СРОК
От близкого взрыва меня слегка контузило и здорово присыпало щебенкой. Такое ощущение, как будто кто-то убрал все звуки перестрелки, крики товарищей и вопли раненых, и заменил все это давящей тишиной. С трудом повернув голову, я увидел во что превратился Игорь. Взрывом ему оторвало нижнюю половину, но руки все так же сжимали бесполезный теперь, трофейный шмайсер. Шальная пуля чиркнула по каске, и я поглубже вжался в насыпь. Раскрошенные кирпичи больно впились в лицо, но на это я уже давно не обращал внимания. Бой за город продолжался четыре дня. Витя, Вахтанг, Дмитрий, а вот теперь и Игорь - все они погибли у меня а глазах. А сколько погибло до этого? Будь проклята эта война! Будь прокляты подонки фашисты! От всего нашего отделения осталось только двое, я да Олег. Он сейчас отстреливает немцев, засев у окна на втором этаже этого полуразвалившегося дома. Позавчера он умудрился найти немецкую снайперу, и вот теперь экономно тратит патроны - найти еще вряд ли получится. Незнакомый парнишка, валявшийся в забытье еще совсем недавно, смотрит в небо остекленевшим взглядом. Мы нашли его вчера. Ранение в живот и перебитые осколками ноги. Мы ничего для него не могли сделать. Даже не узнали кто он, за весь день он приходил в сознание только дважды, да и то, только бредил. Оглянувшись, я увидел, что ребята из третьего отделения, короткими перебежками двинули в сторону соседней улицы. Вдохнув, я снова посмотрел на умершего. Ползти к нему, пришлось прижимаясь к земле, так меня хоть немного прикрывали остатки стены. Еще раз посмотрев на его остекленевший взгляд, я закрыл его карие глаза. Прислонившись спиной к стене, я снова пересчитал патроны. Чуда не случилось. У меня осталось пол обоймы в автомате, да одна граната.
Осторожно выглянув над стеной, я осмотрел разгромленную улицу. Разбитые окна, горящие кучи какой-то мебели, уже сгоревший фашистский танк. Под него утром, забросили связку гранат - я так и не понял кто. А там, метрах в ста, засели фрицы. Увидев движение в одном из окон, я послал туда короткую очередь, и тут же залег от ответного огня. Пули разбивали остатки штукатурки на стене напротив. Слух начал возвращаться, и я услышал, как сверху что-то крикнул Олег. Подождав минуту, пока стрельба поутихнет, я снова выглянул и увидел стоящий в конце улице еще один танк. В этом момент на втором этаже раздался взрыв, и меня завалило обломками.
Не знаю, когда я пришел в себя, но было темно. Стрельба доносилась откуда-то сзади. Значит немцы ушли вперед. Я попытался пошевелиться, и с ужасом понял, что не могу этого сделать. Видимо падающие стены второго этажа переломили мне хребет. Через несколько минут я понял, что все еще могу двигать головой и правой рукой. Левая была вывернута под странным углом, но не болела, и на том спасибо. Автомат куда-то пропал, но граната все еще лежала у меня под рукой. Я попытался приподняться, но не смог даже немного перевернуться на спину - мне мешали придавившие меня камни. Оставалось только лежать, и надеется, что смерть не заставит себя ждать или меня найдет кто-то из наших.
Я очнулся оттого, что пошел дождь. Не успел я обрадоваться живительной влаге, как пришла боль. Левая рука горела огнем, было такое чувство, как если бы кто-то ковырялся в ней раскаленными железками. Повернув голову, я все-таки подставил открытый рот, падающим каплям, и за пол часа даже успел напиться. Потом, я решил на всякий случай приготовить гранату. Прижав ее своим телом, правой рукой я ухватился за кольцо, в любой момент, готовый его выдернуть. А потом стал ждать. Мыслей почти не было. Боль в левой руке поутихла, но сознание почти не держалось в моем теле. Я все время проваливался в сон, и видения прошлого мучили меня даже в забытье.
