Алмазова Татьяна Владимировна. Современница

Цикл "Современница":

-- "Счастливая семерка"

-- Современница

-- Санкт-Петербург

-- Утро

-- Лужа

-- На смерть Журналиста

-- Бесконечная история

-- Однажды утром (привет Клубу Самоубийц)

-- Монолог сумбурной мысли

Счастливая семерка

Идет "старуха Шапокляк":

ей только двадцать лет,

а за спиной гражданский брак,

и масса громких "Бред!".

А впереди полно идей,

одно большое "Да!",

и небо словно шепчет ей:

- Твоя судьба - звезда!

Друзья как зеркало надежд

- студенты-высший класс.

Один - Философ-пацифист

и пишет свой рассказ.

Второй - Артист в союзе "Миф";,

он учит свою роль;

другой "оттуда"; - Мютью Стив,

финансовый контроль.

Алиса, Настя и Ассоль

рванули на журфак...

И каждый знает свой пароль

к успеху. В руки флаг!

...Прошло лет тридцать.

Так и так - стекло немало вод,

уже старушкой "Шапокляк"

по улице идет.

А позади полно идей,

"Не знаю", "Да!" и "Нет!",

мужья, отсутствие детей,

усталый будний бред.

И пустота. Друзья стекли

в один огромный сток:

Философ спился, на войну

его забросил рок.

Артист... Любим в союзе "Миф".

Он знает свою роль:

среди болванок и олиф

он - Бог и он король.

Коварный Яго, добрый гном

и благородный принц

слились и гнезда свили в нем

под взглядом сотен лиц.

Он... гардеробщик, и суфлер

- актер незримых фраз,

посредник, критик, друг, дублер...

Все вместе в паре глаз.

Ассоль. Она к своей мечте

реальность не нашла.

На пару с кошкой, в пустоте,

сама себе смешна.

Есенин, запах вялых роз,

посредственный роман

и невостребованных чувств

иссохший океан...

Алиса вовсе... умерла,

ее свела мигрень.

А журналисткою? Была.

Какой то бюллетень.

А Настя - бабушка и Мать:

вся жизнь - семейный сад:

стирать, готовить, убирать...

Но Насте каждый рад.

Все знают - аленький цветок

завял, но дал ростки.

Ее семья - судьба и рок,

а дети - лепестки.

И Мэтью Стив, поверте, жив

- богат, практичен, толст.

И каждый вечер, отслужив,

За дружбу пьет и "рост".

Он вспоминает "Шапокляк",

ее задорный смех...

И прибавляет: - В руки флаг!

Я пью за твой успех!

осень 1997 года

Современница

Ортопедический кабинет.

Золушка на очереди.

И дамы преклонных арбузных лет:

"Чего мы тебе и пророчили!"

А ты такая же, как и все

- уставшая от плоскостопия.

Вчера мечтала о колбасе,

сегодня в глазах утопия.

Обыкновенная, берешь плакат,

нарисованный тушью, пальцами,

и идейно направлено - на парад

- в трамвае со всеми зайцами.

И теми же пальцами на мостовой

мелками по стертой поверхности

рисуешь чей-то шарж:как живой,

не лишенный как будто детскости.

Да еще за деньги:бумажные, мятые,

пахнущие всеобщей судьбой.

И люди смеются.Когда поддатые

над этим коронным штрихом над губой.

Да, он тебе вполне удается,

он подмечает характер и нрав.

Плачет последним, кто первым смеется,

когда понимает, как был не прав.

Мы все ошибаемся насчет себя,

когда говорим о душе и о внешности.

Правда выходит лишь у Тебя

- на пустом листе, в исполненье небрежности.

И конечно Ты не "маленький принц",

не пророчица, о судьбах извещена.

Ты просто умеешь услышать птиц.

И просто - Красивая Женщина.

лето 1997 года

Санкт-Петербург

Как если бы ветер развеял сомненья

изнеженно щурюсь весеннему солнцу.

И патокой вязкой, сладчайшею ленью

опутаны мысли и сердце смеется...

И льются лучи на литые ланиты

Твоих куполов, мои Белые Ночи.

И может все сказано, чувства испиты,

Но час твоей смерти навеки отсрочен.

В оградах, граничащих с графикой неба,

в гранитных ступнях, в твоих

мраморных пальцах

мелькнет тень Петра. И как будто и не был.

Остался народ. И твой образ остался.

И всадник, осевший под осенью нации

- опавшей, раздетой, голодной дождливой...

И желтой, как грусть. И как венчик акации.

И злобно бурлящей. И нежно ленивой....

В изгибе ромашково-белом признанье

- я вижу друг к другу склоненные шеи.

"Ты лебедь моя, ты мое обожание..."

"Ты ветром и волнами чувства овеян!"

весна 1997 года

Утро

Вечер дремлет на пороге,

приобняв за плечи Ночь.

В сенях прикорнула дочь

- Сон заботливый и строгий.

Шум и топот не разбудят

до поры уснувших. ветер,

убаюкав, будет петь им

про превратность наших судеб.

А в палатах смех и солнце

- День гуляет громогласный.

Утро - сын его прекрасный

щебетаньем птиц смеется.

он влюблен и в этом чувстве

не найдет себе покоя...

От того оно такое

- утро радости и грусти.

осень 1997 года

Лужа

Жизнь прошедших поколений

нам из лужи улыбнется:

старый дом в уединеньи,

в серой дымке неба - солнце.

Человек бредет куда-то,

он не видит лужи ценность.

В ней - пародия на завтра,

в ней действительности бренность.

Улыбнись в нее - увидишь

губ ответное движенье...

Есть романтика и в луже.

Вот о чем стихотворенье.

