. - Я иду не потому что все наши предки и ты с мамой тоже. Я так хочу.
- Что ж... - Еще один тяжелый вздох папы. - Тогда иди.
- Если я... - Он подавился словами.
- Если ты не вернешься, я буду звать тебя коммунистом.
Каждое слово отца падало как пудовая гиря. Он сказал главные слова. Даже горящий в углу кухни священный огонь, поддерживаемый Авраамом вдруг вспыхнул ярким и слепящим пламенем на мгновение.
Все было сказано. Конрад глянул в небольшое кухонное зеркало и, молча обняв отца, вышел за порог, направляясь в Областной Храм.
Незаметно прошедшая дорога закончилась в тот момент, когда он переступил порог, прошептав Отзыв. Его уже ждал, видимо пришедший заранее, жрец. Тяжелые красные одеяния, перевязанные черными лентами, ниспадали на пол.
- Ты пришел в установленный срок. Ты пройдешь со мной. - Просто и тихо сказал жрец, кивнув ему в знак приветствия.
- Да, председатель Долины Маринер. - В тон ему ответил Конрад.
И снова путь в молчании. По бессчисленным затененным коридорам храма.
Наконец они зашли в молитвенный кабинет председателя. Дверь за ними закрылась.
- Конрад. Ты пришел, чтобы испросить разрешения пройти Путем?
- Я пришел требовать своего права пройти Путем. - Ответил он.
Жрец взял со своего стола личное дело. Видимо его, Конрада.
- Я не могу тебе отказать. Все что здесь написано подтверждает твои права... - Он в задумчивости положил папку на стол. - Преклони колени передо мной, чтобы я благословил тебя.
Его колени сами собой начали подгибаться. Как и всякий прихожанин служб, он знал что необходимо подчиниться. Да и слова эти были сказаны внезапно необычным тоном. В них чувствовалась потусторонняя сила, требующая исполнения всех своих повелений...
- Нет. Коммунист ни перед кем не преклоняет колен. Он идет Путем.
- Но ты еще не коммунист. - Вновь звучная и резкая сила в голосе жреца.
- Но я уже иду Путем, на который имею право. Если же нет - лишь в силах Тройки указать мою ошибку.
- Ты прав. Но должен отказаться. - Пауза. Как будто перед грозой. - Ты слаб. И твое личное дело лишь бумаги. Твоя воля не способна к этому. Ты можешь быть важным и нужным членом общества и без этого. - Голос жреца вдалбливал в его череп стальные гвозди.
- Нет. Я иду Путем и только Тройка скажет мне достоин ли я. Решимость моя также велика как и у воинов Революции.
После этих слов жрец как будто изменился, превращаясь в человека.
- Все. Я подписываю твое личное дело и через три часа ты отлетаешь на Землю, в Паломничество. И либо станешь коммунистом, либо... - Он вздохнул. - Ты выдержал все вопросы, но пойми. Не факт что вернешься. Твоя сестра их тоже выдержала. Но не смогла пройти Путь в коммунисты.
- Я знаю. - Прошептал он.
- Мы с твоим отцом друзья. Ты знаешь...
- Конечно. - Улыбнулся Конрад. - Дядя Витя, вы часто приходили к нам домой на ужин и на игру.
- Именно. Как жрец области Виттор Сидор я тебя отпустил в Путь. Ты прошел испытание Товарищами по Партии. - Он заколебался. - И я знаю, что не смогу отговорить тебя и как друг семьи. Раз ты выдержал это... Но просто помни: отец ждет тебя.
- Да, дядя Витя. - Улыбнулся Конрад и добавил. - Виттор Сидор, дадите ли вы мне последнее напутствие?
Жрец задумался. Он тоже замолчал, ожидая каких-нибудь слов. Наконец Виттор встрепенулся и, подойдя к горящему на его рабочем столе священному огню, поднял над ним руки и нараспев прочел:
- Если ты не вернешься - я буду считать тебя коммунистом.
Пламя разгорелось, облизнув руки Виттора, и опало.
- Спасибо... - Тихо сказал Конрад и вышел за дверь, направляясь к космодрому храма.
Все кто мог это сделать - сказали за него священные слова поручительства. Все остальное зависит только от его сил и крепости его духа.