Мне снилось, как я сиротой беспризорником убегал от старших парней. Как чуть не умирал от голода холодными зимами. Как попался на воровстве и потом неделю отлеживался в подвале, после побоев. Как меня поймали милиционеры. Видел коммуну для беспризорников, где провел три года. Там хоть кормили, хотя было не намного легче, чем на улице. Видел завод и вечернюю школу. Наташу, наши прогулки вечерами, первую любовь. И то, как хоронил ее после одной из первых бомбежек. Как соврал, что мне 18. Первый бой. Смерть.
Я очнулся, от пинка ногой. Надо мной стоял немец. Одна рука у него была перебинтована, другой он держал направленный на меня автомат.
- Руссише швайн, - прошипел он, и сплюнув, нажал на курок. Взрыва своей гранаты я уже не услышал.
***
Двое стояли за полупрозрачным стеклом и наблюдали за приходящим в себя человеком на мемостоле. Стол находился в небольшой комнате с белыми стенами и одной дверью. Очнувшийся человек дернулся и пронзительно закричал. Несколько минут он бился на столе, но эластичные зажимы держали надежно. В соседней комнате, где находились наблюдатели, на одном из мониторов, отчетливо было видно его лицо. Гримаса ужаса, страха и отчаянья постепенно пропадала с него, заменяясь выражением ошарашенного понимания действительности.
- Я все таки считаю, что этот новый способ наказания слишком жестоким. Произнес один из наблюдателей, он держал в руках блокнот и периодически что-то в него записывал.
- Вы думаете, что тюремное заключение более уместным? Приподняв брови, заметил второй, одетый в полицейскую форму.
- Нет, но...
- Тюремное заключение и обычные методы исправления преступников, доказали свою неэффективность.
- Это не совсем так, хотя в целом вы и правы.
- Вы же понимаете, что хотя государству сейчас способ внедренной памяти и обходится немного дороже, чем старые, тем не менее, результаты говорят сами за себя. У нас отличный штат психологов, и всего через месяц пребывания здесь, преступник возвращается полноценным членом общества.
Говоривший немного помолчал, а затем добавил.
- Причем он действительно становится лучше.
- Что сделал этот юноша? Спросил одетый в гражданское журналист.
- Этот молодой человек имел в жизни все о чем можно мечтать. Богатых родителей, хороших друзей, любящую его девушку. Но, тем не менее, был испорченным представителем, как говорят "золотой молодежи". Он принимал наркотики, прожигал жизнь, и однажды, будучи нетрезв, сбил на дороге двух пешеходов. Один скончался на месте, а второй до сих пор лежит в больнице.
Оба снова помолчали. В комнату со столом вошли трое санитаров, везя с собой каталку. Подойдя к лежащему на столе, один из них сделал ему укол, после чего начал снимать крепления. В первый момент юноша попытался вырваться, но тут же обмяк и троим санитарам, не составило труда переложить его на каталку, а затем увезти.
- Какую память он получил? - задал очередной вопрос журналист.
- Сейчас он пережил жизнь, одного молодого юноши, погибшего во второй мировой. Эта жизнь была отнюдь не радостной.
- Эти воспоминания останутся у него навсегда?
- Нет, через пару недель, он будет вспоминать их просто как страшный сон, но его психо-профиль уже изменится. И он научится ценить то, что имеет.
- Значит, для него уже все закончилось?
- Нет, в данном случае, ему будет внедрена еще одна матрица воспоминаний.
- Каких именно?
- Если не ошибаюсь, то это будет жизнь одного из рабов негров, на сахарной плантации.
- Где? - на лице журналиста появилось удивление.
- Мы в основном используем синтетические воспоминания людей из прошлого. Они производят максимальный эффект.
- Хм, надеюсь вы правы. Но рабство? На дворе конец двадцать первого века.
- И тем не менее. У нас работают лучшие психологи. А теперь давайте пройдемся по остальным помещениям, насколько я понимаю у вас было такое желание?
- Да, благодарю вас. И они оба вышли из смотровой комнаты.
***
Солнце нещадно припекало спину. Мыслей не было, только однообразные движения секачом, да заунывная песня, которую тянули все рабы, рубя тростник. Мучительно хочется пить, но до перерыва еще не один час, а отойди сейчас и точно получишь плетью по спине. Надсмотрщик все время проезжает мимо на лошади, подбадривая медлительных совсем не словами...