1994 год

На смерть журналиста

Упали слова в безграничную невидаль,

Разбились о слух, раскрошились в сердцах...

Давно ли в тоске мы по жизни чьей не были?

Давно ли снимали мы маску с лица?

Давно ли рыдали от боли, вновь найденной,

потерянной ранее в слове "пройдет",

давно ли шептали: Найти бы ту гадину...

давно ли с тревогой смотрели вперед?

И вот снова смерть, снова в душах трагедия.

Я бью кулаком о пресованный мел:

Зачем эти - в "ящике" - строят комедию?!

Зачем ему смерть? Он ее не хотел.

За ней не стремился, ее не отталкивал,

он шел по прямой не пытаясь сбежать.

Не раз спотыкался о зависть - Бог сталкивал,

но в этот раз ...так и остался лежать...

Я в блеске ботинок усмешку увидела:

рыдайте - погибла живая мечта

о сказочной жизни, покуда невидимой.

...Была в нем изысканность и простота.

Я помню глаза эти, светлые, добрые,

живые глаза. В них светящийся ум.

Плачь помнящий, в том ничего нет зазорного,

быть может смягчится жестокости бум.

весна 1995 года

Бесконечная история

...Спят в песочницах игрушки,

Спят на лавочках старушки,

И занудные кукушки

В парке мирно спят.

Даже старые качели

на корявой лысой ели

Тихо спят и, в самом деле,

Вовсе не скрипят.

Спит и сторож, дядя Миша.

В эту ночь он не услышит,

Как прожорливые мыши

Жрут на складе дичь.

Будет спрос за недостачу,

- сон охранника оплачен, -

Спать не должен. Миша плачет:

- Ах, я старый хрыч!

Спит механик, храп разлился...

Мать вздыхала: "Ты б женился.

Я боюсь, как бы не спился,

Каждый день - заказ... "

Деньги есть, а значит - водка,

и дешёвая селедка,

И задобренная тётка

С маслом пьяных глаз.

Спит Елена. Ей - прекрасной

Снится сон, как в небе ясном,

Поясочком опоясан,

К ней несётся Он.

На кораблике крылатом,

юн лицом, ума палата,

И высокая зарплата.

Весь в неё влюблен.

Сплю и знаю, где я не был.

...Буду я, и будет небо,

И луна, как ломтик хлеба,

"Порошковый путь".

Город спит. И каждой ночи,

С её снами, как ни хочешь,

Больше не вернуть.

осень 1997 года

Однажды утром

(Привет клубу Самоубийц)

Однажды утром я проснусь не просыпаясь,

И встав со смятых снами простыней,

Я выйду в жизнь, земли лишь раз касаясь,

В тот миг как телом след оставлю в ней.

В сиянье снов, оставленных в потемках,

И тут же взятых памятью с собой,

Я буду падать, но летать

В душе пока не выросшим ребенком,

Как стриж, мечтою, воспаряя над толпой.

Вам будет больно, мне - безумно сладко.

Я буду плавать в собственном бреду.

И скажут горько: "Дурочка... ",

А кто-то, может быть, с ухмылкой: "Психопатка...".

Ну что ж - в психоз свой полностью уйду.

Уйду неслышно, тенью не касая,

Ни стен домов, ни тротуаров гладь.

Сама как тень, стою в снегу босая,

И чудится: "Забавно - умирать".

Глаза блестят - слеза ползёт упрямо.

У всех присутствующих скорбно-жалкий вид...

И хочется сказать: "Прошу, не надо, мама! ".

Могу уйти. Но сердце не велит.

Любовь сильна. Она зовет обратно

В оставленный в полете мною мир.

И снова, и опять, а значит - многократно

Придержит главный выигрыш жизни тир.

1994 год

Монолог сумбурной мысли

Тонкие строчки срывались и падали

В тёплые струи линий руки,

В тени сомнений:

"Может... ", "А надо ли?",

В дебри разбавленной плачем тоски;

В солоноватый раствор, выполняющий

Функцию слез -

Показателя Вас,

Вашей души, то отменно воняющей,

То расцветающей в отблеске глаз.

Тщетно стремились сказать ощутимее,

Чтобы вас поняли Тот или Та...

Стали, не зная,

С Самим побратимом Вы,

Вновь задавая вопрос. Пустота...

В массе людей одиноки и загнаны,

Тщетно ища, натыкаясь на след,

След от плевка,

Путь заведомо заданный.

Ориентиры на "да" и на "нет".

Зря израсходовав жизнь на раздумья:

Как бы, чтоб "да",

Но с оглядкой на "нет",

Сами собой превращаемся в мумии,

Кутаясь в страхи, расчёт и запрет.

Лечим, нуждаясь в самолечении,

Элементарных не зная вещей,

Учим. Толкуем, не зная значения...

С вилкой в руке дегустация щей.

Чувствуя новое, не открываемся,

А запираем поглубже в нутро.

Нам доверяются, мы издеваемся,

Как автомат для жетонов в метро.

Смачно отплёвывая откровения,

В грязь опускаем тяжестью фраз...

Где наши чувства, мысли и рвения?!

Канули. В иле опущенных глаз.

Тонкие строчки срывались и падали.

С губ рвался звук - то ли стон, то ли свист...

"Может ему прочитать? " Тут же: "Надо ли? "

Правда, а надо ли... Скомканный лист.

лето 1995 года

Оставить комментарий © Copyright Алмазова Татьяна Владимировна (egoistcka@narod.ru) Размещен: 11/09/2010, изменен: 11/09/2010. 16k. Статистика. Сборник стихов: Поэзия		Ваша оценка:

Алмазова Татьяна Владимировна : другие произведения.

Современница