***
А дальше был долгий перелет до Земли. На корабле, где начались Испытания Паломника. Корабль летел по долгой орбите, искусственно тормозя короткий перелет до двух недель. Это был корабль предназначенный только для перевозки и испытания Паломников. Их подготовки. Все эти дни кандидаты сидели в своих каютах-камерах, прикованные ржавыми цепями. Их кормили только хлебом и молоком. Никто с ними не разговаривал. Они начали проходить Путь, проводя время в медитациях и погружениях в призрачные силы. Это Испытание было символом Каторги Первых Коммунистов. Конрад прекрасно помнил священные книги наизусть, поэтому медитировал, погружаясь через спокойствие и расслабление... В ярость борьбы. Отпирая заветные дверцы своего энергетического тела, чтобы выпустить священный огонь, в котором должен переродиться будущий коммунист.
Под конец полета, он уже почти не ощущал своего тела, чувствуя легкость и понимание простого факта: он должен быть коммунистом. К тому же, пару раз его навещали Призраки. С извилистыми рогами, черно-красными телами и распространяющие запах серы и сладковатый привкус подземелья. Те, кто подчинился и служил Тройке. Кто стоял на ее страже на Других Планах. Те, кого боялись и считали исчадиями Ада неверные.
Они тоже испытали его, кидаясь на его тело, пытаясь разорвать его душу. Но она лишь вспыхнула ярче, раздув священный огонь так, что они отступили. И он слышал под конец каждого посещения: "Ты должен стать коммунистом. Иначе мы сожрем тебя...". Конрад отвечал им: "Вы служите коммунистам и не причините мне вреда". И снова шелест: "Пока еще нет... Хотя ты им станешь. Ты силен".
***
Выгрузка Паломников из корабля происходила также по установленным правилам. Космолет приземлился на специальном поле прямо в центре Священной Столицы, которую вплоть до 340 года от Революции называли Москвой. Конрада, вместе с остальными идущими Путем, отковали от стен камер-кают, но сковали их ноги тяжелыми цепями и стянули руки за спиной веревками. Каждый должен был спрыгнуть из открытого люка без трапа. Как символ Побега от Царизма. Прыгавший перед ним Паломник с противным хрустом сломал ногу, неудачно запутавшись в цепях. Но поднялся на ноги, и произнес слова:
- Я ушел с Пути рабов и встал на Путь освобождения.
После чего с трудом, но поковылял к зеву дверей приемного пункта. Конрад собрался и приземлился удачнее, всего лишь расцарапав себе правый бок и руку. Мгновенно вскочив, он произнес те же слова, направившись в открытые двери. Когда все полтора десятка Паломников собрались в приемном зале, к ним навстречу вышли четыре Жреца. Один был одет полностью в черные одежды. Таких Конрад не видел на Марсе. Они жили только в черте Священного Города на Земле. Это были Жрецы Коммунизма. Полностью закрытое и особенное общество даже внутри жречества. Они следили за верностью и распределением по справедливости среди жрецов Тройки. Однажды он слышал, что еретики... Те самые, что убили его старшего брата... Назвали их "черной инквизицией". Термин "инквизиция" он знал, будучи отличником обучения древней истории и современного космополитического положения. В проклятые времена инквизиторами называли служителей реакционного духовенства, уничтожавших тех, кто уже в древности понимал, что надо подчинить себе Призраков с других планов для борьбы с реакцией и ее клерикалистскими богами. Сейчас же Инквизицией называли руководство системы Проксимы. Одну из двух враждебных сил, которые еще не приняли Путь Коммунизма.
Такая ересь тогда привела его в ярость. А видеть как его брат, отстреливаясь из отцовского плазменного пистолета, выкрикивал священные слова Ненависти к Уклону, оберегая свою душу от ереси, падал на багровую пыль, смешивая с ней свою красную кровь... С тех пор желание пройти Путем в нем горело яростно и жестоко.
Пока он погрузился в воспоминания и размышления, к нему подошел Жрец в черных одеяниях и молча провел кончиками пальцев по его лицу, на секунду прикрыв глаза. Затем чуть кивнул и подошел к следующему ожидающему Паломнику, проводя ту же операцию. Наконец, обойдя всех, он все в том же молчании развернулся и ушел из приемного пункта, так и не проронив ни единого слова. Только Конраду запали в душу его глаза. Полностью черные, как будто состоящие из одного огромного зрачка. Жрец видел ими, как показалось молодому Паломнику, не материалистические, но исключительно идеалистические планы бытия.
Оставшиеся три Жреца кивнули вслед ушедшему, и синхронно развернулись к Паломникам. Один из них, одетый в одежды серо-стальных цветов, держащий в руке священный предмет своего культа, стальную трубку, обратился к ним глухим и басовым голосом:
- Вы прибыли в Священный Город. Да укрепит сталью вашу кровь Защитник. - Жрец прикоснулся к трубке большим пальцем и из нее потянулась струйка сладковатого дыма.
- Вы прибыли в Священный Город. Да разожжет вашу кровь Огненный. - Второй Жрец, в ярко-алых одеждах, сложил руки и над ними на мгновение показался лепесток пламени.
- Вы прибыли в Священный Город. Да направит вашу кровь Бессмертный. - Третий Жрец, в сдержанно-багровых одеждах, перевязанных черными лентами, вытянул лодочкой ладонь в сторону своего сердца.
Паломники внимали словам Жрецов каждого из Тройки. Когда они закончили приветствие, они ответили нестройным хором:
- Да пройдем мы Путем коммунистов.
Неожиданно один из претендентов резко выдохнул и упал на пол, зазвенев цепями. Все оглянулись. Это был тот самый Паломник, прыгавший перед Конрадом, единственный из всех сломал ногу.
Жрецы переглянулись и один из них, выпустив изо рта клубы дыма, махнул в сторону лежащего трубкой:
- Защитник ценит стойкость и упорство. Он же держался до последнего без колебаний. Дать шанс.
Другой, в ярко-алых одеждах, задумался и, наконец, вымолвил:
- Огненный не выносит неудач. Он не справился и не имеет права на попытку.
Третий, поправив черную ленточку, тихо сказал:
- Бессмертный говорил о разных шагах, которые ведут к успеху. Вы разошлись во мнениях, поэтому я буду решать.
Два других Жреца кивнули:
- Исповедуем принцип демократического централизма. Твой голос третий и разделит два противоположных прямым большинством.
Жрец в багрово-черном задумался и провел ладонью по чисто обритой голове, на которой не было ни единого волоска. Как и полагается служителю Бессмертного..
- Бессмертный сказал "шаг вперед, два шага назад", в своих писаниях, страница две тысячи восемьдесят, строка пять. Я трактую священную цитату в пользу данного Паломника. Он не будет отдан жертвам революции, но получит шанс. В течение четырех дней он будет лежать в камере Паломников общего типа, вновь прикованный цепями. Но будет... перевязан и получит настойку самогона. После чего будет проходить испытание дальше.
Остальные Жрецы кивнули и взял слово Жрец в алых одеждах:
- Принцип соблюден. И как писал Огненный, в гимнах и стихах, страница восемьсот пятьдесят четыре, строка десять: "Бессмертный как дедушка людям". Принимаю.
- Защитник говорил в священном тексте "О понимании принципов Бессмертного", что он является "отцом коммунистов". Паломник встал на путь коммуниста. Принимаю.
Появившиеся как будто из ниоткуда двое служек в простых одеждах, подхватили упавшего и вынесли его из приемного пункта.
Затем Жрецы обернулись к оставшимся Паломникам, в молчании слушавших речи служителей Тройки. Конрад не мог бы сказать за всех, но лично он испытал священный трепет, осознавая как спокойно, размеренно и полностью основываясь на священных текстах, которые Жрецы знали целиком наизусть, решали непростой вопрос их сотоварища.
***
Собравшись в кружок, Паломники сидели в комнате ожидания. Время от времени, к ним заходил жрец, облачённый в чёрное, и уводил одного из их круга. Конрад молча читал про себя псалмы, скрестив на груди руки. Впрочем, остальные присутствующие также не разговаривали, занимаясь подготовкой к главным испытаниям.
Наконец, спустя несколько часов после того, как жрец заходил последний раз, дверь снова открылась, впуская в освещенное лишь одной свечой помещение, немного света.
- Конрад. - Раздался тихий шелестящий голос.
Молодой человек резко вскочил и, тут же сдержавшись, степенно прошёл к выходу, слегка наклонив голову в знак уважения вызывавшего его.
Жрец скользнул по нему взглядом чёрных глаз и, развернувшись, пошёл по коридору. Конрад двинулся за ним. Идти, на удивление, пришлось недолго. Задрапированный багровыми полотнами коридор упирался в двери, покрытые барельефами, прославляющими Путь Коммунистов и их легендарную историю, начиная с самого Каина.
Провожатый слегка пошевелил ладонью и массивный засов, исполненный из осины, фигурно обшитой чернёным серебром, поднялся, скользнув в пазы на стене.
- Иди, Паломник. Тебя ждёт автомобиль. Ты прибудешь в место, где пройдёшь свои главные Испытания. Возможно, ты станешь Коммунистом... - Жрец говорил с ним, не разжимая губ.
Конрад кивнул и распахнул тяжёлые двери, увидев серое небо над Священным Городом. Перед ним была длинная извилистая лестница, спускающаяся серпантином вокруг массивного здания, где они находились. На каждой ступени были начертаны знаки, данные миру ещё Соломоном - Царём, втайне бывшим одним из первых Коммунистов.
Он ступил на лестницу, начав спуск. Порывы ветра трепали его волосы. Конрад шёл, не прикрывая глаз, начавших слезиться от жалящих объятий беснующейся вокруг атмосферы.
Внизу его ждал автомобиль, который привезёт его туда, где решится судьба Паломника. Он станет Коммунистом. Сомнений нет. Сомнения ведут к Уклону. Уклон ведёт к Ереси. Ересь ведёт к Смерти. Всё просто. Надо только помнить это, удерживать в себе, заставляя через кристально ясное знание разгораться огню священной страсти, как бы трудно ни было.
Время спуска прошло незаметно, он даже не обращал внимания на летающих вокруг него, зримых без медитации, крылатых существ, чьи тела сотканы из эфирных материй. Либо это он настолько вошёл в состояние постоянного внутреннего транса? Или в Священном Городе вера настолько велика, что Миры, служащие Коммунистам, сплетаются с живыми в одно целое?
Когда его обнажённые ступни, обжигаемые каждым шагом прикосновениями к священным знакам, коснулись серого бетона на площадке, Конрад поднял глаза, увидев ожидающий его автомобиль. Такой, как в святых текстах: покрытый чёрным лаком, с непроницаемыми свету окнами, покрытыми решётками.
Прочитав про себя укрепляющую душу молитву к "Никогда не Спящей свите Троицы", он коснулся двери и она распахнулась. Изнутри дохнуло на него из тёмного нутра запахом бензина. Он никогда раньше не чувствовал этого запаха, ведь автомобили устарели уже как три сотни лет. Но аромат был узнан мгновенно, он помнил описания.
Сев на жёсткую кожу сидения, скрипнувшую под ним, он откинулся на спинку. Дверь захлопнулась, автомобиль тронулся. Его глаза вновь медленно привыкали к темноте, впрочем, Конрад не пытался ничего разглядывать. Ничто не имело значения, кроме того, что его ждёт. Уже очень и очень скоро. Как нечеловечески трудно сдерживать страх и прочие колеблющие его решимость эмоции. Но лишь разум и концентрация - то, что поможет ему выдержать. Его плоть слаба, но воля крепка. В конце концов, он не может посрамить своих предков и разочаровать своего отца. Да и жить, если честно, очень хочется. А он сделал свой выбор. Если он хочет жить - он будет Коммунистом. Иначе - никак.
Пока Конрад, медленно и тяжело вдыхал и выдыхал воздух, делая простые, но действенные упражнения, очищающие разум, автомобиль, внезапно, остановился. Дверь распахнулась.
Он вылез наружу, оглянувшись. Вокруг было огромное помещение, освещенное лишь факелами, пылающими на далёких стенах. Прямо перед ним, будто бы проявившись из сумрачных теней, оказалась фигура жреца. Затянутая в чёрное, к чему он уже привык. Но у этого, встречающего его, даже лицо было полностью скрыто тканью, не оставляя даже прорезей для глаз. Ладони жреца, прячущиеся в складках плаща, также были затянуты в перчатки.
Конрад замер, чуть наклонив голову. Автомобиль позади него щёлкнул закрывшейся дверцей и медленно уехал куда-то вдаль, теряясь среди гигантского зала.
Жрец приподнял руку, коснувшись пальцем, перетянутым чёрным бархатом, его щеки. В голове Конрада вспыхнули образы, разрывающие болью мозг. Абстрактные видения, наполненные знаками и неизвестными ему символами, захватили сознание. Ноги подкосились, но они больше не управлялись им самим. Пока внутри него пылала мука, выжигающая сам разум, он не мог даже пошевелиться. Не в силах упасть. Его внутреннее "Я" горело в яростном пламени, запертое внутри ставшего чужим тела. Только грудь судорожно вздымалась, но и это воспринималось отстранённо. Кислород поступает к лёгким, но его это вовсе не касается.
Зрение начало исчезать. Он больше не видел ничего, кроме пылающих знаков. Никаких ощущений, лишь голый, корчащийся разум. Он умирал. Осколки памяти, осознания себя - сгорали в ярости древних символов, строчек, фраз... Стоп! Фразы? Искажающиеся остатки Конрада, его истинное "Я", никак не связанное с плотью и кровью - присмотрелись к огненным очертаниям. Ведь это слова! Если их понять, не будет ли это способ спастись?
Адская мука подхлёстывала его усилия, и он различил то, что выжигалось в его сущности:
"Ответь: готов ли ты стать Коммунистом, пройдя то, что должно?"
Конрад понял, рванувшись в пространстве без координат, к этим словам. Ему надо ответить, и так - чтобы его поняли правильно. Без глаз, языка, движений. Чистой волей сложить нечто так, чтобы...
Внутри него, того, что разрывалось на куски внутри несуществующей клетки, родился крик, проходящий через его истинное "Я" насквозь: "Да, я готов!". Воля, собранная им в представляемый кулак, выписала, пропустив усилие через сознание, по несуществующей плоскости такие же пылающие буквы. Они трепетали, размываясь, исчезая, испаряясь. Новое усилие гибнущего разума, выплеск чистого желания, приобретающее форму сакрального знания того, как удержать символы. Он забыл, виртуально плюнул на себя самого, забыв о себе. Вложив себя в то, чтобы начертать знаки. И он, соединившись с ними, вложив энергию и волю - удержал их. Они вспыхнули также ярко, как и те, другие - с вопросом.
Вспышка озарила несуществующий мир, которым был его разум. Щелчок, и Конрад вновь оказался там же, где и был. Пальцы жреца соскользнули по его подбородку, убравшись обратно в складки плаща.
Жрец развернулся, сделав призывающий жест. Пытаясь сдержать судорожное дыхание и утерев дрожащей рукой со лба выступивший пот, Конрад пошёл сквозь залу след в след. Ноги слушались поначалу плохо, но он, по наитию, усилил их также как, и слова ранее в своём внутреннем мире, куда вторгался, испытывая его, жрец. Двигаться сразу стало легко. Тем же способом, уже сознавая, что он делает, Конрад привёл в порядок всё свое тело. Плоть должна подчиняться Коммунисту.
В его разум пришла лишь одна непрошенная мысль: многие ли Паломники умирали, кормя собой нижние Миры, не выдержав запроса, который указывал этот жрец? Впрочем, он быстро прогнал праздное любопытство, укрепляя разум и тело. Подумать и поразмышлять он сможет вдоволь, после того, как Посвящение закончится.
Сколько они шли по зале, Конрад не смог бы сказать даже под пыткой. Время растянулось, сжалось и исчезло. Как будто они плыли по пространственно-временному континууму, сжавшемуся, и, внезапно, исторгнувшему Паломника перед невысоким алтарём. Его провожатый испарился в тенях.
Конрад, повинуясь как будто чей-то чужой воле, возложил руки на него и над скрывающимся во мгле алтарём вспыхнул неестественный синий огонь, поглотивший его.
Очнувшись, Паломник поднялся на колени, уперевшись ладонями в ледяной каменный пол. Он был в маленьком помещении, освещенным одним неистово чадящим факелом.
Единственным предметом обстановки был саркофаг. Из чистого толстого стекла. В нём лежала некая фигура. Конрад поднялся на ноги и, нетвёрдым шагом, подошёл к узилищу, в котором находился некто. Мгновение узнавания перехватило его горло и сбило дыхание. Это был сам Бессмертный.
[Дальнейший текст составлен на основе сведения бумажных записок и мыслеграмм на личном кристалле, оставленном, после известных событий, Конрадом Авраамовичем Ивановым.
Доступен для чтения только Посвящённым от тринадцатого уровня или Жрецам Коммунизма.
Количество экземпляров регулируется Особой Комиссией Тройки. На данный момент составляет сто пятьдесят единиц.